Текст книги "Мученик Саббат (ЛП)"

Автор книги: Дэн Абнетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

– Что...? – начал он.

Он услышал какое-то движение в ванной.

– Сейчас не время, идиоты! – рявкнул он, все равно вытаскивая свой пистолет. – Где ты, черт тебя дери? Форбс? Сейчас не время для шуток!

– Ответь!

Трескучий голос заставил Ламма подпрыгнуть. Он шел из вокс-передатчика. Он был прислонен к стене, ремешки свободно болтались. Не было никаких признаков связиста, который его нес.

Послышался еще один звук из ванной. Ламм поднял пистолет и выстрелил в дверь. Лаз-заряд проделал дыру в дереве. Свет пробивался сквозь нее. С пистолетом наготове, он толкнул дверь.

Свет над головой был ярким и неприятным.

Ламм нашел Форбса и своих трех офицеров. Они были в литой пластиковой ванне.

С них срезали одежду, кожу, и вообще их было не узнать. Ванна была наполнена до краев блестящим попурри из крови, мяса, костей и органов. Кровь капала на напольную плитку.

Ламм задохнулся от неверия, упал на колени и его вырвало.

Он услышал шелест позади него в темноте. Это был шелест плаща. Плаща из влажной человеческой кожи.

Ламм откатился и выстрелил, всаживая выстрел за выстрелом в дальнюю стену комнаты.

Он прекратил стрелять и встал, оружие было крепко зажато в его трясущейся руке. Его собственное дыхание отзывалось в ушах скрежетом.

Он поводил оружием влево и вправо. Он это убил? Убил?

Внезапно грудь Ламма наполнилась теплом. Он моргнул и поднял руку. На его груди была густая горячая кровь.

Рукой он дотянулся до горла, и два его пальца внезапно вошли в разрез на плоти, которого не было здесь еще десять секунд назад. Кончиками пальцев он нащупал сухожилия в горле и пищевод. Его глотка была перерезана. Он не чувствовал настоящей боли, просто чудовищное удивление.

Скарваэль продолжил свою искусную работу. Его болин, с двойным лезвием, каждое из которых было мономолекулярным, вонзилось в шатающегося, задыхающегося Ламма. Он вскрыл ему позвоночник по всей длине, пока человек все еще стоял прямо, и вонзил болин сквозь почки и поясничные мышцы.

Кровь начала выплескиваться под давлением. Скарваэль открыл рот и высунул свой длинный, серый язык, когда кровь начала хлестать на него.

Ламм упал на лицо.

Скарваэль размазал кровь по щекам и вокруг глубоко посаженных глаз. Это, казалось, сделало его глаза более черными и глубокими, в контрасте с его вытянутой белой плотью.

Он вздохнул. Он не будет таким снисходительным и милосердным к Беати.

Патер Грех утихомирил своих безглазых подопечных и крепко прижимал с боков. Они шли в центре Принципал I в темноте, пожары вокруг них, и карликовые псайкеры, были капризными. Они были прямо в центре широкой магистрали.

Фигуры вышли из укрытия перед ними. Имперцы. С поднятыми лазганами. Они выкрикивали пароли, уверенные, что ни один враг не станет приближаться так дерзко и на открытом пространстве. Шокированный пилигрим и его дети, отчаянно ищущие помощь, блуждающие вслепую... вот, кем они были...

Син присел, зашептал карликам в уши и они затряслись. Они широко открыли свои влажные рты. Глубокое жужжание наполнило воздух.

Имперские солдаты замерли и повернулись друг к другу с затуманенным взором. Затем они открыли огонь. Через пять секунд все они были мертвы, товарищ, убитый товарищем.

Маленькие уродливые существа закрыли рты, и Грех подолом своей шелковой робы вытер слюни в уголках их ртов. Затем он взял их за руки, и повел через разбросанные тела. Псайкеры спотыкались, сопротивляясь, как очень маленькие дети.

Один начал открывать и закрывать свой рот в вялой, взволнованной манере. Другой поднял свободную руку, согнув, и махал ей вперед и назад рядом с ухом.

– Мы почти на месте,– снова и снова вполголоса повторял Грех своим карликам. – Почти на месте...

Виктор Харк крался по освещаемым огнем булыжникам Квартала Масонов. Он вытащил свой плазменный пистолет.

– Маккендрик? – раздраженно воксировал он. – Маккендрик? Где, фес тебя, ты? Ответа от восемнадцатого взвода не было. Они удерживали перекресток у Западного Бульвара Армонсфала, но они не ответили по воксу через пятнадцать стандартных минут.

Харку не нужна была эта задержка. Все его мысли были о Сорике. Он не был уверен, как будет доносить это Гаунту, но его долг был недвусмысленным. Сорик должен был умереть. Он был источником неприятностей. Позорным псайкером. Он был опасностью. Мерин был прав. Даже люди Сорика, как Вивво, больше не смогут покрывать его.

Харк был этим расстроен. Сорик был хорошим человеком и Вергхастские призраки любили его. Но это не скрывало правду, что Сорик был слишком опасен, чтобы жить. Слишком, слишком опасен. Ему нужно было всадить пулю в голову, пока не станет гораздо хуже.

Это была работа комиссара. В общих терминах. Черное и белое. Это был долг. И Харк был ничем больше, кроме как рабом долга.

Харк споткнулся и упал лицом вниз. Его пистолет отлетел в тени улицы. Он проклял свою тупость и посмотрел назад на то, обо что он споткнулся.

Харк замер.

Он споткнулся о Маккендрика. Танитец был мертв, взорван, его куски валялись по всей улице.

Харк медленно опознал остальные тела в темноте. Лентрим, Макколей, Дилл, Коммо... все женщины и мужчины из восемнадцатого взвода. Все мертвы.

– Ох, Святая Терра... – пробормотал Харк и потянулся к микро-бусине. Затем он снова замер. Посреди запаха копоти и крови, он смог внезапно обнаружить вонь измельченной мяты и прокисшего молока.

Он поднял взгляд наверх и увидел их.

Скользя своими липкими телами, рядом друг с другом, тройня плавно передвигалась дальше по улице.

Хотя их было трое, они извивались, как единое целое. Их оружие щелкнуло, когда они перезарядились.

Харк потянулся за своим плазменным пистолетом, но он был слишком далеко. Перекатившись, он вытащил свой резервный, короткоствольный револьвер Хостек Ливери.

Он выстрелил. Тупоносая пуля попала в скользкий бок одного локсатля, и он начал шипеть и свистеть, как чайник на плите.

Двое его собратьев выстрелили из своих флешетов.

Харк закачался, как будто попал в воздушный поток от какой-то большой, быстродвижущейся машины, которая пронеслась близко рядом с ним. Но он не упал, и даже не чувствовал никакой боли. Он медленно огляделся. В трех метрах от него, он увидел свою левую руку, аккуратно оторванную, лежащую в расширяющейся луже артериальной крови. И еще он не мог смотреть своим левым глазом.

С яростным, беспомощным криком, Харк внезапно упал на спину и начал быструю и неконтролируемую работу по истеканию кровью до смерти.

X. ВТОРОЙ ДЕНЬ

– Наш благородный и могучий Лорд Генерал Люго сказал «победа или смерть!» Что подкинуло ему мысль о том, что нам предложили выбор?

– Роун

За несколько минут до рассвета второго дня, со своего командного пункта высоко в улье, Люго прислал приказ к отступлению.

С широко открытыми северо-западными пригородами Цивитас, район Айронхолла находился под увеличивающимся давлением всю вторую половину ночи, и Калденбаху, в конце концов, с неохотой, пришлось сигнализировать своим войскам, чтобы они больше его не удерживали.

Когда приказ дошел до Гаунта, он выругался, хотя и видел в этом смысл. Если Калденбах отступит, то Квартал Масонов будет сам по себе, заметно уязвимый для клешней сил архиврага, заполонивших все вокруг.

Северные сектора Цивитас нужно было сдать.

К счастью, Калденбах был разумным лидером и методичным человеком. Он не просто отправлял свои растянутые войска в битву. Он знал жизненную важность разумного отступления, знал, что территория должна быть сдана только для тактического объединения. Он согласовал с Гаунтом отступление так, чтобы вся линия могла бы отходить так аккуратно, как только возможно, предоставляя взаимное прикрытие и поддержку.

