Текст книги "Призраки кургана"
Автор книги: Денис Чекалов
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)
Пока я одевался, он пояснил:
– Всегда вожу с собой чистые порты да рубаху. Здесь много народу бывает – порой встретишь печенежского хана, или кто из ваших, русских князей лагерь разобьет. Надо заехать поздороваться – а не идти же в том, в чем неделю по степи скачешь.
Заминка возникла с обувью – запасных сапог у Гриурга не было, да вряд ли бы они и удержались на моих ногах. Решение пришло само собой – штанины оказались такими длинными, а ткань столь прочной, что оказалось достаточно обмотать их вокруг ступней, словно поршни[8]8
Поршни – вид древнерусской обуви. Они состояли из простого куска ткани, который оборачивался вокруг ноги и крепился веревочками.
[Закрыть].
Гриург критически осмотрел меня, словно матушка, снаряжающая к жениху невесту, заставил обернуться вокруг своей оси, кое-где одернул рубаху, и только после этого счел возможным вернуться в деревню.
По счастью, у коменданта нашелся плащ, который отчасти скрыл недостатки моего наряда. Когда мы вернулись в деревню, бродники стояли возле дома Прокопа, молчаливые и нахмуренные, бросая друг на друга тревожные взгляды.
Они походили на крестьян, к которым приехал князь – выбрать, кто из мужчин поедет с ним на войну, в далекий опасный край. Предстоящее пугало, но рыбакам казалось, что подчиниться – их долг.
В воздухе было разлито напряжение, словно аромат ядовитых лилий на Тритоньем болоте. Я чувствовал, что-то должно произойти, и не был этому рад. Судя по всему, Гриург тоже ощутил тревогу.
Он замолчал, не досказав истории о том, как четверых его бойцов завалило в винном погребе, шаг орка стал тяжелей и медлительней. Даже движения рук, которыми он по-солдатски махал во время ходьбы, стали иными – вязкими, словно он шел по дну реки и боролся с течением.
Снежана стояла рядом с бродниками, – не напротив, что подчеркивало бы возникшее противостояние, но слегка сбоку. Сложив руки на груди, девушка смотрела в сторону реки.
В какой-то момент мне показалось, что все мои усилия оказались напрасны, и конфликт продолжится – бродники обвинят нас в смерти своего товарища, а, может быть, еще и в том, что мы заколдовали его по какой-то, ведомой лишь нам причине.
Гриург бросил на меня быстрый взгляд, держа руку на черене[9]9
Черен – рукоять меча.
[Закрыть] скимитара. Люди пришли в движение, и внезапно, так, что орк машинально выхватил из ножен клинок, подняв его перед собой, – из толпы выскочил Прокоп, упав перед нами на колени.
Он действовал так стремительно, словно прожитые годы на краткий миг утратили над ним власть. Подняв сухими коленками облачка пыли, старик принялся биться головой об землю, повторяя:
– Смилуйтесь, добрые господа, пощадите! Ванька совсем из ума выжил, не велите из-за него, дурня, всех казнить.
Мы с орком переглянулись. Конечно, внезапное превращение бродника вопияло об объяснении. Однако я, скорее, мог ожидать, что рыбаки станут все отрицать, делая вид, будто ничего не знают о произошедшем. Да и странной была реакция старика – никто не собирался расправляться с жителями, а по моему поведению он еще раньше понял, что наша главная задача – сохранить мир.
Прокоп тем временем верещал, сбиваясь на бабий визг.
– Не иначе, червь-мозгляк к бедолаге пристал, когда купался на русалочью субботу. Сколько ни говори, что в этот день в воду ни ногой, так разве молодые послушают. К уху прилепился, в голову влез, да все и выжрал. Яйца отложил, не иначе, скоро бы целый выводок появился.
Лицо Снежаны стало жестким, и я понял, что она разделяет мои мысли. «Даже если бы на бродника и правда напал паразит, сожравший его мозг, – это никак не объясняло случившегося.
