Текст книги "Герой Ее Величества"

Автор книги: Дэн Абнетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ ШИКАРНАЯ ГЛАВА
Перед поднятием занавеса

Верхние коридоры дворца были темны и холодны. Де Квинси зажег масляную лампу и понес ее перед собой. Шум снаружи нарастал. Доктор замер, когда матушка Гранди схватила его за рукав.

– Впереди что-то есть, – прошептала она.

Слабый свет плыл по направлению к ним, и вслед ему дул холодный ветер.

Дознаватель передал лампу старухе и вынул кинжал. Он пожалел, что не носит меча. Пальцы дрожали, сжимая рукоятку.

– Оставайтесь здесь, – начал доктор.

– Без храбрости, – предупредила старуха.

– О ней и речи нет, – пробормотал де Квинси, осторожно ступая вперед.

Большие окна в конце коридора были распахнуты настежь, открывая вид на великолепное зрелище. В открытом пространстве мелькнула тень. Послышался царапающий звук.

Де Квинси прыгнул вперед.

Он даже хотел крикнуть: «Игра окончена!» – но слова утекли из горла, не добравшись до рта.

Несколько удивленный, когда человек с ножом решительно выпрыгнул на него из тени, художник свалился со стула и кучей рухнул в угол вместе с мольбертом и красками. Он вытянул руки вверх, зажав в зубах длинную кисть.

– И кто ты? – спросил де Квинси, стараясь выглядеть уравновешенно.

– Гольгейн! – сказал человек, жуя кисть, потом выплюнул ее и полез в передний карман камзола.

– Без глупостей! – предупредил его доктор.

– Я – Гольбейн! Ганс Гольбейн! Всего лишь художник! У меня и разрешение есть… Смотрите! – Он показал де Квинси официальный медальон.

– О! – произнес де Квинси, рассматривая разрешение при свете лампы, которую матушка Гранди услужливо подняла повыше. – Похоже, все в порядке, – кивнул доктор, морщась.

– Я зарисовывал общий вид панорамы, прежде чем спуститься вниз и сделать парочку портретов. Надеюсь, вы не против?

– Нет-нет, – заверил его де Квинси.

– А что вы скажете об этом? – спросил Гольбейн, вставая и разворачивая перед ними холст. – Я как раз занимался лессировкой, когда вы прыгнули на меня.

– Неужели? Очень мило.

– Да, так и есть, – поддакнула матушка Гранди. – Очень мило.

– А вы… э-э-э… ничего подозрительного сегодня вечером не замечали? – спросил де Квинси, помогая художнику поставить мольберт на место.

– Что, например? – улыбнулся Гольбейн и махнул в сторону открытого окна на озаренную огнями сцену. – Что-то конкретно?

– Вы видели преподобного Джасперса из Церковной Гильдии? – спросила матушка Гранди.

Художник нахмурился.

– Сегодня я видел здесь каждого, кто является хоть кем-нибудь, – ответил он, собирая лоб в гармошку от раздумий. – Джасперс… Джасперс… Молодой такой, пухлые губы?

– Это он, – сказала матушка Гранди.

Гольбейн полез в рюкзак и достал толстый этюдник.

– Так, давайте посмотрим, – сказал он, перелистывая страницы. – Тут у нас лорд Горс, неплохо получился, если мне будет позволено выразиться. Ричард из Брукшотта. Нос мне удался, не думаете?

Де Квинси нетерпеливо кивнул, глядя на мелькающие карандашные зарисовки.

– Леди Мэри Ластермэн. Какая грудь, а?

– Прекрасная, – сказал доктор, желая, чтобы художник перелистнул дальше.

– Я бы многое отдал, чтобы нарисовать ее обнаженной, – тихо хихикнул Гольбейн.

– А вы остыть не хотите? – встряла матушка Гранди.

Де Квинси толкнул ее локтем.

– А вот и он. Джасперс. Ведь это он?

– Да! – воскликнул доктор, выхватывая из его рук этюдник.

– Я зарисовал его совсем недавно, буквально перед тем, как поднялся сюда. Он разговаривал вот с этими господами. Живая сценка получилась, не правда ли?

Де Квинси поднес рисунок ближе к свету:

– Лорд Сли… Регент де ла Вега… Герцог Солсбери.

– А у вашего гнусного преподобного неплохая компания, мистер де Квинси.

