Текст книги "Герой Ее Величества"

Автор книги: Дэн Абнетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

– Привет. Э… bonjour.

Несколько актеров кивнули в ответ.

– Я надеюсь, ты хорошо играешь, французик, – сказал сидящий в углу мужчина с накладными усами и недостатком всех остальных предметов туалета. – Чтобы порадовать публику, нужно много и хорошо играть. Особенно в эту субботу.

– А, да, я знаю… – начал Седарн.

– Это Эдвард Барбедж, звезда театра. И естественно, остальные члены нашей славной труппы. Думаю, они окажут тебе радушный прием.

Кто-то рыгнул, раздалось злорадное хихиканье.

– А сегодня нет представления? – нервно осведомился лютнист.

– Бог ты мой, нет, – ответил Барбедж, отпив вина и стерев капли с усов. – С пятницы должен был пойти «Джентльмен-щеголь из Инсбрука», но тут возникли проблемы у труппы «Оха», а потому мы сейчас отдыхаем.

– «Оха»? – переспросил Седарн, неподдельно заинтересовавшись.

Долл играла в театре «Деревянный Ох».

– Здание затопило, и театр на неделю вышел из строя. По договору его труппа может использовать нашу сцену для репетиций пьесы «Верные долгу мужья исполняют свой долг» с завтрашнего дня, а также начать приготовления к Коронации, – объяснил Гомон. – Поэтому нам придется, так сказать, спать в одной каюте, чтобы приготовиться к субботнему представлению.

– Мы же тем временем начнем разучивать дополнительный номер программы, пока шлифуем детали праздничного шоу, – сказал Барбедж.

– Небольшую музыкальную комедию, над которой я сейчас работаю, – добавил Гомон. – Вот тут и понадобитесь вы с парочкой мелодий, сэр.

– А как называется пьеса?

– «Могучий меч в обширных ножнах», – ответил Гомон.

– О! – произнес Седарн.

Он раньше не уделял внимания тексту в пьесах, и в его голове тут же пронеслось множество самых невероятных и странных предположений.

– Интересно, а французик не хочет выпить? – спросила грудастая актриса слева от звезды театра.

Ее неопрятные кружевные нижние юбки и узкий корсаж из китового уса сильно утягивали дородную фигуру.

– Боже, спросите его сами, госпожа Мерсер! – промямлил Барбедж, делая очередной глоток вина.

С застенчивой улыбкой она сделала шаг вперед, держа бокал. Под ее весом громко заскрипели половицы.

Госпожа Мерсер… Мэри Мерсер, понял Седарн. Ее звали первой красавицей сцены, при ее появлении знатные лорды и монархи приходили в экстаз и сорили деньгами. Вблизи она оказалась матроной довольно устрашающего вида, с грустным и одновременно жаждущим взглядом. Похоже, чтобы выглядеть столь желанно и возбуждающе с расстояния сорока ярдов, ей приходилось пользоваться огромным количеством реквизита, скрадывающего то впечатление, которое она производила при непосредственном общении. Как и весь театр, госпожа Мэри Мерсер невероятно разочаровывала в жизни. Время не лишило ее сил, рутина не иссушила бесконечного разнообразия таланта, но они чертовски хорошо постарались.

– Вудрэ-ву… э-э-э… дезирэ ун чашкю де вини? – спросила она, неловко и чопорно склонив голову. Огр с кокетливой манерностью пятилетнего ребенка.

– Спасибо, – ответил Седарн, взяв бокал.

– Подождите, – раздался голос сзади. Де Тонгфор прошел в артистическую уборную. Судя по улыбке, он явно что-то замыслил. – Пусть парень заработает свою первую долю из провизии труппы. – Он протянул пачку обтрепанных нот. – Пусть поиграет, если хочет выпить. Давай прямо сейчас, французик.

Раздался дружный одобрительный хор голосов, послышались редкие хлопки. Седарн взял ноты и с усилием сглотнул:

– Ну ладно, сейчас так сейчас.

– Давай, французик! Без извинений! – возопил Барбедж.

Лютнист разложил листы на чайном ящике, с тревогой посмотрел на них и взялся за инструмент. Повисла невыносимая тишина.

