355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Демьян Бедный » Том 1. Стихотворения 1908-1917 » Текст книги (страница 5)
Том 1. Стихотворения 1908-1917
  • Текст добавлен: 16 октября 2016, 23:47

Текст книги "Том 1. Стихотворения 1908-1917"


Автор книги: Демьян Бедный


Жанр:

   

Поэзия


сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)

Сватовство*
 
«Ну, чем, скажи ты мне, сынок мой не жених?»
«Дочь у меня, чай, тож невеста
     Не из худого теста!»
Вот были мужики! И не сошли ведь с места,
     А дело слажено у них:
   Едва ль не за вторым стаканом
     Толкуют о приданом.
А только кулака, ей-ей, надул кулак:
Жених известный был плутяга и маклак
И бил в глаза фальшивым глянцем.
     Невеста же, хотя и впрямь брала
        И телом и румянцем,
Однакоже давно промеж парней слыла
        Девицею… с «изъянцем»!
 
* * *
 
Слыхал я, что кадет стал нынче в женихах,
Что к «прогрессистке» он заслал московских свах.
– Не думайте, что сдуру или спьяна!
Купчиха хоть проста, да сдобна и румяна.
     А что касается изъяна,
Девица – спору нет – с «грешком»,
Зато жених с «хорошим тоном».
     Так все покроется «законом»
        И золотым мешком!
 
Тереха*

«Многие рабочие читают буржуазные господские газеты, потому что там пишут занятно».

(Из письма рабочего.)
 
        У всякого Ермишки
        Свои делишки.
А у Терехи дел – хотя б на полчаса.
День целый паренек шныряет по заводу
Да мелет языком: сначала – про погоду,
Про сплетни разные, потом – про чудеса,
     Каких не слыхано и сроду,
        А там – хитрец каков!
     Ведь начал с пустяков –
Ан глядь, в конец того выводит вавилоны
     Про власть и про законы,
Про мирное житье, покой и благодать,
        Про старые порядки,
Которые, мол, грех огульно осуждать,
И про рабочий люд: ему б терпеть да ждать,
А он туда ж – шумит, бастует без оглядки!..
     Завод под вечер тих и пуст,
        Зато полна пивная лавка.
Тереха тут. Вокруг Терехи – давка.
        Тереха – златоуст!
Что ж так? Аль все вчера от пашни?
     Ужель рабочим невдомек,
Что их морочит всех зубастый паренек,
     С хозяином сведя лихие шашни?
Какое! Знают все. Наружу правда прет.
Куда Тереха гнет, всем до чего понятно!
А слушают взасос: «Что ж из того, что врет?
     Да врет-то как занятно!»
 
* * *
 
        Когда б я мог!
     Когда б имел я бойкий слог!
     Уж то-то б написал статейку
Про «Речь», «Биржевку» да «Копейку»,
     Не позабыв еще газеток двух иль трех,
     Что нравятся иным рабочим,
     До разного вранья охочим,
Где что ни слово – брех, да ведь какой же брех:
     Не одного, а дюжины Терех!
 
Союз арапов*

«Особое присутствие, закрыв два про– фессиональных общества рабочих, в том же заседании разрешило регистрацию трех игорных клубов».

(Из газет.)
 
Ареопаг со страхом
Сидел, внимал докладу:
   «Стоим мы перед крахом!
С народом нет уж сладу!
Куда я взор ни кину,
Отрады нет для взора:
Мужик жует мякину,
Мужик нам – не опора!
Рабочий – груб, невежда,
Нас съесть готов с нахрапа.
Одна у нас надежда
На клубного арапа!»
«Мужик?.. Рабочий?.. Прочь их! –
Воскликнул хор сатрапов. –
Долой союз рабочих!
Ура, союз арапов!!»
 
«Убийца»*
 
«Ох, батюшки! Уж я ль воров не берегусь?
А что терплю от них! Ведь тут уж не до шуток:
То в курах был урон, потом дошло до уток,
        А нынче скраден – гусь!»
     Хотя валялися и потроха и перья
        Вокруг собачьей конуры,
        Хозяин все же до поры
     К собакам не терял доверья.
Но раз их стал корить, что даром хлеб едят:
Добра хозяйского ни малость не глядят.
Собакам тот укор сказался подозреньем.
     Уж не донес ли кто тайком?
А как щенок один давно был под сомненьем,
То псы расправились немедля со щенком
     И с неостывшим рвеньем
Над трупом подняли они же слезный вой.
Допреж того был туг хозяин головой,
А тут еще, такой увидевши разбой,
     Он речью подлой и лукавой
Пса старого был с толку сбит совсем.
Пес выл: «Да будет вам, друзья, известно всем,
Что сей щенок сражен не камнем, не отравой:
От вражеских зубов за нас пал он со славой!
Он – мученик… Герой… Он – жертва злых страстей!..
Псы верные, клянусь у дорогих костей,
По виду ран сужу… Тут пахнет чертовщиной!
И будь хозяин наш не бабой, а мужчиной,
     Он смог бы показать пример,
Как строго должен быть наказан зверь-убийца,
        Злодей и кровопийца,
        Проклятый изувер!»
Хозяин речью был растроган и взволнован.
Собаки ж до того, казалось, были злы,
Что вмиг «убийца» был разыскан, арестован,
        Приведен и закован
        В двойные кандалы.
Не знаю точно, как арест был обоснован,
Но старый лютый пес, забившись в конуру,
Смеялся там до слез, до судорожных колик:
«Ав-ав, смехотушка!.. Ав-ав-ав-ав, помру!..»
     Как не смеяться?! Я не вру:
Был в кандалы закован… кролик!
 
* * *
 
        Не знаю, говорить иль нет
        О «следствии» скандальном?
Лихие псы взвели на кролика навет
        В убийстве «ритуальном».
Хоть ясно, чем грозит подобная беда,
И хоть на правый суд надежды очень мало,
        Но – всякое бывало! –
Над правдою в судах глумились не всегда.
        Так подождем суда.
 
«Вещунья»*
 
Приятель мой ворчит: «Ох, до каких же пор?!
Скажи: над „Правдою“ опять повис топор?
     Был обыск? Выемки лихие?»
     «Вранье!.. Да кто тебе сказал?»
     Приятель мне «Россию» показал:
        «Ро-с-си-я»!!
     Ну, жди теперь добра!
Ведь тут не просто врет неопытная сводня, –
     Чернила капали с «казенного» пера:
     Про обыск писано вчера,
     Так надо ждать его сегодня!
 
Лето*
 
Над высохшим Ингулом
С ружьем в руках бреду,
Поля рабочим гулом
Полны: косьба в ходу.
 
 
Блестят на солнце косы,
Стучат о сталь бруски,
Широкие покосы
Ложатся до реки.
 
 
Мелькают часто грабли,
Вязальщицы в поту.
«Что, милые, ослабли?
Жара невмоготу».
 
 
«Ништо!.. Вот ты бы, право,
Прошел с косой хоть раз!»
И смотрит так лукаво
И щурит черный глаз!
 
 
«Что ж думаешь, воструха?
Аль не видал я ржи?!
Дай косу мне, Петруха,
А сам за мной вяжи».
 
 
Рукам от поту склизко.
Мой первый взмах – высок.
Пустил я косу низко:
Коса вошла в песок!
 
 
«Умора!.. Фу ты, ну ты!» –
Смеются косари.
На пальцах в три минуты
Натер я волдыри.
 
 
Но боль сношу геройски, –
Уж как ни есть – кошу.
С крестьянами по-свойски
Под вечер – к шалашу.
 
 
Вкусна простая каша
Из общего котла.
Бесхитростная наша
Беседа весела.
 
 
«Так завтра к вам опять я!
Прощайте, земляки!»
И любы мне пожатья
Мозолистой руки.
 
Полкан*
 
      Заграй Полкана поносил
        Что было сил:
   «У, дьявол старый!.. Лежебока!..
Хозяйский прихвостень!.. Наушник!.. Егоза!
      Бесстыжие твои глаза!..
   Подох бы ты до срока!»
   «Аль ты совсем оглох, Полкан:
   Сидишь – молчишь, как истукан.
   Что ж не проучишь ты буяна?»
      Приятель так – Султан –
         Спросил Полкана:
   «Ужель ты хочешь допустить,
   Чтоб стал Заграй тебя честить
   Пред целым нашим вечем?!
      Грызни как след его!!»
         «Ох, брат, –
Вздохнул Полкан, – грызнуть я рад,
      Да нечем!»
 
* * *
 
      Кадет, кадет!
Ну, что бы взять пример с Полкана,
   Чтоб не было обмана:
Молчать бы, коль зубов уж нет!
 
Гипнотизер*
 
   Помещик некий, быв изрядным фантазером,
   Задумал стать гипнотизером,
Добыл из города два воза нужных книг,
   Засел за них, читал не две – не три недели,
   Едва ль не целый год, и, наконец, достиг
         Желанной цели:
Любого мужика мог усыпить он вмиг!
Да слуги барина к тому ж гневить не смели,
Так стоило ему явиться средь двора,
Как бабы, мужики и даже детвора
   Валились наземь и храпели.
   «Вот ум! Вот голова! –
   Прошла про нашего затейника молва
         Среди помещиков-соседей. –
      Подумать лишь, хитрец каков!
         Не надо больше тумаков:
   Почище найдена управа на медведей!»
         (То-бишь, на мужиков.)
   И в первый праздничек соседи мчат к соседу.
   Но пир гостям – не в пир, беседа – не в беседу,
      И преферанс – не в преферанс!
   Им гипнотический подай скорей сеанс!
         Без лишней канители
      Желанью общему хозяин уступил:
   Емелю-конюха в два слова усыпил.
      Все гости онемели!
   Хозяин между тем из сонного Емели
      Что хочет, то творит:
      «Емеля, – говорит, –
   Глянь, становой в деревню мчится!»
      Мужик томится:
         «Ой… братцы… ой…
            Разбой!»…
      «Постой,
      Никак – сшибка!
   Не разглядел я, виноват,
   К нам едет думский депутат!»
      У мужика – улыбка:
   «Вот будет рада… попадья…
   Стал депутатом… поп Илья!»
Поповским голоском запел хозяин: «Чадо,
Скажи, чего первей просить для паствы надо,
   Когда в столице буду я?»
И стоном вырвалось у бедного Емельки:
      «Проси… земельки!»
«А про помещиков ты, вражий сын, забыл?!» –
Тут гости сгоряча вскричали в общий голос.
         Емеля взвыл.
      Стал у Емели дыбом волос,
И, засучив по локоть рукава,
Такие наш мужик понес слова,
      Что гости с перепуга
      Полезли друг на друга!
 
* * *
 
      Скажу я господам иным
      (Здесь места нет пока угрозам):
Мужик чувствителен всегда к своим занозам.
Не прикасайтеся к его местам больным,
      Хоть он и под тройным
         Гипнозом!
 
Благодарность*
 
«Спасите!.. Режут!.. Караул!!!»
«Робя!.. Корней… Петра… Федул!
Будите всех скорее, черти!
Чать, у хозяина разбой!»
Бегут приказчики толпой
Спасать хозяина от смерти.
Вмиг дом хозяйский окружив,
И в дверь и в окна прут ребята.
Разбойная ватага смята.
     Хозяин жив!
«Ф-фу! – отдышался наш купчина. –
Уж думал я: пришла кончина.
Ан, слава богу, уцелел.
Теперя б одного хотел:
Чтоб, значит, братцы… по закону…
Вы мне по рублику б несли…»
«За что?!»
           «Воздвигли б вы икону
За то, что вы меня спасли!»
 
Дом*

В шестиэтажном доме г. Торкачева, выходящем на Лазовскую, Разъезжую и Глазовую ул. и Скорняков пер., произошла катастрофа: обвалились своды, потолки и балки всех шести этажей. Утверждают, что обвал произошел вследствие того, что из экономии большая часть дома построена из старого кирпича.

(Новое время, № 13056, 1912 г.)
 
   Знавал я дом:
От старости стоял, казалось, он с трудом
   И ждал разрухи верной.
Хозяин в оны дни весьма любил пожить,
И расточительность его была безмерной,
   А тут – пришлось тужить:
   Дом – ни продать, ни заложить,
   Жильцы – вразброд бежали,
   А кредиторы – жали,
   Грозили под конец судом.
Хозяин их молил: «Заминка, братцы, в малом.
В последний раз меня ссудите капиталом.
   Когда я новый дом
   Наместо старого построю,
Доходами с него я все долги покрою».
   Вранье не всякому вредит:
   Хозяин получил кредит.
   А чтоб вранье хоть чем загладить,
Он к дому старому почал подпорки ладить,
Подлицевал его немного кирпичом,
Кой-где скрепил подгнившие устои,
   Переменил обои
   И – смотрит богачом!
Дом – только б не было насчет нутра огласки –
По виду ж – ничего: жить можно без опаски.
Тем временем пошла охота на жильцов:
   Хозяин нанял молодцов,
   Чтоб распускали слухи,
Что в «новом» доме все с заморских образцов:
   От притолок до изразцов;
   Покои все светлы и сухи;
Жильцам – бесплатные услуги и дрова
   И даже
   – Живи в подвале, в бельэтаже –
   Всем честь одна и та же
      И равные права.
Порядков новых-де хозяин наш поборник:
Он для жильцов – всего послушный только дворник,
Хозяева ж – они. А что насчет цены,
Так дешевизне, впрямь, дивиться все должны.
Для люда бедного вернее нет привадки,
Как нагрузить ему посулами карман.
Хоть были голоса, вскрывавшие обман:
Снаружи, дескать, дом сырой, вчерашней кладки,
   Внутри же – весь прогнил, –
   На новые позарившись порядки,
   Жилец валил!
Хозяин в бурное приходит восхищенье:
«Сарай-то мой, никак, жилое помещенье!»
   Набит сарай битком
Не только барами, но и простым народом.
   Трясет хозяин кошельком,
   Сводя расход с приходом.
Как только ж удалося свесть
   Ему концы с концами,
К расправе приступил он с черными жильцами:
Пора-де голытьбе и время знать и честь,
И чтоб чинить свои прорехи и заплаты,
Ей след попроще бы искать себе палаты,
   Не забираться во дворец.
Контрактов не было, так потому хитрец
   Мог проявить хозяйский норов
И выгнать бедноту без дальних разговоров.
А чтобы во «дворец» не лез простой народ,
Он рослых гайдуков поставил у ворот
   И наказал швейцарам –
Давать проход лишь благородным барам,
Чинам, помещикам, заводчику, купцу
И рыхлотелому духовному лицу.
 
 
Слыхали? Кончилась затея с домом скверно:
Дом рухнул. Только я проверить не успел:
Не дом ли то другой, а наш покуда цел.
Что ж из того, что цел? Обвалится, наверно.
 

1912 г.

Послесловие 1919 года
 
На днях, отдавши дань «очередным делам»,
Ушел я с головой в бумажный старый хлам:
Пред тем как сбыть его на кухню для растопки,
Попробовал я в нем произвести «раскопки».
   И до чего был рад,
Когда нашел пяток полузабытых басен,
Что мною писаны «сто лет» тому назад.
По скромности своей, конечно, я согласен,
Что басни – не ахти какой великий клад.
   И все ж, считаяся со сроком
И с тем, какой я «дом» тогда имел в виду,
Вы скажете, что я в двенадцатом году
   Был недурным пророком.
«Дом» – сами знаете: стряслась над ним беда, –
«Хозяин» и «жильцы» из благородной кости
   Махнули кто куда, –
   По большей части – к черту в гости;
А уцелевшие, осатанев от злости,
Досель еще чинят немало нам вреда.
Но, вырвав все клыки из их широкой пасти,
Мы барской сволочи вернуться снова к власти
   Уж не позволим никогда, –
   Ни им самим, ни их лакеям,
   Всей «демократии» гнилой, –
Мы знаем цену всей работе их былой
   И «учредительным» затеям:
В руке их – красный флаг, а белый – под полой.
Глупцами лестно ли нам быть в глазах потомков,
Быть осужденными суровым их судом?
Дом старый рушился. Но мы наш новый дом
   Не станем строить из обломков.
Мы, «черные жильцы», дадим врагам ответ:
Как их искусные строители ни бойки,
Но скоро убедить сумеем мы весь свет,
Что дома лучшего не может быть и нет,
   Чем дом советской стройки.
 
Лапоть и сапог*

Через года полтора

Все уйдут на хутора.

Худо ль, лучше ль будет жить,

А нет охоты выходить.

(«Псковская жизнь», 1911 г., № 557. «Деревенские частушки».)

Где в мире найдем мы пример, подобный русской аграрной реформе? Почему не могло бы совершиться нечто подобное и среди тружеников промышленного дела?

(«Россия», 17/VIII 1912 г.)
 
Над переулочком стал дождик частый крапать.
Народ – кто по дворам, кто – под навес бегом.
У заводских ворот столкнулся старый лапоть
      С ободранным рабочим сапогом.
«Ну, что, брат-лапоть, как делишки?» –
   С соседом речь завел сапог.
«Не говори… Казнит меня за что-то бог:
   Жена больна и голодны детишки…
      И сам, как видишь, тощ,
         Как хвощ…
   Последние проели животишки…»
«Что так? Аль мир тебе не захотел помочь?»
   «Не, мира не порочь.
Мир… он бы, чай, помог… Да мы-то не миряне!»
         «Что ж? Лапти перешли в дворяне?»
         «Ох, не шути…
         Мы – хуторяне».
         «Ахти!
На хутора пошел?! С ума ты, что ли, выжил?»
         «Почти!
От опчества себя сам сдуру отчекрыжил!
Тупая голова осилить не могла,
     Куда начальство клонит.
     Какая речь была: „Вас, братцы, из села
     Никто не гонит.
Да мир ведь – кабала! Давно понять пора;
     Кто не пойдет на хутора
     Сам счастье проворонит.
        Свое тягло
        Не тяжело
        И не надсадно,
Рукам – легко, душе – отрадно.
Рай – не житье: в мороз – тепло,
        В жару – прохладно!“
   Уж так-то выходило складно.
Спервоначалу нам беда и не в знатье.
      Проверили. Изведали житье.
         Ох, будь оно неладно!
Уж я те говорю… Уж я те говорю…
Такая жизнь пришла: заране гроб сколотишь!
Кажинный день себя, ослопину, корю.
   Да что?! Пропало – не воротишь!
Теперя по местам по разным, брат, пойду
      Похлопотать насчет способья».
      Взглянув на лапоть исподлобья,
Вздохнул сапог: «Эх-ма! Ты заслужил беду.
   Полна еще изрядно сору
      Твоя плетеная башка.
      Судьба твоя как ни тяжка, –
Тяжеле будет, знай, раз нет в тебе „душка“
         Насчет отпору,
      Ты пригляделся бы хоть к нам,
      К рабочим сапогам.
      Один у каши, брат, загинет.
А вот на нас на всех пусть петлю кто накинет!
Уж сколько раз враги пытались толковать:
„Ох, эти сапоги! Их надо подковать!“
Пускай их говорят. А мы-то не горюем.
Один за одного мы – в воду и в огонь!
      Попробуй-ка нас тронь.
      Мы повоюем!»
 
Предвыборное положение*

Г-н К. нашел, что человек – животное четвероногое. Самое естественное его положение – «коленно-локтевое».

(«Запросы жизни», № 33.)
 
Кусковой рек Коробка:
«Да! Выборы – сраженье.
Какое ж в нем, миледи,
Занять нам положенье?»
 
 
«Милорд, – так без смущенья
Воскликнула Кускова, –
Нет лучше положенья
Коленно-локтевого!»
 
 
То слыша, «Речь» приходит
В восторг и умиленье:
«Идите ж к нам! Наш лозунг –
Коленопреклоненье!»
 
Хоровод*
 
Ариша – с ворохом вестей! –
На все село разголосила:
   «Ахти, что у попа гостей!
   Невидимая сила!
Кого там нету: становой,
Исправник, земский, волостной,
Наш землемер, два аблаката,
Два дохтура, а третий тот,
   Что лечит скот
И нашего подлечивает брата!..
Лабазник, два аль три купца,
Помещики со всей округи…
   Не досмотрела до конца, –
   В глазах и так пошли уж круги.
И что попов! Да все – румянке с лица.
   Помимо нашего отца,
Всех столько, что хотя имела я охоту
Их сосчитать, да сбилася со счету!»
Впрямь, у попа в гостях уездная вся знать.
      Пир – море разливное!
      Охота мужичкам узнать,
      С чего б веселие такое?
Бежит, глядит, дивуется народ:
     «Никак, у бати хоровод».
«Добро: не сеют и не пашут,
      А все едят и сладко пьют!»
«Жаль, что тебе вот не дают!»
«Гляди-ко, пляшут!»
«Робя!.. Поют!»
«Да чтой-то мало в песне ладу!»
«А там вон спорят до упаду!»
«Про Думу, лешие, орут».
«И как орут:
Как будто кожу с них дерут!»
Дрожит поповская светлица.
Кончают гости шумно день,
Глядит народ через плетень.
На затуманенные лица
Угрюмая ложится тень.
«Тьфу, – не стерпел, ругнулся Фока, –
И не провалится над ними потолок!
На нашу голову их леший всех сволок!
      Н-ну, будет склока!»
 
* * *
 
   У мужичка – чутье!
Смекает он, кому тут варится питье,
   О чем ведется торг до срока.
 
Баня*
 
    Жена у Прова Кузьмича
Не зла, да больно горяча, –
Где праздник, уж орет заране:
«Отмой-ка, пентюх, грязь ты в бане!»
«Иду – чего уж там? – иду!»
Кузьмич с женой всегда в ладу;
Не то чтоб был мужик покорный,
Да бабий норов знал он вздорный:
Перепечет в сердцах кулич,
А виноват, мол, Пров Кузьмич.
В предбаннике хвативши чару
– И не одну, поди! – винца,
Пров с полки кличет молодца:
      «Поддай-ко-сь, милый, пару!»
Вконец разнежившись в пару,
Пров стонет: «Сем-ка, подбодрюся,
Водой холодной окачуся,
Силенок свежих наберу.
Всамделе, стал тетюхой слабой:
Сдаю изрядно перед бабой».
Что ж вышло, братцы, с мужиком?
С того ль, что был он под хмельком,
С того ль, что думал про хозяйку,
Бедняк, не ту схвативши шайку,
Весь окатился… кипятком!
 
* * *
 
Хотя ты мне ни кум, ни сват,
А все скажу я: бюрократ,
Не брезгуй, брат, моим уроком.
Бог весть, что будет впереди?
На новых выборах – гляди! –
Не обвариться б ненароком!
 
Свинья*
 
   Кудахчут жалобно наседки,
   Горланят петухи:
«Мы ль провинились чем? Иль виноваты предки?
   Цыплята наши, детки,
   За чьи вы терпите грехи?
Где, у кого, за что добиться нам прощенья?»
   Шумит весь птичий двор,
   Недалеко до возмущенья.
На сходе петухи выносят приговор:
   «Товарищи, позор!
   Не слыхано от века,
Чтоб верховодил кто чужой у нас в семье,
   Чтоб над цыплятами опека
   Была поручена… свинье!
Бороться должно нам!»
   А силы нет бороться!
Так, чтоб на горшую беду не напороться,
   В тот час, когда
      Еще вконец надежда не изъята
   Найти в свинье хоть капельку стыда,
С запросом слезным к ней шлют куры депутата.
«Высокородная, – так начал депутат. –
   Скажи, кто в этом виноват,
   Что наш курятник год от году
Все меньше радости имеет от приплоду?
   В тревоге матери, отцы:
Тобою взятые для выучки птенцы
В твоих свинарниках хиреют, вянут, сохнут
   И поголовно дохнут!
   А ежели какой
   Останется живой,
И тот не в радость нам: приносит он домой
Такие странные привычки и манеры,
Что стыдно говорить и приводить примеры!»
   «Ах, боже, боже мой, –
Захныкала свинья. – И я же виновата!
Чем от меня, скажи, обижены цыплята?
   Жалела я для них помой?
   Иль обделяла их навозом?
Иль не купала их в грязи я в летний зной?
   На свежем воздухе зимой
   Не закаляла их морозом?
Я развивала в них и выдержку и прыть,
Уча не как-нибудь – тому, сему, иному,
Но всем премудростям (хороших дел не скрыть!):
И желуди сбирать, и клювом землю рыть,
   И даже – хрюкать по-свиному.
Цыплята дохнут?.. Так. Ну, что ж? Пускай порой
   Из тысячи цыпляток
   В живых останется десяток.
Зато взгляните-ка на их парадный строй:
   Что ни цыпленок, то герой!
   Ей-ей, свинье другой
   Таких не видеть поросяток!»
 
* * *
 
   Читатель, запиши:
Свинье хоть кол на голове теши!
   В том, что для нас пример бесчинства,
В том часто для свиньи задача материнства.
   Друзья, греха не утаю,
Сам выше всех свиней я ставлю ту свинью,
   В которой больше свинства,
   А что касается цыплят, –
   Свинья творит, что ей велят,
И нет особых вин на этой генеральше.
Советую искать виновников подальше.
 
Гастролер*
 
   Провинция каналье шустрой – клад.
   Какой-то правый депутат
В губернский городок приехал на гастроли –
   Не для погрома, нет, совсем в особой роли:
   Читать предвыборный доклад.
   Весь город потонул в афишах:
Афиши на столбах, заборах, фонарях,
   Афиши на ларях,
На будках, на домах и чуть ли не на крышах.
Цветами, флагами украшен был вокзал,
   И для доклада лучший зал
      Отведен был задаром.
   Доволен будет пусть амбаром
      Какой-нибудь эс-дек
      Иль страшный черноблузник,
      Но не солидный человек,
         Не депутат-союзник.
Народу полон зал набилось на доклад.
         Союзник рад.
      С лоснящеюся рожей,
Пред губернаторской осклабившися ложей,
   Он начал говорить
И с первых слов понес такую ахинею,
Что, только вспомнивши о ней, уж я краснею,
   Не то чтоб слово повторить.
Казалось, лиходей оглоблей всех ударил.
Люд ошарашенный стал сразу глух и нем, –
   А кто-то между тем
Рукою жадною в его карманах шарил!
 
* * *
 
Урон, положим, небольшой –
Уйти домой с пустым карманом –
Для тех, кто, опоен дурманом,
Ушел еще с пустой душой.
 

    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю