Текст книги "Наследник (СИ)"

Автор книги: Денис Старый

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

– Вы противоречите себе, разлюбезная Екатерина Алексеевна. Дурак-философ – это же противоречие, – сказал я, чуть ли не облизываясь на издевающуюся надо мной женщину простонал. – Да иди ты сюда, знаешь же, что я изнываю от желания.

И закрутилась карусель древнейшего вида единоборств.

Журнал обратил на себя внимание общества. Уже то, что в трех последних номерах «Санкт-Петербуржских ведомостей» шла реклама будущего журнала дало свой результат. Так же на последнем маскараде было объявлено высшему обществу о журнале. Проведена работа и в Москве и в Нижнем Новгороде. Теперь же типографии загружены и печатают очень недешевый журнал.

Что же касается учреждения фонда, то это моя инициатива. Средств катастрофически не хватает, даже с некоторым увеличением финансирования. Затыкать же финансовые дыры своими средствами – это просто не продуктивно. Хватает уже того, что строящийся флот, как и его комплектация, идет из моей мошны. Даже Сергею Салтыкову, который стал моим представителем при флоте, плачу жалование. Поэтому, если будет кто-то желающий помочь финансово, то только «милости просим», накрутив в прессе идеологическую составляющую.

Но я не столь наивен, чтобы верить в то, что люди понесут свое серебро только лишь по зову патриотического чувства. Тут игра на другом – гордыне и жажде славы. В журнале прописано, что имена тех, кто пожертвует деньги на армию и флот, будут напечатаны в приложении к журналу, намекнули о возможности получения личного дворянства наиболее участливым. Активные жертвователи получат и специальный знак «Верного сына Отечества», который уже в небольшом количестве отчеканен в серебре на монетном дворе. Не продумали только с «дочерями Отечества», вдруг кто из женщин решит пожертвовать. При этом обещается предоставлять отчет, куда уходят деньги на страницах журнала и в «Петербургских ведомостях». И тут еще один психологический момент. Люди не привыкли, что перед ними кто-либо отчитывается, а тут можно и потешить в некотором смысле самолюбие. А когда на тендерах по закупкам в армию станет обязательным один из пунктов, как то участие в Товариществе-обществе, то деньги будут. Может опять же коррупция с моей стороны, но это не совсем так, потому что никто не отменяет иные пункты, влияющие на результат тендера: наличие товара, качество, сроки поставки, объемы. И еще один момент, который может побудить нести людей деньги в фонд – причастность к делу, которое под пристальным вниманием императорской семьи. На страницах журнала уже указано, что я, наследник, и моя супруга, пожертвовали в Товарищество по пять тысяч рублей. Так оно и было – деньги привезены в редакцию «ведомостей», так как своего здания у журнала «Россия» нет, да и часть редактуры Якоба Штеллина принимала участие в подготовке журнала.

– Любимая, а как насчет еще одного дела? – задал я вопрос, когда мы, наконец, оторвались друг от друга.

– Я это еще не наладила, – ответила Екатерина.

Я знал уже характер жены. Она очень основательно подходит ко всему, чем занимается. Долго, порой излишне, обдумывает проект, только потом принимается, опять же, без спешки, работать. Тот же журнал, по моим расчетам, мог быть издан еще месяц назад. Поэтому и хотел предложить уже сейчас новое дело, чтобы головка женушки активизировала мыслительные процессы.

– Любимая, армии нужны медикусы и мелкие чиновники. Очень нужно учредить институт для мещан на средства Военной коллегии, а, ежели не согласятся генералы, то и за мой личный счет. Это должны быть умеющие работать с бумагами люди и могущие лечить солдат на поле боя, – сказал я и умилился, как Катэ прикусила губки, начав обдумывать предложение.

«Думай, женушка, лучше делом занимайся, а не плети интриги против меня. Что-то пояс Алексея Орлова у меня на шее не сильно подходит под носимые мной туалеты» – размышлял я.

Глава 8

Нидерланды. Провинция Северный Брабант.

Окрестности города Берген-оп-Зом

26 августа 1747 г.

Корпус Василия Аникитича Репнина вновь совершил большой переход. Уже почти два года, как русская армия ходит по немецким землям, при этом не вступает в войну. И это больше всего беспокоило генерал-фельдцехмейстера [воинское звание, чин, главный начальник артиллерии в Российской империи], так как нету для армии хуже санитарных потерь, уж лучше на поле боя пулю получить, да с пользой для Отечества, чем болеть и своей немощью отягощать и без того медлительные колонны. Европейцы потешаются, что русские не способны к быстрому передвижению, а сколько же можно ходить по чужим землям, да еще и с дурными картами.

Дали бы коней, повозок, которые нещадно ломаются на неидеальных дорогах Европы, конечно, лучше российских, но и они не лишены ухабов и колдобин. Да и провизию, которую сложно передвигать в обозах для оснащения тридцати тысяч на длительное время, союзники не спешат поставить. А рассылать фуражиров по окрестностям нельзя, а то вновь в варварстве обвинят.

А сколько нужно лошадей, чтобы перевезти пушку? Шестнадцать в одной упряжи и их необходимо кормить и не одной травой, чтобы не ослабли. Башмаков не хватает, быстро изнашиваются на длинных переходах, букли у солдат уже не оттираются от дорожной пыли.

Но, когда Репнин увидел авангард дивизии Румянцева, того самого обещанного подкрепления, которое так ждал командующий корпусом, генерал-фельдцейхмейстер и вместе с тем он же генерал-адъютант опешил. Пушки бодро тянули всего по четыре лошади. Да и нахождение орудий в авангарде необычно, если не сказать – преступно. Однако, делать выволочку подполковнику-юнцу Суворову, командующий не спешил. Нужно разобраться что это такое пожаловало на усиление, да еще и с правом самостоятельных действий, потешные полки, или все же боевые?

– Ваше превосходительство, подполковник Суворов с вверенным мне Первым Воронежским егерским полком прибыл, – отчитался Александр Васильевич.

Репнин мысленно зацепился за представление, в котором отсутствовала формулировка «в ваше распоряжение», но генерал вновь промолчал. Тут нужно дождаться генерал-поручика Румянцева. Но определенное мнение, основанное на возрасте этих офицеров, как командующего дивизией, так и полком, Репнин составил – все-таки потешные полки.

– Подполковник, а что за пушки у Вас и почему они идут в авангарде? – все же задал Репнин вопрос, который представлялся самым интересующим для любого профессионала в артиллерии.

– Демидовские пушки, изготовка к стрельбе составляет две-три минуты, способны стрелять навесом из-за возможности корректировки лафета, – доложил Суворов.

– Что ж располагайтесь, но на довольствие ставить не могу, сами ограничены в припасах, – сказал Репнин, решив позже подробнее узнать, может вечером за ужином, что это за такие егеря прибыли.

Василий Аникитич, являясь до отбытия с корпусом в Германию, одним из воспитателей наследника престола Петра Федоровича, видел, что тот увлекся формированием потешных полков, для чего ему и были отданы на откуп солдаты Воронежского пехотного полка. А тут, воно как – егеря! И форма у них мужицкая, что стыдно и на поле боя выводить, правда, ткань добротная, да обувь не стоптанная. Но, ни буклей, ни панталонов, а штаны темно-зеленого цвета, что в траве и не отличишь. И что еще важно – все солдаты, как успел заметить командующий имели новые фузеи, в то время, как в его полках попадались даже мушкеты петровских времен и более ранние. И очень много среди егерей штуцерников, о тактике применения которых Репнин не сильно-то и размышлял ранее. Они же в линии только мешаться будут. Перезарядка медленная – выстрелил и все, стой в роли мишени.

