Текст книги "Жду ответа"

Автор книги: Дэн Хаон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

В детстве отец часто брал с собой Майлса и Хейдена, отправляясь в этот магазин. Лакомая награда – отправиться с отцом в необычное захудалое заведение. Он называл его «волшебной лавкой».

Им никогда не разрешалось присутствовать на отцовских выступлениях в качестве клоуна, в качестве фокусника и тем более в качестве гипнотизера. Дома он был сдержан, в нем не было ничего театрального, поэтому визиты с ним в «Чудеса Маталовой» производили на них очень сильное впечатление. Отец держал их за руки. «Ничего не трогайте, мальчики. Только глазами смотрите». Что было чрезвычайно трудно – в конце концов, бесчисленные ряды полок от пола до потолка волшебной лавки забиты древностями, старинными устройствами и механизмами, деревянными горгульями вроде шахматных фигур, фарфоровыми наперстками, боа из перьев, цилиндрами и пелеринами, в серебряной клетке сидит пожилая макака-резус…

…потом появлялась старушка, миссис Маталова. Она вовсе не тряслась от старости, хотя спина согнулась вопросительным знаком, горбом выпирая под яркой шелковой блузкой. Волосы – пух одуванчика – выкрашены в персиковый цвет, губы намазаны красной блестящей восковой помадой, как у актрис старого немого кино.

«Ларри, – произносила она с русским акцентом, – как я рада вас видеть!» Отец отвечал легким поклоном.

Увидев Майлса и Хейдена, миссис Маталова проявляла драматургически замедленную реакцию, медленно втягивая воздух сквозь зубы и широко тараща глаза.

«Ох, Ларри, – говорила она, – какие прелестные мальчики! Просто сердце замирает».

Майлс вспоминал это, как сказку из детской книжки, не как реальное событие. Как выдуманную Хейденом ложь. Поэтому вовсе не удивился, видя, что «Чудеса Маталовой», по всему судя, закрыты. Складная металлическая решетка на входе опущена, узкая витрина заклеена бумагой.

Но все-таки сквозь решетку, сквозь матовое дверное стекло видно, что помещение не пустует. Он разглядел полки, а заглянув через решетку в просвет в стекле, заметил какое-то движение. Постоял в нерешительности и вскоре почувствовал себя идиотом за то, что еще чего-то ждет.

Тут дверь резко распахнула старуха и пристально уставилась на него из-за решетки.

– В розницу не торгуем! – визгливо крикнула она. – Ничего индейского, никаких коричневых рубашек, никаких кливлендских сувениров. У нас не розничный магазин. – Произношение грязное, акцент еще сильнее, чем помнится. Майлс стоял, задохнувшись, пока она махала на него рукой: «Прочь, прочь отсюда».

– Миссис Маталова?.. – сказал он.

Нечего говорить, постарела за семнадцать лет, пролетевшие с их последней встречи. Даже в его детские годы была пожилой женщиной, теперь практически превратилась в скелет. Усохла, уменьшилась в росте. Спина сгорбилась так, что позвоночник торчит хребтом, а голова склонилась к земле, поэтому она на него смотрит, как черепаха. Волосы совсем поредели, осталось лишь несколько клочьев, хотя все еще выкрашенных в персиковый цвет. Невероятно, что еще жива, думал Майлс. Ей должно быть сильно за девяносто.

– Миссис Маталова? – повторил он, стараясь говорить громко и четко, надеясь, что изображает обаятельную улыбку. – Не знаю, помните ли вы меня. Я Майлс Чешир. Сын Ларри Чешира. Приехал в Кливленд и…

– Минутку, – сварливо сказала старуха. – Что вы там бубните, ничего не слышу. Одну минуточку.

Понадобилась не минуточка, чтобы отомкнуть и поднять металлическую решетку, но, как только дверь открылась, она с явной готовностью его впустила.

– Извините, пожалуйста, за беспокойство, – сказал Майлс, оглядываясь на ряды полок, тех самых, что остались в памяти, слыша характерный для лавки старьевщика запах сигарет, пыли, сандалового дерева и отсыревшего картона. – Я, – робко сказал он, – не хотел к вам врываться. Много лет не был в Кливленде, сейчас просто шел мимо. Видимо, ностальгия. Мой папа был вашим давним клиентом.

