Текст книги "Банда Мило"

Автор книги: Дэнни Кинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

– Я уже принес свои извинения.

– Я тоже. Прости, что ты снова ушел, несмотря на мои страстные речи о том, как тяжело и невыносимо мне с тобой расставаться. Я ведь тебя предупреждала, чтобы больше такого не повторялось. Помнишь, как я тебе это говорила?

– Да, – ответил я, хотя помнил смутно.

Подобного рода разговоров в те времена мы заводили бесчисленное множество, так что с уверенностью сказать, какой из них Элис имеет в виду, я вряд ли мог. Тогда слова ее воспринимались мной как своего рода комплименты вроде: «Я люблю тебя и не хочу расставаться ни на миг». Я и не осознавал, что на самом деле слышу угрозы. Вот в этом все женщины: нет чтоб подойти и выдать все прямым текстом, так им вечно надо запрятать смысл где-нибудь между строк, и храни вас Господь Бог, если до вас он не дошел.

– Помочь вам донести покупки до дома? – Это все, что я нашелся сказать.

– Нет уж, спасибо. Не могу я доверить тебе яйца. Вдруг ты с ними сбежишь.

– Бьешь ниже пояса.

– Ага. Я так и думала, что это тебя заденет.

– Мамочка сердится на плохого дядю за то, что он ушел, – обратился я к Марку, который в ответ пустил из носа несколько пузырей.

– Мамочка не сердится. Мамочка всего лишь хочет, чтобы плохой дядька занялся тем, что у него получается лучше всего, и снова ушел.

– Мамочка не любит плохого дядю, хотя когда-то мы с ней дружили.

– Да, но плохой дядя скверно обошелся с мамочкой, поэтому мы больше с ним не дружим.

– Плохой дядя хочет просто извиниться и попросить прощения за свой скверный поступок.

– Мамочке не нужны извинения плохого дядьки.

Мамочка хочет жить своей жизнью.

– Я знаю. Но городок наш маленький. Поэтому мамочка будет постоянно сталкиваться с плохим дядей. И плохой дядя хочет помириться с мамочкой и снова быть друзьями.

– Мамочка советует плохому дядьке переходить на противоположную сторону улицы каждый раз, когда он ее увидит, и больше никогда ей не докучать.

– Вот видишь, какая она, – сказал я Марку, хотя его, похоже, это тоже ничуть не волновало.

Из-за угла вырулил автобус, и Элис принялась собирать сумки и пакеты. Я и надеяться не смел, что она вообще взглянет в мою сторону даже чтобы попрощаться, но вместо этого она сбросила личину непробиваемой стервы и заговорила со мной тоном, который я уже начал забывать.

– Послушай, Даррен. Мне трудно будет это произнести, но я все равно скажу. Тогда ты просто не сможешь более меня доставать. Когда-то я действительно тебя любила. Любила сильно. Даже слишком. До безумия… Но что, ты думаешь, я вспоминаю, оглядываясь на те дни? Только боль. Не любовь… а боль. Это неправильно. Ты очень сильно ранил меня, Даррен. И ранил так, что и представить себе не можешь… А я никогда не смогу простить тебя за это. А свою фантазию о том, что мы можем начать все сначала и снова быть вместе… Просто выкинь ее из головы.

Этого не будет никогда. Ты для меня в прошлом… Всего лишь воспоминание. Я попытаюсь думать о тебе нежно, когда смогу, но такое вряд ли будет часто случаться. Я теперь живу ради себя и Марка.

Я обратил внимание, что она не сказала «ради себя, Марка и Брайана».

Элис подалась вперед и слегка поцеловала меня в губы.

– Прощай, – промолвила она, глядя прямо мне в глаза, и я тут же понял, что все по-настоящему.

Дверь автобуса открылась, и Элис с коляской и покупками, с трудом пробив себе дорогу, принялась рыться в кошельке, чтобы оплатить проезд.

– Я правда изменился, – бросил я вслед, но она и не обернулась, и даже не глянула на меня в окно, когда автобус тронулся с места.

И в тот момент мне стало так плохо, как не было бы, упусти я десятифунтовые банкноты всех старушек Британии.