– Давай! – настаивал Барбедж.

Луи Седарн не брал ни единого урока музыки в своей жизни, впрочем, та началась всего три часа назад, и неудивительно, что он не успел позаниматься. С другой стороны, Руперт Триумф обучался игре на лютне с самого детства и провел немало пьяных вечеров, сочиняя на пару с соседом Эдоардом Фуксом прелестные мелодии.

Он сыграл «Гальярду святой Лейлы» и «Джигу Ковердэйла», затем последовала «Приди, красавица, ко мне, зажги мою любовь». Изумленные актеры топали и кричали, аплодисменты посыпались градом и заканчиваться явно не собирались.

Луи Седарн признательно улыбнулся и выпил первый из многих бокалов вина. Скрывшись от всех, с дальних сторон кулис за ним, прищурившись, наблюдал Гомон. Взгляд его был малоприятен.

ДВЕНАДЦАТАЯ ГЛАВА

– Разумеется, я беспокоюсь, – сказал Аптил.

Он откинулся на спинку кресла Триумфа в покоях на последнем этаже дома номер семнадцать по Амен-стрит, закинул руки за голову и выглядел каким угодно, но только не обеспокоенным.

Долл мрачно нахохлилась, сидя на диване рядом и нервно пощипывая кружевные оборки на перчатках:

– Ты не выглядишь обеспокоенным. Он, возможно, уже мертв.

– Возможно, – заметил абориген ничуть не изменившимся голосом. – А возможно, он мертвецки пьян. Ты и сама все знаешь.

Аптил потянулся и взглянул на сырой вечер, прижимавшийся к окнам чердака. Колокола Сент-Оззарда пробили три четверти восьмого, и вечер уже стал превращаться в мокрую и совершенно непривлекательную ночь.

– Я должен сказать, – взял слово Агнью, потягивая мятный чай в тенистом уголке комнаты, – что в данном случае разделяю озабоченность мисс Тэйршит. Для меня было… – слуга остановился и лихорадочно принялся подыскивать более уместное слово, – честью служить сэру Руперту столько лет, что любой другой человек на моем месте посчитал бы это неразумным. Несмотря на все недостатки, у него есть одна восхитительная черта – способность выживать. Она помогала ему в бурных океанах за много миль от суши, в горячке битвы, в тавернах, когда опускаются кружки и вынимаются ножи. Я видел его в подобных ситуациях. Часто. Пожалуй, слишком часто. Но ссора с лордом Галлом, а также стычка в купальнях говорят мне, что на сей раз он заплыл слишком далеко, на опасную сторону здравого смысла. Сегодня этот дом пережил слишком много визитов милиции и офицеров Гильдии, даже по меркам Сохо. За голову сэра Руперта назначена награда. Можно предположить, что это результат неких проступков, о которых нам еще только предстоит узнать. Своей ли волей или по чужому умыслу, но сэр Руперт находится в тяжелом положении.

– Я думаю, мне надо вернуться домой на случай, если он туда придет, – пробормотала Долл.

– А ты разве не говорила, что за твоими апартаментами установлена слежка? – спросил Аптил.

Актриса кивнула:

– Они поставили человека следить за ними, пока обыскивали комнаты сегодня утром. Подозреваю, ему приказали быть незаметным, но с алебардой это несколько затруднительно.

– Тогда возвращаться нет смысла. Если бы Руп показался у тебя, не важно, в каком состоянии, то Гвардия схватила бы его, – сказал Аптил, раскрыв нож для резки бумаги о край стола.

Долл против воли вздрогнула. Так часто делал Руперт. Щелчок распрямляющейся пружины его забавлял. Сейчас же это был самый печальный звук на свете.

– В конце концов, что мы можем сделать? – продолжил Аптил. – Пойти и поискать его?

– Да.

– Точно. Его не могут найти следователи и ищейки Лондона, так какие у нас шансы?

Долл уже хотела ответить, но ее прервал громкий стук во входную дверь.

Агнью поднялся со своего места.

– Я разберусь, – сказал он, деловито отряхнув рукава и направившись к лестнице.