– Ларри Чешир, да. Я тебя хорошо слышала, – строго сказала миссис Маталова. – Помню. Сама не тоскую по прошлому, но входи, входи. Говори, чем могу помочь. Ты что, тоже фокусник? Как отец?

– Ох, – сказал Майлс, – нет-нет.

Когда глаза привыкли к сумеркам, он увидел, что, в конце концов, со времен его детства магазин не изменился. Больше похож на старый гараж или чердак – полки тянутся вдаль к темным проходам, заваленным беспорядочными грудами частично вскрытых коробок. Перед полками теснятся столы, на каждом громоздятся старые персональные компьютеры первых поколений, с птичьими гнездами электрических кабелей и соединительных проводов. За одним конторским столом сидит темноволосая девушка – лет двадцати – двадцати одного? – в черной одежде, с черной помадой на губах, с остроконечными серебряными серьгами вроде зубов доисторического хищника. Она взглянула на него без всякого выражения, источая иронию.

– Нет-нет, – сказал Майлс, – определенно не фокусник. Собственно, я никогда не стремился… – Тут он почувствовал, что краснеет, непонятно почему. – Фактически я никто, – сказал он, глядя, как миссис Маталова пробирается между столами нетвердым, но на удивление резвым шагом, словно торопливо шагая по тонкому льду.

– Просто стыд, – сказала миссис Маталова, погрузившись в офисное кресло на колесиках с многочисленными вышитыми подушечками за спиной, жестом предлагая ему пройти и сесть. – Мне очень нравился твой отец. Добрая отзывчивая душа.

– Да, – сказал Майлс. Она права. Но сколько лет прошло с тех пор, как он знал отца? Старая боль проснулась и шевельнулась в груди.

– Бедняга! – сказала она. – Он был очень талантливым исполнителем, как тебе известно. Если б жил в другие времена, зарабатывал бы кучу денег вместо того, чтоб выступать на детских праздниках.

При этом старуха причмокнула языком, проставив ряд мягких восклицательных знаков, и Майлс подумал, что она упрекает его, молодого человека, безрассудно потратившего свою жизнь. Но миссис Маталова лишь проницательно на него посмотрела.

– А твой брат? – сказала она. – Как я понимаю, тоже не фокусник?

– Нет, – сказал Майлс. – Он…

Кто он? Возможно, в своем роде фокусник.

– Я вас обоих помню, – сказала миссис Маталова. – Близнецы. Красавчики. По-моему, ты был потише, – сказала она. – Майлс. Подходящее имя для маленького мышонка. А брат… – Она подняла палец и погрозила, ни к кому конкретно не обращаясь. – Спесивый. Вороватый! Я не раз видела, как он у меня что-то таскал, могла схватить за шкирку! Но… – Она пожала плечами. – Не хотелось твоего отца огорчать.

Майлс смущенно кивнул, оглянувшись на темноволосую девушку, которая созерцала его с почти незаметной насмешкой.

– Да, – сказал Майлс. – Он бывал… хулиганом.

– М-м-м, – протянула миссис Маталова. – Хулиганом? Нет. Думаю, хуже. – Она разглядывала Майлса долго, как ему показалось. – Мне тебя было жалко, – сказала она. – Такой робкий и с таким братцем!

Майлс ничего не сказал. Не ожидал оказаться в такой ситуации, в сером помещении без окон с флуоресцентным светом, со старухой и темноволосой девушкой, которые пристально его рассматривают. Не ожидал услышать, что отца – и его самого – так прочно помнят. Что сказать?

Миссис Маталова вытащила сигарету из кармана тонкого кардигана, но не закурила, а играючи вертела в пальцах.

– У меня была сестра, – сказала она. – Мы не близнецы, но разница в возрасте совсем небольшая. Жуткая хвастунья и воображала. Если бы не умерла, я никогда бы не выбралась из ее тени. – Она передернулась, чуть подняв брови. – Вот так… мне повезло.

Вновь полезла в карман, выудила прозрачную пластмассовую зажигалку, попыталась щелкнуть трясущимся пальцем. Майлс сделал неопределенное движение. Надо помочь?

Не успел решить – неожиданно заговорила темноволосая девушка.

– Бабушка, – резко сказала она, – не кури! – И Майлс замер на месте.