6. Вероятно, ограбление

– Пару дней на душе скребли кошки, мысли были за-биты одной только Элис, и в голове постоянно вертелся вопрос: как же наши отношения могли разладиться до такой степени? Трудно вообразить, что когда-то мы так любили друг друга, что даже мысль о расставании – пусть коротком – являлась для нас невыносимой. Я постоянно вспоминал, как мы подшучивали друг над другом, как делились секретами, как занимались любовью… Хотя последнее напрасно, потому что при каждом воспоминании об этом я не мог сдержаться и не испытать сильнейшее сексуальное возбуждение, отчего чувствовал себя еще более подавленным.

Исключительно по необходимости я сделал то единственное, что, по моему мнению, могло бы помочь мне забыть Элис.

– Вот это был заряд, – поздравила меня Баб.

– Угу, – тяжело выдохнул я себе под нос и перекатился на свою сторону кровати, где валялась наспех сброшенная одежда. – Во сколько возвращается твой старик?

– Колин? Его не будет до шести, так что у тебя масса времени. Мы сможем поболтать, так сказать, нагнать упущенное. Есть хочешь? – спросила она, поправляя очки на переносице.

– Э-э… нет. Боюсь, не полезет. Да и не могу я. Мне нужно попасть на почту и обналичить чек, – выговорил я и сунул ноги в штанины.

– Ладно. Тогда, может, выпьешь чаю на дорожку?

Чайник поставить недолго.

– Хм… ну что жэ давай, – согласился я и передал ей коробку «Клинекса».

Барбара заварила чай, бросила на тарелку кусок пирога и поставила все это передо мной. Мы немного поболтали о положении вещей в мире, о том, как она переделала под себя одного парня, а другого послала подальше за то, что он заявил, будто бы «чует дерьмо на расстоянии». И первый, и второй были еще во времена школы, но не прошло бы и часа, как оба могли оказаться в числе ее нынешних завоеваний на любовном фронте. Так что, воспользовавшись этим предлогом для успокоения совести, я ускользнул из рук Баб.

– Заходи, когда захочешь. В любое время. Я всегда в твоем распоряжении, – произнесла она, одаривая меня глубоким влажным поцелуем и наглаживая через джинсы мой член, пока я пытался протиснуться через входную дверь.

Добравшись до края дорожки, я проверил свое самолюбие. Не-а… я все еще недоволен собой. В общем, чтобы утешиться, решил я опрокинуть бокальчик пивка с пакетиком орешков. Только для начала обналичу чек.

Почта оказалась небольшим отделением, которому на вид было лет сто. Оно служило домом старику-почтмейстеру примерно того же возраста и двум дряхлым курицам, которые сидели за проволочной сеткой и, кажется, знали всех, стоявших в короткой очереди, по именам. Интересно, станут ли они здороваться со мной и справляться о здоровье моей семьи после того, как я буду мозолить им своим чеком глаза в течение двух месяцев? Или сочтут меня очередным вымогателем пособия по безработице и станут воротить нос? Нет, похоже, это весьма дружелюбная шайка. Они все примут на веру и будут вести себя со мной вежливо и учтиво, пока я буду отвечать им взаимностью.

Кажется, именно в этом и заключается смысл законопослушного общества – во взаимном уважении. Каждый соглашается жить по определенным правилам, и уважение происходит от решимости их придерживаться. В сущности, эти старики на почте и есть краеугольный камень нашего общества. Они проявят ко мне уважение и отнесутся как к равному, если только я не выкину ничего, что нарушит существующее положение вещей, например, свяжу их струнной проволокой и скроюсь со всеми их денежками. Выходит, если никого из них не грабить, не насиловать и не убивать, то автоматически заслуживаешь их уважения.

Опять же в случае с той старушенцией и ее десяткой… Все-таки неплохо было заиметь ее уважение. Знаю, это прозвучит нелепо и смешно, но я практически видел, как эти старушки и остальные посетители смотрели на меня и думали: «Какой умница! Молодец, что нас не грабит! Здорово, что просто пришел на почту с той целью, для которой она и предназначена. Просто молодчина!»

В свою очередь, я стоял весь такой милый и беспечный, всем видом выражая: «Я просто хочу обналичить чек. И всего-то. Вам ничего не угрожает. Я больше этим не промышляю. Хочу приспособиться и жить спокойной размеренной жизнью».

«Молодец. В самом деле. Потому что он ведь раньше был опасным типчиком».

«Да. И мне приходилось о нем слышать. Настоящий ворюга, Не заслуживающий абсолютно никакого доверия. И тем более чьего-то уважения».

«Ну, он ведь больше этим не занимается. Отныне и вовек он один из нас. И пришел он сюда только ради того, чтобы обналичить чек. Он даже скажет «пожалуйста» и «спасибо», когда будет получать деньги». «Что ж. Это заслуживает уважения». «Разумеется, заслуживает. Особенно в свете того обстоятельства, что это место словно создано для того, чтобы его ограбили». «Правда?»

«Господи, конечно же. Только взгляните на ту камеру наблюдения. Вон она, там, наверху. Провод даже не подсоединен. Она абсолютно ничего не записывает». «То есть вы хотите сказать, что в случае ограбления не останется никаких записей для полиции и суда? И им придется основываться на показаниях кучки свидетелей?»

«Именно об этом я и говорю. Да вы только взгляните на нас, ради бога. Разве мы похожи на людей, которые выдержат перекрестный допрос? Половину шариков я растеряла еще многие годы назад, так что вряд ли в суде от меня будет какая-либо польза».

«Да и от меня тоже. Частенько я даже не могу припомнить, какой сегодня день. Мне бы только чашечку чая и где бы присесть».

«А теперь обратите внимание на дверь, что ведет к кассе. Древесина вокруг задвижки совсем трухлявая. Под напором сильного плеча дверь просто настежь распахнется, и все… готово дело! Особо и напрягаться не придется. К тому же Стэн постоянно забывает ее запирать. Посмотрите, дверь приоткрыта и сейчас».

«И правда, только взгляните. Просто чудовищно. И что, там у них находится вся наличность, а охраняют ее лишь те две дряхлые дамы?»

«Да уж. Вынести это местечко проще, чем сходить пописать. Как два пальца…»

«Тем более удача, что ом пришел сюда не грабить нас».

«Да. Нам повезло, что он изменился».

«За одно это мы обязаны его уважать».

– Следующий.

– Что-что?

– Следующий.

– Что еще за следующий?

– Да, да… парень, витающий в облаках. Чем могу помочь?

Я вдруг резко вернулся в реальность – словно кто-то выключателем щелкнул – и обнаружил, что стою в самом начале очереди и таращусь на одну из старушек.

– С тобой все в порядке, милок? – поинтересовалась она, а я сунул свой чек.

– Да. Простите. Что-то замечтался, – вымолвил я, и она добродушно захихикала, а потом напела первую строчку какой-то песни про фантазера, но я не узнал ее.

Все так же мило посмеиваясь, она поставила печать на мой чек и начала отсчитывать деньги, как внезапно дверь почтового отделения распахнулась настежь, двое в лыжных масках ворвались внутрь и, угрожая рукоятками мотыг, скомандовали всем улечься на пол.

Все рухнули вниз, старушки закричали, я же, не в силах поверить собственным глазам и ушам, не мог сдвинуться с места. Возможно ли, что только я подумал, и оно происходит? Возможно ли, что я должен улечься на пол вместе с остальными посетителями? Возможно ли, что все в этом помещении, кажется, крайне удивлены тому, что их грабят?

– Лежать! – заголосил главный бандит, толкая старика на пол.

– Лежать! – крикнул его сообщник молодой маме с коляской.

– Лежать!

– Лежать!

– Ле… Что за черт! Это ты, Мило? – остановившись напротив меня, пробормотал приятель в лыжной маске. – Э-э… то есть лежать! – бросил он, вдруг опомнившись, и пихнул меня на пол.

Я ничего не ответил и сделал все, как он сказал, но пока почтовые денежки перекочевывали из кассы в их сумку, каждый из нас троих чувствовал некую неловкость ситуации и смущенно смотрел другому в глаза. Из всех заложников я, пожалуй, испытывал самое сильное чувство тревоги и в любой момент ждал удара рукояткой кирки по голове, но парни оставили меня в покое и обходились не хуже и не лучше, чем со всеми остальными.

За тридцать секунд они опустошили ящики с наличностью, марками и почтовыми денежными переводами и приказали всем оставаться на своих местах в течение пяти минут, в противном случае угрожали вернуться и устроить всем настоящую взбучку. От такой перспективы одна старушка в голос запричитала и принялась подвывать. Я даже непроизвольно затряс головой от того, насколько доверчивыми и легковерными бывают люди.

