Текст книги "Герой Ее Величества"

Автор книги: Дэн Абнетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ ГЛАВА
Конец всему

Даже в наш современный и просвещенный год две тысячи десятый досадно мало известно о действии Искусства или о его родстве с миром, в котором мы обитаем. Человечество все еще слишком мало знает о свойствах сверхъестественного, о его характеристиках, чтобы выводить управляющие им законы, и, более того, до сих пор пребывает в сомнениях относительно того, что же в точности является сверхъестественным, а что – нет. Хотя научное знание нашего народа было расширено и приумножено трудами таких выдающихся людей, как Ньютон, Ди, Резерфорд, Веронца, Чейн и Хоукиндж, человечество все еще склонно относить любое непонятное ему явление к проискам Невидимого Мира. Возможно, в это трудно поверить, но до того, как Веронца опубликовал свой труд о природе прикладной гравитации, люди считали – только подумайте! – любое падение делом рук зловредных духов.

Другое препятствие на пути к пониманию Искусства описал доктор Джон Ди, когда заметил, что Магия не только сложнее, чем мы себе представляем, но она куда сложнее, чем мы можем себе представить. Согласно широко известной аксиоме, обыкновенному смертному просто не хватает широты ума, дабы постичь глубокие основы Магии. Тут можно процитировать другой знаменитый афоризм Ди: «Любое достаточно развитое колдовство столь же удивительно, сколь и процесс доения нутрии».

Это не так, вернее, не совсем так. Раз в столетие или около того рождается человек, который силой вызывающего зависть разума способен приблизиться к сути Искусства. Ну, или если не приблизиться, то пройтись рядом и обменяться любезностями.

Одним из таких людей, очень особенных людей, был Леонардо да Винчи, часто восхваляемый и редко до конца понимаемый создатель Пробуждения, чьи ученые изыскания расширили наше понимание Магии более, чем когда-либо. Благодаря ему сегодня мы пользуемся ею практически каждый день. Именно он первым провел различие между благоразумным применением Искусства и бессмысленным, напрасным обращением к его темным крайностям, которое теперь называется гоэтейей или черной магией.

История изображает Леонардо красивым, одухотворенным человеком, высоким и стройным, подверженным частым приступам вдохновения. Он говорил на многих языках, хотя не больше чем на трех одновременно, и питал особенный интерес к курицам – жареным, тушеным, запущенным с крыши замка или яростно жмущим педали экспериментальных летающих машин, – которые всему миру казались гигантскими платановыми семечками, пока не падали на землю, после чего больше всего напоминали куриный фарш в корзинке. Прекрасный художник, скульптор, конструктор и игрок в покер, Леонардо написал множество трудов, посвященных Искусству. Как мы уже ранее заметили, одним из них стала Самая Важная Книга В мире, и достать ее довольно сложно.

Одним из самых потрясающих озарений Леонардо было его убеждение, что Искусство – это естественное проявление громадной, непостижимой Вселенной вокруг нас. История, которая, как обычно, оказалась в нужном месте и все видела, гласит, что сие положение да Винчи сформулировал вскоре после Рождества 1424 года. Леонардо сидел дома, истомленный апатией, что посещает всех нас после затянувшихся зимних праздников, и забавлялся с подарками, которые ему надарили за рождественские дни. Ничего необычного он тогда не получил: штатив для реторт и перегонный куб от приятелей-ученых да кричащих цветов рейтузы с вульгарным узором от отдаленной тетушки.

С чувством странной тревоги рассматривая сей аляповатый предмет гардероба, мастер вдруг заметил, что рисунок на нем напоминает так называемый знак Мандельброта [47]47
  Бенуа Мандельброт(1924–2010) – франко-американский математик, создатель фрактальной геометрии.


[Закрыть]– символ тайного зороастрийского учения, заключавшегося в том, что любые, даже самые крохотные пятнышки в космосе взаимодействуют друг с другом таким образом, что неуловимо определяют структуру и поведение нашей Вселенной в целом. Многие называли это Теоретическим Хаосом, даже зороастрийцы Мандельброта, хотя, говорят, они вкладывали в термин какое-то дополнительное значение.

В ту же секунду, в состоянии крайнего волнения, мастер натянул свои новые рейтузы и стал прохаживаться по комнате, размышляя над тем, что, вопреки популярному убеждению, будто Магия представляет собой еще толком в мире не проявившийся потенциальный источник энергии, ждущий, когда же человечество сможет его использовать, Сверхъестественное на самом деле – это пока что непонятая часть Естественного. Леонардо сделал следующий вывод: раз Вселенная держится воедино и управляется всеми своими компонентами, то Магия, как один из компонентов, является частью этого процесса. Далее он заключил, что волшебство, известное человечеству, – это всего лишь признак, след всеохватывающего космического механизма, связывающего воедино весь мир, без которого нас просто не существовало бы.

Короче говоря, когда человек даже на самом любительском уровне использует Магию – неважно, черную или белую, – он играет с подлинными, грандиозными силами Божьего творения. Леонардо был уверен, что, когда человечество увидит в колдовстве не темную и тайную игрушку, а видимые процессы незримого и великого механизма Вселенной, жизнь в общем станет понятнее, не говоря уж о том, что гораздо безопаснее.

Вскоре после сего гениального озарения он посмотрелся в зеркало и поспешил снять рейтузы, густо покраснев от стыда. Тем не менее выводы, сделанные им тогда, больше никогда его не покидали.

Надеюсь, читатели простят мне это отступление, когда я объясню, что понадобилось оно мне по четырем причинам. Во-первых, самое время кому-нибудь восстановить истинное положение вещей и вытащить нас из болота ограниченности и суеверий. Во-вторых, мой рассказ о Леонардо должен наглядно прояснить степень злодеяния, учиненного преподобным Джасперсом в Покоях Чар Энергодрома. Опрометчивая и неосмотрительная возня с опасной игрушкой – вещь дурная сама по себе. Бессмысленное оскорбление сил, управляющих механизмом Вселенной, – это воплощение подлинного зла.

В-третьих, просто пришла пора это сделать. Дорогой читатель, своим терпением ты заслужил право знать эту историю, к тому же позднее на нее может не найтись времени.

Наконец, в-четвертых, она поможет нам понять тот факт, что, когда запутавшееся человечество играется с Искусством – к примеру, с каким-нибудь древним ее аспектом вроде кучи камней близ Солсбери, – это не может не повлиять на физическую природу окружающего пространства: оно изгибается, скручивается и изменяется, дабы восстановить порушенный порядок. Все это, как я надеюсь, объяснит вам, почему, когда Аптил и Агнью добрались до Энергодрома, вместе с ними туда прибыл кот шести футов ростом, в камзоле и брыжах.

Фейерверки над Лондоном взрывались не переставая, но Аптил и Агнью их не замечали. Камни ступенек Энергодрома пульсировали от скрытой мощи, содрогались так, что казалось, это в аду крутятся огромные шестеренки, от которых вибрирует все вокруг.

Воздух темнел от сажи, набивавшейся в нос и рот, полнился тяжелым и тошнотворным смрадом и чуть не искрился от электричества. Аптил и Агнью закашлялись, давя тошноту. Бум-бум, бум-бум, стучали камни вокруг них, словно билось сердце самой Земли.

Австралиец был без одежды и с такой силой стискивал «возвращенец», что скошенный край оружия глубоко вонзился ему в пальцы. Агнью сбросил плащ и держал в руке кинжал, который одолжил ему матрос, чью лодку они забрали. Блестящее лезвие уже стало грязным от танцевавших в воздухе хлопьев сажи.

– Это плохо, да? – пробормотал абориген, когда они преодолели последние несколько ступеней.

Слуга кивнул, но, чтобы не закашляться, говорить не стал. Коридор за дверью в Энергодром казался длинной черной пещерой, в самом конце освещенной красным дьявольским светом. Как будто там разинул пасть огнедышащий дракон из сказки.

Третий член их компании пронесся мимо. Опустившись на все четыре лапы, он передвигался способом, невообразимым для существа в узком приталенном камзоле из золоченой парчи, со столь роскошным гофрированным воротником.

