355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Дениз Робинс » Жонкиль » Текст книги (страница 6)
Жонкиль
  • Текст добавлен: 13 сентября 2016, 20:11

Текст книги "Жонкиль"


Автор книги: Дениз Робинс



сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

Глава 9

Заявление Роланда произвело большое впечатление. Билли Оукли был поражен, так поражен, что сначала мог только молча таращить глаза на незнакомца, который посмел представиться как муж Жонкиль Риверс.

Если бы это молчание затянулось дальше, Жонкиль расхохоталась бы. Она была на грани истерики. Когда рука Роланда легла ей на плечи, она вся напряглась. Но затем почувствовала себя безвольной, беспомощной, полностью отупевшей. Она не могла ясно мыслить, не могла понять, зачем Роланд приехал в Чанктонбридж и какое удовлетворение получил от того, что открыто сообщил о своей связи с ней.

Билли несколько разрядил довольно напряженную обстановку, разразившись быстрой, негодующей речью. Он был вспыльчивый юноша.

– Послушайте... послушайте... я что-то не понимаю, о чем вы говорите? – произнес он, заикаясь. (Не следует забывать, что Билли был очень молод!) – Жонкиль – ваша жена? Но она не замужем. Послушай, Килли, ты ведь не замужем, правда? Это глупая шутка, да?

– О, нет, – сказал Роланд прежде, чем Жонкиль успела ответить. – Это совсем не глупая шутка. Килли, как вы ее называете, вышла замуж – и за меня.

Билли заморгал глазами. Его щеки стали пунцовыми. Затем он стремительно повернулся к Жонкиль.

– Килли, старушка, – воскликнул он. – Скажи мне, что это неправда, что это шутка. Мы знакомы много лет. Мы старые приятели. Кто этот парень? Почему он говорит, что ты его жена?

Жонкиль пришлось сделать огромное усилие, чтобы говорить спокойно, не поддаваясь истерике. Но вначале она освободилась из-под руки Роланда. Его прикосновение слишком волновало ее. Она не могла быть спокойной, пока его рука лежала на ее плечах. Это прикосновение оживляло такие болезненные воспоминания...

– Нет, он не шутит... это... это правда, – сказала она. – Он... я... я... я замужем.

– Боже мой! – выдохнул Билли.

– Да, конечно, это большой сюрприз для тебя, – сказала она неудачно.

– Более, чем сюрприз, – ужасный удар, – сказал юноша.

Кровь отхлынула от его лица. Он был теперь бледен, усмешка исказила его губы. Он никак не мог справиться со своими чувствами и обрести равновесие. Он только что осознал, что любит Жонкиль, объяснился ей в любви. И через несколько минут узнает, что она уже замужняя женщина... Маленькая Килли... подруга его детских игр!.. Он был вынужден вычеркнуть свое недавно обретенное чувство и вести себя, как обычный, равнодушный приятель. Это было очень тяжело.

Улыбка, скорее горькая, чем насмешливая, играла на губах Роланда. Он уже понял все, что только что произошло между этими двумя людьми. Парень, кстати, очень приятный парень, влюблен в Жонкиль, сделал ей предложение. Он ей нравится... Но она не любит его, нет, Роланд был совершенно уверен, что у Жонкиль не было серьезных намерений по отношению к этому мальчику.

– Простите, если я был несколько резок, когда представлялся, – сказал он. – Боюсь, был несколько бесцеремонен. Жонкиль, – ты не сказала мне имени твоего... э,... приятеля.

Она была потрясена. Но самообладание не покинуло ее. Она нахмурилась.

– Это мистер Уильям Оукли, он живет рядом с нами, – сказала она. – Мы давно дружим. Но я не понимаю, почему я должна представлять тебя, или почему ты должен приезжать сюда и рассказывать Билли о нашем... нашем браке. Тебе недостаточно того горя, которое ты мне принес, ты хочешь и дальше причинять мне неприятности?

При слове «горе» Билли насторожился. О чем Жонкиль говорит? Не совершила ли она какой-нибудь ужасной ошибки? Он начал понимать теперь, почему старая миссис Риверс так загадочно говорила по телефону о Жонкиль. Он с испугом посмотрел на нее.

– Килли, – сказал он. – В чем дело? Что ты наделала? Почему так волновалась миссис Риверс? Ты не можешь мне сказать?

– Не могу... сейчас, – ответила она. – Не спрашивай меня, пожалуйста, Билли. И если ты хоть немножко любишь меня, пожалуйста, держи в тайне то, что ты узнал, не говори Дороти или еще кому. Я напишу тебе, или мы встретимся позже, и я все тебе объясню.

– Но я... я не понимаю, – проговорил он, запинаясь. – Ты жена мистера Чартера, Килли, и...

– Да, да, – прервала она его. – Но это только временно. Я могу сразу сказать тебе, что я намерена аннулировать этот брак. А теперь, пожалуйста, иди, Билли, и помни, я хочу, чтобы ты сохранил мою тайну. Никто ничего не знает, никто на свете, кроме тебя, бабушки и отца.

Билли взглянул на Роланда Чартера, который стоял, засунув руки в карманы пальто; его глаза неотрывно смотрели на Жонкиль. На губах Роланда все еще играла горькая улыбка, но его глаза были непроницаемы. Он не прерывал свою жену. Он дал ей возможность сказать все, что она хотела сказать; он не взял на себя труд отрицать что-либо или возражать против какого-либо из ее заявлений. Билли сгорал от любопытства. Кроме того, он был основательно расстроен. Он первый раз в жизни влюбился, а девушка оказалась замужем за человеком, которого она явно не любит. Он никак не мог понять, что все это значит. Однако Жонкиль просила его хранить все в тайне и обещала позже все объяснить. В нем вспыхнули рыцарские чувства. Он неожиданно шагнул к ней, умышленно игнорируя Роланда, и сжал обе ее руки в своих.

– Ладно, старушка, – сказал он. – Ты знаешь, что я твой друг, и что я люблю тебя больше всех на свете, и если я могу как-то тебе помочь, я помогу. Ни одна душа не узнает ничего. Только поклянись, Килли, что ты дашь мне знать, когда я буду тебе нужен.

Жонкиль, тронутая его юношеской галантностью, сжала его руки в ответ. Неожиданно слезы обожгли ее веки, когда она отвечала ему.

– Спасибо, Билл, громадное спасибо. Возможно, вскоре мне понадобится твоя дружба. Я дам тебе знать. До свидания. Не забудь – никто не знает...

– От меня никто ничего не узнает, – пообещал он. – До свидания, Килли.

Он бросил еще один взгляд на Роланда – взгляд, выражающий пренебрежение и недоверие. «Что за парень, – думал он, – и какое он имел право жениться на Килли и сделать ее несчастной?» С беспокойством взглянув еще раз на девушку, он повернулся и пошел по аллее в сопровождении своих собак.

Роланд и Жонкиль смотрели друг на друга.

– Ну? – сказала Жонкиль, вскинув голову. – Как ты смел сделать это, Роланд? Какое ты имеешь право говорить Билли или кому бы то ни было, что я твоя жена?

– Я имею все права, – сказал он хладнокровно. – Ты – моя жена.

Ее лицо стало пунцовым.

– По закону – да. Но я сказала тебе еще до того, как уехала из Торки, что я собираюсь аннулировать брак, и ничто не заставит меня жить с тобой или считать себя твоей женой.

Роланд вытащил сигарету из кармана, прикурил, затем бросил спичку в куст боярышника. На мгновение он отвел взгляд от лица Жонкиль и посмотрел вокруг. В это зимнее утро в аллее было тихо, мрачно и безрадостно. Высокие деревья, засыпанные инеем, стояли застывшие и неутешные, вздымая голые ветви к тяжелому свинцовому небу. Время от времени холодный порыв ветра проносился вдоль дороги, гоня перед собой опавшие листья и сухие ветки. Наводящее уныние декабрьское утро. И настроение Роланда Чартера соответствовало погоде. Он стоял рядом с Жонкиль в аллее, так ему знакомой, смотрел вдоль нее на увитые плющом стены дома, который когда-то был его домом и который он должен был унаследовать. Роланд был очень подавлен, хотя приехал в Чанктонбридж, исполненный решимости бороться за свою жену, бороться до конца. Он любит ее. Любит всеми фибрами души и не собирается наблюдать со стороны, как она уходит из его жизни, не собирается позволить ей разорвать своими слабыми руками узы, которые связывают их.

Один раз, только один раз в своей жизни он потерял самообладание, познал мучительную горечь слез. Это было в спальне отеля в Торки в их свадебную ночь, когда Жонкиль сказала ему «до свидания». Он стоял перед ней на коленях, его слезы падали на ее руки – он умолял о снисхождении. Но как только она ушла, он начал презирать себя за это. Никогда снова он не покажет ей свою слабость. Он будет сильным – жестким, безжалостным, циничным – таким, каким был раньше. Он любит ее и намерен вернуть ее любовь.

Когда он увидел ее рядом с Билли Оукли, в нем вспыхнула ревность. Но это быстро прошло: такой еще неоперившийся птенец не может увести у него Жонкиль.

Роланд долго курил, не говоря ни слова. Затем снова посмотрел на Жонкиль.

– Я хорошо помню, что ты сказала мне о своем намерении аннулировать наш брак, – сказал он. – Я ответил тебе, что ты не можешь его аннулировать. Только я могу это сделать, но не буду. Ты нужна мне, Жонкиль, и я не успокоюсь, пока не верну тебя.

Она нетерпеливо покрутила головой. Сердце билось так сильно, что казалось, его биение сотрясает все ее тело. На нее смотрел не тот кающийся, несчастный Роланд, которого она оставила в Торки. Перед ней стоял прежний Роланд – упрямый, целеустремленный, властный. «Ты нужна мне, Жонкиль!..» Как жутко серьезно произнес он эти слова!

– Ты никогда не вернешь меня, – сказала она. – И ты не имел права приезжать в Риверс Корт.

– Мне очень жаль, что я прервал пасторальную идиллию между мистером... э... Уильямом Оукли и моей женой, – сказал он, растягивая слова.

Жонкиль задел его насмешливый тон.

– Не надо насмехаться над Билли, – сказала она. – Он мой друг.

– Я так и понял. И ты должна признать, что в данных обстоятельствах я вел себя очень хорошо. Я позволил ему излить его уверения в вечной готовности позаботиться о тебе и утвердиться в надежде, что ты дашь ему знать, когда почувствуешь потребность в нем. Я даже разрешил ему пылко сжимать твои обе руки, не выразив ни малейшего протеста.

Насмешливый голос резал ее, как ножом. Красная до корней волос, она смотрела на него, сжав руки.

– А почему ты должен протестовать? Даже если бы он целовал меня, ты не мог бы протестовать. По закону ты мой муж, но я презираю тебя. Я ненавижу тебя за то, что ты так бесстыдно обманул меня, и твои желания для меня ровным счетом ничего не значат.

Роланд мрачно улыбнулся.

– Ты презираешь и ненавидишь меня, не так ли, Жонкиль? Ну хорошо, ты не можешь оскорбить меня больше, чем ты сделала в Торки, когда уехала от меня в нашу свадебную ночь, поэтому говори, что хочешь. Что еще?

Она прикусила дрожащую нижнюю губу. Упоминание об их свадебной ночи почти лишило ее того самообладания, которое она так старалась сохранить. «Воспоминание об этом причиняет боль ему! А мне?!» – думала она с горечью. Он сам во всем виноват. Правда, его угрызения совести были, видимо, неподдельными и острыми... Но в ней бушевали чувства разочарования, разбитой веры, уязвленной гордости.

Как и Роланд, она решила быть сильной и приняла жестокую необходимость подавить чувства и любовь. Она совершила ошибку, теперь нужно постараться исправить ее. Добиться этого можно, только сохраняя холодную жесткую позицию, такую же упорную, как его позиция. Главное – проявить твердость.

– Он, кажется, хороший парень, этот твой друг Билли, – услышала она голос Роланда. – Я сочувствую ему, если он думал, что ты не замужем и лелеял надежды...

– Побереги свое сочувствие для других. Билли в нем не нуждается, – прервала она его. – А теперь, пожалуйста, прекрати насмешки и скажи мне прямо, зачем ты приехал.

Он угрюмо смотрел на нее какое-то время. Он, конечно, ожидал, что она будет суровой, но не настолько. Внезапно он почувствовал острые угрызения совести. Каким милым ребенком – беззаботным, счастливым, доверчивым – она была, когда он познакомился с ней и увлек ее. Как она изменилась! Она страдает из-за него. Он ненавидел себя за боль, которую видел в ее глазах.

– Жонкиль, послушай меня, – сказал он, и теперь в его голосе не было насмешки, только искренность. – Я люблю тебя; веришь ты мне или нет, мне сейчас все равно. Ничто не может изменить этого факта. Я люблю тебя. Что бы я ни чувствовал вначале, когда женился на тебе, сейчас я люблю тебя и прошу тебя простить меня на этот раз.

– Нет, я не могу, – сказала она. – Я поверила тебе однажды, Роланд, но больше не могу.

Он продолжал упорно:

– Нет, ты можешь, ты должна, Жонкиль. Вернись ко мне, позволь мне служить тебе! Я готов на все, чтобы доказать, что я искренен.

– Ты можешь доказать это, только освободив меня от брачного обязательства, которое я дала, не зная, кто ты и что ты из себя представляешь.

– Нет, – сказал Роланд. – Я не могу освободить тебя, Жонкиль. Я хочу, чтобы ты вернулась. Я никогда не откажусь от тебя.

Она устало закрыла глаза, затем посмотрела на него долгим холодным взглядом.

– Ты сделал все, что мог, чтобы разрушить мою жизнь и разбить мое сердце, – сказала она. – Теперь ты собираешься усугубить зло, мучая и преследуя меня?

– Боже, – сказал он тихо. – Ты до такой степени презираешь меня, Жонкиль?

Она отвернулась от него, боясь продолжать этот разговор. В течение последних суток она приложила столько усилий, чтобы оградить свои чувства стеной льда и сдержанности, и в какой-то мере преуспела в этом. Но чувства продолжали жить и за этой, увы, непрочной стеной. Она знала, что чувствам ничего не стоит пробить брешь в стене и затопить все ее существо. Прежде она обожала Роланда. Он был для нее богом. Его поцелуи, его прикосновения обладали силой взволновать ее гораздо больше, чем она могла себе когда-либо представить. И она все еще любила его. В глубине сердца она жаждала его любви, страстного прикосновения его губ к ее губам. Но ничто на свете не заставит ее позволить ему сделать это! Она сказала ему, что ненавидит его... она будет ненавидеть его, вскоре вырвет кровоточащие корни истинного чувства, и цветок любви никогда не вырастет. Но сейчас, так скоро после божественного цветения, это было очень трудно, и, учитывая, что она так молода, так одинока, борьба шла против значительно превосходящих сил противника.

Жонкиль снова заговорила, не поворачиваясь к нему лицом:

– Ничего хорошего не выйдет из этого нового разговора, Роланд. Мы все обсудили в Торки. Пожалуйста, уходи. Я не хочу видеть тебя. Кроме того, если отец узнает, что ты здесь...

– О, да, то-то будет беда, – закончил он за нее. – Но мне безразлично, что скажет или сделает дядя Генри. Его оскорбления не трогают меня. Только твои.

– Ты заслуживаешь их.

– Совершенно верно, – он резко рассмеялся. – Ну, продолжай, оскорбляй меня, сколько хочешь. Это причиняет боль, но я не изменю своего решения вернуть тебя.

Голова Жонкиль раскалывалась от боли. Она почувствовала, что не выдержит, если не побудет одна и не отдохнет. Вдали от него она обретала силы. Но его присутствие натягивало ее способность к сопротивлению до точки разрыва.

– До свидания, Роланд, – сказала она тихо. – Я ухожу. Тебе лучше уехать из Чанктонбриджа. Я не советую тебе оставаться.

– Мои вещи в «Пастухе и собаке», – сказал он.

– Это ерунда, – сказала она, круто оборачиваясь и снова оказываясь с ним лицом к лицу. – Роланд, у тебя есть чувство приличия? Какое ты имеешь право так меня преследовать?

Улыбка чистой нежности, без всякой горечи, осветила его лицо. Он сжал ее руку выше локтя.

– О, Жонкиль, маленькая Жонкиль! Я не преследую, – проговорил он тихо, – я люблю тебя. Я хотел бы стать на колени здесь, на дороге, и целовать твои ноги, моя дорогая. Я не хочу беспокоить тебя, мне бы только получить еще один шанс завоевать твою любовь.

Щеки ее вспыхнули. Она покачала головой и выдернула руку. Она не могла допустить, чтобы он дотрагивался до нее. Затем она побежала от него по белой от инея дорожке к дому. Он видел, как она вбежала внутрь через сводчатую дверь.

Какое-то мгновение он стоял, глядя ей вслед, затем выбросил окурок и медленно пошел к дому.

Глава 10

Из зарешеченного окна библиотеки старая миссис Риверс увидела хорошо знакомую фигуру своего внука, быстро идущего по аллее по направлению к дому.

Старая леди была потрясена. Несколько раньше она видела, как бежала домой Жонкиль, и удивилась, почему девушка так спешила. Теперь она поняла. Роланд в Чанктонбридже, и даже осмелился появиться в Риверс Корте.

Ее первым чувством был страх, испуг. Если Генри увидит Роланда здесь, будет ужасный скандал. Она знала раздражительность, неуправляемость Генри. Не был ли именно его горячий нрав причиной нынешних несчастий? В слепой ярости он выгнал из дома своего молодого племянника. Что он может натворить сейчас, если узнает, что Роланд снова здесь, после своей дерзкой женитьбы на Жонкиль, избранной как орудие мести?

Старая леди тоже была по-своему сурова. Но, глядя на внука, которого продолжала любить в течение долгих печальных лет неизвестности и разлуки, она почувствовала, как сильно забилось ее сердце. Любой ценой нужно предотвратить еще одну ссору между ним и ее сыном.

Она сама открыла входную дверь Роланду до того, как тот успел позвонить. Ее пергаментное лицо было бледно, а сжатые губы дрожали.

– О, Ролли, мой дорогой мальчик! – воскликнула она. – Зачем ты приехал?

Роланд несколько мгновений не отвечал. Он был явно взволнован встречей с бабушкой. Он тоже любил ее и знал, что был ее любимцем, так же, как его мать была любимицей этой большой семьи. Он знал, конечно, и то, что бабушка держала его сторону в той мучительной ссоре девять лет тому назад, что она горевала, когда он уехал.

«Сильно постарела», – подумал он. Когда он жил в Риверс Корте, ее волосы отливали серебром, теперь они были абсолютно белыми. И новые морщины прибавились на лице. Блестящие голубые глаза, которые он унаследовал, полиняли. Весь ее облик (она все еще носила старомодные строгие платья, которые он помнил), детское имя Ролли, которое он не слышал с тех пор, как попрощался с ней девять лет тому назад, глубоко тронули его.

– Бабушка! – воскликнул он. – Дорогая старенькая бабушка!

Он, все еще стоя в дверях, взял обе ее руки и поцеловал их. Миссис Риверс была сильно взволнована. Перед ней стоял прежний Роланд, прежний славный, галантный, милый Ролли, которого она любила, несмотря на все его глупости.

– Я счастлив видеть тебя снова, бабушка, – сказал он.

Но она внезапно выпрямилась и поджала губы. Она вспомнила о его браке с Жонкиль. Это был самый худший из всех его дурных поступков, и она не должна проявлять слабости или сентиментальности по отношению к нему.

– Роланд, – сказала она сурово, – тебе не надо было приходить сюда. О, мой дорогой мальчик, что заставило тебя обмануть Жонкиль и уговорить ее выйти за тебя замуж таким бесчестным способом? Это было низко, недостойно тебя. Непростительно, Роланд!

Он со вздохом выпустил ее руки.

– Я забыл, что я в немилости, бабушка. Я был так рад видеть тебя.

– Ну-ну, – говорила старуха, вытаскивая большой носовой платок и громко сморкаясь. – Я удивляюсь тебе, Роланд. Следовало бы быть более деликатным, более тактичным и не приезжать в Риверс Корт, да еще сейчас.

– Я приехал, чтобы увидеть свою жену, – сказал он спокойно, – просить ее простить меня.

– Ну что ты тут стоишь на этом пронизывающем ветру? – сказала она нерешительно. – Но... я, к сожалению, не могу пригласить тебя войти в дом, мой мальчик, и право...

– Не беспокойся обо мне, бабушка, и сама не стой на сквозняке.

Она смягчилась. Но что она могла поделать? Как все женщины, старая леди не могла не поддаться обаянию Роланда. Он всегда был предан ей, заботился о ней. Ничего удивительного, что Жонкиль полюбила его и вышла за него замуж. Миссис Риверс жалела Жонкиль.

– Ролли, – сказала она, – я не думаю, что ты чего-нибудь добьешься. Жонкиль не простит тебя. Ты сильно обидел ее. Ты должен дать ей свободу и снова уехать.

Но пока говорила, она отмечала, каким измученным выглядит красивое лицо Роланда при сером дневном свете, какой он усталый и несчастный. Сердце ее болело о нем. Он был ее собственная плоть и кровь.

Однако ей не удалось продолжить этот разговор. Твердые быстрые шаги по полированному дубовому паркету позади нее заставили ее вздрогнуть и оглянуться.

– Генри! – произнесла она испуганно.

– Ну, сейчас начнется, – тихо проговорил Роланд.

Генри Риверс быстрыми шагами подошел к двери и горящими от ярости глазами уставился на человека, стоящего в дверях.

– Ты! – сказал он. – Что ты здесь делаешь? Убирайся!

Роланд спокойно встретил взгляд Генри Риверса.

– Я не собираюсь убираться, дядя Генри, – сказал он. – Я приехал, чтобы увидеть мою жену, и я увижу ее.

– Ты уже встречался с ней. Она в библиотеке. Я только что разговаривал с ней. Она сказала мне, что ты здесь и что она предпочитает больше не разговаривать с тобой. Не о чем больше говорить. Она должна получить свободу, и, ей-Богу, ты ей дашь ее. Ты – мерзавец!

Миссис Риверс схватила его за руку.

– Тихо, тихо, Генри, – сказала она обеспокоенно. – Не кричи, пожалуйста. Ты хочешь, чтобы слуги услышали, хочешь скандала?

– Мне безразлично, кто меня слышит! – отчеканил мистер Риверс в ответ; лицо его побагровело, скулы ходили ходуном. – Пожалуйста, мама, иди в дом и предоставь мне самому разобраться с этим молодым негодяем.

– Ты можешь обзывать меня, дядя Генри, но это ничего не изменит, – сказал Роланд невозмутимо. – Будь я на твоем месте, я бы воздержался от этой ссоры. Я не хочу устраивать скандала и не хочу, чтобы ты втягивал меня в скандал. Я хочу видеть Жонкиль.

– Ты не увидишь ее. Она не хочет! – закричал мистер Риверс. – Ты сделал все, что мог, чтобы испортить ее жизнь и причинить страдания мне, пытаясь увести мою приемную дочь. Но ты не добьешься своего. Я не позволю Жонкиль уйти. Она хочет уехать и зарабатывать себе на жизнь сама, но я не разрешу ей! Она – моя наследница! Но ты аннулируешь брак, слышишь? Я не хочу, чтобы деньги, которые она получит, достались тебе.

Роланд напрягся.

– Мне не нужны твои деньги, дядя Генри, – сказал он. – Пойми это. Я не хочу ни одного пенса из них. Я намерен сам зарабатывать. Но мне нужна моя жена.

Мистер Риверс задыхался от ярости. Его глаза чуть не вылезали из орбит. Он забыл, что говорил ему врач в Висбадене. Забыл, как его предупреждали, чтобы он не давал волю своей горячности. Вид племянника, которого он ненавидел и который стоял в дверях так спокойно и так хладнокровно требовал Жонкиль, привел его в ярость.

– Убирайся, – сказал он хрипло. – Ты слышишь, Роланд Чартер? Вон! Вон из моего дома, чтобы я тебя не видел, слышишь!

– Генри! Генри! – вскричала его мать.

Мистер Риверс направил трясущийся палец на Роланда.

– Ты слышишь меня?! – закричал он. – Убирайся, или я позову садовников и заставлю их вышвырнуть тебя отсюда!

Роланд твердо смотрел ему в лицо, не теряя самообладания.

– Девять лет тому назад ты приказал мне уйти из дома, и я ушел, – сказал он. – Но теперь я не мальчик, и я не боюсь тебя, дядя Генри. Я не уйду без Жонкиль.

– Она не пойдет с тобой, а если она захочет уйти, я ей не позволю. Убирайся, черт возьми!

– Генри! – пыталась протестовать миссис Риверс.

Мистер Риверс двинулся к племяннику, сжав кулаки и подняв руки над головой; похоже, что он хотел ударить Роланда. Щеки и даже губы Риверса стали фиолетовыми. Вдруг он прижал руку к сердцу. Его выпученные глаза смотрели удивленно, потом испуганно.

– О!.. – задыхался он. – О...

– Генри, что с тобой?! – воскликнула миссис Риверс, испуганная его видом.

Он не ответил. Судорога исказила его черты. Он рухнул на пол и остался лежать без движения.

Старая миссис Риверс закричала:

– Генри! Генри! Сын мой!

Затем позвала еще отчаянней:

– Жонкиль, о Жонкиль, иди скорей!

Жонкиль в течение всего разговора стояла в дверях библиотеки и, дрожа всем телом, слушала гневный голос приемного отца. Теперь, в ответ на крик миссис Риверс, кинулась в прихожую, увидела Роланда, стоящего на коленях рядом с распростертым на полу телом своего дяди, и испуганно вскрикнула:

– О, что случилось?

Миссис Риверс протянула к ней трясущуюся руку:

– Моя дорогая, доктора, быстро, у твоего отца удар... – начала она.

Но Роланд покачал головой. Медленно поднимаясь на ноги, он переводил взгляд с бабушки на девушку.

– Я думаю, что доктор уже не поможет, – сказал он. – Это больше, чем удар, бабушка. Это паралич сердца.

– Ты хочешь сказать, что он мертв?

Роланд наклонил голову.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю