Текст книги "Капитали$т: Часть 2. 1988 (СИ)"

Автор книги: Деметрио Росси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

После сеанса Лера была переполнена впечатлениями.

– Понравилось? – спросила она меня с восторгом.

– Конечно понравилось, – ответил я.

Мы шли по вечерней улице и говорили об увиденном.

– Совершенно новое кино! – говорила она, захлебываясь от восторга. – Новое слово в кинематографе! Никогда! Никогда раньше ничего подобного не было…

Я пожал плечами.

– Я не большой специалист по кинематографу. Но рискну предположить, что кроме этого «нового слова» в ближайшие пару лет не останется вообще ничего.

– И пусть! – тряхнула она челкой. – Людей уже тошнит от всей этой пропаганды, когда принципиальный прораб против беспринципного начальника, а над всеми ними – мудрый секретарь обкома, который все видит и решит по справедливости! Десятки лет этим пичкали народ!

Я улыбнулся.

– А чего ты смеешься? – спросила она обиженно. – ты читал Анатолия Рыбакова? «Дети Арбата», «Тридцать пятый и другие» – только вышла книга, отцу дали почитать экземпляр – дали на три дня, так мы днями и ночами!.. Там такое!..

Да, господи, воля твоя, подумал я в отчаянии. Читал ли я Рыбакова? Да, я читал! И даже те вещи, которые он еще не написал! Что меня не переставало поражать в советских людях, так это искренняя и восторженная любовь ко всему новому, переходящее в какое-то религиозное чувство, особенно если это новое – заграничного происхождения! Слишком восторженное отношение. Чересчур. Джинсы – не просто штаны, а целый культ! Фильм, пусть даже талантливо снятый – новое слово! Конъюнктурщик Рыбаков – чуть ли ни символ нового времени! Наверное, подумал я, это потому, что новшества очень редки и малодоступны. И здесь дефицит – дефицит новых идей, слов, музыки, книг, шмоток, от всего старого тошнит, новое появляется настолько редко, что реально воспринимается, как капля воды в пустыне… А скоро появятся еще более прекрасные, а главное – новые – вещи. Сеансы телевизионной психотерапии. Колдуны и астрологи из каждого утюга. Финансовые пирамиды. И прочее, прочее… и все будет воспринято на ура простым советским человеком, просто потому что отличается от привычного и надоевшего.

– Я читал Рыбакова, – сказал я. – Очень приличный автор. И «Детей Арбата» читал. И «Кортик» с «Бронзовой птицей».

– Как ты можешь ставить эти книги в один ряд⁈ – сказала она возмущенно.

– Отчего же не поставить⁈ – притворно удивился я. – Автор-то один!

– В «Детях Арбата» он рассказывает всю правду, которую раньше нельзя было! – запальчиво объявила Лера. – А «Кортик» – приключения для среднего школьного возраста. Советский вариант Фенимора Купера. Несравнимые вещи!

– Конечно, время было страшное… – сказал я – И правду нужно знать… но есть одна проблема.

– Какая? – спросила она.

– Если уж говорить о принципиальности, срывании покровов и всем таком, то пусть товарищ Рыбаков вернет Сталинскую премию. Которую он, если мне не изменяет память, получил в начале пятидесятых годов.

Она посмотрела на меня с удивлением.

– А я и не знала… что он лауреат Сталинской премии. Это точно?

– Точно-точно! – подтвердил я. – Но бог с ней, с премией, понятное дело, что он ее не вернет. Я просто хочу на другое твое внимание обратить. Вот смотри… Был заказ на книги такого рода, как «Кортик» и «Бронзовая птица» – Рыбаков их писал. Прославлял кого полагается.

– Ахматова тоже прославляла… – вздохнула она.

– Ахматова – отдельная история! – меня понесло. – Как говорится, «муж в могиле, сын в тюрьме, помолитесь обо мне». Сын в лагере, по сути – в заложниках. Тут кого угодно прославлять будешь.

– Ты любишь Ахматову⁈ – В ее глазах светилось восхищение.

– Некоторые вещи, – сказал я. – Но речь сейчас о Рыбакове. Так вот… в те времена он выполнял заказ и получал за это гонорары и премии. И сейчас он выполняет заказ. И получает за это гонорары и премии. А если завтра нас завоюют – хоть империалисты, хоть инопланетяне, то он и завтра будет выполнять заказ и получать за это гонорары и премии. Заслуженно получать, хочу заметить! Писатель-то талантливый. Правда, колеблется, как это и полагается, с линией партии. И даже немножечко впереди, если судить по последним книгам.

– Все это очень логично, – сказала она с грустью. – Но как-то очень цинично, ты меня извини…

Я пожал плечами.

– Говорить о таких вещах, конечно, это цинизм. А оплевывать то, что прославлял десятки лет – это как? В порядке вещей? Почему у нас такая короткая память, вот чего я никак понять не могу! И вообще, я не хочу говорить о советских писателях, бог с ними со всеми! У меня от этого портится аппетит, а я собирался пригласить тебя в ресторан.

– В ресторан? – она широко раскрыла глаза. – Это в какой же?

– Да хотя бы в «Театральный», – сказал я небрежно.

Она посмотрела на часы и тяжело вздохнула.

– Столько времени уже. Там, наверное, занято все.

– Пойдем… – сказал я с улыбкой. – Для хороших людей место всегда найдется…

И мы пошли в «Театральный».

Глава 15

В «Театральном» мест действительно не было, но, как я и предсказывал, для хороших людей место нашлось – здесь меня уже знали все, от гардеробщика до официанта.

– Шампанское, фрукты, мороженное! – скомандовал я.

Официант молча кивнул и растворился в ресторанной толчее.

– Ого! – сказала Лера. – У тебя широкий размах. Стипендию прогуливать будем⁈

– Ее, родимую, – вздохнул я. – Но я еще немного подрабатываю, так что…

– Да, да, я что-то такое слышала, – подхватила она. – И кем же ты подрабатываешь, если не секрет?

Я улыбнулся.

– А ты чего слышала-то?

– Да, болтают, – пожала плечами она, – что ты то ли спекулянт какой-то, то ли что-то в этом роде…

– Я – кооператор… – сказал я печально.

Она с изумлением посмотрела на меня. А потом сказала:

– Ну ничего себе! Вот это клево!

Теперь уже настала моя очередь удивляться.

– И что, тебя совсем не шокирует мой род занятий? Я же коммерсант, спекулянт и мироед! Я занимаюсь совершенно ужасным и немыслимым с точки зрения простого советского человека делом!

– Зарабатываешь деньги? – спросила она с улыбкой.

– Да! – в восторге заорал я. – Зарабатывать деньги – это же отвратительно, правда?

– Это классно! – сказала она и в глазах у нее был восторг, как после «Иглы».

– Нет, серьезно? Ты не считаешь зарабатывание денег чем-то грязным и предосудительным? Скажи, с какой планеты ты прилетела?

Она засмеялась и смеялась долго, искренне и очень весело.

– Знаешь, – сказала она, – мои родители – доценты в сельскохозяйственном. Папа – на кафедре марксизма-ленинизма. А мама – высшую математику читает. Они очень хотели, чтобы я под их присмотром училась в сельхозе, но я твердо сказала – пойду на экономику!

– Похвально, – сказал я с улыбкой.

– Так вот, папа, когда подвыпьет, начинает рассказывать о том, как сильно он ненавидит то, о чем рассказывает студентом. Плачет. Кричит, что пропала жизнь. Но только когда подвыпьет.

– Это печально, – сказал я.

– Он всю жизнь делает то, его терпеть не может. Так уж сложилось. Пошел по этой колее и бросить теперь невозможно. Это же ужасно, правда? Когда человек делает то, чего терпеть не может…

– Святая правда, – подтвердил я.

Нам принесли шампанское и закуски, мы немедленно выпили, после чего шампанское немедленно ударило нам в голову.

– А здесь классно! – сказала она, осмотревшись. – Часто здесь бываешь?

– Время от времени, – сказал я. – Да, неплохое место…

Она задумчиво посмотрела на меня.

– А я за всю жизнь три раза в ресторане была. Родители говорят, что рано еще… А я думаю – когда ж еще развлекаться, если не в молодости? На пенсии, что ли?

– Да, – сказал я. – Сама посмотри – полный ресторан пенсионеров!

Лера рассмеялась.

– Расскажи о том, чем ты занимаешься! – попросила она.

– Да ничего особенного. Сначала перепродавали всякую мелочь. Потом – видеосалон.

– На ДК медиков? Я слышала что-то такое…

Я утвердительно кивнул.

– Да. На ДК. Потом звукозапись сама собой появилась. А сейчас открыли кооператив. «Куплю дорого – продам дешево».

– Так не бывает, – сказала она с улыбкой.

– Деньги – товар – деньги-штрих. Лекции не забыла?

– Деньги-штрих это прекрасно! – пьяно заявила она. – Хочу как можно больше этих самых денег-штрих!

Я с интересом посмотрел на нее.

– А зачем? Вот что бы ты сделала, если бы у тебя вдруг появился миллион?

– В первую очередь я бы бросила институт, – сказала она. – Вот прямо на следующий день.

– А как же высшее образование? Диплом? – спросил я.

– Нахрен! – сказала она зло. – Это несвобода. Понимаешь? Я думаю, что ты очень хорошо это понимаешь.

– А потом?

– Уехала бы куда-то… Может быть в Москву или Ленинград. Новая жизнь – это же так прекрасно!

Ну, конечно. Мне ли не знать, насколько прекрасна новая жизнь.

– Значит, деньги тебе нужны для того, чтобы жить по-новому?

– По-новому – это значит свободно! – провозгласила она.

Мы выпили за свободу. А потом еще за что-то, я уже не помню. Помню только, что рассказывал, цитируя Гекльберри Финна, что деньги это не столько свобода, сколько тоска и забота. Перед глазами стоял Евгений Михайлович, который, несмотря на все свои капиталы, свободным не выглядел. Да и коллеги его производили впечатление людей уставших и озабоченных, но не свободных.

– Никто здесь не счастлив! – пьяно говорил я ей. – Даже с миллионом! И бежать некуда, везде одно и то же. И никому не хорошо! А лучше всего алкашам, которые закинулись и забылись. Потому и сухой закон ввели – никто не должен забываться, никто не должен быть счастлив! Ни в коем случае! Я удивляюсь, что есть еще счастливые люди и их за это не арестовывают и не отправляют в лагеря!

– Привет! – со мной поздоровался какой-то смутно знакомый парень с набитыми на пальцах перстнями и золотозубой улыбкой. Я машинально поздоровался в ответ и удивился слегка – в «Театральном» эта публика почти никогда не собиралась.

– Это кто? – удивилась Лера.

– Какой-то уголовник, – сказал я. – Знакомый знакомого.

Вот не хотелось мне врать ей, даже в мелочах.

– А тот знакомый – тоже уголовник? – спросила она.

Я кивнул.

– Тоже. Но его уже нет.

– Как нет? – не поняла она.

– Совсем нет. Да ну их всех! В такой вечер говорить о всяких пустяках… Лучше пошли гулять!

И мы пошли гулять. А на улице, на свежем воздухе, меня как-то очень сильно развезло.

– Если сейчас появятся дружинники, – сказал я весело, – то мы запросто можем уехать в вытрезвитель!

– Но мы же ничего не нарушаем! – удивилась она.

– Как это не нарушаем⁈ Мы выпили и приятно провели время. Нам хорошо. Мы почти счастливы, а значит – виновны!

– А у меня бабушка, отцова мама… – сказала она зачем-то. – Старая коммунистка. Ей восемьдесят восемь, ровесница века. В партии с двадцатых годов.

– Это прекрасно! – сказал я с пьяным воодушевлением.

– А сейчас – в церковь ходит, свечки ставит. Покрестилась. Дома у нее все в иконах. Вот как это? Родители говорят, что чокнулась на старости лет… А я не знаю… Может и лучше, что она так… Но с другой стороны – это же страшно, когда человек всю жизнь строил социализм, а к старости вдруг так изменился. Это уже совсем другой человек, получается.

– Ну вот, – сказал я, – ты же говорила, что хотела бы все бросить и уехать… Если бы у тебя миллион был. Правда?

– Правда.

– А твоя бабушка безо всякого миллиона взяла, все бросила и уехала, никуда не уезжая.

– Может быть… – сказала она задумчиво. – Наверное, так и есть, это ты хорошо все объяснил.

– Когда я пьяный, со мной такое бывает, – сказал я гордо. – А бывает еще и не такое…

Потом мы поймали такси, я проводил ее домой и отправился домой, с отчаянием понимая, что необратимо трезвею.

Операция на наезду на конфетную фабрику планировалась тщательно и должна была пройти без осложнений. Мы втроем – я, Лисинский и сотрудник горкома Юрий Сергеевич (его фамилии я так и не узнал) без проблем попали на территорию, затем – в административное здание и в конце концов – в директорский кабинет.

Нас приветствовала директор – полноватая энергичная женщина с башнеподобной прической, облаченная в деловой костюм и неумеренно использующая французские духи. Меня слегка напрягло то, что она совершенно не удивилась нашему визиту и, тем более, совершенно не испугалась.

Юрий Сергеевич, в соответствии со своим амплуа «злого следователя», наезжал на Светлану Романовну на повышенных тонах, но та и бровью не повела.

– Я так полагаю, что необходимо будет ставить вопрос о служебном соответствии, – закончил свой гневный спич Юрий Сергеевич.

Светлана Романовна улыбнулась – доброжелательно и немного издевательски.

– Если наша партия решит, что другой директор лучше сможет организовать работу предприятия, то я с радостью подчинюсь такому решению, – сказала она. – Я уже много лет в этом кресле сижу. И за кресло это, Юрий Сергеевич, я не держусь, там, где вы работаете, об этом должно быть хорошо известно.

– Вы не разводите демагогию, товарищ директор! – откликнулся Юрий Сергеевич. – Пока что вы не сказали ничего конструктивного.

– Я пока что не понимаю сути претензий, – сказала Светлана Романовна. – Также я не понимаю присутствия вот этих товарищей, – Светлана Романовна сделала царственный жест рукой в нашу с Лисинским сторону.

– Это представители частного сектора, – сказал Юрий Сергеевич. – Есть информация, товарищ директор, что лично вы категорически отказываетесь работать с представителями нашего городского частного сектора. Да и с госторговлей тоже. Получается так, что фабрика план перевыполняет (я читал отчеты, читал!), а конфет на прилавках магазинов нет! А если что-то и появляется, то в совершенно недостаточном количестве. Куда девается продукция, вот вопрос!

– Данный вопрос, – холодно сказала Светлана Романовна, – почему-то возникает постоянно. При том, что в этом году у нас уже была ревизия. Которая не нашла каких-либо серьезных нарушений. Ну а мелочи – они есть в работе совершенно любой структуры.

– Я четырежды пытался купить некоторое количество конфет нашей прекрасной фабрики, – грустно сказал Евгений Михайлович. – И все четыре раза меня постигла неудача! Купить конфект у Светланы Романовны – это не каждому дано! Хотя я слышал, что есть такие люди – им в жизни очень повезло! – которым Светлана Романовна обеспечивает до тридцати тонн продукции ежемесячно. Из дополнительных, так сказать, источников.

– Тебе, Женя, на нашей фабрике не рады, – строго сказала директор. – И вообще, в твоем возрасте много сладкого – вредно для здоровья.

– Я и не претендую, – смиренно сказал Евгений Михайлович. – Я смирился. Но вот может молодому человеку, – Евгений Михайлович кивнул на меня, – повезет больше. Это председатель кооператива «Астра» Алексей Владимирович Петров. Прошу любить и жаловать!

Несколько секунд Светлана Романовна очень внимательно разглядывала меня. А потом сказала строго:

– Все, товарищи. Прошу меня извинить, но дела, я уж опоздала в три места. Товарищ из кооператива «Астра» – останьтесь, пожалуйста, на несколько слов. Вас, товарищи, я не задерживаю.

– Ничего, Светлана Романовна, – сказал ледяным тоном Юрий Сергеевич, – мы еще вернемся к этому вопросу в другом месте.

– Обязательно вернемся, – подтвердила та.

Лисинский и Юрий Сергеевич вышли, а я остался. Было немного тревожно. А ведь эта тетка опасна, подумал я с удивлением. Хищница. Реально крутая, может быть даже круче Лисинского. И что-то за ней есть, какая-то сила, иначе она так смело себя не вела бы…

Некоторое время мы молча рассматривали друг друга. А потом Светлана Романовна неожиданно дружелюбно улыбнулась и сказала:

– Может быть чаю, молодой человек?

– С удовольствием, – сказал я. – Если еще и конфеты на закуску…

Директор нажала кнопку селектора и распорядилась немедленно принести чай.

– Что же, Алексей Владимирович, – сказала она вкрадчиво, – получается так, что горком хочет в долю?

– Да какая там доля, – сказал я со вздохом. – Мы рассчитывали тонны на три продукции в месяц, хотя бы на протяжении полугода. Было бы о чем говорить!

Она снова улыбнулась.

– А зачем Женечку привели? Что, мы бы без него не разобрались? Я, поверьте, давно и хорошо знаю Женечку… И знание это преимущественно не о лучших сторонах этого человека.

– Евгений Михайлович мой партнер и в каком-то смысле – наставник, – сказал я. – Старший товарищ, если угодно.

– С такими товарищами и врагов не нужно, – покачала головой Светлана Романовна. – Вы, молодой человек, хотя бы поинтересовались – что это за субъект. И где все его партнеры и соратники.

– И где же? – спросил я с интересом.

– Некоторые далеко, – сказала она задумчиво, – а некоторых уже нет. Я знаю одно – вести дела с Женечкой означает навлечь на себя беду. Рано или поздно, но чаще всего – рано. Женечка без каких-либо сомнений жертвует людьми, как хороший гроссмейстер пешками.

– Пока я видел от него только хорошее, – сказал я. Совершенно честно сказал.

– Пока аппаратный вес вашего отца достаточно велик – так и будет, – заметила она. – Но, как только его вес уменьшится… Тогда сами посмотрите, что будет. Но вернемся к нашим делам. Вы хотите три тонны продукции?

– Да, нас бы устроило такое количество, – сказал я.

– Цена? – хитро прищурилась она.

– Евгений Михайлович сказал, что цена в пятьдесят процентов от государственной не создаст вам больших проблем, – сказал я дипломатично.

Она вздохнула.

– Ох, Женечка, Женечка… Когда-то видным мужиком был, все бабы по нему сохли, я хорошо помню. Но – жадный. Всегда жадным был, а на старости лет и вовсе… С ума сходит! Значит, три тонны на полгода – это восемнадцать тонн. Так?

– Все верно, – подтвердил я.

– Заработаете вы максимум тысячи три с тонны, – сказала она. – Если быстро, то две-две с половиной. Ну да ладно, посчитаем по максимуму. Восемнадцать на три – пятьдесят четыре тысячи. Вы с Женечкой пополам работаете?

– Пополам, – подтвердил я, удивляясь хватке этой советской бизнес-леди.

– Пополам – это по двадцать семь… – Она на секунду задумалась. – Ну и Женечка, ясное дело, спишет в накладные расходы тысяч пять-семь, получается, что вам достанется в лучшем случае двадцать. Все верно?

– Получается, что так, – сказал я.

– Обождите минутку, – сказала Светлана Романовна и вышла из кабинета. Я остался пить чай и закусывать конфетами – очень приличными, нужно сказать. Признаюсь, что товарищ директор смогла произвести на меня впечатление.

Минут через пять Светлана Романовна вернулась.

– Вот, – сказала она, протягивая мне небольшой сверток. Я взял сверток и положил его перед собой на стол.

– Что там внутри? – спросил я. Хотя, нетрудно догадаться – что там внутри. Вот это я понимаю, деловой человек!

– Двадцать штук, – сказала она просто. – И мой вам совет – Женечке ничего не давайте. И вообще, по возможности, старайтесь иметь с ним поменьше дел.

– То есть, сделки не будет? – спросил я.

– А зачем? – она пожала плечами. – Считайте, что сделка состоялась прошла успешно и вы заработали. Безо всякой мороки – приемки – отгрузки. Без движения средств по счетам. Вы понимаете?

– Я понимаю, – сказал я, – но ведь так не бывает. Что вы попросите взамен?

Она испытывающе посмотрела на меня.

– Как минимум, я бы очень не хотела, чтобы люди из горкома партии в союзе с Женечкой пытались делать дела у меня на заводе.

– Это вопрос решенный, – сказал я. – Считайте, что мы договорились, в ваши дела я не лезу. Но за Евгения Михайловича я, конечно, поручиться не могу.

– С Женечкой я сама разберусь, – махнула рукой Светлана Романовна. – То-то все думают, отчего он в последнее время так обнаглел? А у него выход на горком появился! В вашем лице, молодой человек. Этот шнурок, который с вами был, никакого значения не имеет. Вообще.

– Юрий Сергеевич? – уточнил я.

– Он самый, – подтвердила директор. – Мальчик полез в игры взрослых людей, под шумок решил заработать немного, прикрываясь удостоверением.

– Вы говорили про минимум, – сказал я. – Значит, есть и максимум?

– Максимум есть, – подтвердила она. – Давайте обсудим, хотя бы сегодня вечером. Наше сотрудничество может быть интересным и плодотворным. И взаимовыгодным! – Она весело подмигнула мне.

– Давайте обсудим, согласился я. – Время, место?

Она на секунду задумалась.

– Часиков в восемь, в «Софии», знаете?

Странный выбор, удивился я. «София» – хорошо известное место сбора «синей» публики. И респектабельный советский директор назначает там встречу… Но виду я не подал.

– Знаю, конечно. Значит, увидимся вечером.

– До вечера! – сказала она. – А сейчас я прошу меня простить – дела!

На улице в авто меня ждали мои «сообщники» и вид у них был не слишком довольный.

Глава 16

– Ну что, Алексей Владимирович, как пообщались? – спросил меня Лисинский.

– Пока безрезультатно, – сказал я, покривив душой. Результат – две увесистых пачки сторублевок – лежал у меня в портфеле. – По сути, только договорились еще встретиться и еще раз обсудить.

– Крепка баба… – сказал задумчиво Евгений Михайлович. – Ведь крепка, а, Юрий Сергеевич?

Юрий Сергеевич с растерянной улыбкой пожал плечами.

– Может быть совсем не нужно было с ней связываться? – спросил я. – Я так понимаю, что вы старые знакомые?

– Мы – старые знакомые! – подтвердил Лисинский. – И нам теперь нужно подумать, как поступить в сложившейся ситуации…

– А что тут думать, – сказал я, – я с ней встречусь сегодня вечером, пообщаемся, о результатах я вас проинформирую… Если ничего не выйдет, попробуем другой вариант. Ведь есть же еще варианты?

– Варианты есть, – сказал Евгений Михайлович, – по крайней мере, пока. Но их становится все меньше и меньше! С каждым днем! Терять такой источник, как кондитерская фабрика очень не хотелось бы. Я предвижу, Алексей, что Светлана Романовна будет интриговать против меня. Более того – вполне вероятно, что она предложит вам какие-то деньги. Я ничего не буду говорить вам, как быть и что делать. Вы – взрослый человек, вполне способный разобраться, кто вам друг, а кто нет.

– Я уверен, что все будет в порядке, – оптимистично заявил я.

Евгений Михайлович лишь покачал головой.

Мои компаньоны тусили, как водится, в видеосалоне и смотрели свежую серию приключений Фредди Крюгера.

– Трудимся? – саркастически поинтересовался я.

– О, привет! – откликнулся Валерик, не отрывая глаз от экрана. – Ну, как съездили?

– Плюс десять штук! – торжественно объявил я.

– Йес-с-с!!! Ура! – завопили компаньоны.

– Вы погодите радоваться пока, – сказал я. – Дело еще не окончено. Вечером предстоит еще одна встреча.

– С кем? – удивился Серега.

– С директором завода. Там очень деловая тетенька. И бабки, между прочим, от нее, а не от Лисинского!

Компаньоны смотрели на меня озадаченно.

– Так я не понял, – сказал Валерик, – бабки тебе за что заплатили?

– Это интересный вопрос, – усмехнулся я. – Прежде всего за то, чтобы мы не лезли в ее дела. Но, кроме этого, она еще чего-то хочет. Вот, меня сегодня ждут в «Софии», в восемь вечера.

– Нормальный расклад, – усмехнулся Валерик. – Давай я с тобой пойду, на всякий случай.

– Или позвоним сейчас братьям, подтянем спортсменов! – оживился Серега.

Я махнул рукой.

– Да ладно вам! Не с гопниками встречаюсь! Там директор завода. Коммунистка.

– Тем более надо подстраховаться, – мрачно сказал Серега, который недолюбливал членов руководящей и направляющей.

– Вот с Валеркой вдвоем сходим, – сказал я. – Мне даже интересно, чего она захочет…

– Сходим, – подтвердил Валерик. – А теперь давайте кино досмотрим, интересно!

Мы смотрели, как Фредди преследует очередную жертву, а я думал о перспективах. У нас уже появились деньги, которые можно назвать приличными. Появились и дополнительные источники денег. Так что, основа стартового капитала есть. Теперь нужно нарастить этот капитал до максимума и потихоньку обзаводиться активами. Не слишком значительными, конечно, важные активы в ближайшие годы будут недоступны… Любопытно, что же предложит Светлана Романовна? И еще пока большой вопрос – с кем мне на этом этапе сотрудничать выгоднее? С Лисинским или с ней? Очевидно, что и он и она – хищники. И похоже, что могут быть опасны. Посмотрим, как карта ляжет…

В видеосалоне остался Серега, а мы с Валериком отправились в «Софию». Ехали на такси, нас вез очень важный дядька с пышными усами и бакенбардами, в бейсболке-сеточке и с громадным золотым перстнем. Он посматривал на нас неодобрительно – такие молодые, сопляки еще, а уже на такси, да ни куда-нибудь, а в ресторан! О, советская сфера обслуживания! Я никак не мог привыкнуть к ее вывертам. Например, к тому, что ее работники считают своим долгом продемонстрировать свое отношение к тебе, клиенту. И отношение это, примерно в девяносто пяти случаях из ста – негативное. И им на самом деле пофиг, сколько у тебя денег. И если уж говорить о деньгах, то таксисты зарабатывали порядочно. Их заработки были вполне соизмеримы с нашими доходами от видеосалона, например…

В «Софии» было, как всегда, многолюдно и шумно.

'Пришел туман, свел меня с ума,

Отогнать его нету сил – он растаял сам

И на небесах точку синюю погасил.

Синий туман похож на обман.

Похож на обман синий туман, синий туман.

Синий туман похож на обман' – пел волосатый парен с эстрады.

В центре зала сдвинуто несколько столиков – гуляет с десяток парней, лет по двадцать пять-двадцать семь, белые рубашки, золотые цепи, шампанское, дым коромыслом…

Светлана Романовна нашлась на втором этаже, за столиком, где любил гулять покойный Саша Щербатый. Это тоже меня немного удивило. Она мирно пила кофе, а увидев меня призывно помахала рукой.

– Ты, Валер, иди, посиди в баре… – сказал я. – Разговор, похоже, намечается конфиденциальный…

– Ты там смотри… осторожно, – сказал Валерик. Он был слегка напряжен.

– Ситуация под полным контролем, – заверил я. И отправился на разговор…

Светлана Романовна, кажется, была очень рада меня видеть. Во всяком случае, приветливо улыбнулась и пригласила садиться.

– Спасибо вам, что согласились прийти, – сказала она. – Я не знаю, как вы, а лично я рада нашему знакомству, хотя предпочла бы, чтобы оно произошло при других обстоятельствах.

Я вежливо кивнул.

– В прошлую встречу, насколько мне не изменяет память, вы говорили о каком-то сотрудничестве, – сказал я.

Она кивнула.

– Знаете, Алексей, я уже давно директор фабрики. Даже страшно сказать, сколько времени! И были разные времена, разные условия работы… Обычно, я умела находить общий язык с людьми. Любыми… – сказала она и серьезно посмотрела на меня.

Я кивнул, изображая доброжелательный интерес.

– Сейчас времена изменились, – продолжила Светлана Романовна, – очень сильно изменились и продолжают меняться каждый день. Вы же сами видите…

И снова на моем лице максимально доброжелательный интерес.

– Я читала, в «Правде», кажется, что в Америке есть такое понятие – «лобби». Вы слышали?

Лобби⁈ Ничего себе, подумал я. Но вслух сказал:

– Слышал, конечно. Промышленник официально нанимает посредника, который решает политические вопросы.

– А вы молодец! – сказала она с улыбкой. – Грамотный молодой человек! Сразу видно – серьезный и из приличной семьи.

– Кажется, я догадываюсь о сути вашего предложения, – сказал я.

Она развела руками.

– Да! Мне нужен лоббист. Мне нужен человек, который решал бы вопросы с партийными органами, либо – через партийные органы.

– Какого характера вопросы? – вежливо спросил я.

– Да ничего особенного! – заверила она. – У меня много проблем, связанных с производством. Например, сырье… – она тяжело вздохнула. – Каждый месяц я, как Наполеон, сражаюсь, чтобы закупить нужное количество сахара, например. Я упрашиваю. Я даю взятки. Благодарю. Угрожаю. Я трачу огромное количество времени и денег на решение вопроса, который решается одним звонком из горкома. Вы меня понимаете?

– Вполне, – сказал я. – Но, Светлана Романовна…

– Позвольте, я закончу, – сказала она вежливо, но с нажимом. – Вы вхожи в руководящие круги, ваш отец – крупный партийный руководитель. В то же время, вы вхожи и в деловые круги. Женечка Лисинский очень быстро все просчитал и просчитал правильно. Но он действует как стервятник. Понимаете? Ему бы оторвать кусок сегодня, а завтра хоть трава не расти!

– У вас все иначе? – спросил я иронически.

– Да, – серьезно сказала она. – У меня все иначе.

– А я краем уха слышал о хищениях и злоупотреблениях где-то тысяч на полтораста в месяц, – сказал я.

– Это Женечка рассказал? – она усмехнулась. – Женечка бывает иногда очень недалеким, наверное, от жадности. На самом деле, мы зарабатываем больше.

– Мы? – переспросил я.

– Ну, конечно. Одна бы я такой груз не потянула. Это выше человеческих сил. У меня есть партнеры, безусловно.

– И кто же эти люди? – спросил я, мило улыбаясь.

Она покачала головой.

– Сначала мне нужно услышать от вас принципиальное согласие на сотрудничество.

Я задумчиво помешивал кофе.

– Светлана Романовна, – сказал я, врубая внутреннего дипломата на полную мощность, – мой отец – человек дела. Если хотите, человек системы. Он работает на дело, которое считает правильным, работает на систему. Но он никогда не будет работать на кого-то вне системы. Вы понимаете, о чем речь?

– Я знаю, что ваш отец приличный человек, – кивнула она. – Но здесь нет никакого противоречия. Это вполне системная работа – руководящий партийный орган помогает промышленным предприятиям в кризис. Все логично.

– И денег он не возьмет, – добавил я. – Вы уж простите, что я вот так, прямым текстом. В их кругу непринято брать взятки.

Она всплеснула руками.

– Никто не говорит о взятках! Я не первый год живу на свете и хорошо знаю, кто здесь в городе берет, сколько берет, а кто никогда не берет. Речь о сотрудничестве, которое будет на пользу и делу, и нам. Вы, Алексей, видите подвох там, где никакого подвоха нет. У вас есть кооператив, насколько я понимаю?

– Есть, – подтвердил я.

– Всю финансовую часть ведет Женечка, конечно же? – Она улыбнулась.

– Да, – подтвердил я. – Всю финансовую часть ведет Евгений Михайлович. Пока проблем не было.

– И вы, конечно же, числитесь директором? – она вздохнула. – Ох, молодежь, молодежь…

– Пока мы провели только одну сделку, – сказал я. – Я видел бумаги, там все чисто…

Она посмотрела на меня очень серьезно.

– Сделка с химзаводом, я в курсе. А вы понимаете, что вы практически у Женечки в руках? Он может создать лично вам очень серьезные проблемы. Очень просто – проведет несколько сделок через вашу лавку… Не совсем чистых сделок. Или кинет поставщика, не заплатит деньги. Вы же понимаете, что претензии будут ни к нему, а к вам?

– Не думаю, что Евгений Михайлович станет делать что-то себе в убыток, – сказал я. – Я ему нужен. И он мне нужен, так что…

– Вы ему нужны гораздо больше, чем он вам, – сказала Светлана Романовна.

Я поерзал на стуле. Очень интересно, но ничего не понятно.

– Я пока еще не очень понимаю, что конкретно вы предлагаете?

– Партнерство, – сказала она. – Но другое, не такое, как хочет Женечка. Ваш кооператив не будет закупать у нас продукцию. Он будет поставлять нам продукцию. Понимаете?