Текст книги "Правило четырех"
Автор книги: Дастин Томасон
Соавторы: Йен Колдуэлл
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)
ГЛАВА 19
Возвращаясь в общежитие, перебираю фотографии: Кэти бежит ко мне, волосы подхвачены ветром, рот полуоткрыт. Я вспоминаю ее голос, ее слова – в них радость этих снимков. Через двенадцать часов я увижу Кэти снова; мы пойдем на бал, о котором она мечтала едва ли не с первой нашей встречи, и я знаю, что ей хочется услышать от меня. Что выбор сделан, что я извлек урок и уже никогда не вернусь к «Гипнеротомахии».
Странно, но Пола в комнате нет – ни за столом, ни в постели. Нет и лежавших на столике книг. К двери пришпилена записка, на которой большими красными буквами выведено следующее:
«Том, ты где? Искал тебя. Вычислил 4Ю-10В-2С-63! Иду в Файрстоун за топограф, атласом, потом – в Маккош. Винсент говорит, что чертеж у него. 10.15. П.».
Перечитываю записку. В подвале Маккош-Холла расположен кабинет Тафта, который ему выделили в кампусе. Что меня пугает, так это последняя строчка: «Винсент говорит, что чертеж у него». Снимаю трубку и набираю номер. Через пару секунд до меня доносится голос Чарли.
– В чем дело, Том?
– Пол отправился к Тафту.
– Что? Мне показалось, что он собирался поговорить с деканом насчет Стайна.
– Нам необходимо его найти. Тебя может кто-нибудь заменить?
Слышу приглушенный голос Чарли, он разговаривает с кем-то.
– Когда Пол ушел?
– Десять минут назад.
– Еду. Перехватим его по дороге.
Старенький, 1973 года, «фольксваген» Чарли останавливается возле общежития только минут через пятнадцать. Машина похожа на схваченную в прыжке ржавчиной металлическую жабу. Я едва успеваю втиснуться в кабину, как Чарли дает задний ход.
– Что так долго?
– Я уже уходил, когда заявилась девчонка из газеты. Хотела поговорить о прошлом вечере.
– И что?
– Кто-то из полицейского управления рассказал ей, как вел себя на допросе Тафт. – Мы сворачиваем на Эльм-драйв, похожую в темноте из-за холмиков снега на волнистую поверхность океана. – Ты ведь говорил, что Тафт и Кэрри знакомы уже много лет, верно?
– Да. А что?
– Так вот он сообщил полицейским, что знает Кэрри только через Пола.
Мы въезжаем в северную часть кампуса, и я тут же замечаю Пола во дворе между библиотекой и историческим отделением. Он идет к Маккош-Холлу.
– Пол! – кричу я из окна.
– Ты куда? – сердито спрашивает Чарли, притормаживая у тротуара.
– Я решил ее! – взволнованно отвечает Пол, глядя на нас удивленными глазами. – Все! Теперь мне нужен только чертеж. Том, ты не поверишь. Это самое удивительное…
– Что? Расскажи.
Чарли, однако, не желает и слышать о «Гипнеротомахии».
– Ты не пойдешь к Тафту.
Пол качает головой:
– Ты не понял. Все…
Чарли заглушает его гудком.
– Послушай меня. Садись в машину. Возвращаемся в общежитие.
– Он прав, – добавляю я. – Тебе лучше не ходить туда одному.
– Я должен пойти к Винсенту, – негромко, но твердо отвечает Пол. – И я знаю, что делаю. – Махнув рукой, он поворачивает к Маккош-Холлу.
Чарли снова дает задний ход.
– Думаешь, он вот так запросто отдаст то, что тебе нужно?
– Он сам позвонил мне, Чарли. Сказал, что отдаст чертеж.
– То есть Тафт признал, что украл его у Кэрри? – спрашиваю я. – Тогда с чего это он вдруг надумал отдавать его тебе?
Чарли останавливает машину.
– Пол, тебе не стоит на него рассчитывать.
Тон, которым это сказано, заставляет Пола повернуться.
Чарли рассказывает о том, что узнал о поведении Тафта в полиции.
– Когда его спросили вчера, что он думает о случившемся и кто, по его мнению, мог желать зла Стайну, он ответил, что знает только двух таких людей.
Пол выжидающе смотрит на него. От недавнего радостного возбуждения не осталось и следа.
– Первым он назвал Кэрри. Вторым – тебя. – Чарли кивает, как бы в подтверждение того, что не оговорился. – Не знаю, что Тафт сказал по телефону, но тебе надо держаться от него подальше.
По дороге, тяжело ворча, проезжает старый белый пикап.
– Ну так помогите мне, – говорит Пол.
– Поможем. – Чарли открывает дверцу. – Садись. Вернемся домой и…
Пол запахивает куртку.
– Я имею в виду другое. Пойдемте со мной. После того как я возьму у Винсента чертеж, он будет мне не нужен.
Чарли смотрит на него как на сумасшедшего.
– Ты хоть слышал, что мы говорили?
Однако во всей этой истории есть грани, о существовании которых Чарли и не догадывается. Ему не понять, что означает признание Тафта.
– Я прошел почти весь путь, – говорит Пол. – Осталось только защитить то, что является моим по праву. И ты советуешь мне вернуться домой?
– Послушай, я лишь хочу сказать…
И тогда в спор вмешиваюсь я:
– Пол, мы пойдем с тобой.
– Что? – шипит, повернувшись ко мне, Чарли.
– Давай.
Я открываю дверцу.
Пол качает головой и идет дальше.
– Его нельзя пускать туда одного, – негромко говорю я. – Если нас будет трое, Тафт ничего ему не сделает.
Чарли медленно выдыхает облачко пара и вытаскивает ключ зажигания.
Мы идем к серому зданию Маккош-Холла, прокладывая путь по глубокому снегу. Кабинет Тафта расположен в подвале, куда ведут узкие низкие коридоры и крутые лестницы, спускаться по которым можно только по одному. И как только здесь ходит Тафт? Тесно даже мне. Чарли, наверное, чувствует себя словно в западне.
Я оглядываюсь, желая убедиться, что он с нами. Его присутствие придает уверенности. Пожалуй, без Чарли я бы не решился спускаться в это чрево.
Миновав последний коридор, Пол ведет нас к двери в самом конце. По случаю уик-энда и праздника все кабинеты уже закрыты и погружены в темноту. Только под белой дверью, на которой висит табличка с именем Тафта, видна полоска света. Краска на двери облезла по краям, а блеклая линия внизу напоминает о том, до какого уровня поднялась вода после прорыва трубы в туннеле. Тафт обосновался в кабинете довольно давно, но дверь так и осталась непокрашенной.
Пол поднимает руку, собираясь постучать, когда изнутри доносится ворчливый голос:
– Ты опаздываешь.
Ручка скрипит. Сзади на меня натыкается Чарли.
– Заходи, – шепчет он, толкая меня в спину.
Тафт один. Он сидит за огромным старинным столом, откинувшись на спинку кожаного кресла. Пиджак переброшен через ручку, рукава рубашки закатаны до локтя, между толстыми пальцами зажата красная шариковая ручка.
– А они почему здесь? – недовольно спрашивает он.
Пол сразу переходит к делу:
– Дайте мне чертеж.
Тафт смотрит на Чарли, потом переводит взгляд на меня.
– Садитесь.
Он указывает на пару стоящих у стены стульев.
Я оглядываю комнату, делая вид, что все остальное меня не интересует. Деревянные книжные полки занимают все стены. Их покрывает толстый слой пыли с дорожками к отдельным томам. Тропинка, отмечающая маршрут Тафта от двери к столу, протоптана и через брошенный на пол коврик.
– Садитесь, – повторяет Тафт.
Пол, похоже, готов отказаться от предложения, но Чарли, которому хочется закончить все поскорее, заставляет его опуститься на стул.
Тафт вытирает губы скомканным платком.
– Том Салливан, – бормочет он, поняв наконец, кого я ему напоминаю.
Я молча киваю.
– Не трогайте его. – Пол подается вперед. – Где чертеж?
Голос его звучит на удивление уверенно.
