Текст книги "Жду ответа"

Автор книги: Дэн Хаон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

Хорошо.

Все будет хорошо.

По крайней мере, она уже не в Помпее.

6

Хейден, брат-близнец Майлса, пропал больше десяти лет назад, хоть, возможно, «пропал» не совсем точное слово.

Не лучше ли сказать «вырвался на свободу»?

Когда пришло последнее письмо Хейдена, Майлс уже почти решил, что пора отступиться. Ему тридцать один год – им обоим по тридцати одному, – пришло время сдаваться, по мнению Майлса. Жить дальше. Сколько сил и энергии потрачено впустую, бесцельно. На какое-то время он задался другой целью: жить своей собственной жизнью.

Вернулся в Кливленд, где они с Хейденом выросли. Поселился в квартире на бульваре Эвклида неподалеку от их старого дома, получил работу в магазине «Чудеса Маталовой» – в старой уличной одноэтажной лавке с витриной на Проспект-авеню, торгующей по каталогам, поставляя главным образом товары для фокусников: шутихи, дымовые шашки, шарфы и веревки, карточные колоды, монеты, шляпы-цилиндры и прочее; предлагая вдобавок шуточные подарки, обманки, приспособления и устройства, не отвечающие своему назначению, рискованные двусмысленные игрушки, кое-что для секса. Ассортимент довольно неопределенный, но ему это нравилось. Вполне можно организовать, думал он.

Не хочется ли ему таким же образом организовать свою жизнь? Возможно, не точно таким же, хоть он неплохо разбирается в заказах и поставках, в определенной степени любуется товарами на полках, восхищается карнавальной аурой оккультного хлама, ярких пластмассовых атрибутов мошенника-фокусника и порой, сидя за компьютером в задней сумрачной комнатушке без окон, думает, что такая карьера в конечном счете не совсем пропащая. Он все крепче привязывался к старой владелице лавки миссис Маталовой, которая была в тридцатые годы ассистенткой фокусника и даже теперь, в девяносто три года, сохранила стоическое достоинство распиливаемой пополам красавицы. Добился взаимопонимания с Авивой, внучкой миссис Маталовой, молодой женщиной, полной сарказма, с крашеными черными волосами, черными ногтями и узким печальным лицом, даже подумывал пригласить ее на свидание.

Подумывал вернуться в колледж, получить какую-то степень в сфере бизнеса. Или пройти краткий курс когнитивной терапии.

Поэтому, получив письмо Хейдена, Майлс удивился своему моментальному возвращению на прежний путь. Позже он осознал, что мгновенно вернулся, даже прежде, чем распечатал конверт. Фактически, вернувшись в тот июньский день в многоквартирный дом, где располагалась его квартира, открыв дверцу почтового ящика и увидев письмо среди счетов и рекламных листовок, решил даже не распечатывать. Отложить в сторонку, пусть полежит до поры до времени.

Но нет, нет. Преодолевая три лестничных пролета до своей квартиры, уже разорвал конверт и развернул листок.

«Дорогой Майлс!» – говорилось в письме.

«Майлс! Возлюбленный брат, мой единственный истинный друг, прости за долгое молчание. Надеюсь, ты не возненавидел меня. Умоляю, пойми, в каком тяжелом положении очутился я после нашей последней беседы. Нахожусь в подполье, в глубоком укрытии, ежедневно о тебе тоскую. Только страх за тебя, за твою безопасность удерживает меня от контакта. Я абсолютно уверен, что твои телефоны прослушиваются, электронная почта просматривается и, по правде говоря, даже отправка этого письма рискованна. Знай, что кто-то следит за тобой. Противно говорить об этом, но, по-моему, тебе грозит реальная опасность. О, Майлс, я хотел тебя оставить. Знаю, как ты устал, хочешь жить своей жизнью, заслуживаешь этого. Я страшно виноват. Хотел подарить тебе свободу, освободить от себя, но, к несчастью, все знают, что мы с тобой связаны. Я сейчас по собственной беспечности потерял очень дорогого для себя человека и теперь снова думаю о тебе с большой тревогой. Пожалуйста, будь осторожен, Майлс! Опасайся полиции, правительственных агентств, ФБР, ЦРУ, даже местных властей. Не входи ни в какие сношения с „Эйч-Ар Блок“, ни с какими представителями „Дж. П. Морган“, „Морган Стэнли“, „Голдман Сакс“, „Леман бразерс“, „Меррил Линч“, „Чейз“ и „Сити-груп“. Держись подальше ото всех, кто связан с Йельским университетом. Знаю, ты общаешься с семейством Маталовых в Кливленде, и могу сказать только одно: не доверяйся им! Об этом письме никому не рассказывай! Проклинаю себя, что поставил тебя в столь ужасное положение, но умоляю как можно скорее и как можно тише уехать из Кливленда. Майлс, я в полном отчаянии, что втянул тебя в эти дела, правда. Хорошо бы вернуться обратно и все переделать, быть тебе лучшим братом. Но знаю, шанс потерян, и, боюсь, недолго уже проживу в этом мире. Помнишь Великую башню Каллупиллуки? Возможно, она станет моим последним приютом, Майлс. Может быть, больше ты обо мне никогда не услышишь.