Но главное, я сомневался, что орки позволят остаться в реке червям-мозглякам, – в первую очередь, это было опасно для гарнизона крепости. Если же учесть, что вывести тварей довольно просто, – надо раз в неделю выливать в реку склянку освященной воды, – вряд ли можно было поверить, что комендант забудет об этих мерах.
По взгляду Гриурга я понял, что не ошибся. Прокоп, однако, только начал свою историю.
– Слишком уж гордым Ванюшка был, упокой Марья Моревна его душечку. Хотел лучшим в деревне стать, вот потому и связался с омутником, – тьфу, тьфу, поди прочь, нечистый! То-то все дивились, как ему удается столько рыбы домой носить, ведь и ленив был, да и неумеха.
Я тщетно пытался заставить старика подняться, но тот продолжал биться в пыли, и я предпочел оставить его в покое, – испугавшись, что Прокоп станет дергаться и сломает руку или ключицу.
– А когда вы, добрый господин, с Ваньки-то спесь сбили, – он и призвал омутника себе на помощь. Простите нас, непутевых, не распознали вовремя, что парень с нечистым спелся. Не наша в том вина.
Наконец старик замер, стоя на коленях. Его морщинистое лицо стало серым от пыли. Он обращался только ко мне, видимо, рассудив, что не найдет сочувствия в орке, – а Снежану вообще не считая за человека.
Я посмотрел на девушку, потом на Гриурга. История, рассказанная Прокопом, была столь правдоподобной, что хоть сейчас вези ее на гномий фестиваль лжи, где раз в году выбирают самого умелого враля.
Однако мы понимали, что стоит начать докапываться, – как произойдет то, чего все мы хотели бы избежать. По хмурым лицам людей, коротким взглядам, которые тут же гасли, я понял – все они напряженно ждут, поверим ли мы россказням старосты.
Оставлять эту историю просто так я не собирался, но и давить на них сейчас было слишком опасно. Я повернулся к Гриургу, в немом вопросе, – не сомневаясь, что комендант подыграет мне.
Орк так и сделал, задумчиво насупив брови, он произнес, что и правда слышал об омутнике, но считал все это людскими россказнями, – досужими враками, которые выдуманы только для того, чтобы оправдать пустые сети проделками бесов.
Тонко почувствовав, что этого будет мало, – ложь часто надо смазать, дабы лучше прошла, – Гриург перешел на другую тему, и принялся строго вычитывать Прокопу, наставляя никогда не якшаться с нежитью, и обязательно освятить берег в том месте, где на него мог выбираться омутник.
Я подивился, каким умелым актером оказался орк – он говорил столь серьезно, что я сам был готов поверить. Бродники явно были довольны таким исходом, и Прокоп даже пытался всучить нам в дорогу гигантскую рыбину, – хотя и было ясно, что она не перенесет обратной дороги к форту.
15
Когда двое людей и орк скрылись из глаз, люди продолжали стоять возле дома старосты. Они не расходились, не обсуждали случившееся, – и лишь напряженно молчали, стараясь не смотреть в сторону степи.
Гости, от которых они так спешили избавиться, наконец покинули деревню. Но бродники не испытывали облегчения. Чувствовалось, что главное испытание для них еще впереди.
На мгновение Горкану остро захотелось остаться, и посмотреть, что произойдет – чего именно так боятся эти людишки. Однако ужас, испытанный им недавно, оказался добрым советчиком.
Что бы ни призвало к жизни чудовище, в которое превратился бузотер-бродник, – эта сила оставалась здесь, в деревне, а не последовала за магом, амазонкой и орком. Да и какой смысл совать нос во все тайны, которыми полна великая степь?
Чувство свободы и всесилия, которое охватило Горкана после гибели курганника, уже растаяло. Его сменили воспоминания о годах рабства, – и запоздалые сожаления о том, что он мог и не попасться в плен к ледяному чудовищу, будь чуть более осторожен.
Нет, второй раз он не совершит той же ошибки. Шаман вызвал из медальона магического коня, – в первый раз чары не сработали, так как колдун слишком нервничал, и пришлось повторить слова заклинания вновь.
Горкан увидел в этом знак – к чему рисковать из-за пустого любопытства, если сейчас он сбился даже в таком простом волшебстве. Убедившись в правильности своего выбора, шаман вскочил в седло и поспешил вслед за магом, амазонкой и орком.
Никто из бродников не заметил его отъезда – как, впрочем, и его появления. Но тот, кого они ждали, видел Горкана так же ясно, словно того и не прикрывали могущественные чары иллюзии.
Он ждал, пока колдун-полуорк топтался на месте, принимая решение, позволил сесть на коня и уехать прочь. Шаман показался Ему слишком самонадеянным, – но, возможно, жалкий полукровка, бывший раб курганника, еще сможет оказаться полезен. Поэтому пусть живет. Пока.
Четвертый, невидимый всадник, исчез на горизонте, вслед за тремя первыми. Только тогда Он решил появиться. Несмотря на свое могущество, Он любил оставаться в тени, появляясь перед людьми только в тот момент, когда был готов нанести смертельный удар.
Бродники не знали, с какой стороны Он приедет на сей раз. Но шестое чувство, развившееся у них со времени Его появления, подсказало им, что надо смотреть на восток.
«Вы учитесь и растете вместе со мной, – подумал Он. – Даже жаль будет убивать вас».
Он становился видимым медленно, не сразу, словно гравюра, начертанная молоком, – которая постепенно проявляется, если поднести бумагу к свече.
Высокий всадник, с осанкой молодого воина, чье тело наполнено силой и энергией юности. Черные пушистые волосы, мягкие, как у девушки, только подчеркивали мужественность его фигуры.
Белоснежный плащ с алой оторочкой развевался за спиной седока. Руки в кожаных перчатках сжимали поводья. Мертвые глаза, задернутые тонким белесым слоем тления. Нос провалился, обнажая белизну черепа меж темно-зеленых, покрытых лишайниками, клочьев кожи.
Лорд зомби.
Бродники опустились на колени, только Прокоп оставался стоять – он знал, что Хозяин не любит разговаривать, опуская голову слишком низко. Мертвый конь вздымал серую пыль под стальными копытами. Тускло сверкала массивная серебряная цепь на шее умертвия.
– Приветствую тебя, господин, – произнес старик, глядя в матовые глаза мертвеца. – Мы рады, что ты почтил нас своим приездом.
Вороной остановился, в нетерпении роя землю ногой. Лорд зомби сверху вниз посмотрел на человека.
– Рады? – спросил он. – Настолько, что потеряли разум?
– Нет, господин, – твердо ответил Прокоп. – Ты видел, что произошло. Иванко не виноват. Сила, таившаяся в нем, пробудилась сама собой, когда пришелец его ударил. Он не мог ее контролировать.
Сейчас, разговаривая с всесильным Лордом, старик совсем не походил на того жалкого, испуганного человечка, который униженно валялся в пыли перед магом, орком и амазонкой.
То была лишь маска, одна из многих, которые пришлось освоить Прокопу, чтобы защищать свой народ, зажатый между могущественными империями русов, орков и печенегов.
Но теперь старик стал самим собой – гордым, уверенным и готовым принять смерть, если не будет другого выхода.
Это не была дерзость или самоуверенность. Прокоп знал, что только так может заслужить уважение Лорда – который презирал трусов, но ценил внутреннее достоинство в любом, даже самом слабом физически существе.
Старик подозревал, что когда-то, пока зомби был еще человеком, тот сам испытывал унижения. И теперь, несмотря на свое могущество, Лорд не относился свысока ни к людям, ни даже к гоблинам, – он оценивал других не по расе, не по физической или колдовской силе, а по высоте духа.
Мертвый конь несколько раз ударил копытами об землю.
– Кем вы были до моего появления? – спросил зомби. – Жалкой кучкой нищих, беглецов, которые пришли сюда кто из Руси, кто из печенежской степи. Я дал вам силу и власть, которая помогла вам выжить. Я помогал твоим людям, старейшина, в обмен на ничтожную плату.
Цена за могущество, которым Лорд поделился со своими союзниками, и правда была ничтожной, – или же безмерной, как посмотреть.