Тафт качает головой и подносит к губам чашку. На нас он смотрит с подозрением, как будто ждет какой-то: гадости. Допив чай, поднимается, закатывает рукава еще выше, подходит к встроенному в стене между полками сейфу, набирает код, поворачивает ручку и достает записную книжку в кожаном переплете.
– Что это? – спрашивает Пол.
Тафт протягивает Полу один-единственный листок со штампом института, на котором значится дата двухнедельной давности.
– Хочу, чтобы ты отдавал себе отчет в положении дел. Прочти.
Я наклоняюсь к Полу и читаю вместе с ним.
«Декану Мидоусу.
В дополнение к нашему разговору от 12 марта относительно Пола Харриса сообщаю, что мистер Харрис несколько раз обращался ко мне с просьбой перенести срок сдачи диссертации, проявляя при этом непонятную скрытность и отказываясь изложить содержание своей работы. Причину этого я понял лишь на прошлой неделе, когда он, подчиняясь моему настойчивому требованию, представил итоговый вариант отчета. К данному письму я прилагаю копию моей статьи „Разгаданная тайна: Франческо Колонна и „Гипнеротомахия Полифила““, предназначенной для публикации в журнале „Ренессанс куотерли“, и копию отчета мистера Харриса для сравнения. Прошу связаться со мной для проведения дальнейшего расследования.
Искренне Ваш, доктор Винсент Тафт».
Мы оба ошеломленно молчим.
Тафт поворачивается в нашу сторону.
– Я работал над этой книгой тридцать лет, – со странным спокойствием говорит он. – И что же? Здесь даже нет моего имени. Ты ни разу не поблагодарил меня, Пол. Ни когда я познакомил тебя со Стивеном Гелбманом. Ни когда получил доступ в хранилище редких книг. Ни когда я предоставлял тебе неоднократные отсрочки. Никогда.
Пол молчит.
– Я не позволю, чтобы ты отнял у меня все, – продолжает Тафт. – Мне пришлось ждать слишком долго.
– У них есть другие мои отчеты, – невнятно бормочет Пол. – У них есть отчеты Билла.
– Никаких отчетов они от тебя не получали. – Тафт открывает ящик стола и достает стопку бумаг. – И от Билла, разумеется, тоже.
– Вам их не обмануть. Вы не публиковались по «Гипнеротомахии» более двадцати пяти лет. Вы даже не работаете с ней.
Тафт качает головой:
– Я уже отослал в «Ренессанс куотерли» три предварительных наброска статьи. Моя вчерашняя лекция привлекла необходимое внимание. Я уже получаю звонки с поздравлениями.
Письма Билла… Эти двое, Стайн и Тафт, должно быть, давно подбирались к исследованиям Пола, ненавидя и подозревая друг друга.
– У него есть заключение с выводами, – говорю я, видя, что Пол совершенно растерян. – Он никому не говорил о них.
Удивительно, но Тафт реагирует на мои слова почти равнодушно.
– У тебя есть выводы, Пол? Ты так быстро добился успеха? Чему же мы обязаны таким прорывом?
Он знает о дневнике.
– Это вы подсунули дневник Биллу, – шепчет Пол.
– Вы понятия не имеете о том, что он сделал, – говорю я.
– А ты такой же безумец, как и твой отец. – Тафт смотрит на меня. – Думаешь, если мальчишка смог разгадать значение дневника, то это не по силам мне?
Взгляд Пола мечется по комнате.
Я пожимаю плечами:
– Отец считал вас глупцом.
– Твой отец умер, так и не дождавшись своей музы. – Он смеется. – Открытия делают не те, кто ждет вдохновения, а те, кто подчиняет себя дисциплине. Твой отец никогда не слушал меня и пострадал за это.
– Он был прав, а вы ошибались.
Пламя ненависти вспыхивает в глазах Тафта.
– Тебе нечем гордиться, мальчик. Все знают, как он кончил.
Я бросаю взгляд на Пола, не понимая, на что намекает это чудовище, но наш друг уже отошел от стола и стоит у книжной полки.
Тафт подается вперед.
– Его трудно винить. Неудачник, опозоренный… А то, что научный мир отверг его книжку, стало последним ударом.
У меня нет слов.
