Текст книги "Герой Ее Величества"

Автор книги: Дэн Абнетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

МЕЖ ГЛАВ ДЕСЯТАЯ
В ней повествуется о различных путешествиях и пробуждениях в крайне затруднительных положениях

В полдень на столбовой дороге в Лондон, близ перекрестка Левеллеров, матушка Гранди перепугала тройку бандитов хитроумной престидижитацией с использованием веточки боярышника и щепотки размолотой пузырчатки. Двое грабителей успели добраться до спасительного укрытия зарослей бузины, прежде чем жуткий страх не побил спазм кишок со счетом один – ноль в конкурсе на силу воли. Третий же рухнул на спину прямо в тележную колею на дороге, принявшись хныкать и умолять костлявую женщину пощадить его.

– Естественно, я сохраню тебе жизнь, – рявкнула матушка Гранди. – У меня на тебя нет времени. Срочные дела в Лондоне.

Она посмотрела на небо, выполнила триангуляцию относительной позиции двух скворцов и стрижа, после чего явственно раздосадовалась. Ко всему прочему ячмень на ближайшем поле клонился совершенно не в должную сторону.

«Становится хуже», – сказала старуха про себя и маршем двинулась дальше.

Все еще дрожа, грабитель поднялся на ноги и посмотрел, как она исчезает за деревьями. Ему даже стало немного жалко столицу.

Часом ранее, но тоже в полдень Джузеппе Джузеппо, подняв кремневый револьвер, осторожно следил за приближением к нему с самыми дурными намерениями двух грубых и невежливых моряков.

– Пожалуйста, друзья мои, давайте не будем совершать глупостей, – мягко предупредил он.

Те захохотали и сделали еще один шаг вперед по ярко освещенной солнцем палубе полуюта.

– Так-так, – сказал Джузеппе с улыбкой, а потом дважды выстрелил.

Короткий кинжал и зуб марлина выпали из рук громил. Морские волки посмотрели друг на друга, перекрестились, перепрыгнули через борт прямо в сверкающее Лигурийское море и брассом рванули в сторону Генуэзского залива.

Джузеппе повернулся, вытряхивая из пистолета сажу.

– Самый полный вперед на Англию, капитан! – радостно заявил он спрятавшемуся за штурвалом владельцу «Battista Urbino». [26]26
  «Креститель Урбино» (ит.).


[Закрыть]

Капитан, нервный корсиканец, испытывающий большие проблемы с личной гигиеной, которые только что резко усилились, неуклюже и в изрядном возбуждении выскочил из укрытия, подняв руки и возвысив голос:

– Сеньор Джузеппе, – казалось, изо рта у него вот-вот пойдет пена, – вы только что сократили команду сей прекрасной каравеллы на сорок процентов!

– Факт, – ответил Джузеппе, сияя всеми зубами, – но то была, несомненно, ваша ошибка нанять столь бесполезный и преступный сброд.

Капитан пожал плечами и возразил:

– Вполне возможно, но я сильно сомневаюсь, что без них мы сумеем вернуться в Специю целыми. При попутном ветре мы доберемся до Антиба через два дня. – Он неожиданно остановился, а потом мрачно заявил: – Англия же при нынешних обстоятельствах, боюсь, вне нашей досягаемости.

Джузеппе огляделся и продолжил:

– Вас осталось еще трое.

Капитан сел на бочку смолы и забил трубку. Старший помощник и прыщавый юнга выбрались из трюма, рассевшись поблизости: команда собралась в полном составе.

– Известно ли вам что-нибудь, – спросил рулевой между затяжками, – о прямых и косых парусах каравеллы? А также о такелаже?

– Нет, – ответил Джузеппе, вдохновляющая улыбка упорно не покидала его лицо.

– Я так и думал, – задумчиво протянул капитан. На средиземноморское солнце набежала тучка, поднялся легкий ветер. Наверху захлопал парус, а морские брызги избавились от груза соли, коя немедленно забила ноздри всем присутствующим. – Мастер Веррокио, курс на Специю. Полный вперед!

Старший помощник с трудом потащился к штурвалу.

Джузеппе наклонился к курильщику:

– Знаете ли вы что-нибудь о родственных гомункулах, соединении стихийных сервиторов или астральных источниках?

– Нет, – искренне ответил капитан.

– Естественно, вы не знаете. Они известны только тем, кто читал оригинал «Principia» Леонардо. Они неизвестны даже Церкви. Будьте так добры, поднимите на палубу мой зеленый морской сундук, большой, с медными запорами. Мы доберемся до Англии, мастер Луччио, и я заплачу вам вдвое.

В глазах Джузеппе таилось нечто, лишившее капитана всех аргументов в споре.

– А кто моряком-то будет? – промямлил он тихо.

Но ученый его расслышал и не замедлил с ответом:

– Я буду.

Триумф с трудом открыл глаза, перекатился на бок и упал с кровати. Голова болела ужасно, а нос онемел. Уже второй раз за последние двенадцать часов он получил удар, который легко смог бы привести в замешательство даже быка, а Руперт еще даже не начал составлять список повреждений остальных частей тела, горевших, пульсирующих или просто ноющих.

Он воспользовался временем, проведенным на полу, дабы исследовать то место, куда попал. Стены с деревянными панелями, гипсовый потолок, кушетка, укрытая некими покрывалами, больше похожими на попоны – причем на поношенные попоны, – тяжелая и запертая дверь, пара окон с решетками.

Триумф с усилием поднялся на ноги, ибо каменный пол был слишком холодным и твердым. Восемьдесят пять процентов его тела дружно проголосовало против вертикального положения, но мурашки и гусиная кожа наложили вето на решение и дали команду ногам.

Руперт, покачиваясь, добрался до окна и выглянул наружу. Судя по всему, стояло раннее утро, но вот какого дня – он затруднялся ответить, и, если честно, ему было наплевать. Внизу располагался тенистый двор, дорожки из темного камня вились среди кустов. Каменные шары красовались по углам низких стен. Посредине стояла статуя Эроса, вытворяющего с самим собой нечто эротическое. По сторонам двора виднелись безликие окна, выглядывающие из невыразительных флигелей. Под окном на дорожке стоял человек. Это был Иствудхо. Он посмотрел наверх, каким-то образом почувствовав на себе чужой взгляд, улыбнулся Руперту, подмигнул узким глазом, изобразил пальцем пистолет и выстрелил из него – бах! – в пленника со смехом, заглушённым стеклом окна.

Триумф отвернулся. Где он? Он чувствовал, что должен бы узнать это место, ведь не раз и не два просыпался в королевских и полукоролевских дворцах, всегда умудряясь понять, где находится. Руперт погрузился в воспоминания. Хэмптон? Пенсхерст? Брэйфилд Уимскотт? Замок Баддлби? Тевингхэм? Рекорд по скорости он поставил в Лакхауз-плейс (четыре минуты семнадцать секунд) после торжеств в честь заключения Сидмутского договора 1999 года, когда увидел крайне примечательный флюгер в виде василиска, храпящий на ветру.

Триумф сел на кушетку и потер лоб.

В замке заскрежетал ключ, и дверь открылась. Человечек мышастой масти, в синих одеждах куриального священника вошел в комнату и внимательно осмотрел Руперта сверху вниз. Тот вернул взгляд столь хладнокровно, как мог.

– Добрый день, сэр. Вас желает видеть кардинал.

Триумф встал на слегка подкашивающиеся ноги. Ричмонд, понял он.

Кардинал Вулли казался темной громадой на фоне стрельчатых окон библиотеки. Книжные полки по обеим сторонам прохода задавай и перспективу, подчеркивая его фигуру. Окно обрамляло ее, а свет отбрасывал длинную тучную тень через всю комнату. Из чувства композиционной драматичности Вулли не мог выбрать лучшего места для встречи гостя. Маленький священник закрыл дверь, и Триумф остался наедине с церковным пастырем.

Последовала мучительно долгая пауза.

– Сэр Руперт? – спросила темная фигура.

– Он самый, – ответил мореход гнусаво, желая куда-нибудь сесть, до того как сдадут ноги.

Опять воцарилась тишина. Казалось, прошла целая эпоха.

К мореходу сам по себе подкатился стул на колесиках.

– Садитесь, пожалуйста, пока вас ноги держат, – сказал кардинал.

– Хорошо, – не стал спорить Триумф.

Стул подвез его ближе к тени Вулли. Та без усилий скользнула к краю стола. Триумфу это совершенно не понравилось. Он очень не любил, когда кто-нибудь играет с Магией только ради эффекта.

– Я тоже, – прокомментировал кардинал.

– Простите? – спросил Руперт, нахмурившись.

– Я тоже не люблю, когда владение Искусством выставляют напоказ, – объяснил Вулли.

Мореход резко вскочил на ноги и воскликнул:

– Проклятие, вы читаете мои мысли! Я не потерплю… Я не потерплю того, что вы залезли…

– Прошу вас, сядьте, сэр Руперт. Я не хотел вас оскорбить, – прервал его Вулли.

Триумф почувствовал, как ему в колени тычется стул, будто радостный дружелюбный пес, и сел.

– Спасибо, – сказал кардинал. – Простые заклинания помогают нам замечать поверхностные мысли людей, сэр Руперт, но проникнуть в их глубинные секреты невозможно. Будьте уверены, я не копаюсь у вас в разуме.

– Хорошо, – твердо ответил Триумф, схватившись за подлокотники и нервно оглядываясь по сторонам.

– Хотя мне этого сильно хотелось бы, – добавил Вулли.

Он подошел ближе, все еще загораживая свет, идущий от окон, и протянул какой-то предмет прямо под нос своему гостю. Рваный кусок пергамента.

– Что это? – спросил Триумф.

– Вы мне и скажите.

Лист заполнил все поле зрения Руперта. Волей-неволей пришлось его рассмотреть. Несмотря на тонкий почерк, создатель манускрипта явно страдал от двойного проклятия – паралича руки и отсутствия качественных перьев. Мореход попытался прочесть текст, но различил всего лишь несколько букв. А потом в виске у него барабаном забилась жилка и нахлынула одуряющая волна тошноты. Триумф поспешно отвернулся, голова закружилась.

Когда он осмелился вновь взглянуть перед собой, кардинал уже свернул пергамент и убрал его подальше в одну из папок на столе.

– Э-э-э… – начал Триумф, но остановился, не зная, что сказать.

Вулли передал ему кубок с водой, и Руперт с благодарностью принял его. Тошнота стала отступать.

– Прошу меня извинить. Надеюсь, теперь вы себя лучше чувствуете? – спросил кардинал.

Триумф кивнул, боясь, что если сейчас откроет рот, то утренние пончики вырвутся на свежий воздух.

– Чувство касательно пончиков скоро пройдет, – заметил кардинал. – Вы сейчас испытываете состояние, известное как «тауматургическая реакция». Оно слегка похоже на аллергию. Говоря проще, это инстинктивное физическое отвращение непосвященных при соприкосновении с чистым Знанием.

– А что это было? – спросил Триумф, наконец отважившись заговорить.

– Страница из «Unaussprechlichen Kulten». [27]27
  «Безымянные культы, или Черная книга» Фридриха фон Юнца впервые была отпечатана в Дюссельдорфе, где ее тираж был вскоре уничтожен. Английское издание книги вышло в 1845 году, но содержало множество ошибок. А в 1909 году вышел ее сильно купированный вариант в Нью-Йорке. В «Черной книге» содержится информация о культах, почитаемых на Земле еще до появления человечества.
  На самом деле первое упоминание об этой книге можно найти в рассказе Роберта Говарда «Дети Ночи» (1931). Уже в следующем году Г. Ф. Лавкрафт придумал для нее немецкое название «Ungenennte Heidenthume», а непосредственно «Unaussprechlichen Kulten» появилось уже у Августа Дерлета.


[Закрыть]Вам не нужно знать, о чем там говорилось. Считайте это испытанием, сэр Руперт. Если бы вы выказали что-либо, помимо подлинного отвращения, я бы тут же понял, что вы занимаетесь черной магией.

Кардинал сел за стол, и Триумф в первый раз увидел его лицо, озаренное светом лампы.

– Я не чувствовал себя настолько плохо с той самой ночи в прошлом году, в «Русалке». Я тогда для начала распил десять бутылок вина – личный рекорд, кстати, – а потом несколько опрометчиво заказал роган джош [28]28
  Роган джош– традиционное индийское блюдо: пончики в сладком соусе.


[Закрыть]и излишне злоупотребил «Бомбейскими дверями». [29]29
  «Бомбейские двери»– коктейль «Б-52» с добавлением бомбейского джина.


[Закрыть]Знакома вам такая штука?

Кардинал улыбнулся, но Триумф видел, насколько тот бледен и истощен. Темные круги бессонницы набрякли под глазами, а кожа выглядела какой-то бесцветной и влажной.

– Итак, – вернулся к делу Руперт, – вы приказали агентам доставить меня, а потом проверили на черную магию. Могу я спросить – зачем?

Кардинал сложил свои короткие и толстые руки и прикоснулся кончиками пальцев друг к другу.

