Текст книги "Правило четырех"

Автор книги: Дастин Томасон

Соавторы: Йен Колдуэлл
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)

Я рассказал обо всем этом Полу спустя несколько недель после нашего знакомства.

– Ты прав, – согласился он, услышав мою метафору с распыленной краской. – Время – не Леонардо. – Потом подумал и мягко улыбнулся. – И даже не Рембрандт. Всего лишь дешевый Джексон Поллок. [8]8
  Джексон Поллок (1912–1956) – американский художник, представитель абстрактного экспрессионизма.


[Закрыть]

Похоже, Пол понимал меня с самого начала.

Они все меня понимали: Пол, Чарли и Джил.

ГЛАВА 2

Мы с Чарли стоим возле спортзала Диллона, рядом с люком, в южной части кампуса. Нашивка на его шапочке со словами «Филадельфия-76» болтается на ветру, удерживаясь на последней нитке. Вверху, над нами, под оранжевым глазом натриевой лампы, кружатся снежинки, образуя огромное вихревое облако. Мы ждем. Чарли начинает нервничать, потому что две бредущих по улице второкурсницы заставляют нас терять время.

– Ну, и что будем делать? – говорю я.

Он смотрит на часы:

– Сейчас семь минут восьмого. Прокторы сменяются в половине восьмого. У нас еще есть двадцать три минуты.

– Думаешь, двадцати минут хватит?

– Конечно, – отвечает Чарли. – Если только мы сможем определить, где они будут. – Он окидывает взглядом улицу. – Ну же, девочки!

Одна из них смешно семенит ногами, придерживая край легкой юбчонки, как будто метель застала ее врасплох в тот самый момент, когда она переодевалась. На другой, перуанке, которую я знаю по межкурсовым конкурсам, оранжевая парка.

– Забыл позвонить Кэти, – с опозданием вспоминаю я.

Чарли поворачивается ко мне:

– У нее сегодня день рождения, и мы договорились, что я позвоню и уточню, когда приходить.

Кэти Маршан, студентка-второкурсница, как-то незаметно стала для меня незаслуженным подарком судьбы. Чарли принимает факт ее все возрастающего значения в моей жизни, напоминая себе, что умные женщины часто выбирают себе самых неподходящих мужчин, потому что не отличаются в этом вопросе хорошим вкусом.

– Купил ей что-нибудь?

– Ага. – Я рисую в воздухе что-то вроде четырехугольника. – Фотографию в той галерее…

Он кивает.

– Тогда и к лучшему, что не позвонил. – Чарли хмыкает. – В любом случае у нее сейчас забот хватает.

– Что ты имеешь в виду?

Чарли протягивает руку, ловя на ладонь снежинку.

– Первый в году снегопад. Олимпиада Голых.

– Боже, я и забыл!

Олимпиада Голых – одна из наиболее почитаемых принстонских традиций. Каждый год в ночь первого снегопада второкурсники собираются во дворе Холдер-Холла. На глазах сотен зрителей, пришедших со всего кампуса, они сбиваются в огромную толпу и с героическим равнодушием леммингов сбрасывают с себя одежду и беспорядочно носятся по площади. Ритуал восходит к тем давним временам, когда Принстон был исключительно мужским заведением, и массовое обнажение являлось выражением верховенства мужчин, некоей прерогативой сильного пола наряду со способностью пописать вверх или развязать войну. Долгое время стычки голых «олимпийцев» оставались не более чем любопытным казусом, и лишь после присоединения к ним женщин зрелище приобрело статус самого ожидаемого события академического года. Теперь оно даже привлекло внимание телевидения, и фургончики со спутниковыми передатчиками прибывают из таких неблизких мест, как Филадельфия и Нью-Йорк. Одно лишь упоминание о приближении Олимпиады Голых согревает уставшие от зимних холодов души, но в этом году, когда очередь дошла до Кэти, я больше думаю о домашнем тепле.

– Готов? – спрашивает Чарли, когда второкурсницы наконец-то исчезают за углом.

Я сметаю снег с крышки люка.

Он опускается на колени и просовывает пальцы в отверстия. Снег приглушает скрежет металла по асфальту. Я еще раз окидываю взглядом улицу.