– Его не остановило даже то, что в машине был сын. Весьма показательно, – продолжает Тафт.
– Это был несчастный случай…
Тафт улыбается, и мне видятся за этой улыбкой тысячи острых зубов.
Я делаю шаг вперед, и край стола упирается в шрам на ноге. Чарли пытается остановить меня.
– Вы виноваты в его смерти!
Мой крик наполняет комнату.
Тафт медленно поднимается и выходит из-за стола.
– Том, осторожнее, он тебя провоцирует, – негромко говорит Пол.
– Он сам предпочел умереть.
Я толкаю его изо всех сил, и он тяжело, всем весом, падает на пол. Пол под ногами дрожит. Мир как будто раскалывается: крики, вспышка света, туман перед глазами. Чарли тянет меня назад.
– Хватит!
Я пытаюсь вырваться, но Чарли сильнее.
– Хватит! – настойчиво повторяет он, обращаясь к стоящему над Тафтом Полу.
Поздно. Профессор поднимается и делает шаг ко мне.
– Держитесь подальше от Тома, – предупреждает Чарли, выставляя руку.
Пол, не обращая на нас никакого внимания, ищет что-то на полках. Тафт останавливается и, опомнившись, тянется к телефону.
Чарли дергает меня за руку:
– Быстрее! Надо смываться!
Тафт набирает короткий номер.
– Полиция, – говорит он, не отводя от меня глаз. – На меня напали в моем же кабинете. Прошу приехать.
Чарли толкает меня к двери.
В этот же момент Пол бросается к открытому сейфу и выгребает содержимое. Книги и стопки бумаг летят на ковер. Не удовлетворившись этим, он начинает срывать полки, а затем, схватив какие-то папки, выскакивает за дверь, даже не взглянув на нас с Чарли.
Мы устремляемся за ним. Тафт выкрикивает наши имена. Его голос эхом разносится по пустому коридору.
Мы бежим к темным подвальным ступенькам, когда дверь вверху распахивается и нам в лицо бьет порыв холодного воздуха.
– Оставаться на месте! – кричит полицейский, спускаясь по узкой лестнице.
Мы замираем.
– Полиция кампуса! Не двигаться!
Пол смотрит через мое плечо в дальний конец коридора.
– Делай, что говорят, – шипит на него Чарли.
Но я уже знаю, что привлекло внимание Пола. В конце коридора, за хлипкой деревянной дверью находится дворницкая, из которой можно попасть в туннель.
– Там небезопасно, – тихо говорит Чарли, подвигаясь к Полу. – Ремонтники…
Сочтя движение Чарли за попытку бегства, один из прокторов торопливо сбегает по лестнице. В этот же миг Пол срывается с места и мчится к дворницкой.
– Стой! Туда нельзя!
Но Пол уже отбрасывает дверцу и исчезает в проеме.
Чарли не тратит время на раздумье и, прежде чем прокторы успевают добежать до нас, несется вслед за ним. Я слышу глухой стук и его голос:
– Пол!
– Выходите оттуда! – ревет у меня за спиной полицейский.
Ему никто не отвечает.
– Надо вызвать…
Закончить он не успевает, потому что из бойлерной доносится вдруг сильное шипение, и я сразу понимаю, что случилось: внизу лопнула паровая труба. И только теперь мы слышим крик Чарли.
Люк зияет передо мной черной пустотой, и я прыгаю наугад. От удара о землю во мне срабатывает какой-то механизм, и в кровь мгновенно впрыскивается изрядная доза адреналина. Боль затихает, не успев распространиться. Я заставляю себя подняться. Где-то далеко стонет Чарли, и я иду на стон, не обращая внимания на приказы прокторов. Наконец до одного из них доходит, в чем дело, и он, опустившись над люком, кричит:
– Мы вызываем «скорую»! Слышите?
Я пробираюсь сквозь туман и наконец нахожу Чарли у поворота трубы. Он неподвижно лежит на земле. Одежда разорвана, волосы спутались. В проходящей рядом, у самого пола, трубе рваная дыра.
– М-м-м-м… – стонет Чарли.
Я ничего не понимаю.