Это был трудный и кровавый процесс, занявший пять часов. Он почти провалился из-за более чем дюжины случаев. Дважды, бронетехника СПО на фланге Стекольного Завода отступала слишком быстро, не предоставляя прикрытие пехоте к северу от нее, и это создавало бреши, которые Калденбаху приходилось каким-то чудом закрывать. Затем атака бронированных противопехотных машин на командный пункт Калденбаха едва не нанесла смертельный удар, который был отклонен импровизированной контратакой людей из Полка Цивитас. Области отступления Гаунта опустошались авианалетами, три из которых нанесли оборонительным рубежам большой ущерб и привели к опасным передислокациям, когда отряды захватчиков попытались воспользоваться уязвимостью. Затем отряды Даура были посланы на восток вдоль Улицы Фаркиндла, чтобы снять давление на несколько взводов, пытающихся отступить под огнем, но обнаружили, что дорога заблокирована огненным штормом по всей ширине. Взвод Раглона, уже отступивший в относительную безопасность, отважно сымпровизировал, и снова выдвинулся вперед, как раз вовремя, чтобы прикрыть Даура, которого едва не отрезали.

Любая из этих близких катастроф могла оставить брешь в линии отступающей Гвардии, и можно было бы гарантировать печальную судьбу для каждого солдата в отступающих войсках.

За час до полудня, под бледным небом, серым от дыма горящего внешнего города, последние силы Гаунта и Калденбаха достигли укреплений Склона Гильдии, и заняли вторую линию. К северу от них, по пятам шли отвратительные полки архиврага, хлынувшие сквозь брошенные пригороды, чтобы начать объединенный штурм Склона Гильдии.

Началась вторая фаза битвы за Цивитас Беати.

Снаряды и прочие дальнобойные боеприпасы теперь падали на внутренний город и попадали в башни улья. Взрывы, усеивающие широкие поверхности высоких ульев, казались искрами спичек на склонах гор, но ущерб увеличивался. Тяжелая артиллерия выдвинулась с Обсид на позиции внутри захваченных северных районов города. Вражеская воздушная мощь так же начала концентрировать свои атаки на суперструктурах улья. Противовоздушные батареи на крышах и верхних уровнях всех четырёх башен улья, большинство из которых поспешно подняли туда за предыдущие дни, оказывали бесцеремонное сопротивление. Со Склона Гильдии картина была впечатляющей, даже если дым часто закрывал ее: штурмовики, мелькающие и кружащиеся, как мухи в воздухе, исполосованном трассерами и лазерным огнем, и распускающиеся, как цветки, взрывы.

Другие звуки тоже прокатывались вдоль Цивитас: наводящие ужас звуки. Мерзкие прокламации текстов варпа заполнили вокс-каналы, или распространялись из громкоговорителей на приближающейся технике, на высокой громкости.

Упавший молитвенный горн, Горгонавт, был установлен обратно на свою башню, и направлен на улья.

Через него передавались всякие непотребства, часто усиленные крики Имперских солдат, гражданских и пилигримов, захваченных во время первой фазы. Акустический штурм охлаждал пыл и волновал уже потрясенных и утомленных защитников, и комиссары – двойняшки Китл в особенности – были заняты наказаниями, посредством казни, тех солдат, чья отвага исчезла под психологическим давлением.

Под ним становилось тяжело думать. Становилось тяжело хотеть жить. К полудню, несмотря на то, что эффекты от звукового штурма еще не полностью проникли внутрь башен улья, все те, кто находился на открытом Склоне Гильдии и в среднем городе, включая большую часть защитников, истекали потом и заболели. Нервы были вытрепаны, желудки выворачивало. И даже в этом случае, они должны были сражаться. Бригады смерти штурмовали Склон Гильдии с северо-запада и северо-востока. На баррикадах, линиях обороны и укрепленных точках, Имперские солдаты сражались и умирали со слезами на глазах, испытывая страдания от бессвязных, шипящих звуков истинного зла.

Сорик прекратил читать сообщение, которое пришло ему. Письма становились все более жалкими и отчаянными, и там, где можно было что-то разобрать, они просто оскорбляли. Он был жалким дураком.

Он был трусом. Он был гаковым ничтожеством. Автор, каким бы он ни был, какой бы ни была эта часть него, становился непонятным и доведенным до отчаяния.

Он разместил свой взвод за пятнадцать минут между артиллерийскими обстрелами, и сейчас сидел в дверном проеме, сгорбившись, с трясущимися руками, куря сигарету с лхо. Во рту был привкус желчи, который не уходил, и его глаз продолжал слезиться. Он высматривал Харка. Харк знал.

Сорик был храбрым человеком всю свою жизнь. Несмотря на тошноту и страх, которые он испытывал, сейчас, больше чем когда-либо, он знал, что Майло был прав. Сорику всего лишь надо было быть достаточно храбрым, чтобы поступить правильно.

Пока не было еще слишком поздно.

– Мор! – крикнул Сорик, когда встал и раздавил окурок ногой. Связист его отряда быстро подбежал.

– Найди для меня Гаунта, пожалуйста.

Мор кивнул, поставил свой передатчик на землю и начал говорить в трубку, когда подстроил его.

– Направляется на полевой пункт, на Улице Тарифа, шеф.

Сорик проверил по планшету. Улица Тарифа была близко.

– Еще он вызвал Комиссара Харка, шеф,– добавил Мор.

Лицо Сорика потемнело. Слишком поздно, слишком поздно, слишком поздно...

– Вивво! – крикнул он.

– Шеф?

– Ты командуешь взводом здесь какое-то время, парень. Слушай приказы и выполняй их хорошо.

– Шеф? А вы куда? Шеф?

Но Сорик уже бежал прочь по улице.

Тонкий серый дым от танкового снаряда плыл по узкой дороге на Склоне Гильдии. Богато украшенные склады, принадлежащие гильдии, стояли по обе стороны мостовой, и на юге, наверху пологого склона, колоссальные башни улья возвышались над крышами.

Мало что, раздумывал Варл, отличало эту конкретную улицу от той, которая была непосредственно к северу, или от той, которая была прямо на юге. Они все были частями лабиринта среднего города, все изрытыми снарядами и наполненными дымом.

Тем не менее, эта улица отмечала вторую линию обороны, защитное кольцо вокруг среднего города, к которому отступили Имперские войска. А в частности, эта улица была частью второй линии, которую защищать было долгом его взвода. Квартал к западу защищали стрелки СПО. Квартал на востоке, Варл узнал это из надежного источника – ну ладно, по крайней мере, от тактической службы – защищал квартет танков Люго. Он не видел их, но верил, что они там.

С полудня, у его непосредственных соседей было тихо, не считая раздражающего, отдающегося эхом вещания архиврага и единственной атаки бригады смерти Кровавого Пакта, которую его люди отбили отменным продольным огнем.

Варл мельком глянул дальше по улице, где люди из взвода под номером девять были в укрытиях и ждали. Он увидел Баена, разведчика его взвода, спешащего назад к нему после набега на перекресток.

Патер Грех и двое его подопечных шли в шаге позади Баена.

Варл вытащил сигарету из кармана куртки и протянул ее Бростину, сидевшему в укрытии позади него.

Бростин услужливо поджег кончик сержантского курева голубым огоньком своего огнемета.

Глубоко затянувшись и выдохнув, Варл кивнул Баену, когда тот близко подошел. Патер и псайкеры были практически позади Варла.

– Есть что-нибудь? – спросил Варл.

Баен помотал головой. – Никаких фесовых признаков. Я проверил перекресток и немного дальше. Они очень сильно обстреливают Улицу Катца, бедные ублюдки из СПО. Но больше ничего. Кроме...

– Кроме чего?

Баен пожал плечами. Грех крепко держал своими массивными руками плечи своих двух карликов, и пошел в ними вперед. Вся троица прошла между Варлом и Баеном.

– У меня забавное ощущение, что за нами наблюдают,– сказал Баен.

Варл улыбнулся. – Ничего страшного. Просто все на пределе. Мы все это чувствуем.

Син остановился, и прижал своих псайкеров ближе, когда сделал шаг назад и уставился в лицо Варлу. Он узнал униформу на человеке. Танитцы. Эти люди были Призраками. Теми, кто украли у него победу на Хагии. Надо было благодарить псайкеров за предупреждение, из-за которого он выжил и забрался так далеко. Очень немногие из его племени спаслись с Хагии живыми.