– Ах! – сказала миссис Маталова и мрачно взглянула на Майлса. – Еще одна, – сказала она, предположительно имея в виду девушку. – Тоже хулиганка. Курения не одобряет – зато наркотики! Наркотики вполне одобряет. Настолько, что явилась полиция и надела ей на ногу электронный датчик. Электрический браслет. Что скажешь? Теперь бедняжка у меня в заключении. Я держу ее здесь под замком, а если поднимет шум, то накидываю платок, как на клетку с попугаем.

Майлс не находил слов. В голове вертелось многое, много необычных открытий, хотя он переглянулся с девушкой, которая смотрела из-под завесы черных волос, и в их встретившихся глазах читалась масса сложных непостижимых посланий.

Тем временем миссис Маталовой удалось чиркнуть зажигалкой, и она сунула в рот сигарету, нанеся на фильтр татуировку из губной помады.

– Итак, – сказала она, вынеся ему оценку, – Майлс Чешир. Что привело тебя в Кливленд? Кто ты, если не фокусник?

Майлс призадумался над вопросом. Кто он? Оглядел стену, плотно увешанную черно-белыми фотографиями в рамках с изображением разнообразных актеров тридцатых – сороковых годов, в смокингах и накидках, в тюрбанах, с козлиными бородками, с театрально-вдохновенным выражением. Была там и сама миссис Маталова – миссис Маталова лет двадцати, не уступающая темноглазой красотой своей внучке, в цирковом трико с блестками и головном уборе из павлиньих перьев. Ассистентка фокусника, выступавшего в легендарном театре «Ипподром» на тридцать пять сотен мест, с прекрасной сценой, на месте которого теперь всего-навсего автостоянка на Восточной Девятой улице.

А вот и снимок отца. Высокий, величественный отец в накидке, с нарисованными гримом тонкими усиками, с волшебной палочкой в поднятой руке, с букетами роз и сирени, брошенными к его ногам. Взгляд добрый, грустный, словно он много лет назад знал, что Майлс будет смотреть на эту фотографию и опять горевать по нему.

– В компьютерах разбираешься? – заговорила миссис Маталова. – У нас в Сети широкие связи. Редко заключаем сделки без помощи Интернета. Сказать тебе по правде, я магазин уже не открываю. За последние двадцать лет можно по пальцам пересчитать покупателей, которые заходили с улицы и платили наличными. Тут теперь никого не осталось, кроме бездомных, магазинных воров и туристов с жуткими детьми. Детей я всегда ненавидела, – сказала миссис Маталова, и ее внучка Авива, вздернув брови, взглянула на Майлса.

– Это правда, – сказала она.

И Майлс сказал:

– Я хорошо разбираюсь в компьютерах. То есть, собственно, как бы работу ищу.

Потом ему трудно было объяснить, почему эта встреча произвела такой чрезвычайный эффект, не показавшись мелодраматичной и не внушив впечатления, будто он верит в ее… сверхъестественность.

– Я как бы растерялся, – говорил он потом Джону Расселу, когда они снова сидели у «Парнелла» и Майлс раздумывал о высказываниях миссис Маталовой.

«Мне тебя было жалко», – сказала она. И еще: «Если б она не умерла, я никогда не вышла бы из ее тени». И еще: «Спесивый. Вороватый!» И еще: «Могу тебя заверить, твой брат плохо кончит».

– Потрясающе, – сказал Джон Рассел. – Значит, продолжишь семейную традицию. В каком-то смысле здорово.

– Да, – сказал Майлс. – Пожалуй.

И теперь, когда он сидит в другом баре, за четыре тысячи миль от «Парнелла», в сознании прокатываются все эти мысли. Эти образы вспоминаются, когда он сидит в баре в Инувике, прижав к уху трубку сотового телефона. Горящий дом. Вертолет. Скрученная в жгут простыня на шее Клейтона Комба. Джон Рассел поднимает кружку пива, миссис Маталова сует сигарету в губы, намазанные восковой красной помадой.

Каждая картина четкая и герметичная, как карты Таро, выложенные одна за другой.

