Текст книги "Призраки кургана"

Автор книги: Денис Чекалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

Демонолог снисходительно усмехнулся, отчего складки на его зеленом лице раздвинулись, и он стал одновременно похож и на старого, стоящего у порога смерти человека, и на новорожденного младенца.

– К чему лгать? – спросил гоблин с усмешкой, хотя обычно делал это с охотой и без всякого повода. – Всякий в Киеве знает, что ни здесь, ни в Новгороде, ни в Царьграде вы не найдете более умелого демонолога.

Махрудорус взглянул на Снежану снизу вверх – оттуда, где сидел, открывался великолепный вид на ее стройные ножки. Хозяин дома причмокнул с видимым сожалением.

– Эх, жаль, – произнес он, нимало не смущаясь бестактности, – что задние лапы у тебя слишком ровные. Ну точно жерди. Вот будь они короткими, да кривыми, да еще зеленого цвета…

Чародей мечтательно сглотнул.

– Но что ж, нет в мире совершенства.

Сапфировые глаза Снежаны сузились, и я понял, что надо срочно спасать гоблина.

– Не расскажешь ли ты нам что-нибудь о бесах? – попросил я.

– Отчего ж нет, – степенно ответил Махрудорус, так и не поняв, сколь близко был от доли стать половым ковриком. – Только что мы говорили о женской красоте…

Он вновь поглядел на Снежану и сокрушенно покачал головой.

– Не все знают, что инфернальные создания нередко принимают облик прекрасных девушек, чтобы соблазнять мужчин, а потом подвергать их жестоким мукам. Впрочем, разоблачить беса довольно просто – когда обнимаешь оборотня, руки и ноги твои коченеют, словно на сильном морозе.

Гоблин хрюкнул, и я понял, что в глубине души он сожалеет, что сам ни разу этого не испытывал.

– Наверняка вы слышали о Николае Реми, известном демонологе Запада. В своем трактате «Demonolatrie», он рассказывает о демоне Абраэле – в деревне Далем, недалеко от города Лимбург, он соблазнил пастуха Пьеррона, притворившись его юной соседкой.

– А зачем Реми это сделал? – удивилась девушка.

Махрудорус мрачно взглянул на нее и пришел к выводу, что даже кривые зеленые ноги ее не спасут.

– Разумеется, у крестьянина были жена и дочь, – продолжал он, подчеркнуто не замечая вопроса. – Иначе бес не выбрал бы его своей жертвой. Абраэль потребовал, чтобы Пьеррон принес девочку ему в жертву, и дал для этого отравленное яблоко.

Он бросил на Снежану гневную молнию взгляда, и слова: «Я помню, помню, была такая сказка», – застряли у той во рту.

– Откусив кусочек, крошка тут же скончалась. В тот же момент морок покинул пастуха, и он понял, что сотворил. Пьеррон начал умолять Абраэля оживить девочку, и бес ответил, что сделает это, если крестьянин станет молиться ему, как богу.

Гоблин пожал узкими плечами.

– Дочка ожила, но стала худой, бледной и двигалась с трудом. Конечно, демон солгал, и после этого малышка прожила только год. Как пишет сам Реми, «тело девочки, издающее невыносимую вонь, крючьями вытащили во двор и зарыли в поле».

Сия поучительная история повисла в воздухе. Гоблин хмуро глядел на амазонку, не уверенный, вынесла ли она мораль из его рассказа, и уже был готов потребовать, чтобы Снежана пересказала все своими словами.

Я понял, что пора разборонять их, и встрял:

– Не так давно мне рассказывали об одном бесе…

Зеленые уши гоблина пару раз хлопнули, словно крошечные крылья. Я понял, что мне удалось остановить свалку в последний момент. Наверное, в Махрудорусе Снежана видела зловредного импа, который дерзко поедал огурцы и посмел сказать, что она плохо одевается.

Я подробно описал гоблину тварь, которую мы с девушкой видели в мире воспоминаний. Демонолог какое-то время катал обиду во рту, не зная, проглотить или выплюнуть в лицо ведунье, – однако не смог устоять перед возможностью в очередной раз заблистать бриллиантами своих знаний.

10

Справа от него, на полу, лежала толстая книга, с готической надписью «Lemegeton» на кожаном переплете[13]13
  «Lemegeton» – трактат по демонологии.


[Закрыть]. Гоблин коснулся ее шишковатым пальцем, и фолиант взмыл вверх, раскрывшись на середине и переворачиваясь обложкой вверх.

Махрудорус взошел на него, словно полководец-гном на летающую платформу, и том медленно понес его вверх, плавными круговыми движениями обнося вокруг мраморных стен залы.

Время от времени, гоблин вытягивал лапу, и тогда очередной тяжелый камень поворачивался со скрипом, обнажая книжную полку, пестревшую названиями на всех языках мира, начиная с шумерского и заканчивая древнесильфидским.

Вскоре его уже не было видно, мы снизу могли разглядеть лишь книгу, на которой стоял демонолог.

– Как ты думаешь, часто он падает? – спросила Снежана.

– Пожалуй, нередко, – ответил я. – И мне кажется, эти демоны порхают здесь именно для того, чтобы его ловить.

Возможно, мы и оскорбили доблестного знатока демонов своими догадками, – в любом случае, я бы никогда не решился отправиться в полет на столь шатком скакуне, как книга.

Махрудорус возился наверху гораздо дольше, чем я ожидал, – однако известно, что если гоблины и дружат с аккуратностью, то не чаще, чем раз в год, а потому найти на полках нужный фолиант было непросто. Затем он спикировал вниз, так рискованно, что даже азартный картежник не поставил бы на него и половину сухой лепешки. Длинные когти, венчавшие задние лапы, глубоко ушли в переплет летающей книги, и только это спасло демонолога от позорного падения.

Вместо того, чтобы исполниться смирения и благодарить небеса за то, что не превратился в заготовку для студня, – Махрудорус напыжился еще больше.

Такова наша природа – чудом уйдя от неприятностей, мы не только не извлекаем урока, не становимся более осторожными, – а напротив, начинаем верить в собственную неуязвимость. Гоблин пронесся над головой Снежаны, заставив амазонку нагнуться, чем немало потешился. Затем он соскочил на пол с видом бывалого кавалериста, распахнул взятую с полки книгу и произнес:

– Бес, о котором вы говорите, зовется Елистара. Извольте поглядеть сами.

Он листал страницы, и по мере того, как они открывались, над ними поднималось светящееся изображение демона, о котором шла на них речь.

Перед нами, сменяя друг друга, появлялись Андрамелех, в образе льва с крыльями и седой бородой, трехголовый Азиэлис, с мужской головой и женским чешуйчатым телом, затем Мархозиас, волк со змеиным хвостом, изрыгающий пламя, – а за ними десятки других, порою пугающих, порой прекрасных.

Наконец палец гоблина дошел до цели своего путешествия. Над книгой поднялось существо, заслонившее Калимдора в мире воспоминаний – черная бездонная тьма, окаймленная загнутыми когтями.

– Елистара, – с удовлетворением произнес гоблин, словно по меньшей мере сам ее создал. – Один из самых опасных демонов Преисподней. Великий колдун Киприан, ставший потом священномучеником, говорил в своей молитве: «Господи, спаси нас от Дьявола и Елистары».

Зубастая бездна распахивалась все шире, а Махрудорус, унесенный порывом рассказчика, уже пританцовывал на пергаментной странице книги.

Его загнутые, чуть заостренные когти погружались в расписную буквицу[14]14
  Буквица – цветная рисованная заглавная буква, нередко в форме животного, растения, человека и т. д.


[Закрыть], отчего все строки начинали коситься набок, съезжать и налезать друг на друга, словно строй марширующих солдат, который сбил замечтавшийся направляющий.

Острые зубы демона вспыхнули, как загораются глаза хищника, почуявшего добычу. Теперь в них не было ничего призрачного, ничего придуманного.

– Елистара трижды искушала Киприана, – живописал гоблин, и его зеленое тельце оказалось в опасной близости от распахнутых челюстей беса.

Прежде, чем я успел произнести хоть слово, Махрудорус споткнулся, ноги его беспомощно заскользили по гладкому пергаменту, пытаясь уцепиться за строчки, – но черная вязь только смешивалась под ними, превращаясь в безобразную кляксу и не давая опоры.

Елистара раскрыла пасть, став вдвое больше, чем была вначале, и полугоблин, с отчаянным и жалобным писком, провалился внутрь, успев только взмахнуть острыми ушами и прокричать:

– Но дух его был сильнее искушения!

Мелькнули лапы с растопыренными пальцами, вспыхнул и затерялся где-то во тьме расписной кафтан с золотыми пряжками-колокольчиками, – и вот уже демонолог исчез, словно кто-то выдумал его, а потом расшутил.

Распахнутая пасть Елистары оставалась такой же огромной всего секунду. Потом она начала затворяться, и, складываясь, уменьшалась до размеров тонкого волоса сильфиды, пока не исчезла вовсе.

Книга сама собою закрылась, ее обложка хлопнула, издав при этом тяжелый, громоздкий звук, словно то была створка купеческих ворот.

Как я говорил, гоблины очень беспечны.

Темно-синие демоны перестали скользить вдоль высоких мраморных стен. Они замерли, подрагивая на месте, похожие на летающие шары гномов, – зависшие над вражеской армией, пока их хозяева спешно чертят карты укреплений противника, а маги и лучники с земли тщетно пытаются достать шпионов стрелами и шипящими заклинаниями.

– Ну? – спросила Снежана.

Я бросил взгляд на серебряную нить, которую держал в руке. Кончик ее уходил меж захлопнувшихся страниц книги.

– Деньги, – напомнил я.

– Послушай, – возмутилась девушка. – Он там страдает, а ты думаешь о деньгах.

– Думать о деньгах – верный способ, чтобы никогда не страдать самому, – отвечал я.

Снежана бурчала и исходила дымом, словно деревянный паровой танк, в который залили слишком горячую воду. Естественно, ее беспокоили не три динара, которые девушка мне проспорила, – а то, что я оказался прав.

– Тебе просто повезло, – бормотала она, пытаясь поймать в калите монеты. Деньги всегда имеют склонность прятаться, когда с ними надо расставаться. – Это совпадение. Да кто ж мог подумать, что он провалится в книгу.

– Я, – смиренно ответил я, принимая от амазонки выигрыш, и возвращая обратно. – Мы спорили на мифриловые динары, не золотые.

– Так они ж стоят в два раз больше.

– Именно поэтому.

Приняв от девушки монеты, я внимательно осмотрел их и убедился, что ни одна не подпилена – в основном, чтобы позлить амазонку. Затем потянул за серебряную нить.

Книга вспучилась, словно от избытка знаний с ней случилось несварение. Передняя страница обложки начала биться, как бьется лапа собаки, когда чешешь той за ухом. Несколько букв вылетело из фолианта, потом целая горсть, затем они полились широкой струей.

Я тянул дальше, хорошо зная, что даже Левиафан не порвет тонкий, но зачарованный шнур. Наконец книга распахнулась, и мы увидели ногу гоблина, которая торчала из пробела между абзацами.

Пока мы разговаривали, магическая веревка незаметно выбралась из моего кармана, и сама привязалась к щиколотке Махрудоруса.

Снежана, которая обладает множеством талантов, кроме терпения, – отпихнула меня и дернула за веревку так сильно, что гоблин взмыл к потолку, разрезая воздух со свистом и оглушительным воплем.

Он махал руками, пытаясь привлечь внимание демонов, однако те все еще не вышли из ступора, и только следили за полетом хозяина, как раскормленный сметаной и сливками кот глядит на пробегающих мимо мышек – чисто из любопытства.

Наконец вознесение гоблина закончилось, и он грянул вниз, наглядно доказав мудрость слов: «или взлетает, или падает[15]15
  Все или взлетает, или падает – девиз Дрехара, шестого императора гномов. Он видел смысл этих слов в том, что не существует ничего постоянного; если что-то не растет и не развивается, значит, уже начало погибать.


[Закрыть]».

Хряснувшись о подставленные руки Снежаны, и едва не переломав их в четырнадцати местах, Махрудорус кошкой перепрыгнул на стол, и долго рассказывал нам о своих несчастьях, – впрочем, из его зубастого рта при этом вылетали не слова, а буквы и строчки, которых он наглотался во время своего путешествия.

Наконец он успокоился, развел руками, и смачно пролил мимо пасти стакан коньяка, который принес один из пробудившихся демонов.

Гоблин пошамкав губами, плюснул пару раз языком, не в силах понять, отчего не чувствует вкуса, и наконец убедил себя в том, что все дело в набившихся ему за щеки буквах.

Тогда он приосанился, при этом опасливо поглядывая на фолиант, и произнес:

– Как видите, это весьма полезная книга, особенно для того, кто хочет поближе познакомиться с Елистарой.

Можете смеяться, но он и правда уже успел убедить себя в том, что отправился в опасное путешествие сквозь книжные страницы по своей воле – единственно, чтобы больше узнать о коварном бесе.

– А потому я готов уступить вам ее, за смехотворную цену, в шесть золотых.

Кадык гоблина дернулся, при мысли о том, что он слишком заломил цену, и ему не удастся избавиться от столь напугавшей его книги, – а ни о чем другом бедолага сейчас думать не мог.

Я не стал торговаться – гоблины не умеют этого делать. В их голове не укладывается мысль о том, как один и тот же предмет может иметь разную цену, а тем более, мгновенно менять ее.

Передав Махрудорусу три мифриловых динара, я взял фолиант под мышку, заверил демонолога, что обязательно сыграю с ним партию в го или маджонг, но только не в шахматы, – после чего мы откланялись.

Возле особняка гоблина я взял экипаж – мне хотелось поскорее полистать купленную книгу, а сделать это, сидя в седле, если и можно, то только в том случае, если хотите насмешить всех вокруг своим внезапным падением.

Снежана сидела рядом, напрочь забыв о больном колене, – из чего я сделал блестящий вывод, что лучший способ излечить человека от ипохондрии, это развести его на шесть золотых динаров.

Впрочем, говорить подобного я благоразумно не стал, а иначе бы вы не читали этих строчек.

Амазонка уперла правую ногу в сиденье, и озадаченно бормотала что-то себе под нос. Наконец ее мысли вылились во фразу:

– А почему я заплатила за книгу?

– Девочка моя, – ласково ответил я, деликатно выпустив третье слово из известного стихотворения, которое гласит «пучеглазая». – Боюсь, ты была слишком занята, считая ангелов на кончике иглы, и не заметила, что расплачивался с гоблином я.

– Моими деньгами, – возразила Снежана.

– Разве? – спросил я.

Девушка прикусила губу.

– Напомни мне никогда, никогда больше не спорить с тобой на деньги, – сказала она.

Я захлопнул книгу.

– Это ничем тебе не поможет, Снежа. Не хочешь спорить на деньги – станешь спорить на интерес, а после этого окажешься в еще большей долговой яме.

Она задумалась.

– Я такая дура? – спросила она.

– Нет, просто я знаю твои слабости и беззастенчиво ими пользуюсь.

Амазонка хмыкнула.

Скашивать ко мне постоянно голову было неудобно, к тому же, так она казалась себе курицей. Поэтому девушка пересела на другое сиденье, оказавшись ко мне лицом.

– А как же честность? – спросила она. – Разве отношения не должны строиться на доверии?

– Нет, конечно, – живо возразил я. – Любовь состоит из маленьких уловок, как сказала одна девушка, влюбленная в полностью парализованного мужчину. Отношения рушатся оттого, что люди пытаются быть честными; ведь честность – лучшая политика, если хочешь что-то испортить.

11

Человек шел по переулку, заложив руки за спину и что-то насвистывая. Один раз он остановился, чтобы поболтать носком сапога в растекавшейся у стены луже. Увидев, как корчит рожи отражение в потревоженной воде, улыбнулся, и что-то ответил ему неразборчивым, слегка хмельным голосом.

Таких людей вы всегда встретите возле Изумрудного рынка. Они приезжают в Киев раз в год – чтобы продать перья грифона или саженцы ходячих деревьев.

Провинциальный торговец! Готовясь к путешествию в большой город, он предвкушает веселую, красивую жизнь – роскошные пиры, где не смолкает звон серебряных кубков, полуобнаженные красавицы-сильфиды, гонки на колесницах, где он ставит все свои деньги на аутсайдера и выигрывает.

Приехав в Киев, он сидит в душном здании склада, скупясь, торгуется за медную монетку, а вечером выпивает в полутемной таверне бутыль кислого вина, – и по-детски рад, что так славно покутил в столице.

Живой мертвец, стоявший у задней стены таверны, видел таких достаточно. Возможно, и сам был одним из них, пока дышал, а тело его содрогалось от переливающейся внутри жидкости.

К счастью, теперь это позади – кровь, лимфа, желчь, вся эта мерзость была слита из его сосудов, смыта раствором спирта, и теперь ее заменил чистый, добрый формальдегид.

Он не мог позволить себе гнить и разлагаться, как другие мертвецы. Его задача – охранять Лорда, пока тот в городе, а с такой работой плохо пахнуть нельзя.

Упырь подумал о том, что надо будет еще извлечь сердце и селезенку. Обычно их оставляют в теле, но все-таки лучше вынуть, и набить вместо них проспиртованных опилок.

Подвыпивший купец чуть споткнулся, но удержался на ногах и стал смеяться, напрасно притворяясь трезвым. Он немного раздражал упыря.

Здесь, в городе, Лорду угрожает опасность. У хозяина много врагов, и каждый может напасть неожиданно. Поэтому упырь и стоял здесь, у бокового входа в таверну, – он следил, не появится ли кто подозрительный. А этот купец закрывает собой улицу.

Вдруг за его спиной, прячась за ним, подкрадывается убийца?

Надо велеть мужику убираться. Да, так и нужно сделать.

Горкан сделал еще три шага, слегка покачиваясь, и только потом снес упырю голову. Стальное лезвие выскользнуло из рукава быстро и бесшумно. Несколько пузырей формальдегида вспучились над разрубленной шеей, потом опали.

Маска подвыпившего купца слетела с лица шамана. Здесь, в городе, Лорд зомби терял свою силу, – но только не он, Горкан. Преимущество вновь было на его стороне.

Голова упыря лежала на мостовой, слегка покачиваясь, глаза вращались. Шаман нанес еще один удар, и разрубил ее надвое.

Выпрямившись, цепко ощупал переулок взглядом. Не видел его какой-нибудь досужий прохожий, случайно заглянувший в узкую щель между домами? Не открылось ли наверху окно, не мелькнула ли за ним тень?

По мостовой прогромыхал экипаж, запряженный парой лесных дракков. Убедившись, что чары иллюзии надежно скрывают его, шаман шагнул вперед, быстрым движением вытирая клинок о тело упыря.

Ни к чему, чтобы запах формальдегида насторожил остальных.

Задняя дверь таверны оказалась открыта. Не имело смысла запирать ее, ведь рядом стоял часовой.

Дальше все было просто.

Подняться наверх, по узкой скрипучей лестнице. Зарубить мертвецов, которые несут стражу в коридоре, – шаман знал о них от полового, которого подкупил. Вышибить дверь, войти и убить Лорда.

Нога Горкана коснулась нижней ступени.

Он ненавидел свой человеческий облик, и порой презирал себя за то, что не унаследовал роста и силы отца.

Однако порой ему приходилось признать, что в таком теле тоже есть свои плюсы – например, малый вес. Орк не смог бы так бесшумно подняться по лестнице, несмотря на звериную ловкость.

Горкан вспоминал бы о таких преимуществах чаще, не будь они его частью. То, что у нас есть, мы редко ценим – прежде всего, свои таланты.

Сделав второй шаг, он заметил легкое колебание света. Солнечные лучи играли в пустоте, словно звуки, которые давно должны были смолкнуть.

Если бы Горкан имел привычку улыбаться, он бы это сделал. Обычный человек мог не заметить эти легкие всполохи, растворенные в полумраке лестницы. Но внимательные глаза мага увидели их сразу.

Недаром говорят, что слово «зоркий» произошло от «орк».

Колдовской барьер. Возможно, он безвреден и просто должен сообщить нежити о том, что кто-то идет. Или, стоит коснуться невидимых нитей, как тебя охватит черное пламя, принесенное проклятыми душами из темниц Нидгаарда.

Лорд зомби не мог воспользоваться своим могуществом, пока находился в городе. Поэтому мертвецу приходилось полагаться на обычное колдовство, – хотя и очень сильное.

Горкан высыпал на лестницу немного порошка, который хранил в рукаве, в потайном кармане. Колба с таким же снадобьем была привешена к поясу, однако шаман не хотел тратить даже пары секунд, поэтому не стал доставать ее.

Прозрачная пыль пушистым снегопадом осела на ступени. Каждая крупинка вспыхивала – то ярко-голубым светом, то изумрудным, то вдруг становилась черной.

Могло показаться, будто они меняют цвет, но шаман знал, что это не так. Падая, частички порошка поворачивались к нему разными гранями, каждая из которых была особой.

Тот, кто следил бы за этим представлением с другой стороны, увидел бы совершенно другую радугу оттенков.

Пылинки шипели, касаясь невидимых нитей. Горкан понимал, что они разрушат барьер за несколько мгновений, и все таки выждал полминуты, чтобы не рисковать. Затем зашагал вверх.

В коридоре, как он и ожидал, стояли два мертвеца. Шаман разрубил первого пополам, прежде, чем те успели опомниться. Все-таки упыри немного глуповаты, и движутся недостаточно быстро.

Верхняя часть мертвеца плашмя упала на пол. Руки тут же задвигались, приподняли обрубок и поставили его ровно. Второй замахнулся, и Горкан снес ему руку вместе с головой. Затем рассек первого на две части, точно по линии носа.

Заклинание вылетело из его горла, словно сдавленный крик. Волшебство вынесло толстую дверь, превратив в щепки. Горкан переступил порог. Там было пусто – ни алтаря из костей, с тайником для священных реликвий внутри, ни ложа, усеянного мелкими обломками черепов. Ничего.

Лорд успел покинуть таверну.

Шаман настороженно обернулся. Он ожидал ловушки. Однако нападения не последовало – зомби не рассчитывал, что полуорк нанесет ему нежданный визит.

Он оставил трех мертвецов охранять пустую комнату, просто из осторожности. Теперь Лорд наверняка покинул город, а значит, магическая сила вновь вернулась к нему. Горкан упустил шанс расправиться с ним.

Когда шаман покидал комнату, он был собой недоволен.

12

Горкан не мог убивать. Он убедился в этом сегодня утром, когда на рассвете выскользнул из таверны, в которой остановился, без труда обманув умертвий.

Лорд приставил к нему двоих соглядатаев – один оставался в общей зале трактира, делая вид, что травит байки с завсегдатаями. Второй околачивался на другой стороне улицы, заигрывая с торговкой.

Шаман использовал Кожу хамелеона – простое, но действенное заклинание. Он опасался, что более мощную магию нежить сможет почувствовать. Выскользнув из окна, Горкан поднялся на крышу по водостоку, прошел по карнизу и спрыгнул в полутемном дворике. Оттуда он вышел, уже никем не замеченный.

Здесь снова пригодилось человеческое тело. Орка не выдержала бы не только труба, но и сама крыша.

Шаман вышел из города, смешавшись с толпой паломников-берендеев. Его путь лежал по главной дороге, ведущей в Киев с юга. В нескольких верстах от ворот, из нее вытекала крохотная тропа, вившаяся между холмами.

Горкан хорошо знал это место. Люди бывали здесь редко – рассказывали, что однажды русалки насмерть защекотали здесь одного греческого богослова.

У полуорка не было определенного плана, но замысел сразу сформировался в его голове, как только на тропе показались двое крестьян. Первого он сожжет заклинанием, второму перережет горло.

Ему нравилось это мгновение, – когда один вздох разрезает нить, натянутую между жизнью и смертью.

Он любил ощущать тело врага, прижатое к его груди, слышать его судорожное дыхание, видеть кровь, стекающую по бороздке ножа.

Потом руки разжимаются, и мертвое тело падает наземь, – а вместе с ним из тебя словно выходит все злое, мерзкое, что накопилось в душе.

Убивать приятно.

Двое крестьян прошли мимо него, а он даже не пошевелился.

Маг не солгал. Волшебное зелье действительно лишило его способности убивать. Впрочем, этот запрет не касался нежити. Убить мертвеца нельзя, – по крайней мере, в точном смысле этого слова.

Поэтому Горкан мог уничтожить Лорда.

Зомби все равно убьет его, рано или поздно. Конечно, и не собирается отдавать чашу. Расправиться с неупокоенным надо было как можно скорее – пока тот в городе, и благословленные камни блокируют его силу некроманта.

Шаман отправился к гному. Калеб был очень пристыжен, что выдал старого друга. Однако они оба слишком хорошо знали жизнь и смерть, чтобы останавливаться на этом.

Алхимик пообещал узнать, где остановился Лорд, и вскоре в калите полуорка лежал кусочек пергамента, с адресом и названием таверны.

К несчастью, зомби оказался быстрее. Он покинул город раньше, чем его удалось найти Горкану. Теперь оставалось только одно – продолжать игру, и сделать вид, будто он выполняет соглашение с нежитью.

Надо было убить мага и амазонку. Как это сделать, если ты не можешь никому причинить вреда? Решить задачку было несложно, и шаман уже знал, как он это сделает.

– Вы уверены, что Огнемеч не хотел убить вас? – спросил Горкан.

Он сидел напротив меня, слегка откинувшись на спинку стула – чисто человеческая поза, которая недоступна оркам. В правой руке держал кусочек дерева, из которого выгрызал кораблик.

Вот это была забава, которую знают только его собратья. У орков четыре ряда зубов, и они славятся тем, что могут создавать ими самые разные фигурки – от всадника на драконе до боевой колесницы.

Редкая улыбка Горкана говорила о том, что челюсти у него человеческие.

Однако, по всей видимости, его резцы были гораздо крепче и острее, чем выглядели, поскольку работа продвигалась быстро и ловко.

Все же ему было очень сложно, поскольку приходилось орудовать одним рядом зубов, вместо четырех. Но, по всей видимости, шаман научился этому еще в детстве, когда не уметь выгрызть себе свистульку считалось среди его сверстников таким же позором, как недостаточно хорошо владеть булавой.

– Я много изучал память, – ответил я, не став уточнять, что делал это не из простого любопытства.

Мою мне стерли, когда исполнилось десять; впрочем, даже в этом я не мог быть до конца уверен.

– Руфус показал нам то, о чем мы просили. Его сознание было отключено, но разум способен действовать и тогда. Не думаю, что нам всерьез угрожала опасность.

– Ну, раз вы так говорите.

Полуорк не стал спорить.

– Я вспомнил об еще одном человеке. Имени его я не знаю. Он бард, и стал знаменит благодаря песням о Всеславе. Бездельник часто похвалялся, будто знает, где найти череп, но не может сказать. Страшная печать тайны закрыла его уста, и прочий поэтический бред.

Горкан взмахнул рукой, давая понять, что думает об изящном искусстве.

– И все же мне всегда казалось, что дыма без огня не бывает. Вряд ли ему на самом деле известно, что стало с чашей, – однако он долго изучал последний поход Всеслава. Читал летописи, расспрашивал очевидцев. Он ярмарочный фигляр, но он умеет собирать факты. Иначе не стал бы так знаменит. Думаю, какие-то крохи ему удалось выведать.

– Почему вы сами не пошли к нему? – спросила Снежана.

– Я думал, что найду череп в кургане Ольгерда. К тому же, бард наверняка узнает меня. Вам будет проще разговаривать с ним, – как и с Руфусом. Огнемеч ведь охотно согласился вам помогать, я прав? Меня он вряд ли согласится даже принять.

Я поднялся.

– Мне говорили, тот бард сейчас в деревне Холмы, – заметил Горкан, вытачивая главную мачту. – У них там какой-то поэтический турнир или что-то подобное. И будьте осторожны – не хочу, чтобы вы пострадали…