Чувство обиды и мести кипели внутри него. Губы Греха скривились над имплантированными стальными клыками. Это были жалкие людишки, которые мешали ему. Вот этот, сержант по его знакам различия, неопрятный, легкомысленный, обезображенный аугметическим плечом. Никчемный маленький ублюдок, который –

На мгновение, Грех почти позволил псайкерскому покрову упасть, чтобы они могли видеть его. Он мог убить их всех, вырезать их, повернуть их собственное оружие против них.

Но терпение и преданность клятве сдержали его. Он уже перенапрягал своих детей, а он хотел, чтобы они были сильными и отдохнувшими перед предстоящей работой. Они были уставшими, и из-за этого ими было сложнее управлять. Один из них упорно продолжал махать своей рукой. Маскироваться было легче, чем управлять кем-то, и поэтому он превратил эту улицу в подобие кладбища, чтобы пройти.

Кроме того, его месть Танитцам будет всеобъемлющей, когда его работа будет законченной. Скоро эти люди будут мертвы. Даже лучше, они умрут, отрезанные от веры и надежды.

Он повел своих детей прочь, по уходящей вверх улице. Они прошли мимо еще трех зданий, игнорируемые Имперскими защитниками, и затем повернули прямо на юг. Грех положил руки на головы своих псайкеров. Они оба вздрагивали и бормотали.

Грех чувствовал, что он на правильном пути. Он был уже достаточно близко.

Он поторопил псайкеров уйти прочь с дороги в крытый рынок. Все продуктовые магазины были закрыты и ставни опущены, деревянные щиты были частично подняты, чтобы защитить стеклянную крышу.

Он повел карликов дальше по мощеной дорожке одного из рядов рынка, и затем усадил их за тележкой продавца пуговиц.

Син успокаивал их своим тихим, сладким стоном, и они вошли в спокойное состояние транса от повторяющихся ритуальных слов управления.

Они стали бездвижными. Даже махание прекратилось.

– Устремитесь,– прошептал он. – Найдите инструмент...

Его татуированная кожа стала красной от прилива крови, и ее начало покалывать, когда он почувствовал их забурлившие кошмарные мысли. Началось тихое жужжание. Медленно, улица за раз, они устремлялись вперед, охотясь.

Охотясь на дефектных. Опасных. Пригодных.

Вон там, один. Нет, слишком сильный.

Там! Другой, слабее... но нет. Раненый.

Еще один... и он отшатнулся в ужасе, слишком хрупкий, чтобы быть помеченным.

– Еще, еще... – успокаивающе говорил он.

Там...

Роун заморгал. Он поднес руку ко рту, кашляя, и когда он убрал руку, ладонь была мокрой от крови.

– С тобой все в порядке? – спросила Бэнда.

Роун не ответил ей. Он начал идти к выходу, который вел из дома на улицу.

– Майор? – позвала Бэнда более настойчиво.

– Майор Роун? – сказал Каффран, вставая из укрытия за разбитым окном, чтобы догнать своего командира взвода.

– Отставить, солдат,– резко сказал Роун и снова кашлянул.

Снаружи, танковые снаряды от последней атаки Кровавого Пакта со свистом проносились мимо и ударяли по ближайшим фабрикам. Огнестрельное оружие трещало на открытой улице.

Лейр, разведчик третьего взвода, пригнувшись присматривал за дверью, и в смятении смотрел, как Роун проходил мимо него.

– Сэр!

– Уйди с дороги,– сказал Роун.

– Сэр! – крикнул Лейр, более настойчиво. – Вас там убьют за пять секунд, если вы высунете туда голову...

Он протянул руку, чтобы схватить за руку Роуна. Роун резко развернулся, кровь капала у него из носа. Его кулак врезался Лейру сбоку головы, и разведчик упал на землю.

Фейгор рванул вперед, перепрыгивая растянувшегося Лейра, и врезался в Роуна. Он опрокинул майора в дверном проеме, локтем заставив деревянную дверь открыться. Вражеский огонь, свирепый и непрекращающийся, обрушился на дверь и вокруг нее, наполнив воздух деревянными щепками и пылью.

