Текст книги "Конец Пути (СИ)"

Автор книги: де Грегор Орлеанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

Глава 2. Прощание

Глава 2. Прощание

К сожалению, для людей все ужасные события, происходящие в нашей жизни, предпочитают живое мёртвому. Мертвецы никогда не болели. Они не страдали, их не пытали в казематах. Они не чувствовали ужасов войны. Нет. Всё это чувствуют люди, но не мертвецы. Однако может ли человек, живущий всю жизнь без печалей и ужасов, считаться живым? Может, он всё время был мёртв, а это – один большой предсмертный сон? Вдруг жизнь это то, что мы видим перед смертью.

Очередной выстрел пробудил жителей всего дома ото сна. На этот раз он не звучал приглушенно. Наоборот, снаряд упал рядом. Наверное, артиллерийские выстрелы, воронки от их снарядов… Это то, к чему нельзя привыкнуть никогда.

Никто не падал с кроватей, но уже через пару минут было понятно, что никто более спать не будет. Но нас интересуют не все люди, которые жили в том доме, а одна конкретная комната. Именно там, в кровати, лежал удивительный человек.

Его лицо, несмотря на молодой возраст, а было ему не более двадцати девяти, покрыто мелкими шрамами. Нос горбатый от неправильно сросшегося перелома; надбровные дуги имели форму треугольника. Таким предстал мне главный герой последующих событий, и я попытался передать его внешность через простое описание.

Но вернёмся в эту комнату. Он проснулся, вздрогнув от выстрела артиллерии. Лишь раскрыв свои очи, он положил свою руку на вторую половину кровати. Вместо ожидаемого тепла своей жены, его рука тронула холодный воздух.

Моментально вскочив, накинув рубашку, он вышел из комнаты в её поисках. Но не успел он даже подумать, где её искать, наш герой успокоился. Ибо его жена спокойно шла к нему, уже одетая.

– Одевайся скорее, Джордан уже здесь!

– Ты собрала вещи?

– Да. Мы не успеем на завтрак, но если сейчас оденешься, то сможем позавтракать на станции.

– Хорошо.

Он подошел и поцеловал её, а после направился обратно в свою комнату. Это был не его дом. Его дом находится в сотнях километрах от этого города. Но брат нашего героя бежал от войны в столицу, и взял с собой их.

Быстро надев свой костюм, он вышел из комнаты, и, пройдя через гостиную, спустился вниз. Там его уже ждала жена и мужчина с рыжими усами в военной форме. Из – под офицерской фуражки торчала копна волос. Сам он выглядел уставшим, его глаза томно всматривались в приближающегося героя.

Жена же напротив, несмотря, на тень ужаса, проявившуюся на её лице, была так же прекрасна, как и до этой войны. Платье, хорошо выстиранное, торчало из – под тёмно – серой накидки. На голову уже была надета серо – бежевая шляпа.

– Ну, наконец – то… Мы уж думали идти без тебя, Фрэнк! – зычным, офицерским басом воскликнул его брат, – мой адъютант ждёт нас на станции. Туда нас отвезёт перевозчик патронов. Туда как раз прибыл ещё один товарняк. Всем всё ясно? – оглядев своего брата и его жену, в приказной форме, проговорил рыжеволосый офицер.

– Да, – ни секунды не мешкая, ответила Эллен.

– Да, – отрезал Фрэнк.

– Тогда нам надо идти.

Он толкнул дверь, после чего пропустил вперёд своего брата с его женой, после чего закрыл её и двинулся за ними. Их уже ожидала повозка, запряженная двумя лошадьми. Наши герои, молча, уселись туда, и лошади тронулись.

Ехали безмолвно. Жена Фрэнка положила на его плечо свою голову и пыталась поспать. Однако вряд ли ей это удалось, ибо вдалеке были слышны взрывы и выстрелы, да и лошади громко шагали по разбитой дороге. Брат Фрэнка оглядывался, пытаясь узнать некогда прекрасный город, сейчас лежащий в руинах.

Его глаза встречались с мародёрами, которые грабили пустые дома, с нарядом солдат, которые жгли костры на улицах… Но, кроме солдат и мародёров, людей на улицах почти не было. Все прятались в домах.

Тем временем Фрэнк достал из внутреннего кармана своего пальто лист пергамента, и, развернув его, начал пробегать глазами по нему:

"У нас всё плохо. Вчера родителей расстреляли за сотрудничество с правительством Кадэра. Войска бежали из города, а некоторые и вовсе присоединились к врагу. Надеюсь, вы в безопасности. Я остаюсь здесь и организую подполье. Возможно, это моё последнее письмо, ибо я в любой момент могу умереть. Люблю вас всех. Передай Эллен, что она прекрасна, как и всегда. Береги её, Фрэнк.

Вуди."

Глаза Фрэнка бегали по письму, а черты его лица изображали ужас.

– Ужасная война. Уж лучше сдаться, чем быть расстрелянным… – вырвалось у Фрэнка.

– Потому мы и уезжаем отсюда. Мы бежим туда, где будет безопаснее. А дальше подумаем об эмиграции. Говорят, в Анте сейчас спокойней, чем здесь.

Тем временем они приблизились к вокзалу. Его окружало большое ограждение, которое постоянно патрулировали солдаты. Пройти можно было лишь через пункт регистрации, куда тянулась длиннющая очередь. Повозка подъехала к воротам, где был устроен КПП.

Из сторожки вышел толстенький чиновник в сопровождении двух солдат, вооруженных винтовками. Он направился прямо к повозке, а солдаты встали по обе стороны от неё.

– Куда направляетесь, господин хороший? – противным басом, растягивая слова, проговорил чиновник.

– Так это, тут у меня, значит – са, повозочка… Патроны, говорят, привезли, ну меня этот, полковник Аккерман сюда и направил… Для ставки боеприпас обеспечить.

– Документы покажите, и разрешение заодно.

– Вот, держите – с, – вытянув из карманов своих штанов необходимые бумаги, подвозчик протянул их чиновнику.

– Вижу, вижу… А вы кто, а? – обратился он к сидящим позади Фрэнку, его жене и брату.

Едва Фрэнк собирался ответить, как моментально, тут же, его брат ответил:

– Я капитан республиканской армии Джордан Гоцеллин, это мой брат, Фрэнк Гоцеллин, и его жена, Эллен Гоцеллин. Мы направляемся на границу по приказу генерала Гана, дабы обеспечить там порядок.

– Хорошо… Документы, пожалуйста, – не поменявшись в лице ни на секунду, ответил чиновник.

Фрэнк достал свои с женой документы, а его брат показал офицерскую карту, дающую доступ в оккупированные армией помещения и территории. Чиновник даже не разглядывал их, а тут же, соблюдая регламент, но, не избавляясь от своей дрянной ухмылки, процедил:

– Проезжайте.

У нашего героя отлегло от сердца. Вот оно, последнее препятствие преодолено. Сейчас они сядут в вагон и уедут из осаждённой столицы. Для Фрэнка даже воздух стал другим. Несмотря на пропитанность дурманящими травами, он дышал спокойно. Неужели это всё, что нужно свободному человеку?

Они распрощались с перевозчиком патронов и направились к поезду. Сейчас туда как раз проходили люди, которых пропускали на погрузку. Однако лишь у немногих получалось пройти.

Фрэнк разглядывал окружение, пытаясь увидеть хоть какого – то булочника, которые обычно ходили по станции и предлагали людям отведать домашней выпечки. Но никого не было. Наоборот, все люди, подозрительные и серые, словно они были под прицелом снайпера, направлялись к вагонам.

Джордан нашёл своего адъютанта. Они сравняли друг друга взглядами, и тот передал своему офицеру необходимые билеты. После чего направился прочь, ибо, ради безопасности, Джордан решил отпустить его.

Наши герои направились к вагону, где как раз стоял контролёр и проверял билеты. Вместе с ними стояли преимущественно богато одетые люди. Хотя лица и руки у них были, как у работников консервного завода. Война ни к кому не бывает милосердной.

– Хорошо, что нас пропустили. Говорят, недавно тут расстреливали беглых офицеров… слыхали, что у Ставки случилось? Молва ходит, что там бунтовщики пытались генерала и полковника Аккермана убить.

До Фрэнка доносились лишь обрывки фраз, ибо эта компания чуть ли не перешептывалась. Но при взгляде на своего брата, он увидел молчаливый, еле заметный ужас на его лице.

Когда пришла очередь показывать документы с билетами, к вагону, где стояли наши герои, подошёл взвод вооруженных винтовками солдат. Их вёл молодой офицер с крайне подлым выражением лица, а по правую руку от него стоял знакомый нам чиновник.

– Господа! Прошу вас продемонстрировать свои документы, – воскликнул офицер своим ласковым голосом, обращаясь к толпе. В это время сопровождающие его войска выстроились в шеренгу.

Все повернулись к ним, с документами в руках. Фрэнк оглянулся, и понял: если сейчас что – то пойдёт не так, бежать некуда.

Чиновник с офицером начали ходить и проверять документы. Они лишь останавливались и показывали на кого – то пальцем, приказывая остаться на местах. Джордан и Фрэнк были последними. Осмотрев их документы, он скорчил улыбку, и, обращаясь к ним, отрезал:

– Вы остаётесь. Женщина может идти, – проговорил он, уже приказав солдатам вести за собой выбранных им мужчин.

– Объяснитесь! – командным голосом воскликнул Джордан, – вы кто таков?

– Я лейтенант Логан, республиканская жандармерия. А Вы кто? – мгновенно поменявшись в голосе, отрезал офицер.

– Я капитан республиканской армии Джордан Гоцеллин, отправляюсь вместе со своей семьей на границу по приказу генерала Гана. По какому праву Вы задерживаете наш отъезд?

– По приказу особо уполномоченного генерала, министра военного времени при правительстве Моргана, любой мужчина, пытающийся покинуть город, должен быть отправлен на фронт. Беглые солдаты и их члены семьи мужского пола подлежат расстрелу, – с каждым словом ярость Логана уходила, и он уже говорил полностью спокойно.

– Я действую по приказу генерала Гана и отправляюсь на границу. Меня не имеют права задерживать, – поникнув на мгновение, ответил Джордан.

– Имеют. Следуйте за мной, капитан Гоцеллин. И Вы, Фрэнк Гоцеллин, тоже, – затем он повернулся к чиновнику и в приказной форме обратился к тому, – немедленно отправьте конвоем задержанных людей на фронт. С беглыми солдатами я разберусь.

– Как прикажете! – покорно ответил чиновник.

– Следуйте за мной, кому говорю! И вы тоже, – указал он на трёх человек, прижавшихся к вагону.

Фрэнк схватил Эллен за руку и не двинулся с места. Джордан так же оставался на месте.

– Я думаю, вы не поняли моего приказа. Взять их силой, – спокойно проговорил лейтенант.

– Не бывать этому! – Джордан выхватил свой револьвер и нацелился на лейтенанта, – я капитан Джордан Гоцеллин, и я не позволю, чтобы меня и моего брата Фрэнка расстреливали за дезертирство! Я приказываю отпустить нас!

Солдаты направили свои винтовки на взбунтовавшегося Джордана, а лейтенант стоял на месте. Наконец, его уста расплылись в ещё большей улыбке.

– Замечательно… Расстрелять!

– Джордан, опусти оружие! Пусть не делают этого при Эллен! Мы сдаёмся, – он повернулся к своей жене, и посмотрел в её глаза. В сложившейся ситуации, единственное, что ему оставалось, это насладиться её взглядом. Ведь больше он её никогда не увидит. Её лицо было искажено ужасом и болью, а по щекам стекали бесконечным потоком слёзы. Фрэнк, молча, её поцеловал и прошептал на ухо: "Ступай. Я тебя найду".