К вечеру подтянулись и остальные войска. Это было двенадцать тысяч солдат и еще пять тысяч иррегулярных частей казаков и калмыков. Василий Аникитич ожидал, что все они, уставшие после перехода, разобьют бивуаки и станут дразнить терпящих недостаток провизии солдат корпуса, но нет. Казаки сразу же растеклись по всем четырем сторонам, были и те, кто бегом в странных лохмотьях отправился в сторону, которую указали офицеры Репнина, там должен стоять противник в пятнадцати верстах.

– Генерал-поручика Румянцева ко мне пригласите, – приказал своему адъютанту Репнин.

Через двадцать минут в шатер командующего вошел молодой человек, вид которого никак не соответствовал генеральскому чину. Нет, выправка на высоте – лихой и статный, но очень молод. Тут без протекции, Репнин был уверен в этом, не обошлось. Но чего стоило Александру Ивановичу Румянцеву продвинуть своего сына на такой чин?

– Без чинов, Петр Александрович, – прервал доклад Румянцева командующий корпусом. – Я получил предписание дать вам волю в принятии решений, что никак не согласуется с единоначалием. Что скажите?

– Василий Аникитич, я подчиняюсь Вашему единоначалию, но волен выбрать тактику, чтобы выполнить поставленную задачу, – ответил Румянцев.

– Вот как… – Репнин задумался. – И с чем это связано?

– Тактика применения новых пушек, построений, – кратко ответил Румянцев.

– Ну, хорошо, – генерал-фельдцейхмейстер что-то для себя решил. – Давайте поужинаем, а после рассмотрим диспозицию, и до военного Совета Вы выскажите свои соображения.

После ужина Репнин услышал много новаторских идей, которые, по заверениям Румянцева уже были апробированы во время краткосрочной экспедиции дивизии на Южный Урал. Для увлеченного артиллерией Репнина было дикостью слышать, что пушки-гаубицы демидовской выделки могут бить навесом поверх голов наступающих колон и что такую тактику уже применяли. Непонятна была роль штуцерников, которые пребывали на поле боя в рассыпном строю и были призваны отстреливать офицеров врага. Безусловно, без скепсиса, Василий Аникитич был согласен только с тактикой создания усиленного натиска на отдельном направлении с помощью резервов. Вот только как эти резервы сохранять во время боя, если неприятеля вдвое больше, а англичане отговариваются от помощи, утверждая, что зализывают раны после последнего поражения.

– Сражение должно быть. Еще месяц назад, когда французы узнали об окончательном соглашении о союзе Австрии и России, Людовик склонялся к миру, но, видимо, решил показать России, что лезть в европейские дела ей еще рано. Мориц Саксонский готовится ударить в направлении Берген-оп-Зома, а после на Ганновер и взять австрийские владения в Голландии, видимо, для создания лучших условий для мирного соглашения. К тому же, если не принять бой, нас могут отрезать от моря и помощи англичан. А те худо-бедно, но провизию присылают, – резюмировал все сказанное на военном Совете Репнин.

Сегодня он опять спешит быстрее завершить все дела и прилечь. Уже несколько недель состояние его здоровья ухудшается. Кружится голова, теряется координация движений. Медикусы дают успокоительное, и он засыпает, тогда до вечера еще можно работать, однако, слабость и головная боль к ночи возвращаются.

Утром Румянцева разбудил его адъютант-порученец – Герасим – один из толковых казачков, что проходили обучения у казаков наследника.

– Ваше превосходительство! – сквозь сон расслышал генерал-поручик.

– Ну, что? Французы подошли? – присаживаясь на тюфяк, набитый соломой, спросил Румянцев.

– Так точно, французы выдвинулись с первыми петухами, Степан доложиться прибыл, – отвечал Герасим.

– Давай его, – отмахнулся Румянцев, раздосадованный побудкой, такая мамзель приснилась, а тут – солома и походный шатер.