Тот кивнул и тяжело вздохнул.

– Они беседовали в стороне от всех за кухонным шатром, – объяснил Гольбейн. – Я их увидел и подумал, что неплохо бы сделать быстрый набросок. Понимаете, настоящий художник фиксирует неожиданные моменты, интимные детали. Любой может нарисовать вдохновляющие картинки позирующих членов двора, наблюдающих за фейерверком. Я же думаю, что подлинный дух события заключается именно вот в таких неформальных моментах.

Как ни схематичен был набросок Ганса Гольбейна, детали он ухватил сполна. Четыре совершенно непохожих друг на друга человека съежились около палатки, прячась в тенях. Говорил Сли, остальные слушали. У де Квинси неприятно заныло в желудке.

– Явно видимое волнение… Осторожность… Это же не художественное преувеличение, а? – спросил он.

Гольбейн, похоже, оскорбился.

– Разумеется, нет. Разумеется, нет, – ответил де Квинси сам себе, поспешно кивая.

Матушка Гранди наклонилась над этюдом и указала на какой-то предмет, висящий на шее священника:

– А это что?

– Мешочки. Три штуки. Маленькие, затягивающиеся шнурком, – объяснил художник. – У меня было мало времени, поэтому я не мог зарисовать их подробно. А что, это так важно?

Де Квинси посмотрел на старуху и тоже спросил:

– Это так важно?

– Колдун… любитель гоэтейи… он будет хранить талисманы именно в таких мешочках.

– Но так можно, например, и деньги хранить, – предположил доктор.

– Сразу в трех? Нет. Он не захочет, чтобы они касались его кожи, но держать их надо поближе к сердцу. Биение сердечной мышцы поддерживает в них магическую силу, – объяснила матушка Гранди.

– О боже мой! – произнес де Квинси, тяжело садясь на стул художника.

– Скажу прямо, все это звучит крайне увлекательно… – засверкал глазами Гольбейн, – увлекательнее рисования за любые деньги. Я могу вам как-нибудь помочь?

– Такая степень увлекательности придется вам не слишком-то по душе, – сказал ему де Квинси и перевел взгляд на матушку Гранди. В свете лампы она казалась настоящим скелетом. – Мы должны рассказать об этом Галлу.

– Нам нужно продолжать поиски. Нет времени возвращаться.

Де Квинси встал со словами:

– Мастер Гольбейн, как вы посмотрите на то, чтобы исполнить долг государственной важности? Поспешите в вестибюль Северного Коридора для Процессий и покажите этот рисунок лорду Галлу. Скажите, что вас послали мы.

– Будет сделано! – с готовностью откликнулся художник и тут же побежал по коридору в указанном направлении.

Де Квинси взглянул на старую леди и сильно встревожился, увидев, что она покачивается, прижав руку ко лбу.

– Матушка Гранди?

– Прошу прощения. Со мной только что как будто тепловой удар случился. А запах, ты его чувствуешь?

Де Квинси принюхался. Он ощутил холодную мокрую темноту, запах горящего дерева и готовящейся еды, которую жарили, похоже, на патоке.

– Началось, – сказала матушка Гранди. – Дьявол приступил к делу.

– Послушайте, – объявил Гольбейн, возвращаясь из мрака, – все двери заперты.

Первая иконка рассыпалась в пыль в его пальцах.

Джасперс отряхнул руки и вздохнул. Кровь билась в висках.

Позади него фанфары огласили ночь. Преподобный поднялся из-за укрытия каменной опоры и возвратился в темноте к шатру для особо важных гостей. Он проскользнул внутрь, отогнув полог, и придержал его для аристократа, решившего сходить в уборную. В огромной палатке плавал дым и разило пролитым вином. Джасперс сел на свое место рядом с Солсбери.

– Хорошо отлили? – спросил герцог, делая глоток вина.

– Вполне удовлетворительно, спасибо, – ответил преподобный.

Он смотрел, как трясутся руки толстяка, держащие кубок, и знал, как страстно желал Солсбери, чтобы Сли или де ла Вега остался с ним, но их присутствие было необходимо в Королевском павильоне.

Джасперс наклонился, взял кувшин со стола и наполнил бокал герцога.

– Я знаю, что не нравлюсь вам, Хокрэйк, но постарайтесь так не нервничать, иначе мы все окажемся покойниками.