Своих собратьев, которые покидали этот мир, бродники не хоронили, и не сжигали на погребальном костре. Мертвые тела засыпали солью, как поступали они с рыбой, которую отсылали в город, на продажу. Потом их отвозили к замок зомби, где тот делал из них новых бойцов для своей армии нежити.
– Мы благодарны тебе, – произнес Прокоп. – И даю слово, этого больше не повторится.
Лорд кивнул.
Он и правда испытывал сожаление из-за того, что предстояло сделать. Слегка наклонившись, мертвец коснулся рукой в перчатке головы старика. Человек резко выпрямился, словно судорога сотрясла и вытянула его тело.
Тугой фонтан крови, смешанной с кусочками мозга, грянул из его темени, – там, где дотронулся зомби. Веки Прокопа сомкнулись, глаза судорожно закатились. В алом потоке появились ошметки внутренностей, потом белые кусочки костей.
Грязно-алая струя била из головы старика, пока все его тело не выхлестало наружу, превращенное в вязкий густой поток. Кожа, пустая оболочка, – все, что осталось от человека, – бессильно распласталась на земле.
Лорд повернулся к людям, застывшим от страха.
– В вас не было ничего особенного, – произнес он. – Вы не были избранны. Вы не были достойны. Вы просто оказались ближе других к тому месту, где я нашел Чашу, а Чаша нашла меня.
Он повел рукой, и сухой ветер налетел из степи, поднимая над землей серые завитки. Вихрь накатывался на людей, превращая их в мокрые от крови пылинки, сносил дома, сравнивая их с землей.
Зомби стоял в сердце бурлящего урагана, и его черные пушистые волосы вздымались над когда-то красивым лицом.
Глава 3
Стольный град
1
Горкан увидел себя в собственном шатре, Мардук со временем выделил ему, ставшему верховным колдуном, отдельное жилище. О могуществе молодого орка ходили в степи легенды, многие князья желали бы видеть его у себя на службе, но посулы их были слишком жалкими и ничтожными. Другие властители не могли предложить ничего из того, чем бы он хотел обладать.
Новый колдун печенегов точно знал, – отец сожалеет о том, что способности сына используют степные племена, а не орки.
Но Горкан напрасно ждал просьбы вернуться, чтобы насладиться отказом ее выполнить – отец не смог пересилить своего отвращения к сыну даже ради пользы для своего народа.
Посреди земляного пола, устланного коврами, в железной треноге курятся травы, отгоняющие докучливых насекомых. Слышится шум, полог отдергивается решительной рукой и появляется Исмаил, заменивший отца после смерти. Лишь ему дозволено свободно входить в шатер главного жреца. Грубое лицо его лучится искренним дружелюбием и загадочной улыбкой человека, приготовившего сюрприз.
Горкан вынужден поддерживать эту нелепую игру, которая раз за разом возобновляется – в знак особого благоволения молодой хан каждую луну дарит своему брату новую любовницу, купленную у лучших работорговцев Диррахия.
Маг не нуждается в услугах хана, в его силах поручить людям выкрасть любую женщину из племен, населяющих степь, но от подарков властителя не отказываются.
Он идет навстречу, улыбаясь и протягивая руки в дружеском жесте, разыгрывая нетерпение, заглядывает через плечо правителя. Тот окликает слуг и в шатер вводят красивую пленницу. Горкан испытывает почти наслаждение, когда ее ноги ступают на то место возле входа в шатер, которое не покрыто ковром, где лишь пару дней назад земля впитала кровь, ударившую фонтаном из перерубленной им шеи прежней красотки.
Факел освещает ее пшеничные волосы, и маг с неожиданно поднявшейся тяжелой злобой подумал о предстоящем удовольствии, которое доставляет ему казнь женщин именно с такими волосами, похожими на его, передавшимися от матери, предавшей сына.
Каждый раз ему кажется, что он наконец расправляется с ней, хотя в иные моменты понимает, что она могла поступить так, ибо не желала ребенка, напоминающего постоянно о насилии.
Он никогда не оставлял любовницу больше, чем на месяц, обезглавливая ее за несколько дней до новой луны.
Больше всего боялся колдун появления детей, которые будут нести то же проклятие полукровки, что и он – чужие и среди людей, и среди орков. А это могло случиться, если проявить неуместную мягкость, оставить женщину, привыкнуть к ней, хотя Горкан и не верил в возможность возникновения каких-либо чувств между ними.
Он снова в своем шатре, полог которого открыт в душную летнюю ночь. Низко у горизонта виднеются огненные всполохи, но так далеко, что грома еще не слышно. Приближается гроза, которой так ждут печенеги – она должна оживить пожухлые травы, наполнить реки, сохранить главное достояние кочевого народа, скот.
Горкан усмехается, слыша отдаленное ликование в стойбище. Глупцы уверены, что это их великий шаман вызвал грозу, но он не имел отношения к этому дару природы, лишь заранее сообщив о ее приближении. Пальцы его перебирают крупные отшлифованные кругляши янтарных бус, оставшихся от последней женщины.
Горкан отрубил ей голову, не дождавшись обычного срока, не в силах терпеть слезливые сетования на разлуку с любимыми родителями, бесконечные рыдания, пугливые вздрагивания при его приближении. Да и любовницей она была весьма посредственной.
Из-за шатра хана показалась череда красноватых огней, послышались резкие, гортанные голоса людей. Горкан поднялся – к нему направлялся сам Исмаил в сопровождении охраны и слуг. Маг вышел навстречу, почтительно сгибаясь до земли, соблюдая установленный ритуал.
Хан придержал колдуна за плечо, останавливая очередной поклон, обычно непроницаемое лицо его выглядело странно смущенным. Не снимая руки с плеча Горкана, он сказал:
– Брат мой, тебе не очень понравился мой предыдущий подарок, ты отказался от женщины раньше, чем обычно. – Орк попытался возразить, но тот небрежно качнул головой. – Не оправдывайся, я хочу дать лучшее моему брату, но не всегда это бывает в моих силах. Теперь же, боюсь, ты сразу разочаруешься. Торговцу рабами в Диррахии я велел подготовить женщину со светлыми волосами, как ты любишь, к новой луне, но ты расстался с прежней слишком рано, и у него не оказалось нужного товара. Я купил лучшую, но она все же другая.
По его знаку слуга подвел закутанную в белые одежды женщину и хан отбросил плотную вуаль, закрывающую ей лицо.
Огромные черные глаза светились под тонкими густыми бровями, распущенные волосы, путаясь в шелках накидки, тяжелыми длинными прядями падали на плечи и высокую грудь. Она была удивительно красива и так отлична в своем почти надменном спокойствии от привычных светловолосых, испуганных прежних пленниц, что Горкан невольно улыбнулся, и лицо хана просветлело.
Время, проведенное с Арникой показалось магу минутой. В отличие от других, прежних, постоянно стенающих и плачущих, с ней можно было разговаривать, она никогда не унижалась до просьб о помиловании, несмотря на то, что Горкан в первый же день предупредил ее о грядущей казни.
Он вдруг понял, что приближающийся час ждет с большим страхом, чем она. Ему нравились ее смуглая кожа, полные капризные губы, размыкающиеся в свободном, открытом смехе, сильное тело, умеющее приносить наслаждение не только ему, но и себе.
Исмаил, заглядывающий в шатер, с удивлением видел что она все еще жива, но молчал и не приводил новой пленницы.
2
На княжеский двор запрещалось въезжать верхом на конях. Я не был уверен, распространяется ли это правило на моего огненного феникса и единорога Снежаны, но на всякий случай мы спешились и спрятали волшебных скакунов в медальоны.
Дружинники князя без лишних расспросов распахнули двери, ведущие в хоромы. Старший, низкорослый, крепкого телосложения мужчина из вежливости предложил проводить нас, но мы отказались, путь был хорошо известен.
Охранник, получивший, по-видимому, указ от самого князя, не возражал. Снежана сосредоточенно шагала впереди, я последовал за ней.
От бревенчатой стены бесшумно отделились четверо слуг, двое пошли впереди нас, оставшиеся замыкали шествие.
– Они что, в стене растут? – поинтересовалась моя спутница.
– Нет, прячутся в нише, – пояснил я. – Знаешь, это очень удобно. Слуг не видно, углубление большое, почти полностью скрывает человека. Но в любую минуту можно обратиться с тем или иным распоряжением.
– Оттуда очень сподручно подслушивать, – с сомнением произнесла девушка. – В чем же здесь удобство, всегда опасаешься соглядатая.
– С этим не поспоришь, – согласился я, но не стал развивать тему дальше, ибо короткий широкий коридор уже привел нас к закрытым дубовым дверям.
Первая пара сопровождающих скрылась, желая оповестить хозяина о нашем приходе. Я не стал дожидаться разрешения, толкнул двери, и мы вошли. От пышущих жаром печей по комнате стелился горячий воздух. Солнечные лучи ярко освещали гридницу.
Князь, пренебрегая правилами гостеприимства, даже не обернулся в нашу сторону, хотя не мог не слышать, как стукнули створки дверей. Он только махнул рукой в сторону прислужников, приказывая им покинуть помещение.
– Здравствуй, князь, – приветливым голосом поздоровалась ведунья. – Что там такое интересное ты увидел за окном, раз даже гостям не рад?
– От гостей всегда жди одних неприятностей, – отрезал хозяин, не оборачиваясь. – Чего на вас смотреть-то, видал я, как вы топали по двору. С чем пожаловали?
– Грозный, неприветливый и негостеприимный, – прокомментировал я, усаживаясь на высокий стул, который показался мне самым удобным из всех.
Князь стал посредине зала, сложил руки на груди и устремил суровый взгляд на нас. Новый правитель был уже не очень молод, но все еще крепок. В нем чувствовалась скрытая могучая сила, которую он, судя по рассказам близких людей, не всегда умел держать в узде.
Широкие плечи, мускулистые руки, узкая талия, длинные сильные ноги, – все в его облике было почти идеально. Искусно сшитая одежда темно-серого цвета сидела на нем как влитая, подчеркивая стройность и красоту фигуры.
Только опытный взгляд волшебника сумел бы обнаружить, что фигура князя имеет призрачные очертания. Внутри же, под этой оболочкой находился большой крысяк, который был не виден окружающим его людям.
Когда слуги ушли, князь потянулся, будто только что вывалился из кровати, и перед нами появился крысооборотень Флегонт.
Это был худой человек небольшого роста. Его темная блестящая кожа напоминала цветом каштановую скорлупу. Длинные черные волосы заплетены в косу, темная бородка и усы ухожены и даже напомажены.
На голове Флегонта красовалась высокая круглая оранжевая шапка, отороченная мехом. Дорогой кафтан с длинными рукавами цвета спелой малины, желтые широкие шаровары, спускающиеся на высокие алые сапоги, свидетельствовали о пристрастии оборотня ко всему яркому, блестящему. На шею он повесил золотые цепи и ожерелья с драгоценными камнями. Каждый палец украшало кольцо.
– Одного не пойму, – обратилась к хозяину гридницы Снежана. – Почему ты просвечиваешься. Вроде бы так не должно быть.
Флегонт вновь отвернулся к окну, раздумывая, что ответить.
Судя по промелькнувшему выражению лица, сам вопрос был ему не совсем приятен.
– Вот сейчас, как ни приглядывайся, ты выглядишь как настоящий человек, – продолжала расспросы ведунья.
– Здесь и приглядываться нечего, – с изрядным высокомерием процедил Флегонт. – Я не выгляжу, я и есть человек. Это мой второй облик. Забыла, видать, ведь я оборотень. Оно и не удивительно, женский ум короток.
– И каково в новом обличье? – спросил я, желая своим вопросом не допустить возможную перепалку.
Флегонт легко прошелся по гриднице. Каждый раз, когда он делал поворот, раздавался легкий перезвон украшений, висящих у него на шее.
– У каждого своя судьба, – уклончиво ответил он, не желая вдаваться в подробности своего нового положения.
– А твоя, значит, княжить?
– Кто-то же должен, – усмехнулся Флегонт. – Вы вот маги великие оба, а поди ж ты, отказались, не захотели на свои плечи такую ответственность взваливать. Бывший правитель тоже – после того, как немного оправился, ушел, куда глаза глядят. Искать чего-то решил. Мне же так представляется – от трусости он так поступил. Испугался бояр, дружины, купцов. Могли ведь объявить безумным, да и заточить будто бы для его же пользы в темницу. А кому охота в молодые годы сгнить в неволе?
– Трудно привыкать к новому положению? – вновь поинтересовался я. – А кто знает о твоей истинной сущности?
Я не любил Флегонта и не доверял ему. Он относился ко мне так же, и я часто ловил на себе его внимательный взгляд. В глазах оборотня сверкал холодный ум, который замышляет гораздо больше, чем могут себе представить те, кто поставил его у власти.
– Новый жрец Тимофей, верховный маг Иероним и двое влиятельных бояр, Никифор Устюгов и Андрей Сытов. Да вы еще, но что и кто может от вас утаиться, – с издевкой подытожил Флегонт.
Я хорошо знал эту недавнюю историю. После тяжелой болезни, еще не совсем оправившись, и как утверждали некоторые из близких людей, почти полностью потерявший рассудок, прежний князь объявил, что боги велели ему идти в пустошь и жить там, до тех пор, пока он не получит знак о прощении. Лишь тогда он сможет вернуться.
Большое княжество оставалось без правителя. И тогда на ум новому верховному магу Иерониму пришла мысль поставить у власти Флегонта – человека, бывшего правой рукой князя Свентояра, предательски убитого братом.
Верховный маг и жрец сочинили приличествующую случаю историю, выдав Флегонта за одного из князей, имеющих законное право занять престол. С помощью колдовских чар они помогли претенденту изменить внешность, и теперь никто бы не смог узнать в нем прежнего крысооборотня.
Бояре не стали сильно возражать, им было важно, чтобы не начались война и смута. Флегонт устраивал всех. Да и сам он, видимо, получил то, что хотел. Хотя порой мне казалось, что не княжеская власть привлекала крысооборотня. Она была лишь важной ступенькой, которая вела к цели, известной лишь ему.
– Однако, – продолжил я беседу, – мы пришли совсем по другому делу. Нам нужен твой совет.
Когда я предложил ведунье отправиться к Флегонту, чтобы он прояснил, где скрывается чаша, Снежана выразила свои сомнения.
«С чего бы крысяк стал с нами откровенничать? – удивилась девушка. – Теперь он стал князем, – вернее, его им сделали. Ему благоволят влиятельные бояре, жрец, верховный маг. Он чувствует себя уверенно».
«Не совсем, – ответил я. – Его положение очень шаткое. Вдруг при дворе появится колдун-чужеземец, да и обнаружит истинную сущность лжекнязя. Не думаю, будто кто-то из его покровителей станет ему при таком раскладе помогать. Принесут в жертву одному из богов, и дело с концом. К тому же не забывай, стечение обстоятельств, любой магический вихрь, способны рассеять чары, что наложили на внешность Флегонта волшебники. Нет, он охотно поможет, побоится настраивать нас против себя».
– И что же вам нужно? – с удивлением спросил Флегонт.
– Да так, пустяковая малость, – сделав самое простодушное лицо, которое было мне под силу, ответил я. – Где находится череп Всеслава?
То, что последовало за моим вопросом, с трудом поддается описанию. Князь ринулся к печке, на ходу превращаясь в крысу весьма крупных размеров. Именно это и подвело его – оборотень попытался протиснуться в замаскированную дыру, но не преуспел.
Голова и передние лапы без труда прошли в лаз, что же касается всего остального – раздобревшего от хорошей жизни туловища, – то оно застряло.
Ноги оборотня отчаянно били по полу, пытаясь протолкнуть внутрь толстое пузо, – но, как ни старался Флегонт, у него ничего не получалось.
Снежана коршуном кинулась к беглецу и схватила его за длинный блестящий хвост. Тот стал отчаянно сопротивляться, и острыми когтями поцарапал руки девушки.
– Нет, ты посмотри, что он вытворяет, – возмутилась ведунья, обращая ко мне раскрасневшееся от гнева лицо.
– Обжорство – вот причина многих бед, – назидательно произнес я, отстранив Снежану.
Сдернув с лавки кружевную накидку, я набросил на дергающееся тело крысооборотня и аккуратно потянул.
– Ну, ладно, – холодно бросил мне вновь преобразившийся в человека Флегонт.
Он с важным видом прошествовал по гриднице и забрался на свое место, где принимал посетителей.
– Нужно будет расширить лаз. Неудобно получилось.
Снежана еле сдерживая смех, повторила мой вопрос.
– Я не знаю, – коротко ответил князь. – А даже и знал бы, все равно бы не сказал. Уж слишком это опасные речи. Кто услышит – беды не миновать.
– Значит, ты все-таки знаешь, где он находится? – настаивала ведунья.
– Ничего я не знаю, да и знать мне подобные вещи не положено, ни к чему. Обладатель черепа получает такую силу, о которой вслух и сказать страшно. Ни один маг, колдун или иной кто из этих не смеет даже в руки его брать. А уж о том, чтобы хранить или использовать – и говорить не приходится.
– Понятно рассказываешь, – похвалил я крысооборотня. – А теперь, когда ты нам так складно все объяснил, скажи мне, а то я чего-то не расслышал, – где можно найти череп Всеслава.
Флегонт тем временем оборотился князем и грозно уставился на меня и ведунью.
– А ну, как я кликну верную свою дружину. Висеть вам обоим на одной перекладине.
– А ну, как я во время твоего разговора произнесу заклинание, и брызну на тебя сон-травой. Предстать тебе перед воинниками своими с крысиной мордой и лысым хвостом, – пригрозила Снежана.
Подумав несколько мгновений, Флегонт вздохнул и произнес:
– Ладно, договорились. Какие вы все-таки странные существа – люди. Не то что мы, оборотни.
– А что же такого странного ты в нас нашел? – искренне удивилась моя подруга.
– Звери, к примеру, на земле всеми четырьмя лапами стоят. Птицы от земли оторвались и летают в небе. Небесные они, скорее, твари, чем земные. А вы, так, от земли оторвались, а в небо не взмыли, болтаетесь между грязью и высью.
Подобные философические рассуждения я мог ожидать от кого угодно, но только не от Флегонта. Но он, презрительно махнув в нашу сторону рукой, уже продолжал.
– Для чего вам он?
– Чем меньше знаешь, тем крепче спишь, – отозвалась Снежана.
– И то верно, – согласился крысооборотень. – Я не волшебник, не маг и способности мои весьма ограниченные. Мне-то подобная вещь совершенно ни к чему. В последнее время я мало общаюсь с кем-нибудь из порядочных существ, по причинам, которые вам хорошо известны. Так, лишь люди и прочие, проживающие рядом с оными. Потому новости слышу редко. Однако, могу дать небольшую подсказку.
Флегонт поднял левую руку, пальцы на которой были унизаны драгоценными перстнями. Солнечные лучи, пронзив сверкающие камни, распались на множество ослепительных лучей, которые чуть не ослепили меня – чего, по всей видимости, оборотень и добивался. Я успел поймать на его физиономии довольную усмешку человека, которому только что удалась замечательная шутка.
Снежана тоже видела мелкое пакостничанье крысооборотня, но я сделал ей знак не обращать внимание, – уж слишком Флегонт был напуган своим нынешним положением.
– Этот череп должен храниться в заброшенном каменном карьере.
– Что, вот так просто валяется среди щебня и булыжников? – недоверчиво переспросила Снежана.
– К этому карьеру ходили все, кому нужен был крепкий камень. Он находится на ничейной территории. Вот любой приходил со своей кирочкой, молоточком, телегой. Пожалуй, единственное место, где сохранялось перемирие. Нельзя было преследовать врага до тех пор, пока он поклажу свою не довезет до дома. Никто не хотел мешать другим. Работали кто где. Вот это-то и привело к ужасному несчастью.