Ты первый, – говорит Чарли, подталкивая меня в спину.

– А рюкзаки?

– Не задерживайся. Вперед.

Я падаю на колени, упираясь ладонями в асфальт по обе стороны от зияющей дыры. Снизу бьет густой пар. Я пытаюсь опуститься, но пар надувает куртку, и она цепляется за край люка.

– Черт, Том, мертвецы и те проворней! Поболтай ногами, нащупай перекладину. В каждом колодце есть лестница.

Я осторожно шарю ногой и, найдя опору, начинаю спускаться.

– Отлично, – говорит Чарли. – Теперь держи это.

Он подает мне сначала один рюкзак, потом второй.

В темноте виднеются уходящие в обе стороны трубы. Видимость слабая, где-то что-то шипит, где-то что-то лязгает. Вот она, циркуляторная система Принстона, мили труб, по которым пар идет от некоей центральной котельной к общежитиям и учебным корпусам в северной части городка. По словам Чарли, давление в трубах составляет двести пятьдесят фунтов на квадратный дюйм. Здесь же проходят линии высокого напряжения и газовый трубопровод. Тем не менее в туннелях нет никаких предупреждающих знаков, по крайней мере я ни разу не видел ни одного запретительного треугольника. Нет здесь и постов университетской полиции. Единственное предостережение – сделанная давным-давно черной краской надпись «Lasciate ogne speranza, voi ch’intrate». Пол, не испытывающий перед туннелями никакого страха, увидев ее впервые, только улыбнулся. «Оставь надежду, всяк сюда входящий», – перевел он нам слова Данте.

Чарли пролезает в люк и ставит крышку на место, а спрыгнув на землю, снимает шапочку. На лбу у него уже выступил пот, и капельки поблескивают в свете фонарика. Курчавые волосы, на отращивание которых ушло четыре месяца, почти касаются потолка. Мы называем его прическу афро, но Чарли доказывает, что это всего лишь полуафро.

Он принюхивается, затем достает из кармашка рюкзака коробочку «Викс».

– Налепи под нос. Никаких запахов не почувствуешь.

Я отмахиваюсь. Этому фокусу Чарли научился летом, когда проходил практику у местного патологоанатома, пользовавшегося «Виксом», чтобы не чувствовать трупного запаха при вскрытии. После случившегося с отцом мое мнение о представителях медицинской профессии изменилось не в лучшую сторону; по-моему, врачи – зануды без определенной точки зрения. Впрочем, к Чарли это не относится. Я видел, как он работает в местной бригаде «скорой помощи», берется за самые трудные случаи и всегда найдет двадцать пятый час, чтобы помочь совершенно незнакомому человеку одолеть ту, кого он называет Воровкой.

Чарли вытаскивает из рюкзака пару серых в полоску лазерных ружей и набор «липучек» с темными пластиковыми колпачками. Пока он роется в рюкзаке, я расстегиваю куртку. Воротник рубашки уже прилипает к шее.

– Осторожно, – предупреждает Чарли и протягивает руку, прежде чем я успеваю положить куртку на самую толстую трубу. – Помнишь, что случилось с Джилом?

Совсем забыл. Горячая труба расплавила нейлоновую подкладку, и наполнитель загорелся, как будто к нему поднесли спичку. Куртку потом долго топтали ногами.

– Одежду оставим здесь, а заберем при выходе.

Он сворачивает обе куртки и запихивает в пластиковый пакет, который подвешивает к вентилю под потолком.

– Чтобы крысы не достали, – объясняет Чарли и возвращается к рюкзаку.

Передав мне фонарик и рацию, он перекладывает в кармашек две большие, запотевшие от жары бутылки с водой.

– Запомни, если мы разойдемся, не иди вниз. Увидишь текущую воду, поворачивай против течения. Иначе, если уровень воды поднимется быстро, можешь запросто оказаться в канализации. Это не твой родной Огайо. Здесь все намного опаснее.

Так Чарли наказывает меня за то, что я заблудился в прошлый раз, когда мы с ним тоже были в одной команде. Я расстегиваю пуговицы на рубашке для лучшей вентиляции.

– Чак, река Огайо не имеет к Коламбусу в штате Огайо никакого отношения.

Он протягивает мне один из приемников и ждет, пока я повешу его на шею. На мое замечание – ноль внимания.

– Ну, какой у нас сегодня план? – спрашиваю я. – Куда пойдем?

Чарли улыбается:

– А вот это решать тебе.

– Почему?

Он треплет меня по затылку.

– Потому что сегодня ты – шерп.

В его устах это слово звучит так, словно шерпы – некий загадочный карликовый народ, знающий все тайные пути, вроде хоббитов.

– И что ты от меня хочешь?

– Пол знает туннели лучше всех. Нам необходимо определиться со стратегией.

Я задумываюсь.

– Где ближайший вход с их стороны?

– Тот, что за Клио.

Клио мы называем здание дискуссионного клуба. Я пытаюсь представить диспозицию, но мысли от жары путаются, как будто пар застилает мозги.

– От того места, где мы стоим, это по прямой, верно? По прямой к югу.

– Правильно.

– А он никогда не идет по прямой.

Чарли долго морщит лоб.

– Верно.

Я пытаюсь поставить себя на место Пола, который всегда просчитывает все на два шага вперед.

– Тогда именно это он сегодня и сделает. Пойдет по прямой от Клио, чтобы ударить, пока мы не приготовились.

Чарли медленно кивает, глядя куда-то вдаль. Края губ приподнимаются в улыбке.

– Давай обойдем их, – предлагаю я. – Зайдем сзади.

В глазах у Чарли появляется блеск. Он хлопает меня по спине так, что я едва не падаю под тяжестью рюкзака.

– Пошли.

Едва мы трогаемся с места, как радио начинает шипеть. Я срываю его с пояса и вдавливаю кнопку.

– Джил?

Молчание.

– Джил? Я тебя не слышу.

Ответа нет.

– Помехи, – говорит Чарли. – Они слишком далеко, чтобы выходить на связь.

Я жду.

– Ты же говорил, эти штуки действуют на расстоянии в две мили. От них до нас никак не больше мили.

– Радиус действия действительно две мили, но только на открытой местности. Здесь же слишком много преград: бетон, металл…

Мы пользуемся радио лишь для экстренных вызовов. Я уверен, что слышал голос Джила.

Ярдов сто проходим молча, огибая темные лужицы и кучки мусора. Внезапно Чарли хватает меня за ворот рубашки, заставляя остановиться.

– Какого черта? – Я с трудом сохраняю равновесие.

Он водит лучом фонарика по доске, переброшенной через глубокий желоб. Нам уже доводилось проходить здесь в прошлых играх.

– В чем дело?

Чарли осторожно ставит ногу на доску, проверяя ее прочность.

– Все в порядке, – с заметным облегчением говорит он. – Выдержит.

Я вытираю взмокший лоб.

– Идем.

Ему хватает двух широких шагов, чтобы перебраться на другую сторону. Мне же переправа дается с куда большим трудом.

– Возьми. – Чарли протягивает бутылку с водой. – Попей.

Делаю несколько быстрых глотков и спешу за Чарли в глубь туннеля. Настоящий рай для гробовщика: куда ни глянь – темные стены, сходящиеся к некоей затерянной во мраке точке.

– Тебе не кажется, что все это похоже на катакомбы? – спрашиваю я.

Радио продолжает попискивать и гудеть, статические разряды нарушают плавный ход мыслей.

– На что похоже?

– На катакомбы. На могилу.

– Не сказал бы. Некоторые участки – это огромная труба из рифленого железа. – Чарли изображает волнистое движение. – Мы как будто идем по ребрам. Нас проглотил кит, и мы у него внутри. В общем, как в…

Он щелкает пальцами, пытаясь подобрать сравнение. Что-нибудь библейское. Что-нибудь мелвилловское, из курса литературы.

– Как в «Пиноккио», – подсказываю я.

Чарли смотрит на меня. Ему кажется, что я смеюсь над ним. Не обнаружив на моем лице ничего, подтверждающего первоначальные подозрения, он отворачивается и хлопает ладонью по рации.

– Уже недалеко, так что не волнуйся. Сейчас свернем за угол, расстреляем их и вернемся домой.