– Вот так. А теперь все остаются на полу и закрывают свои гребаные глаза. Я не шучу. Всем закрыть глаза! Я ведь проверю!!!

Эта часть ограбления осталась для меня непонятной, но я добросовестно выполнил их требование и закрыл глаза. Не успел я этого сделать, как почувствовал в своем кармане руку, и кто-то еще похлопал меня по плечу. Я открыл глаза и увидел парня, который со мной поздоровался. Он прижимал палец к губам. Я кивнул в знак того, что буду хранить молчание, он поднялся на ноги и вместе с приятелем скрылся из виду.

Как только они ушли, я вскочил на ноги и проверил прилавок на наличие на нем моих денег. Их не было.

– Разве вы не слышали, что он сказал? Он сказал всем оставаться на полу, иначе они вернутся и нас побьют, – сообщил мне почтмейстер.

– О, я вас умоляю! – изрек я в, ответ и оглядел съежившуюся на полу в страхе за свои жизни от абсолютно пустой и нелепой угрозы престарелую паству.

Еще пару мгновений назад я гордо называл себя одним из них, теперь же мне хотелось убежать от этого жалкого сборища как можно быстрее. Тем не менее я не настолько глуп, чтобы покинуть место преступления и слоняться в окрестностях, когда вой сирен становится все громче и громче.

Я уселся на крыльце почтового отделения и закурил сигарету. Вот чего мне действительно хотелось, так это выпить. Но, по всей видимости, чек сегодня мне не обналичить. Интересно, смогу ли я вообще когда-либо получить по нему деньги, если на нем уже стоит печать? Внезапно я почувствовал, что меня сильнейшим образом оскорбил тот факт, что вместе с почтовыми похищены и мои собственные деньги.

Я оказался жертвой, и мне это чертовски не нравилось.

Сунув руки в карманы, чтобы проверить, что еще пытались спереть мои дружки, к своему удивлению, я обнаружил, что ничего не пропало. Скорее наоборот. Рядом с бумажником и всякой мелочевкой в своем собственном кармане я нашел одну, две, три, четыре, пять… пять двадцатифунтовых купюр. То есть сотку фунтиков. Пособие по безработице за две недели составляло 82 фунта, так что я остался еще и в наваре.

Я потер руки и повеселел, потом улыбнулся и снова задался вопросом о возможности обналичить свой чек.

– Они знали твое имя, – напирал Уизл.

– Ну, я – паренек популярный, – отвечал я.

– Увиливай, сколько хочешь, Мило. На сей раз мы сцапали тебя на месте преступления.

Уизл откинулся на спинку стула и с самонадеянным и довольным видом скрестил руки на груди.

– Ты должен признать, что все свидетельствует не в твою пользу, – добавил Росс, разыгрывая участливого и заботливого копа.

– Полагаю, мой клиент и так уже оказал необычайное содействие следствию, сержант. Чего еще вы от него хотите? – вступил назначенный мне адвокат Чарли Тейлор.

Да, на сей раз я настоял на присутствии адвоката. Виновен я или нет, но ни в том, ни в другом случае я не собираюсь один отбиваться от обвинений этих двух лбов. Тем более после того, как меня подставила на месте ограбления кучка растерянных престарелых маразматиков. К тому же я не намерен брать на себя ответственность за произошедшее. Нет уж, это не моя работа.

– Содействие? Мы по меньшей мере имеем право привлечь его за учинение помех следствию. Либо он назовет имена тех, кто вынес сегодня почтовое отделение, либо мы предъявим обвинение ему. И я не шучу, – заявил Уизл и для пущей наглядности своих слов несколько раз стукнул пальцем по столу.

– Я уже сказал, что этих людей не знаю. На них были маски. Кто знает, может, это были вы…

– Они знают твое имя.

– Ну и что? А вы его не знаете?

– Вот вам и ответ, сержант. Ему ничего не известно. Так что либо вы сейчас же предъявляете ему обвинение, либо отпускаете его. Лично я на вашем месте немедленно отпустил бы моего клиента. Вы не хуже моего знаете, что служба уголовного преследования в мгновение ока отметет это дело и поднимет вас на смех. Не хотите ведь вы, чтобы над вами смеялись громче обычного.