Солсбери кивнул и взглянул на священника. В первый раз за все время знакомства они посмотрели друг другу в глаза.

– Вы пугаете меня, сэр, – признался герцог. – Скажу прямо. Мы в этом деле все заодно и все такое, но вы меня пугаете.

– А я и должен, – ответил Джасперс. – Я же самый опасный человек в Союзе, – засмеялся он, а потом сменил тон, чтобы успокоить собеседника. – Расслабьтесь. Как вы сами сказали, мы в этом деле заодно, и нам придется доверять друг другу, если это послужит на пользу дела. – Он поднял бокал и громко воскликнул: – За здравие ее величества!

Солсбери чокнулся дрожащим кубком с Джасперсом, а аристократы вокруг подхватили тост.

– Как там ваша маленькая игрушка? – тихо спросил герцог.

– Закрыла все двери во дворце, – ответил Джасперс. – Наши главные игроки заперты в ловушке на главной сцене. Еще несколько минут, и мы станем свидетелями кульминации нашего замысла.

Де Квинси снова подергал дверь.

– Ее можно выломать, – предложил Гольбейн.

– Можно, если хочешь сломать себе плечо, – сказала ему матушка Гранди. – Эти двери не заперты, они закрыты. Гоэтейей.

– И что это значит? – спросил доктор, прекрасно понимая, что это значит.

– Это значит, Невилл, что мы в ловушке, – констатировала старуха.

На покрытой коврами дорожке рядом с Королевским павильоном лорд Сли поздоровался с очередной группой сановников, а потом подошел к кардиналу Вулли, который стоял у ступенек, ведущих под большой тент, и с удовольствием разглядывал крышу шатра, расписанную летними облаками.

– Ваша светлость, – сказал Сли.

– Милорд.

Лорд передал Вулли запечатанный свиток, пояснив:

– Благодарственная речь. Канцлер попросил меня передать ее вам.

Кардинал кивнул и спрятал сверток во внутреннем кармане камзола.

– Прекрасная ночь. Королевский павильон выглядит просто великолепно. Этот золотой оттенок так пойдет цвету волос ее величества! Вы хорошо справились с работой, если не возражаете против моей похвалы, – улыбнулся лорд Сли.

– Спасибо, – ответил Вулли. – Надеюсь, церемония пройдет без происшествий.

Сли опять улыбнулся.

– Не сомневаюсь, – сказал он и ушел.

Ему понадобилось пройти десять ярдов и нырнуть под навес актерского шатра, где его ждал де Тонгфор.

– Все в порядке, мой господин.

– Катон получил стрелу?

– Так точно, и преподобный уже на месте. Вы передали сверток этому дураку-кардиналу?

– Тише, идиот! – зашипел Сли. – Да, передал. Теперь жди и будь наготове. С Катоном вопрос решен?

– Я дал ему освященную стрелу. Он ничего не подозревает. Сказал ему, что она прямо из колчана королевы и та оценит, если ее используют во время представления. Он взял ее с большой радостью, – сказал де Тонгфор.

– А яд?

– Аккуратно нанес на острие.

Сли взял полупустую бутылочку с ядом у помощника и спрятал ее под плащом.

– А где де ла Вега? Ты его не видел?

Де Тонгфор кивнул и ответил:

– Он встретил слугу, который разыскивал Вулли, а потому отправился во дворец.

Сли взглянул на мрачный, маячащий во тьме Ричмонд.

– Я… – начал он, но тут грянули фанфары.

– А вот и ее величество, – сказал де Тонгфор.

Кавалькада выплыла из дворца, подобно пылающей реке. Пажи, трубачи, гобоисты, носильщики опахал, отряд солдат в сверкающих доспехах, знаменосцы, высоко несущие английского льва, испанские мечи, королевский герб с фениксом и пеликаном, сложную эмблему Союза и практически каждый второстепенный флаг Содружества. Посредине всего этого триумфального шествия находилась сама королева, ослепительная и прекрасная.

На сады пала тишина, прерываемая только криком фанфар. Река текла, ярко сверкая, в павильон, и три тысячи людей склонились как один.

Заняв свое место, Глориана заговорила.

Из шатра музыкантов Седарн не видел и не слышал ее величество. Он ждал. Маэстро Куперин взял палочку и объявил:

– Королевский Залют, s'il vous plait! [42]42
  Пожалуйста (фр.).


