Текст книги "Призраки кургана"

Автор книги: Денис Чекалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

Гримаса пробежала по лицу коменданта:

– Я знал, что с этой стороны нам всегда будет грозить опасность. Но когда строили крепость, я был никем, простым воином и к моим словам не слишком прислушивались. А теперь это наследство досталось мне, нужно все менять, но ты представляешь, какая это работа? Да и как, хотя бы на время, ослабить оборону, пусть даже такую? Когда ты подходил к форту, он ведь казался неприступным?

Я согласился, что степная застава производит грозное впечатление и, еще не договорив, уже понял, о чем думает Гриург.

Он уставился на меня своими проницательными глазками, задумчиво двигая челюстями из стороны в сторону, издавая при этом приглушенный скрежещущий звук множества острых зубов. Наконец он изрек с сомнением и изрядной долей подозрительности:

– Мало кто сумеет догадаться об уязвимости стены, если знающий человек не подскажет.

Комендант форта замолчал, но невысказанное ясно читалось на его физиономии.

– А вы двое уже знаете. Сами можете измыслить что-то или поделиться сведениями за хорошее вознаграждение. Возможно, и не планируете ничего, да всегда лучше знать наверняка, что секрет не откроется. А что надежнее, чем смерть, способна запечатать рты?

В разговор вмешалась ведунья:

– Гриург, я знаю, о чем ты думаешь, и понимаю твои опасения. Но сам размысли – зачем нам предавать тебя? Мы не нуждаемся в деньгах, о тайне крепости узнали случайно, могли ведь и не сказать, так было бы для нас безопаснее. Конечно, мы явились сюда не только для того, чтобы предупредить тебя о готовящемся нападении. Ответ, который мы ищем, для тебя ничего не значит, и не было нужды выкупать его сведениями о намерениях ваших врагов. Поверь, в наши планы не входило причинить вред тебе и твоим людям.

Гриург согласно кивал головой, однако непонятно было, то ли он любуется ее прекрасным лицом и сияющими синими глазами девушки, то ли действительно соглашается с правотой ее слов.

Наконец, встряхнувшись, и как будто на время скинув с плеч тяжесть сомнений, начальник крепости отозвался почти приветливо:

– Я разберусь с этими людьми. А вы пока побудьте моими гостями, пришли издалека, устали. Да и дело у вас ко мне какое-то есть, не станем же обсуждать его стоя.

Он махнул нашим сопровождающим, отпуская их, и пригласил нас в дом. Идя следом за широкой спиной Гриурга, я внезапно почувствовал себя карликом, чего раньше при моем-то росте никогда не случалось, и ощущение это было не из приятных.

Верно говорят – поймешь, когда сам переживешь. Только сейчас я посочувствовал тем, кто уродился маленьким, и вынужден всю жизнь смотреть на окружающих снизу вверх, иные – пенясь злобой, завистью и желанием навредить.

Впрочем, не от высоты головы над землей зависит человеческая личность. Я знал многих, почти не видных в толпе, кто был во сто крат лучше иного гиганта.

Мы вошли в большую комнату, явно принадлежащую солдату.

Деревянный грубо сколоченный стол, широкие лавки с небрежно брошенными звериными шкурами, на одной, очевидно служащей постелью, – пухлый мешок, туго набитый сеном. На металлических крючьях висели боевые топоры, палицы, копья, толстые железные цепи, используемые как грозное оружие в бою.

Стол был загроможден потрескавшимися глиняными кружками и блюдами, между которых неуместно выглядели золотые и серебряные, украшенные драгоценными камнями и тонкой резьбой.

Сдвинув утварь на край стола, отчего часть ее с грохотом упала на глиняный пол, хозяин предложил садиться. Без зова явился молодой орк, принесший несколько жареных уток, каравай и жбан с медовухой.

Я понимал, что гостеприимство носит вынужденный характер. Предусмотрительный комендант все же опасался, как бы мы не сообщили, проникшись жалостью, охотникам за черепами о том, что их планы раскрыты.

