Текст книги "Герой Ее Величества"

Автор книги: Дэн Абнетт

Дрю снова кивнул. Несмотря на одурманивавшую боль, годы работы шпионом помогли ему вычленить смысл из странного заявления Агнью.

– Помогите мне подняться, – попросил он.

Его шатало, но глаза горели яростным огнем. Слуга оторвал полоску ткани от своей куртки и наложил повязку на рану.

– Вижу, вы опять на ногах, – сказал О'Бау, стоя у двери. – Мое сердце ликует. Я должен принести вам глуповатые извержения за проявленную жестокость.

– Ваши извинения с радостью приняты, мистер О'Бау, – отозвался Дрю, опираясь за Агнью. – Та дверь заперта, не так ли?

С оглушительным треском великан вырвал ее из стены, показал своим спутникам и подергал за ручку.

– Да, заперта, – согласился он.

Странный квартет вошел в следующую комнату, оказавшуюся огромной темной кухней, где каждый звук из-за эха принимал исполинские размеры. Там было холодно и пусто. В помещение просачивались странные звуки откуда-то снаружи: то шум от развеселого праздника долетал через необъятный дымоход над мертвым очагом.

– Должно быть, для подготовки маскарада они приспособили кухни в западном крыле. Что с выходом? – спросил Агнью.

Дверь была сделана из мореных дубовых досок и оказалась намного крепче той, что вела в подвал. О'Бау отступил от нее, качая головой.

– Тоже заперта, – произнес он, хрустнув пальцами и играя каменными мышцами плеч.

– Подождите! Мы не можем идти по дворцу, выламывая каждую преграду на пути, – сказал Дрю.

– У тебя есть другие предположения? – спросил великан.

– У меня есть, – встрял Аптил и показал на громадный камин. – Мы можем пробраться по нему.

О'Бау обнажил зубы, которых, казалось, было больше, чем у обычного человека. На мгновение Аптил подумал, что их неожиданный союзник собирается его укусить.

– Отличное предположение! – воскликнул Уравнитель.

– Тогда вперед! – выдохнул Дрю.

Они забрались в камин и заглянули в трубу. В ответ на них уставилась чернота.

– Скажите мне, мистер О'Бау, – сухо промолвил слуга, – почему вы питаете вражду к Седарну? Это что-то личное?

– Уже личное, – ответил гигант. – Изначально меня наняли, чтобы его убрать, но он оказался уклончивым человеком и смог от меня ускользнуть. Вот почему это стало делом повышенной интимности.

– Вас наняли? – заинтересовался Дрю, ощупывая кирпичи в стене трубы. – И кто же?

– Тот господин, Дур Танкфорд. Бурдвиль Дур Танкфорд. Он выдает мне задания время во времени, – отозвался гигант, подтянувшись и исчезнув в темноте трубы.

Вниз посыпались вывалившиеся камни, известка и сажа.

– В чем дело? – тихо спросил Аптил, заметив, как переменился в лице Дрю.

– Я знал человека по имени Бонвилль де Тонгфор, когда служил в «Круге», а милорд Эффингем управлял разведкой, – ответил Блюэтт. – Это был настоящий мерзавец. Я думал, что он сгинул во время чисток. Вернее, очень на это надеялся. Он не раз переходил мне дорогу.

– Думаете, это тот самый человек? – спросил Аптил.

– Не могу сказать наверняка. Но де Тонгфор, которого я знал, был последним негодяем. Он всегда доставал отбросы со дна отхожих ям для самых скользких операций. О'Бау как раз из того отребья, которое взращивал Бонвилль. Бог мой, это дело воняет все сильнее и сильнее. Если я не ошибся, то с радостью с ним посчитаюсь.

– Вы не собираетесь обеспечить мне зад? – донесся голос О'Бау.

– Уже идем! – отозвался Дрю, а потом, взяв Аптила за руку, добавил: – Если мне удастся избавить его от меча, ты справишься?

Австралиец кивнул, понимая, что из них троих у него больше всего шансов уложить гиганта. Аптил, культурный, утонченный человек, насилие не любил, но держал себя в отличной форме, а его мускулатура свидетельствовала о недюжинной силе. Кроме того, у него было более чем достаточно причин поквитаться с уродом.

– Справлюсь, – ответил он.

Они карабкались по трубе, а сверху до них доносились звуки праздника снаружи, похожие на голоса призраков.

На улице веселье достигло своего пика. На сцене актеры разыгрывали некую изощренную комическую интерлюдию с участием пяти клоунов и нескольких корзинок с кашей.

Долл смотрела на представление из-за кулис, до ее выхода оставались считаные минуты.

В Королевском павильоне, лицом к сцене, через три кресла слева от королевы сидел кардинал Вулли, не замечавший ни смеха, ни аплодисментов вокруг. Его грызло все возрастающее беспокойство.

В ряду за его спиной лорд Сли смотрел по сторонам с явной тревогой. Де ла Вега отсутствовал вот уже двадцать минут. Скоро королева могла заметить его отсутствие и спросить, куда пропал регент. Неужели возникла какая-то проблема… помеха…

Сли глотнул воды, чтобы очистить рот и голову, и даже позволил себе засмеяться вместе со всеми, когда сосед рядом обратил его внимание на форменное шутовство, царящее на сцене. Но лорд смотрел не на клоунов. Словно коршун, глава Тайного Совета не отрывал глаз от шатра для особо важных гостей у сцены. Сквозь туманный свет, лившийся от свечей, виднелись размытые лица Солсбери и Джасперса. Неожиданно встревожившись, словно от толчка невидимого локтя в бок, преподобный оглянулся, встретился со Сли взглядом и кивнул ему, коснувшись стола открытой ладонью. Осталось пять минут.

У Сли опять пересохло в горле. Он скользнул взглядом по придворным вокруг, наблюдая за тем, как отсветы от огней звездами сверкают на тиаре королевы, стоит правительнице засмеяться.

Звезды всегда были символом удачи, и величайшая удача сейчас виднелась ему в отсветах, танцевавших вокруг столь уязвимой головы Глорианы.

В шатре музыкантов Луи Седарн почесал щеку. Щетина отросла и кололась. Вся его жизнь кололась. Если он скоро что-то не сделает, то сойдет с ума. Он опустил лютню и стал пробиваться сквозь ожидающих музыкантов к выходу.

– Месье Седарн! – окликнул его маэстро Куперин. – Qu'est-ce que vous faites, maintenant? [45]45
  А что это вы делаете? (фр.)


[Закрыть]

– Одну минутку, мастер, – откликнулся Седарн. – Мне нужно посетить уборную.

Снаружи было темно и зябко. Триумф пару раз глубоко вдохнул носом прохладный воздух, дабы очистить легкие от жирного дыма и пыли, скопившихся в шатре музыкантов, и направился к палатке для отдыхавших актеров.

Это был длинный прыжок, длиннее и рискованнее, чем все, на что когда-либо решался де Квинси при обычных обстоятельствах. Ноги заскользили по черепичной крыше в поисках опоры, и на мгновение он представил, как вот-вот рухнет в объятия темноты внизу. Каким-то образом ему удалось удержаться, и доктор медленно поднялся на ноги. Матушка Гранди приземлилась рядом.

– Ну вот, ты ведь сделал это? – спросила она.

– Мадам, а вы сильнее, чем кажетесь, – отозвался он, с трудом переводя дыхание.

– Предпочитаю держать себя в форме. Кроме того, другого пути вниз и нет вроде бы.

– Вы в порядке? – негромко позвал их Ганс Гольбейн, высунувшись из окна наверху.

– О да! – успокоил его де Квинси. – Оставайтесь на месте. Мы за вами вернемся.

Без дальнейших размышлений он взял матушку за руку и повел за собой во тьму по наклонному скату крыши. Через секунду он осознал, что сделал, а через две понял, что Гранди руку не убрала. При всей своей решимости и непреклонности, она явно нервничала так же сильно, как и он. По какой-то странной причине от этого факта ему стало легче.

Спустившись по крыше, они оказались у водосточной трубы, отсюда открывался вид на главную сцену. Они ясно видели Королевский павильон и примыкавшие к нему шатры. Внизу перед зрителями дурачились клоуны.

– Ты видишь Джасперса? – спросила матушка Гранди.

– Честно говоря, я никого толком не вижу, – ответил де Квинси. – Это он? А, нет, это граф Ричборо.

– Не двигайтесь! – раздался позади ледяной голос.

К ним по крыше соскользнул снайпер – стрела на арбалете с прицелом смотрела прямо на них.

– Вы кто такие? – спросил он. – И какого дьявола здесь делаете?