Всегда, вечно твой единственный истинный брат, крепко тебя любящий Хейден».

Вот так.

Что с таким письмом делать? Майлс посидел за кухонным столом, на котором лежал перед ним исписанный листок, всыпал в чашку чая пакетик искусственного подсластителя. Что бы сделал нормальный человек? – задумался он. Представил нормального человека, читающего письмо, и грустно покачал головой. Что можно сделать? – спросил бы себя нормальный человек.

Взглянул на штемпель на конверте: Инувик, Национальная почта Канады.

– К сожалению, мне необходимо освободиться на время. По личному делу, – сказал Майлс на следующее утро миссис Маталовой, сидя у телефона и слушая ее молчание в прижатой к уху трубке.

– Освободиться? – повторила миссис Маталова со старым вампирским произношением. – Не понимаю. На какое время?

– Не знаю, – сказал он. – Недели на две? – Взглянул на маршрут, рассчитанный на компьютере, на рваный курс, вычерченный зеленым маркером на карте Канады, петляющий по стране. На четыре тысячи миль понадобится по прикидке около восьмидесяти четырех часов. Если ехать в день по пятнадцать-шестнадцать часов, к выходным можно будет добраться до Инувика. Тяжело, конечно, но ведь дальнобойщики ездят. Постоянно преодолевают марафонские дистанции. – Ну, – уточнил он, – возможно, натри.

– На три недели? – переспросила миссис Маталова.

– Мне действительно совестно, прошу прощения, – сказал Майлс. – Просто… вдруг возникла срочная необходимость. – Он прокашлялся. – Личное дело, – сказал он. «Не доверяйся семейству Маталовых», – пишет Хейден, и это чистое безумие, но Майлс невольно замолчал. – Трудно объяснить, – сказал он.

И правда. Даже если быть совсем честным, что скажешь? Как вообще объяснить, что к нему так легко вернулись старые пристрастия, болезненная жажда любви, чувство братского долга? Возможно, психотерапевт увидел бы здесь навязчивую идею – после стольких напрасно потраченных лет, потерянного времени, – но все-таки сейчас его одолело то же нетерпение, возникла такая же необходимость в срочных действиях, как при первом побеге Хейдена из дома много лет назад. Чувствуется та же самая уверенность, что он его найдет, поможет, на худой конец запрет в надежном, безопасном месте. Как объяснить это страстное побуждение? Кто поймет, что с исчезновением Хейдена среди ночи исчезла часть самого Майлса – правая рука, глаза, сердце, – и теперь он, как Пряничный человечек из сказки, бежит по дороге с криком: «Вернись! Вернись!»… Если об этом кому-нибудь рассказать, выставишься таким же сумасшедшим, как Хейден.

Казалось, все уже передумано и пережито – нет, вот он собирает вещички. Вытаскивает из холодильника молоко и выливает в раковину. Просматривает и сортирует старые записи, распечатывает давно полученные от Хейдена электронные сообщения – разнообразные намеки и подсказки насчет его местопребывания, вкрапленные в фантастические описания выдуманных ландшафтов, раздраженные замечания о перенаселенности земного шара и заговорах международных банкиров, самоубийственные покаяния поздней ночью. Потом садится за письменный стол, рассматривает в лупу конверт письма, которое сейчас прислал Хейден, особенно штемпель. Перепроверяет информацию. Известно, куда направился Хейден.

И вот он почти доехал.

Майлс сидел в машине на обочине, небрежно перелистывая один из дневников Хейдена в ожидании парома, который переправит его через реку Маккензи. Какие-то поручни тянутся с аспидно-грязного берега к зеленым сморщенным кочкам тундры, и больше никаких признаков человеческого присутствия. Дорожный знак в форме граненого алмаза. Тихая зеркальная поверхность реки, серебристая и сапфирово-синяя. После переправы останется всего миль восемьдесят до Инувика.

На Инувике среди прочих мест зациклился Хейден. Он называл их «духовными городами» и пространно описывал среди прочего Инувик в дневниках и записных книжках, которые принадлежат теперь Майлсу. Много лет назад Хейден увлекся идеей, будто Инувик стоит на месте грандиозных археологических останков и на окраине Инувика находятся руины Великой башни Каллупиллуки – шпиля изо льда и камня высотой примерно сорок этажей, сооруженного около 290 года до Рождества Христова по повелению могущественного властителя инуитов [6]6
  Инуиты – политкорректное наименование эскимосов, живущих в Канаде, Гренландии и на Аляске.


[Закрыть]Каллупиллуки, с которым Хейден, по его убеждению, встречался в одной из прошлых жизней.

Конечно, все это неправда. Очень немногие маниакальные увлечения Хейдена имели под собой реальную основу, а в последние несколько лет он забредал еще дальше в вымышленные большей частью миры. В действительности никогда не было никакой башни и могучего инуитского императора по имени Каллупиллуки. В действительности Инувик – маленький городок на Северо-Западных территориях Канады, с населением около тридцати пяти сотен. Расположен – «угнездился», по выражению городского веб-сайта, – в дельте реки Маккензи, «между безлесной тундрой и северными арктическими лесами», и существует меньше века. Его дом за домом строило канадское правительство в качестве административного центра Западной Арктики, признанного в конце концов городом в 1967 году. Вопреки мнению Хейдена, он стоит даже не на берегах Северного Ледовитого океана.

Тем не менее Майлс невольно вспомнил рисунки Хейдена с изображением той самой башни, простой, но живой карандашный набросок Хейдена, напоминающий Фарфоровую башню в Нанкине, и почуял легкий головокружительный трепет предчувствия, когда на горизонте за рекой Маккензи появился паром и начал приближаться. Майлс потратил добрую долю жизни на изучение разнообразных тетрадей и блокнотов Хейдена и еще дольше жил с его многочисленными бредовыми иллюзиями. Несмотря ни на что, остается крохотное ядро веры, разгоравшееся чуть ярче по мере приближения к городу фантазий Хейдена. Он почти видел место на окраине, где когда-то из складок тундры вырастала Великая башня, суровая, дерзкая на фоне широкого, вечно светлого неба.

Это всегда было одной из проблем: возможно, сейчас есть единственный способ ее разъяснить. Год за годом, год за годом, год за годом Майлс охотно разделял фантазии брата-близнеца. Индуцированный психоз – кажется, так называется?

Хейден с детства истово верил в тайны неведомого: в физические феномены, прошлые жизни, НЛО, линии судьбы, духовные пути, астрологию, нумерологию и т. д. и т. п. А Майлс был его самым верным последователем и сторонником. Слушателем. Никогда лично не верил в подобный бред – не так, как, по всей видимости, верил Хейден, – но одно время с радостью подыгрывал, и, возможно, в то время оба брата мысленно сотворяли другой мир. Совместную мечту.

Спустя годы, став обладателем бумаг и блокнотов Хейдена, Майлс знал, что он, пожалуй, единственный в мире способен перевести и понять его записи. Единственный, кто видит смысл в кипах тетрадей, сплошь исписанных крошечными прописными печатными буквами; в текстах и расчетах от края до края сверху донизу на каждой странице; в плотных желтых конвертах, набитых рисунками; в картах, вырванных Хейденом из энциклопедий и расчерченных его геодезическими проекциями; в линиях, проведенных через Северную Америку и сходящихся в таких местах, как Виннемукка в Неваде, Кульм в Северной Дакоте, Инувик на канадских Северо-Западных территориях; во все более темных, путаных, сложных теориях, где смешивается криптоархеология и нумерология, голоморфность и многомерная космология, возвращение в прошлые жизни и параноидальная теория заговора.