– Маневр, – пропищала Долл Аптилу, который явно о нем забыл.

– Да, да, да, – проворчал тот, слез с кресла и поспешил в темный угол комнаты.

Минуту спустя Агнью провел на верхний этаж лорда Галла. Капли дождя бриллиантами сверкали на его угольно-черном плаще.

– Все известные следствию сообщники в одном месте. Как удобно! – задумчиво произнес лорд Галл. – Добрый вечер, мисс.

– Лорд Галл. Второй раз за день. Леди может неправильно вас понять.

– Надеюсь, такого не произойдет, – ответил капитан, оглядываясь по сторонам. – Так он еще не вернулся?

Долл подошла ближе к сухощавому офицеру:

– Лорд Галл, мне бы хотелось знать, почему вы так отчаянно хотите его разыскать?

– Измена, – кратко ответил тот.

Последовала пауза.

– Напомните мне, когда вы видели его в последний раз, – сказал Галл.

– В период ранней стадии флирта, – ответила Долл.

– А конкретнее?

– Сегодня утром, перед тем как он ушел.

Во входную дверь опять громко постучали.

– Нет покоя слугам, – вполголоса пробормотал Агнью и вновь исчез на лестнице.

С его возвращением в комнату проник ощутимый холод.

– Преподобный Джасперс! – объявил он.

Новый гость вошел на верхний этаж, окинув взглядом слегка прикрытых глаз всех присутствовавших. Он положил свою трость эбенового дерева и стянул лайковые перчатки изысканно медленным движением:

– Галл…

– Преподобный, наши пути вновь пересеклись.

– Какой же сегодня у всех занятой день. Омерзительные преступления так объединяют людей! – сказал Джасперс, пройдя к столу и налив себе бокал кларета. – Я полагаю, вы уже удостоверились, что предатель не вернулся в свои владения?

– Если бы это произошло, преподобный, то он уже находился бы под арестом милиции. Нет причины вас задерживать.

Джасперс взглянул на него, слегка подняв бровь:

– Мы перевернули вверх дном весь Лондон в поисках злодея. Я очень надеюсь, что, когда он будет найден, всем заинтересованным сторонам будет дозволено его допросить.

– После соответствующей процедуры, – ответил Галл.

Долл видела, как он напрягся. Маг нравился ему не больше, чем ей самой.

– Его найдут, и это государственное преступление будет раскрыто, – произнес Джасперс, повернувшись к актрисе с улыбкой. – Вам придется найти себе нового ухажера, сударыня. Свободная жизнь Триумфа закончилась. Могу сказать больше: его жизнь как таковая закончилась. Точка.

Долл отвернулась.

Галл поправил воротник и повернулся к выходу.

– Позвольте мне попрощаться, – сказал он. – Тутошняя компания меня не особо прельщает.

«А вот это храбро», – подумала Долл. Лорд определенно отличался смелостью.

– Вы ожидаете скорого разрешения дела, сударь? – спросил Джасперс, покачивая вино в бокале.

Капитан обернулся, стоя у двери, и уверенно взглянул на священника:

– Этой ночью милиция получила ордер от Тайного Совета, разрешающий провести магическую постопсию двух наемников, которые вчера пытались убить Триумфа. Их тела находятся под нашим попечением. Процедура проходит прямо сейчас в Вестминстерском колледже. Я уверен, что уже ближе к середине ночи мы получим результаты.

Преподобный резко поставил бокал на стол, разлив вино, и спросил:

– Колледж собирается допросить мертвеца по вашей просьбе?

– Дознание будет проводить сам претор Енох, – ответил Галл. – Все уже согласовано. Эти два бандита являются потенциальными источниками информации, касающейся частных дел Триумфа. Если мы установим, кто хотел убить его, то, возможно, сумеем вычислить его настоящее местонахождение. Нам потребовался целый день, чтобы получить разрешение Совета.

– Я… – начал Джасперс. – У меня есть срочные дела.

Он стремительно вышел, задев по пути капитана. Температура в комнате поднялась на несколько градусов. Долл почувствовала, как растягивается гусиная кожа на руках, и сказала:

– Этот человек к любому веселью добавит приставку «не».