– Постой, друг мой! Осторожно! – крикнул Агнью вслед удалявшемуся коту.

Тот обернулся, сощурил горящие агатовые глаза с узкими черными зрачками и что-то прошипел.

– Идем вместе! – возразил Агнью, когда они с Аптилом смогли догнать своего необычного союзника. – В количестве сила.

Кот кивнул с изяществом, которое в его исполнении приводило в настоящее замешательство, и помчался вперед уже вместе с ними.

Аптил, как мы уже выяснили, в котах не разбирался, но вдруг обнаружил, что этот ему нравится. В его глазах сверкал разум, хвост хлестал кучерским кнутом, а роскошный янтарный мех так и хотелось погладить. Впервые за всю свою благородную жизнь аборигену захотелось завести домашнее животное. Правда, голова будущего питомца была больше его собственной, зубы длиннее «возвращенца», а вес доходил до трехсот фунтов, потому вопрос, кто кого заведет, оставался спорным.

– Пойдемте, – сказал Агнью и повел их по мрачному коридору навстречу потустороннему свету.

Они подошли к металлическим дверям Покоев Чар. Их створки лежали друг на друге, словно сломанные крылья мертвой птицы или обложка жестоко разодранной книги. Они курились легким дымком.

А за ними бушевал ад.

За порогом, позади сорванных дверей, кашляя, неуклюже пытался подняться пожилой мужчина в опаленном одеянии.

– Мир вам! – выдавил он, кашляя и сплевывая сгустки тягучей слюны. – Я Нэттерджек из Союза. Не переступайте порог, друзья, молю вас.

Он замер с открытым ртом, когда подошел кот и внимательно осмотрел его.

– Да чтоб меня в зад поцеловали! – воскликнул служитель, от изумления широко раскрыв глаза.

Агнью встал на колени рядом с ним.

– Мы идем на помощь сэру Руперту Триумфу и его людям! – сказал он. – Они внутри?

– Должны быть там, помоги им Бог! – ответил старик. – Когда пожилая дама и итальянец снесли двери, то все побежали внутрь. Я последовал за ними, но дым… этот дым…

– Отдыхайте здесь, сэр, – сказал Агнью, вставая. – Мы сами с этим управимся.

– Понимаете, дело не только в дыме… – добавил Нэттерджек пустым, загробным голосом.

Все трое остановились и посмотрели на него. Кот негромко мяукнул.

– Весь мир там распался на части, – сказал старик.

Они не спросили, что он имел в виду. Просто не хотели знать. Все трое ввалились в Покои Чар. А я, в свою очередь, напоминаю вам о моем лирическом отступлении касательно природы Искусства. Чтобы вы потом не говорили, будто я вас не предупреждал.

Итак, они ввалились в Покои Чар. Реальность рассыпалась на куски.

Пространство и размеры растянулись из-за странных эффектов от переизбытка волшебства. Перспективу и глубину вывернуло так, что, казалось, они сейчас треснут, их скрутило, словно на рисунке Эшера или Уччелло, [48]48
  Паоло Уччелло(1397–1475) – итальянский живописец, один из создателей теории западноевропейской прямой перспективы.


[Закрыть]принявшего немалую дозу веселящих препаратов. Поверхности вблизи норовили обрушиться на голову проходящих, сам зал растянулся на расстояние больше мили длиной, а его дальние пределы согнулись под углом девяносто градусов. Каждая линия помещения была прямой и ясной, но в то же время все они исказились настолько, что глаза не воспринимали их новой формы. Пол шел вниз под крутым уклоном, но тело не чувствовало никакого спуска. Издалека троицу слепил красный огонь.

Центральные колонны, убегающие вперед и исчезающие где-то в невообразимой дали, украшали фантастические узоры из золотых листьев. Засыпанный штукатуркой пол в клетку и обшитый досками потолок плыли, словно две шахматные доски, готовые в любой момент схлопнуться.

Воздух полнился воющими, стенающими голосами, и ни один из них не принадлежал человеку.

Изо всех сил сжав руку Аптила, Агнью, спотыкаясь, побрел в ревущую пустоту, одежду его лизал ветер.

– Это… плохо, не так ли? – прокричал Аптил, перекрикивая шум.

– И лучше не становится, – согласился слуга.

Впереди них скорчился на полу, не в силах справиться с колдовским напором, какой-то человек. Борясь с ветром, они подобрались к нему.

Агнью схватил человека за руку (тот явно был не в себе) и прокричал ему в ухо, пытаясь перебороть окружающий шум:

– Сэр Руперт! Где он?

– Там, дальше! – отозвался де Квинси, прикрывая глаза от бури. – Боже, помоги нам, но он, возможно, уже погиб!

– Только не Триумф! – уверенно пробормотал Агнью, ветер сорвал с его губ слова и с ревом унес прочь.

Взъерошенный кот встряхнулся и двинулся дальше, пригнув голову.

Агнью и Аптил, оставив де Квинси, с трудом пробирались по невероятно вытянувшемуся залу. Воздушный поток бил их с такой силой, что каждый шаг приходилось отвоевывать с боем.

Они добрались до матушки Гранди, которая стояла, окруженная ураганом. Она сплетала свои самые сильные, самые пагубные и редко используемые заклятия и кидала в вихрь, но тот пожирал их, словно хлопья воздушной кукурузы. Рядом с ней Джузеппе Джузеппо держал в одной руке книгу, громко зачитывая колдовские формулы, а другую протянул, направляя собственную свирепую Магию в шторм.

Мало что в природе могло бы выдержать массовую атаку такой силы – объединенную силу Специи и Ормсвилл Несбита.

Лишь очень немногое.

– Этого недостаточно! – вскричал Джузеппе. – Даже вдвоем мы ничего не сможем сделать!

– Я знаю, – отозвалась матушка.

Впереди всех стоял Триумф – прямо в сердце яростного шторма, сжимая в руке рапиру Галла. Глядя перед собой, в хаос, он видел Джасперса. Тот стоял посреди искаженного пространства у чародейского алтаря и смотрел на талисман, зажатый в руках, глупо ухмыляясь. Великие сферы Чар уже дымились и сияли от адского давления.

Крепко сжимая клинок, Триумф стал подбираться к Джасперсу. Внезапно на его пути кто-то появился. Руперт смотрел на самого себя. Улыбающийся черно-белый двойник поднялся, преграждая ему путь.

– Какого дьявола! – воскликнул мореход, отскочив назад.

Затем перед ним предстала вторая копия, затем третья. Все они, как один, подняли клинки и пошли на сэра Руперта.

Триумф сражался, балансируя и парируя удары сразу троих противников. Все его отражения одинаково приторно улыбались.

Он поднырнул под руку одного из них, убив самого себя. Ухмыляющийся черно-белый Руперт исчез, оставив после себя клуб зловонного дыма.

Но еще двое остались, и Триумф уклонялся от их ударов, держа противников на расстоянии клинка. Рапира Галла сталкивалась с призрачными лезвиями столь быстро и яростно, что звук стоял такой, будто кто-то тряс мешок с ножами. Удар вскользь пришелся по бедру Руперта, мышцы тут же онемели и перестали слушаться.

Триумф с широкого замаха обезглавил одного из призрачных двойников, тот исчез в клубах дыма, но на его месте тут же выросли еще двое.

– Эй, это нечестно! – воскликнул Руперт.

Сражаясь с копиями, он увидел, как Джасперс встал, пальцами раздавив в пыль последний талисман, и засмеялся.

– Триумф, – прорычал он, – ты опять опоздал!

Колдовской вихрь еще больше усилился, и воздух вокруг них забурлил и замерцал.

Выругавшись, Триумф пронзил насквозь одного из двойников, а второго изо всех сил пнул ногой. Третий, и последний, призрак свирепо бросился на него, неустанно нанося удары. Нездоровая улыбка не слезала с его лица, даже когда он наконец пропустил встречный удар и рапира Галла вонзилась ему в грудь.

Морок, зашипев, взорвался с такой силой, что вырвал оружие из руки Триумфа.

