Текст книги "Призраки кургана"

Автор книги: Денис Чекалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Денис Чекалов
Призраки кургана

Пролог

 Благоухание липового цвета, сладкое и почти ощутимо тягучее, подобно льющемуся из кувшина золотисто-зеленоватому молодому меду, заполнило рощу на той стороне реки, перетекло ее, поглощая запахи воды и мокрого песка, хлынув в долину, за которой начинался лес.

Недаром этот месяц, середина лета, издавна назывался на Руси липец – высокие кроны лип покрывались в это время зелеными полумесяцами, на которых цветы источали свой нежный аромат.

Побелевшее от жара солнце в бесцветном небе заливало зноем буйно пестреющую цветами и травами землю, с наслаждением купающуюся в нем, греясь после нескольких прохладных дождливых дней.

Веселые птицы заливались каждая по-своему, составляя, несмотря на разноголосицу, трудно уловимую, сложную, но странно единую затейливую мелодию.

Река чуть слышно шумела внизу, течение неприметно набирало здесь скорость и лишь издалека смутно доносился шум воды, бьющейся о пороги. Крутые берега соединял мост, срубленный основательно, с расчетом на многие десятилетия из смолистой ольхи, которой не страшна гнилость.

Поверх широкого бревенчатого настила, позволяющего разъехаться не только двум всадникам, но и телегам, лежали доски, чтобы колеса не перекатывались на полукружьях стволов.

Недалеко от конца, где начинался уезженный спуск на равнину, расположился отряд вооруженных воинов. На большинстве всадников блестели кольчуги до колен со сплошными металлическими пластинами, дополнительно защищающими грудь и спину, шлемы со спускающейся на шею сеткой, маленькие щиты, предназначенные встречать летящую стрелу.

Такая же одежда сверкала на пеших, только щиты у них были огромные, почти полностью закрывающие тело.

Несколько человек вместо кольчуг носили тягиляи – толстые стеганые кафтаны, считалось, что сражаться в них вольнее, чем в железе. Длинные бороздчатые мечи лежали до поры в узорчатых ножнах, боевые топоры-чеканы ловили клинками отблески бегущей реки.

Выше, возле самого моста, расположилась группа лучников с колчанами, полными стрел. Эта позиция позволяла стрелять без помех поверх голов товарищей, даже сидящих в седле.

Впереди отряда тихо переговаривались между собой два всадника. Воины всматривались вдаль, лишь изредка встречаясь взглядами. Один – кряжистый мужчина средних лет, с лицом, выдубленным солнцем и зимними ветрами, и с небольшими проницательными глазами, спокойно глядящими из-под клочковатых темно-русых бровей.

Короткая борода и усы с еле заметной проседью окружали жесткий рот, на тонких губах иногда появлялась приязненная усмешка в ответ на слова собеседника.

Второй оказался тонок и строен телом, что было нелегко разглядеть под свободно опускающимися металлическими пластинками кольчуги, не схваченной поясом. Голову и шею закрывали шлем с сеткой, над переносицей блестела тонкая металлическая пластина.

Суровое облачение воина не могло скрыть чуть прищуренных под солнцем ярких синих глаз, густых и тонких черных бровей над ними, разлетающихся к вискам, нежной, без румянца кожи, как будто освещаемой внутренним светом. Трудно обмануться при взгляде на это красивое женское лицо, приняв всадника за молодого воина, настолько оно тонко и нежно создано природой.

Ведунья Снежана присоединилась к небольшому войску по просьбе сотского Ольгерда. Ему было предсказано, что в бою придется встретиться с нежитью, для которой единственным путем в охраняемый край станет стоящий за ними мост.

Среди воинов не было христиан, они верили в могущество волхвов, и потому чувствовали себя увереннее, ожидая помощь магических сил, – тем более, что искусство ведуньи было широко известно по обе стороны реки.

Девушка не пожелала ничем отличаться от людей в отряде, надев обычную одежду воина и выбрав тонконогого сильного коня, серого с черным нависом – грива, челка и хвост его блестели под лучами солнца тьмою только что откинутой плугом земли. Ольгерд сидел на мощном кауром жеребце, и лошади то и дело поворачивали головы друг к другу, как бы переговариваясь по примеру людей.

Отряд стоял здесь давно, с ночи, никто не знал, когда произойдет нападение. Под раскаляющимся солнцем все труднее становилось дышать – влажная земля и растения испаряли впитанную за время дождей влагу.

Казалось, она так и остается на месте, постепенно густея, ибо ветер исчез бесследно, даже редким дуновением не облегчая тяготы жары. Струйки пота стекали по лицу Ольгерда. Он вытерся огромным платком, достав его из небольшой сумки, привешенной на металлический пояс кольчуги. Рокочущим низким голосом воин заметил:

– Верно говорят, что в червец солнце без огня горит. Кажется, раскаленным паром от кипятка дышишь.

Девушка улыбнулась.

– Не люблю этого названия, сразу о червяках вспоминаешь. Куда лучше, когда зовут его светозарник – прохладная роса, косьба на заре, косы посвистывают, птицы просыпаются.

Ольгерд согласился.

– Оно так, да ведь и без червецов не обойтись – жучков не соберешь, алой краски не получишь.

И тут же переводя разговор, кивнул на растущее неподалеку огромное дерево.

– Хорошо, дуб на нашей стороне стоит. Дерево самого Перуна, бога воинов, может, через него молитвы наши до самого Громовержца дойдут быстрее, он и поможет. А подмога нам понадобится – я ведь до сих пор не знаю, с кем биться станем. Жрец по золе смотрел, сказал, то не люди будут, – а кто, сам не знает, не открылось ему. Признался только, что ему не по силам будет с ними справиться. Потому тебя и позвали.

Он помялся в некоторой растерянности.

– Снежана, а ты не можешь сразу колдовство свое на них напустить, чтобы и сражаться не пришлось? Сама знаешь, это для меня не первый бой, я уж и счет потерял им, да никогда не приходилось встречаться неизвестно с кем.

Ведунья понимала опасения старого воина. Он привык к честному сражению, когда видишь перед собой противника, имеющего обычное человеческое лицо.

Девушка ответила с сожалением:

– Не могу. Заклинания следует произносить только в тот момент, когда начнется бой. Я должна видеть, кто ведет за собой врагов.

Ольгерд невозмутимо отозвался:

– Ну, что ж, выбирать не приходится. – Тронув поводья, он привстал на стременах и обернулся к своему воинству, зычно крикнув: – Отступать некуда, воевать, так не горевать, а горевать, так не воевать! Никто нас не устрашит, кто бы ни явился, верно, ребята?

В ответ «ребята», потрясая в воздухе копьями, булавами, а кто и просто могучей рукой, проревели нечто одобрительное и вернулись к своим тихим разговорам.

Ольгерд, машинально поглаживая конскую гриву, замолчал, и Снежана вновь заметила постоянно мелькавшую на его лице тень озабоченности, которая явно не была связана с предстоящим сражением. Наконец, он заговорил, ни к кому не обращаясь, как будто размышляя про себя:

– Неужто никогда не поживем спокойно, со всеми в мире, в ладу с собой? Вот сын вырос, а я и не заметил, с коня не слезая.

Снежана спросила:

– Сколько ж лет ему?

Тот улыбнулся.

– Да взрослый уже, шестнадцатый пошел. Хороший парень, в мастерской плотника работает, учителя своего превзошел. Как сделал резной навес над крыльцом, так смотреть приходили с дальних дворов, как будто не дерево, а тонкое кружево застыло над головой. – Помолчав, добавил: – Один он у меня, жена давно померла, так вдвоем и живем.

Он вновь задумался, и Снежана проглотила вертевшиеся на языке слова: «А что же он не с вами, не в ополчении?»

Но раз сам не сказал, значит, не считает нужным, и незачем допытываться, тем более, видно – гнетет что-то воеводу, в чем признаваться не хочет. Но Ольгерд, как будто отвечая на незаданный вопрос, сказал:

– Игорь был бы здесь, да еще до того, как стало известно о походе, отправился к купцу за лесом вверх по реке. Далеко пришлось ехать, не знаю, скоро ли вернется.

Неожиданно прервав рассказ, он воскликнул:

– Смотри, Снежана, никак дымка на горизонте клубится, дождь будет. Вот не ко времени!

Но та молчала, и, взглянув в напряженно застывшее лицо, ратник проследил за ее взглядом, вновь уткнувшись глазами в полупрозрачное облачко, еле видное на горизонте.

– Это они, – жестко сказала ведунья, снимая с запястья витой серебряный браслет с тремя удивительной красоты камнями – черным, алым и белым.

С трудом веря ее словам, воевода смотрел на стремительно увеличивающееся дымчатое пятно, казавшееся безобидным предвестником дождя. Однако он понимал, что ведунья не может ошибиться, и скомандовал отряду приготовиться.

Те, кто спешился, оставив повод своей лошади товарищу, и спустился к реке, теперь бежали, становясь в строй. Сердце Ольгерда на мгновение замерло, в какой-то момент он понял, что это действительно надвигается враг.

Облако потемнело, вытянулось, прижимаясь к земле, и мчалось к людям мерными волнообразными скачками. Внутри него сгустилась темнота, казалось, черным пятном забилось сердце неведомого зверя.

Перевалив через невысокую насыпь, единое пятно распалось на множество созданий, похожих на крупных волков. Они бежали молча, иногда, приподнимаясь, летели над землей, сверкая яркими желтыми глазами. Их неподвижный огонь был виден, несмотря на царивший вокруг солнечный свет, и оттого казался еще более страшным.

Как будто по команде, твари одновременно слегка закинули на бегу огромные вытянутые головы и, не открывая ртов, издали высокий, пронзительный и тоскливый вой.

Люди внезапно заметили, что кроме этого страшного звука ничего больше не слышно – замолк перестук дятлов, чириканье воробьев, щебет синиц, клекот коршунов, парящих в небе. Природа замерла, соприкоснувшись с чем-то, чуждым ей, отторгая надвигающуюся нежить, как будто призывая людей на помощь.

Позади приближающейся стаи, на огромном белом коне, мчался всадник в багрово-белых одеждах. Вздох ужаса пронесся среди воинов, когда они смогли разглядеть скакуна и его седока.

Подпруга стягивала местами оголившиеся ребра, глазницы на лошадиной морде были наполнены клубками шевелящихся толстых червей. Полусгнивший язык болтался в углу безгубого рта с желтыми зубами, торчащими из беловатых костей челюсти.

Конь был мертв, как и сидящий на нем человек. Глаза всадника, странно плоские и матово-черные, как будто прикрывала полупрозрачная пленка. Кожу на лице усеивали пятна тления, губы и веки превратились в лохмотья. И лишь прекрасные черные волосы густыми волнами рассыпались по плечам, отбрасываемые назад вихрем стремительного движения.

Ведунья проговорила почти неслышно:

– Лорд зомби.

Слова были непонятны Ольгерду, да и не важны для него – не ему разбираться с названиями силы, поднявшейся против войска. Он выхватил меч и крепко собрал в руке поводья, трогая лошадь и призывая сотню следовать за ним.

Согласно разработанной раньше тактике, они не спешили, не желая далеко удаляться от реки, чтобы не дать возможность противнику обойти фланги и подобраться к лучникам.

Дикий, сверлящий мозг вой теперь не прекращался ни на секунду, все более и более истончаясь, вгрызаясь в черепа, готовые, казалось, разорваться на куски от чуждой силы, бушующей внутри.

Люди и нежить столкнулись, взметнулись мечи в сильных руках, поднялись смертоносные палицы, но беда пришла, откуда не ждали – верные помощники, лошади, привыкшие к звону оружия, крикам и стонам сражающихся, испугались того, с чем встретились.

Они становились на дыбы, беспорядочно ударяя копытами по воздуху, задевали других седоков передними ногами, танцуя на задних, косили обезумевшими глазами, хрипя и роняя клочья пены.

Этим тут же воспользовались твари – они набрасывались на незащищенные тела коней, разрывая их на куски, перекусывали сухожилия, и как только те падали, принимались за всадников, не давая им подняться.

Волчьи лапы превращались в стальные крючья, которые разрывали защитную сетку, свисающую с шлема, и с тонким торжествующим возгласом монстр впивался в беззащитную шею, захлебываясь и глотая кровь.

Почти иссяк летящий над головами воинов поток стрел – лучники опасались задеть вздыбившихся лошадей, закрывших струящуюся по земле и невысоко над нею стаю.

Вдруг испуганное ржанье затихло. Кони тяжело опускались на землю, давя копытами не ожидавших этого тварей, тяжело поводя потными боками и оглядываясь по сторонам, не понимая, что привело их в состояние ужаса, не обращая больше внимания на волков, как будто перестав их видеть.

Лишь теперь стал слышен напряженный настойчивый голос ведуньи, произносящей последние слова заклинания, обращенного к Перуну:

– …Пусть будут бесстрашны и послушны руке всадника эти кони, как те, что несут по небу твою огненную колесницу, не мешая твоим рукам держать лук и стрелы, направляя их в сердца врагов, верша справедливый суд.

Она поднимала к небу маленький серебряный молот, подобный тому, каким карает грозное божество провинившихся, и такой же крошечный жернов, подобие того огромного, на котором Перун перемалывает человеческие судьбы.

Потрясенный Ольгерд закричал:

– Смотри, Снежана, я знал, знал, что дерево поможет твоим словам дойти до самого Громовержца!

И действительно, в застывшем безветрии столетний дуб зашелестел листвой, клонясь ветвями почти до земли, будто бы под напором грозового вихря. Страшный крик ненависти разнесся над застывшей на миг равниной, и Лорд, вначале безучастно наблюдающий за началом битвы, пришпорил своего мертвого коня, направляя его к ведунье.

Однако путь ему преградил молодой воин Изяслав, лицо юноши побледнело при столь близкой встрече с омерзительным созданием, но присущая всегда храбрость не покинула ратника.

Рука зомби, сквозь багрово-черную кожу которой проступали кости, выхватила меч, пытаясь выбить клинок ратника, но тот, повернув лезвие плашмя, заставил отскочить ударившую сталь и не прекращая движения, сбоку, снизу вверх чиркнул острием по груди Лорда.

Откинутый за спину плащ не пострадал, но рубаха, не защищенная броней, легко разорвалась. На луку седла шлепнулся кусок гниющего мяса, распространяя тошнотворное зловоние.

Зомби даже глаз не опустил на отделившийся кусок собственного тела, тогда как Изяслав замер, оцепенев при виде поврежденной груди, из которой сочилась густая темная жижа.

Клинок мертвеца уже почти опустился на голову воина, но был перехвачен мечом Тита, – младшего брата, вовремя подоспевшего на помощь.

Опомнившийся Изяслав дернул поводья. Отступая в сторону, он попытался ударить нападавшего сбоку, но между ними взвился волк, передние лапы его быстро превратились в длинные обоюдоострые кинжалы, вонзившиеся с обеих сторон в шею лошади. Та была прикрыта тонкой металлической сеткой, поэтому животное почувствовало лишь сильные удары, отпрянув назад.

Воин направил острие клинка в незащищенную грудь твари, но сталь наткнулась на подвижные костяные пластины естественного панциря, лишь вблизи заметного среди густой серой шерсти. Им было защищено все тело чудовища, даже на макушке проглядывало несколько крупных коричневатых, наползающих друг на друга чешуек.

В это время меч Лорда скользнул по шишаку шлема Тита, стремительно спускаясь вниз, прорубил кольчугу на плече, залив его алой кровью. К счастью, он не смог отсечь руку юноши, так как был остановлен зажатым в ней боевым топором.

Изяслав при виде раненого брата зарычал от ярости и с размаха ударил палицей с металлическими навершиями по голове волка, ломая панцирь и пробивая череп. Тварь забилась на земле в судорогах.

Не обращая больше внимания на умирающего врага, ратник устремился на помощь брату. Но сражаться пришлось с волками, которые оттеснили Лорда назад, став стеной между ним и людьми. Позади осталось лишь несколько лучников, изредка выбирающих момент, когда можно было выпустить стрелу в тварь, подпрыгнувшую вверх или мелькающую под ногами лошадей.

Остальные, оставив луки, прикрываясь высокими щитами, бросились в пеший бой на подмогу боевым товарищам. Всадники оказались в невыгодном положении, они были не в силах достать противника с высоты седла, тогда как кинжалы, заменившие одну из передних лап и острые зубы калечили лошадей, добираясь до ног воинов. Тем оставалось орудовать острыми пиками, стремясь попасть в почти единственные уязвимые места нечисти – глаза и шею.

Лучникам мешали и толпящиеся вокруг кони, и тяжелые щиты, с которыми было трудно увернуться от вьющихся вокруг стремительных тел. Наконец их пришлось отбросить, оставалось полагаться только на кольчуги.

Но всадники опасались спешиться – толпа неуправляемых лошадей, не привыкших к свободе во время боя, могла смести людей, открыв дорогу на мост.

И в какой-то момент в тоскливом вое нечисти послышалась нотка торжества. Люди дрогнули, никто не бежал, не бросал оружия, но смятение постепенно охватывало их, порождая неверие в собственные силы.

Ольгерд, вместе с тремя другими воинами сражавшийся рядом с ведуньей, оберегая ее от нападения, бросил на нее вопросительный взгляд, и она кивнула головой – заклинание при столкновении с зомби следует произносить только в тот момент, когда они начинают побеждать.

Привстав на стременах и раскрыв ладонь с землей, на которой лежали три магических камня, она заговорила:

– Велес, грозный повелитель царства мертвых, ты провожаешь души в иной мир и закрываешь за ними дверь своим ключом, могильная земля с кургана, что лежит сейчас на моей руке, навсегда скрывает их лица от взглядов живых.

Лишь по твоей воле мертвец может на время явиться в мир солнца, не причиняя никому вреда, повинуясь тебе, богу мудрости, подчиняющему разрушительные силы Хаоса.

Но Лорд, возомнивший себя сильнее бога, преступил закон, запретными чарами и черным колдовством открыл путь в этот мир, желая наполнить его другими, такими же, как он, оспорить, пошатнуть твою власть.

Вот он прячется за своим воинством, торжествуя над тобой и порядком мироздания! Порази его своим гневом, испепели лучом своего взгляда, развей прах над своим царством, и пусть он вечно старается собрать свою душу!

Пусть этот сверкающий алмаз, зовущийся халдеями божественным, привлечет тебя к моим словам, пусть кровавый агат покажет тебе искренность моей молитвы, а черная яшма – значение тех ценностей, что я стремлюсь защитить, прибегая к твоему могуществу. Да будет так!

Она разжала пальцы, и горсть земли с камнями упала вниз, немедленно провалившись бесследно сквозь зеленый дерн, как будто обладала свинцовой тяжестью, увлекающей ее в неведомые глубины.

Ведунье показалось, что жизненные силы ушли вместе с землею, лишь теперь заметив, что бой вокруг нее разгорелся с новой силой.

Стая волков, безмолвно направляемая волей Лорда, кинулась к ней, щеря зубы и размахивая клинками-лапами в тот момент, как она обратилась к божеству, желая остановить молитву. Но люди, конные и пешие, окружили ее плотной стеной, не давая тварям ни пролезть под ногами лошадей, ни прыгнуть вверх.

Звон металла, треск проломленных палицами черепов, волчий визг и людские крики слились в страшную мелодию борьбы жизни и смерти. Однако как только могильная земля провалилась вниз, нападение стало ослабевать, будто она унесла за собой силу нечисти. Огромное существо взмахнуло клинком перед лицом Ольгерда, но тут же рассыпалось пылью, и нападающий тяжело рухнул на землю.

Сражающийся рядом Трофим ударил мечом по хребту твари, с досадой вспомнив о почти непробиваемом панцире, но металл без особого труда разрубил пластины, и две половины твари в конвульсиях забились на земле.

Другая, допрыгнув до шеи воина и вцепившись смертоносными зубами в сетку, тут же упала с оголившимися челюстями, а желтые обломки частью застряли в металлических звеньях, частью осыпались на траву.

Вместо клинков выдвигались сухие тонкие кости, белые пластины панцирей растрескивались, шеи безвольно сгибались под тяжестью голов, глаза закрывались бельмами.

Что-то еще случилось, но в первый момент никто не мог сообразить, что именно изменилось, пока почти одновременно все поняли – исчез непрерывный вой. Воцарилась благословенная тишина, нарушаемая лишь привычными звуками продолжавшегося боя.

Теперь торжествующие крики стали издавать люди, тесня и круша противника. Сердце ведуньи исполнилось радости – ее молитва услышана, восставшая нечисть исчезнет с лица земли, не ступив на мост, к которому так стремилась.

Девушка встретилась глазами с Ольгердом, лицо ратника сияло улыбкой, и на какой-то миг они забыли о еще грозящей опасности. Но чуткое ухо старого воина среди шума сражения уловило пронзительное пение стрелы, и еще не видя ее, он знал, кто будет целью.

Не оглядываясь, не раздумывая, ратник дернул поводья, бросая лошадь вперед, собственным телом создавая заграду между летящей смертью и Снежаной.

Почувствовав боль только от удара, он обрадовался, уверенный, что наконечник не пронзил кольчугу, но дрожащее перед глазами белое оперение сказало ратнику, что стрела застряла в груди. Услышав пронзительный вскрик Снежаны, он попытался обернуться, чтобы успокоить ее, но земля мягко качнулась, и он с удивлением понял, что прижимается щекой к траве.

Ведунья скользнула с седла, упав на колени рядом, отбросив шлем, прижалась ухом к груди раненного. Серебряные гребни не удержали черные густые волосы, гладко зачесанные со лба, и они блестящей волной покрыли кольчугу.

Кровь выступила возле древка стрелы, и подняв голову, Снежана дотронулась до алой капли, поднеся ее к губам – подобно немногим другим волхвам, она умела точно определять по вкусу крови характер ранения и поврежденный орган.

Лицо ее не изменилось, осторожно подсунув руку под спину Ольгерда, она поняла, что стрела застряла в теле, и наконечник не причинит лежавшему навзничь дополнительной боли.

Так же бережно девушка сняла шлем с воина, облегченно вздохнувшего, не глядя, сдернула притороченную к седлу небольшую сумку и, вынув из нее атласный плащ, подложила под голову.

Бродир, старый товарищ Ольгерда, глаза которого наполнились слезами при виде белого лица друга и стекающей из уголка рта струйки крови, закричал:

– Ворожи, Снежана, лечи же его!

Но та лишь взглянула на него печально – ведунья могла лечить, но не воскрешать умирающего, уже переступившего черту жизни. Бой откатился от моста, кто-то сбегал к реке, принеся воды в собственном шлеме, и Ольгерд выпил несколько глотков, наслаждаясь каждым.

Девушка холодной водой обтерла его лицо и шею, успокаивая, что-то ласково приговаривая. Обращаясь к Бродиру, воин прерывающимся голосом попрощался с ним, но тот продолжал упрямо твердить:

– Нет, нет, еще не время нам расставаться, Снежана вылечит тебя!

Ольгерд только ласково и снисходительно усмехнулся, как будто разговаривал с малым ребенком. Несмотря на палящее солнце, он почувствовал холод, медленной волной поднимающийся от ног к сердцу, и заторопился, боясь, что не успеет сказать необходимое.

Хриплым голосом, обращаясь к Снежане, он попросил ее придвинуться, и девушка приблизила лицо к его губам. Черные крылья ее волос отгородили их от окружающего мира, и Ольгерд почувствовал нежный, еле уловимый аромат ландыша, так отличающийся своей прохладой от зрелых, пьянящих запахов середины лета.

Несколько человек, стоявших рядом, поняли, что он хочет сказать ведунье нечто тайное, и отошли, тихо переговариваясь и наблюдая уже не за боем, а за исчезновением тварей. Ольгерд прошептал непослушными губами:

– Я солгал тебе, Снежана, – помолчал, набираясь сил и продолжил, – тебе и сыну. Когда отсылал его с поручением, то уже знал, что скоро сражение с чем-то неведомым. И захотел сохранить его, оградить… он не простит, ежели узнает… и душа моя никогда не успокоится.

Он смолк, закрыв глаза, и на миг показалось, что дыхание прервалось, но шорох голоса послышался вновь.

– Детей других отцов взял, и они полегли здесь, а своего сохранил. Смерть моя – наказание богов за малодушие и подлость.

Снежана воскликнула:

– Неправда, ты спас меня, спас жизнь другого человека, как ты можешь называть себя подлым?

Но тот уже не слышал ее и, глядя в синие глаза, путая их со звездами, обращаясь то ли к ней, то ли к высшему существу, прошептал последние несколько слов, в ответ на которые она ответила только:

– Обещаю.

Снежана опустила веки умершего, постояв рядом на коленях – ей казалось, что она видит прозрачное облачко души, отделившейся от тела и улетевшей в иной, неведомый мир. Вдруг слезы на глазах девушки высохли, она выпрямилась во весь рост, ища взглядом зомби, все еще сидящего неподвижно на своей мертвой лошади с опущенным арбалетом в руке.

Поняв, что ратник умер, а ведунья по-прежнему жива, он широко раскрыл рот в крике, одновременно злорадном и разочарованном. Снежана схватилась за меч, сделав шаг вперед, но тут же остановилась в удивлении.

Крик заглох, превратившись в удушливый клекот, страшный и единственный порыв ветра ударил зомби в лицо, забивая рот, наполняя, разрывая тело.

Он выпустил арбалет и поводья, хватаясь за шею, как будто пытался выдавить из нее излишки воздуха. Глаза вылезли из орбит, тело, корчась, вздувалось пузырями, одновременно расширяясь подобно воздушному шару. Ведунья, потрясая мечом, закричала:

– Ты проклят, тебя наказывает грозный Велес!

И в тот же момент тело зомби лопнуло, разлетевшись по долине ошметками, которые мгновенно поглотила земля. За ними последовали остатки стаи, и зеленое, изрытое копытами лошадей поле опустело. Остались лежать только тела убитых воинов, старых и молодых.

Глядя в васильковые глаза одного из них, Снежана вспомнила покаянные слова: «Дети других отцов полегли здесь, а своего сохранил».