«Мой труд», – с какого-то момента стал говорить Хейден.

Майлс часто пытался припомнить, когда Хейден впервые начал употреблять выражение «мой труд». Сначала была просто игра, в которую они вдвоем играли – Майлс даже помнит день, когда начали. Тем летом им исполнилось по двенадцать, оба упивались книжками Толкиена и Лавкрафта. [7]7
  Лавкрафт Говард Филипс (1890–1937) – американский писатель, создавший образы враждебных сверхъестественных существ, которые впоследствии стали использовать другие авторы.


[Закрыть]Хейден особенно увлекался картами в романах цикла «Властелин колец», а Майлсу больше нравились мифические и загадочные места у Лавкрафта: чужой город под антарктическими горами, доисторические циклопические города, проклятые города Новой Англии.

Они отыскали старый атлас с золотым обрезом в твердом переплете 25×20 на полке в гостиной, где стояла еще «Всемирная литературная энциклопедия», с наслаждением его ощупывали, радовались увесистости, наделявшей его достоинством древнего фолианта. Это у Майлса родилась идея – взять карты Северной Америки и превратить в фантастические миры. Горные поселения карликов. Сгоревшие руины гоблинов на равнинах. Провести границы, сочинить историю, описать битвы, основываясь на допущении, что Америка в незапамятные времена, до индейцев, была царством великих городов, древних рас колдунов и волшебников. Замечательно, думал Майлс, сооружать собственные донжоны, устраивать драконьи бои в реальных местах, смешанных с фантастическими; у него были вполне конкретные представления о будущем развитии событий, а Хейден уже склонился над картой с авторучкой с черными чернилами. «Вот тут пирамиды», – сказал он, указывая на Северную Дакоту, и Майлс смотрел, как брат чертит три треугольника прямо на странице атласа. Чернилами!

«Хейден! – сказал Майлс. – Это же не сотрешь. Нам влетит».

«Нет-нет, – успокоил его Хейден. – Не трусь. Мы его просто спрячем».

И это был один из первых секретов – старый атлас, засунутый под стопку настольных игр на полке шкафа в их спальне.

Старый атлас до сих пор у Майлса, и, поджидая паром на берегу реки, он его вытащил и опять пролистал. В нем на северном побережье Канады стоит нарисованная Хейденом башня с подписью Майлса, неуклюжей подделкой под каллиграфию: «Неприступный замок Мрачного короля».

Как смешно, думал он. Как прискорбно, что взрослому человеку доныне приходится идти по следу, проложенному в двенадцатилетнем возрасте! Во время многолетних поисков Хейдена он часто подумывал описать положение дел. Например, властям. Или психиатрам. Людям, с которыми дружил, девушкам, в которых влюблялся. Но в последнюю минуту всегда колебался. Детали слишком глупые, нереальные, вымышленные. Кто поверит в подобную белиберду?

«Моему брату очень плохо. – Вот все, что он сумел сказать кому-либо. – Он тяжело… болен. Душевнобольной».

Что еще можно сказать – неизвестно.

Когда у Хейдена проявились первые признаки шизофрении – они еще учились в средних классах школы, – Майлс по-настоящему не поверил. Прикол, думал он. Для понта. Как в тот раз, когда шарлатан-консультант признал Хейдена «гением» и Хейден превратил это в хохму.

«Ге-е-ений, – протянул он мечтательно и насмешливо. Они только что перешли в седьмой класс, сидели поздней ночью в двухъярусной кровати в своей комнате, голос Хейдена плыл в темноте сверху. – Эй, Майлс, – сказал он обычным ровным, чуть удивленным тоном, – как это получается, что я гений, а ты нет?»

«Не знаю, – сказал Майлс. Он не смутился, возможно, чуть обиделся, но просто уткнулся в подушку лицом. – Меня это не сильно волнует», – сказал он.

«Ведь мы же идентичные, – сказал Хейден. – У нас абсолютноодинаковая ДНК. Как такое возможно?»

«По-моему, дело тут не в генетике», – угрюмо ответил Майлс, и Хейден рассмеялся.

«Может, я просто людей дурачу лучше, чем ты, – сказал он. – Вообще смешная идея с коэффициентами интеллекта. Тебе никогда не казалось?»

Когда мать принялась обзванивать психиатров, Майлс опять вспомнил тот разговор. Дурачество,думал он. Зная Хейдена, он невольно считал специалиста, с которым мать консультировалась, жутко легковерным. Невольно считал так называемые симптомы Хейдена театральными и показными, думая, что их легко подделать. Мать к тому времени вновь вышла замуж, и Хейден ненавидел нового отчима, переделанную семью. Майлс невольно заподозрил, что Хейден разработал и осуществляет хитрый и коварный план – вплоть до симуляции серьезной болезни, – просто чтобы замутить воду, уязвить мать, самому позабавиться.

Действительно притворялся, дурачился? Майлс никогда не мог точно сказать, хотя поведение Хейдена становилось все более непредсказуемым, ненормальным, загадочным. Его «болезнь» не раз – очень часто – больше смахивала на спектакль, на утрированный вариант привычных братских игр. Симптомы, предположительно отмеченные психиатром, – «подробно продуманные фантастические миры», «лихорадочная одержимость», «беспорядочное мышление», «галлюцинаторное восприятие» – не сильно отличались от обычных реакций Хейдена при глубоком погружении в очередной совместный проект. Возможно, он стал быстрей возбуждаться, актерствовать, переступать предел допустимого чаще, чем хотелось бы Майлсу, но на то опять же были причины. Например, смерть отца. Второй брак матери. Ненавистный отчим мистер Спейди.

Когда Хейден впервые попал в закрытую психиатрическую лечебницу, они с Майлсом еще регулярно трудились над атласом. Над особенно сложным разделом – великими пирамидами Северной Дакоты и гибелью цивилизации янктоннаи, [8]8
  Янктоннаи – индейское племя, ныне проживающее в резервациях в Южной и Северной Дакоте, Монтане и Канаде.


[Закрыть]– и Хейден рассуждал об этом без умолку. Помнится, однажды за ужином мать и мистер Спейди следили окаменевшим взором, как Хейден гоняет еду по тарелке, как бы расставляя армии на смоделированном поле.

«Альфред Салли, – говорил он тихо и быстро, словно повторял запомнившуюся информацию перед экзаменом. – Генерал Альфред Салли, армия Соединенных Штатов, Первый Миннесотский пехотный полк, тысяча восемьсот шестьдесят третий год, Уайтстоун-Хиллс, Та-ка-ха-ку-ти, и тут пирамиды. Снег сыпался на пирамиды, и он собрал войска у подножия холма. В шестьдесят третьем, – сказал он, указывая вилкой на бескостную куриную грудку. – Хуфу, [9]9
  Хуфу (Хеопс) – египетский фараон, захороненный в крупнейшей пирамиде в Гизе.


[Закрыть]– сказал он, – вторая пирамида. Здесь он впервые пошел в атаку. Альфред Спейди, тысяча восемьсот шестьдесят третий…»

«Хейден, – резко сказала мать. – Хватит. – Она выпрямилась на стуле, слегка подняла руку, словно раздумывая, не дать ли ему пощечину, как поступают при буйной истерике. – Прекрати свой бессмысленный бред!»

Не совсем так. Был тут какой-то смысл, по крайней мере для Майлса. Хейден говорил о битве на Уайтстоун-Хиллс близ Кульма в Северной Дакоте, где в 1863 году полковник Альфред Салли уничтожил поселение индейцев янктоннаи. Пирамид там явно не было, но Хейден говорил абсолютно понятно и даже интересно для Майлса.

А мать нервничала. Заключения психотерапевта Хейдена взволновали ее, и потом, когда Хейден поднялся наверх, а они с Майлсом мыли посуду, она тихо заговорила.

«Майлс, – сказала она, – я хочу попросить тебя об одолжении».

Легонько прикоснулась к нему, оставив на руке клочок мыльной пены с медленно лопавшимися пузырьками.