– Послушайте… – начал де Квинси, надеясь, что честность – это все же лучшая политика, хотя его милицейское удостоверение не объяснило бы, почему он крадется по крыше на расстоянии выстрела от королевы.

Но матушка Гранди стиснула его руку, призывая к молчанию. Посмотрев на солдата, она вдруг произнесла:

– Опусти оружие.

Слова ее были едва слышны, но никогда за всю жизнь доктор не слышал столь могущественного приказа. Он невольно вздрогнул.

Без дальнейших вопросов стрелок убрал арбалет за спину.

– А теперь спи, – велела матушка Гранди тоном, не терпящим возражений.

Тот опустился на крышу и вскоре мирно засопел.

Пораженный, де Квинси уставился на пожилую даму.

– Голос Власти, – пояснила она. – Старый фокус, правда, я не люблю использовать его слишком часто. На мой вкус, он слишком близок к гоэтейе.

Дознаватель забрал у спящего арбалет и посмотрел в телескопический прицел на сцену внизу. Через мгновение он воскликнул:

– Вот! Вот он! Рядом с герцогом Солсбери в шатре для особо важных персон.

– Дай мне посмотреть, – попросила старуха.

Он как раз собрался отдать ей оружие, но внезапно замер и произнес:

– Он встает. Выходит из шатра. Я потерял его из виду!

Де Квинси оглянулся на матушку Гранди, и ему не понравилось выражение ее глаз.

Внизу Сли увидел, как преподобный выходит из шатра, и нервно сжал кулаки. Время настало.

Священник дошел до тента актеров и уселся на поваленный ствол, улыбаясь сам себе. Снял один из висевших на шее бархатных мешочков, развязал его и вытащил амулет. Поднеся его к свету свечи, Джасперс ухмыльнулся.

– Очень милая вещица, – послышался вдруг чей-то голос. – И несомненно, очень магическая. Для чего она предназначена?

Джасперс поднял взгляд и увидел лучезарную улыбку Луи Седарна.

ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ ГЛАВА
Маневр – дело модное

– Ты только что совершил ужасающую ошибку, друг мой, – сказал Джасперс. – И ты не проживешь так долго, чтобы пожалеть о ней.

– Я тебя знаю, – отозвался Седарн. Он прошел сквозь девятнадцать морских сражений и сейчас не подал виду, что хоть немного нервничает. – Ты же Джасперс из Гильдии. А я-то все гадал, какой мерзавец из Церкви стоит за всем этим?

Преподобный поднялся. Он был уверен в себе, но неожиданно ему стало интересно, кто же перед ним такой.

– Разве я тебя знаю? – начал он, вглядываясь в лицо француза. – Конечно знаю. С белыми волосами и без бороды, но ведь это ты, Триумф?

Руперт кивнул.

– Де ла Вега был прав насчет тебя. Он будет доволен. Он говорил, что ты опасен. Правда, ты пришел к финишу вторым и опоздал.

Удар Триумфа пригвоздил Джасперса к земле. Талисман выпал из пальцев священника и покатился по траве.

– Опоздал для чего?

Джасперс потянулся к амулету, но Руперт наступил ему на руку.

– Что ты собираешься делать, ублюдок? – спросил он.

Удар по голове сбил Триумфа с ног. Он упал прямо на полог шатра, барахтаясь и пытаясь встать на ноги, голова у него кружилась.

Де Тонгфор подошел к Руперту со спины и приставил рапиру к горлу.

– Значит, ты Триумф, – сказал он. – Я должен был догадаться. Вы в порядке, преподобный?

– Жить буду, – отозвался Джасперс, поднимаясь и подбирая с земли талисман. – Отведи его куда-нибудь и убей. Быстро. У меня еще куча дел.

– Да ладно, – сказал Триумф. – Ты меня победил. По крайней мере, позволь посмотреть. Ненавижу умирать, не зная, за что умираю.

Джасперс кивнул де Тонгфору, который все еще прижимал клинок к кадыку Руперта.

– Тогда смотри, – сказал Джасперс. – Я собираюсь высвободить черную магию невиданной силы и убить королеву.

Они поднялись по трубе и оказались в Музыкальном зале. Тут тоже было темно, но свет с улицы пробивался в окна.

О'Бау ждал их.

Агнью отряхнулся и помог Дрю сесть. Аптил встал рядом с гигантом, и оба принялись смотреть на празднество.

– Есть сор и брожения, куда мог спрятаться французик? – спросил О'Бау.

– Нет. Никаких.

Уравнитель нахмурился и отвернулся. У камина стоял заставленный напитками столик. Великан положил меч и взял с него бутылку, вытащив пробку зубами.

Аптил облизнул губы и глубоко вздохнул, зная, что настал момент действовать.

Схватив со стола клинок, он отшвырнул оружие в дальний угол комнаты и что есть силы врезал О'Бау. Тот, падая, задел стол, и оба врезались в стену, подняв хаос из рук, ног и разбивающихся бутылок.

– Это за Дрю, – пояснил Аптил, пнув ошеломленного громилу и перекинув через банкетный стол на подставку для свеч. – Это за Руперта, – добавил он.

Удар О'Бау заставил австралийца согнуться пополам. Задохнувшись, он упал на колени к ногам великана, шипя, как проткнутый баллон.

– Это для начала, – сказал Уравнитель.

Агнью и Дрю набросились на О'Бау, но тот отшвырнул обоих, словно стриптизерша, сбрасывающая с себя одежду. Блюэтт приземлился на пол у окна, не в силах встать. Агнью рухнул в кресло у двери. На его лице было написано чудовищное разочарование.

– Получается, – сказал О'Бау, поднимая Аптила за горло одной рукой, – вы все председатели.

– Извини, – отозвался слуга, поднимаясь на ноги. – Прошу, освободи моего друга Аптила. – Он сжал кулаки и принял боксерскую стойку. – Дерись со мной, если хочешь.

Великан отшвырнул Аптила в сторону и направился к Агнью.

– Не зли меня, – сказал он. – Я из тебя фарс сделаю.

Слуга нанес мощный удар О'Бау в лицо, но тот даже не пошевельнулся. Агнью поморщился, тряся разбитой рукой. Великан улыбнулся и вынул из-за пояса тесак, на лезвии которого заиграли отблески света.

– Время задирать свиней, – объявил он.

Тут на него рухнул кот.

Он спрыгнул откуда-то со стропил разрядом рыжевато-коричневой молнии, и О'Бау исчез под этой пушистой горой. У Агнью перехватило дыхание, но потом он отодвинулся от двух бьющихся на полу тел: Уравнителя и громадного кота размером с великана – кота с пальцами, в дублете и бриджах.

Из-под его ногтей выступили острые когти.

Раздались пронзительные крики.

– Так как же честь и долг? – спросила Долл у толпы.

– Как бы там ни было, они уходят быстро, – присоединилась Элис Мантон. – Богиня, о великая, скажи, как заключить нам сделку?

Долл раскинула руки, обратившись к толпе в зале. У ее ног сидели охотники любви: Артемида, Диана и Орион – и с обожанием снизу вверх смотрели на нее.

– За мир! – воскликнула Долл. – Я в смятении,

 
И именно я должна сделать выводы
В честь славы, благородства, долга, прав.
Смотрите не на даму ночи,
А на богиню дня!
Глориана! Благословенная Глориана!
Никогда более благородный лоб не венчался короной.
Более благородная десница не правила этим городом!
Этот город, этот бург, эти земли.
Из всех прекрасных городов ни один не сможет сравниться
С гордым Римом, прелестной Веной, полной воды Венецией,
Где гондольеры поют гимн красоте
Великой Лагуны, с благородным Мадридом,
Прекрасной Барселоной и Парижем, жемчужиной континента!
Никто из них не сравнится с Лондоном,
Словно замок венчающим серебристую Темзу.
 

Долл замолчала, ибо толпа разразилась таким громом аплодисментов, что тот заглушил остальные слова. Она стояла, широко раскинув руки, и ждала, пока шум стихнет, а затем посмотрела вниз, на Элис и Мэри.

– Великолепно, великолепно! – промурлыкала миссис Мерсер со слезами на глазах.

Элис побледнела от нахлынувших чувств и не могла говорить. Долл с беспокойством взглянула на Горация Катона, игравшего Ориона. Тот не сводил глаз с Королевского павильона, судорожно стискивая в руке лук.

Аплодисменты начали стихать.

 
– Но что есть красота серебристой Темзы
В сравнении с этим превосходством смысла мира.
Божественной Глорианой, богиней дня?
Если царит истина и наши сердца объединены в Союзе,
Давайте же вновь возложим корону на ее чело!
 

Теперь аплодисменты звучали даже громче. Их подхватили толпы за стенами дворца, и Ричмонд сотрясла волна ликования. Знать в Королевском павильоне кланялась королеве и подкидывала шляпы в ночной воздух ничтожным подобием фейерверка.

Долл перевела дух. От ее дыхания газ чепца заколыхался.

Где же Руперт?

Триумф чувствовал, как неприятно ворочаются кишки у него в животе. Он стоял у самого шатра позади Джасперса, Тонгфор прижимал к его горлу клинок. Преподобный что-то мычал над талисманом, сжимая его потными руками, и именно от этого неразборчивого бормотания Руперту было не по себе. Примерно так же он чувствовал себя, когда Вулли устроил ему проверку с тем нечестивым пергаментом. В воздухе витала черная магия – в этом не было никаких сомнений.

Со своего места Триумф ясно видел стоявшую на сцене Долл, Элис Мантон, Горация Катона и Мэри Мерсер, сидящих у ее ног, а также ликующую толпу.

Джасперс поднял руку и с треском раздавил талисман. Его осколки песком просыпались сквозь пальцы преподобного, и ночной ветер унес их.

Он повернулся к Триумфу.

– Дело сделано, – ухмыльнулся священник, но лицо его было бледным, а на лбу выступил пот, словно он только что пробежал марафон в куртке на меху.

– Что сделано-то? – спросил Триумф.

– Посмотри на Катона, – ответил ему Джасперс. – Круглый дурак. В его колчане отравленная стрела. Через пару секунд он ею воспользуется.

– Значит, Катон тоже участвует в заговоре?

– Он? Не по своей воле, – усмехнулся преподобный. – Я только что отправил архидемона из ада в его ничего не подозревающую душу. Тот скажет ему, что делать.

Триумф через полог шатра посмотрел на актера. Тому было жарко и неудобно, он выглядел растерянным и сильно беспокоился. Рука его на древке лука дрожала, и он как раз потянулся к колчану, висевшему за спиной. Никто из присутствовавших этого не заметил. Они все слишком увлеклись, аплодируя Долл.

Гораций достал стрелу.

Триумф незаметно опустил левую руку и, сжав рукоять couteau suisse, висевшего на поясе, нажал на кнопку.

В рапиру тот не превратился, как ни надеялся Руперт. Кажется, приказам оружие не подчинялось, а деликатности момента не понимало.

Тем не менее оно порадовало хозяина длинным прямым ножом для резки жареного мяса. Четыре дюйма стали вонзились в бедро Тонгфора.

Тот завопил, и Триумф изо всех сил толкнул его, подавшись назад. Клинок скользнул над ухом морехода, глубоко царапнув кожу, но Бонвилль оказался слишком нерасторопным и не смог остановить Руперта.

Оба повалились на землю. Не обращая внимания на кровь, льющуюся из пореза, Триумф принялся молотить кулаками по лицу и животу де Тонгфора. Когда тот обмяк, беспомощно хватая ртом воздух, Руперт вскочил и отобрал у мерзавца рапиру, но, обернувшись, увидел, что Джасперса уже и след простыл.

– Долл! Долл! – закричал Руперт, глядя на актрису через полог шатра.

Однако, к несчастью, восторги зрителей заглушали его голос.

Артемида, Диана и Орион натянули луки, символически собираясь выстрелить в воздух, когда Долл закончит речь словами: «Давайте же возвестим о нашей любви и, подобно Купидону, залпом стрел расскажем о нашей страсти, ибо Глориана – самая любимая из всех, наша королева, наша тридцатая Елизавета», но толпа ревела слишком громко, и Долл пришлось подождать.

Она улыбнулась Элис и Мэри, державшим луки наготове.

Катон не обращал на нее ни малейшего внимания, натягивая стрелу, которую ему дал де Тонгфор. Он собирался выстрелить в небо.

Может, она неверно поняла его странное поведение…

Неожиданно Долл почудилось, что кто-то зовет ее по имени, пытаясь перекричать всеобщий гам, но актриса сочла это причудами собственного воображения.

А затем она услышала кое-что еще: кто-то насвистывал песенку о гвинейском береге. Пронзительный звук пробился сквозь шум толпы.

Долл похолодела. Сердце замерло, словно размышляя, биться ли дальше.

Это был сигнал, о котором они условились. Долл огляделась по сторонам.

Гораций Катон целился явно не в небо.

ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ ГЛАВА
Не думай о балрогах!

Сжав пальцы в кулак, Долл хорошенько размахнулась и ударила актера прямо в нос так, что несчастный отлетел назад.

Стрела изменила направление полета и пронзила спинку покрытого плоской резьбой трона в шести дюймах над головой королевы.

Внезапно настала абсолютная тишина.

А затем разверзлась настоящая преисподняя.

Казалось, каждый из присутствовавших в Ричмонде тридцати семи тысяч ста шестидесяти трех человек либо истошно вопил, либо носился в панике, либо делал и то и другое.

Ошарашенная Долл отпрянула.

Элис Мантон зарыдала как ребенок.

Мэри Мерсер упала в обморок.

Гораций Катон слабо трепыхался, нос его превратился в кровавую кашу.

Музыканты и жонглеры высыпали из палаток на подмостки, лопоча и срываясь на крик, пока милиционеры пытались оттеснить их назад.

Триумф с рапирой на изготовку ворвался в шатер и пробился к сцене сквозь пришедшую в неистовство толпу. Схватив Долл, он крепко обнял ее.

– Отлично, любовь моя, – сказал он, поцеловав прекрасные волосы актрисы.

– О боже! – воскликнула она, указывая куда-то.

Жонглеры, музыканты, милиция и кричащие женщины попятились.

Гораций Катон больше не был собой. Чем бы преподобный Джасперс ни заразил его разум, сейчас это пыталось вырваться наружу или, по крайней мере, устраивалось поудобнее. Что-то извивалось под его кожей, и в воцарившейся гробовой тишине было слышно, как ломались и двигались кости. Он распухал на глазах. Его качало, растягивало, сминало от нечестивого давления изнутри.

Все, кроме Долл, Руперта и нескольких стражников, с криками бросились в бегство.

То, что когда-то было Горацием Катоном, теперь превратилось в восьмифутовую тварь сплошь из хрящей и вздымавшейся плоти. Воздух с влажным шумом втягивался и выходил наружу сквозь множество открывшихся мембран. Руки доставали до пола, в них будто остались одни кости, мышцы исчезли. Ноги расплющились, как черепашьи лапы. Голова удлинилась, словно в нее через шею пропихнули лошадиный череп, растянувший и заполнивший кожу.

Внезапно у существа появились челюсти, которые вполне пошли бы чудовищу из озера Лох-Несс. Оно разинуло пасть, и Триумф с Долл увидели, как из десен вылезли клыки. Каждый проложил себе путь с таким звуком, с каким гвоздь пробивает деревянную планку. Создание заревело, и во дворце задрожали стекла.

Триумф отодвинул Долл в сторону и вонзил рапиру де Тонгфора в чудовище.

Лезвие вошло в плоть и расплавилось. Капли раскаленного металла упали на сцену и прожгли ее насквозь. Существо, шаркая, двинулось вперед, становясь все больше, превращаясь в нечто змееподобное с крокодильим хвостом. На лбу его выросли рога.

Двое солдат рванули и со всего размаху воткнули в монстра копья. Тот повернулся, раскрыл пасть и струей огня испепелил нападавших.

Триумф попятился.

– Ого… ну и дела! – пробормотал он.

– Дай-ка мне это! – рявкнула матушка Гранди, выхватывая арбалетный болт из рук де Квинси.

– Отдай! Я должен что-то сделать! – заныл он.

Колдунья поцеловала наконечник, что-то прошептав над ним, затем сняла с шеи амулет и быстро намотала его на острие.

– Что это? – спросил де Квинси, в ужасе оглядываясь на сцену.

– Драконоподобный демон, – ответила она.

– Дракон? Чертов дракон?!

– Ну да. Огнедышащий, – ответила старуха. – Его вызвали прямо здесь и заключили в плоть того бедняги. Такие создания не дышали Господним воздухом уже много столетий. Я только из книг знаю, как он выглядит. Это одно из исчадий ада, возможно демон ужаса или балрог, как его называли вавилоняне.

– Оно испепелит наши души! – пролепетал де Квинси, оторопело глядя на вырастающее чудовище.

– Попытается, – согласилась матушка Гранди. Она вернула доктору болт со словами: – Надеюсь, ты хороший стрелок.

До этого он никогда в жизни не стрелял из арбалета.

– Конечно хороший, – решил дознаватель.

Триумф отпрянул, когда мерзкая тварь стала приближаться. Он швырнул в нее эфес расплавленной рапиры, а затем схватил фонарь с рампы и метнул его следом, пытаясь заставить монстра остановиться. Руперт подумал о висевшем на поясе швейцарском ноже, но, похоже, сейчас даже от самого превосходного клинка было бы столько же пользы, сколько от осколка стекла.

Свирепый пронзительный свист вырвался из утробы кошмарного создания. Триумф почувствовал, как у него от этого звука все задрожало внутри. Оглянувшись по сторонам, он крикнул тем стражникам и аристократам, которые были достаточно храбрыми или глупыми, чтобы остаться здесь:

– Уходите! Уходите! Позаботьтесь о безопасности ее величества!

Тут он заметил Долл, стоявшую чуть позади него.

– Долл! Уходи отсюда, умоляю тебя! Беги!

Раскачиваясь из стороны в сторону, чудовище передвигалось на длинных костлявых конечностях. Из пасти вырвался клуб огня, и Руперт бросился на пол, чтобы не превратиться в головешку. Падая, он уронил лампу.

Монстр оказался прямо над ним. Мореход хотел отползти, но тщетно. От зловонного дыхания, разящего горячим битумом и горелым сахаром, слезились глаза.

Триумф попытался подумать о чем-нибудь философском и ободряющем, но разум отказал, как заржавевший замок, и ключ не проворачивался. Руперт пополз назад, не в силах оторвать глаз от адского создания, склонившего к нему свою чудовищную голову.

Внезапно послышался хлопок.

Монстр содрогнулся.

Арбалетный болт вошел ему прямо в горло. Струйкой потекла ядовито-зеленая кровь.

Ошеломленный Триумф уставился на стрелу и заметил плотно привязанный к ней крошечный амулет.

Тварь рухнула на колени с такой силой, что сцена содрогнулась и треснула. Руперт сумел вовремя выбраться из-под падающей туши, чуть не свалившись при этом с подмостков. Монстр завалился на спину и замолотил хвостом, обрушивая декорации и разбивая лампы, а затем вытянул голову к ночному небу. Его пасть широко распахнулась, и он заревел голосом Горация Катона.

Триумф почувствовал, как его схватили чьи-то руки и оттащили от края сцены.

Вопль длился и длился, становился все пронзительнее, исторгаемый легкими, превосходившими по мощи человеческие. Вокруг отверстой пасти и раны во лбу вспыхивали языки голубого пламени. Чудовище воздело к небу свои дрожащие руки, похожие на искрученные ребра гигантской рыбы.

А затем оно лопнуло.

Триумф чуть не оглох. Как будто сама природа приложила руку к уничтожению твари. Каждая лампа, каждая свеча в зале потухла, взрыв всосал в себя их свет. А затем навес обрушился на сцену, милосердно прикрыв гниющие, быстро растворявшиеся останки чудовища.

Внезапно стало очень холодно и удивительно тихо.

Триумф поднял голову и увидел, что со сцены его стащила Долл. Она побледнела от страха и смотрела на развернувшуюся перед ними картину разрушения. Руперт осторожно обнял женщину, все еще дрожавшую от пережитого ужаса.

Кардинал Вулли принялся кричать, отдавая приказы ошеломленной толпе знати и стражников, собравшейся вокруг руин. Первыми очнулись лорд Кроусли, лорд Грефф и адмирал Поули, собрав почетный караул тупо таращившихся солдат и препроводив королеву под защиту башни Кернгорм. Ее величество не проронила ни слова, но, когда спешила прочь, Триумф поймал ее взгляд. Она оглянулась, посмотрев назад сквозь плотные ряды милиции, окружившие ее.

Руперт склонил голову, но в следующее мгновение королева удалилась.

Вулли прошел в центр разгромленного зала.

– Свет! Подайте свет! – велел он. – И найдите мне капитана стражи! Я хочу, чтобы всё вокруг немедленно оцепили!

До них доносился отдаленный шум, паника охватила Шин и Ричмонд. Большинство гостей праздника сбежали, решив попытать счастья с волнующейся толпой за стенами резиденции.

Дворцовые земли превратились в истерзанную пустыню, заваленную сломанными стульями, разорванными декорациями, едой и рассыпанными программками. Те, кто остался, молча стояли, собравшись потрясенными группками, не в силах осознать то, свидетелями чему они все стали.

Триумф оглядывался по сторонам, когда Вулли схватил его за плечо. Кардинала заметно трясло, он явно разрывался между страхом и гневом, но при этом в его взгляде светилась благодарность.

– Все прошло не так хорошо, как в прошлом году, ваша светлость, – пробормотал Триумф.

Вокруг рампы суетились солдаты.

– Когда я выясню, кто в ответе за все это… – начал Вулли.

– Начните с преподобного Джасперса, – перебил его Руперт.

– Проклятая Церковь! – сплюнул стоявший неподалеку лорд Сли. – Я должен был знать. И каково же ваше участие в этом гнусном заговоре, а, Вулли?

Кардинал медленно обернулся, оказавшись лицом к лицу с канцлером. Казалось, он сейчас ударит главу Тайного Совета.

– Уверен, лорд Сли сейчас собирается завести речь о нечестивом свитке, который вы храните при себе, кардинал, – поблизости раздался слабый, задыхающийся голос.

Все повернулись.

По сцене к ним приближался лорд Каллум Галл. В одной руке он сжимал рапиру, другой держался за живот. Кровь пропитала его камзол, испачкав руку. Лицо его стало почти белым, капитана шатало, да и дышал он с трудом, то и дело морщась от боли.

– Таким образом он сделает вас зачинщиком всего этого непотребства, – сказал Галл, борясь чуть ли не за каждый вдох. – Это убийственный документ. Лорд Сли знает, что из-за него вас уже наутро отправят к палачу. Ему прекрасно известно его содержание, ведь он сам дал вам его перед начатом представления.

– Это самая гнусная клевета, которую я когда-либо слышал! – оскалился канцлер. – Что, кардинал, дали знак своему лакею, чтобы он вышел к нам и защитил вашу черную душу? Не выйдет! Этот человек – лжец, а вы, Вулли, – болезнь нашей страны!

– Меня много кем называли, лорд Сли, – ответил Галл, тяжело опускаясь на ступени сцены, – но лжецом никогда. Это все ваша работа. Вы затеяли заговор с Джасперсом и кастильским мерзавцем де ла Вегой, который мне и рассказал о ваших планах… – Он помедлил и закончил фразу: – Прежде чем умер от моего клинка.

– Чепуха! Ложь! Это заговор! – завопил Сли, затравленно обводя взглядом молчаливую, потрясенную толпу, собравшуюся вокруг. – Де ла Вега верен Короне! Как и я! Эти гнусные убийцы сговорились! Смотрите, как они прикрывают друг другу спины и затыкают рот тем, кто может раскрыть их планы!

– Вообще-то, заговорщиков было четверо, – встрял де Квинси, когда они с матушкой Гранди пробрались через брешь в шатре для особо важных гостей.

Капитан еще никогда не видел доктора таким свирепым. В руке тот нес арбалет.

– Сэр, а вы?.. – спросил кардинал Вулли.

– Невилл де Квинси, полицейский хирург. А это матушка Гранди из Саффолка. Ее действия в борьбе со злом неоценимы.

– Матушка Гранди, – кивнул кардинал.

– Ваше высокопреосвященство, – откликнулась пожилая женщина. – В этом Невилл прав. И если позволите добавить, он не только хирург, но и прекрасный стрелок.

– Мы проводили расследование вместе с лордом Галлом, – пояснил де Квинси. – У нас есть доказательства заговора лорда Сли, регента де ла Веги, преподобного Джасперса и лорда Солсбери.

– Я могу подтвердить участие Джасперса в инциденте, – сказал Триумф. – А еще вам стоит найти помощника режиссера из театра «Лебедь» по имени де Тонгфор. Это один из его пособников. Сукин сын наградил меня вот этим, – добавил он, коснувшись раны на голове.

– Заковать лорда Сли в кандалы! – Вулли отдал приказ столь спокойно, что все присутствовавшие невольно вздрогнули.

– Ах ты, тварь! – взревел канцлер, выхватив из недр плаща длинный кинжал. Его лицо стало мертвенно-бледным, вены на висках заметно пульсировали. – Тот, кто меня коснется, умрет в жуткой агонии! Этот клинок отравлен!