[Закрыть]

«Вот то-то и оно», – подумал Луи Седарн.

Дворцовая крипта пахла сыростью и дождевой водой. Агнью где-то разыскал лампу и зажег ее.

– Откуда ты узнал о тайном ходе? – спросил Аптил Дрю Блюэтта, его голос эхом отразился от каменного свода.

– Старые времена, старые дела, – ответил тот, ведя их по коридору, с потолка которого капала вода. – Шпионы всегда попадали во дворец для тайных аудиенций нетривиальными способами. Я не в первый раз бегаю по этим крысиным норам.

– Дверь сюда впечатляет, – поделился Агнью. – Она настолько сливается со стеной, что снаружи ее совсем не видно.

– Когда шпионы строят секретный туннель, мистер Агнью, они делают это на совесть.

Аптил остановился, подняв ухо к холодному, поросшему плесенью потолку:

– Я слышу фанфары.

– Это просто ветер, – проворчал Дрю.

– Нет, это фанфары. Там наверху все идет полным ходом.

– Тогда у нас совсем нет времени.

Шпион остановился.

– Что такое? – спросил Агнью.

Дрю закряхтел, а потом раздраженно объяснил:

– Дверь застряла и не открывается, как будто ее заперли. А это невозможно. Мой ключ должен подойти.

– Дай мне попробовать, – предложил Аптил.

Позади них что-то тяжелое шлепнулось на мокрый каменный пол.

– Кхм-кхм! – закашлялся Агнью. – Джентльмены!

Дрю и Аптил повернулись от заклинившей двери и увидели массивную тень, маячившую позади них.

Уравнитель О'Бау медленно вынул меч длиной с полторы руки из-за пояса и поздоровался:

– Привет. Так приятно привлечь ваше влияние! – После чего непринужденно добавил: – Кстати, вы сейчас все помрете.

Дверь в холл широко распахнулась, вошел де ла Вега и аккуратно прикрыл ее за собой.

– Лорд-регент, – поприветствовал его капитан, сидя у камина. – Значит, у вас есть ключ?

– Я вас не понимаю, лорд Галл, – насторожился испанец.

– Я проверял эту дверь несколько раз, и она была заперта, – пояснил тот, пожимая плечами. – Потому я и предположил, что у вас есть ключ, коли вы так легко вошли сюда.

– Так и есть, – кивнул де ла Вега, проходя в комнату. Он встал рядом с Галлом, грея руки у огня. – Холодно сегодня вечером, не правда ли?

– Мертвецки холодно, – радостно заявил капитан.

– Эти странные английские выражения… – заметил регент с улыбкой и шутливо погрозил собеседнику пальцем. Он подошел к столику с напитками и налил два бокала крепкого вина. – Один для вас, милорд?

– Спасибо, сэр, – поблагодарил капитан, не двинувшись с места.

Де ла Вега взял два наполненных до краев кубка и вернулся к камину.

– Прискорбно, что у нас с вами не было времени познакомиться поближе, лорд Галл. Мы похожи, вы и я.

– Чем же?

– Мы – прирожденные воины, – сказал испанец, передавая один из бокалов Галлу. Никто не притронулся к вину. – В Лондоне вас считают лучшим фехтовальщиком Союза. А в Толедо то же самое говорят обо мне.

– Два прекрасных воина на службе ее величества лучше, чем один, – задумчиво произнес Галл.

– Именно, – согласился де ла Вега, рассматривая содержимое бокала. – Я повстречал слугу, которого вы послали к кардиналу Вулли. Он заявил, что вы считаете преподобного Джасперса опасностью для ее величества.

– Да. Надеюсь, вы отправили его прямиком к кардиналу.

Де ла Вега покачал головой и в упор взглянул на капитана.

– Что ж, лорд-регент, похоже, нам все-таки придется выяснить, кто из нас лучший фехтовальщик Союза, не так ли?

– Похоже на то, – ответил испанец, ставя бокал на стол. – Похоже на то.

ГЛАВА НОМЕР ДВАДЦАТЬ ДВА
О самых разных поединках

Среди тех тридцати семи тысяч ста шестидесяти человек, что собрались на расстоянии мили вокруг Ричмондского дворца, разгорелось целых пять драк. Уже пробило четыре минуты одиннадцатого, а значит, веселье было в самом разгаре.

Драки под номером один и под номером два развернулись вне стен резиденции. У ворот Грин-парка стражи милиции впутались в шумную ссору с несколькими пьяными офицерами Адмиралтейства. Последние настаивали, что у них срочное сообщение для адмирала Поули, который как раз находится внутри, а первые насмешливо отвечали, что истории надо придумывать убедительнее. Моряки уже вовсю махали кулаками, а наблюдающая толпа подбадривала их ахами и охами, пока стражники не потеряли остатки терпения и не кинулись врукопашную сами.

На болотах Шина, располагавшихся в низине за Оленьим парком, семейства Хочкинов и Скаббольдов выясняли отношения, связанные с местонахождением бутылки муската. Очевидно, в какой-то момент она «укатилась» из корзины Скаббольдов и оказалась наполовину выпита Грэхемом Хочкином, у которого почти не было зубов и который мог питаться исключительно жидкой пищей. Однако все Скаббольды, включая пятнистого сеттера, рассудили, что будет неразумно отдавать ему всю бутылку.

Оба диспута оказались довольно кровавыми, но ни один из них не повлиял на дальнейшую судьбу Союза так, как страсти, кипевшие внутри дворцовых стен.

На подмостках Королевского павильона мастер Лукас из труппы лорда Чемберлена, мастер Грейвз из «Оха» и мастер Катон из «Лебедя» как раз добрались до середины тщательно отрепетированной «Битвы славного рассвета». Пред ними волновалась толпа. Со звоном взлетали блистающие бутафорские мечи, со всех сторон неслись крики и клятвы, напряжение росло каждый раз, когда тот или иной боец выходил вперед и обращался с монологом к зрителям. Кстати сказать, последним особенно понравилась та часть представления, когда мастер Лукас обрушил на мастера Грейвза столь сокрушительный удар, от которого последний свалился в специальную яму под сценой. Прямо скажем, благородная публика пришла в столь бурный восторг, что стучала кружками по столам до тех пор, пока мастер Грейвз не забрался на подмостки и, поклонившись, не сыграл сцену на бис.

Королева, как сообщалось, стучала кружкой по столу наравне со всеми. Похоже, столь драматичное начало представления произвело на нее благоприятное впечатление.

Интересно предположить, с каким энтузиазмом Глориана и вся толпа в целом рукоплескали бы, став свидетелями дуэли, которая сейчас разгорелась в холле северной части дворца.

Схватка эта выделялась среди прочих благодаря двум ключевым факторам: во-первых, друг с другом бились лорд Галл и регент Кастильский, два самых искусных и прославленных фехтовальщика Союза. Когда эти мастера демонстрировали свое искусство, то обычно привлекали больше зрителей, чем любое театральное представление. Во-вторых, сражение было превосходным, неотрепетированным – и лилась в нем настоящая, а не бутафорская кровь.

Потому, дорогой мой читатель, тебе неслыханно повезло, ибо сейчас нам выпала счастливая возможность посмотреть на эту – при иных обстоятельствах недоступную – битву титанов.

То была дуэль стальных нервов и холодных рассудков. Воины не просто защищали свою жизнь – в их руках лежала судьба Союза. Тем не менее они начали бой методично и по всем правилам. Обнажив клинки, оба отсалютовали друг другу, приветствуя врага. Пусть их схватка была жизненно важной, ни один из них не видел необходимости портить ее поспешностью, недостойной джентльмена, мешая противнику подготовиться.

По правде говоря, оба предвкушали битву, ибо им нечасто случалось испытывать свое мастерство в бою с равными себе. Галл обнажил рапиру. Ее сделал для него дрезденский оружейный мастер по имени Исаак Шпааатц, эффектная рукоять и плетеная гарда были изготовлены из вороненой стали, изукрашенной серебряными нитями и вкраплениями золота. В левой руке Галла находился кинжал столь же утонченного вида.

Де ла Вега держал в руке испанский клинок с гардой в виде перевернутой чаши и резным щитком изысканной работы из золотых и серебряных нитей. На пяте клинка красовался герб семейства де ла Вега. Само лезвие из толедской стали было на добрых шесть дюймов длиннее, чем у Галла. Испанец предпочитал континентальную хватку, указательным и средним пальцами цепляясь за крестовину, словно за шприц с огромной иглой.

Де ла Вега посмотрел на Галла.

– У меня нет второго оружия, сеньор, – сказал он.

Капитан нахмурился, посмотрел на кинжал и легким движением кисти отбросил его в сторону. Сталь воткнулась в обивку стены и задрожала, словно трамплин над водой, с которого только что спрыгнул пловец.

– Теперь мы равны, – ответил Галл.

– Благодарю вас за честную игру, – улыбнулся де ла Вега.

Лорд небрежно кивнул и поднял рапиру, расположив плетеную гарду на уровне глаз:

– Да здравствует Королева!

Де ла Вега дважды взмахнул клинком, вспоров воздух у своего носа:

– Будь она проклята. К бою!

Галл немедленно сделал молниеносный выпад, но испанец парировал удар.

Отпрянув друг от друга, они закружились в смертоносном танце. Регент бросился в атаку, но капитан ушел в глухую защиту. Клинок испанца так и не смог добраться до тела противника, дважды наткнувшись на сталь. Немного потеряв равновесие, Галл нанес режущий удар, но де ла Вега пригнулся и прыгнул вперед, отчего противники врезались друг в друга, сцепившись гардами.

Оттолкнувшись, они разошлись в разные стороны и схлестнулись вновь. Де ла Вега усмехнулся:

– Что ж, мы узнали, чего стоим, сеньор Галл. А теперь шутки в сторону.

Они набросились друг на друга. Клинки мелькали в воздухе так быстро, что почти не различались глазом, сталкиваясь, искря и звеня.

По всей вероятности, прежде в истории столь же искусные бойцы встречались на поле боя лишь дважды, но ни одна из тех схваток не могла сравниться с этой дуэлью в великолепии.

Один из таких боев произошел между Йованом Кнехтом из Дюссельдорфа, который двадцать лет совершенствовал искусство владения шпагой под руководством Жирарда Тибальта, и Кловисом Паппенхеймом, семнадцать лет оттачивавшим мастерство в Неаполитанской школе фехтования. Оба они считались величайшими воинами своего времени, и оба сокрушили по меньшей мере две сотни мастеров на пути к финалу турнира в Антверпене. Это случилось в 1843 году, и поединок закончился спустя три секунды, или двадцать девять ударов, – как уж вам удобнее считать. Противники решили нанести друг другу совершенно выполненный укол. Тщательнейшим образом описанная схватка закончилась возгласом судей: «Случайность! Это же чистая случайность!» – когда Кнехт и Паппенхейм одновременно рухнули на доски помоста.

Вторая битва развернулась между самураем Го Сэн До и ронином Чи Фу в феодальной Японии где-то около 1230 года и длилась целых три дня. Каждый шаг великих мастеров тщательно зафиксировали современники, и теперь та запись составляет главную часть недельной Церемонии схлестнувшихся мечей в Окинаве. В конце концов воины умудрились одновременно вспороть живот и отрубить голову друг другу. Летописи говорят, что сёгун, увидев это, воскликнул: «Jo gon jo bona aky hu!» Сие изречение переводится примерно как: «Случайность! Это же чистая случайность!»

Мы можем предположить, дорогой читатель, что продолжительность описываемой нами схватки будет находиться где-то между двумя восславленными боями прошлого. Она длилась больше трех секунд Кнехта – Паппенхейма, а бить рекорд До – Фу ей совсем не стоило, ибо в этом случае к тому времени, когда капитан и регент закончили бы выяснять отношения, весь цивилизованный мир превратился бы в нечто очень странное.

Спустя сорок секунд умопомрачительного сверкания клинков Галл понял, что ему постоянно и энергично приходится парировать удары. Стремительные атаки испанца сменяли одна другую. Не было времени ни на то, чтобы собраться, ни на то, чтобы толком перейти в атаку. Из-за более длинного клинка де ла Веги Галл ушел в глухую защиту.

«Ничего себе честная игра! – язвительно подумал капитан, яростно парируя. – По твоей просьбе я выбросил кинжал. Интересно, укоротил бы ты свою рапиру дюймов на шесть, если бы я обратил на это внимание?»

Регент сделал ложный выпад и нанес удар, обойдя защиту Галла. Клинок испанца вонзился в правую подмышку противника, и тот, чертыхнувшись, отпрянул назад. Де ла Вега, ухмыляясь, закружил вокруг раненого.