Капитан повернулся к ней.

– Лорд Галл, – обратилась она к нему, – мне известно, что вы крайне низкого мнения о Руперте, но он мне дорог. Мне бы хотелось знать о всех изменениях в этом деле.

Он какое-то время рассматривал ее, а потом голос его слегка смягчился:

– Вижу, что это так, мисс.

После чего Галл развернулся и ушел.

– Руп вляпался по уши, – раздался голос из-за занавесок.

Долл взволнованно посмотрела на появившегося Аптила:

– Это определенно.

Джасперс выбежал из дома Триумфа на уже погрузившуюся во мрак улицу и вскочил в седло ожидавшей лошади. Та взвилась на дыбы, каноник сделал круг и полным галопом сорвался в направлении Вестминстера.

Из ближайшей аллеи за столь послойным отъездом следили кошачьи глаза. Кошачьи глаза, находившиеся на высоте шести футов от земли.

Часом ранее, когда солнце начало садиться на неспокойные воды Западного Средиземноморья, голос с «вороньего гнезда» массивной бригантины «Сверкающий Дукат», ходящей под кровавым флагом, возвестил:

– Парус!

Торквиль Лапотер оторвался от нактоуза и прошел к лееру. Он был маленьким человеком, чья пиратская репутация давно и намного превзошла его скромный рост, и любил носить в бороде черные ленты, отчего та походила на хвост воздушного змея.

– Ар-р-р, – мягко протянул он, а потом добавил для должного эффекта, – где?

Парус выделялся тусклым квадратом на фоне темнеющего горизонта: каравелла-редонда, идущая с очень приличной скоростью. Лапотер потер руки и подумал о сундуках с муидорами. Он приказал команде нагнать судно и встать ему наперерез. Когда зарядили орудия, привкус пороха смешался с ночным бризом. Лапотер вынул саблю из ножен и взял подзорную трубу. Приближающийся корабль носил имя «Battista Urbino».

Капитан уже приготовился выкрикнуть что-нибудь пиратское и соответствующее моменту, когда заметил сияние вокруг штурвала жертвы. С ней явно было что-то не так.

А потом Лапотер понял: каравелла неслась им навстречу на всех парусах… против ветра. Ее лини трещали электрическими разрядами, а на топ-мачте пылал огонь святого Эльма. Капитан следил за приближающимся судном, в душе его росло дурное предчувствие, а потом он неожиданно увидел нечто мерзкое и явно потустороннее. Оно цеплялось за такелаж корабля-призрака и ухмыльнулось, почувствовав его взгляд.

– Меняй курс! Меняй курс! – завопил Лапотер, и «Сверкающий Дукат» заколыхался на волнах, когда каравелла ракетой пронеслась мимо, ослепительно сверкая парусами. – К дьяволу! – сказал Торквиль.

Существовали более легкие способы нечестно заработать на жизнь.

Ночь окутала Лондонскую дорогу. Весь мир улегся спать, причем, судя по всему, кровать себе выбрал самую комфортабельную.

У матушки Гранди не было времени на сон. Она решительным шагом приближалась к столице.

ПОЧТИ СЛЕДУЮЩАЯ ГЛАВА
Наперекор прикрытию Седарна

Биг-Бен пробил девять раз. В ста ярдах от часовой башни в освинцованных окнах Колледжа Церковной Гильдии мерцал свет свечей.

Невилл де Квинси, жутко нервничая, стоял возле покоев претора и услышал, как последний удар часов растворился в вечернем воздухе. Подобного рода дела ему совершенно не нравились.

Дверь-ширма слева с щелчком отъехала в сторону, и появился претор Енох при полных регалиях Гильдии.

– Все готово, – сказал он лекарю. – Благодарю вас за ожидание.

– Не за что, претор, – ответил де Квинси. – Надо всего лишь оформить документы, и можете приступать. Вот расписка в получении тел. Для отчетности в архиве морга.