Уизл не клюнул. Он только еще пару раз маханул по столу и сказал, что решать мне.

– Тебе известны их имена, – настаивал он в миллионный раз, но как раз здесь-то он ошибался.

Разумеется, основываясь на некоторых фактах, я мог бы догадаться об имени одного из грабителей. Однако ручаться за правильность этой догадки я бы не решился. Обмен репликами с моим «замаскированным» приятелем был очень непродолжительным. К тому же с большинством из знакомых я не виделся как минимум лет десять. Всякий знает, что за десять лет с человеком может произойти все, что угодно. Сомневаюсь, что я в состоянии узнать половину своих одноклассников. Конечно, я не вспомнил бы их имен. И уж определенно не сообщил бы Уизлу, даже если такое бы произошло.

– С пятнадцати лет я то и дело оказывался в тюряге. Только подумайте, со сколькими преступниками мне пришлось отсидеть за все эти годы. Это могут быть любые два чувака из сотен типов. Я не могу сказать, кто они.

– Нет? Готов поспорить, что ты мог бы по крайней мере чертовски хорошенько предположить, я не прав? – заявил Росс.

– Ничего предполагать я не собираюсь. Вам надо, вы и гадайте. Мне же плевать.

– Мой клиент никаких догадок высказывать не будет. Это не его забота, а ваша, – заявил Чарли Уизлу и был прав, как никогда. А вдруг я предположу, что это Гарри Мэдисон, а окажется, что это вовсе не он? Зная Уизла, он еще пришьет мне попытку надругаться над судом. И вообще он что, думает, я – маг-чародей?

– Лучше бы тебе начать сотрудничать с нами. Смотри, ведь можешь снова загреметь за решетку. Может быть, там у тебя лучше получится думать.

– На пятерку спорю, что ничего вы мне не пришьете, – изрек я и протянул Уизлу руку.

– Ты сам напросился на пари, сынок, – ответил тот и взял меня за руку. – Я его принимаю.

Спустя полчаса Уизл провожал меня к выходу из участка. Тогда я и поинтересовался, когда могу получить свои обещанные пять фунтов, но мерзавец просто влепил мне подзатыльник.

– Убирайся с глаз моих, – бросил тот, практически выпихивая меня из участка, и тут же нырнул обратно, чтобы я больше ему не досаждал.

– Ну, спасибо, Чарли, – сказал я, повернувшись к адвокату, и мы обменялись быстрым рукопожатием на крыльце отделения полиции. – Думаю, если бы не вы, мне, вероятно, пришлось бы задержаться здесь еще на неопределенное время.

– Пожалуйста, Даррен. Рад помочь. И побольше тебе неприятностей. – Он улыбнулся и укатил в роскошном новехоньком сверкающем «ягуаре».

Я глянул на часы. Половина десятого. Какой прекрасный летний вечер! И у меня возникло просто невероятное желание что-то срочно предпринять!

7. Консультация Терри

Мне удалось вытащить Патси в паб, и мы долго – примерно с час – болтали о его разводе и о моих сомнительных перспективах устроиться на работу. И когда мы оба готовы уже были разрыдаться, Рон объявил о приеме последних заказов, так что я отправился домой, где обнаружил Терри, развалившегося на диване и бережно, словно ребенка, убаюкивающего бутылку лимон ной водки.

– Хочешь ножку? – спросил я и швырнул ему в лицо добытое честным путем ведро с жареной курицей.

За целый день я и маковой росинки во рту не держал и был голоден как волк. Так что купил себе столько курицы, сколько смог унести, и теперь считал себя человеком полезным во всех отношениях, с которым выгодно водить дружбу.

– Давай, – ответил пьяный в стельку Терри и схватил целую пригоршню ножек.

– И что празднуем? – поинтересовался я, пытаясь силой вырвать бутылку из его крепких объятий – признаться, на это ушло достаточно много времени, – чтобы налить и себе стаканчик.

– Празднуем? Ничего я не праздную, Как раз наоборот. Скорблю. Вот этим и занимаюсь, – невнятно промямлил Терри и попытался окинуть меня мутным взглядом опухших глаз.

– О! И по какому поводу наша скорбь? – потягивая водку, допрашивал я.

– Меня уволили, – рассмеялся братец.