– Конечно, – сказал он в трубку той американке. – Да, абсолютно. Хочу с вами встретиться. Хочу поговорить подробнее. Может, мы…

Он почти весь день бродил по Инувику. Когда проснулся, по-прежнему было светло как днем; когда вышел, небо было синее, вылинявшее до белого на линии горизонта. На горизонте сбились тучи, как горы. Или, может быть, это горы, похожие на тучи, точно не скажешь. Выложенный кое-где бетонными плитами тротуар тянется между проезжей дорогой и стоянками возле многочисленных зданий – коробок, похожих на дешевые, поспешно построенные длинные одноэтажные торговые центры, обшитые рифленым железом, с тяжелыми головами спутниковых тарелок над крышами. При нем пачка объявлений о розыске, он задержался, наклеил одно на голый телефонный столб, и бумажка на миг нерешительно затрепетала на ветру.

Надо обойти весь город, думал Майлс. Стоял, листая указатель «Достопримечательности, учреждения и обслуживающие предприятия Инувика», бесплатно полученный у администратора отеля. Где могли видеть Хейдена? В книжном магазине «Северное сияние»? В знаменитом храме-иглу в честь Богоматери Победоносицы? В обширном кампусе университета Авроры? Он просмотрел перечень курсов с указанием преподавателей, и вспыхнула искорка подозрения. Microsoft Excel, первый уровень: Джордж Дулитл; рефлексология стопы: Ален Сен-Сир; новейшие методы первой помощи дикой природе: Феба Панч. Разве это не вымышленные имена?

Как насчет винного магазина в Инувике? Бары – скажем, «Безумный траппер» [28]28
  Траппер – охотник на пушного зверя с капканами.


[Закрыть]или «Нанук»? Может, Хейден взял напрокат машину, посидел в библиотеке, позаимствовал на время какой-нибудь путеводитель и отправился… куда?

Боже! Вечно одно и то же. Начинаешь с полной решимостью, а когда доберешься до цели, уверенность тает.

Что вообще известно о Хейдене? За десять лет Хейден превратился в сплошную гипотезу – собрание постулатов и проекций, писем и электронных сообщений, полных паранойи и косвенных намеков, телефонных звонков среди ночи с пространными рассуждениями на занимающую его в данный момент тему. Хейден почти ничего после себя не оставил в многочисленных жилищах по всей стране, немногие знали или встречали тот или иной вариант Хейдена.

Например, в Лос-Анджелесе Майлс нашел пустую квартиру Хейдена Нэша – соседи описали темноволосого мужчину, возможно испанца, нелюдимого, замкнутого, так что никто с ним не заговаривал. Грязная комната была завалена пачками таблоидов, не поддающимися расшифровке компьютерными распечатками, вдобавок там стояло два десятка компьютеров с непоправимо поврежденными жесткими дисками. В Роли, в Миссурийском университете, помнили Майлса Спейди – блестящего молодого математика, худого светловолосого англичанина, получившего, по его утверждению, степень бакалавра в компьютерной лаборатории Кембриджа. Нашлись какие-то студенты-приятели, которым Хейден скармливал разнообразное вранье. Майлс прилежно записывал.

Один из знакомых сообщил, что его отец был знаменитым фокусником в Англии.

Другой поведал, что его отец был археологом, исследовавшим древние руины построек коренных жителей Америки в Северной Дакоте.

Третий сказал, что его родители погибли при пожаре в доме, когда он был совсем маленьким.

Эксцентричный малый, говорили они Майлсу. Интересно было его слушать.

«Знаешь, у него есть теория насчет силовых линий. Геодезия, знаешь? Мы без конца ходили к модели Стонхенджа в северном кампусе, и он брал с собой старую карту мира, которую сплошь исчертил значками…»

«По-моему, он не совсем нормальный. Математик хороший, но…»

«Рассказывал мне странную историю, как его загипнотизировали, и он вдруг вспомнил все свои прошлые жизни, потом смешную белиберду про пиратов, про древних царей, про какой – то фантастический мир…»

«Он говорил, что в подростковом возрасте пережил нервный срыв, мать поместила его на чердак и привязывала к кровати, он лежал по ночам без сна, воображал внизу пожар и как бы слышал запах дыма. Нельзя не посочувствовать, славный, добросердечный парень. Я даже не знал, что думать, когда он рассказывал такие жуткие вещи о собственном прошлом…»

«У него был брат-близнец, который погиб, катаясь по льду, когда им было по двенадцать лет. По-моему, он до сих пор считает себя виноватым. Правда, его страшно жалко… Знаешь… столько всего в глубине… под поверхностью…»

Очевидно, была и подружка, студентка по имени Рейчел, но она не стала с Майлсом разговаривать, даже дверь не открыла, когда он стоял на крыльце обшарпанного студенческого домика, выглянула через цепочку – один голубой глаз и серебристое лицо.