– Туше, – заметил он.

Капитан чувствовал, как струится кровь под камзолом. Рана как минимум замедлит его движения. Это был рассчитанный и жестокий удар, совсем не спортивный, и от него Галл пришел в невероятно дурное расположение духа. Лишь одна рана и лишь один человек заставили бы его прийти в еще большую ярость.

На мгновение Галл подумал о том самом человеке.

Волна бурно кипящего гнева затопила его разум, но он обуздал порыв и заставил злость работать на себя, заглушив боль и подстегнув тело.

Он накинулся на де ла Вегу, словно тигр, вооруженный рапирой и в совершенстве обученный Тибальтом из Антверпена.

Капитан теснил регента в противоположный угол холла, пока тот не врезался в столик с напитками и не перевернул его. Хрусталь со звоном посыпался на пол. Стойкий запах разлившегося бренди заполнил комнату. Де ла Вега грубо выругался и попытался отступить в сторону, но Галл продолжал наступать. Ему удалось отклонить в сторону жалящий клинок испанца и сделать выпад. Лезвие рапиры до середины вошло в бицепс левой руки регента.

С хриплым воплем де ла Вега, резко дернувшись, освободился и поспешно сделал два шага назад, рубя воздух, чтобы не дать противнику повторить атаку.

Галл держался от врага на расстоянии длины клинка и двигался вперед, аккуратно переступая через осколки, усыпавшие пол. Де ла Вега пятился, пока не уткнулся спиной в холодный мрамор камина, и сморщился, согнув левую руку.

– Туше, – произнес Галл, небрежно приняв позицию ан-гард.

– Вы деретесь с силой и решительностью, сеньор. Я поражен… Мне приходилось слышать много историй о вашем искусстве фехтования, но я мало в них верил. Скажите, неужели вас так вдохновляет патриотизм?

– Любовь к своей стране может окрылять. А разве вами движет не она, регент?

Де ла Вега покачал головой.

– К этой стране? – спросил он. – Нет, Англия меня не интересует. А вот моя прекрасная Кастилия… О да, вы правы.

– Так вот в чем все дело? Вот в чем причина заговора, в котором вы, несомненно, состоите. Неужели из-за векового недовольства ваша жалкая Испания решила пролить кровь? Для чего? Чтобы улучшить свое положение при дворе?

Де ла Вега облизнул губы и уклончиво взмахнул рукой.

– Не все так просто, и не только в этом дело, – ответил он. – Сегодня свершится такое, отчего звезды на небе содрогнутся.

– И все это, могу поспорить, затеяли вы с Джасперсом. Должны быть и другие, но я не сомневаюсь, что именно Джасперс играет ключевую роль в вашем заговоре, иначе вы не стали бы рисковать и приходить сюда, дабы заставить меня молчать.

Де ла Вега не отвел взгляд, но ничего не ответил.

– Так вы опустите оружие, пока я позову стражу? – спросил Галл.

Испанец глубоко вздохнул и гордо выпрямил спину:

– Todavia по he terminado. [43]43
  Ничего еще не закончено (исп.).


[Закрыть]Бой только начинается.

– Но вы истекаете кровью, – возразил капитан.

– Как и вы. A mi по molesta en absoluto. [44]44
  Меня это нисколько не тревожит (исп.).


[Закрыть]

– Ну, если вам так угодно, – сказал Галл. – К бою!

Пятая схватка, начавшаяся тем же вечером в пять минут одиннадцатого, развернулась в темном, дурно-пахнущем подвале дворца и, по-своему, была не менее важна для будущего Союза, как и блистательная дуэль в вестибюле.

Блюэтт успел вытащить свою тяжелую венецианскую сторту и крикнуть: «Спрячьтесь за мной!» – Аптилу и Агнью, прежде чем на него набросился О'Бау. Первый же удар его огромного меча скользнул по лезвию клинка Дрю, и лишь благодаря массивному кольцу и гарде шпион не распрощался с пальцами.