Роун приземлился на спину. Лежа ничком, он лягнул обеими ногами так, что Фейгор отлетел, сложившись пополам, через комнату, а Роун резко поднялся на ноги. Каффран быстро подбежал сбоку, делая удар рукой, который Роун заблокировал поднятым предплечьем. Каффран нанес второй удар, который Роун отклонил открытой ладонью, и, уходя от третьего выпада в сторону, нанес удар солдату локтем в горло.

Каффран упал на четвереньки, задыхаясь. К этому времени Лейр был снова на ногах, делая хук в сторону головы Роуна. Роун схватил разведчика за запястье, и крутанул так сильно, что почти сломал его. Лейр закричал от боли и рухнул на колени. Фейгор, сжав кулаки вместе, ударил Роуна по шее.

Роун пошатнулся, кровь полетела у него из носа. Он ударил ногой назад, и Фейгор опять отлетел к стене, затем повернулся и шатаясь пошел к двери.

Бэнда опрокинула его на землю.

Она перевернула Роуна под собой и прижала свой серебряный клинок к его шее. В отчаянии, она смотрела ему в лицо.

– Элим! Элим! Какого гака ты пытаешься сделать?

Он посмотрел на нее, а затем обмяк, его расфокусированные глаза пытались сфокусироваться.

– Фес... – запнулся он.

Он встала с него, держа свой боевой нож поднятым, кончиком к нему. Роун поднялся, когда Каффран, Фейгор и Лейр снова приблизились.

Роун моргал, смотря на них.

– Кафф? Жесси Мюрт? Что за фес я только что делал...?

Нет! Слишком сильный. Слишком волевой. Слишком любим другими душами, которые выдернули его обратно.

Двойняшки расстроились. Они начали завывать и хныкать, и жужжание потекло из их открытых ртов.

– Шшшшш! – проворковал им Грех. – Будет другой. Найдите его. Найдите инструмент. Устремитесь. Успокаиваясь, они отправили свои разумы снова.

Вон там, один... нет, слишком взволнованный.

Другой... бесполезен, готовиться быть убитым Кровавым Пактом.

– Найдите одного, найдите одного... найдите того, кто будет служить и пометьте его. Заклеймите его целью. Сделайте его инструментом...

Разумы двойни внезапно остановились от толчка. На мгновение, Грех подумал, что ему придется начинаться все сначала, но затем он осознал, что они остановились, потому что нашли именно то, что они и искали.

Без сомнений.

Патер Грех улыбнулся. Через эмпатический контакт с карликами, он мог почувствовать вкус разума избранного инструмента. Это было очаровательно. Великолепно.

– Пометьте этого! – прошипел он, и маркировка началась.

Брин Майло укладывался спать. Его голова болела, и он устал так, как никогда прежде.

– Тебе нужно поспать,– сказала она.

Майло поднял взгляд. Он не был уверен, было ли это указанием или мнением. Он не мог говорить с ней.

– Я устал,– сказал он.

Саббат улыбнулась. – Мы все устали, Майло. Но это долго не продлится. Судьба приняла решение. Она идет.

Он подивился, имеет ли она ввиду тот ошеломительный штурм, который обрушился на их позиции на второй линии, но казалось, что она, по какой-то причине, вглядывается в небо.

Майло был весь в грязи и порезах в дюжине мест от шрапнели. Большинство из людей Домора, которые пошли с ними, были такими же. На Беати не было ни пятнышка, ни царапины. Если уж на то пошло, ее бледная кожа и золотая броня казались ярче и чище, чем когда-либо.

– Как все закончится? – спросил он.

– Так, как этого захочет судьба,– ответила она.

– Кажется, вы верите в судьбу,– сказал он. – Я думал, что вы верите в Бога-Императора.

– Если и есть какой-нибудь закон, какая-нибудь справедливость для этого космоса, Майло, то они одно и то же. Я нашла свой путь, и путь проложен.

Ракеты ударили по зданиям к западу от них, и вслед за ними минометные снаряды. Майло услышал, как Домор кричит своему взводу отступать. Майло встал и повел Беати за ними.

Имперцы сейчас отступали по всей хваленой второй линии. Было правильным добраться через Склон Гильдии к ульям до сумерек. Они проигрывали.

Сражаясь тяжело, сражаясь хорошо, но все равно проигрывая.

Майло и Саббат забрались в укрытие, слушая лязг приближающихся вражеских танков и хруст разбитых стен под траками.

– Я знал кое-кого, кто так сказал,– сказал Майло.

– Сказал что? – спросила она, стирая пыль с лезвия своего меча.

– Что она искала свой путь. Что она нашла свой путь.

– Она нашла?

– Я не знаю. Она говорила, что думала, что ее путь был в войне... но я не верил ей.  Саббат нахмурилась. – Почему? Она не говорила правду?

Майло улыбнулся и помотал головой. – Ничего такого. Я просто не знаю, понимала ли она, что означает война.

– Как ее звали?

– Сания. Ее звали Сания. Я знал ее недолго на Хагии. Мы защищали в...

– Я знаю, что вы делали на Хагии, Майло.

Майло пожал плечами. – Я думаю, что я влюбился в нее. Она была очень сильной. Очень красивой. Я бы остался с ней, если бы мог.

– И что тебя остановило? – спросила Беати. Она повернулась и махнула команде пушки .50 Домора в сторону точки, где они могли вести перекрестный огонь по приближающейся бригаде смерти.

– Долг? – предположил Майло.

– Долг – это награда нам,– сказала она.

– Так они и говорят,– ответил он.

– Кто я? – спросила она, приблизившись к нему.

– Вы – Саббат. Вы – Беати,– ответил он.

Она кивнула. – Он скоро придет.

– Кто?

– Причина, по которой я здесь, а не в каком-нибудь другом месте. Причина, по которой мы все здесь.

– Я не понимаю.

– Поймешь,– сказала она. Еще одна ракета упала рядом и снесла стену в десяти шагах от того места, где они скрывались. Майло закашлялся.

– Ты ранен? – спросила она.

– Моя голова. У меня самые жуткие головные боли.

Беати кивнула. Она отползла назад под огнем и позвала Домора.

– Шогги! – Она с удовольствием увидела, как засияла его улыбка, когда он услышал, как она зовет его по прозвищу.

– Отведи людей к Перекрестку Саенца. Пусть окопаются. Подкрепление бронетехники приближается.

– Как вы это узнали, Святейшество? – крикнул в ответ Домор. – Вокс мертв!

– Доверься мне,– сказала она. – Сделай это. Я скоро вернусь.

Каким-то образом, не обращая внимания на – или неуязвимые к ним – снаряды и перекрестный огонь, стучащий вокруг них, она вела Майло через разрушенные улицы к маленькой часовне Цивитас, крыша которой отсутствовала из-за недавних стараний архиврага. Часовня была посвящена Фалтомусу.

Сломанные балки дымились, и полу валялись плитки и разбитые скамьи.

Она подзывала его вперед через обломки, пока они не оказались перед алтарем с аквилой. Голова Майло пульсировала и кружилась. Он мог слышать, как близко они были к кровавому сражению. Почему она привела его сюда? Она была такой жизненноважной, такой ценной. Она так сильно рисковала.

Это было сумасшествием...

Руками, нежно, она повернула его грязное лицо к алтарю и надавила тремя средними пальцами правой руки ему на лоб.

За секунду, единственную прекрасную секунду абсолютной ясности, его головная боль прошла, и он увидел все.

Все.

– Теперь ты все знаешь. Останешься ли ты со мной?

– Я это в любом случае сделаю.

– Я знаю. Но я имею ввиду это. Гаунт не понимает. Останешься ли ты со мной, даже вопреки его неудовольствию? Я знаю, что ты любишь его, как отца.

– Это слишком важно, Саббат. Я останусь. И Гаунт поймет. Саббат кивнула. Казалось, что золотой свет отсвечивается в ее глазах. – Давай мы...

– Я думаю, что мы должны сначала провести обряд,– сказал Майло. – я имею ввиду, это предприятие настолько опасно, что мы должны помолиться Богу-Императору... судьбе... пока у нас еще есть такой шанс.

– Ты прав. Ты здесь, чтобы напомнить мне, какие вещи правильны,– сказала она. Они опустились на колени перед алтарем.

Саул перевел дыхание. Точки его прицела теперь моргали на пустом месте. Всего лишь секундой ранее у него был практический идеальный выстрел. Разбитое узкое окно в Часовне Фалторнуса, пятьсот метров, незначительный боковой ветер... не такая корректировка, которую он не смог бы компенсировать.

Мгновение ее заслонял мальчик, молодой солдат Гвардии, который оставался на линии выстрела. Саул был уверен, что один из его привычных зарядов пробил бы тело мальчика, и тело Беати тоже, но он не хотел рисковать. Так же как и не хотел сделать грязный выстрел. Он хочет чистого попадания в голову Беати. На его глазах.

Так, как этого хотел Магистр. Один выстрел.

Но чертов мальчишка никак не уходил с линии. До последней минуты, когда он внезапно исчез под поперечным брусом. Вероятно встав на колени.

Всего мгновение Беати была открыта, чистый выстрел через разбитое узкое окно.

Затем она пропала из вида рядом с мальчиком. Что они делали? Молились, предположил он.

Как будто сейчас это будет иметь значение.

Саул вытащил свой лонг-лаз из щели. Строение, в котором он был сейчас, было почти километр длиной, нависающее над шестью улицами Склона Гильдии, и по всей длине были окна. Он мог легко сменить огневую позицию и убить ее, когда она встанет.

Он начал собирать свое снаряжение, и замер. Он внезапно почувствовал то ощущение, которое всегда чувствует снайпер.

Он присел.

В шестистах с чем-то метрах западнее, Лайн Ларкин отвел прицел и вздохнул. Он мог поклясться, что видел что-то в окне того строения. Подготавливавшийся стрелок. Исчез сейчас.

Спокойно повернувшись на бок, он притронулся к своей микро-бусине.

– Видишь его?

Пауза. – Нет.

– Пусть она смотрит дальше,– сказал Ларкин. – Он там. Я клянусь.

Саул прижался к окну пятью арками дальше, и снял прицел с оружия. Он всматривался в прицел, как в телескоп. Там была часовня. И все еще никакого движения.

Он ждал. Как долго длится молитва?

Он не мог стряхнуть это ощущение, это шестое чувство.

Для безопасности, он отошел к другому окну.

Он посмотрел в прицел снова. На этот раз движение. С первого взгляда он засек головы.

Он прикрепил свой прицел обратно на лонг-лаз, и отошел к дальнему углу окна, изготавливаясь.

Молитва закончилась, Майло и Саббат появились в поле зрения. Он видел, как она кивнула ему и что-то говорила. У Саула был его выстрел. Чистый... нет, мальчик опять был на линии. Если он пройдет дальше...

Вот где он был! Ларкин напрягся и резко подался назад. Он увидел движение в окне строения, но трубы препятствовали прямому выстрелу с его позиции.

– Засекли его? Скажите мне, что засекли его! – рычал он в вокс.

Палец без шрамов Саула начал нажимать на спусковой крючок. Послышался треск, отдаленное эхо, и на один торжественный миг Саул подумал, что он выстрелил.

Но счетчик его лазгана показывал все еще полный заряд.

Взорванная горячим выстрелом, голова Саула полностью исчезла. Его труп, дымящийся у шеи, упал в комнату. Лонг-лаз, не сделав выстрел, выпал из его рук.

– Она убила его, Ларкс! – радостно воксировал Жажжо.

Стоя на коленях возле него, под прикрытием окна общежития, Нэсса Бурах подняла свой дымящийся лонг-лаз и оскалилась.

Переработанный воздух в сортировочной раненых на Улице Тарифа был влажным и вонял химикатами. Вереница грузовиков, управляемых волонтерами из гражданских, направлялась во двор, чтобы забрать раненых, которые могли передвигаться, в лазареты в ульях. Гаунт проталкивался через толпы раненых. Крики, стоны и безумные голоса окружали его со всех сторон.

– Где Дорден? – крикнул Гаунт.

Фоскин, его халат был перепачкан кровью, поднял взгляд от трясущегося солдата из отрядов Люго на каталке, и показал дальше по залу.

– Доктор?