Том 1. Стихотворения 1908-1917
Текст книги "Том 1. Стихотворения 1908-1917"
Автор книги: Демьян Бедный
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)
«Газета-копейка»*
Содержание номера:
Билет
Варшавской лотереи,
Жилет,
Лакейских две ливреи,
Чулки,
Бумажные ботинки,
Брелки,
Секретные картинки,
«Эффект» –
Мазь для особых целей,
Комплект
Резиновых изделий,
Одна
Продажная идейка.
Цена
За весь товар – копейка!
«Наш путь»*
В Москве вышла новая газета партии большевиков «Наш путь».
(Из рабочей хроники 1913 г.)
«Уж у меня ли, кум, завод был не завод?
Без остановки шел – сочти, который год?
Чуть не Расею всю мог завалить товаром! –
Московский некий туз, налегши на чаек,
Пыхтел за пятым самоваром. –
А нонь к чему идет? Нет, братец мой, – недаром
Все жуть меня брала, и сердце ёк да ёк.
Я как людей держал? В ежовых рукавицах!
Не пикни у меня о разных небылицах.
Замятия вышла раз – так я, не будь глупцом:
„Вот как вы, – говорю, – с родным своим отцом!
Кто ж, как не я, всегда держался с вами вкупе?“ –
Умаслил дураков одним-другим словцом,
Наобещал им… черта в ступе.
Утихомирились. Покой и благодать.
Ан новой-то беды пришлось недолго ждать.
Все Питер, съешь его проказа!
Там вольнодумство все свои дало ростки,
„Звезда“… и „Правда“ вслед… Проклятые листки!
От них ведь вся зараза.
Заглянешь на завод – кругом шу-шу, шу-шу.
Шуршат газетами… Смешки да переглядки…
„У, черти, – думаю, – уж я вас распушу!“
Куда там. Самого трясет без лихорадки.
Боюсь. Чего? И не понять.
Все Питер. Сразу бы принять
Решительные меры.
Нет, спохватились через год:
Бьют „Правду“ и теснят на всякие манеры.
Да что! Умнее стал народ:
Набрался бодрости и веры –
И не доест и не допьет,
Последний грош в газету шлет.
Газета, что ни день, за карой терпит кару.
Но каждому удару
Готов отпор, –
Не оставляют без ответа:
Была до этих пор
Одна газета,
А нынче будет две –
И в Петербурге и… в Москве!
Да, нечего сказать, хорошие итоги!
Где? У кого искать подмоги?
Просить, чтоб и Москва с газетою дубьем
Боролася и плетью?
Дразнить рабочих вновь? Нарваться на подъем
И на газету… третью?..»
* * *
Я тоже думаю: пусть «Нашему пути»
Враги не слишком рады.
Товарищи! Кто как там ни верти,
Нет силы, чтобы нас держали взаперти!
Рабочей мысли нет преграды!
Товарищам москвичам*
«Конфискованы» №№ 1, 2, 3 и 4 «Нашего пути».
Никто молчать вас не принудит.
Газета – есть, газета – будет!
Рабочей волею сильна, –
Еще поборется она!
Административный «Соломон»*
(Быль)
Не поделив с отцом Ипатом
Бог весть чего, бобыль-Артем
Облаял батю непутем.
«Ну, я ж с тобою, супостатом!
Постой, попомнишь, хулиган,
Как поносить духовный сан!» –
Строчит куда-то поп бумажку.
Глядь, волокут Артема в стан:
«На три недели – в каталажку!»
Но за Артема все село:
Ему-де будет тяжело,
Бедняк болеет ведь падучей.
Кряхтит урядник:
«Экий случай!
Ну, что ж… Садися наперед…
А там начальство разберет…»
Не долго ждать пришлось разбора:
«Припадки? Может – нету спора –
Мужик себе и повредить.
Родню с ним, что ли… посадить?
Не изменять же приговора.
Насчет поблажек – извини!
Такой порядок нам неведом.
Что? Как? Бобыль? И нет родни?
Так заменить родню… соседом!»
Ерши и вьюны*
Слоняяся без дела
В реке средь камышей,
Компания вьюнов случайно налетела
На общий сбор ершей.
(«Случайно», говорю, а может – «не случайно»?)
Ерши решали тайно,
Как им со щукою вести дальнейший бой?
Каких товарищей избрать в Совет ершиный
Для руководства всей борьбой
И управления общиной?
Достойных выбрали. «Все любы вам аль нет?»
«Все любы!» – «Все!» – «Проголосуем».
«Согласны, что и подписуем».
«Позвольте! Как же так? Уж утвержден Совет? –
Пищит какой-то вьюн. – Да я ж не подписался!»
«Ты к нам откуда притесался? –
Кричат ерши. –
Не шебарши!»
«Чего – не шебарши? Вьюны, чай, тоже рыбы.
Вы на собрание и нас позвать могли бы.
Есть промеж нас, вьюнов, почище вас умы.
Со щукой боремся и мы».
«Вы?!» – «Чем напрасно горячиться
Да подыматься на дыбы,
Вам у вьюнов бы поучиться
Культурным способам борьбы».
«Каким?» – «Сноровке и терпенью.
Уметь мелькнуть неслышной тенью,
Где попросить, где погрозить,
Где аргументом поразить, –
Зря не казать своих колючек:
Колючки – это уж старо!»
«Постой! Наплел ты закорючек.
Да у вьюнов-то есть перо?»
«Есть». – «Без колючек всё?» – «Вестимо».
«Тогда… плывите, братцы, мимо!»
Прогрессивная мошна*
«Мой друг! Вы как насчет винца? –
Сановник потчевал купца. –
Пройдемся, что ли, по единой?..
Так… закусите осетриной
Иль балычком… Иль вот икра…
А Вы большой чудак, ей-богу!
Как это Вы при всех вчера?!
Учились где такому слогу:
Мы – граждане! Ха-ха-ха-ха!
Мы ждем обещанных…Потеха!
Свобод…Ой-ой, помру со смеха!..
Администрация плоха!..
Дворянство в земстве нам помеха!..
Вот тут уж я и не пойму:
Про земство собственно к чему?»
(Шутя грозит начальство пальцем.)
«К чему? – осклабился купец. –
Смекаешь сам, родной отец:
Нам развернуться б… капитальцем!»
* * *
«Купец затребовал свобод!
Салазкин, браво, браво, браво!» –
Печать шумела. Экий, право!
Чудак народ!
Понять не трудно бы сначала:
Мошна купецкая кричала!
«Привычка»*
Один из членов Совета министров заподозрил, что его телефонные разговоры кем-то подслушиваются.
(«Речь», 5 сент. 1913 г.)
«Стой! Третий кто у телефона?» –
Вскричала важная персона,
Давая в ужасе отбой.
Сановник милый, бог с тобой, –
Зачем пугаться так: «Не шпик ли?»
Да мы (удел уж наш таков)
Не ступим шагу без шпиков.
А ничего. Живем. Привыкли.
Цензор*
Цензурный некий генерал
(Спешу отъехать на прибавке,
Что генерал давно в отставке)
С великой жалостью взирал
На вислоухого сынишку,
Уткнувшегося в книжку.
«Что? Тяжело, поди, сынок?
Да, брат, ученье – не забава;
Про что урок?»
«Про князя Ярослава…
О „Русской правде…“»
«Что?.. Ахти!
Тогда уж „Правду“ издавали?!
А что? не сказано, – прочти, –
За что ее конфисковали?
И как прихлопнули? Когда?
Судом? Аль без суда?»
* * *
Ох, по спине ползут мурашки.
Нам с этим цензором беда:
Столкнется с «Правдою труда»,
Так далеко ли до кондрашки!
Москвичам*
Мучительный, гнетущий дух кошмар:
Сражен «Наш путь». Задушена газета.
Товарищи, губительный удар
Ждет вашего ответа!
Мы свой порыв сынам передадим
И, став примером для потомков,
Разбитый храм мы вновь соорудим
Из дорогих для нас обломков.
«Долой!»*
Околоточный предложил хозяину дома, где помещается редакций «Правды труда», выселить ее, так как из-за конфискаций он вынужден рано вставать.
«Куда? Куда? –
Взвыл околоточный спросонку,
Летя стрелой вдогонку
За „Правдою труда“. –
И не соснешь так никогда…
Хозяин! Ты кого пускаешь в дом, балда?
Такой „жилец“ нам не находка.
Долой ее из околотка!»
Зараза*
«Ты что, как сыч, надулся, Пров?
Аль нездоров?
Так лезь на печку, грейся».
«Ой, женка, ты не смейся!
На печь. Зачем на печь?
В могилу б лучше лечь».
«Да что, скажи ты, вышло?»
«Что вышло? Пустяки:
У Еремея батраки
Бунтуют, в рот км дышло!
Сосед в огне, –
Гореть и мне.
Ведь нынче батраки какие – ты смекай-ка!
Одна все шайка.
Дурить, так все дурить.
Пойдет поветрие – ничем не усмирить.
Пойти мне, что ли, с молодицей:
Чай, след бы окропить наш двор святой водицей
Аль ладаном покрепче окурить.
А лучше б то и это сразу,
Чтоб пронесло… заразу».
Пробуждение*
«8-го сентября в Михайловском манеже состоялось открытие выставки рабочих лошадей».
(Из газет.)
«Ты что ж? – корил среди заезжего двора
Извозчичий одёр приятеля, одра. –
Я ржу, зову, а ты – ни ухом. Вот невежа!»
Прости. Я не в себе. Каких коней вчера
У конской выставки видал я, у манежа!
Гляжу и думаю: эх, лучше б не видать!
Какая жизнь иным лошадкам – благодать.
Все – сыты да игривы,
Все – рослые: от гривы
И до хвоста –
Верста!
Как стали кони недалечко,
Хотел я молвить им словечко:
Заржал, зафыркал, так и сяк,
И всяк…
Молчат. Не смыслят. Чужеземцы.
Должно, французы там аль немцы:
Особый вид, иная стать, –
Одру неловко рядом стать.
Гляжу. Завидую. В башку бредет такое…
Припомнил, как на днях господ каких-то двое
Шли мимо. Вдруг один, уставясь на меня:
«Извозчик, – говорит, – какого впряг коня?
Штраф!.. Покровитель я… Член общества… животных!
Лошадок надобно иметь здоровых, плотных,
А этого несчастного одра
Продать татарину пора».
Вот, брат, какая нам за весь наш труд награда.
Припомнил это я. Взяла меня досада.
Креплюсь. Да что? Сама слеза
Так и воротит на глаза.
«Товарищ», – ласково проржал мне кто-то рядом.
Скосил я взглядом
И онемел:
Не лошадь, а картинка –
Как будто финка.
«О чем ты?» – говорит. Ответил, как умел.
Так что ж ты думаешь? Рабочею лошадкой
Кобылка эта назвалась.
Своим ушам не верю. «Ась? –
Шепчу, стряхнув слезу украдкой. –
Неужто?!» – «Истинно. Рабочие здесь все.
Ты не завидуй их здоровью и красе.
Сам на себя пеняй за собственную муку, –
В ней, милый, сам ты виноват».
И тут она такую, брат,
Открыла мне науку,
Что я потом от дум не мог всю ночь уснуть:
Так, значит, есть для нас иной, счастливый путь?
Так, значит, и одры . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Но в этот миг беседе
Положен был конец – кнутом.
Что в том?..
Когда проснулась мысль, ей путь один – к победе!
Предусмотрительность*
Министр внутренних дел предложил одновременно с введением нового «Устава о печати» увеличить состав… судебных палат и окружных судов.
(«Речь», 10 сентября 1913 г.)
«Печать? Извольте. Вот „Устав“.
Пока он кончит ряд „хождений“,
Мы подготовим весь состав…
„Необходимых“ учреждений».
С высокой мудростью согласно,
Заране все предрешено.
Все это было бы темно,
Когда бы не было так ясно.
План*
Решив, что поддержать свою газету нужно,
Мурашки дружно
Произвели посильный сбор.
Но только что успело
Кой-как наладиться расстроенное дело –
Опять затор!
Газета есть, выходит где-то.
Все муравьи встают чуть свет,
Газетки ждут – газетки нет.
«Товарищи! Да что же это?!
Торговлю кто ведет газетами в разнос?»
«Сверчки». – «Ну, черти ж: тароваты.
Подать сюда сверчков!» – «Да мы чем виноваты? –
Трещат сверчки, повесив нос. –
Жуки нас грабят по дороге:
„А! муравьиный есть листок?“ –
Сейчас свисток.
Десятка два сверчков уже сидят в остроге».
«Ну, ладно». – Муравьи махнули на сверчков:
Хорош народец –
По части пятачков:
Не все ли, мол, равно, с каких газет доходец?
Нашлось порядочных сверчков десятка два,
А прочим – первый жук меси навоз на роже!
Чтоб дать отпор – ни-ни! Своя-де голова
Дороже.
«Черт с вами! – плюнули брезгливо муравьи. –
Мы вас к геройству и не нудим.
Еще напрягши раз усилия свои,
Газету нашу мы добудем!»
И муравьи, созвавши сход
Среди зеленого пригорка,
Постановили так: «Пусть каждый наш завод, –
Нет, муравейник!.. Оговорка! –
Избрав товарищей, проворных молодцов,
Велит им – в качестве гонцов
От всех районов и концов –
Снабжать газетами рабочую всю братью».
Тот план поддержан был всей муравьиной ратью.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Здесь… точки. Дело в том…
Жуки наплакались потом!
Вьюны*
«При составлении устава рабочие ничто, в общем собрании – всё».
Слова ликвидаторов.
Варшавские фабриканты воспротивились закреплению норм в уставе.
(«Речь».)
Товарищи, уплыл Налим? Со стороны,
Однако, слух идет, что будто между вами
Пошли теперь шнырять лукавые вьюны
С лукавыми словами,
Как страховаться вы должны: –
Мол, нормы высшие в уставе не нужны, –
Что ни к чему тут все старанья.
При выработке норм рабочие – ничто,
Зато,
Мол, выторгуют всё вам общие собранья.
* * *
Товарищи, сказать секрет вам на ушко?
Плоха ли у вьюнов «подкладка», не плоха ли,
Но их затею – мы слыхали! –
Весьма одобрило… хозяйское брюшко!
Щука и ерши*
Директор Путиловского завода, находя, что лекции по страхованию депутата Бадаева и тов. Киселева могут быть слишком односторонними, предложил рабочим в качестве беспристрастного лектора господина Литвинова-Фалинского.
(«Правда труда», № 7, 1913 г.)
Прослышав стороной,
Что на нее ерши хотят идти войной,
Забеспокоилась, затосковала щука:
«Плохая штука!
Полдюжины ершей – еще туда-сюда,
Но ежли целая колючая орда…
Узнаешь вдосталь муки!»
И вот от щуки
Плывет к ершам послом судак:
«Мол, так и так:
Их Щучья Светлость-де бывали по Европам,
Видали, как живут все рыбы меж собой:
Не плавают ерши там беззаконным скопом,
Чтоб учинять разбой;
От злых случайностей защищены там рыбы
Законом страховым. За ними вслед должны бы
И мы обзавестись страховкою такой!»
Гадала щука: «Эк, ершей поддену ловко!»
Был передан ответ ершами чрез леща:
«Страховка так страховка!
Но мы, ерши, ее устроим сообща,
А не отдельно каждой стайкой:
Страховка нам должна быть новой крепкой спайкой!
Какие ж нам статьи насколько хороши,
Все это разъяснят бывалые ерши».
«Ерши? Зачем ерши?! – скрипит зубами щука. –
Страховка для ершей – мудреная наука:
Не разобравши в ней ни зги,
Пожалуй, повредят еще себе мозги.
Нет, надо им помочь в вопросе разобраться!
Налим, ты у меня насчет ершей мастак.
Смекаешь фокус?» – «Рад стараться!»
Но только сунулся к ершам мастак-налим,
Как тягу дал назад. Ерши гурьбой за ним:
«Вон!.. Вишь куда метнул: гулять в ряду ершином
Со щучьим-то аршином!»
* * *
У щуки сила есть (к чему самообман?):
Опомнившись, она затеет новый план.
Ерши, вам надо ждать великой передряги.
Объединяйтеся, миляги!
Молоко*
Передача врачебной помощи в руки самих рабочих.
(Один из страховых лозунгов.)
В фабричную больницу, сам не свой,
Малец Лука примчал из красоварни.
«Где фершал?.. Хромбиком перетравились парни!»
«Ну, ладно там, не вой! –
Прикрикнул фельдшер строго. –
Беда невелика,
Снеси вот молока
Немного».
Бежит Лука назад. Но – не узнать мальца:
Согнулся, почернел, весь – будто спал с лица.
«Да что с тобой?! – к нему рабочие с тревогой. –
Аль тоже с хромбику?»
«Ой, – стонет наш Лука, –
Не с хромбику… а с молока:
Хлебнул дорогой!»
* * *
Добро тому, кто незнаком
С хозяйским молоком.
Друзьям*
Восходит день… И как там дальше?
Не мастер я по части од.
Не выношу нарядной фальши,
Хотя бис маркою свобод.
У одописцев – ну их к богу –
Рассудок с сердцем не в ладу.
Авось без вымыслов дорогу
Я к сердцу вашему найду.
И вряд ли кто меня осудит
И горький мне пошлет упрек.
Не говорю я – «дня не будет»,
Но говорю, что «день далек».
Утешен сказкою обманной
Тот, кто свободу жадно «ждет»:
Она – увы! – небесной манной
Сама собой не упадет.
Все, кто в тоске о сроке скором
Готов проклятья слать судьбе,
Все обратитеся с укором
К самим себе, к самим себе.
Вы, вы творцы свободной доли,
«Судьбу» куете вы одни.
От ваших сил и вашей воли
Зависят сроки все и дни.
От вас зависит: пить отраву
Иль гнать трусливую ораву
Тех, кто лукаво вам твердит:
«Порыв несдержанный вредит,
А – полегоньку, понемножку,
Мы, глядь, и выйдем на дорожку».
Да, говорю я, день далек.
Но пусть не робкий уголек,
Пусть ваше слово будет – пламя
Огня, горящего в груди,
Пусть, развернувшись, ваше знамя
Зареет гордо впереди,
Пусть гневом вспыхнут ваши очи
И с лиц сойдет унынья тень,
Тогда скажу я, – нет уж ночи,
Восходит день!
Волк-правитель*
Сказка
Для сказки пользы нет в нелепом привираньи.
* * *
Баран, – пусть родом он хоть из заморских стран, –
Но ежли он – баран,
Так и мозги его – бараньи.
Однакоже беда научит хоть кого:
Барана одного
За что-то невзлюбил пастух – за что, не знаю.
Терпел баран, терпел и, наконец… того:
«Нет, баста! – говорит. – Довольно!.. Удираю!»
Болтался долго в стаде с краю
И, часик улуча, когда пастух уснул,
Улепетнул.
Гулял весь день баран по полю,
Наелся и напился вволю.
Под вечер с радости ну прыгать, ну блеять:
«Вот, мол, житье! Чего уж чище!
Ур-ра!» Ан в этот миг-то, глядь,
Прет прямо на него огромнейший волчище,
Ворча уж издали: «А-га».
Увидя страшного врага,
Баран застыл на месте.
«Танцуешь? – волк ему. – Ну, потанцуем вместе».
«Ва… Ваша честь… Ва… Ва… –
Бараша языком ворочает едва, –
Танцую-с… Малость угостился…
(Вот говорите ж вы: „баранья голова“.
В беде меж тем баран на хитрости пустился.)
Ах… стойте, Ваша честь… Я Вас… не отпущу!»
«Что?!»
«Боже, как я рад такой счастливой встрече».
«Как?!»
«Думал, что искать придется Вас далече».
«Искать!!»
«Так точно-с. Я… с утра все Вас ищу!»
«Тьфу, чтоб тебя! Да ты… Да говори ты толком,
В чем дело? Напрямки!»
«Я… Стало быть… Наказ мне дали мужики:
Сходи-ка в поле, мол, за господином волком,
Скажи, что перестал к нам ездить становой,
Что на деревне-де пошел сплошной разбой,
Что, приучась ходить по струночке сызмальства,
Мы жить не можем без начальства,
Что нынче-де у нас не жизнь, а сущий ад,
Разруха и разлад,
Тревога в ежечасье.
Скажи, что если волк изволит дать согласье
Принять над нами власть,
Так мы-де все ему готовы в ноги пасть,
Что будет, мол, у нас он жить на всем готовом,
По горло сыт и пьян, в довольстве день и ночь, –
Ну, словом…»
«Что ж, – перебил тут волк, – пожалуй, я не прочь.
Идем».
Пошли. Баран бежит вперед вприпрыжку,
А волк, стараясь скрыть голодную отрыжку,
Трусит рысцою вслед.
«В ночную пору нам являться б и не след», –
Хитрит баран.
«Так что ж? Приляжем». Полежали.
В деревню прибежали
Как раз в обед.
Собаки первыми накинулись на волка.
За ними – весь народ. «Ай, волк!»
«Держи, Миколка!»
«Беги наперерез!» – «Колом его, сосед!»
«Бей по башке!» – «Хватай на вилы!»
Последние напрягши силы,
Волк, весь израненный, кривой,
Из бойни вырвался едва-едва живой.
Добравшись кое-как до лесу,
Он горько взвыл:
«Ну, и народ!
Ай мужики же, ну вас к бесу!
Ведь это что ж? Разбойный сброд!
И впрямь, начальства нет: весь люд перебесился.
Черт с вами!.. Ох-ох-ох! Беда, как ломит грудь!
Да будь вы прокляты, чтоб я когда-нибудь
Деревней править согласился!!»
Клад*
Сказка
Жил да был мужик Ермил,
Всю семью один кормил.
Мужичонка был путящий:
Честный, трезвый, работящий;
Летом – хлебец сеял, жал,
А зимой – извоз держал.
Бедовал и надрывался,
Но кой-как перебивался.
Только вдруг на мужика
– Подставляй, бедняк, бока! –
Прет несчастье за несчастьем:
То сгубило хлеб ненастьем,
То жену сразила хворь,
То до птиц добрался хорь,
То конек припал на негу…
То да се, да понемногу –
Дворик пуст и пуст сарай,
Хоть ложись да помирай!
Не узнать совсем Ермила –
Злая дума истомила.
Холод-голод у ворот,
Ни гроша на оборот.
То вздохнет мужик, то охнет,
День за днем приметно сохнет.
«Все, – кряхтит, – пошло б на лад,
Ежли мне б напасть на клад».
Спит бедняк и кладом бредит:
То с лопатой в поле едет,
То буравит огород.
Взбудоражил весь народ,
Перессорил всех соседок.
Сам плюется напоследок
И бранит весь белый свет.
Кладу нет!
«Клад не всякому дается:
С заговором клад кладется.
Вишь, – Ермил башкой тряхнул, –
Что ж я раньше не смекнул?»
Мчит он к знахарке Арине.
Баба дрыхнет на перине,
Опивается бурдой:
«Что, Ермил? С какой бедой!»
«Так и так, – Ермил старухе, –
Как хозяйство все в разрухе…
Что почать? Куда идти?..
Помоги мне клад найти.
Чтоб узнать к нему дорогу,
Нужен черт мне на подмогу.
Хоть последний самый сорт,
Лишь бы черт!
Вот в награду… поросенок…»
«Ладно… Есть как раз бесенок,
Только мал еще да глуп,
Ты бы дал ему тулуп
Да еды принес поболе,
Пусть бы он в тепле и в холе
И подрос и поумнел.
Клад, не бойся, будет цел».
У Ермила дух спирает,
Сердце сладко замирает,
В голове и стук и шум.
Потеряв последний ум,
Бабий брех приняв на веру,
Он ей тащит хлеба меру.
Потерпев денечков пять,
К бабе мчит мужик опять:
«Как здоровьице бесенка?»
«Съел и хлеб и поросенка.
Ты б еще принес муки».
А меж тем бегут деньки.
Пролетели две недели.
«Что ж бесенок, в самом деле,
Слышь, бабуся, отпусти…»
«Дай мальцу-то подрасти…»
«Хоть взглянуть».
«Не сглазь заране,
Твой бесенок вон… в чулане, –
Рад кормежке и теплу,
Под тулупом спит в углу».
Обнищал Ермил до нитки,
За гроши спустил пожитки.
Дом весь по миру пустил:
Беса малого растил!
Потеряв совсем терпенье,
К бабе в полночь под успенье
Мужичонка прыг в окно.
«Бес, бесенок – все равно!
И с бесенком клад достану!»
Подобравшися к чулану
И стрелой шмыгнув туда,
Ищет всюду. «Вот беда!
Бесик!.. Бесенька!.. Бесенок!..
Не спужался бы спросонок…»
Шарит с пеною у рта.
Ни черта!
«Бесик!.. Бесенька… – Ни звука. –
Что за дьявольская штука?
Тут стена… и тут стена… –
Чиркнул спичкой. – Вот те на!
Провалился, что ли, бес-то?
Ну, как есть, пустое место!!»
* * *
Жалко, братцы, мужика,
Что Ермила-бедняка!
Уж такая-то досада,
Что не там он ищет клада.,
А ведь клад-то под рукой,
Да какой!
Как во поле, чистом поле
Реют соколы на воле,
Подымаясь к небесам.
Кабы к ним взвился я сам,
Шири-воли поотведал,
Я б оттуда вам поведал,
Что сейчас наверняка
Не сорвется с языка!
1913 г.
После долгого ненастья
Дождался, Ермил, ты счастья.
Не останься ж в дураках.
Клад теперь в твоих руках.
Этот клад – земля и воля,
Незаплаканная доля.
Крепко кладом дорожи
Да в руках его держи.
Не поддайся мироеду,
Закрепить сумей победу.
Стой, Ермилушка, горой
За народный, вольный строй,
Заступи любому гаду
Путь к отобранному кладу.
Потерявши снова клад,
Жизни будешь ты не рад:
Мироеды-воротилы
Надорвут твои все силы.
Впрягши вновь тебя в хомут,
На весь век клещи зажмут!
Будешь в горе и в неволе
Бороздить чужое поле
И за каторжный свой труд
Получать… железный прут!
1918 г.