Времени на то, чтобы поднять рапиру, не было, и Руперт кинулся на Джасперса.

Преподобный, все еще со злобной усмешкой на губах, встретил его атаку с удивительной силой. Когда Триумф врезался в него, тот отступил всего на пару шагов, а затем остановился и схватил противника за руки. Руперт понял, что в существе, с которым он сражается, уже не осталось ничего человеческого.

– Что ты такое? – прошипел Руперт.

– Последнее, что ты увидишь в своей жизни! – расхохотался преподобный и отбросил Триумфа назад.

Мореход попытался подняться, но Джасперс вытянул руку ладонью вперед, и воздух стеной обрушился на Руперта. Он почувствовал, как на него давит невидимый пресс, расплющивая и вжимая в квадратный пол.

Мимо тигриными прыжками промчался кот и, прыгнув, вцепился когтями в лицо и грудь Джасперса, словно поймав мышь. Священник завопил от боли, но его крики заглушил ветер. В тот же самый момент давление на Руперта ослабло, и он снова смог двигаться. Вскочив, он сорвал с пояса couteau suisse.

– Как насчет рапиры? Ну хоть раз? Хотя бы сейчас? – взмолился Триумф, нажимая на кнопку.

Джасперс сумел взять себя в руки и сбросил противника; одежда, разорванная на груди, пропиталась кровью. Один из когтей процарапал его лицо так глубоко, что почти вырвал священнику глаз. Преподобный со злобой выстрелил в кота Магией и отшвырнул животное прочь.

Швейцарский нож приказу не подчинился и рапиру не выдал. Вместо этого он превратился в длинный гарпун из блестящей стали.

– Сойдет, – сказал Руперт и, подняв оружие, закричал: – Джасперс, останови это! Останови это сейчас же, будь ты проклят!

– Боюсь, ничем не могу тебе помочь! – заорал священник в ответ.

– Ну и не надо, – ответил Триумф и метнул couteau suisse.

Только благодаря гарде гарпун не пробил Джасперса навылет. От удара преподобный завертелся, а затем, медленно повернувшись, встал лицом к пульсирующему ослепительному алтарю. Коснувшись орудия, торчавшего из груди, руками, красными от крови, он рухнул головой вперед прямо на сферы Чар.

Несмотря на безумные празднества, взрыв услышали все. По всему Сити гуляки замерли с бутылками, трубками, факелами или петардами в руках и повернулись в сторону юго-запада. Кольцо огня – корона бело-зеленого пламени, похожая на пончик, вырвалась в бездну ночного неба, посрамив искрящиеся и блестящие фейерверки. Раскатистый гул пронесся по небу над городом, сотрясая окна, гремя черепицей крыш, эхом проносясь по улицам и отразившись от стен собора Святого Павла и Вестминстерского аббатства. Рокот сотряс окрестности Лондона, словно шаги гиганта где-то в темноте.

Те, кто стоял ближе к реке, увидели, как Энергодром вспыхнул зеленым огнем, и дружно, громогласно ахнули, когда в Темзу рухнула одна из его дымовых труб.

Гигантское кольцо огня взмыло в небо и исчезло. В одно мгновение весь Лондон протрезвел и понял, что на его глазах произошло нечто значительное, отчего стало тяжело на сердце. Какое-то невероятно важное событие подошло к концу, но никто не знал, какое именно.

ГЛАВА ПОСЛЕДНЯЯ
Позднее

В невежестве кроется немало денег.

Я только что рассказал вам все, что мне посчастливилось выведать об этом происшествии.

Каждая душа в Лондоне и за его пределами жаждала узнать как можно больше о событиях тех нескольких проклятых дней. И лишь немногие члены журналистской братии оказались в столь удобном положении, как я, ваш покорный слуга, Уильям Бивер. С первыми лучами воскресного солнца я сел за работу, собирая свидетельства и составляя рассказ для всеобщего внимания. Конечно, на страницах газет и памфлетов, в коротких статьях другие, скверно информированные репортеры уже изложили события, происшедшие в Субботу Коронации, но полностью вся история описана только в этой книге.