«Пожалуйста, – сказала она, – уходите. Не хочется звонить в полицию».

«Простите, – сказал Майлс. – Мне просто нужны сведения. О… гм… Майлсе Спейди. Мне сказали, вы можете помочь».

«Я знаю, кто ты, – сказала она. Глаз, обрамленный дверной щелью и отделенный от тела, быстро заморгал. – Полицию вызову».

Для настоящего детектива у него нет нерва – агрессивности, впечатляющей убедительности. Он ушел по ее приказанию, долго шагал, чувствуя, как решительность испаряется и рассеивается в октябрьской сырости.

В кампусе действительно стояла масштабная модель Стонхенджа. Уменьшенная наполовину реплика из гранитных блоков, вырезанных в университетской лаборатории струей воды под высоким давлением. Майлс постоял, глядя на четыре прямоугольные арки, отвернувшиеся друг от друга в разные стороны – на север, юг, восток, запад.

Ох, какой смысл, думал он, какой смысл преследовать бедную девочку? Зачем он вообще это делает? Надо просто жить собственной жизнью!

Только через несколько недель, через долгое время после отъезда из Роли, ему пришло в голову, что Хейден, возможно, был там.

Может быть, Хейден был у Рейчел Барри в тот самый день, когда Майлс заходил? Может, поэтому она его не впустила? Поэтому чуть приоткрыла дверь, оставив лишь узкую щелку? Он вообразил Хейдена, его силуэт где-то за прихожей – подслушивал, может быть, всего в нескольких футах от Майлса, стоявшего на лестнице.

Слишком поздно пришла эта мысль. Он задрожал. Нахлынула слабость.

– Алло! – сказал голос в трубке. – Алло! Вы слушаете?

И Майлс встрепенулся. Он в баре. В Инувике. Воспоминания промелькнули в сознании чередой иероглифов, пришлось сделать вдох-другой, чтобы вернуться в физическое тело.

– Да, – сказал он. – Конечно.

Постарался пробудить в себе детектива.

– Я… – сказал он. – Мы… – сказал он. – Мне очень хочется с вами поговорить. Можно условиться о личной встрече?

– Может быть, прямо сейчас? – сказала женщина. – Скажите где.

14

Сообщение пришло на компьютер в его первый вечер в Лас-Вегасе, и Райан снова невольно задергался.

Уже в третий или четвертый раз с ним неизвестно откуда связывается незнакомец, пишет по-русски или на каком-то другом восточноевропейском языке. В данном случае под именем «новый друг». Вот и сейчас пришло очередное.

новый друг:добро пожаловать в Лас-Вегас

Райан мигом выключил машину и сидел, чувствуя, как мурашки ползут по рукам и ногам. Почему он так реагирует на эту белиберду?

– Ну и дерьмо, – сказал он, сложив руки на стеклянной столешнице гостиничного стола, глядя в слепой черный монитор ноутбука.

Все шло прекрасно. Он довольно быстро усвоил детали и тонкости схемы Джея, научился, «как кряква кряканью», по выражению Джея, и не успел моргнуть глазом, как уже жонглировал почти сотней разных персоналий.

«Говорю тебе, ты мойсын, – сказал Джей. – У тебя талант».

А он в основном развлекался. Любил разъезжать – в машинах, самолетами, поездами «Амтрак», – каждую неделю другой город, новое имя, новая личность, которую надо на себя примерить, новая роль,словно каждая поездка – фильм, где он главный герой. Свободное плавание, иногда думал он. Плавание. Колоссальное облегчение доставляют свобода, хулиганство, превращение в ловкого афериста, преступника, вора, приключение, нарушение правил, постоянно маячащая, слегка манящая опасность.