«Перестань потакать ему, Майлс, – сказала она. – Вряд ли он станет так заводиться без твоего поощрения…»

«Я не потакаю!» – воскликнул Майлс, однако уклонился от укоризненного материнского взгляда. Вытер пальцами руку, мокрое пятно, оставшееся от ее прикосновения. Хейден болен? Или притворяется? Майлс с неприятным чувством вспомнил некоторые вещи, сказанные в последнее время Хейденом.

«Думаю, я убью их со временем, – говорил Хейден, говорил голос Хейдена поздней ночью в темной спальне. – Можно было бы просто испортить жизнь, но они в самом деле должны умереть».

«Ты о чем это? – поинтересовался Майлс, хотя точно знал, кого Хейден имеет в виду, и слегка испугался, чувствуя пульс на запястье, слыша в ушах мягкие шаги на цыпочках. – Старик, – сказал он, – для чего ты несешь такой бред? Люди считают тебя сумасшедшим. Через край хватаешь!»

«М-м-м, – промычал Хейден, голос в темноте заклубился, поплыл, замечтался. – Знаешь, Майлс? – сказал он, наконец. – Я знаю много такого, чего ты не знаешь. У меня сила есть. Понимаешь?»

«Заткнись», – сказал Майлс, и Хейден засмеялся, издал тихий, задумчивый и дразнящий смешок, который Майлс счел утешительным и одновременно раздражающим.

«Знаешь, Майлс, – сказал он, – я действительно гений. Раньше не хотел оскорблять твои чувства, но посмотрим правде в глаза. Я гораздо умнее тебя, и поэтому ты меня должен слушать, согласен?»

Согласен, думал Майлс. Он верил и в то же время не верил. Это стало условием его жизни. Хейден шизофреник и в то же время симулянт. Гений и в то же время страдает манией величия. У него паранойя, ему кажется, будто его преследуют, и его в то же время реально преследуют. Все это правда, хотя бы частично.

После исчезновения – бегства из психушки, где его держали, – Хейден с каждым годом становился все более скрытным, уклончивым, в нем было все труднее узнавать брата, которого Майлс когда-то глубоко и нежно любил. Возможно, со временем тот старый Хейден исчезнет навсегда.

Если он действительно шизофреник, то с необычайно практическим складом ума. Умело заметал следы, тайно перекочевывал с места на место, менял имя и личность, по пути умудряясь сохранять за собой разнообразные служебные должности и выглядеть убедительно нормальным в глазах окружающих. Даже представительным и привлекательным.

С другой стороны, именно Майлс вел бродячую жизнь. Именно Майлс проявлял «лихорадочную одержимость» и «беспорядочное мышление», гоняясь за разнообразными псевдонимами Хейдена. Он слишком поздно прибыл в Лос-Анджелес, где Хейден служил «консультантом по потокам остаточной прибыли» под именем Хейден Нэш; слишком поздно явился в Хьюстон, штат Техас, где брат был техником по обслуживанию компьютеров в компании «Дж. П. Морган Чейз» под именем Майк Хейден. Слишком поздно приехал в Роли, штат Миссури, где Хейден замаскировался в университете под аспиранта-математика под очень обидным и жестоким именем Майлс Спейди.

Поздно было и в Кульме в Северной Дакоте, неподалеку от места исторической битвы на Уайтстоун-Хиллс, рядом с которым Хейден некогда воображал великие пирамиды Дакоты – Гизу Хеопса и Хефрена. Был февраль, крупные хлопья снега падали на лобовое стекло, стеклоочистители хлопали, словно большие крылья, пока Майлс мысленно видел формы пирамид, выступающие из размытой серой пелены снегопада. Конечно, на самом деле их не было, равно как и Хейдена, однако в соседнем Наполеоне в мотеле под названием «Разбитый колокол» администраторша – обиженная молодая беременная женщина – нахмурилась над увеличенным зернистым снимком.

«М-м-м…» – протянула она.

По снимку трудно догадаться, что они близнецы. Фотография сделана много лет назад, незадолго до общего восемнадцатилетия, – Майлс с тех пор успел набрать вес. Может быть, Хейден тоже, кто знает. Хотя даже в детстве они не были абсолютно неотличимыми. В лице Хейдена были какая-то привлекательная яркость, живость, дружелюбие, а в Майлсе ничто никого не привлекало. Теперь он видел это в глазах администраторши мотеля.