Разумеется, я должен поблагодарить сэра Руперта, героя дня, который вовлек меня во все это дело, а затем, в чайном доме на Скиттер-лейн, предложил стать летописцем происходящего, дабы сохранить свою историю для потомков.

Приступим к финалу: кольцо огня обожгло небеса, раскатистый взрыв расколол ночь, и каждый человек в Лондоне с изумлением поднял голову. Вот так все и закончилось. В час и двадцать пять минут ночи, в воскресенье, в четырнадцатый день мая две тысячи девятого года инфернальная угроза ее величеству и всему Лондону была ликвидирована.

Конечно, ни одна концовка не обходится без неясностей, а потому, прежде чем отложить ручку, мне необходимо уделить внимание еще нескольким вопросам.

Город оставался без энергии все воскресенье и часть понедельника, пока группа Союза под руководством Нэттерджека (чьи стойкость духа, выдержка и виртуозное владение богатым запасом английских ругательств отметили все) не смогла частично восстановить подачу энергии в Вестминстер, запустив одну из подстанций. По всему городу подключили резервные станции, созданные на случай экстренной необходимости. Энергодром не будет работать еще как минимум год, и Министерству финансов придется открыть сундуки, дабы оплатить его восстановление.

Еще несколько дней над Лондоном висел полог дыма – следствие неистовых фейерверков и взрыва в Беттерси. Солнце хрипело и моргало сквозь розовый смог, и на какое-то время все привыкли к запаху пороха и жженого сахара.

Примерно двадцать девятого числа подул западный ветер, и небо над городом наконец очистилось, вновь став ярко-голубым, сажу унесло прочь. С ним исчезли последние следы проклятия лорда Сли, а в море из верфей Дентфорда вышло несколько кораблей. «Беспощадный» под командованием капитана Грэнвилла Димока поспешил в Испанию, дабы представить отчет о происшедших событиях в Эскориал. На борту его находились посол Шантен из Дипломатической школы, которому следовало лично проследить за тем, чтобы все официальные заявления и подробности были изложены в подобающей форме, а также отряд Королевской Гвардии, которому следовало, в свою очередь, проследить за тем, чтобы благородный дом де ла Вега не уклонился от выплаты компенсаций за участие покойного регента в заговоре. «Славная Гариэтт» под командованием командора Ренарда отправилась в Средиземное море, возвращая некоего жителя Специи домой с почетным эскортом. А «Безупречный»…

Но здесь я забежал вперед.

Утром в понедельник после Дня Коронации, когда поля и газоны Ричмонда атаковала армия прислуги с вениками и заплечными корзинами, сэр Руперт посетил кардинала во дворце. Палатки и шатры разбирались и грузились в повозки, запряженные быками, слуги снимали со стен знамена, штандарты и флаги. Везде царила радостная атмосфера деловито суетящихся толп усталых, но воодушевленных людей.

Сэр Руперт оставил свою лошадь конюху во внутреннем дворе и быстрым шагом пошел по главной дорожке к большому закрытому теннисному корту, который Вулли превратил в свой личный следственный отдел.

Предстояло сделать очень много: ремонт, политические маневры в связи с вновь открывшимися вакансиями при дворе, расследования касательно того, как заговор сумел зайти столь далеко, тщательная проверка церковной безопасности, а также огромное количество мероприятий по умиротворению населения и формированию общественного мнения, так как в Союзе было необходимо срочно навести порядок.

Игральные столы, поставленные рядами, покрыли простынями и покрывалами. За ними сидели два десятка младших секретарей и чиновников из курии, копаясь в документах и разбирая информацию. Каждые несколько секунд в зал вбегал очередной посыльный, встречая на выходе своего предшественника, и добавлял церковным служащим работы в виде новых рапортов. Отчеты поступали со всей страны, по мере того как приходские власти узнавали о происшествии и тщательно проверяли обстановку на местах. Пока никаких других следов заговора не нашли.