И все-таки порой спокойствие исчезает на краткий момент – необъяснимые послания, подозрительный клерк в отделе транспортных средств, неожиданный отказ в кредите по карточке, – и внезапная старая паника пробивает затылок ознобом, за ним повсюду тащится некая тень, и он знает, что если оглянется через плечо, то она будет там.

В такие моменты он задумывался: хватит ли в конце концов нервов на такую жизнь?

Возможно, просто паранойя.

Он уже докладывал об аномалии, о непонятных сообщениях кириллицей, и Джей ничуть не встревожился.

«Не будь таким котенком», – сказал ему Джей.

«Разве это не… подозрительно?» – сказал он, но Джей был абсолютно спокоен.

«Обыкновенный спам, – сказал ему Джей. – Просто блокируй, смени имя пользователя, старик. Там куча всякой чепухи».

Джей объяснил, что пользовался интернет – серверами в Омске и Нижнем Новгороде, добывая IP-адреса, [29]29
  IP-адрес – уникальный идентификатор (или адрес) компьютера, подключенного к Интернету.


[Закрыть]поэтому, сказал он, неудивительно, что к ним порой приходят макулатурные русские сообщения. «Может, предлагают дешевые противозачаточные таблетки, увеличение пениса или горячих малолеток-лесбиянок».

«Правильно, – сказал Райан. – Ха».

«Не напрягайся, сынок», – сказал Джей. А Джей в принципе весьма осторожен, думал Райан. Если он не тревожится, то чего ему дергаться?

Однако он не включил компьютер.

Стоял с сотовой трубкой в руке, дожидаясь ответа Джея, глядя в окно тридцать третьего этажа отеля «Мандалай-Бей».

Перед глазами раскинулся Лас-Вегас: пирамида «Луксора», замковые башни «Экскалибура», голубое сияние гранд-отеля «Метро-Голдвин-Майер». Сам «Мандалай-Бей» представляет собой огромный золотой слиток на краю Стрипа. [30]30
  Стрип – «полоса», двухмильный участок на краю Лас-Вегаса, где построено более 300 отелей.


[Закрыть]По крайней мере, снаружи сверкает золотое отражающее стекло, так что никто не видит его за окном. Вымышленный городской пейзаж: такие архитектурные формы изображаются на обложках фантастических романов, которые он читал в средней школе, или в компьютерной графике для крупнобюджетных фильмов. Легко поверить, будто он высадился на другой планете или перенесся в будущее, и Райан приложил к стеклу ладонь, чувствуя приятный успокоительный холодок. Наружная стена номера сплошь стеклянная; отдернув шторы, стоишь на самой кромке, как ныряльщик на доске трамплина.

– Да? – сказал Джей, и Райан помедлил.

– Привет, – сказал он.

– Привет, – сказал Джей и умолк в ожидании.

Райан должен звонить только в экстренных случаях, но, кажется, Джей слишком мягок – или слишком тверд, – чтобы серьезно относиться к его тревогам. Иногда странно думать, что Джей действительно его отец, странно думать, что Джею было всего пятнадцать, когда он родился, и даже сейчас по виду не похоже, что у него есть двадцатилетний сын. Он выглядит не больше чем на тридцать. Было разумнее, часто думал Райан, считать его дядей.

– Ну, – сказал Джей. – В чем дело?

– Просто звоню для проверки, – сказал Райан, перенося трубку к другому уху. – Слушай, – сказал он, – ты сейчас не присылал мне сообщение?

– Мм, – сказал Джей. – Не думаю.

– А, – сказал Райан.

Услышал забурливший кальян при затяжке, неравномерный стук клавишей под пальцами Джея.

– Как тебе Лас-Вегас? – спросил Джей после паузы.

– Хорошо, – сказал Райан. – Пока все хорошо.

– Потрясающе, правда? – сказал Джей.

– Правда, – сказал Райан, глядя в тусклое городское пространство. Под ним шеренга такси медленно по-бычьи ползет к центральному входу, на фланкирующих здание пилонах расположены гигантские светодиодные экраны с мерцающими изображениями певцов и комиков над ожерельем включенных фар вдоль бульвара. – Просто… – сказал он.

…а в другом направлении, если отвернуться от Стрипа, аэропорт, сразу за старым, обнесенным дощатым забором мотелем через улицу; узкий кусок голой пустынной земли, несколько длинных одноэтажных магазинов, домов на широких участках, тянущихся к горам.

– Великолепно, – сказал он.

– Статую Свободы видно? – спросил Джей. – А башню «Стратосфера»?

– Угу, – сказал Райан. Видел свое отражение, висящее в воздухе у края окна.

– Люблю Вегас, – сказал Джей и задумчиво помолчал. Возможно, думал об инструкциях, разработанных вместе с Райаном; возможно, гадал, не надо ли их повторить, но Джей просто прокашлялся. – Самое главное, – сказал он, – я хочу, чтобы ты хорошо провел время. Оттянись пару раз, ладно?

– Ладно, – сказал Райан.

У него за спиной на кровати лежат стопки банкоматных пластиковых карточек, перехваченные резинками по десятку.

– Серьезно, – сказал Джей. – Можешь воспользоваться кое-какими…

– Да, – сказал он. – Слышу.

Стоял апрель. Прошел месяц после смерти Райана, и он успешно ее пережил. В основном, видимо, прошел все стадии по Кублер-Росс. На самом деле не было особого отрицания или условного согласия, а злость была даже приятной. Приятно воровать, чувствовать волны жара, переводя деньги с одного фальшивого банковского счета на другой, получая очередную кредитку по почте.

В ванной Райан нанес клей на голый скальп и приладил растрепанный светлый парик Казимира Черневского. Выбрил и насухо вытер верхнюю губу, смазал спиртовым раствором, наклеил усы. Надо признать, забавно маскироваться, забавен момент, когда на тебя из зеркала смотрит другое лицо.

Он давно уже уходил от себя – может быть, годы и годы выдумывал способы бегства – и теперь фактически это сделал. Выглядит весьма эффектно в ванной с зеркалом во всю стену, красивыми фаянсовыми раковинами, утопленной в пол джакузи, душевой кабиной с матовой стеклянной дверцей, унитазом в отдельной кабинке с настенным телефоном рядом с рулоном туалетной бумаги. Современно и изысканно, подумал он, надел черные очки Казимира Черневского, вычистил зубы.

«Оттянись пару раз», – сказал Джей.

И он подумал, ладно. Может быть, так и сделаю.

В последний раз Райан занимался сексом в младшей средней школе [31]31
  Младшая средняя школа включает в себя 7–9-й классы.


[Закрыть]и нажил на свою голову массу проблем.

Девчонку звали Пикси [32]32
  Пикси – в английском фольклоре маленькое озорное существо с торчащими ушками в остроконечном колпачке.


[Закрыть]– вот именно! – она с отцом переехала в Каунсил-Блаффс из Чикаго, и, хотя ей было пятнадцать – на два года меньше, чем Райану, – это была настоящая городская девчонка, гораздо более опытная и практичная, чем он.

Ходила с колечками в губе и в брови, с вытравленными белыми волосами с розовыми прядями, с подведенными черным карандашом глазами. Едва пяти футов ростом – отсюда Пикси вместо настоящего имени Пенелопа, – с фигуркой херувима или пухлого плюшевого мишки, с идеально гладкой оливковой кожей, большими грудями, пухлыми губами; уже на первой неделе в школе ее прозвали хоббитом, и Райан посмеивался вместе со всеми.

Он так никогда и не понял, что она в нем увидела, кроме того, что сидела позади него в тот период, когда они играли в секстете. Он на тромбоне, она на ударных; повернув голову, можно было ее видеть краешком глаза, и он первым делом обратил внимание на выражение ее лица – сосредоточенное и радостное внимание к своей партии, когда губы приоткрывались, палочки мельтешили в руках, словно она о них даже не думала, запястья и локти двигались изящно, свободно. И груди легонько вибрировали при решительном ударе по барабану.

Поэтому он не мог удержаться, тайком поглядывал время от времени, пока однажды не положил свой тромбон после занятий, прочищая мундштук, а она стояла рядом, смотрела на него, склонив набок голову. Он уложил разобранный инструмент в выстланный бархатом футляр и, наконец, взглянул на нее.

– Я тебе чем-нибудь могу помочь? – спросил он, и она вздернула одну бровь, ту самую, с тонким металлическим колечком.

– Вряд ли, – сказала она. – Просто пытаюсь понять, почему ты на меня все время пялишься, или у тебя аутизм [33]33
  Аутизм – психическое расстройство, неспособность общаться с людьми.