Радио снова оживает. На этот раз мы ясно слышим голос Джила.

– Конец игры, Чарли.

Я останавливаюсь как вкопанный.

– Что он сказал?

Чарли хмурится и просит повторить, но радио молчит.

– Ну уж нет, меня так легко не возьмешь, – бормочет он.

– Не возьмешь?

– Джил сказал «конец игры».

– Что за чушь? Почему?

– Наверное, что-то случилось.

Он поднимает палец, призывая меня помолчать. Вдалеке слышны голоса.

– Это они, – шепчу я.

Чарли берет на изготовку ружье.

– Идем.

Он шагает все быстрее, не оставляя мне иного выбора, как следовать за ним. Только теперь я начинаю понимать, насколько хорошо он ориентируется в темноте. Я бы уже давно заблудился, если бы не свет его фонарика.

Не доходя до места пересечения двух туннелей, Чарли останавливает меня.

– Не выходи из-за угла. Погаси свет, чтобы нас не увидели.

– Конец игры, Чарли. Мы в коридоре север – юг под Эдвардс-Холлом.

Голос Джила звучит намного отчетливее, намного ближе.

Я делаю шаг к перекрестку, но Чарли оттаскивает меня назад. В противоположном направлении появляются прыгающие пятна света. Приглядевшись, вижу два силуэта. Вероятно, услышав нас, они поворачиваются. Свет бьет в глаза.

– Черт! – рявкает Чарли, прикрывая глаза ладонью.

В следующий момент он вскидывает ружье и начинает палить наугад. Я слышу механическое попискивание приемника.

– Перестань, – шипит Джил.

– В чем дело? – спрашивает Чарли, выходя им навстречу.

За спиной Джила я вижу неподвижного Пола. Оба они стоят прямо под люком, исчерченные жидкими полосками света. Через щель видны две фигуры, застывшие над нами, перед Эдвардс-Холлом.

– Меня ищет Билл, – объясняет Пол, поднося к свету пейджер. Он явно взволнован. – Надо выбираться отсюда.

Чарли озадаченно смотрит на Джила и Пола, потом делает им знак отойти в сторону.

– Он не может, – приглушенным голосом объясняет Джил, кивая в сторону замершего под самым люком Пола.

Тот держит пейджер возле щели, через которую падают растаявшие снежинки.

– Из-за тебя нас поймают, – шепчу я.

– Там самый лучший прием, – отвечает Джил.

– Билл никогда этого не делал, – бормочет Пол.

Я тяну его за рубашку, но он качает головой и показывает нам освещенный дисплей пейджера. На нем отчетливо видны три цифры: 911.

– И что это значит? – шепчет Чарли.

– Должно быть, Билл что-то нашел, – теряя терпение бросает Пол. – А мне нужно найти его.

Наверху слышно движение ног. Чарли напрягается.

– Послушай, это просто какая-то случайность. Здесь нет приема, потому…

Закончить ему не дает попискивание пейджера. Теперь на дисплее появляется что-то похожее на номер телефона.

– А это что? – спрашивает Джил.

Пол переворачивает дисплей, и цифры преобразуются в послание: БИЛЛ-911.

– Я выхожу. Прямо сейчас.

Чарли качает головой:

– Только не через этот люк. Здесь слишком много людей.

– Он хочет выйти у «Плюща», – говорит Джил. – По-моему, это слишком далеко. Лучше вернуться к Клио. До смены прокторов осталось не больше двух-трех минут.

В темноте появляются красные бусинки. Крысы. Наблюдают, ждут.

– Что-то важное? – спрашиваю я у Пола.

– Мы обнаружили нечто настолько…

Чарли обрывает его.

– Клио – наш лучший вариант, – соглашается он и, взглянув на часы, указывает на север. – Семь двадцать четыре. Надо пошевеливаться.

ГЛАВА 3

Мы идем на север. Коридор остается таким же низким, однако бетонные стены уступают место каменным. Я как будто слышу голос отца, объясняющего этимологию слова «саркофаг».

От греческого «поедающий плоть»… потому что греки делали гробы из известняка, который поглощает тело целиком – остаются только зубы – в течение сорока дней.