Англия прописала себе лекарство, и служащие, трудившиеся в здании Ричмондского теннисного корта, были холодной оливой стетоскопа. Триумф вошел в этот улей, кивнул паре старших викариев, узнавших его, и направился к отдельному боковому кабинету в самом конце корта. Оттуда доносился голос Вулли.

Кардинал сидел за столом, разговаривая с четырьмя викариями и секретарем из Тайного Совета. Похоже, они обсуждали какой-то пункт закона, который, в случае принятия, позволит Короне отобрать земли Солсбери в наказание за его измену. Сам герцог должен был в среду встретиться с палачом, и Вулли как раз решал судьбу его наследников.

Увидев, что пришел Триумф, кардинал отпустил клириков и предложил гостю присесть.

Двигался сэр Руперт медленно, так осторожно, как позволяли раны. Сейчас лишь на его правой ладони виднелась небольшая повязка, но множество бинтов скрывалось под одеждой, на спине, руках и ногах. Когда Джасперс упал на сферы Чар, они взорвались, и Триумфа усыпало хрустальными обломками, а затем отшвырнуло в дальний конец зала.

– Я не ожидал вас так скоро. Разве вам не нужно отдохнуть?

Триумф покачал головой:

– Личный врач королевы посещает меня каждую четверть часа, двое старейшин Гильдии подвергают шоковой терапии для преодоления воздействия гоэтейи, Агнью приготовил лекарства из своего семейного травника, а Долл вьется вокруг меня так, словно я новорожденный младенец.

Вулли улыбнулся:

– Вы заслужили это, сэр Руперт. Вы славно послужили Короне – и с таким риском для себя!

– Не стоит делать героем меня одного, ваша светлость. Галл, де Квинси, пожилая леди из Саффолка, тот итальянский ученый – они все заслужили право зваться героями.

Вулли поднялся из кресла и расправил бархатную мантию.

– Да, действительно. И каждого наградят и отметят по заслугам. Лорду Галлу дадут орден и пожалуют земельные угодья. Де Квинси получит прибавку к жалованью и повышение. Матушка Гранди и Джузеппе Джузеппо, которые пришли к нам на помощь добровольно, будут награждены всем, что сами пожелают.

– Да, без них, – произнес Триумф с искренним облегчением, – взрыв Чар сровнял бы Лондон с землей. Только их Искусство сдержало его и направило так, чтобы последствия оказались минимальны.

– По всей видимости, так и случилось, – сказал Вулли, нахмурившись. – Я бы с превеликим удовольствием узнал, как они это сделали, но было бы грубо и неподобающе расспрашивать тех, кто столь самоотверженно помогал нам.

Кардинал открыл один из ящиков стола и вынул оттуда два запечатанных конверта и небольшой войлочный мешочек.

– Что ж, теперь можно перейти и к другим вопросам, – сказал он, вручая один из конвертов Триумфу. – Прошу вас, передайте это своему слуге Агнью. Там письмо с благодарностью, подписанное ее величеством. А также счет на двадцать гиней, которые он может потратить на себя и вашего благородного дикаря.

Ухмыльнувшись, Триумф принял конверт. Тогда Вулли вручил ему второй:

– Мне известно, что в этом деле вам помогал еще один человек, который, судя по всему, когда-то состоял в Секретной Службе. Я не прошу вас беспокоить его, ибо уверен, что живет он на нелегальном положении. Но если вам случится встретиться с ним, передайте ему это: двадцать гиней и приглашение на разговор со мной. В наши дни Союз нуждается в честных и опытных людях. – Кардинал передвинул по столу мешочек. – А это для вашей леди. Драгоценное украшение из личной шкатулки королевы, которое, как надеется ее величество, соответствует степени королевской благодарности как за прекрасное выступление, так и за быстрые, решительные действия почтенной госпожи Тэйршит.

– Ваша светлость, не нужно платить нам за это. Мы сделали то, что сделали, потому что так было нужно.

– Сейчас я занимаюсь тем же самым. Теперь вы, Руперт. Естественно, мы вручим вам орден, обеспечим средствами… но вашей настоящей наградой будет то, чего вы хотите больше всего. Я воспрепятствую замыслам двора касательно открытых вами земель и гарантирую, что их оставят в покое согласно доводам, приведенным вами.