Енох кивнул и подписал бумажку, прикрепленную к планшетке де Квинси:

– Полагаю, всем нам будет удобнее, если вы сейчас уйдете и вернетесь, скажем, через два часа, после того как я завершу работу. Тогда я вам и изложу результаты. Иначе атмосфера, сопровождающая постопсию, вполне может показаться вам несколько… устрашающей.

Де Квинси с благодарностью кивнул.

– Тогда я вернусь в одиннадцать? – уточнил он.

Претор проводил его до двери:

– Последняя деталь, доктор. Как их зовут?

– Уильям Пеннимэн и Питер Петр. Вам еще что-нибудь нужно?

Енох покачал головой.

– Хорошо, вернусь в одиннадцать.

Де Квинси поспешил скрыться в ночи, направившись к ближайшей таверне, где подавали бренди. Енох же прошел через апартаменты в выложенную свинцом комнату позади студенческого зала. Он прочитал короткую молитву и благословил облачения, которые возложил себе на шею.

Тела лежали на катафалках, вырезанных из египетского базальта. Их зашили, обмыли, но следы ран красноречиво рассказывали об их жалкой участи. Один утонул, лицо пострадало от тяжелого удара в шлем, щиток которого вошел прямо в кость усопшего. Второму нанесли несколько ударов по лицу, а потом взрезали. Смрад медицинского спирта висел в спертом воздухе.

Енох начал.

Государственная Магия не была черной. Скорее этот простой, предельно функциональный и лаконичный процесс носил мрачный, индустриально-серый цвет. В нем не нашлось места затейливым поэтическим красотам, а опыт научил старейшин Гильдии, что крайности гоэтической практики приводят только к слезам.

Заклинание Еноха была столь же кратким и невоодушевляющим, как чтение выдержки из инструкции по использованию гладильной доски. Энергия Чар просочилась в комнату. Претор хрустнул костяшками:

– Я Енох, претор Колледжа Гильдии Вестминстера, богослов Знания. Я прочел Массакрондическую литанию, дабы поговорить с вами, Уильям Пеннимэн и Питер Петр. Понимаете ли вы, о чем я говорю вам?

Электрическая полярность в комнате поменялась. В воздухе почувствовался вкус мокрого железа. Эктоплазматическая влага засияла на металлических поверхностях стен.

– Вы понимаете? – спросил претор снова.

Сломанная челюсть трупа задвигалась, словно мертвец начал жевать.

– Фа, – послышался бесплотный голос.

– Хорошо. С кем я говорю? Назовитесь.

– Вивьям Пеггимэн, фэр, – ответил труп.

– Скажите, что вы чувствуете?

– Фуфтва… фее ф куфе. Нефасбефиха. Я умех, фа?

– Да, вы умерли, – сказал претор. – Я не задержу вас здесь надолго, Уильям.

Енох обошел трупы и посмотрел на изувеченное лицо Пеннимэна. Открытые глаза сияли словно залитые молоком, в них не отражалось даже искорки разума. Разбитый рот двигался с отвратительным треском ротовых мышц.

– Фто фы хотите фнать? – спросил мертвец.

– Я провожу расследование по приказу Правительства Ее Величества. У меня есть заверенное печатью предписание от Тайного Совета пробудить вас. Сам Арбетнот поставил печать. Хотите взглянуть?

– Не-е-ех, – прерывисто ответил труп. – Я не умею фитать.

– Вчера в шесть часов вечера вы и ваш сообщник попытались убить некоего Руперта Триумфа в купальнях «Дельфин». По чьему приказу?

В комнате поднялся и замерцал психометрический туман.

– Фафой-то фтафый тохфяк пофошех к нам ф тафефне, там, в Шипфайте. Он не нафвахся.

– Вы можете его описать? – спросил претор.

– Бофатый, шикафные шмотки… авифтокват вфоде вас, фэр, – ответил Уильям. – Фпомних, у него быа фосовая фтука со фнаком в фиде вифелиссы.

– Виселицы? – переспросил Енох, нахмурившись. А затем в его усталый разум, словно мощным толчком откуда-то извне, прорвалась догадка. – Возможно, Уильям, это была не виселица, а трилит. Пара эоловых столбов с перекладиной сверху?

– Не понях, фэр? – озадачился Пеннимэн.

