Текст книги "Банда Мило"

Автор книги: Дэнни Кинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

3. Торговля лицом

Следующим утром я проснулся с жуткой головной болью и сушняком. Еще бы: я ведь всю ночь пил «Стеллу». Осушил два стакана воды, проглотил два аспирина, и меня тут же вычистило в унитаз. Потом я выпил еще два стакана воды и еще пару таблеток, но снова проблевался. Видимо, мои мозги еще не успели перестроиться из тюремного режима, потому что Терри, проходя мимо, отметил, что в благовоспитанном обществе для подобных процедур люди, как правило, закрывают дверь.

– Тебе разве не надо на работу? – поинтересовался я, когда пятью минутами позднее братишка протянул мне чашку чая (уже на кухне).

– Нет. Я заболел. Похоже на грипп. Сейчас позвоню в офис.

– Пойду пройдусь. Ты вроде говорил, что приготовишь для меня дубликаты ключей?

– Ой, совсем забыл. На, возьми мои. Сделаешь сам – все равно тебе гулять. Только верни мне их до вечера, ладно? – предложил он, и впервые за три с половиной года я взял в руки ключи. – Это что-то типа фомки. С их помощью проникают в дом, – пояснил Терри.

– Все ясно.

Первая остановка – «Эр-Джи ньюс». Нужно повидаться с Патси. Я надеялся, что он подгребет прошлой ночью, но парень так и не появился.

– Я даже не знал, что ты освобождаешься, – разъяснил он.

– Разве Терри тебе не сообщил?

– Нет. Честно говоря, мы почти не видимся. К тому же после развода я вообще редко выхожу в люди.

– Знаю, Терри уже успел меня огорчить. Сожалею, друг.

– Да уж. Бывает. Сейчас встречаюсь с новой телкой. Зовут Сандра. У нее сиськи побольше, – поведал мне Патси и руками продемонстрировал их размер.

– Что ж, неплохо. Все, что ни делается, то к лучшему, – заключил я, а мой приятель продолжал активно жестикулировать. – Так где старина Хадсон? На пенсии или как?

– Еще лучше. Помер. Рухнул прямо здесь, ага, – объяснил Патси, указывая на пол за прилавком. – Все записали камеры слежения. Хочешь взглянуть? Все уже поглядели, – добавил он и повел меня к монитору, где и показал десятисекундный ролик о скоропостижной кончине старика Хадсона на стеллаже с шоколадными батончиками «Марс». – Я подумывал разместить его в Интернете, но не знаю, как это делается. А ты? Думаю, на этом можно сколотить состояние.

– Прости, дружище, компьютеры – не мой конек.

– Помнится, ты продавал их партиями. Должен ведь ты иметь хоть какое-то представление?

– Ни малейшего. Можно мне плитку молочного шоколада?

– Ага. Заплатишь? – спросил он.

– Нет, – отозвался я.

– Нет? Ну, угощайся тогда, – вздохнул он, и я поспешно схватил одну из огромных шоколадок стоимостью три фунта.

– Ты ведь знаешь, кто работает по соседству? – уточнил Патси. Я знал. – Хочешь с ней повидаться?

– Так, подумал, может, заскочить на минутку, поздороваться. Что тут такого?

– А тебе известно о…

– О Маккенне? Да.

– А о…

– И о ребенке.

– Тогда ладно. Ты же не собираешься заделать ей еще одного?

– Конечно, нет. Что ты несешь?

– А конфета для нее?

– Нет. Хотя она бы не отказалась. Можно взять вторую?

Патси замялся, начал невнятно что-то бормотать себе под нос, тогда я обозвал его козлом, и он позволил мне взять еще одну плитку. На этот раз я взял с орехами и изюмом. Если Элис откажется принимать от меня угощения – что, вероятнее всего, и произойдет, – я смогу попробовать и одну, и вторую.

– И поосторожнее там! Позвони, когда в следующий раз соберешься попить пивка. Я обязательно подтянусь.

– Обещаю. За шоколадки спасибо. Увидимся на неделе.

Будучи еще моей девушкой, Элис работала в аптеке. К моему удивлению, ничего не изменилось, несмотря на то, что она выскочила замуж и родила ребенка. Хотя Элис всегда совершала поступки, которым я не мог дать разумных объяснений. Например встречалась со мной.

– Есть что-нибудь от боли в заднице? – войдя внутрь, потребовал я.

Элис только нахмурилась.

– Я слышала, что ты выходишь. Мои поздравления. Очень рада за тебя. Когда тебя выпустили? Сегодня утром?

– Нет, вчера еще. Как ты?

– Замужем. – И она выставила мне на обозрение безымянный палец.

– Уже знаю. Поздравь себя. И его тоже.

– Его зовут Марк.

– Правда? Хотя я не вправе был ожидать, что ты назовешь его в мою честь.

– Как? Подонком?

– Уж кому и пристало обзываться, так это мне. Но я не такой. Я выше этого. Я просто собирался заскочить и пожелать тебе всего счастья в мире.

– Что ж, теперь ты это сделал, так что убирайся отсюда и никогда больше не смей являться.

– Даже за упаковкой пластыря?

– Даже если тебе отрежет голову.

– Я только хотел довести до твоего сведения, что я изменился. Я теперь не тот, что раньше.

– Отлично, Даррен, но ты опоздал на четыре года.

Что мне прикажешь делать? Бросить ради тебя мужа и ребенка?

– Ладно, спасибо, что дождалась.

Надо же! Элис может шевелиться, когда захочет. А еще у нее весьма неплохой левый хук, так что мне, чтобы на него не нарваться, пришлось выдвинуть стеллаж с солнечными очками.

– Ты мерзавец! Ты законченный ублюдочный подонок!!!

– Все, все. Давай сделаем глубокий вдох и успокоимся, ладно?

– Восемь проклятых лет я слонялась то вокруг одной тюрьмы, то вокруг другой только для того, чтобы увидеть твою никчемную задницу. И ради чего? Чтобы ты через минуту после освобождения снова влип в какую-нибудь историю и тут же загремел обратно? Негодяй! Подонок, подонок, подонок!!! Все, довольно, Мило.

Ты сам все испортил. У тебя был шанс – точнее, сотни шансов, – и ты все их упустил.

– Я не виноват…

– Конечно, нет. «Это все Гуди, или Патси, или Гленн, сю-сю-сю», – принялась кривляться она. Да, в каждом человеке живет пародист.

– У меня не было выбора.

– Ты так ничего и не понял? У тебя был выбор. Просто ты выбрал не то, что нужно. Впрочем, как и всегда. В общем, Даррен, мы освободились оба, и я тоже не собираюсь возвращаться назад.

– Можем мы хотя бы по-дружески выпить за это и зарыть топор войны?

– Будь у меня топор, я зарыла бы его в твоей гребаной башке.

– Знаешь, девушки не должны сквернословить. Им это не идет.

Стеллаж не помог. Элис снова набросилась на меня, так что пришлось спасаться бегством. Только пробежав полпути до главной удйцы, мне удалось от нее оторваться.

На этом сцена трогательного примирения влюбленных, которую несколько последних дней я постоянно прокручивал в голове, подошла к концу. По крайней мере теперь мне ясно, что Элис до сих пор ко мне неравнодушна. Сами посудите: с какой стати так злиться и кидаться на того, кто ни хрена для тебя не значит? Это уже что-то. Хоть какое-то утешение. Что еще можно извлечь из подобной ситуации? Только крохи утешения.

Однако мой вид не у всех вызывал столь негативную реакцию. Детектив Хейнс – для вас и для меня Уизл – продемонстрировал положительный настрой, когда через пару дней дома у Терри я открыл ему дверь.

– Что, ненадолго тебя хватило, Мило? – сиял он от удовольствия.

– О чем вы?

Уизл и его друг, инспектор Росс, соблаговолили все разъяснить мне по дороге в участок. Оказалось, вчера вечером некто грабанул управляющего местного ресторана «Харвестер», когда тот выходил, чтобы положить вечернюю выручку в ночной сейф на главной улице. Уизл и Росс подумали, что я могу помочь им с исследованием – или расследованием? Никак не могу запомнить, как правильно. В общем, мы нашли тихое помещение, магнитофон и приступили к беседе.

– Говорю же, это не я.

– А мы уверены, что ты. Окажи себе услугу и признайся, что приложил руку к этому делу. В будущем тебе зачтется, – высказался Уизл.

– Сколько можно твердить одно и то же? Вчера вечером я сидел дома, – наверное, в десятый раз повторил я. – У вас ведь ничего нет? Так? Кто-то что-то спер, и поскольку вам не с чем работать, вы решили пойти простым путем: притащить сюда меня и хорошенько прижать. Даже если этот номер не пройдет, всегда можно сказать потерпевшему, что преступника задержали, но вынуждены были освободить за недостаточностью улик. И тогда вы по крайней мере не будете выглядеть абсолютно некомпетентными идиотами.

Уизл повернулся к Россу и покачал головой.

– Не знаю, что с нами происходит. И надо же нам было снова арестовать невиновного. Боже мой, сколько их на нашем счету?

– Должно быть, сотни, сержант. Кажется, и на сей раз нам не повезло, – как-то бесстрастно ответил Росс.

Как я справедливо и отметил, они не имели против меня никаких улик. Клянусь, я этого не делал. Я обязательно признался бы вам, если бы имел к этому делу хоть какое-то отношение. Ребята просто предприняли операцию по спасению собственной репутации, а я призван был в этом помочь. Насколько я понял, в ближайшие месяцы подобное ожидает меня сплошь и рядом. Так что следует вести себя поосторожнее, чтобы не дать им ни малейшего повода сомневаться в моей непричастности к всякого рода сомнительным делишкам. Внезапно мне стало жаль, что я не могу на всю катушку воспользоваться своим коротким настоящим. Но нет. Я ни за что не передумаю. Видите ли, проблема в том, что, коли заработал определенную репутацию, законники уже никогда с тебя не слезут: либо они запишут все прегрешения на твой счет, либо решат, что тебе есть что скрывать. В конечном итоге тебя упекут за решетку и будут держать до тех пор, покаты не расколешься. Подобный поворот ни в коей мере меня не устраивал. В общем, я посчитал, что если буду дружелюбен, окажу содействие и отвечу на все вопросы честно и откровенно, в самой искренней и прямолинейной манере, то окажусь на свободе уже через полчаса. К несчастью, мой послужной список свидетельствовал не в мою пользу. Меня далеко не назовешь ветераном презумпции невиновности.

– Послушай-ка, милок, думаешь, ты мотал срок? То были детские забавы в сравнении с тем, за что мы можем упечь тебя на этот раз. Вооруженное ограбление? Нанесение тяжких телесных повреждений? Это уже со всем другой разряд, Мило. Новая лига, – разъяснил Уизл.

– Если уж вы так уверены, что это сделал я, то предъявите обвинение и докажите мою виновность в суде. Ничего нового я сообщить вам не могу. Я этого не делал. Вчера ночью я находился дома и смотрел телик со своим братом. Можете спросить у него самого.

– Тебе известно, что означает слово «привычный», Мило? – спросил Уизл.

– Приходилось слышать.

– Уверен, что приходилось. Но «привычный» относится к природе человека, его привычкам, понимаешь?

Привычное поведение – это нечто, заложенное в каждом из нас от природы. Это нечто постоянное, то, от чего мы никогда не сможем избавиться. Знаешь почему? Потому что это – твое «Я». От себя не убежишь. Такое никому не под силу. Вот ты, например, привычный вор. И ты никогда не сможешь не воровать, как лев не сможет не пожирать антилоп. Это у тебя в крови. Знаешь, мне даже жаль тебя. Правда. Потому что ты никогда не сможешь жить нормальной жизнью, как все остальные. По одной лишь причине: то, что считаешь нормальным ты, все остальные отвергают. Мы не можем допустить, чтобы ты поступал естественным для себя образом. Но ты ведь не изменишься. Не бросишь прежних привычек. Так и будешь метаться из тюрьмы на волю, с воли – обратно в тюрьму, и в конце концов кого-нибудь прикончишь, после чего тебя уже никогда не выпустят на свободу. Видишь? У тебя никогда и ни за что в жизни не получится завязать, если только… – Внезапно он замолчал и выдержал паузу для создания драматического эффекта.

Ну, давай же, Уизл, продолжай. Сделай милость, подумал я. Поведай мне, как я могу разорвать этот круг. Все что угодно, только покажи, где подписать.

– Если только, – продолжил он, – ты сам себе не признаешься, что у тебя проблема. Пока не осознаешь, кроме полицейских участков, тюрем, камер и параш, в твоей жизни больше ничего нет. И не будет. До самой смерти. Пока не найдется тот, кто тебе поможет. Только учти, помощи ждать не от кого. Единственный, кто может помочь тебе, – это ты сам. И начать нужно с того, что признать свои ошибки. Начать все с чистого листа. Оставить прошлое позади, – распространялся коп, постоянно протирая рукой стол, будто это школьная доска, а я – деревенский идиот.

– А львам это помогает? – уточнил я, от чего Росс рассмеялся. Уизл бросил на него резкий взгляд, и тот тут же умолк.

– Считаешь себя шутником? Думаешь, это удачная шутка? Ничуть, – помрачнел Уизл.

– Это вовсе не шутка. Просто я здесь действительно ни при чем. И я совсем не виню вас за то, что притащили меня сюда – сам, возможно, поступил бы точно так же на вашем месте, – только к данному делу я не имею никакого отношения. Тут уж ничего не поделаешь. И я ни за что не подпишусь за то, чего не делал, только потому, что вы хотите, чтобы я перестал пожирать антилоп. Вот так. Что теперь? Что будем дальше делать?

– Я могу запереть тебя на пару дней. Посмотрим, как тебе такое понравится, – пригрозил Уизл.

– Знаю, только подобная мера не изменит ни одного моего ответа, и мне ничего не стоит отсидеть два дня. Вам это прекрасно известно. Так какой смысл? Вы ведь в курсе, что вчера ночью там был не я. Может, вы не знали этого, когда тащили меня сюда, но теперь-то знаете. И я знаю, что вы знаете. Так что решайте сами.

Меня отпустили спустя пятнадцать минут, строго бросив вслед: «Мы не спустим с тебя глаз». И я заскочил за Гуди, чтобы вытащить его на улицу размяться. Он – впрочем, как всегда, – воспринял меня буквально и вытащил с собой футбольный мяч, так что мы потащились в парк, где каждый неоднократно выиграл Кубок УЕФА, пробив по нескольку серий пенальти. Потом это занятие нам наскучило – да и порядком измотало организм, – и мы уселись на качели немного перевести дух. Раскачиваясь взад-вперед на старых грязных покрышках, я словно вернулся на пятнадцать, а то и двадцать лет назад и просто-таки ошалел от удивления, обнаружив, насколько выросла моя задница с тех пор, как я играл тут в последний раз. Гуди со всех сил оттолкнулся ногами от земли, пытаясь раскачаться как можно выше, так что только в самом конце прогулки нам все-таки удалось потрепаться за жизнь.

Думаю, каждый из нас с большей охотой поболтал бы за кружечкой пива, но откуда взять деньги?

– Это должно было случиться, Мило. Она ведь не могла вечно находиться в ожидании твоего освобождения, – изложил Гуди, когда я начал было высказываться по поводу Элис. – Все девчонки такие. Им нужно, чтобы их парень ночью лежал в постели рядом, а не где-нибудь в тюряге за мили от них. Она ведь живой человек из плоти и крови. Прямо как мы с тобой, – объяснил он, потом вдруг стал таким серьезным и, кивнув сознанием дела, произнес последнюю реплику по этой теме: – Потребности.

– Какой хрени ты начитался?

– Я – человек бывалый и кое-что знаю о жизни. В армии то же самое. С девчонками везет не больше, чем с зарплатой. Я знаю, о чем говорю. Одно дело – по-быстрому перепихнуться с какой-нибудь престарелой давалкой во время увольнительной. Любовь и романтика со всеми вытекающими последствиями – совсем другое. Если ты годами отсутствуешь в поле зрения, можешь смело забыть об этом. Лично я и не думал, что она протянет с тобой так долго.

– Вроде бы ты должен быть на моей стороне.

– Это горькая правда, Мило. Никто не любит ее слышать. Кстати о птичках, как ты теперь решаешь старую проблему?.. – И он присвистнул, насколько я понял, имея в виду секс.

– Примерно так же, как и в тюряге, – ответил я.

– Правда? Терри подмахивает тебе в душе?

– Во-во. К тому же до охренения редко. Нужно срочно что-нибудь придумать. Может, так я скорее отделаюсь от мыслей о Элис.

– Знаешь, Мило, моя сестрица до сих пор по тебе сохнет, – приподняв бровь, намекнул Гуди. – Ты ведь помнишь Барбару? – продолжал он, как будто бы я не знаю, о ком из сестер он говорит.

Много лет назад у нас с Баб было что-то вроде отношений. Я порвал с ней, когда запал на Элис. Баб имела на сей счет иную точку зрения. Выбирая моменты, когда я был без Элис, она поджидала меня в пабах или у меня дома и, словно отчаянная поклонница, предлагала мне себя на блюдечке с голубой каемочкой, доводя до исступления. Девчонка даже писала мне в тюрягу, когда я мотал три последних срока, и уверяла, что будет ждать меня до скончания времен. Спустя четыре месяца она выскочила замуж за Колина и начала производить на свет белый детишек с ограниченными умственными возможностями. Насколько мне известно, она работала на компанию «Эссо» и, по всей видимости, сбавлять темп не собиралась.

– Разве Барбара не замужем затем парнем Колином?

– Ну, это только по вечерам и выходным. Его весь день не бывает дома. Ты мог бы заскочить и… – Гуди снова присвистнул, – в любое удобное для тебя время. Думаю, Баб не откажется оказать тебе подобную услугу.

– Фу! Без обид, Гуди, но на это я пойти не могу. Противно как-то.

– Что ж, предложение остается в силе. Обращайся, когда надумаешь.

– Спасибо. Учту, – буркнул я и призадумался.

Спать с Баб всегда представлялось мне довольно чудным занятием, потому как она – копия Гуди, только прибавьте сюда шевелюру, очки и сиськи. Так что его предложение практически лишено смысла.

– А, вот еще, о чем я хотел с тобой перебазарить – о работе. Что там у тебя наклевывается?

– Ну, на днях я зарегистрировался на бирже труда, так что ожидаю вызова на следующей неделе. А что?

– Если есть желание, могу свести тебя с одним парнем. Время от времени я выполнял для него разную работенку и на будущей неделе собираюсь подзаработать немного деньжат. Он платит наличными, так что никому ничего объяснять не придется.

– За что платят? Надеюсь, ничего криминального? Потому что, честно говоря, я не…

– Нет, ничего подобного. Просто придется немного поработать руками: может, канаву вырыть или кирпич перетащить – в общем, что-то типа того. Ну как? Устраивает?

– Ни хрена. Хотя, с другой стороны, мне сейчас все равно делать нечего, так что, пожалуй, придется согласиться. Хоть узнаю, что такое физический труд. Сильно тяжело? – спросил я в надежде, чдо Гуди подбодрит меня.

– Вот что я скажу: ты хотя бы будешь знать, что заработал эти деньги. Погорбатиться, конечно, придется. Но это ведь всего-то на пару-тройку дней, так что вполне выносимо. В общем, я ему звоню.

Так Гуди и сделал, и вот спустя несколько дней мы у черта на куличках посреди какого-то поля копаем ряд неглубоких канав меж живых изгородей, спроектированных для защиты от проникновения на поля этого типа караванов всякого бродячего люда. Подтянулся и сам хозяин, точнее, он и его куртка «Барбор». Раздал распоряжения, велел поаккуратнее обращаться с сигаретами и не устроить ему тут пожар и снова скрылся в своем огромном доме, а мы остались дальше разбираться с делами.

Гуди ничуть не обманул: работа действительно оказалась тяжелой. Даже по египетской шкале. Температура воздуха, должно быть, перевалила за двадцать градусов, и к полудню и почва, и моя спина окончательно и бесповоротно изжарились. В такие дни люди обычно говорят: «Погода – просто чудо!», но это лишь при условии, что они бездельничают где-нибудь на открытом воздухе, попивая пиво у бассейна или в другом милом местечке. Только вот для работы такая погода совсем не годится. Сплошное мучение. К тому же мы находились на природе, в какой-то глуши, и повсюду кишели ползучие гады и крылатые насекомые, которые то и дело пытались покончить с собой в моей глотке, запрыгивая в нее каждый раз, когда я открывал рот.

Гадость какая!

Просто отвратительно.

В конце концов меня все достало.

– Довольно. Я так больше не могу! – практически взвыл я и, отшвырнув в сторону лопату, капитулировал.

– На, попей водички, – сказал Гуди и протянул мне двухлитровую бутылку из-под «колы», наполненную водопроводной водой. Я выпил, сколько смог, а остатки вылил на голову. Вода смыла с лица пот, даруя мне милостивое облегчение. Открыв глаза, я обнаружил, что воды в бутылке осталось примерно на дюйм на самом дне, и подумал, что следует угостить Гуди, пока она совсем не закончилась.

– Это мне? Вот спасибо. Уверен, что больше не хочешь? – буркнул он и выхватил воду из моих рук.

– Времени сколько? – задыхаясь, выпалил я.

– Только что пробило три. Давай, осталось поработать всего-то пару часов, и на сегодня мы свободны.

– С меня и так хватит на сегодня, Сил моих больше нет, – повторил я.

– Слушай, нужно продолжать, иначе Тед просто даст нам от ворот поворот. Давай, выше нос. Не успеешь и глазом моргнуть, как мы уже будем сидеть в пабе, – призвал Гуди и снова принялся вдребезги разбивать киркой комья твердой, как камень, земли. – Преодолей болевой порог, – добавил он.

Так я и поступил, но обнаружил, что за ним скрывается еще больше боли.

Ближе к концу дня производительность моего труда значительно упала. Меня даже пробрала такая лихорадка, что я начал подумывать о скорой безвременной кончине. Тогда наконец явился Тед, чтобы подбросить нас до города и выплатить гтб шестьдесят фунтов каждому.

– И это все, что вы сделали? Черт подери, ребята, да моя старенышя мамаша вырыла бы в два раза больше.

Нет, всю сумму я не выплачу. Сожалею, но придется удержать с каждого по десятке. А то вы, парни, вконец обнаглеете.

После непродолжительной словесной перепалки Гуди – у меня уже не осталось сил, чтобы просто стоять, – выторговал назад полный заработок, но с условием, что я прекращаю участие в проекте, потому что такой педик, как я, и горох лущить не в состоянии. Только меня это нисколько не задело. Все были счастливы, и Тед наконец-то подбросил нас до дома.

– Прости, что больше ничем не могу помочь, но все-таки нужно вести дела, – молвил Тед по пути в Уайт-Лайон.

– Да все путем. Честно. Не берите в голову.

– Гуди сказал, ты только что освободился, – продолжал он, видимо, ожидая, что я примусь развивать тему. Я не стал, так что Тед снова взял инициативу в свои руки. – Чем еще ты планируешь заниматься?

– Не знаю. Может, в офисе поработаю, – отозвался я, вызвав у Теда приступ смеха.

– В офисе! Не обижайся, приятель, но если твой послужной список хотя бы наполовину соответствует рассказам Гуди, какой же офис захочет принять тебя на работу?

– Не знаю. Что-нибудь придумаю, – возразил я.

– Надеюсь, у тебя все получится. Скажу откровенно: землекоп из тебя никудышный, и я очень сомневаюсь, что тебя завалят иными предложениями.