Руперт посмотрел в глаза кардинала. Дальнейшие слова стали не нужны.

– Однако есть одна вещь, которую вы должны сделать для меня, – добавил Вулли.

Триумф встревоженно нахмурился.

– Дабы обеспечить подъем общественного духа, нам нужен герой. Люди сплотятся вокруг него и будут им гордиться. Из всех героев этой пьесы вы – самый подходящий кандидат. К тому же вы уже выступали в этой роли и, я считаю, справитесь с ней и сейчас.

– Значит, какое-то время мне придется себя вести хорошо, не так ли? – спросил Триумф.

Вулли кивнул, а затем добавил:

– Пока они не устанут слагать о вас песни и нашивать ваши портреты на камзолы.

Он помолчал, дожидаясь ответа Триумфа.

Снаружи сияло солнце, заливая лучами Ричмонд-Грин и серебристую реку вдали. Где-то высоко, невидимый, пел жаворонок. Лондон светился, и даже завсегдатаи «Верховой Кобылы» на краткий миг протрезвели.

Я, ваш покорный слуга, Уильям Бивер, встретил сэра Руперта, когда тот возвращался через Внутренние сады к конюшням. Он был в хорошем расположении духа. Я поднялся со скамейки, на которой сидел, делая заметки, и подошел к нему. В воздухе стоял запах лаванды, а в дворцовой кухне кто-то насвистывал народную песенку.

– Уильям.

– Сэр Руперт.

– Делаешь, как я советовал?

– Собираю все факты, и когда закончу, то напишу образчик героической прозы, которая, как я верю, воздаст должное этому… этому…

Триумф остановился и повернулся ко мне, предположив:

– Этому бардаку?

Вдохновение неожиданно покинуло меня.

– Ну вот, Бивер, ты уже лишился слов. Не стоит, – сказал он. – Ты ведь только начал.

– Прости, – сказал я. – И… одна маленькая деталь. У меня есть вопрос.

Руперт жестом показал, что готов ответить.

– Тот кот, создание, которое Агнью привел в Энергодром…

– Он погиб при взрыве.

– Это мне известно. Бедняжка. – Я помедлил. – Мой вопрос вот в чем… что это было?

– Жертва жадности и опрометчивого обращения с древней Магией. Не так давно Хокрэйк пытался запустить силу Стоунхенджа, – сказал Триумф.

– Я слышал об этом.

– Ему это не удалось. Магия вырвалась из-под контроля и исказила все вокруг. Многие вещи изменили форму. Союзу тогда пришлось немало потрудиться, чтобы разгрести последствия.

Я ждал. Знал, что он чего-то недоговаривает. Руперт с отсутствующим видом посмотрел в затуманенное весеннее небо, играя с кисточками перчаток.

– Хокрэйку требовалась помощь в его сумасшедшем плане. Он подделал официальные бумаги и убедил священника провести обряд, сказав, будто они выполняют волю Церкви. – Триумф замолчал на секунду, а затем сурово взглянул на меня. – Предупреждаю тебя, Бивер. Возможно, ты не захочешь этого знать.

Я ничего не ответил.

– Священник оказался в эпицентре взрыва, – продолжил он, когда почувствовал, что пауза затянулась. – Из-за колоссального выброса энергии его тело изменилось. И он решил отомстить всем, кто навлек на него такое несчастье.

– И?..

– Священника звали Джасперс.

Я судорожно сглотнул:

– Джасперс? Но тогда кто?..

Триумф усмехнулся своей плутоватой улыбкой и подмигнул:

– Или что? Если нам повезет, мы никогда не узнаем ответ на этот вопрос. А если нам повезет по-настоящему, то пламя и сталь удержат это существо в могиле.

Он попрощался со мной, отсалютовав, и направился дальше по усыпанной гравием дорожке. Когда Руперт исчез из виду за аркой конюшни, я услышал, как он замурлыкал песенку о берегах Гвинеи. Тогда я видел его в последний раз.

Хотя нет, не в последний.

Да здравствует Королева!

КОНЕЦ