– Вы не видели картинок с изображениями старых друидических камней на равнине Солсбери?

Повисла медленная, тягучая тишина.

– Мама обыфно покафываа мне гвафювы с ними в дефве, – сказал Уильям, его тихий голос стал удаляться.

Енох увидел, как по щеке трупа скатилась одинокая слеза.

– Фэр? Мне не нфавится быть мефтвым, – добавил Пеннимэн.

Претор глубоко вздохнул. Покойник только что перешел на вторую ступень осознания. Теперь от Еноха потребуются все его навыки, чтобы успеть закончить допрос.

– Камни, Уильям. Камни на картинках твоей покойной матери. Могли они быть знаком на кольце того джентльмена?

– Ну, фа, фпофне могфи.

Енох кивнул.

– Вы не фкафете фэру Фупевту, что я не хотеф ему фла? Пофауста, фэр? Фкафете? Я не хотеф бы быть обуфой… Пвосто фабота… хофовше деньги.

– Я передам ему, сынок, – серьезно ответил претор.

Тело Пеннимэна затряслось. Енох отошел назад, эту часть ритуала он ненавидел.

– Фто пвоисходит, фэр? Хоодно… Я не хофу уховить, фэр… фэр? Пофахуста?

– Последняя стадия, Уильям. Я теряю контакт с тобой. Тебя зовут обратно. – Енох закрыл глаза.

– Не хофу уховить… – раздался голос, прежде чем его поглотила тишина.

Претор услышал свое тяжелое дыхание, шагнул вперед и закрыл остекленевшие глаза покойника, мягко сказав:

– Покойся с миром, сын мой.

«Тайный Совет и трижды проклятая милиция Галла будут чертовски довольны результатом, – подумал Енох, с грустью отходя от Пеннимэна. – Они понятия не имеют, чего стоят их просьбы».

– Много узнали, претор Енох? – раздался голос.

Воскреситель против воли подскочил. В дверях стоял Джасперс, покрасневший, словно от напряжения.

– Преподобный? Крайне неожиданно и неправомерно. Вы же знаете, что Колледж закрыт на время аудиенций подобного рода.

Тот вошел в комнату, вращая эбеновой тростью, и спросил снова:

– И все-таки, что вы узнали, претор? В первый раз за тридцать лет Тайный Совет разрешил воскрешение во имя закона. Я поражен, а также крайне обеспокоен, что вы не оповестили меня и не пригласили присутствовать при ритуале. Вы же знаете, насколько это дело серьезно.

Претор Енох был сильным и храбрым человеком. Он посмотрел Джасперсу прямо в глаза и спокойно ответил:

– Запрос был инициирован и подготовлен милицией. Эти трупы – их собственность. Я подчинялся букве закона. Информировать вас не было нужды.

– Но что ты узнал, старик? – спросил священник.

Енох посмотрел по сторонам. Он стоял в выложенной свинцом комнате из чистого гранита. В полном соответствии с его собственными распоряжениями ближайший человек находился в ста ярдах отсюда, так как претор не желал пугать послушников.

– Не надо угрожать мне, преподобный, – сказал он, сжимая кулаки.

– Прошу прощения, претор. Не знаю, что на меня нашло. Поймите, мне просто хочется разоблачить этот заговор, дабы королева спокойно спала в своей опочивальне.

Енох осторожно посмотрел на него:

– Я… я вас понимаю. Это тяжкая ноша. Я дам отчет представителю милиции через час, когда он вернется. Пока же вам следует знать, что это герцог Солсбери организовал покушение на Триумфа прошлым вечером.

– Хокрэйк? Вы уверены? – спросил Джасперс.

– Этот человек, Пеннимэн, узнал его печатку. Дольмен – символ герцогства Уилтшир. Как говорится, картина явно усложнилась…

Голос Еноха затих. Во рту претора словно разлилась желчь. Он был поражен:

– Как вы… Почему я рассказал вам об этом?

– Заклятие правды. Я сотворил его, когда вошел, старик. Я мог бы заставить тебя рассказать мне все. Вообще все, – ответил Джасперс. – Например, на кого из послушников ты, так сказать, положил глаз.

Енох сделал шаг вперед, он был слаб и опустошен из-за использования Чар воскрешения.

– Будь ты проклят, Джасперс, тебе не сойдет с рук такое нарушение за…

– Нарушение?! – прервал его преподобный. – О, это наименьшая из моих забот. Ты знаешь об участии в деле этого идиота Хокрэйка. Мне придется тебя убить.

Енох попытался обогнуть его, но Джасперс отбросил старика назад, а потом сильно ударил один из трупов концом трости.

Калейдоскопической вспышкой взорвался пузырь света, в воздухе повис запах молотой пемзы. Питер Петр перевалился с плиты, поднимаясь, и встал на ноги. Кровь, разбавленная до розового цвета, облепила его разбитые губы. Одно глазное яблоко вращалось в глазнице, словно стрелка компаса в поисках севера.

– Магия… Это черная магия! – с ужасом произнес Енох.

– В самом деле. Не белая и не серая, – улыбнулся Джасперс. – Я тщательно изучил Искусство волшебства, претор… пиромантию, геомантию, гидромантию. К сожалению, некромантию нам в Гильдии не преподавали, так жаль, ведь она самая интересная.

Питер Петр, шатаясь, направился к скорчившемуся старику.

– Как вам моя гоэтейя, претор? – спросил преподобный.

– Это ты! – успел крикнуть Енох, до того как мертвец убил его.

То было медленная, долгая, тягучая смерть. Претора яростно разорвала на куски отвратительная сила, пришедшая не из этого мира. Потоки крови, бьющие из артерий, запятнали потолок и дальние углы комнаты. Енох не мог даже кричать. Поворотом трости Джасперс сотворил вокруг него конус молчания.

Когда он удостоверился, что претор мертв, то, выходя, вновь взмахнул рукой. Все органическое в выложенных свинцом покоях тут же охватили жадные языки лучистого огня.

Джасперс закрыл дверь в разверзшийся ад.

– Я храню свои секреты, – задумчиво произнес он.

Несколько минут спустя из спален выбежали послушники, разбуженные отсветами голубого пламени, лизавшего черепицу крыши.

Они нашли Джасперса, который сидел, всхлипывая, на ступеньках перед залом. В ужасе некоторые из них побежали поднимать пожарную бригаду.

– Это было так страшно! – рассказывал остальным преподобный, утирая слезы. – Я предупреждал претора, но он меня не послушал. Я говорил ему, что этот дьявол Триумф вложил черные разрушительные чары в тела убитых, но Енох настаивал. Когда он произнес заклятие над ними… Огонь… Я пытался спасти его… Но огонь был такой сильный…

Кто-то обернул одеялом трясущиеся плечи священника. Во тьме зазвучали колокола пожарных. Все согласились, что то было второе по величине несчастье после затмения.

Пламя взмыло к небесам. Казалось, опасность угрожает всему городу, но на пожар кинули два отряда отборных ветеранов своего дела, и уже к одиннадцати часам только добела раскаленный очаг покоев все еще не мог утихомириться в своем свинцовом гробу.

Когда сочувствующие уводили Джасперса, держа под руки, в поисках бренди и сиденья помягче, он оглянулся в последний раз на пламя ста ярдов высотой и усмехнулся. Почтительные и исполнительные спутники были слишком потрясены и не заметили выражения его лица.

Зато оно не ускользнуло от внимания де Квинси.

Тот как раз залпом расправлялся со второй порцией коньяка в «Тенях», когда услышал лихорадочный звон колоколов. Ринувшись наружу, доктор увидел разъяренное янтарное сияние на фоне ночной сажи, поднимающееся от Дома Парламента. Он выругался и со всех ног рванул к Колледжу.

Там царил хаос, а безумно мечущиеся у ворот послушники не дали ему пройти. Но из тени де Квинси увидел Джасперса. Увидел его улыбку и вздрогнул, ибо разглядел ее во всех подробностях.

Триумф проснулся, лежа лицом на холодном стекле. По ту сторону искажающего окна Лондон еще дремал, если не считать огненного вихря, бушевавшего на востоке города.

Руперт вскарабкался на ноги, голова кружилась. Спальней в этот раз ему послужило помещение под куполом театра «Лебедь», где хранились флаги и знамена. Место было, конечно, не идеальным, так как пришлось спать в полувертикальном положении из-за узкого пространства, но все равно лучшим по сравнению с забитой гримеркой внизу. Мэри Мерсер изрядно набралась и явно была не прочь отведать тела Триумфа, а после успеха с лютней, кажется, вся труппа решила отблагодарить его физически. В общем, канаты, холсты и моль были очень даже кстати.

Руперт взглянул на ослепительное пламя. «Похоже, Вестминстер горит, – предположил он. – Господи, а что теперь-то произошло?»

Кто-то постучал.

Триумф глубоко вздохнул, напомнил себе, что его зовут Луи, и открыл дверь.

На него воззрился Гомон, усталый, но встревоженный. Одет драматург был в кальсоны и ночную рубашку, а в руке держал ярко сверкающий фонарь.

– Вы видели?

– Д-да, – ответил Седарн.

– Не волнуйтесь, Борд, – сказал Гомон, забираясь под купол и закрывая люк. – Меня зовут Уизли. – Он полез в карман ночнушки и достал оттуда серебряное распятие с пурпурной розеткой. По кресту шла надпись, сделанная таинственными буквами, эмблема Церковного Разведывательного Управления. – Агент Уизли, ЦРУ, работаю под глубоким прикрытием.

– Агент Борд, – сказал Седарн и неожиданно захотел предъявить такой же пафосный значок.

– Я рад поработать с тобой над этим делом. Ситуация у нас плохая. Должен сказать, что операция «Первородный грех» – это самое трудное задание, которое я когда-либо получал от кураторов. Здесь скоро все вылетит в трубу, а мы даже не знаем, с чего начать.

Седарн кивнул:

– Я в замешательстве. Понятия не имею, чего от меня ждут. Румпель заклинило, идем против ветра, и нет ножа, чтобы перерезать бензель.

– Прости, что? – заинтересовался Уизли.

– Это морское выражение. Я его… э-э-э… слышал в лодке, когда плыл сюда. Из Ля-Франс, – поспешно опомнился лютнист.

– Понятно, – кивнул агент под прикрытием. Он посмотрел в окна купола. – Похоже, горит Колледж Церковной Гильдии. Вот уж и заваруха! Если Искусство Магии протухнет, то что останется людям вроде меня или тебя?

Триумф предпочел не размышлять о подобных материях в столь тесном месте, на столь большом расстоянии от земли, в столь поздний час, к тому же с незнакомцем.

– Да к черту все! – решил он. – Ну и ночка!

Солсбери проснулся, одинокий, замерзший, почти под утро. В Виндзорском дворце стояла мертвая тишина.

Герцог с ворчанием заворочался. Ему было холодно, кожа покрылась липким потом от плохих снов. Он агрессивно рухнул на подушку, но что-то заставило его открыть глаза и посмотреть наверх.

Нож замер на расстоянии дюйма от глазного яблока, мерцая в серой мгле.

Солсбери застыл: ужас морозом пронесся по его тучному телу. Над ним стоял Джасперс. А потом, еще больше испугавшись, герцог заметил, что лезвие растет прямо из пальцев священника.

– Ты – тупой жирной дебил! – сказал ему Джасперс.

– Ч-чего?

– Сегодня ночью твое глупое поведение чуть не обернулось для нас провалом. Я в последний раз предупреждаю тебя, Хокрэйк. В следующий раз вместо себя я пришлю нечто, пришедшее из самых дальних пределов некромантического пространства, и оно сожрет тебя, для начала расправившись с душой.

– Я… я понял, – ответил герцог Солсбери, давясь от страха.

Невероятно заостренные пальцы Джасперса прорезали наволочку, и оттуда вылетел клок перьев. А потом преподобный исчез, просто исчез – как будто его никогда и не было в комнате.

Долгое время Солсбери лежал неподвижно, уставившись в плохо видимые картины на потолке комнаты, пока не начал различать все больше и больше деталей. Только тогда он понял, что за окном светает.