Дрю был сильнее среднего человека, и его мощи хватало в боях против обычных противников. Но в Уравнителе О'Бау не было ничего среднего или обычного. Не особо умелый фехтовальщик, он обращался со своим гигантским оружием так легко, словно имел дело с тонкой рапирой или шпажкой. Дрю по праву считался неплохим бойцом, хоть в последнее время и не слишком часто практиковался, но даже такой виртуоз, как Рустам де ла Вега, дважды бы подумал, прежде чем испытывать удачу в поединке с великаном. Когда тот яростно размахивал над головой мечом, то больше походил на ветряную мельницу с лезвиями вместо крыльев в девятибалльный шторм.

– Кто ты такой? Ты не из дворцовой стражи! – воскликнул Дрю, с трудом отпрянув от смертоносной бури. – Почему ты это делаешь?

– Пяткой обуха не перешьешь! – загадочно провозгласил О'Бау. – У меня миска легчайшей важности, и я должен смертельно убить каждого, кто попробует мне помешать, кем бы он ни был.

– А я и не пытался тебе помешать! – закричал Дрю, пятясь по грязному полу.

– А я и не дам тебе такой убожности! – зарычал О'Бау и обрушил меч на голову противника.

Дрю отлетел назад, врезался в груду подгнивших бочек и остался неподвижно лежать среди обломков. Великан приблизился к нему и опустился на колени, прижав лезвие к его шее.

– Стань информационным, и останешься в живых, – сказал он. – Я ищу французского вора по имени Луи Седарн. Назови его местоположение.

В ответ не раздалось ни звука. Блюэтт лежал без сознания, с глубокой раной на голове, истекая кровью, и назвать ничего не мог.

– О'Бау, – раздался голос за спиной великана.

Тот обернулся и оказался лицом к лицу с Агнью.

Аптил с решительным видом застыл в тени за спиной слуги.

– Ты меня знаешь? – спросил Уравнитель.

– Да, я знаю вас, сэр. Мой господин Руперт Триумф рассказывал о вас.

– Вижу, моя репетиция меня опережает.

– Воистину. Мне кажется, ты хочешь нас убить, но также ищешь человека по имени Седарн. Не изменишь ли ты свои планы относительно нас, если я скажу, что мы тоже ищем этого мошенника?

О'Бау медленно кивнул. В тусклом свете подвала его ужасные шрамы походили на складки розового шелка.

– И за-почему вы обыскиваете этого парня? – спросил Уравнитель.

Агнью не мигая уставился в голубые глаза гиганта:

– Чтобы убить его.

Аптил застыл, потянув слугу за локоть, но тот его проигнорировал.

– А, значит, вы тоже? – спросил О'Бау, опуская клинок. – И по какому причиндалу?

– Потому что он французский мошенник, как ты и сказал, – объяснил Агнью. – Он доставил нам кучу проблем. Мы уже несколько дней за ним охотимся.

О'Бау хрустнул суставами и подошел к двери подвала.

– Похоже, наши курсы сопредельны, – произнес он. – Нам будет лучше обвариться, пока мы его не выкурим. – Он посмотрел на бесчувственное тело Дрю. – Прошу прощения за то, что помял вашего спутника. Теперь я вижу, что мое нападение на него было непривычно уморительным.

Агнью и Аптил подошли к Дрю.

– Посмотри, что можно сделать с дверью, – попросил Агнью. – Ее заклинило. Мы осмотрим нашего друга.

– Что ты делаешь? – прошептал абориген, когда они опустились возле бывшего шпиона.

– А у тебя есть идеи получше? Он уложил несчастного Блюэтта парой ударов. Если не отобрать у него оружие, у нас нет ни малейшего шанса. Я должен был что-то сделать, чтобы он остановился и не убил нас обоих.

Аптил вздохнул и перевел взгляд на Дрю.

– Ужасная рана, – сказал он. – Ему нужно к хирургу, и чем скорее, тем лучше.

– При первой же возможности, – согласился Агнью. – Хотел бы я знать, что этот монстр имеет против сэра Руперта? Интересно, сколько еще людей хозяин успел оскорбить с тех пор, как мы видели его в последний раз?

Дрю со стоном пошевелился, а затем открыл глаза и посмотрел на Агнью.

– Мистер Блюэтт, вы понимаете, что я вам говорю?

Тот кивнул, моргая.

– Мы смогли побеседовать с мистером О'Бау – джентльменом, который ранил вас. Он согласился присоединиться к нам, так как тоже хочет убить французского мошенника Седарна. Вы все поняли?