– Прошлой ночью город погрузился во тьму, – начал он.

– Я заметил.

– Кто-то применил самую мерзкую разновидность гоэтейи, дабы осквернить Покои Чар на Энергодроме. Несколько членов Гильдии были убиты во время инцидента.

Кардинал явно не хотел посвящать морехода в детали, и от этого тому стало не по себе.

– А при чем тут я? – начал Триумф.

– По ошибке, в этом я уверен, вас считают главным подозреваемым в этом деле. Поймите, мне были нужны гарантии.

– Слава богу! – выдохнул Руперт. – Перспектива выдержать десять раундов наедине с радостными инквизиторами Отдела Инфернальных Расследований меня не радует.

Вулли поднял большую руку к голове и аккуратно коснулся шелковой камилавки, пояснив:

– Вы невиновны, но все не так просто. Данное событие – наиболее значительный симптом величайшего кризиса, постигшего Союз с момента его основания. Прямо сейчас пышным цветом растет множество интриг, цель которых – разрушить святость трона и Церкви. Чары в опасности.

– Вы говорите о заговорах, – сказал Триумф.

– Так и есть. Настают суровые и опасные времена, сэр Руперт. Нельзя доверять даже самым близким людям, родным и друзьям. И вы, боюсь, угодили в самый центр этой опасной сети. Ваша позиция при дворе хрупка, если говорить мягко. Кто-то решил выставить вас козлом отпущения, и очень мало людей будут готовы принять вашу точку зрения на происходящее.

– Кроме вас?

– Если бы я не приказал агентам без промедлений привезти вас сюда этим же утром, то сейчас вы уже оказались бы в руках государственного учреждения, не столь сочувствующего вашей судьбе… или были бы уже мертвы… или и то и другое вместе.

– А я и так чуть не умер, Ваша Светлость, – заметил Триумф. – Иствудхо и его ребята не знают значения слов «осторожно» и «спокойное задержание». Думается мне, они столь же дурно относятся к фразам вроде «хрупко» или «вам сюда».

Вулли кивнул:

– К счастью, они – служащие ЦРУ, а не Почтовой службы Ее Величества. Тем не менее я приношу искренние извинения за травмы. Поверьте, они предпочтительнее возможных альтернатив. Сегодня днем на улицах Лондона агенты Управления Диоцеза сталкиваются со следователями Церковной Гильдии, инквизиторы Отдела Инфернальных Расследований натыкаются на офицеров милиции, а гражданские служащие Уайтхолла периодически встречаются с олдерменами из офиса мэра. Каждая служба Лондона ищет улики и вынюхивает следы, и тот, чей запах столь силен, как ваш, может испытать немало трудностей, оказавшись на свежем воздухе.

Триумф поднял брови и сказал:

– Я в состоянии разобраться с…

Кардинал резко перебил его:

– Лорд Галл, командующий следственным отделом милиции, уже назначил награду в тысячу марок за вашу голову, не важно, будет ли та прикреплена к телу или нет. В других службах ваша популярность столь же высока.

– Иису… – выдохнул Руперт и снова перевел взгляд на одутловатого кардинала. – Но вы действуете сами по себе, я так понимаю? Вы и ваше агентство? Даже остальные церковные службы не знают, что меня уже поймали?

– Именно так, – ответил Вулли.

– То есть вы не доверяете даже собственной Церкви!

– Пока я не буду удовлетворен существующим положением вещей, то не буду верить никому, за исключением себя, избранных агентов ЦРУ и Глорианы.

– И меня? – с надеждой добавил Триумф.

– И вас, сэр Руперт. Теперь я вам тоже верю. Добро пожаловать в самый закрытый клуб Союза.

Мореход встал и прошел к ближайшему книжному стеллажу, задумчиво пробежавшись пальцами по ряду пергаментных корешков.

– Какое же место во всем этом отведено мне? Ну, кроме затвора какого-нибудь шлюза или канавы рядом с канализационный трубой? – спросил он.

– Я… слишком известен для проведения расследования лично. Агенты ЦРУ так же хорошо известны другим церковным службам. Кроме того, большинство из них слишком глупы для такой работы. Мне нужен помощник на улицах – человек, понимающий Лондон, знающий, как работает город. Человек, способный незаметно проникнуть туда, где даже самый опытный агент, работающий под прикрытием, потерпит крах.

– Вы хотите, чтобы я делал грязную работу? – спросил Триумф, не веря своим ушам. – Вот же вздор! – объявил он, а затем добавил для приличия: – И в любом случае самый разыскиваемый человек в Лондоне не слишком-то подходящая кандидатура для шпионажа, не правда ли?

– Если мы говорим о сэре Руперте Триумфе, то да. Но можно… – Кардинал встал с кресла и прошел в угол комнаты, где потянул шнурок колокольчика.

Когда он вернулся, Триумф с неподдельным изумлением увидел на лице святейшества выражение искренней мольбы – мольбы, смешанной со страхом.

– Пожалуйста, Руперт, помогите мне, – сказал Вулли. – Я… Союз нуждается в вас.

– Ну… – протянул Триумф.

– Взамен, сэр Руперт, я могу проследить за тем, чтобы все ваши амбиции при дворе и за его пределами увенчались успехом. Я могу оказать протекцию любым вашим интересам как дома, так и за границей, – прервал его кардинал.

– Любым интересам?

– Любым, – кивнул священник.

– А вы уверены, что можете читать только мои самые поверхностные мысли?

Вулли улыбнулся:

– Полностью уверен.

Дверь в библиотеку открылась, и в комнату вошел Иствудхо, звонко щелкнув каблуками.

– Сэр! – выкрикнул он.

– Проводите сэра Руперта в конюшни. Операция «Первородный грех» начинается прямо сейчас.

– Сэр! – гаркнул сержант, словно фитильный замок, спущенный с курка.

Триумф прошел к двери, которую для него придерживал Иствудхо.

– Не напортачьте, Триумф, – мрачно добавил кардинал. – Я на вас рассчитываю. И будьте уверены: скандал, связанный с Чарами, может разрушить Союз столь же легко, как и повсеместное восстание.

– Один вопрос, – неожиданно бросил Руперт, уже стоя на выходе. – А какие у меня гарантии, что я могу вам доверять?

– Никаких, – ответил Вулли. – Но подумайте: если бы я принимал участие в заговоре, вы уже были бы мертвы.

Триумф последовал за Иствудхо из библиотеки. Убежденным и уверенным он себя не чувствовал.

ОДИННАДЦАТАЯ ГЛАВА
О кодовых именах и всякой всячине; также последует музыкальная интерлюдия

Конюшни находились недалеко от дворца, по ту сторону оранжереи кухонного сада. Это был длинный бункер из строевого леса, где раньше, похоже, действительно держали лошадей. Легкий дождь моросил по двум мужчинам, идущим по гравийной дорожке.

– Я так думаю, подобного рода вещи для тебя в новинку? – спросил Иствудхо.

– К счастью, да, – сварливо ответил Триумф.

Агент Секретной Службы остановился перед окованными дверями и дернул за четыре провода в специальной последовательности.

– Не пугайся. А главное, никуда от меня не отходи, – сказал он.

Двери открылись.

В хорошо освещенном помещении пахло гвоздикой и порохом. Пол, стены и потолок были выбелены и содержались в идеальной чистоте. Триумф и Иствудхо вошли внутрь, и Руперт последовал за великаном по центральному проходу. С одной его стороны, в увешанном мешками с песком закутке, раньше явно бывшем стойлом, двое агентов испытывали фитильные карабины, ловко замаскированные под лютни. Гипсовые манекены в брыжах взрывались с пугающей основательностью. Слева дюжие мужчины, в гардеробе которых не было, похоже, ничего, кроме штанов в обтяжку, били друг друга на соломенных циновках, выкрикивая односложные, явно восточные звуки. Триумф поморщился.

– Отдел специального назначения! – гордо пробормотал Иствудхо. – Зеленые Подвязки. Самые крутые парни в Союзе.

Чуть дальше группа гипсовых царедворцев сидела вокруг банкетного стола, на котором лежал восковой молочный поросенок с яблоком во рту. Запал, торчащий из фрукта, уже почти догорел.

– Прикрой уши, – посоветовал Иствудхо.

Триумф подчинился.

Вспышка – и званому вечеру пришел неожиданный, разлетающийся конец. Перед носом Руперта пролетели опаленные воротники с рюшами.

– Поджарились, – прокомментировал Иствудхо с жутковатой улыбкой.

Они прошли дальше, под ногами хрустела гипсовая крошка. В следующей силосной яме щегольской джентльмен казнил манекена из самострела, который через несколько секунд после выстрела превратился в гульфик.

– Просто легкий укол отравленной стрелкой. Вот и всё.

– Я заметил. – Триумф почувствовал себя неуютно.

За следующей дверью четыре человека в пластинчатых доспехах и шлемах-хундсгугелях ринулись по канату вниз. Проделали они это столь неожиданно, что гульфик неподготовленного человека мог ждать неприятный сюрприз.

– На случай, если нам придется совершать вылазку в жерло вулкана, – с готовностью пояснил Иствудхо.

– И часто вы совершаете такие вылазки?

– Еще ни разу, – улыбнулся агент.

– Боже, – сказал Триумф, – сколь увлекательно оказаться на твоем месте!

Сопровождающий с сомнением воззрился на него узенькими глазками.

Они шли дальше. Руперт с ужасом и изумлением смотрел на машины разрушения, работавшие вокруг. Сиденье паланкина неожиданно взмыло вверх на конце звенящей стальной пружины, и после непродолжительных аплодисментов агенты полезли доставать гипсового пассажира, размазавшего голову о потолок. Добродушный джентльмен снял брыжи и запустил их в воздух, обезглавив куклу, стоявшую в конце стойла. Жужжащий диск бритвенного шелка аккуратно вернулся в руку хозяина.

– Это отдел грязных трюков! – заметил Иствудхо с какой-то радостью.

– И не говори.

Они подошли к бывшей каптерке, расположенной в конце здания. Сержант поднял руку, приказывая Триумфу остановиться. Перед ними между двумя столами на козлах, заставленными различными приспособлениями и частями машин, пожилой сутулый мужчина заряжал установленное на треноге легкое ружье с балтийским пружинным замком. Он отошел на пару шагов назад и спустил курок, потянув за шелковый шнур. Раздался гром, и нагрудник доспехов, находившийся на расстоянии около тридцати футов от выстрела, покрылся кучей отверстий.

– Шары, пробивающие броню, – сказал сержант, глядя на старика.

– Да ну? – спросил Триумф. – А имя у него есть?

Агент повернулся к нему, недружелюбно улыбнувшись:

– Никаких имен, никаких званий. Никаких неосторожных разговоров. – Он многозначительно взглянул на Руперта. – Это Кью. Таково его кодовое имя. Нам всем дают кодовые имена. В эту неделю они связаны с английскими декоративными садами. Меня зовут Уинкворт.

– А меня? – спросил Триумф.

– Борд Хилл. Это все, что тебе нужно знать, исходя из принципа служебной необходимости.

– А как насчет принципа личной необходимости? Ты понимаешь, о чем я? – предложил Триумф.

– Нет необходимости, – улыбнулся Иствудхо. – Ты понимаешь, о чем я?

– Не совсем.

Сутулый старик подошел к ним, аккуратно вытирая руки шелковым платком.

– Новенького простачка привел? – спросил он Иствудхо, словно вместо Триумфа перед ним стояла очередная гипсовая кукла.

– Три… – начал Руперт.

– Агент Борд Хилл, – твердо вмешался сержант. – Агент Борд Хилл, Кью. Кью, агент Борд Хилл.

Мореход пожал человечку руку, которую тот сразу принялся протирать салфеткой.

– Карбонидовые сфероиды низкотемпературной выплавки. Начальная скорость от десяти до двадцати шести сотен, но весь фокус в нарезке, – сказал он, махнув рукой в сторону ружья. – Впечатляет, правда? Прошивают насквозь нагрудник, наплечник или забрало с расстояния шестьдесят ярдов. Пробивают двухдюймовую броню с двадцати. А что касается щитка набрюшника, то с таким же результатом можно завернуть солдат в папиросную бумагу.

– Ох! – сочувственно выдохнул Триумф.

– Не хотите посмотреть щитовую броню класса «стелс»? – спросил Кью заинтересованно.

Иствудхо наклонился вперед:

– Операция «Первородный грех» началась в пятнадцать тридцать, Кью. С демонстрацией лучше обождать. Три… У агента Борда Хилла нет времени.

– Жаль, – задумчиво ответил старик, проходя к столам на козлах. – Пожалуйста, будьте особо внимательны, Борд. Дело у нас странное и непривычное, ошибок не терпящее. Объект номер один. – Он взял некую похожую на обрубок глиняную трубку. – Похожа на обрубок глиняная трубка? И да и нет. Нажимаете вот тут, с нижней стороны чашки. Видите, внутри магнит и миниатюрный флюгер?

Последовала демонстрация. Триумф задумался, нахмурившись. Он все еще сумрачно разглядывал похожую на обрубок глиняную трубку, когда Кью вытащил следующую штуку.

– Объект номер два: обычный щиток для расчета курса экю. Сдвиньте конус сюда, колесо начнет вращаться. Взгляните.

Он поднял предмет, чтобы всем было видно, правда, Триумф не совсем понял, на что конкретно ему надо смотреть.

– Настраиваемое устройство для дешифровки, – объяснил Кью. – Работает со всеми шифрами агентства. Настоящее произведение Искусства. Иствудхо даст вам коды. Прочтите их. Запомните. А бумагу с текстом съешьте.

– А это еще зачем? – спросил Триумф.

– Кинжал и кремневое ружье в одном флаконе, – ответил старик, похоже решив, что Руперт интересуется объектом под номером три, а не ситуацией в целом. – Один выстрел, и лезвие покрывается алмазным слоем. Оно может прорезать что угодно. Объект номер четыре. – Кью вытащил плащ-камзол. – Обит изнутри подпружиненной проволокой. Остановит меч и мушкетную пулю. Объект номер пять: ваши фальшивые документы и удостоверения. Луи Мантикор Седарн, актер / кутила / трубадур. Вы говорите по-французски? Ну естественно, да. Если сможете, попробуйте вжиться в приготовленную роль. Биографию мы вам уже написали. Ваше прикрытие – должность лютниста в труппе «Куртина». Играть будете в театре «Лебедь». Согласно нашим данным, с этим у вас проблем не будет. Стандартный инструмент получите у квартирмейстера. Не забудьте за него расписаться. Если потеряете хоть что-нибудь, то придется заполнять уйму отчетов для возмещения.

– Луи… А можно сначала?

Повторять Кью не стал.

– Ваш связной – Уизли. Со Службой будете поддерживать контакт только через него. Отчеты будете также отдавать ему. Объект номер шесть: перстень. В печатке раствор мышьяка. Когда попадете в трудное положение.

– Самоубийство? – неохотно вздохнул Триумф. Он все еще рассматривал хиллиард гладко выбритого молодого человека с белыми волосами, ярким пятном выделявшийся в его «документах». – Да он же совершенно не походит на…

– И объект номер семь: бритва и банка пергидроля.

Неожиданно Руперт почувствовал, что очень привязан к своей бороде.

– О нет, вы не можете… – начал он.

Они смогли.

В четыре минуты седьмого мужчина, крайне неохотно ставший Луи Седарном, актером / кутилой / трубадуром, без церемоний вылетел из проходящего неприметного фаэтона перед крыльцом театра «Лебедь» в Саутуорке.

Седарн встал и вытащил свой багаж из ближайшей канавы.

– Спасибо, парни, – крикнул он вслед удаляющемуся экипажу.

Француз провел рукой по своим новым белокурым локонам. Кожу на голове щипало, а холодный ветер с Темзы кусал голый подбородок. Одежда оказалась не подходящей по размеру и плохо сидела. Он заковылял по ступенькам в «Лебедь», проклиная башмаки с торчащими напоказ розочками на носках, к тому же меньше на целый размер, и постучался.

– Поехали, – прошептал он, подбадривая себя.

Послышался скрежет цепей и массивных засовов, дверь чуть-чуть приоткрылась. Сквозь щель просунулся длинный нос, как перископ на поверхности воды.

– Театр закрыт, – возвестил он.

– Меня ждут, – объяснил Седарн, когда нос выказал желание втянуться обратно. – Я… Луи Седарн. Лютнист. Э-э-э… Bon soir. [30]30
  Добрый вечер (фр.).


[Закрыть]

Его обсмотрели сверху донизу.

– А, так ты – французский лютнист? – спросили из-за двери.

– Похоже на то, месье, – сказал Седарн, улыбаясь, как он надеялся, обаятельной улыбкой победителя.

К финишу она его не привела, но заработала место в четвертьфинале.

– Ты лучше заходи, а я посмотрю, кто тут знает о тебе, – заявил нос, убираясь восвояси и открывая дверь чуть шире.

Прищурившись, Седарн нырнул внутрь, ударил лютню о косяк и выругался. Из-за нее он теперь походил на деревянного горбуна, к тому же инструмент успел пересчитать все углы по дороге от Ричмонда до Саутуорка Триумф уже не проверял степень ущерба, нанесенного собственности ЦРУ, так как большинство выбоин и царапин затерялись среди многочисленных шрамов лютни, уже долго состоявшей на Секретной Службе. Ему выдали восьмиструнный «Тэвисток Лютнекастер» золотисто-персикового цвета с серийным номером Службы, нанесенным на гриф по трафарету. Во время девяти предыдущих миссий инструмент служил государству, не щадя струн своих, а во время знаменитого дела Квадриллегейта участвовал в засаде, устроенной в Колледже менестрелей, где по его причине лишился сознания шпион Гвидо Рестикулати. Поминально лютня была отстроена по ноте «ре», но из-за влажности и сухой шили теперь больше напоминала черепаху с длинной шеей, прошедшую войну на Полуострове, [31]31
  В нашей реальности войной на Полуострове называют войну между Францией и Англией. Испанией и Португалией за контроль над Пиренейским полуостровом, длившуюся с 1808 по 1814 год.


[Закрыть]чем сосуд искусства святой Цецилии. [32]32
  Святая Цецилия– дева-мученица Католической церкви, покровительница церковной музыки и музыкантов. На портретах изображалась не только с лютней, но и со скрипкой, арфой или клавесином. День поминовения – 22 ноября.


[Закрыть]

Во мраке актерского входа Седарн увидел, что нос принадлежит долговязому человеку неопрятной наружности. Они подозрительно воззрились друг на друга.

– А вас как зовут? – спросил француз.

– Бонвилль де Тонгфор. Помощник режиссера. Стойте здесь, я позову начальника. – Он шагнул в тень, словно длинноногая цапля, мерящая дно Темзы во время отлива.

Седарн огляделся вокруг. Проход был забит декорациями, вешалками с костюмами и фонарями в футлярах, с большими отражателями. Француз прислонил лютню и сумку к нарисованному лесу и присел около фанерной стены с бойницами.

– Идите сюда, – вскоре услышал он голос де Тонгфора и раздавшиеся шаги.

Пришлось встать. Человек с грудью круглой, как бочка, с радушной улыбкой и в помпезном наряде, расшитом блестками, появился из арочного прохода макета церкви.

– Базиль Гомон, – громко объявил мужчина, производивший совсем не мужественное впечатление, – ваш покорный слуга! Капитан отважной труппы «Лебедя», импресарио своего рода, как я себя называю! Актер, управляющий, драматург, любимец театралов. Ну что я могу сказать! Я известен своим Парисом, своим Цезарем, Зевсом и Обероном. А моя Дидона просто невероятно, обжигающе хороша. Да. А вы у нас лютнист, Седарн?

– К вашим услугам, – нервно улыбнулся француз, поклонившись, и добавил: – Месье.

– Славный малый! – возрадовался Гомон, отвесив музыканту мощный шлепок по спине. – Позволь показать тебе сцену. Нам предстоят великие дела.

Седарн последовал по шуршащему коридору костюмов, через закулисные склады, целые пейзажи декораций, под лебедками и канатами, управлявшими занавесами и сценическими эффектами. Путаница веревок и проводов напомнила французу о такелаже галеона.

Они вышли на сцену, и он взглянул на ложи ярусов, партер, галерку и высокие стены деревянного многогранника. С маленькой, настланной досками площадки все это выглядело слишком открытым и тревожным. Он бывал в «Лебеде» множество раз, до того как неожиданно стал Луи Седарном. С ярусов, будучи частью ревущей толпы численностью около тысячи восьмисот человек, театр казался увлекательным и чарующим. Отсюда же, снизу, здание выглядело неуклюжим и потрепанным, к тому же вокруг разило свечным воском, театральным гримом и потом. Впечатление было такое, словно француз уставился в рот разодетому пьянице.

– Да, от такого вида аж живот сводит от гордости, правда? – просиял Гомон.

Седарн кивнул. Что-то сводило, но не в животе и не от гордости.

– Сюда, – сказал Базиль, потянув его за рукав плаща.

Лютнист позволил увлечь себя со сцены в дымные пределы артистической уборной. На них уставилась дюжина пар глаз. В комнате сидели пять женщин и семь мужчин, все в гротескном гриме, из-за которого их губы и глаза казались непомерно огромными, одетые в одно исподнее, а то и меньшее количество одежды, куря, смеясь и выпивая. Все это враз прекратилось, как только вошел Седарн.

– Это Луи. Он присоединится к нашей веселой компании, будет играть на лютне, – объявил Гомон всем собравшимся.