Текст книги "Наследник (СИ)"

Автор книги: Денис Старый

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 22 страниц)

Французы, пусть и с большими потерями со стороны русских, были разбиты, начались сдачи в плен целыми ротами. На правом фланге корпуса Репнина было много погибших и раненых в зеленых мундирах, в центре так же не мало. Семь-восемь тысяч Россия потеряла, но честь свою не только отстояла, но и преумножила.

Однако, ошибочно думал Румянцев о казаках, что они удовольствуются лагерем, этим трофеев всегда мало. Так, казачий полк Шилова, оставив легкораненых и молодняк продолжать разорять лагерь французов, посмешил вдогонку убегающим солдатам неприятеля, большинство из которых уже и побросало свое оружие, чтобы было легче спасаться бегством. Но сложно убежать от сабли казака, который уже поймал кураж.

Скакали казаки, рубя саблями еще недавно считающуюся победоносной армию Морица Саксонского, пускали из седла стрелы калмыки, бежали за французами и русские пехотинцы, мстя за убитых товарищей, за свои страхи, штуцерники ловили в прицелы неприятельских офицеров, которые тщетно пытались хоть как организовать отступление. А тело главного маршала Франции лежало рядом с сотнями иных убитых французов, и только качественная шелковая рубаха позволяла распознать знатного офицера среди тел простых солдат. Саксонской и французский военачальник был сражен казацкой саблей уже после того, как получил ранение в правую ногу от разорвавшейся неподалеку русской бомбы.

Петр Александрович Румянцев сидел на мешке с песком и отрешенно смотрел на работу санитарных групп. Сколько русских солдат, получивших ранения в бою выживут? Многим больше, чем это могло быть, если не насыщение войск сверх правил медикусами, которое продавил наследник престола. Даже во время боя санитары и обученные в каждом плутонге по два человека оказывали первую медицинскую помощь. Часто достаточно остановить кровь и перевязать, пусть и наспех, рану, чтобы дать солдату шанс на выживание. Сейчас же было сложно успевать всех пользовать, так как корпус почившего Репнина не имел достаточного количества медикусов и развернутые пять лазаретов были переполненными ранеными русскими богатырями.

Не принимал участие командующий дивизией и в сборе трофеев, как и не предпринимал действий, чтобы остановить этот процесс. Для солдата, как и для казака важна даже ткань, из которой изготовлен мундир французского солдата, не говоря уже об убранства офицеров. А что касается обуви, так тут и говорить нечего – в русском корпусе была прямо беда со стоптанными башмаками у солдат, прошедших не одну сотню верст по немецким землям. Да – это не цивилизованно, но разве европейцы иначе себя ведут?

– Петр Александрович, кого посоветуете послать с извещением государыне о нашей победе? Может подполковника Александра Васильевича Суворова? Он сильно помог своим полком центру в труднейшей обстановке, – спросил генерал Ливен, который после смерти Василия Аникитича Репнина был старшим в чинах и принял командование корпусом.

Румянцев не сразу обратил внимание на подошедшую к нему процессию из трубачей, барабанщиков и даже подавальщиков с подносами, на которых стояли бокалы с вином.

– Простите, – подхватился генерал-поручик, вдыхая воздух, чтобы ответить по форме.

– Полноте, Петр Александрович, виктория сия – ваша заслуга. Я признаться, увлекся командованием центра наших войск и не принял должных решений, когда французы почти смяли правый фланг. Так что, ваша предусмотрительность с резервами из демидовских пушек и драгун, во многом решила исход баталии, посему не стоит тянуться, и давайте без чинов. Что скажите? – Ливен взял бокал вина и залпом осушил его, словно пил воду.

– Если позволите, я бы советовал отправить подполковника Суворова, но начально к Его Высочеству Великому князю Петру Федоровичу. Вижу его чаяния в делах, что допустили сию викторию. Много денег стоило оснащение и выучка солдат, как и артиллерия – это его с Никитой Акинфеевичем Демидовым детище. Было бы честным, чтобы он и доложил вместе с Суворовым о славной виктории, – сказал Румянцев, так же беря бокал с вином.

– Так сему и быть. Как только сосчитаем итоги баталии, не мешкая, отправляйте подполковника с донесением. Думаю, что быть Суворову самым юным полковником, – Левен позволил себе усмехнуться, глядя на Румянцева, который стремительно вырос некогда до подполковника за сообщение Елизавете о мире со Швецией. Да, он тогда был старше Суворова года на два, так что Александр Васильевич перекрыл результат Румянцева.

*……….. * ……….*

Пригород Парижа.

Отель де Эвре, Версаль.

10 сентября 1747 г.

Маркиза де Помпадур, на самом же деле Жанна-Антуанетта де Этьоль, пребывала в своем отеле де Эвре, когда посыльный привез страшные вести из Голландии. Капитан, имеющий сведения о разгроме блистательного Морица Саксонского русской армией, бывшей вдвое меньшей количеством, поостерегся прибыть сразу во дворец. Все знали, что маркиза может лучше подать сведения королю, который в любом случае больше увлекается своей фавориткой, чем любыми государственными делами. Именно маркиза дает советы Людовику XV, а по факту управляет Францией из королевской постели. Не всегда именно тело, уже не столь юной фаворитки, согревает просторную кровать Людовика, но Мадам де Помпадур та, с кем король еще и разговаривает, а не только утоляет свою похоть. А что до похоти, то маркиза всегда имеет в запасе несколько девиц во вкусе короля, с коими Людовик в образе польского шляхтича, проводит время под пристальным надзором Жанны [исторический факт].

– Капитан, и сколько осталось солдат в строю? – спрашивала сосредоточенная маркиза. Волевая и умная женщина, она не теряла самообладания в самых сложных ситуациях.

– Удалось собрать не больше двадцати тысяч солдат, большинство которых были без оружия. Потеряна армейская казна, обозы, командующий и все генералы погибли, множество солдат дезертировали и сейчас прячутся в голландских деревнях, – уже плакал капитан Левуаль.

– Это разгром, – констатировала мадам де Помпадур. – Прекратите истерику, капитан, кто тут мужчина и должен держать себя в руках. Я в обморок не падаю.

«А вот упасть без чувств при встрече с королем нужно обязательно» – подумала маркиза позвала своих служанок.

Перед королем маркиза де Помпадур, друг и периодически любовница бесталанного Людовика, предстала в темном платье, подчеркивающим прискорбное настроение, если не сказать, траур маркизы. Теперь остается отыгрывать роль скорбящей матери по убиенным ее сыновьям.

– Маркиза? Вы решили ввести при моем дворе моду на уныние? Что за цвет платья Вы выбрали? – спросил король, разглядывая декольте своей фаворитки.

Пусть платье и было в темно-сером тоне, но декольте было более глубокое, чем в иных фривольных нарядах. Маркиза так низко согнулась, что краешки розовых сосков чуть приоткрылись взору короля. Лучше, чем кто бы то ни был, фаворитка прекрасно знала вкусы и пристрастия Людовика и умела в нужный момент будоражить его мужское естество. И как же она верно поступила, что запретила на последние четыре дня всем любовницам короля флиртовать с ним. Маркиза прекрасно понимала, что вот-вот должны прийти сведения о победе Морица и тогда именно она разделит радость с королем и возляжет с ним, томленным уже целых четыре дня без женской ласки. Сейчас же стоит уповать на иной подход – утешить Людовика в трауре по погибшему Морицу.

– Мой король, мужайтесь, ибо вероломству варваров нет предела, – произнесла маркиза и залилась слезами, внимательно наблюдая за реакцией короля, чтобы в нужный момент обмякнуть в его руках.

– Что с Вами, дорогая маркиза, лекаря! – Людовик вновь купился на не раз используемую де Помпадур уловку и женщина чуть ослабла в руках хозяина Франции по праву крови.

Маркиза начала имитировать недомогания, четко выцеливая место, куда ей придется падать. Король был бы оконфужен, не имея мощи удержать пусть и хрупкую на вид женщину, поэтому де Помпадур все четко рассчитывала. Конфуза короля сейчас точно не надо.

– Мой король, Мориц попал в русскую ловушку и был разбит. У Вас больше нет армии в Голландии, – сказала маркиза, и окончательно рухнула в беспамятстве на ближайшую кушетку, ловко извернувшись, чтобы «упасть» в точности на мягкую поверхность.

– Да где же лекарь, когда он так нужен? – встревожился Людовик и все придворные, что крутились вокруг тушки короля, уже получившего прозвище «Возлюбленный», начали проявлять беспокойство.

– Воды! – кричал какой-то щеголеватый франт по правую руку от короля.

– Откройте окна! – показывала свое волнение о здоровье фаворитки короля молоденькая дама по левую руку от короля.

А Людовик любовался маркизой, чья прелестная ножка при падении оголилась из-под платья и заставила вспомнить страстные встречи с мадам де Помпадур.

Лежа с закрытыми глазами на кушетке, Жанна размышляла, что не так и сильно влияет поражение на исход войны. Конечно, очень жаль, что славный Мориц потерпел поражение, но сейчас Австрия еще быстрее подпишет мир с Францией, чтобы не допустить к дележу пирога далекую Россию, и можно будет сосредоточиться на формировании нового конвоя в Ост-Индию, где героически сражаются французские войска с англичанами.

Через полчаса маркиза уже сказалась здоровой и, проведя пальчиком по руке своего короля, не забыв при этом закрепить успех соблазнения несколькими пикантными позами на грани приличия, увела Людовика «скорбеть» по убиенным французским воинам в королевскую спальню. Король, конечно, выкажет еще и негодование и выдвинет обвинения своим министрам, но вероятный гнев в отношении маркизы купирован ее работой в постели короля, как и великолепной актерской игрой.

Чуть позже уже жена короля – Мария Лещинская, полька, всей душой ненавидящая Россию, добьется аудиенции со своим мужем и выскажет ему свои опасения. Мария боялась усиления России и ждала позора варварской страны, за то, что та не позволила ее отцу Станиславу Лещинскому оставаться королем Речи Пасполитой. Только истерика Марии, пребывающей чаще всего в спокойном состоянии, была не нужна, король вполне был зол и сам. Людовик все еще не простил императрицу Елизавету за то, что та выгнала его блистательного посла Шетарди из России, обвиняя того в нелепом шпионаже и теперь король даст разрешение на любые козни против этой варварской страны, только кроме прямого убийства, потому как голубая кровь монарха не может пролиться.

Вот только после победы русских при Берген-оп-Зоме король уже не станет унижать восточных схизматиков, особенно при их прошении об аудиенции. Да, были допущены ошибки в интригах с русскими, а сейчас и Лестока, последнего проводника французских интересов при елизаветинском дворе, отправляют в ссылку. Есть еще вице-канцлер Воронцов, но к нему еще нужно найти подход, чтобы передать денег. А кто это сделает, если нету французов более во дворцах Петербурга?

*……….. * ……….*

Ораниенбаум, Петербург.

8 сентября 1747 г.

Как не спешил подполковник Александр Васильевич Суворов с донесением о победе в битве под Берген-оп-Зоме, соревноваться в скорости с английским фрегатом, он не мог.

Англичане узнали о победе и быстро сообразили, как одновременно и макнуть русских в их медлительность в важнейшем деле сообщения о виктории в сражении, так и предоставить, отнюдь не лишние, козыри в нелегком деле английского посла при русском императорском дворе. Поэтому, как только, через четыре дня после разгрома французов, в Ганновер пришли сведения, фрегат «Елизавета», символичное для такой миссии название, устремился в Петербург. Четыре-пять дней и корабль прибудет в столицу России, в то время, как русским понадобится около двадцати дней. И то с удачей и при условии смены коней на почтовых станциях. Не знал Александр Васильевич, что через день после его отъезда из расположения русского корпуса, к Ганноверу подходила русская эскадра с провиантом и пороховым запасом, иначе мог отправиться на самом быстром русском корабле с донесением в столицу.

Лорд Кармайкл уже ждал аудиенции у русской императрицы, когда Суворов с ротой драгун остановился на обед в трактире у Риги, чтобы, не заезжая в город, поспешить, еще до заката, добраться до следующей почтовой станции.

– Вашье импегаторское Вельичество, – английский посол Кармайкл изобразил вежливый поклон.

– Что же случилось, любезный посол, что Вы были столь настойчивы в аудиенции, – раздраженно спросила Елизавета.

Мало того, что императрица стала одеваться сразу после сна, да в такую рань. Подумать только – в два часа пополудни. Так более того, она не успела отобедать, ей даже не почесали пятки, что так любила Елизавета. Еще вчера императрица целый день не ела, так как болел живот и кололо в боку. Сегодня же, проснувшись, почувствовала себя бодро и желала отъесться за все два дня. Но, не тут-то было – по назойливой протекции канцлера Бестужева пожаловал английский посол.

– Я приньес вестьи добрые, Вашье Вельичество, – посол выпрямился и приподнял подбородок. – Русская арми одьержать викторью в Голландии и разгромьить маршала Морица.

Лорд Кармайкл чувствовал себя хозяином положения. Он знал, как щедры русские цари на подарки приносящим хорошие вести, ожидал милости и для себя. Может это будут сто тысяч рублей, что, конечно меньше ста тысяч фунтов, но весьма внушительно. Может орден пожалуют. В любом случае его работа, как посла резко упроститься. И кто знает, может случиться, пусть и краткосрочный, но фавор.

– Шельма, – чуть прошептала Елизавета, чтобы слышал только Алексей Петрович Бестужев-Рюмин.

– Лорд Кармайкл, мы благодарны Вам за эти вести и они действительно радостны для нас, посему пошлю письмо с благодарностью Вашему королю Георгу Второму, пусть по достоинству оценит рвение своего посла при моем дворе, – Елизавета чуть отвернулась, демонстрируя, что аудиенция закончена.

Не была русская императрица глупа, ой, не была. Все прекрасно поняла государыня, всю подоплеку рвения посла и канцлера, и уже сама щелкнула по носу англичанина. Вот пусть просит у своего короля награды за то, что не смог использовать новости, как должно и что не получил преференций.

– Виктория! – мечтательно произнесла императрица, потом, заметила, как пятится следом за удаляющимся английским послом канцлер, с не предвещающей ничего хорошего улыбкой, сказала. – А ты, Алексей Петрович, куда, шельма, собрался? Кому служишь мне, али англичанам? Привел этого посла, а в это время из корпуса спешит, загоняя лошадей, офицер с донесением. Викторию украсть решили англичане твои? Иди и узнай у посла все, что знает о баталии сей!

Как не старался Бестужев реабилитироваться и узнать подробности о сражении, не получилось – сами англичане только что и знали, что русские разгромили вдвое большее войско французов.

*……….. * ……….*

Ораниенбаум, Петергоф.

13-14 сентября 1747 г.

Суворов, изнеможённый, весь в дорожной пыли и с потрескавшимися губами прибыл ко мне в Ораниенбаум 13 сентября 1747 года. Рота, сопровождающая его, выглядела не лучше подполковника. И моя обязанность, как будущего императора была наградить этих людей за добрые вести и за то, что посчитали нужным сообщить именно мне столь славные вести.

– Не могу, Александр Васильевич я перевести тебя в полковники, пусть это и в моих возможностях, но чем могу наградить, так это серебром, – сказал я Суворову и сразу же обратился к присутствующему тут Тимофею Евреинову. – Тимофей, выдай господину подполковнику пять тысяч рублей, а драгунам, что прибыли с ним по три сотни, офицерам по пятьсот рублей.

– Благодарствую, Ваше императорское Высочество, – склонил голову в поклоне Суворов.

– Это то малое, посмотрим, как государыня проявит благодарность, от того и решим дальнейшее. Рассказывай, Александр Васильевич, да угощайся, чем Бог послал, – сказал я и пригласил гостя за стол. А через несколько минут к нам присоединились Екатерина с Аннушкой.

По мой просьбе, Елизавета уже дозволяла привозить дочку в Ораниенбаум. Пусть и всего на пару дней, если мы с Катэ обитали в своем дворце, и не чинила препятствий в общении с Аннушкой, если мы приезжали ко двору, и когда ездили с императрицей в Москву, или еще куда. Вот и сегодня маленькое чудо, которое уже пытается ходить, радовало и меня и Екатерину. Были мысли и вовсе взяться самостоятельно за воспитание своей же дочери, но я видел, что уступки в этом вопросе со стороны тетушки и так весьма значительны. Пусть наиграется, но мои дети в итоге будут рядом со мной, нельзя напролом буром переть, деликатнее нужно, с особым подходом.

– Екатерина Алексеевна, а не прокатиться ли нам всем вместе завтра к государыне поутру, все же и так везти Аннушку нужно? – спросил я Катэ, все же на людях соблюдать этикет в общении, пусть и минимальный, было необходимо.

– Конечно, Петр Федорович, за одно и в редакцию заеду, узнаю, как идет торговля журналом, а то в Ораниенбауме уже у каждого второго вижу книженцию сию, а сколько их по России продали, и не ведаю, – ответила главный редактор журнала «Россия».

– Простите, Ваше…– хотел было что-то спросить Суворов, но вспомнил про мое «не чинясь». – Петр Федорович, Екатерина Алексеевна, а дозволено ли мне будет узнать, что за книженция сия, что многие читают?

– Вы, сударь, героически воюете на поле брани, а я свою войну веду за Просвещение России, с Божией помощью и при подсказке супруга. Это журнал, в коем статьи и научного толка и шутейного, о светском обществе и заграничных державах. Вот и Вас, сударь попросила бы обстоятельно описать героическую битву, что и в «ведомостях» напечатать и после в новом номере журнала, – Екатерина обворожительно, как-то, обволакивающе, улыбнулась. Так, она это сделала, что и у меня появляется желание бежать и что-то для нее сделать. Это метафизика какая-то.

На следующий день Александр Васильевич получал свои минуты Славы у императрицы. Елизавета прочитала доклад Румянцева и генерала Ливена, выразила свое сожаление в связи с гибелью на поле боя славного командующего Василия Аникитича Репнина, а после объявила о большом приеме.

Награды также последовали. Пусть взлета в чинах и не случилось, но Суворов стал-таки полковником, а генерал-поручик Румянцев остался таковым, но был жалован имением под Ярославлем в четыреста душ. Суворову дали пять тысяч рублей. И это было немало, учитывая, что они одержали, пусть и славную, но одну победу. Да и в России в это время скудновато на ордена. Есть того же Александра Невского, но получить его мог первый-третий в табели о рангах, до чего Суворову еще шагать и шагать. Будет так и дальше биться, по любому к завершению карьеры будет в побрякушках, как рождественская елка.

Пожаловали и меня, как Президента Военной коллегии, тем более, что в донесениях и от Румянцева и от генерала Ливена есть указания на то, что победу одержать им помогла новая тактика, разработанная в Военной коллегии, как и демидовские пушки, к коим я имел отношение и о том было известно государыне. За то, что и я принес благую весть, был я удостоен Ордена святого Александра Невского, но без мечей.

Я видел в этом награждении больше отметку в том, что «видим, Петруша, изменился, молодец – так держать», чем награждение за действительные заслуги. Но уже то, что одарили не деньгами, а орденом, говорило о выделении меня и де-факто подтверждение статуса наследника. Ранее все понимали, как и я, что роль Петра Федоровича только в том, чтобы заделать сына и все – отдыхай, делай что хочешь, а править станет сын. Сейчас же это менялось.

Через месяц я узнал, что титуловать меня впредь следует «цесаревич», по аналогии, как некогда титуловалась сама Елизавета еще при жизни Петра Великого – государыня-цесаревна. И вот он я – Его Императорское Высочество, Государь-Цесаревич, внук Петра Великого.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ

Уважаемые читатели! Если Вам понравилась книга и Вы бы пожелали промотивировать автора, дождитесь, пжл открытия моего коммерческого статуса, увидите кнопочку "отблагодарить" и...