– Уволили? За что это? Сунул пальцы в чужую кассу?

– Ну конечно… Тогда это было бы правильно, да?

Нет, ничего я не крал. Я просто… дерьмо. Разве я был дерьмом? Нет. Дерьмовой была работа. Вот где действительно дерьмо. – Он убедился, что я слежу за ходом его мыслей. – И как можно оставаться хорошим на дерьмовой работе?

– Пожалуй, соглашусь, – начал я, но Терри не дал мне договорить.

– Согласишься? Да что ты об этом знаешь, лодырь долбаный? Только и знаешь, как уклоняться от работы. За всю свою жизнь и пальцем не пошевелил. Что ты можешь понимать?

– Господи боже, что ж ты на меня-то напал? Я на твоей стороне.

– Вот устроишься на работу, поработаешь на ней несколько лет, тогда поймешь, о чем я говорю, – заявил он, размахивая перед моим носом куриной ножкой. – Работать ведь тяжело. Вот так горбатишься, горбатишься, а тебя увольняют. И то, если повезет, – выпалил он, потом немного подумал. – Чуть свет продираешь глаза, тащишься на работу, которую ненавидишь, вкалываешь на ней изо всех сил, только чтоб иметь крышу над головой, и что же? Совершаешь пару ошибок – и все! – тебя вышвыривают на улицу. Ублюдки! Козлы гребаные! Андертон… – не на шутку разошелся Терри, почти всерьез нападая на курицу. – Какой же ублюдок! – заявил он но не уточнил, кто именно. И добавил: – Я ведь так старался!

И я ему поверил.

– И ты мне советуешь вести такой образ жизни? Работа, гроши, пинок под зад?

– Ой, будь любезен! К тебе это не относится. Мир не ополчился против тебя, – покровительственно заявил он, словно старший брат.

– Эй, ты сам начал. Не ты ли постоянно твердил мне бросить воровать и начать жить честно. А теперь погляди на себя. Какой-то истерично жалеющий себя соплежуй, – изрек я и добавил: – Без обид.

– Ограбление не является ответом на все проблемы, Даррен, – вымолвил Терри и швырнул куриную косточку через кухонную дверь, умудрившись попасть прямо в раковину – неплохой бросок. – Еще, – потребовал братец и угостился куском грудки.

– Однако пару проблем оно все же решить может. И твоих, и моих, – заявил я, пытаясь его раззадорить.

– Ага, думаю, пару лет нам не придется беспокоиться по крайней мере об обедах и квартплате.

– Хочешь, верь, хочешь, нет, но иногда все сходит с рук.

– Что-то не припомню, чтоб в этом тебе сопутствовал успех, Мило, – с издевкой бросил Терри, назвав меня моим прозвищем.

– Ну уж неправда. Я безнаказанно провернул кучу дел. Чертову кучу!

– Херня это все. Из тебя такой вор, как из меня помощник директора. Даже хуже. Вот что я скажу тебе: если бы воров отправляли в отставку, ты получил бы свою еще много лет назад. Знаешь, ведь в отношении тебя мама была права: ты – дело проигранное.

– Да что ты? Я-то не лежу на диване, словно девчонка, выплакивая глаза о потерянной работе, которую к тому же и не любил вовсе, – заявил я, немедленно пожалев о сказанном. Уж слишком злорадно прозвучали мои слова.

К счастью, в таком состоянии Терри уже на все было плевать.

– Дело не в работе. Все упирается в деньги. У меня нет никаких сбережений, во всяком случае, их не очень много. Их хватит лишь пару раз выплатить по закладной – это если последующие несколько месяцев перебиваться с хлеба на воду, – а потом мне конец! – объяснил он, и я понял, что это его на самом деле очень тревожит.

– И что ты собираешься делать?

– Для начала начну снимать с тебя арендную плату, – сказал брат, и внезапно я увидел, в каком крайне плачевном состоянии мы оба находимся.

– Да? А что, черт подери, тогда прикажешь делать мне?

– То же, что и всем остальным: найти работу и надеяться, что не потеряешь ее.

– Я и так стараюсь, правда стараюсь. Ты ведь сам видел, на скольких собеседованиях я побывал.

– Даррен, в твоем положении привередничать не приходится. Ты не можешь рассчитывать на тепленькое и уютное местечко. Ты ведь рассказывал, как тебе предложили работу на лесном складе, а тебе она не понравилась, потому что связана с тяжелыми физическими нагрузками. Что ж, у меня есть для тебя новость, мой большой, ленивый, уклоняющийся от работы братец: с этого понедельника она начнет тебе нравиться, – заключил он, и у меня по спине пробежал холодок, и возникло такое чувство, что в руки мне воткнулись тысячи маленьких невидимых заноз. – Все, я спать. Похмелье уже подает первые признаки жизни. Утром увидимся.

– Ага. Крепкого тебе сна, – пожелал я, хотя в его состоянии иначе у Терри вряд ли бы получилось. Той ночью я видел сон.

Я нахожусь на лесном складе. Вокруг меня повсюду куски дерева, и на них колючек больше, чем у дикобраза, у которого ко всему прочему еще и голова болит. Моя задача переместить их из одного конца склада в другой. Но у меня нет никаких сил, а ботинки такие тяжелые, как будто сделаны из свинца. Я прилагаю максимум усилий, чтобы сдвинуть с места даже самую маленькую ветку, и в отчаянии озираюсь по сторонам в поисках места, куда бы спрятаться и схалтурить. Потом я оказываюсь на почте, и старушка отказывается выдавать мне деньги. Меня это невероятно угнетает, потому что за ее спиной стоят целые стопки купюр, а она сидит и тупо ничего не делает. Пиво стоит пятьдесят фунтов за кружку, я заказываю три. Рон принимает заказ, но не дает мне и глотка сделать. Я начинаю требовать с него свое пиво, а тот лишь талдычит, что моя мама запретила ему давать мне пиво и что мне не следовало возвращаться в тюрьму. На что я возражаю и говорю, что уже освободился, и тут вдруг вспоминаю, что сижу в тюряге. Но не могу понять, почему я туда вернулся. Задумываюсь. Вспоминаю, как освободился, потом вспоминаю почту и понимаю, что мне не следовало там находиться. Я умоляю мистера Баньярда, пытаюсь объяснить, что это ошибка и что никто мне не говорил, чтоб я не ходил на почту. Он ни в какую и велит мне продолжать работу и сложить те бревна на противоположном конце склада, иначе мне никогда не выйти из тюрьмы. Именно в тот момент я понимаю, что почтовое отделение находится в углу огромного помещения. И на сей раз просить денег я не стану. Я намерен их взять и бежать прочь, бежать, пока не убегу. И как раз на данном этапе меня разбудил Терри и спросил, не желаю ли я отведать на завтрак котлету по-киевски.

Это выглядело до того смешно и нелепо, что показалось мне продолжением сна. Но все происходило наяву.

– Это все, что у нас есть. Яйца и ветчину я доел еще вчера. Есть еще немного молока, но его хватит только на чай. Э-э… к тому же, кажется, у нас закончились хлопья.

Я с превеликим трудом поднял свое тело в практически вертикальное положение и твердой рукой стер с лица остатки сна.

– Времени сколько?

– Почти одиннадцать. У тебя такой вид, будто, на тебе всю ночь пахали.

– Все дурацкие сны, мать их, – пробормотал я и быстренько, пока не забыл, пересказал сон братцу. – Короче, беспорядок повсюду.

– Да уж. Что скажешь, сон как раз для тебя. Котлету по-киевски будешь? Какой я восхитительный все же, – заявил он, сам не понимая, что сказал, чем невероятно меня рассмешил.

– Нет, пожалуй, только чай.

И только тогда я заметил, что на Терри рубашка и галстук.

– Куда это ты собрался? Я думал, тебя уволили.

– У меня собеседование. Ну, скорее даже неформальная встреча. В половине двенадцатого, – пояснил он, взглянул на часы, потом на коробку замороженной курицы и сунул ее в микроволновку.

– Уже? А ты времени даром не теряешь! Как тебе удалось так быстро договориться о собеседовании?

– Это неофициальная встреча. Только и всего.

– Хорошо. Пусть будет неофициальная встреча. Как ты так быстро ее организовал?

– Ну, у меня все-таки есть пара друзей, – произнес он и почесал переносицу.

Я обдумывал слова Терри, пока тот носился вокруг меня, прибирая квартиру, и пришел к такому же выводу.

У меня ведь тоже были друзья.