«Вроде есть что-то знакомое, – сказала она. Глаза метнулись с фотографии на Майлса и обратно. – Трудно сказать».

«Взгляните еще раз, – попросил Майлс. – Снимок не очень хороший. Довольно старый, он мог измениться с годами. Никого не вспоминаете?»

Он посмотрел на фото с ней вместе, стараясь видеть ее глазами. Рождественский снимок. Сделан на страшных зимних каникулах последнего школьного года, закончившихся очередной госпитализацией Хейдена, но на фотографии он выглядит вполне разумным – улыбающийся подросток с добродушным взглядом на фоне сверкающей елочной мишуры, волосы чуть растрепаны, на лице никаких признаков тех проблем, которые он доставлял и до сих пор доставляет. Молодая женщина слегка шевельнула губами, глядя на Майлса, и он задумался, не целовал ли Хейден эти губы.

«Не спешите», – твердо сказал Майлс, вспоминая полицейские процедуры, которые видел в сериалах по телевизору.

«Вы из полиции? – спросила женщина. – Не знаю, обязаны ли мы давать информацию».

«Я родственник, – заверил ее Майлс. – Это мой брат, он пропал. Я стараюсь найти его».

Она еще раз посмотрела на снимок и, наконец, решилась.

«Его зовут Майлс, – сказала она, мельком взглянув исподлобья на Майлса, и он поэтому подумал, будто администраторша просто упрямится, не желает открывать какие-то важные сведения, держит их при себе исключительно потому, что Майлс ей нравится меньше, чем Хейден. – А фамилия, кажется, Чешир. Майлс Чешир. С виду потрясающий парень».

Помнится, как сжалось сердце, когда из ее уст прозвучало собственное имя и фамилия. «Шутка, – подумал он тогда, – хитроумная гнусная шутка Хейдена. Что я делаю? – подумал он. – Зачем я это делаю?»

Та самая поездка в Северную Дакоту состоялась почти два года назад. Майлс собрал вещички, поехал домой, мрачно думая, что вся эта авантюра с Кульмом задумана в качестве хитроумной обманки. Хейден в очередной раз впал в игривое злобное маниакальное состояние, и, когда Майлс вернулся в свою квартиру, его ждали книга «Не плачьте по генералу. Жизнь Альфреда Салли» и плотный конверт 8×12 со статьей, вырванной из «Профессиональных заметок о шизофрении в Америке» с отмеченным желтым маркером абзацем. «Если у одного из близнецов развивается шизофрения, то у второго в 48 % случаев тоже, нередко в течение года после первого». Ожидало его еще электронное сообщение с обратным адресом [email protected] – очередная забавная шутка. «Ох, Майлс, – говорилось в нем, – ты никогда не задумывался, что о тебе скажут люди, когда ты расхаживаешь с объявлениями о розыске и кошмарными старыми снимками, сообщая скорбную историю о своем дурном свихнувшемся близнеце? Никогда не задумывался, что, бросив один взгляд на твою потрепанную личность, никто тебе ничего не расскажет? Каждый подумает: „Да ведь это же сам Майлс свихнулся!“ Каждый подумает: „Может, у него вообще нет брата-близнеца. Может, он просто умалишенный!“»

Вот и все, подумал тогда Майлс, прочитав сообщение и вспыхнув от унижения. Так взбесился, что вышвырнул в окно своей квартиры книжку про Альфреда Салли, упавшую с возмущенным шуршанием на автостоянку. Вот и все, сказал он себе. Кончено. Больше не уделю ни времени, ни сердца.

Он забудет Хейдена. Будет жить своей собственной жизнью.

Помнится это решение. Живо помнится даже сейчас, когда он сидит в машине, небритый, немытый, разбирая объявления о розыске, напечатанные на простых крепких картонках. Сверху: «Кто видел этого человека?» Ниже фотография Хейдена. Еще ниже: «Вознаграждение!» Хотя это, пожалуй, небольшая натяжка.

Он повернул зеркало заднего обзора и критически оглядел себя. Глаза. Выражение лица. Разве похож на сумасшедшего? Разве действительносумасшедший?

Сегодня 11 июня. 68°18′ северной долготы, 133°29′ западной широты. Солнце не сядет еще недель пять.