Впереди идет Джил, как и Чарли, знающий местность наизусть и способный находить путь с закрытыми глазами. В неровном свете мелькает фигура Пола. Волосы у него спутались и прилипли ко лбу. Ему труднее всех, ведь он почти не спал две последние ночи.

Наконец мы нагоняем вырвавшегося вперед Джила. Он поджидает нас и лихорадочно смотрит по сторонам, пытаясь придумать, что делать дальше. Мы опаздываем.

Я закрываю глаза, вызывая в памяти карту кампуса.

– Еще футов пятьдесят, – говорит Чарли Полу. – Самое большее – сто.

У люка возле Клио Джил поворачивается к нам.

– Я приподниму крышку и выгляну. Приготовься бежать. Тебе в противоположную сторону. – Он смотрит на часы: – У меня семь двадцать девять.

Он становится на нижнюю ступеньку, устраивается поудобнее и упирается локтем в металлическую крышку, но, прежде чем поднять ее, еще раз смотрит на нас через плечо.

– Помните, прокторы сюда не спустятся и преследовать нас не станут. Все, что они могут, это приказать нам выйти. Если что, остаемся внизу. И никаких имен. Понятно?

Мы киваем.

Джил делает глубокий вдох, приподнимается и толкает крышку. Та недовольно скрипит и медленно сдвигается. Джил выглядывает в щель, и тут же сверху раздается голос:

– Не двигаться! Оставаться на месте!

– Черт! – шипит Джил.

Чарли хватает его за рубашку и тянет вниз.

– Уходим! Туда! Выключите фонарики!

Я спотыкаюсь в темноте и едва не сбиваю с ног Пола. Куда идти?

Держаться правой стороны. Трубы слева. Держаться справа.

Я цепляюсь плечом за стену и слышу, как рвется рубашка. Пол, пошатываясь, бредет впереди. Кое-как проходим шагов двадцать, и Чарли останавливается, поджидая Джила. За спиной у нас вспыхивает свет – кто-то поднял крышку люка и водит фонариком. Появляется рука, за ней голова.

– Выходите оттуда!

Луч уходит в одну, потом в другую сторону. Треугольник света прыгает по стенкам туннеля.

Другой голос, теперь уже женский:

– Это последнее предупреждение!

Смотрю на Джила. В темноте виден лишь контур головы, качающейся из стороны в сторону.

На моей шее влажное дыхание Пола. Он прислоняется к стене. Снова громкий женский голос. Она обращается к своему напарнику:

– Вызывай. Пусть перекроют все люки.

Свет исчезает, и Чарли толкает нас в спины. Мы бежим, пока не достигаем развилки, затем поворачиваем направо и оказываемся на незнакомой территории.

– Здесь они нас не увидят, – шепчет, отдуваясь, Джил и включает фонарик. Туннель длинный, он ведет куда-то в темноту, в северо-западную часть кампуса.

– Что дальше? – спрашивает Чарли.

– Назад? – предлагает Джил.

Пол утирает пот на лбу.

– Нет. Они уже выставили посты.

– Все основные выходы под наблюдением, – соглашается Чарли.

Я указываю на уходящий на запад туннель.

– Это ведь самый короткий путь на северо-запад, так?

– А что?

– А то. Думаю, мы сможем выбраться возле Роки-Мейти. Это далеко?

Чарли отдает последнюю воду Полу, тот жадно припадает к бутылке.

– Несколько сот ярдов, – говорит он, – может, больше.

– По этому туннелю?

Чарли задумывается, потом кивает.

– Ничего лучшего предложить не могу, – говорит Джил.

Все трое следуют за мной в темноту.

Некоторое время мы шагаем молча. Мой фонарик начинает гаснуть, и Чарли отдает свой, однако продолжает присматривать за Полом, который, похоже, уже не понимает, куда идет. В какой-то момент он останавливается и прислоняется к стене, и Чарли напоминает, что к трубам притрагиваться нельзя. В бутылке плещутся последние капли воды.

– Ребята, – подает голос идущий позади Чарли. – Пол сдает.

– Мне надо сесть, – бормочет Пол.

Джил вдруг поворачивает фонарик, и мы видим впереди металлическую решетку.

– Чтоб ее!

– Что будем делать?

Джил наклоняется к Полу и трясет его за плечо:

– Эй, отсюда есть выход?

Пол указывает на паровую трубу возле решетки и делает непонятный жест рукой.

– Надо пролезть под ней.

Я заглядываю под трубу, подсвечивая себе фонариком. Изоляция внизу истрепалась, но щель все равно слишком узкая, всего несколько дюймов. Кто-то уже пытался здесь протиснуться.

– Нет, – говорит Чарли. – Не получится.

– С той стороны есть задвижка, – сообщает Джил. – Пролезть надо кому-то одному. Пролезть и отодвинуть решетку. – Он снова наклоняется к Полу: – Ты уже пробовал?

Пол кивает.

– У него обезвоживание, – шепчет Чарли. – У кого осталась вода?

Джил протягивает свою бутылку. Воды в ней меньше половины. Пол делает несколько глотков.

– Спасибо. Мне лучше.

– Придется вернуться, – вздыхает Чарли.

– Нет. – Я подхожу к трубе. – Я пролезу.

– Возьми мою куртку, – предлагает Джил. – Для защиты.

Я кладу руку на трубу. Пульсирующий в ней жар ощущается даже через обмотку.

– Обойдусь.

Только опустившись на пол, я понимаю, насколько узка щель. Ложусь на живот и пробую ползти.

– Выдохни, – советует Джил.

Продвигаюсь медленно, дюйм за дюймом, но в самом узком месте теряю точку опоры – под руками только вязкая грязь. Ни туда и ни сюда.

– Вот гадство! – рычит Чарли и падает на колени рядом со мной. – Том, – говорит он, – отталкивайся от меня.

Я чувствую, как он упирается руками в мои подошвы, и отталкиваюсь от его ладоней. Бетон царапает грудь; в какой-то момент бедро касается оголенной трубы, и я инстинктивно дергаюсь. Боль раскаленным копьем пронизывает ногу.

– У тебя все в порядке? – спрашивает Чарли, когда я наконец вылезаю из-под трубы с другой стороны.

– Поверни задвижку по часовой стрелке.

Я так и делаю. Путь свободен. Джил отодвигает решетку. За ним, поддерживая Пола, проходит Чарли.

– Уверен? – спрашивает Чарли, когда мы снова устремляемся в темноту.

Я киваю. Еще несколько шагов. На стене грубо намалеванная краской буква «Р». Мы приближаемся к Рокфеллеровскому колледжу. На первом курсе я встречался с девушкой по имени Лана Макнайт, которая жила здесь в общежитии. В ту зиму мы часто сидели у камина в ее комнате, разговаривая о том, что кажется сейчас таким далеким: Мэри Шелли, готика… Как и мой отец, мать Ланы преподавала в Огайо. Когда мы слишком долго засиживались у огня, груди у Ланы становились похожими на баклажаны, а уши приобретали цвет розовых лепестков.

Постепенно до нас начина ют доноситься голоса. Много голосов.

– Что там происходит? – спрашивает Джил, приближаясь к источнику шума.

Крышка люка как раз у него над плечом.

– Вот он, наш выход.

Я закашливаюсь.

Джил непонимающе смотрит на меня.

Голоса звучат отчетливо. Буйные, веселые голоса. Это студенты, а не прокторы. Сколько их там? Десятки?

Наконец Чарли улыбается:

– Олимпиада Голых.

Теперь доходит и до Джила.

– Верно. Мы как раз под ними.

– Люк находится точно посередине двора, – напоминаю я, прислоняясь к стене, чтобы хоть немного отдышаться. – Надо лишь откинуть крышку, смешаться с толпой и исчезнуть.

За спиной слышится хриплый голос Пола:

– Точнее, надо лишь раздеться, смешаться с толпой и исчезнуть.

На мгновение наступает тишина. Первым начинает снимать рубашку Чарли.

– Выпустите меня отсюда, – давясь от смеха, говорит он.

Я стягиваю джинсы. Пол и Джил следуют нашему примеру. Одежду запихиваем в один из рюкзаков, который разве что не трещит по швам.

– Поднимешь? – спрашивает меня Чарли, кладя руку на мой рюкзак.

Я пожимаю плечами.

– Там ведь и прокторы будут.

Но у Джила сомнений уже нет, и он начинает подниматься по ступенькам.

– Три сотни голых второкурсников, Том. Идеальная ситуация. Если попадешься, то иного ты и не заслуживаешь.

С этими словами он откидывает крышку люка, и в туннель врывается порыв холодного ветра. На Пола свежий воздух действует, как живая вода.

– Итак, парни, – кричит Джил, высовывая голову, – тащим мясо на прилавок.

Первое впечатление: вдруг стало светло. Двор буквально залит светом фонарей. Мощные лучи дополнительно установленных прожекторов скользят по занесенной снегом земле. В небе мелькают яркие светлячки фотовспышек.

Затем – холод. Ветер, как мне кажется в тот первый после выхода из туннеля момент, даже заглушает топот сотен ног и гул сотен голосов. Снежинки падают на кожу и тают, становясь похожими на капельки росы.

И наконец я вижу ее. Стену из человеческих тел, рук и ног, кружащую вокруг нас подобно громадной бесконечной змее. Передо мной возникают и тут же исчезают лица – знакомых, случайно встреченных на улице девушек, футболистов, – но все они растворяются в общей массе, сливаются с ней, как клипы в коллаже. Я вижу непривычные наряды: котелки-цилиндры и маски супергероев, разрисованные краской тела и лица, но все это вместе – огромное, извивающееся животное, дракон из Чайнатауна, ползущий по улице под гиканье, крики, свист и треск фотоаппаратов.

– Пошел! – кричит Джил.

Мы с Полом стоим, как загипнотизированные. Я уже и забыл, что представляет собой Холдер в ночь первого снегопада.

Живой, бьющийся поток поглощает нас, и на секунду меня захватывает его неукротимая сила: тела сжимают со всех сторон, увлекая то сюда, то сюда, и я стараюсь лишь устоять с рюкзаком на спине, скользя босиком по снегу. Кто-то толкает меня в спину, и я чувствую, как лопается «молния». Наша спрессованная одежда рвется из рюкзака. Один миг – и все кончено, все затоптано в грязь. Оглядываюсь, надеясь, что Чарли успел хоть что-то спасти, но его нигде не видно.

– Груди и ляжки, ляжки и груди, – бормочет речитативом какой-то парень с акцентом кокни, подражая цветочнице из «Моей прекрасной леди».

В нескольких ярдах от себя вижу толстого первокурсника, знакомого по литературному семинару, который затесался в толпу второкурсников и прыгает, тряся круглым брюхом. На нем нет ничего, кроме двух картонок, спереди и сзади. На первой написано: «бесплатный тест-драйв», на второй – «справочная внутри».

Наконец замечаю Чарли. Он уже пробился на противоположную сторону площади, где встретил своего приятеля, Уилла Клея, голову которого украшает тропический шлем, обрамленный банками из-под пива. Чарли срывает с него шлем и убегает, Уилл несется за ним, и вскоре оба исчезают из виду.

Тут и там вспыхивает и гаснет смех. В этой общей сутолоке и неразберихе меня хватают за руку.

– Идем!

Джил вытаскивает меня из круга.

– Что дальше? – спрашивает Пол.

Джил осматривается – на всех выходах дежурят прокторы.

– За мной, – говорю я.

Мы пробираемся ко входу в общежитие и ныряем в Холдер-Холл. Какая-то пьяная девчонка открывает дверь своей комнаты и стоит, покачиваясь и растерянно глядя на нас, как будто в ожидании аплодисментов. В руке у нее бутылка «Короны».

– Привет, – говорит незнакомка, икает и захлопывает дверь.

Я лишь успеваю заметить одну из ее подруг, которая греется у огня, завернувшись в полотенце.

– Вверх.

Мы поднимаемся по лестнице, и я громко стучу в дверь.

– Что ты… – начинает Джил.

Прежде чем он успевает договорить, дверь открывается и передо мной возникает пара огромных зеленых глаз. При виде меня губы Кэти слегка приоткрываются. На ней облегающая темно-синяя футболка и заношенные джинсы; золотисто-каштановые волосы зачесаны назад и собраны в пучок. Прежде чем впустить нас, она прыскает от смеха.

– Так и знал, что ты будешь здесь, – говорю я, потирая озябшие руки, после чего вхожу и обнимаю ее.

– Это ты так к моему дню рождения вырядился? – говорит Кэти, оглядывая меня с головы до ног. Ее глаза весело поблескивают. – И потому не позвонил?

Она отступает в глубь комнаты, и я вижу, что Пол приклеился взглядом к ее фотоаппарату «Пентакс» с длиннющим, в полруки, телеобъективом.

– А это зачем? – спрашивает Джил, когда Кэти поворачивается, чтобы положить фотоаппарат на полку.

– Делаю снимки для «Принс». Может, на этот раз их все же напечатают.

Вот почему ее нет среди носящихся по двору второкурсников. Весь год она старалась поместить свою работу на первую страницу «Дейли принстониан», но система старшинства действовала против нее. Сейчас роли поменялись. В общежитиях Холдер-Холла живут только студенты первого и второго курсов, а из ее окна открывается вид на весь двор.

– Где Чарли? – спрашивает Кэти.

Джил, глядя в окно, пожимает плечами:

– Где-то там, обжимается с Уиллом Клеем.

Все еще улыбаясь, Кэти поворачивается ко мне:

– И как долго ты все это замышлял?

Я не знаю, что сказать.

– О, несколько дней, – сочиняет с ходу Джил. Я должен как-то объяснить, что она здесь ни при чем, что представление не имеет к ней никакого отношения, но ничего толкового в голову не приходит. – Может быть, неделю.

– Интересно, – говорит Кэти. – Метеорологи заговорили о снеге только сегодня утром.

– Ну, тогда… с утра, – поправляется Джил.

Она продолжает смотреть на меня.

– Попробую угадать. Тебе нужно во что-то одеться.

– Нам. Нам троим.

Кэти подходит к шкафу.

– Там, должно быть, совсем не жарко. Похоже, ребята, у вас и с головами от холода не все в порядке.

Пол смотрит на нее так, как будто не может понять, что она имеет в виду.

– Здесь есть телефон? – спрашивает он наконец.

Кэти показывает на беспроводной аппарат на столе. Я подхожу и снова прижимаюсь к ней. Она пытается оттолкнуть меня, я настойчив, и все заканчивается тем, что мы падаем в шкаф, срывая с вешалок одежду. Шпильки туфелек впиваются в самые уязвимые места. Я торопливо вскакиваю, ожидая язвительных комментариев Джила и Пола, но им, к счастью, не до меня. Пол в углу, бормочет что-то в телефон. Джил смотрит в окно. Сначала я думаю, что он выискивает Чарли, однако потом замечаю, что его взгляд прикован к приближающемуся к общежитию проктору.

– Послушай, Кэти, – говорит Джил, – нам не надо по размеру. Сойдет все, что угодно.

– Успокойся. – Она достает из шкафа три пары спортивных брюк, две футболки и голубую рубашку, которую я ищу целый месяц. – Если поискать, то можно, конечно, найти и получше…

Мы торопливо одеваемся. Внизу хлопает дверь, и до нас доносится попискивание рации.

Пол откладывает телефон.

– Мне нужно попасть в библиотеку.

– Ребята, выходите через задний ход, – быстро говорит Кэти. – Я его задержу.

Джил благодарит ее за одежду, а я беру за руку.

– Мы еще увидимся сегодня? – спрашивает она с улыбкой, и ее глаза делают со мной что-то невообразимое.

Джил стонет и тянет меня за собой в коридор. Мы выскакиваем из общежития, а сзади слышен голос Кэти:

– Офицер! Пожалуйста! Мне нужна ваша помощь!

В окне комнаты возникает силуэт проктора. Джил усмехается. Мы мчимся навстречу пронизывающему ветру, и вскоре Холдер-Холл исчезает за снежной завесой. Кампус почти опустел. Последние остатки принесенного из туннелей тепла рассеиваются, смываемые скатывающимися по щекам крупинками снега. Мы переходим на шаг. Пол идет немного впереди, решительно, как человек, у которого есть цель. За эти последние минуты он не произнес ни слова.