Эллен не хотела отпускать Фрэнка, потому солдатам пришлось силой вырывать его из её рук. Их повели к краю платформы, где всё ещё был прекрасный вид на степь. Ибо платформа была на склоне холма, поросшего колючими травами. Вокзал, построенный на холме. И стены не нужно: тела просто падают вниз. Никакой возни, никаких могил. Всё ужасно просто. Это была их судьба, закончить жизнь здесь…

Слышался плач. Жёны приговорённых ревели, умоляя солдат помиловать их членов семьи. Какой – то особо мерзкий солдат сказал им:

– Прекратите, или составите им компанию, – хохоча, сказал тот, под дружественные подмигивания его боевых товарищей.

Арестованных выстроили в шеренгу. Кто имел шляпы, поснимали их, и начали молиться. Лишь один солидного вида джентльмен вытащил сигару и закурил. Все молчали, кое-кто лил слёзы. Джордан подошёл к Фрэнку и сказал тому тихо, дабы солдаты не услышали:

– Когда я скажу, прыгай вниз и притворись мёртвым. Затем беги в город и прячься там.

Едва Фрэнк хотел возразить, как тут знакомый голос лейтенанта крикнул арестованным:

– Закончили молиться! Солдаты, целься!

Все надели шляпы обратно, кто их имел. Джентльмен с сигарой положил её на пол и затушил своими начищенными до блеска туфлями. Солдаты передернули затвор.

– Вы обвиняетесь в государственной измене и дезертирстве и приговариваетесь к смерти! Приговор исполняет немедленно лейтенант республиканской армии Логан. Товсь! – без капли сомнения, с огнём в глазах, проговорил лейтенант.

– Прощай, Фрэнк, – сохраняя серьезное лицо перед неминуемой смертью, сказал громко Джордан. Фрэнк лишь молчал, после чего, почти одновременно с криком лейтенанта, услышал: – Беги! – и Джордан сразу вытолкнул Фрэнка подальше с платформы.

– Пли!

Фрэнку задело руку, но он успел скатиться по холму вниз. Его сопровождали оглушительные выстрелы. Он катился по склону, и каждая веточка, каждый камешек, каждый корешок впивались в его тело, причиняя неимоверную боль. Но Фрэнк остался безмолвен; из – за ужаса произошедшего, боль сковала его язык раскалёнными щипцами.

Когда он глянул вверх, то к нему с платформы уже летели мертвецы. Фуражка брата полетела отдельно от его тела.

Глава 3. Станция

Глава 3. Станция

В ставке было тихо. Телеграфисты всё ещё смотрели на генерала, лицо которого за минуту изменилось до неузнаваемости. Из подавленности и безжизненности его эмоции преобразились в упорство, гордость, уверенность. Аккерман лишь потирал свою подстриженную бороду. Молчание висело во всей ставке.

Первым его нарушил полковник:

– Ваше высокопревосходительство, – присел он на колени, взяв офицерскую саблю в руки, – позвольте присягнуть Вам на верность! – Аккерман говорил уверенно, не мешкая. Генерал неловко уставился на него, как и телеграфисты. Но затем он ответил, и в голосе его можно было расслышать гордость:

– Принимаю твою присягу, полковник Аккерман. Вставай.

Телеграфисты, наконец, ожили и тоже быстро встали на колени, давая присягу своему новому министру. К ним присоединился и Эшфорд. Генерал, приняв их присяги, тут же начал раздавать приказы:

– Телеграфируйте на станцию: "Приказываю снимать с поездов всех боеспособных мужчин и отправлять на фронт. Беглых солдат и офицеров отправлять на гауптвахту, или же в тюрьму. Ответственный за порядок назначен комендант железнодорожной станции. Генерал"

– Ваше высокопревосходительство, телеграмма отправлена. Ещё приказы?

– Да. Указ № 1: "Отныне все мужчины старше 21 года могут быть мобилизованы в действующую армию. Верховное командование обороны столицы имеет право реквизиции любых людских и материальных ресурсов гражданского населения. Все несогласные подлежат принудительной мобилизации в боевые батальоны заключенных. Военный министр".

Генерал ещё долго раздавал приказы всем командующим фронтами и внутренними войсками. Его глаза горели, а руки тряслись от возможностей превратить свои планы в жизнь. Он не давал ни секунды телеграфистам. Они всё время записывали, записывали… А он никак не останавливался:

– Приказ коменданту Мосицкому из жандармерии: переместить вверенные ему подразделения поближе к центру города, к Ставке. Отправьте это вербовщику: нужно три человека с хорошим образованием для заполнения бесчисленных протоколов. Все строящиеся в этом здании планы должны быть записаны и переданы телеграфом нашим командирам в других частях страны.

У него ушло больше двух часов на то, чтобы наконец закончить. К этому моменту ему пришло множество телеграмм от командующих фронтами и армиями с присягой новому военному министру.

– Мой генерал, телеграмма из Цаибурга. Генерал Ган пишет: "Поздравляю Вас с назначением. Да пребудет с Вами смелость и уверенность в Ваших начинаниях. Надеюсь, что смогу лично Вас увидеть и передать от меня и всей моей армии полную нашу поддержку Вашей персоны".

– Ответ: благодарю вас, генерал Ган, за оказанное мне доверие. Хочу поскорее увидеть Вас, и услышать Ваши ценные советы. Пошлите телеграмму генералу Роузману: я хочу зачислить его в свой штаб. Пусть он помогает мне в планировании операций.

Наконец, он обратился к полковнику:

– Аккерман. Отправляйся в штаб полиции. Я даю тебе письменный приказ о создании из не подпадающих под мобилизацию мужчин отряды внутренней полиции и "оборонительного ополчения". – Затем он передал тому лист с приказом.

– Слушаюсь, мой генерал.

– Я отправляюсь на станцию. Надо познакомиться с этим Оливье. Со мной пойдёт Эшфорд.

По телеграфу был вызван транспорт и 3 солдата для конвоя.

В это время, когда они уже выходили, пришёл ответ от генерала Роузмана. Там говорилось, что сам он явится не может, но пошлёт своего штабного в качестве своего представителя. Также он извинился за то, что вынужден так поступить, но объяснил своё решение крайне тяжёлой обстановкой на фронте.

Генерал надел свою фуражку, проверил свой револьвер на количество патронов; Эшфорд же молча, смотрел на него, ожидая приказа выдвигаться. Наконец, когда машина подъехала, они вышли. Их уже ждали три солдата с красными воротниками, да водитель из гражданских. Они отдали честь генералу, а Эшфорд поспешил открыть ему дверь.

Машина тронулась. Все молчали. Солдаты глядели на разбитые дороги, на разрушенные дома. Их лица передавали всю ту боль, что испытывает человек, когда в его дом приходит война. Как прекрасно время, когда ничего не угрожает тебе. Ни на секунду не прекращались выстрелы артиллерии. Лишь у генерала не дёргалась ни одна мышца, ни одна жилка лица.

Внутри него пылало множество противоречий. Спина горела от одной мысли, что в любой момент обездоленный народ, которого в столице осталось около пятисот тысяч, может поднять восстание и разбить внутреннюю армию, а после разложить фронтовые части. Он записывал на листе бумаги численность своей армии по последним данным: всего лишь 5 тысяч штыков, 700 сабель, да 169 орудий. Пулеметов около двухсот.

Тем временем они уже подъезжали к вокзалу. Генерал глядел на вереницу людей, идущих в сторону станции; их лица чётко выражали ненависть к военным. Вглядываясь в солдат, они словно старались испепелить их глазами.

Машина остановилась у ворот. Из сторожки вышел, а вернее выбежал, чиновник, в сопровождении офицера. Подойдя к машине, он, с небольшой дрожью в голосе, проговорил:

– Добро пожаловать на станцию, генерал! – После чего офицер, слегка запыхавшийся, ибо был полноватым, выпалил: "Здравия желаю Ваше Высокопревосходительство!".

А генерал молчал. Он смерил взглядом то одного, то другого, а после уставился на ворота, которые до сих пор не были открытыми. Эшфорд понял, чего дожидается его генерал, и сказал:

– Почему ещё не открыты ворота? – его голос звучал тихо и спокойно.

– Прошу прощения, господин адъютант! Отопри ворота, – тут же поменявшись в голосе, свирепо молвил офицер.

– Начальник станции у себя?

– Да, мой генерал. Он ждёт вас.

Ворота открылись, и машина проехала вперёд. Она остановилась у дома начальника станции. В мирное время здесь продавали билеты пассажирам, а так же хранили их багаж. Сейчас же здесь было всё наоборот. Вокруг дома сидело много людей, которые мокли под дождём. Два привратника стояли с винтовками в руках, не пуская никого внутрь.

– Один остаётся у машины. Эшфорд, Вы идёте со мной. Остальным осмотреть станцию, – раздавал своим людям приказы генерал, выходя из машины. Он двинулся к привратникам, которые настороженно смотрели то на него, то на вооружённых солдат, выходящих из машины.

Генерал в сопровождении Эшфорда подошёл к ним. Его суровый взгляд мог пробить каменную стену. Но привратники не дрогнули. Тогда, с нескрываемым удовольствием в голосе, генерал молвил:

– Я явился к начальнику станции.

– Проходите, мой генерал, – один из них тут же положил винтовку к стене, и, выудив из кармана ключ, вставил его в замочную скважину. Дверь была открыта, и теперь никто не мог скрыться там.

Здание было очень интересным. Построено из кирпича лет так пятьдесят назад, оно отдавало старинным духом. До застройки города промышленными районами, у него была только одна железнодорожная станция. Но она была давно снесена, и теперь главные транспортные узлы были размещены по краям города: с востока и с запада.

Когда-то здесь была вилла одного из императорских чиновников. Интересная история связывает это место с городом. Ровно после окончания стройки первой части промышленного района, здешний помещик был обвинён в госизмене и депортирован. Всё его имущество попало в распоряжение городского главы. И потому он построил здесь большую железнодорожную станцию, как раз перед официальным визитом императора.

Обсерватория и винокурня были снесены, но главный дом оставили. Его просторные холлы переоборудовали под залы для ожиданий, а хозяйское крыло под кабинеты начальников и управленцев станцией.

Холмы вокруг когда-то были усажены красивыми, редкими для этих краёв деревьями. Но всё нещадно рубили для прокладки маршрутов. Местные ботаники взбунтовались, но их протест не увенчался успехом. Все они принимали участие в прокладывании железной дороги.

С тех пор эта станция является главной в городе. И именно сюда, в это невероятное место, держал путь генерал со своим адъютантом. Интересно то, что с началом войны, коменданты станции менялись один за другим. Никто не мог управиться и смириться с тем, что это место, не оборудованное ни разгрузочной платформой, ни большими просторными платформами для большого количества людей, теперь обязано принимать военное снаряжение и отправлять бесконечный поток беженцев и солдат на поезда.

Эшфорд зашёл первым. Ему навстречу ударил в лицо тёплый воздух. Здесь, по сравнению с улицей, был просто рай. Хоть и в воздухе парил запах табака, но было очень тепло. Фонари освещали помещение, где до войны сидели люди со своим багажом и ожидали прибытия их поезда. Их тени до сих пор украшали этот зал, хоть и делали его несколько зловещим. Ни на секунду не покидала мысль, что они вот-вот возникнут из воздуха, встанут со своих мест, и пойдут садиться на прибывший поезд.

Но сейчас там было пусто. Лишь куча снаряжения для починки поездов, да горстка рабочих, покуривающих очень едкие самокрутки, находились в этом зале. Эшфорду стало тошно от этого запаха. Рабочие как раз о чём-то весело переговаривались, играя в карты.

Эшфорд вырос здесь, и потому от попавшихся его взгляду перемен ему стало больно на сердце. Вот он, след войны. Всё не так, как было когда – то. Но, кажется, что это было так давно, что ты видел это в каких – то картинах, кто – то рассказывал тебе об этом, но никак не видел воочию. Но нет, с начала войны прошло всего два года, а тебе уже кажется, что это было целые поколения назад.

Генерал вошёл следом. Он оценил взглядом комнату, а после услышал звук открывающейся двери. Ему навстречу, из кабинета, вышел старик, опирающийся на трость. Генерал прочёл на двери "Начальник станции".