Во временное жилище к командующему дивизией зашел в маскирующем халате сотник Степан Красный, который некогда спас самого наследника, от чего его родственники на Дону резко вошли в число богатейших казацких семей. Получив отмашку от умывавшегося Румянцева, Степан начал докладывать:

– Вчера до сумерек семь плутонгов вышли в сторону неприятеля при поддержке казаков. Выкрали ротмистра и допросили. Сегодня до полудня французы рассчитывали приблизиться на три-четыре версты к нашим позициям и начать оборудование фортификаций. Всего неприятель имеет семьдесят пять тысяч солдат при семи тысячах конных. Пушек пятьдесят четыре и они всегда располагаются на краях построений, стреляют перед конной атакой, по центру так же пушки, но их там обычно мало. Уже пушек у неприятеля на шесть-семь меньше, удалось подорвать и повредить. Подорвали пороховой склад, что был далеко от войска неприятеля в двадцати трех верстах. Там были и кони, частью побили животину. Погоню заманили на фугасы и штуцерников. Неприятель потерял до сотни солдат, – Степан замолчал, ожидая реакции генерал-поручика.

– Ваши потери? – спросил Румянцев.

– Двое тяжело пораненых в лазарет доставили. Медикусы говорят, что шансы жить есть, – ответил Степан.

Когда Румянцев вышел из шатра, то первым делом он накрутил хвосты собравшимся уже по его требованию офицерам. Траншеи копались вяло, флеши еще только начали сооружать, мешки с песком только наполнялись, пушки не расчехленные, и не замаскированы под складки местности и под кусты, а неприятель может в любой момент начать атаку.

Крик, брань и кнут, как это ни прискорбно, но в такой ситуации более всего дает мотивации к работе. Определив, что работа закипела, Румянцев отправился к генерал-фельдцейхмейстеру Репнину. Командующий уже не спал, а рассматривал в трубу не противника, а то, чем именно заняты солдаты Румянцева на своем левом фланге.

– А почему солдаты роют укрепления не по фронту, а с трех сторон? Вы ожидаете атаку в бок? – спросил Репнин, как только Румянцев подошел к нему.

– Обезопасить себя от косой атаки, – ответвил Петр Александрович.

– Пусть так, вы вольны в этом, – спокойно ответил Репнин.

– У меня есть доклад к Вам, – поспешил Румянцев рассказать новые сведения.

Репнин уже не удивлялся ничему, сегодня у него особенно болела голова и даже сон не помог. Ну, копают вокруг себя ямы и делают насыпи – пусть, солдата же нужно чем-то занять. Ну, получили сведения о неприятеле – молодцы, повезло. Подорвали шесть пушек и устроили засады на кирасиров Морица? Вряд ли такое случилось, но не ссориться же, выказывая недоверие. В любом случае, сражение неизбежно и оно покажет, кто есть кто. Может богатыри Румянцева и действительно такие отличные воины, что помогут свести в ничью сражение, на победу с противником, численно превышающего русских в два раза, рассчитывать не приходится.

*……….. * ……….*

Окрестности города Берген-оп-Зом.

Лагерь Морица Саксонского.

27 августа 1747 г.

Мориц Саксонский был зол. Его сто пятнадцать вышколенных, ничем не уступающих кавалеристам короля Фридриха, кирасира, были убиты еще до начала сражения. Порох, что только позавчера прибыл с пополнением, сгорел, вместе с ним сгорели еще восемь солдат. Его порученец – капитан Фабьен Лебузье был найден в ближайшем лесу растерзанным. Эти варвары подло воюют, бесчестно. И он не оставит в живых ни одного офицера – пусть дикари боятся приходить к границам Франции. А когда главному маршалу Морицу Саксонскому сообщили, что потеряны еще семь пушек, он был готов изменить себе и без рекогносцировки бросить все войска на русских.

Еще два дня назад Мориц хотел оставить лишь тридцать тысяч своих войск у Берген-оп-Зоме, а с остальными силами спешно выдвинуться к Маастриху, чтобы осадить крепость и взять ее решительным штурмом. Дело в том, что месяц назад австрийцы прислали в Париж предложение о мире и Людовик XV, ведомый своими советниками, был готов закончить войну, пожирающую огромные средства. Вот только договариваться нужно при наличии козырей и более выгодной переговорной позиции, чтобы было что уступить. Маастрих и должен был стать козырным тузом в дипломатической игре. Однако, русские своим появлением в Австрийских Нидерландах изменили планы главного маршала, который был полон решимости приписать еще одну яркую победу на свой счет.

– Фабьен, разошлите по войскам приказ готовиться к бою. Завтра на рассвете мы одержим еще одну победу. Русских выскочек мы еще не били, покажем им силу французского солдата, – сказал Мориц и позвал своего повара, сказать, чтобы тот приготовил сегодня телячий паштет и голубей.

Отдав все приказания, отобедав и выпив любимого Бордо, главный маршал – герой Франции в войне «за австрийское наследие», решил отдохнуть. Дневной сон очень важен для здоровья.

Вечером же, на своем белом жеребце, главный маршал прогарцевал в сопровождении свиты и личных хронистов между рядов палаток и караулов, демонстрируя высокий боевой дух и решительный настрой, который, как верил Мориц, передается солдатам. После этого, состоялся Военный Совет с утверждением плана предстоящего боя и нарезанием задач для командующих. Смелые генералы, которым разрешалось вольно излагать все, что посчитают нужным, но лишь на Совете, обвинили Морица Саксонского в излишней предосторожности, ссылаясь на военный гений главного маршала, диких руссаков и доблесть французских солдат. В завершение Совета всем генералам было предложено вино из личных запасов Морица, ветчина и твердый сыр. Прослушав на ночь новое произведение гениального композитора Иоганна Себастьяна Баха, исполненное на клавесине походным музыкантом, главный маршал изволил отдыхать.

– Бах-Бабах-Бах, – звуки разрывов от бомб были созвучны с фамилией немецкого композитора.

– Месье, Ваше Высочество, просыпайтесь, – Фабьен тряс главного маршала, который уже и не спал, а пытался понять, что же вокруг происходит.

– Поль, уже утро и началась битва? – спросил Мориц у своего распорядителя.

– Нет, месье, полночь и русские подкатили орудия и бьют их них, – ответил адъютант.

– Как такое возможно? Почему Лерье не атакует их кирасирами? Где мои прославленные карабинеры? – командующий французскими войсками начал спешно одеваться. Но это было не так легко, особенно сложно, когда приходится это делать самому.

– Ду-ду-дух, – прозвучал сильный взрыв где-то в километре от шатра командующего, но по звуку, будто в десяти метрах, настолько мощным был грохот.

– Это склад наших бомб к артиллерии. Да что же творится? – вызверился маршал и выбежал из своего шатра.

Картина, которая представилась взору командующего французами, была нелицеприятной. Паника, все бегают, никакой дисциплины, офицеры собирают свои подразделения практически по одному солдату. Горит часть палаток, небольшой ветер перекидывает пламя на соседние тряпичные укрытия. Между тем, обстрел лагеря прекратился, вдали послышался топот копыт. Мориц улыбнулся. Конечно, обстрел лагеря это очень плохо, есть жертвы и их много, один из складов взорван – это тоже плохо, но не критично. А вот то, что пушки русских сейчас будут захвачены – это удар по неприятелю очень сильный. По данным разведки, до прихода подкрепления к Репнину у него было сорок три орудия, сейчас же вряд ли больше пятидесяти. Лишить неприятеля половины орудий, а стреляло сейчас не менее двадцати пушек, это пол победы.

– Ду-ду-дух, – прогремел взрыв со стороны еще одного склада.

– Да что, черт возьми, тут происходит? – взбеленился Мориц и ударил своим маршальским жезлом по опоре одной из палаток.

– Бах-бах, – доносились уже не такие громкие звуки взрывов со стороны, куда устремились кирасиры генерала Лерье, еще прошлой ночью больше всего пострадавшие от подлости русских. Сейчас же они вновь нарвались на установленные, вовремя того, как демидовские пушки били по лагерю, фугасы с поражающими элементами.

*……….. * ……….*

Окрестности города Берген-оп-Зом.

Лагерь русских войск.

27-28 августа 1747 г.

Ночью русский лагерь спал. На вечернем военном Совете выступил генерал-поручик Румянцев, к которому до того пришел с планом ночной атаки неприятеля казак-диверсант Степан Красный, который успел проконсультироваться с артиллеристами. Предложение было столь безрассудным, что могло и сработать.

Новая артиллерия способна бить на дальнее расстояние, чтобы быть недоступной для ответного удара. Кроме того, изготовить демидовские пушки можно за пару минут, лошади дрессированы и не должны разбегаться от звуков выстрелов. Так что приехать, отстреляться, уйти, оставляя «подарки» в виде фугасов для преследователей, накидать по дороге еще и рогаток и стального чеснока, чтобы замедлить преследование и все, дело сделано. Французы ночью атаковать не станут – это просто невозможно, поэтому вероятность успеха авантюры есть. А в это время в тылу у неприятеля порезвятся диверсанты, переодетые во французскую форму.

– Вы меня удивили, Петр Александрович. Признаться, я был уверен в авантюрности затеи. Но, то, что представилось взору с первыми лучами солнца в лагере неприятеля, говорит и о французских потерях и о резком падении духа их солдат, – восхищался Репнин, всматриваясь в подзорную трубу. – Но они не отступят. Сейчас это уже дело чести для Морица.

– Да, Василий Аникитич, я и сам до конца не верил в успех, но как-то сказал мне один молодой человек, невозможное таковым считает и неприятель, по сему сделай невозможное и порази не ожидавшего врага, – усмехнулся Румянцев.

– И кто же такой мудрец в нашем Отечестве, Петр Александрович? – проявил любопытство командующий.

– Вы не поверите, – наследник престола российского Его Высочество Великий князь Петр Федорович, внук Петра Великого, – генерал-поручик произнес полное титулование наследника.

– Простите, действительно, верится с трудом, – Репнин задумался, уж кому, как не ему знать Петра Федоровича, Василий Аникитич сам лично покупал солдатиков наследнику, а тут такие изречения.

– Позвольте отлучиться, пришел доклад о потерях неприятеля за ночь, – спросил дозволения Румянцев и, услышав «да, конечно», отошел к стоящему в двадцати метрах от шатра командующего Степану.

Минут пять Румянцев разговаривал со странным казаком, потом повеселевший вернулся к командующему.

– Потери: два склада с бомбами и гренадами, до двух сотен убитых и порядка трех сотен раненых солдат и офицеров, это без учета кирасиров, которых еще шестьдесят семь убито. Уничтожено восемь пушек неприятеля. Генерал Лерье погиб, его тело принесли в наш лагерь, атака французов назначена через два часа, – пересказал доклад Степана Румянцев.

– Я не перестаю удивляться. Бой еще не начался, а мы выбили уже батальон лучших кирасир неприятеля. Жаль, что их все равно намного больше нашего. И откуда точные цифры по кирасирам, и данные по началу атаки? – поинтересовался Репнин.

– Кирасиров раздели казаки, посчитав своим трофеем, а откуда данные об атаке, я даже сам не хочу знать. Это подлые приемы, сударь, – Румянцев надел маску искреннего сожаления.

На самом же деле, Петр Александрович не сильно то и переживал, что казаки пытают врага на предмет информации, которая может спасти сотни человек, а то и все русское войско.

Через полтора часа уже были заметны выдвинувшиеся линии противника, который, начал обстрел русских позиций из своих оставшихся пушек. И нельзя было сказать, что смертоносные французские бомбы не находили своих жертв, несмотря на то, что большинство русских войск пряталось за земельными укреплениями. Начинала отвечать и артиллерия Репнина.

Ранее была договоренность, что демидовские пушки станут мобильным резервом, но с концентрацией половины от всех орудий на левом фланге. Поэтому козырь пока не раскрывается, а имеющиеся пушки старого образца ведут не очень удачную контрбатарейную борьбу, несмотря на количественное превосходство русской артиллерии.

Между тем и артподготовка французов была слабоватой. Может потому, что у них обнаружился дефицит бомб, может, и пушек не так и много. Но уже скоро стройные линии карабинеров начали заполнять поле Юго-Восточнее города Берген-оп-Зома.

Главный удар, не мудрствовав лукаво, Мориц наносил по центру русских порядков, будучи уверенным, что его двукратное численное превосходство не оставляет шансов русским в любом случае. И, когда карабинеры приблизились на расстояние выстрела дальней картечью, ударили-таки демидовские пушки, выкашивая вражеских стрелков. В это же время, егеря подполковника Суворова начали выцеливать офицеров и унтеров. Однако, обстрел не остановил неприятеля и карабинеры упорно, не считаясь с потерями шли вперед.

– Приказ Шилову, чтобы своими казачками побеспокоил французов, но не атаковал, – распорядился Румянцев и один из вестовых, готовых выполнить приказ командующего, рванул своего жеребца в направлении леска, где стояли на изготовке донцы.

С улюлюканьем, лавина конных лихих казаков устремилась с левого фланга ударить в бок карабинерам. Сразу же среагировала и конница противника, которая начала слаженно разгоняться для удара уже по казакам.

– Пушки к бою, ударить по коннице неприятеля, как только казаки оттянутся, – командовал Румянцев.

Французы стремились купировать атаку русских во фланг своим карабинерам, но казаки, не сбавляя скорости, развернулись, лишь разрядив свои пистоли, и стали убегать от настигавших их французских всадников.

Двенадцать пушек дальней картечью смяли первые ряды кирасиров, когда те, заманенные казаками, подставились боком. Пока французские кавалеристы разворачивались, уже понимая бессмысленность своей атаки, кирасиры неприятеля успели получить еще два залпа и потерять не менее трех сотен безвозвратных потерь. Штуцерники добавили сумятицы в рядах французской конницы, так бесславно теряющей в последние два дня своих лучших солдат. Французская кавалерия начала оттягиваться на исходные позиции, продолжая уменьшаться в числе.

Тем временем на правом фланге французы уже придвинулись к русским позициям, и там началась дуэльная стрельба линий, в которой русские явно уступали своему противнику. Русские пушки, которые также там находились, молчали.

Василий Аникитич Репнин, выехавший на самый сложный в данный момент участок – правый фланг, упал с коня, как только подскакал к артиллеристам. Командующий не успел отдать приказ на снятие маскировки с демидовских пушек, когда генерала скинуло с вороненного жеребца. Это была не пуля врага. Бессонная ночь, волнение боя, и генерал-фельдцейхмейстер, генерал-адъютант, руководитель Сухопутного шляхетского корпуса, умирал от инсульта, вселяя неразбериху и панику среди офицеров правого фланга русского воинства [Примерно в это время в реальной истории, но в Баварии, Василий Аникитич Репнин действительно пережил первый инсульт, после случился и второй – смертельный. Учитывая напряжение боя, он вряд ли пережил бы сражение].

– Первый Голштинский полк на правый фланг. Половину резервных пушек срочно туда же, – скомандовал Румянцев и уже не обращал внимания на исполнение приказа, знал, что его поручение будет выполнено полностью и быстро.

– В четыре линии, косым строем, под навесным обстрелом бомбами, – отдал следующее распоряжение генерал-поручик.

Вперед выдвигались вышколенные голштинские гренадеры. Всего три тысячи штыков, но они были самые организованные в дивизии Румянцева, умея перестраиваться на поле боя даже под обстрелом.

Французы увидели опасность косой атаки русских и конница неприятеля вновь, уже перегруппировавшись, устремилась в атаку.

– Вывести оставшиеся пушки резерва по пролеску и ударить по левому флангу неприятеля, после атака тремя волнами казаков, уланов и калмыков, с откатом на позиции, не дать кавалерии неприятеля свободно атаковать, изматывать их коней, – командовал Румянцев.

Петр Александрович уже отдал сигнал флажком, чтобы саперы подпаливали направленные фугасы. Французская конница в этот раз аккурат попадала в ловушку, начиненную поражающими элементами. Голштинские гренадеры выступали, в том числе, и в качестве приманки для конницы.

– Навесом по французским карабинерам, – выкрикнул Румянцев и через минуту, раздались выстрелы демидовских пушек, которые отпустили в полет над головами союзных гренадеров бомбы по развернутым по фронту французским карабинерам.

Прогремели выстрелы и на правом фланге, но время было упущено, и пушкари задели также и своих, но в меньшей степени, чем французов. Если бы там были солдаты румянцевской дивизии, офицеры приказали бы залечь солдатам и дать свободно отработать практически в упор артиллерии, но нет…

Послышалось русское «Ура» и в центре началась рукопашная. Европа еще не знала, что по причине редких учебных стрельб, чаще всего русских солдат учат работать со штыком и многие из них действительно становятся сильными бойцами в ближнем бою. Это и происходило, при некотором содействии егерей, не перестающих перезаряжаться и стрелять. Плохо, что штуцер заряжать дольше фузеи.

– Ура! – поднял в атаку Суворов своих егерей, выгадав время и место удара. Французы, несмотря на свое численное превосходство, начали пятиться. Суворовские егеря сделали по выстрелу, но перезаряжаться не стали – атака в динамике, не останавливаться, обескуражить противника своей решительностью и натиском.

В это время русские пушки били по лагерю Морица Саксонского. А после двух залпов демидовских орудий в стремительную атаку с фланга на лагерь французов, во многом имевшую психологическую подоплеку, пошли иррегуляры-калмыки с казаками и уланы. Вот тут и началось осознание цивилизованными французами, кто такие варвары и дикари. Казаки, как и башкиры, спешили убивать и грабить. Слабый заслон в виде батальона гренадеров неожиданно был сметен конной лавиной диких русских, и началось избиение во французском лагере, когда большинство войск неприятеля уже завязли в боях с русскими.

А на поле три тысячи голштинцев исполняли по истине танец. Как только французские линии, бывшие в три раза количественно больше, поворачивались фронтом к уже не голштинским, но русским гренадерам, те сразу же перестраивались в новом направлении атаки с обязательным косым уклоном, успевая при этом еще и перезаряжаться и стрелять. Все эти маневры сопровождались обстрелом французов русской артиллерией. Скоро, не выдержав напора и разящей несмолкаемой артиллерии русских, побежали и первые некогда прославленные карабинеры. Французские гренадеры, пришедшие чуть позже к русскому центру, также не выдержали штыкового боя и натиска богатырей, что действовали по, пока еще не известной, тактике Суворова с напором и созданием давления на отдельном участке. В толпе же стоит побежать одному и цепная реакция не заставит себя ждать, тем более, когда враг уже грабит твой лагерь и обозы.

– Драгунов и всех оставшихся конных в преследование, – скомандовал с нотками досады Румянцев. Не дело драгунам гоняться за бегущими.

Те, кто и должен был гнать французов – казаки и калмыки сейчас резвились в лагере неприятеля и, наверняка, заняты больше грабежом, так как стройного руководства у бывшей, пока непобедимой, армии главного маршала Франции уже не было. Казаки же умели наводить ужас на дезорганизованных врагов, калмыки в этом деле уступали своим соседям на Дону мало. И те и другие имели крайне пугающий французов вид и уже этим способствовали победе.