Текст книги "Банда Мило"
Автор книги: Дэнни Кинг
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)
17. Дело дрянь
– Вооруженная полиция. Всем поднять руки, мать вашу!
– Уже не важно, – проорал я в трубку и вниз головой нырнул в корзину с просроченными продуктами.
– Полиция! Полиция! Полиция! – ревел я, прокладывая себе путь в направлении столовой правой рукой, а левой прикрывая собственную задницу от выстрелов.
Парни, укрывавшиеся на платформе, последовали за мной и, как крабы, лихорадочно метнулись в недра магазина.
– Не двигаться, мать вашу! – вопили законники, но мы ничуть не уступали им голосовыми данными.
– Не входить. У нас тут заложники! Их много!!!
Кто-то – я до сих пор так и не выяснил, кто именно, – произвел предупредительные выстрелы в легавых, на что они ответили несколькими очередями в нашу сторону. Я слепо полз на брюхе, когда вокруг меня начали взрываться предметы. Так страшно мне еще никогда не было.
– Не стрелять! Не стрелять! Прекратить огонь, мать вашу! – надрывался я, и мои слова, очевидно, достигли обеих противоборствующих сторон, потому что стрельба прекратилась, и Битва при Погрузочной Платформе окончилась.
Между прочим, вы, должно быть, уже догадались, что эти названия двум происшествиям присвоил наш дорогой Гуди. Я решил добавить их в свой рассказ колорита ради.
В относительной безопасности коридора столовой мы спрятались за тем, что сумели найти. Джимбо поглядел на свое прикрытие и обнаружил, что сидит за тележкой, нагруженной баллонами со сжиженным газом. Он повертел головой, пытаясь найти что-нибудь менее взрывоопасное, но увидел, что все уже занято.
– Что нам теперь делать, Мило?
В кармане завибрировал телефон, и я увидел, что пришло сообщение. Открыл его и прочитал следующее: «Тут полиция». Вот спасибо, Радар О’Рейли.
Я понял, что если мы хотим сбежать, то делать это надо сейчас, пока не прибыло подкрепление. Они заняли погрузочную платформу, но, возможно, еще не успели заблокировать главный вход.
– Пошли! – прокричал я Гуди и остальным и выстрелил в сторону торгового зала.
Мы ринулись через вращающиеся двери и рванули к выходу, когда заметили, что там в открытую дверь роем валят легавые из отряда быстрого реагирования.
– Как это они сюда попали? – удивился Джимбо.
Мы резко затормозили и с пробуксовкой устремились туда, откуда только что прибежали.
– У нас заложники! У нас заложники! – кричал Гуди приближавшимся законникам, а Боб решил не выдумывать ничего нового и обрушил на них более привычное:
«Пошли на хрен, козлы!»
Мы снова протиснулись через вращающиеся двери, и я сказал Гуди задержать их, чтобы дать нам возможность подумать. Я надеялся, что они только подтянулись и просто занимают позиции, а не штурмуют здание по-настоящему. Хотя это весьма сомнительно. Вероятно, нам следовало бы обзавестись радиоустройством, перехватывающим полицейские волны. Как же бесит, что умные мысли всегда посещают так поздно!
– Только не пали по ним, ради бога. Кричать можно, но только не стреляй, – настаивав я.
– Как же, поможет это, – доказывал Гуди, и мне пришлось напомнить ему, что тут не Восточный фронт – легавые сначала будут вести переговоры, прежде чем рисковать людскими жизнями. Даже нашими.
Мы направились в столовую. Дункан и охранник Майк высунулись из дверей, чтобы выяснить, что происходит.
Я затолкал их обратно, приказал всем лечь на пол и послал Джимбо и Боба на передовую, чтобы не подпускать близко законников.
– Что нам делать, Мило? Что нам тут светит? – спросил Парки.
– Не знаю, но могу предположить, что лет двадцать, – получил он мой ответ.
Джеко вытаращился на меня и принялся скручивать огромных размеров косячок. Я выбил косяк из его рук и велел не думать об этом хотя бы минут пять.
Мне нужно подумать. Нужно подумать.
Где же мы просчитались? Откуда они узнали? Что мы все-таки упустили? Вероятно, все. Начиная с менеджера дневной смены. Мы не планировали, что он будет лежать связанным такое долгое время. Мы рассчитывали примерно на час его молчания. Но восемь? И как бы напуган он ни был, рано или поздно он все равно освободился бы от веревок, обнаружил наверху в спальне свою дочь – и все: блефу конец. А может, это и не он вовсе. Мы ведь могли упустить кого-то, когда захватывали магазин. Может, там и сейчас кто-то прячется наверху между бесчисленных банок консервированных бобов и набирает текст своим дружкам с призывом вызвать полицию. Опять же, вдруг у кого-то в столовой остался мобильник? Стоило пропустить всего один телефон, и мы обеспечили себя всей этой массой проблем.
Сначала заложники не использовали его, потому что надеялись на благополучный исход, но, возможно, передумали, когда увидели, как мы отстрелили полруки бедняжке Хейзел. Я не знал и догадаться не мог. Но был уверен, что очень скоро это выясню. А сейчас я постарался выкинуть этот пункт из головы и целиком сконцентрироваться на открывающихся перед нами перспективах.
С момента наезда законников прошло минут пять, и я все еще оставался относительно свободным человеком. Хорошо, значит, они еще не начали штурмовать место, а всего лишь отрезают нам пути к отступлению. Это плохо, но могло быть хуже. А может, и нет. Но пока мы все еще контролируем ситуацию. Пока они там, снаружи, а мы здесь, внутри, наша судьба в наших же руках.
По крайней мере я пытался себе это внушить. К сожалению, я слишком хорошо знал, чем все закончится, и от этого меня страшно мутило.
Я ведь снова это сделал, верно?
После всего сказанного мной за последние три года я взял и сделал это снова. Господи ты боже мой! Только вот на сей раз я действительно потрудился не на шутку. Заработал себе целую двадцатку. Даже, вероятнее всего, пожизненное. Черт, мы ведь подстрелили человека. И что с того, что никто не умер? Кого волнует, что это несчастный случай? Что с того? Мы все равно стреляли и ранили человека в ходе ограбления. Этого судье только и нужно, чтобы выдать нам на всю катушку. Точнее, на всю катушку он накажет нас. Я же схлопочу целый моток. Господи ты боже мой!
Провести всю жизнь в тюряге! Не видеть свободы по меньшей мере до сорока семи лет. А может, и до всех пятидесяти. Но самое-то досадное даже не в этом. Ведь теперь все эти самодовольные ублюдки будут похлопывать друг друга по спине и поздравлять себя с тем, что они в очередной раз оказались правы на мой счет. Уизл, Терри, Элис, мама с папой – все будут твердить: «Вот видите, я ведь говорил(а). Рожденный ползать летать не может. Проходимцем он был, проходимцем и останется!» Хотя это ведь полная чушь. Я больше не такой… Так говорил я самому себе, стоя посреди захваченного магазина в лыжной маске на физиономии и боевом обмундировании, держа под прицелом около сотни заложников, а над моей головой кружили полицейские вертолеты.
– Чушь!
Бывают в жизни моменты, когда, кроме этого, сказать больше нечего.
– Это что, полиция? – спросил Дункан.
– Да. Теперь можешь распрощаться со своими десятью «штуками», – отозвался я достаточно громко, чтобы слышали все присутствующие в столовой. Я солгал. Мне он совсем не нравился.
– Не понимаю, о чем ты, – выкручивался Дункан.
– О тех десяти тысячах, которые ты должен был получить за обещание держать рот на замке, – разъяснил я, стянув маску с головы Норриса.
Одним выстрелом двух зайцев. По-моему, так говорят?
Норрис ухватился за маску, но было уже слишком поздно – все увидели его лицо и, судя по выражениям их собственных, многие его узнали.
– Ты! – вскочил на ноги Майк.
– Зачем? – вторили остальные.
– Ну и идиот! – воскликнул Грэм.
– Ты зачем это сделал? – потребовал Норрис.
– Затем, что она больше тебе не нужна.
– Это еще почему?
– А потому, что ты сядешь в тюрьму на очень долгое время, – заявил я.
– Тогда тебе тоже это больше не нужно, – проговорил он и потянулся к моей маске, но я оттолкнул его в сторону.
– Мне нужно. Видишь, никто еще не знает, кто я такой.
– Скоро узнают… – начал было Норрис, и мне пришлось ткнуть ему в лицо пушку и сообщить, что такое его поведение неразумно.
– Убирайся отсюда. Иди и составь компанию мистеру В.
Я вытолкал Норриса из столовой, а Парки поинтересовался, что я такое делаю. Я пояснил, что Норрис сам вырыл себе яму, облажавшись с Дунканом. И винить ему некого. По-моему, это не убедило Парки.
– Как скажешь, чувак.
– Иди сюда, Мило! Они там по матюгальнику говорят! – прокричал мне Боб.
– Я понимаю так, что мы уже отказались от кодовых имен, да?
– Что? Ну, ты ж понял, что я имел в виду. Короче, иди сюда.
Я как раз покидал помещение столовой, когда ко мне бросился Дункан и спросил, за что я так его подставил.
– А зачем ты пытался запретить всем этим людям съесть по бутерброду? – задал я встречный вопрос.
– Те бутерброды принадлежали магазину. Я должен был что-то сказать. Такова политика магазина. Не сделай я этого, лишился бы работы, – настаивал тот.
– А политика магазина предполагает возможность брать десять «штук» отступных? Или политика магазина имеет силу лишь в отношении всех остальных?
Я толкнул его обратно в столовую и попросил Парки присмотреть за всеми в мое отсутствие, а сам направился туда, где укрывались Боб и Джимбо. Оттуда мы не видели ни одного копа, только лишь скопление мигалок. И я потратил несколько минут, тупо размышляя, не сядут ли аккумуляторы, если оставлять их включенными на столь долгое время.
– Говорит полиция! Выходите с поднятыми руками. Вы окружены. Вам не сбежать. Сдавайтесь, пока никто не пострадал.
– Тут вы опоздали, ребятки, – язвительно бросил Боб.
– Я рад, что тебя это забавляет, Боб, потому что эта маленькая царапинка, вероятно, удвоила нам всем приговор, – произнес я, и улыбка под его маской растворилась.
– О чем это ты? Гуди сказал, что это даже царапиной не назовешь, – сердито прорычал он.
– А это не важно. Они разбираться не станут. Влепят пожизненное – и привет!
– Пожизненное? – поперхнулись оба.
– Вам же, придуркам, хотелось поиграть в солдатиков, пострелять из пистолетиков. Вы ведь сами хотели заряженного оружия, вот теперь и время расплачиваться. Я предупреждал, что так произойдет, но меня ведь никто не желал слушать. Разумеется, на хрен слушать трусишку Мило? Что ж, сами все и испортили.
– Но ведь это нечестно, – протестовал Боб. – Все вышло случайно. Мы не хотели, а Гуди вообще оказывал ей помощь.
– А как же я? Я вообще ничего не делал. Меня даже там не было, – возмутился Джимбо, но я лишь покачал головой. – Вот попал!
– Что ж, если мне и так грозит вышка, то я прихвачу с собой пару этих свиней. Так просто, я им не дамся, – с досадой пробормотал Боб.
– На твоем месте я бы этого не делал, Боб.
– Почему это?
– Потому что твое оружие не работает. Оно неисправно.
– И что с ним?
– Давай покажу.
Боб вручил мне пушку, и я, как и в случае с Норрисом, вытряхнул из него все оставшиеся патроны себе в карман.
– Не заряжено, – сообщил я и протянул пушку обратно.
Я попытался убраться как можно быстрее, но Боб уже набросился на меня, повалил на пол и принялся наносить мощные удары кулаками по моей пояснице, а Джимбо изо всех сил пытался оттянуть его от меня.
– Отдавай на хрен мои грешные патроны! Гони их сюда!
Я ткнул свой ствол Бобу в лицо и пообещал снести ему башку, если он с меня не слезет, но он так распалился, что абсолютно проигнорировал угрозу и продолжал яростно меня колотить. Еще немного, и он одолеет меня. Так что я пошел на отчаянные меры и выстрелил прямо у его уха. Боб с дикими криками соскочил с меня, схватившись рукой за ухо. Это вызвало новую серию выстрелов от наших друзей снаружи, и мы втроем втиснулись за коробками и полками и проорали им не стрелять.
– Просто банка упала с полки! – выкрикнул я, надеясь, что они поверят.
Стрельба прекратилась, и они призвали нас бросить оружие.
– Это правда была банка. Хотите, чтоб мы и их бросили?
– Выходите так, чтобы мы вас видели. Руки на голову, – приказал матюгальник.
– А вы нас пристрелите.
Потом я услышал, как в коридоре что-то выкрикивает Гуди. Слов разобрать я не мог, но звучало примерно так же, как и мои собственные возгласы. Из столовой доносились вопли и рыдания, поэтому я попросил Парки закрыть дверь, чтобы больше ни одна шальная пуля не угодила в наших гостей.
Как-то забавно это. Я чуть было не начал терзаться угрызениями совести из-за того, что подвергаю опасности добрых людишек из «Мегаэконома», но тут вдруг подумал: «Да пошли они на хрен». Многих ли из них будут терзать угрызения совести, когда после слов «Двадцать лет» судья стукнет по столу своим молотком?
– Я оглох, мать твою! Ты меня оглушил, козел! – вопил Боб. Он сорвал маску и поглядел на сочащуюся из уха кровь.
Хоть Боб и был мне другом, никаких угрызений у меня не возникло. Он намеревался прикончить нескольких копов. А это для многих из нас означало уже два пожизненных. Никто из нас никогда не увидел бы света белого.
Я рассуждал, стоит ли сейчас отобрать боеприпасы у всех. Теперь это может лишь усугубить положение.
Я хотел уже было извлечь из пистолета последний патрон, но вдруг передумал и, наоборот, перезарядил его конфискованными у Боба и Норриса боеприпасами. Я подумал, что себе-то доверять могу. К тому же я терял больше, чем все остальные. Если кто и заслуживал заряженного оружия, так это я.
Джимбо молча наблюдал за моими действиями. Я осознал, что отобрать у него патроны будет не так легко. С другой стороны, поскольку он до сих пор не израсходовал ни один из трех патронов, совершенно очевидно, что стрельба его не прикалывает так, как всех остальных. Может, мне и не стоит беспокоиться на его счет.
Немного погодя Боб прекратил шуметь, и мы все трое сидели в тишине, пока полицейские выкрикивали свои требования через громкоговорители. Спустя мгновение зазвонили все телефоны в супермаркете. Думаю, копы надеялись, что я окажусь возле одного из них, но я не оказался.
Должно быть, через пол часа новость о происшествии достигла внешнего мира, потому что все оставшиеся в столовой мобильники внезапно принялись бурно трезвонить. Парки спросил, что нам с ними делать.
– Будем отвечать, Мило?
– Мы не коммутатор, мистер Ж. Выруби их, и все. И, может, все-таки прекратите называть меня по имени?
Полицейские оставались на своих позициях, так что я пошел проверить, как там Гуди, и посоветоваться с ним относительно того, как нам из всего этого выбираться. Ничего посоветовать он не смог, зато извинился передо мной за то, что втянул меня в эту мясорубку. Впрочем, в данных обстоятельствах я и этого ожидать от него не мог. Норрис испепелял меня взглядом, утирал красное потное лицо и непрестанно твердил, что придет еще мое время, и я свое получу.
– У меня есть для тебя новость, Норрис. Это время пришло. Я свое уже получил. И не расхлебаю это «свое» до конца дней. Так что на сей счет можешь не беспокоиться.
– Что нам делать, Мило? – спросил Гуди. Кажется, сегодня утром этот вопрос пользуется особой популярностью.
– Не знаю, – выдавил я. – Ничего я не знаю.
Рассматривая заряженный ствол, я оценивал свои перспективы, а в голове крутилась фраза из старого фильма.
«Тебе не взять меня живым, коп!»
18. Мыши в мышеловке
Двадцать лет. Господи боже!
Наконец до меня дошла реальность нашего неприятного положения. Сначала я запаниковал, но вдруг понял, что же я натворил. Двадцать лет. Вот что нам светит. И это не простое число – это наказание, и его нам действительно придется понести. Игры закончились. Мы кинули кости и проиграли. А теперь взгляните, ради чего мы так рисковали. Ради семисот пятидесяти фунтов в год. При одной только мысли об этом у меня стынет кровь. Как же мы могли быть такими идиотами? Скажу больше, как мог я?
Представим так: мы пошли на ограбление с пустыми пушками или простыми муляжами, и получилась бы всего половина того, что нам причиталось ныне. Все равно это много, и я все равно надрывался бы и рыдал, когда меня за лодыжки оттаскивали бы из-за скамьи подсудимых, чтобы бросить в холодную тюрягу.
Во что же я превратил собственную жизнь? Свою жизнь. Первые шестнадцать лет я по большей части спал в маленькой-комнатенке, к девяти убегал в школу. Ни девчонок, ни алкоголя, ни свободы. Потом попал в центр для молодых преступников, и ничего не изменилось. Потом снова домой, потом в тюрьму, и снова в тюрьму, потом… вот, начал повторяться. На меня надвигается двадцатилетний срок за решеткой. Ко дню освобождения я уже буду немолод. И сколько мне тогда останется? Может, еще лет двадцать, если повезет (и если мне удастся не угодить за решетку за такой длительный срок, в чем я очень сомневаюсь), прежде чем остаток вечности я проведу в теснейшей из всех своих камер. Черт меня подери!
Стоит ли все это продолжать? Не лучше ли прямо на месте закончить игру, спустить курок и надеяться, что в следующей жизни, когда Землей будут править роботы, мне дадут новую попытку?
Нет, не могу. Как не могу вернуться в тюрьму. Заключение даже хуже: оно мучительнее и продолжительнее по времени. А тут вставил в глотку ствол и распрощался с мозгами. Или нет? Всегда считалось, что вышибать мозги не больно, потому что это происходит в один миг. Но, возможно, так говорят лишь потому, что никто из прошедших через это еще не вернулся, чтобы опровергнуть сей факт. А может, это самый болезненный способ расставания с жизнью, какой только можно себе представить. Мы то и дело прибегаем к нему, потому что не знаем способа лучше. Лемминги тоже спрыгивают с отвесных скал, потому как считают, что приземлятся в желе или бланманже. Разумеется, так не происходит, но они все равно продолжают делать то же самое, и все потому, что наверху нет ни одного козла, который предупредил бы их об острых камнях и разбившихся леммингах на дне ущелья.
О чем я вообще тут толкую?
Как бы то ни было, смысл в том, что я и не помышляю о самоубийстве, по крайней мере оставлю это про запас: у Джеймса Бонда тоже есть вшитая капсула цианида на случай, если все пойдет из рук вон. А у нас есть другой вариант. Разве нет? Мы в огромном супермаркете. Тут куча жратвы и одежды, чтобы мы и наши заложники ни в чем не нуждались: были сытыми, умытыми и находились в тепле. Думаю, год у нас есть. Во всяком случае, я точно никуда отсюда не выйду, пока не придумаю, как это сделать.
– Мило.
Я оторвался от размышлений о жизни и повернулся к Гуди, который снова снял маску.
– Послушай, если мы пока никуда не уходим, так, может, отправим девчонку в больницу? Давай отдадим ее копам, – предложил он.
– Ни хрена! – возразил вдруг Норрис. – Они увидят, что мы в нее стреляли, и нам крышка. Ты сам сказал, если мы кого-то подстрелим, схлопочем двадцатку.
– Все верно. Но мы уже это сделали, так что свое всяк получим, – ответил я.
– Но они еще об этом не знают. Можно попросить ее не болтать. Заставить молчать, – продолжал он.
Я взглянул на Гуди, и тот сообщил нам, что если не вытащить пулю, то она лишится руки.
– Ну вот и займись этим, – опять встрял Норрис. – Ты ведь говорил, что можешь.
– Кончай, Норрис. Задолбал уже. С какой стати она должна делать нам одолжение? – Я на миг представил, как страстно девчонка желает увидеть собственными глазами, как нас вздернут на фонарном столбе. Нет уж. – Давай-ка вывезем ее отсюда. Пошли, Гуд, поможешь. Ты знаешь, что к чему. А ты, Норрис, останешься здесь. И не подпускай полицейских.
– Нет, погодите! – взмолился Норрис, но слушать его никто не стал.
Мы вернулись в столовую и послали Парки составить ему компанию, затем осмотрели Хейзел, прежде чем решиться ее транспортировать. Она была бледна как полотно и как-то нехорошо дрожала, несмотря на то, что се укрыли таким количеством одежды.
– Она не сможет идти сама мистер А, – заявил Гуди.
Мы находились под прицелом всех глаз, и я почувствовал себя уязвимым, находясь в самом центре такого скопления людей. Они с легкостью могли наброситься и разоружить нас, если бы только додумались до этого. Возможно, их останавливала угроза извне. А может, они просто поняли, что мы пытаемся помочь их подруге. Так или иначе, они сохраняли дистанцию. Очень мило с их стороны.
– Эй, приятель, как там тебя?
– Грэм.
– Слушай, там снаружи полиция, так что мы хотим передать Хейзел им в руки, чтобы ее доставили в больницу. Поможешь нам вывести ее на улицу, и ты свободен. По рукам?
– Ага. Что делать-то нужно?
Я послал его и Джеко найти что-нибудь типа носилок, чтобы донести Хейзел до погрузочной платформы, и они вернулись с дверью от столовой. Не очень-то они постарались. Мы осторожно уложили Хейзел на дверь, сделали белый флаг из швабры и самого светлого чайного полотенца, которое нам только удалось найти, после чего все четверо – я, Гуди, Грэм и Хейзел – медленно двинулись через развалины магазина навстречу солнечному свету. Гуди (предварительно натянув маску) и Грэм несли дверь; я размахивал флагом.
– Гуди, а что означает белый флаг? Это всего лишь перемирие? Или мы таким образом говорим им, что готовы сдаться?
– На самом деле и то, и другое. Может, лучше сообщим им о наших намерениях, прежде чем двигаться дальше? – предложил он.
Я выглянул на улицу. На меня смотрели дула бесчисленной огневой мощи. Я обратился с просьбой не стрелять.
– Не стреляйте! Мы выводим людей.
Мы слезли с погрузочной платформы и зашагали в направлении стоянки, все так же размахивая белесым чайным полотенцем. Вокруг в зоне видимости мелькали разномастные законники, и их число стремительно росло. Тут присутствовали и мордовороты из отряда быстрого реагирования, и умники из уголовной полиции, и простые копы в полной амуниции. Я никогда и не подозревал, что в нашем городе столько полицейских. Они были повсюду: за машинами, по обеим сторонам платформы, на крыше. В небе кружил даже полицейский вертолет. Я не мог поверить глазам.
М-да! Нас наверняка заставят платить за представление. Так я подумал про себя. Сейчас неплохо бы провернуть дельце в городе. Только вот одно обстоятельство: все городские злодеи в данный момент находятся вместе со мной внутри «Мегаэконома».
– У вас есть «неотложка»? – выкрикнул я, и главный коп взял телефон и вызвал ее из-за линии оцепления.
При виде стольких легавых я впал в оцепенение и в этом состоянии отошел слишком далеко от гипермаркета. Причем настолько, что два идиота смогли легко подкрасться поближе и наброситься на меня, Гуди и Грэма, повалить нас на землю и быстро унести Хейзел. Они обыскали нас на предмет оружия, но мы с Гуди оставили свои пушки на хранение Джеко, если, конечно, можно считать «хранение» то, что мы оставили два заряженных ствола вечно обкуренному придурку. Так что им пришлось довольствоваться изъятием карманного «Стэнли», что мы позаимствовали у Грэма.
Естественно, эти идиоты попытались заковать меня в наручники, но я не дался.
– Отвалите на хрен! Мы не сдаваться пришли. Это всего лишь перемирие. У нас там остались наши люди и куча заложников. Так что уберите руки.
На один ужасный миг я уже не надеялся, что они меня послушают, и пожалел еще больше, что вышел вместе с остальными, но тут чей-то голос скомандовал им отпустить нас, и вот я снова на свободе.
Один ублюдок все-таки вонзил колено мне в спину, так что, поднявшись на ноги, я отшатнулся от него и обозвал их всех козлами. Потом взглянул на того, кто отдал приказ освободить нас. Им оказался какой-то полицейский в форме главного инспектора, очень похожей на мундир кондуктора года. Он выходил из-за оцепления. Рядом с ним бок о бок в ногу шагал человек, при виде которого у меня сердце упало еще ниже пяток (если такое вообще возможно). Это был Уизл.
– Отлично! Явился суперкоп. Только этого нам и не хватало, мать его! – прошептал я Гуди, когда законники отступили в сторону.
Один из легавых уверил инспектора, что мы не вооружены, так что они с Уизлом приблизились на такое расстояние, чтобы можно было вести переговоры.
– Задержитесь-ка, парии! Я хочу поговорить с вами. Погодите немного! – крикнул нам инспектор. – Там есть еще раненые? Все целы?
– Да все в порядке. Только вот не знаю, каким чудом. Учитывая, какую пальбу устроили ваши молодчики, – бросил я и осуждающим взглядом обвел вооруженных полицейских, стоявших кольцом вокруг нас.
– Мои люди не открывают огонь первыми. Вы стреляете по нам, мы отвечаем. И я ручаюсь, что по меткости вы нам серьезно уступаете.
Гуди наклонился ко мне и на ухо прошептал:
– Неужели? Выходит, мы тут единственные мазилы?
Я видел, с каким подозрением рассматривал меня Уизл, пока мы вели эти дурацкие переговоры. Он не имел стопроцентной уверенности относительно моей личности, но в глазах его читалось, что он вот-вот дойдет до этого.
– А ты кто? – обратился инспектор к Грэму.
– Грэм, – ответил Грэм.
– Он не с нами. Это один из упаковщиков. Друг раненой.
– Можно мне с ней? – поинтересовался Грэм, но инспектор сказал, что для начала им необходимо с ним побеседовать, и отослал парня с каким-то робокопом.
– Всего хорошего, парни, – уходя, пожелал нам Грэм.
– Ага. Спасибо, дружище. Ты там поаккуратнее. И не забудь, что в половине десятого мы ждем тебя тут с вертолетом! – крикнул я ему вслед, на что Грэм поднял вверх большой палец.
– Славный малый, – заключил Гуди.
– Когда будете готовы? – нетерпеливо спросил инспектор.
– Послушайте, мы не какие-нибудь там психопаты, но там у нас сотня людей под… э-э-э… под защитой… – это коп пропустил мимо ушей, – и мы не хотим, чтобы еще хоть кто-то пострадал: ни мы, ни они, ни даже ваша братия. Можете верить, можете нет. Ну, разве только вот он, – допустил я, взглянув на Уизла.
– Мило! – воскликнул вдруг тот. – Черт возьми, я так и знал, что это ты!
– Ну, ты ведь у нас умный парень. Возьми за это с полки пирожок с дерьмом.
Кто-то из группы захвата рассмеялся, но тут же умолк, когда Уизл бросил на него сердитый взгляд.
– Вы знаете этого человека? – осведомился инспектор.
– Да, сэр. Знаю. Это Даррен Майлс. Мой давнишний знакомый.
– А как насчет другого? – указал он на Гуди.
Уизл внимательно вгляделся в закрытое маской лицо, но догадки его так и не посетили.
– Это и не важно. Нам нужна уверенность в том, что вы больше не станете открывать по нам огонь и не начнете штурм, когда мы отвернемся. В ответ мы гарантируем безопасность наших гостей, – перешел я к делу.
Инспектор уверил нас в этом, но, с другой стороны, он пообещает все что угодно – даже увлекательное автобусное путешествие на Луну, – только чтобы мы перестали украшать столовую девушками-кассиршами. Хотя это совершенно не означает, что именно так и произойдет.
– Почему бы вам теперь не выйти с поднятыми руками? – настаивал инспектор.
– Ага? На двадцать лет?
– Вам не дадут двадцать лет, даже половины от этого не дадут. Даже трети.
– Ни четверти? – с надеждой в голосе дожимал Гуди, но на это инспектору ответить было нечем.
– До сих пор вы вели себя достаточно разумно. Так что сдавайтесь, пока ситуация не зашла слишком далеко. Я прослежу, чтобы это дошло до судьи. В конечном счете, что вы такого сделали? Незаконное лишение свободы? Причинение вреда по неосторожности? Правонарушения, конечно, серьезные, но все-таки нетяжкие преступления. Прибавить сюда сотрудничество и хорошее поведение, и вы все выйдете на волю уже через три-четыре года, – напропалую врал он.
– Чушь собачья! Вы упечете нас пожизненно, – злобно возразил я. – Это просто слова, пустые обещания. Я не доверяю им ровно настолько, насколько вы не доверили бы мне свой бумажник.
Вперед выступил Уизл и объяснил свой взгляд на этот вопрос.
– А теперь послушай другие слова. Надеюсь, они понравятся тебе больше. Если кто-нибудь из вашей шайки выпустит еще хоть одну пулю, я лично гарантирую каждому двадцатку без соглашений, без права на досрочное освобождение. Следующий выстрел – и мы всадим каждому из вас по пуле в ваши гребаные головы. Как тебе такой вариант?
– Он не может так говорить, – обратился Гуди к инспектору Блейки, затем повернулся к Уизлу и повторил ему те же слова: – Вы не можете так говорить.
– И говорить могу, и сделать. Теперь ступайте за своими дружками и скажите, пусть руки повыше поднимут, чтобы мы видели, иначе вдруг мы не поймем, что вы сдаетесь, – процедил тот. Инспектор же хранил молчание во время волнительного выступления Уизла. Вот так я и узнал все, что хотел, про наши шансы увидеть белый свет, если мы решим им поверить. – И снимите гребаные маски.
Гуди уже собирался это сделать, но я его остановил.
– Сами как-нибудь решим, когда их снять. А теперь мы возвращаемся внутрь и попытаемся разъяснить ребятам, в каком положении мы очутились. Потребуется время, чтобы убедить их сдаться без боя. Можете вы дать слово, что не станете предпринимать никаких решительных действий, пока мы будем совещаться? – потребовал я, и инспектор дал мне его.
– А теперь, может, отпустите людей? – предложил он, очевидно, усомнившись в наличии у меня мозгов.
– Что? Не все сразу, Генри Киссинджер. Те люди – единственное, что сейчас удерживает вас оттого, чтобы схватить меня прямо на месте и выбить весь дух из моего тела.
– Мы не станем этого делать, – возразил легавый.
– Вы, может, и не станете, а вон тот жирдяй только того и ждет, – махнул я в сторону Уизла.
– Следи-ка лучше за языком, Мило. А то хлопот не оберешься, – как-то зловеще проговорил тот.
– Может, все-таки некоторых отпустите? Женщин, например. Обычно так и поступают в подобных ситуациях; – убеждал меня инспектор.
– Я смотрел те же фильмы, что и ты, приятель, и прекрасно видел, чем все заканчивается. Если не возражаете, я сделаю так, как считаю нужным. Чем больше у меня там людей, тем меньше вероятность того, что вы решите взять нас штурмом. Лучшее получает тот, кто умеет ждать.
– Ладно, только постарайся сделать так, чтобы мы ждали недолго, Даррен. Чем дольше вы там пробудете, тем больше сложностей у вас возникнет, когда вы решите выйти.
Мы согласились на временное перемирие, чтобы дать нам время разоружиться и утрясти все вопросы с парнями, а также наладили телефонную связь со столовой, чтобы иметь возможность связаться с ними, когда мы придем к какому-то решению. Я развернулся, чтобы вернуться в магазин, как вдруг инспектор схватил Гуди за руку и заявил, что задержит его на время.
– Вам совершенно не обязательно возвращаться туда обоим. Он останется здесь, с нами. Это все упростит.
– Вы уже подрываете наше доверие. Вы не понимаете, что я не могу вернуться туда один. В этом случае парни просто не захотят меня слушать. Подумают, что я его сдал и планирую сделать то же и со всеми остальными. Если мы хотим убедить их сложить оружие, мы должны вернуться туда вдвоем. Господи, неужели не ясно?
Инспектор и Уизл окинули меня подозрительным взглядом.
– К тому же мистер В должен сдаться добровольно. Мы ведь так договаривались. А получается, что вы его задержали. Это наверняка будет использовано против него. Да бросьте вы. Куда мы денемся? Вы ведь оцепили весь район.