Однако и мы не спешили уходить, не получив то, за чем пришли. Каждый своим ножом отрезал приглянувшийся кусок мяса, ломоть хлеба, и некоторое время трапеза проходила в молчании. Наконец, отхлебнув медовухи, орк заметил:

– Я знаю, кто вы и поверю вам, о которых люди и орки говорят много лестного. Ты, – он ткнул толстым пальцем в сторону Снежаны, – вылечила князя Василича, хоть он не мог ничем заплатить за твое искусство, а враги предлагали сокровища, если он не выживет. Ты, – тот же указующий перст замаячил перед моими глазами, – стал на сторону князя Рогвольда, когда мог выбрать сторону сильнейшего. Да и вообще возле вас вечно вертятся какие-то калечные, убогие, нищие, обиженные судьбой, и всем вы стараетесь помочь неизвестно зачем. Ведь им проще было бы спокойно умереть, не обременяя себя и других.

Указка превратилась в недурную зубочистку, крепкий длинный ноготь прилежно орудовал между зубов, вытаскивая застрявшие куски мяса. Наконец, подводя итог своим размышлениям, он убежденно заявил:

– Вы не предатели.

Я счел нужным ответить:

– Тут ты прав, нас могут не любить, желать смерти за что-то, но не презирать. Давно, столетия назад, Цезарь сказал о фракийском царе Риметалке, что он любит измену, но ненавидит изменников. Ими пользуются, а потом уничтожают. Девушка Тарпея помогла сабинцам овладеть Римом, открыв ночью ворота и потребовав за услугу «то, что они носят на левой руке», имея в виду золотые браслеты воинов. Полководец Татий захватил Рим и сдержал свое обещание об оплате помощи. Он бросил в девушку браслет и тяжелый металлический щит, который тоже носили на левой руке, предложив своим воинам последовать его примеру. Несчастная была погребена под грудой железа и золота. Нам не хочется последовать ее примеру.

Гриург громко захохотал, выслушав мой исторический экскурс, очевидно, полностью одобряя расправу.

Он широко разевал рот, хлопал ладонями по столу, отчего уцелевшая утиная тушка подпрыгивала, как будто приседала перед взлетом.

Оставшиеся между полукружьями зубов крошки и капли слюны щедро осыпали мою тарелку, из которой я бы уже даже под угрозой голодной смерти не стал есть. Снежана избежала неприятной участи, присев на край лавки, подальше от орка, то и дело бросающего на нее шаловливые взгляды.

8

Когда он наконец успокоился, я сделал вид, что отгоняю докучливую муху и на всякий случай крепко вытер лицо рукавом рубахи.

Оставив веселье, Гриург коротко спросил:

– Что вы хотели спросить?

Я кратко изложил цель нашего визита. По мере моего рассказа лицо его мрачнело, приобретая недоброжелательное выражение. Когда комендант заговорил, я вздохнул с облегчением, поняв, что враждебность к нам не относится.

– Проклятая чаша! – воскликнул орк, дотрагиваясь пальцами до какого-то талисмана, висящего на простой веревке, теряющейся среди витого серебряно-золотого великолепия цепей на шее. – Я думаю, ты прав. Хан подарил ее оркскому кагану не с добрыми намерениями. Только за то время, что я здесь, в крепости, а это не так давно, погибло несколько воинов, и смерть их связана с чашей. Как только ее передали в Кеграмский форт, начальник, старый Хунчард, велел хранить ее под замком в подвале.

Гриург для большей убедительности топнул ногой, показывая местонахождение подземелья.

– Но однажды, по случаю победы над кочевыми дикими старками, он решил наградить двоих особо отличившихся, оказав им честь и разрешив пить из человеческого черепа. Они пили поочередно, соблюдая старшинство, подбадриваемые нашими криками.

Когда вынесли чашу, окованную серебром, с ручкой, мерцающей алмазными гранями, всех на миг охватил непонятных страх. Я возблагодарил судьбу, что не нахожусь на месте избранных, хотя за минуту до этого страшно завидовал им.

Орк помолчал, задумчиво поглаживая серебристую макушку, а потом нехотя продолжил.

– Даже командир привстал на миг, чтобы остановить их, да было поздно – первый уже отхлебнул несколько глотков. За ним отпил второй, поскольку ничего не случилось, на них перестали обращать внимание. Да и до того ли было, когда мы пировали, пили и пели песни победы!

Вдруг закричал воин, сидящий с ними рядом. В красноватом, дымном свете смоляных факелов мы увидели их побелевшие, мертвые лица. Те, кто пытался дотронуться до них, немедленно отдергивал руки, касаясь ледяного камня, в который превратились их тела.

Но хуже всего стало тогда, когда они одновременно поднялись. Мы поняли, что ноги их остались живыми. Они сгибались под тяжестью камня, пытались бежать, сохраняя неподвижность тел. Вы не поверите, да и я объяснить не сумею, однако ноги несчастных странным образом выражали дикий, безумный ужас.

С некоторым превосходством комендант крепости заметил:

– Вы знаете, что среди орков не бывает трусов, – и тут же пожал плечами, – но если бы нас видели тогда, то никто бы не усомнился, что перед ним сборище дрожащих зайцев.

Снежана спросила:

– Что же стало с ними потом?

Гриург, снова вспоминая что-то, рассеянно отозвался:

– Что могло случиться? Конечно, оба умерли, несмотря на то, что наш колдун и лекарь пытался магическими обрядами помочь горемыкам. Перед самой смертью, не больше, чем на минуту, они снова стали прежними, но только телами – речи их понять было невозможно, хоть слова звучали знакомые.

Во время его рассказа в дом осторожно вошел молодой орк, в обязанности которого, по всей видимости, входило прислуживать старшему. Он совершенно неслышно, ловко, что было удивительно при его габаритах, стал собирать блюда и объедки со стола и пола.

Работая, юноша то и дело замирал, прислушиваясь к рассказу Гриурга, глубоко сидящие глазки его, весьма смышленые, посматривали на нас, губы шевелились. Я понял, что он горит желанием вмешаться в разговор, но опасается гнева начальника.

Наконец, тот обратил внимание на юного воина и снисходительно разрешил:

– Ну, давай, Рандор, поведай, что хочешь, а то ведь лопнешь от неутоленного желания, а у меня каждый солдат на счету.

Придя в восторг от собственной незатейливой шутки, комендант форта вновь закатился смехом, забыв о недавних переживаниях.

Орк, вздрогнувший, когда к нему обратился сам глава цитадели, быстро пришел в себя и, отставив посуду, заговорил, от избытка эмоций размахивая чудовищными руками перед моим носом, что заставляло каждую секунду быть настороже.

Ведунья едва заметно усмехнулась уголком рта, забавляясь моими попытками отстраниться от страстного оратора, не обидев его, но в то же время опасаясь лишиться щеки или глаза. Но юный орк ничего не замечал, желая рассказать новым слушателям то, что постоянно занимало его разум, приводя в смятение.

– Они были моими друзьями, я был рядом, когда они умирали, никого не узнавая. И хоть бормотали бессвязное, мне все же показалось, что они видят себя возле какого-то дома, не нашего, дома людей, на берегу реки. Один крикнул, что дом проклят, второй сказал, что в нем спряталась смерть и зло. Они метались, стараясь убежать от чего-то страшного, кричали о черном божестве, предательстве, все время называли имя Всеслава, как будто тот был рядом с ними.

Наконец Гриург наставительно произнес:

– Уймись. Получается, что ты слышал больше всех. Я так думаю, что это тебе привиделось или потом стало казаться, что в их предсмертных хрипах и редких словах был смысл.

Заметив разочарование и обиду на лице орка, он примирительно заметил:

– Я не говорю, что ты лжешь, но такое бывает и с орками поумнее тебя, когда желание понять выдается за понимание. Оставь ты эти черепки, иди лучше потренируйся с другими. Не забывай, что враг не станет предупреждать, когда нападет, нужно быть наготове.

Он проводил глазами Рандора, заметив:

– Все сбиты с толку страшными событиями. – Увидя мой вопросительный взгляд, пояснил: – Ведь было не одно несчастье, да и эти двое оказались только первыми погибшими. После неудачного пира чашу, подхватив длинными палками, не дотрагиваясь до нее, снова заперли в подвале.

Но каждый, хоть и боялся, все же хотел героем оказаться, сам не зная как, справиться с чарами кубка. Хоть он и был сделан из черепа, все же оставался почти что простой кухонной утварью.

Однажды ночью пятеро самых молодых орков, похваляясь один перед другим, и уже из самолюбия не имея возможности отступить, боясь, что их обвинят в трусости, воспользовались отсутствием прежнего коменданта, и отперли замок, вытащив чашу наверх.

Там их уже поджидали другие глупцы, осмелевшие, видя, что ничего не происходит. Все вместе стали перебрасывать череп вместо мяча, распаляясь от собственной неустрашимости, пинали чашу ногами, как будто таким образом сводили счеты за погибших товарищей.

9

Командир форта сделал добрый глоток медовухи, широкими плоскими пальцами потер голову, скребя ногтями по жестким волосам, освежая память. Потом заговорил снова.

– Я наблюдал их буйство, стоя возле ворот. Сначала попытался было остановить разошедшихся дурней, но потом отошел, освистанный и обвиненный в слабости. Да и поделом – каждый сам должен отвечать за себя, чтобы после некого было винить в собственной глупости. Случилось все в начале весны, с вечера собирались тучи, потому и ночка выдалась темная.

Я живо представил эту картину – предгрозовое небо, мечущиеся тени, отбрасываемые огромными орками в красном тревожном свете факелов, топот тяжелых ног, сталкивающиеся в погоне за «мячом» разгоряченные, потные тела, серо-голубая кожа которых кажется блестящей и темной, глухие вскрики, торжествующий вопль победителя, на миг овладевшего чашей.

Рокочущий бас мрачно продолжал повествование.

– Вдруг небо раскрылось, будто черную пелену облаков полоснули острым ножом, открыв узкий глаз с белым зрачком луны.

Признаться, я не ожидал, что предводитель орков, народа злобного, мстительного и кровожадного, для которого главным времяпрепровождением была война, способен говорить с таким чувством. Глаза Гриурга смотрели на нас, не видя ни лиц, ни комнаты, перед ними проплывали картины прошлого.

– Я почувствовал быстрое, короткое дуновение ветра, тут же затихшего. Едва ли кто обратил на это внимание. Белый свет луны, казалось, стал таким тяжелым, что его можно было зачерпнуть рукой.

Он был странен на вид и залил форт, будто заполнив пространство между стен густым молоком. Я поднялся по лестнице на дозорную башню и не поверил своим глазам – вокруг крепости царила темнота летней ночи.

Снова я попытался крикнуть, чтобы оставили череп, но призыва никто не смог услышать – посреди плаца появилось крохотное завихрение, стремительно перерастающее в огромную черную воронку, втягивающую в себя все, что попадалось на пути. А были там только орки, потревожившие покой черепа Всеслава.

Видели вы когда-нибудь человека, стремящегося выплыть из речного водоворота? Точно так было с ними, только они бились с затягивающим, вращающимся все стремительнее воздухом. Около тридцати сильных, проворных, молодых тел со страшной скоростью неслись по кругу, заключенные в воздушные стены, корчась и извиваясь.

Сначала они кричали, но потом звуки перестали вырываться из открытых ртов, запечатанных ветром. Затем и тел не стало видно, они сплющивались, перемешиваясь друг с другом.

Иногда из сердца этого урагана вырывалась окровавленная нога или рука, падая на землю рядом, по двору покатилось несколько голов, и только чаша, оставшаяся прямо под острием воронки, за все это время даже не дрогнула.

Мне было видно с башни, что вокруг крепости, на реке и в поле царила тишина, даже легкое дуновение ветра не колебало листьев и воды.

Воины выбежали из казармы, с ужасом наблюдая за страшной гибелью товарищей. Один из них бросился вперед, пытаясь вырвать кого-то из ужасных тисков, но тут же был затянут вглубь и пропал вместе с остальными.

Ураган затих мгновенно, воронка исчезла, послышались глухие, хлюпающие о землю удары и перед нами открылась груда изодранных тел, даже не тел, нет, а кровавых частей, обрывков, изломанных костей, раздавленных голов.

Глупый колдун пытался лопотать что-то, прыгать возле чаши, но на него прикрикнули, потому что ясно было – он не может справиться с этой силой.

Гриург усмехнулся, вспомнив нечто забавное.

– Тут явился старый наш начальник, постоял возле страшного месива, слушая объяснения, и первый свой вопрос адресовал колдуну, спрашивая, долго ли звезды предсказали ему жить. Дурень ответил, что небо благосклонно к нему, тот усмехнулся, сказав что чародей не разбирается в голосах небесных огней и немедля собственной рукой отрубил ему голову.

С явным одобрением Гриург продолжил:

– Старик сразу успокоился, сделав единственно возможное, что было в его силах. Приказал убрать мертвых, заметив, что те сами виноваты в собственной гибели, чашу вновь запереть. Прикрикнул на тех, кто пытался заговорить о необходимости вернуть череп кагану, да и был прав – ведь тогда бы получилось, что он не справился с поручением хранить чашу.

Орк восхищенно покачал головой.

– Да, старик был как кремень, ничто не могло выбить его из седла. Видя его недовольство, все быстро разошлись по местам, а он, заперев подземелье, улегся спать.

Снежана с сомнением заметила.

– Возможно, следовало бы убрать эту смертоносную вещь подальше, в степи закопать, что ли.

Орк уставился на нее в почти комическом изумлении.

– Верно про тебя говорили, девица, что ты хорошо соображаешь. Я бы тогда так и сделал, да не было моей воли. А через пару дней, утром, он не появился в обычное время и когда вошли в комнату, то увидели на этом вот столе, – чтобы мы не растерялись и правильно поняли, о каком столе идет речь, Гриург оглушительно хлопнул кулаком по дереву, – стоящие в ряд головы – его и пятерых слуг. И перед каждой – дитячья игрушка, из ваших, человеческих – заяц деревянный, медведь, еще что-то. Но тел, как ни искали, не нашли.

Он поднялся с лавки, потянувшись и вновь устрашая своими размерами. Затем начал расхаживать вокруг стола, заставляя нас вертеть головами, чтобы видеть его лицо. На ходу разминаясь, Гриург откровенно заявил:

– Жаль его, да что скрывать – смерть старика открыла мне дорогу и я стал начальником форта. Но первые несколько дней дались мне нелегко – я ведь жил в том же доме, и каждую ночь как будто кто появлялся в комнате, я ощущал пристальный недобрый взгляд, жгущий затылок, но как только пытался стремительно обернуться, никого не находил. Наконец мне стало казаться, что скоро шея моя скрутится жгутом.

Я вставил свое слово:

– Точно как у нас со Снежаной, ты же ходишь кругами, а мы тебя пытаемся поймать.

Он остановился, как будто только сейчас поняв, что находился в непрерывном движении и засмеялся:

– Ладно, я сяду, а то и правда головы поотваливаются. А с гостями, – тут он ужасающим образом скривился, подмигнув Снежане, – тем более, такими красотками, следует обращаться прилично.

Та улыбнулась в ответ, синие глаза заблестели, губы приоткрыли белые зубы, и орк, любуясь ею, на секунду замер в нелепой полусогнутой позе, прервав процесс усаживания на лавку.

Проведя руками по лицу, восстанавливая его серьезность, он продолжил:

– А ночами спать не мог, все мерещились отрубленные головы на столе да игрушки, стоящие напротив. Стыдно признаться, спал с зажженным факелом, темноты стал опасаться. Однажды проснулся – черно вокруг, по комнате белые огни летают, на снег похожие, пол, лавка трясется, как будто из подземелья кто выбраться хочет.

Я на крышку пару сундуков навалил с золотом, серебром, оружием, еле с места сдвинул такую тяжесть. Сам пошел по форту, вроде стражу проверяю, да так всю ночь и бродил.

К рассвету решил, что от чаши избавлюсь, не посмотрю на то, что каган скажет. Да вряд ли он против будет, когда узнает, что случилось в крепости. Зашел в комнату – сундуки на прежних, обычных местах стоят, крышка откинута, но замок на двери комнаты в подвале, где чаша стоит, заперт снаружи.

Уже ни о чем не думая, решил прилечь на часок, кошму откинул – а на лавке две вырезанные из дерева руны лежат, одна в прямом положении, другая в обратном, но обе символизируют дурное – внутреннее зло и внутренний враг.

А между ними фигурка маленького мальчика на коленях матери, лица обоих искажены, то ли от боли, то ли от горя.

Тут у меня и сон прошел, крикнул троих своих лучших людей, самых осторожных, опытных, умных. Велел отнести чашу и знаки эти в степь, подальше, да там и закопать. Но они не вернулись, и мы не нашли их, так что не знаю, что стало с черепом.

– Любой магический предмет оставляет астральный след, – заметила Снежана. – Это как раненый враг, за которым тянутся капли крови. Вы не пытались идти по ним?

Гриург досадливо крякнул.

– Об этом я знаю, но в форте не нашлось умелого мага. А когда колдуна прислали, он сказал, что поздно, время упущено – ничего найти больше нельзя.

Ведунья разочарованно посмотрела на меня.

– Так мы даже не сможем найти место, где она закопана.

Я отозвался:

– Мы не знаем даже, в земле ли она, ведь орки пропали, а только они могли знать о ее судьбе.

Гриург с сомнением покачал головой:

– Кажется мне, что не чашу следует искать, а начинать с родового гнезда вашего князя Всеслава.

Я удивился.

– Почему ты так считаешь? Он был убит уже взрослым мужчиной, что может открыть нам его дом?

Орк с некоторым раздражением ответил.

– Да откуда мне знать? Но сам посуди, первые двое, умирая, упоминали его имя, говорили о доме, предательстве в нем, каком-то зле. О каком человеческом доме они могли говорить? Только о дворце князя. Я отослал Рандора, сказал, что все ему привиделось, чтобы не было лишних фантазий, да только он всю правду сказал. Те, которых воронка затянула, тоже кричали почти об этом, я слышал собственными ушами. А потом игрушки эти, фигурка матери с ребенком, руны – все говорит о том, что эта история связана с домом, а раз череп принадлежит Всеславу, то и дом должен быть его. Впрочем, это мои домыслы, а вы поступайте как угодно. Только если что разузнаете, постарайтесь сообщить – мне и просто интересно, да и, может быть, новые сведения послужат оправданием перед каганом, ведь чашу я не сберег, а он еще ничего не знает.

Мы обещали выполнить его просьбу, тем более, что нам это ничего не стоило, а поддерживать хотя бы подобие добрых отношений с орками было со всех сторон полезно.

10

Главным по-прежнему оставалось найти чашу. В жарком весеннем воздухе над остатками нашего пиршества роилось множество мух, зеленых, черных, синих, однако независимо от цвета одинаково отвратительных.

В углу раскинул гостеприимные сети большой коричневый паук. Самого хозяина не было видно, он спрятался и терпеливо поджидал, когда зазевавшаяся жертва прилипнет к паутине.

Снежана буркнула тихонько:

– Мне все время кажется, что они только что с трупа, а теперь решили сменить обстановку, погулять по нашим лицам.

Я был согласен с ее замечанием и только открыл рот, чтобы предложить Гриургу выйти во двор, как дверь отворилась, и вбежал Рандор, громко топая и звеня железными цепями, навешанными на шею в качестве украшения. Вспомнив, что начальник не один, он приосанился и прошептал тому что-то на ухо, скрипя всеми четырьмя рядами своих зубов и вращая от возбуждения глазками.

Сообщение было выслушано не только внимательно, но даже благосклонно. Лицо коменданта форта прояснилось, и он кивнул головой. Молодой воин, едва не припрыгивая от восторга, не удержался, воскликнув:

– Ну, теперь пойдет потеха, – и выскочил за порог.

Мы с ведуньей переглянулись, не понимая, что могло вызвать столь бурные чувства. Однако орк немедленно пояснил:

– Схватили тех, о которых вы говорили, гонец из дозорного отряда только что прибежал. Я велел перед казнью вас позвать, ведь их поимка – во многом ваша заслуга, да и развлечемся после неприятных воспоминаний.

Сердце мое неприятно заныло в предчувствии зрелища, которое Гриург считал занимательным. Мелькнуло запоздалое сожаление – возможно, и не следовало говорить оркам о готовящемся набеге.

Наш хозяин шел впереди и не мог слышать рассудительного голоса Снежаны:

– Оставь ты свои философические сомнения: что было бы, если бы. Случилось так, как случилось, а потому именно так и должно быть. Те люди – не ангелы, они даже не простые разбойники, которые грабят, ну, может, убьют одного – двоих, да и то случайно. Нет, они потеряли право называться людьми. Просто твари, которые не остановятся перед тем, чтобы уничтожить дитя, если это сулит грош.

Я был согласен с ней, но лучше бы мы сами сразились с ними, одолев в бою. И тут же подумал: «Права Снежана, опять у меня «лучше бы…». Что произошло, то и нужно принимать как данность».

Во дворе я увидел Рандора, тихонько шептавшегося с другим молодым орком, видимо, гонцом, доставившим весть о поимке преступников. Однако веселья у него почему-то поубавилось, а лица обоих покрывали желто-зеленые пятна, что у орков свидетельствовало о высшей степени растерянности.

Гриург торжественно провел нас к трону посреди двора, возле которого были установлены два кресла поменьше, предназначенные для нас, – почетных гостей. Мы уселись, ожидая драматических событий, и провели некоторое время в безмолвии.

Навес над нами отбрасывал тень, но жаркое солнце так нагрело воздух, что трудно было дышать. Вдруг я заметил, как лицо коменданта форта постепенно тяжелеет, набрякая гневным недоумением, сузившиеся щелки глаз переполняются свирепым раздражением.

Тут только я обратил внимание, что жизнь форта идет своим чередом, солдаты тренируются, только их учитель из уважения к присутствию начальника пытается приглушить громовой голос.

То и дело я ловил устремленные на нас удивленные взгляды, вполне, впрочем, понятные – среди дня Гриург и двое людей расселись посреди плаца, под палящим солнцем, безмолвно ожидая невесть чего.

Наконец комендант заревел, обращаясь к своим помощникам, топчущимся в растерянности неподалеку от нашего насеста:

– И долго мы будем ожидать? Где орудия казни, палач, почему продолжаются учения? Долго вы будете мельтешить у нас перед глазами? Или вы смеетесь надо мной? Весело, что я и почетные гости сидим посреди двора, как три слизня под гнилым листом?!

Жилы на его лбу вздулись, глаза вращались и вряд ли кому захотелось бы веселиться при взгляде на его лицо.

Вперед вытолкали Рандора, и тот залопотал прерывающимся голосом:

– Ошибка… не поняли приказа… несут победители.

От неминуемой расправы его спас гул приближающихся голосов, внутренние ворота распахнулись, и появился небольшой отряд орков.

Пятеро идущих впереди несли на поднятых копьях головы неудавшихся охотников за черепами, лица которых побелели, глаза закрылись, волосы слиплись от крови.

Воины вовсе не ожидали взрыва восторга от соплеменников – обычная вылазка, стычка, уничтоженные враги, однако и встретившее их мертвое молчание было явно странным.

Только пройдя несколько шагов, они заметили торжественно восседавших на помосте людей и коменданта, причем лицо последнего почти почернело от гнева. Поднявшись во весь свой гигантский рост, он вопросил:

– Кто посмел убить, когда я приказал казнить здесь, в крепости, передо мной и гостями?

Тихий голос его вселял еще больший страх, чем предыдущий крик. Немолодой орк из маленького отряда победителей вышел вперед и почтительно заговорил:

– По твоему приказанию мы дежурили возле потайных, чуть приоткрытых дверей, что выходят на речной откос.

Он замолчал, покосившись на нас – своими словами он невольно выдавал чужакам тайну крепости, но Гриург махнул рукой, чтобы тот продолжал. Видно было, что он относится к воину с уважением, спокойно воспринимая его объяснения. Солдат переступил с ноги на ногу и указал рукой на головы врагов.

– Они вышли из реки, а до этого плыли под водой, дыша через камышинки. У них было то, что люди называют греческим огнем – он взрывается, сокрушая скалы. Мы наблюдали, как они подрыли столбы и заложили мешки с этим составом, и только тогда хотели схватить их и привести в крепость, чтобы ты решил их участь. Но люди сопротивлялись, – с невольным уважением он добавил, – они были хорошими бойцами. Мы не видели причин сохранять им жизнь, а потому противники погибли в бою.

Он замолчал, явно чего-то не договаривая. Гриург искренне, даже без гнева удивился:

– Не было причин? А разве мое распоряжение привести их в форт живыми недостаточная причина?

Старый воин лишь отвел глаза, сосредоточенно вглядываясь в застывшее лицо ближайшей к нему головы.

Но тут заговорил Рандор.

– Это моя вина. Я забыл передать ему твои слова.

Над плацем воцарилась мертвая тишина, только голос одинокой камышовки доносился с реки. Гриург после тяжелой паузы обронил:

– Ну что ж, значит ты займешь их место, – и снова сел.

Растерянность юного орка исчезла, он собрался, гордо выпрямившись, не оспаривая правомерности наказания.

Я видел, что парень симпатичен командиру своей непосредственностью, желанием знать побольше, преданностью, однако слова, возможно, слишком поспешные, были сказаны, и отступить от них уже невозможно.

Однако дипломатичная ведунья, повернув свою длинную точеную шею и засматривая в суровое лицо красивыми глазами, вдруг попросила:

– Подари мне его жизнь.

Тот поглядел на нее сперва грозно, затем в глазах мелькнуло понимание и почти благодарность. Гриург торжественно объявил, что не может отказать в просьбе прекрасной гостье и отныне Рандор, оставаясь в форте, все же будет рабом Снежаны. Как только ей понадобится его помощь, он немедленно предстанет перед ней, стоит только сообщить ему, Гриургу.

Пронесся общий вздох ощутимого облегчения, и комендант важно покинул трон, приглашая нас возвратиться на минуту в дом.

Там он пробормотал:

– Глупый мальчишка, – адресуя замечание чудесным образом избавившемуся от смерти Рандору, и открыл крышку сундука, стоящего в углу.

Там были свалены бруски серебра и золота, мечи в богатых ножнах с усыпанными драгоценными камнями рукоятками.

Порывшись среди этого изобилия, он наконец выудил простую деревянную коробочку, которую, открыв, отбросил в сторону.

На его лопатообразной ладони остался лежать медальон в форме сердца из черного янтаря, усыпанный рубинами разных оттенков, подобранных искусным мастером таким образом, что алый цвет переливался волнами, создавая впечатление того, что сердце непрерывно пульсирует. Это была уникальная по красоте и мастерству исполнения вещь, которую он протянул ведунье, коротко бросив:

– Это тебе.

В двух словах он выразил свою благодарность полнее, чем иной делает в длинной, полной пафоса речи. Снежана поблагодарила за оба подарка – жизнь орка и драгоценность.

Я заверил, что как только мы узнаем о чаше, немедленно дадим ему знать. Пора было двигаться в дорогу, и мы начали прощаться. Однако орк неожиданно заявил, что поедет с нами, проверит посты да заодно отдохнет от глупости своих подчиненных.

У нас не было причин для возражений, кроме того, с ним мы могли легко отыскать место, где должна быть захоронена чаша. Узнать его на огромном ровном пространстве долины было бы нелегко, несмотря на подробные объяснения.