[Закрыть]или еще что-нибудь?

Он не пользовался особой популярностью, привык, что многие над ним потешаются, поэтому стиснул губы и сунул щетку в трубку.

– Не понимаю, о чем ты, – сказал он.

Пикси передернула плечами.

– Тогда ладно, Арчи, – сказала она.

Арчи.Непонятно, что это значит, но ему не понравилось.

– Меня зовут Райан, – сказал он.

– Ладно, Терстон, – сказала она, снова окинув его оценивающим взглядом, с сомнением. – Можно спросить? – сказала она и, поскольку он продолжал укладывать инструмент, улыбнулась и с вызовом надула губы. – Тебе мама шмотки покупает или ты честно такой прикид любишь?

Райан поднял глаза от футляра, пригвоздив ее ледяным, по его мнению, взглядом.

– Я могу тебе чем-то помочь? – сказал он.

И Пикси приняла любезность за реальное предложение.

– Посмотрим, – сказала она. – Просто хочу сказать, что, если ты с собой что-нибудь сделаешь, с тобой правда можно будет трахнуться. – И снова изобразила кривую гангстерскую ухмылку. – Думаю, тебе такое интересно услышать, – сказала она.

Он вспоминал об этом, спускаясь в лифте, потом снова выбросил из головы, загнав почти в подсознание, где в последние годы покоится Пикси.

В кабине на миниатюрном светодиодном экране кипели какие-то музыкально-развлекательные сцены в бродвейском стиле, и стоявшая перед ним девушка переминалась с ноги на ногу, глядя видео. На ней была очень короткая юбка, невероятно длинные голые ноги росли как бы прямо от ребер, прекрасные мягкие загорелые ноги, и Райан их молча разглядывал. Юбка заканчивалась чуть ниже ягодиц. Он позволил себе скользнуть взглядом от бедер к лодыжкам, щиколоткам и ступням в сандалиях с розовыми подошвами. Наблюдал, как она выходит из лифта. Мужчина с ним рядом громко сглотнул.

– М-м-м, – протянул мужчина. – Видел? – Это был чернокожий мужчина лет пятидесяти, в розовой рубашке поло и зеленых штанах, с клюшками для гольфа в сумке. – Стоит посмотреть.

– Да, – сказал Райан, и мужчина помотал головой с преувеличенным восхищением.

– Будь я проклят, – сказал он. – Ты одинокий?

– Да, – сказал Райан. – Пожалуй. – И мужчина снова тряхнул головой.

– Завидую, – сказал он, а больше сказать ничего не успел – дверцы лифта открылись, в кабину вошли еще три прекрасные девочки-подростка.

Что, если действительно встретитьсяс девушкой? – думал Райан. Именно это делают люди в Вегасе, многие только затем приезжают. Предположительно закидывают удочки по всему городу, уговаривают на одну ночь или, пьяно пошатываясь, вступают в связь с незнакомками. Он сам никогда никого не ловил в барах или в казино, хотя это явно возможно. Постоянно видишь по телевизору: мужчина подходит к привлекательной женщине, начинается легкий флирт или краткая многозначительная беседа с намеками, и вскоре пара уже занимается сексом. Кажется, довольно просто. Набрав 2200 баллов за отборочный тест, вполне можно оттянуться в Вегасе. Но на главном этаже казино сама мысль с кем-нибудь «встретиться» представляется мучительно проблематичной. Как вообще заговорить с кем-нибудь в таком месте?

Он вглядывался в гигантскую видеоаркаду, в бесчисленные ряды сияющих неоном игровых автоматов, уходящие в бесконечность, насколько видно глазу, у которых сидят сотни и сотни людей, скармливая машинам монетки, и на экранах вспыхивают игральные карты, вращаются цифры, вертятся рисованные персонажи, и на память пришли фотографии с потогонного производства – пещерные фабричные мастерские, шеренги рабочих, прострачивающих швы на блузах или проделывающих отверстия для шнурков в обуви, улей, где каждый занят постоянной одинокой деятельностью. Тем временем вокруг него бредут по проходам и коридорам люди с особой наивностью туристов, пришедших развлечься, бесцельно шаркая ногами, как на распродажах или возле национальных памятников и так далее.