– М-м-м-м…
Похоже, он пытается произнести мое имя.
Грудь у него мокрая. Похоже, струя пара ударила прямо в живот.
– М-м-м-м… – бормочет он, теряя сознание.
Стиснув зубы, я стараюсь поднять его, но это все равно что пытаться сдвинуть гору.
– Ну же, Чарли, – умоляю я, дергая его за куртку. – Не отключайся.
Он, похоже, уже не слышит.
– Помогите! – кричу я. – Пожалуйста, помогите!
Под разорванной рубашкой темнеет почти неподвижная грудь.
– М-м-м-м… – хрипит Чарли.
Хватаю его за плечи и встряхиваю еще раз. За спиной наконец слышны шаги. Луч фонарика прорезает туман, и я вижу санитара. За первым появляется второй. Они бегут ко мне.
Один из них направляет свет на грудь Чарли.
– О Господи!..
– Ты ранен? – спрашивает второй, ощупывая меня руками.
Я тупо смотрю на него, потом опускаю голову и наконец понимаю. То, что показалось мне водой на груди Чарли, вовсе не вода. Я весь измазан кровью.
Втроем мы пытаемся поднять Чарли. На помощь подбегает третий санитар. Он отстраняет меня, но я не отхожу. Мне надо быть рядом с ним. Сознание начинает угасать. Я теряю ориентацию и плохо понимаю, что происходит. Кто-то выводит меня из туннеля.
Последнее, что я помню, – это ужас на лице проктора. Видя, что я иду сам, он облегченно вздыхает, но тут же качает головой, поняв, что кровь на мне не моя.
ГЛАВА 20
Прихожу в себя через несколько часов после случившегося на кровати в медицинском центре. Рядом сидит Пол, а за дверью стоит полицейский. Меня переодели в больничный халат, похрустывающий при малейшем движении, как детский подгузник. Под ногтями чернеют полоски запекшейся крови, в воздухе знакомый запах больницы. Пахнет болезнью и дезинфектантами.
– Том?
Пытаюсь приподняться, но боль простреливает руку.
– Осторожнее, – шепчет Пол, наклоняясь ко мне. – Врачи говорят, повреждено плечо.
Теперь, придя в себя, начинаю чувствовать боль.
– Что там произошло?
– Глупо получилось. Я и сам не понимал, что делаю. Когда разорвало трубу, попытался добраться до Чарли, но не смог. Весь пар пошел в мою сторону. Выбрался через ближайший люк, а полиция отвезла меня сюда.
– Где Чарли?
– В реанимации. К нему не пускают.
Голос Пола звучит безжизненно. Он трет глаза и бросает взгляд на дверь. Мимо проезжает старушка на каталке, пристегнутая ремнями, как ребенок к прогулочной коляске. Коп смотрит ей вслед, но не улыбается.
– Ну как он? – спрашиваю я.
Пол опускает голову.
– Не знаю. Уилл сказал, что когда Чарли нашли, он лежал возле самой трубы.
– Уилл?
– Уилл Клей, приятель Чарли. – Пол проводит рукой по краю кровати. – Это он тебя вытащил.
Пытаюсь вспомнить, но перед глазами только неясные силуэты в тумане и лучи фонариков.
– Уилл заменил Чарли, когда вы поехали за мной, – удрученно добавляет Пол. Как обычно, он уже винит во всем себя. – Не хочешь позвонить Кэти? Сказать, где ты?
Я качаю головой. Сначала надо как следует прийти в себя.
– Позвоню позже.
Старушка на каталке возвращается, и я вижу, что ее нога от колена до ступни закована в гипс. Волосы спутались, штанины закатаны выше колен, но глаза блестят, и, проезжая мимо полицейского, она вызывающе улыбается, как будто сломала ногу при нападении на банк. Чарли как-то заметил, что старикам нравится иногда болеть или что-то ломать. Поражение в бою служит им напоминанием о том, что войну они пока еще выигрывают. Отсутствие рядом Чарли становится вдруг ощутимым почти физически: вместо его голоса – пустота.
– Он, должно быть, потерял много крови.
Пол рассматривает линолеум под ногами. В наступившей тишине я слышу чье-то хриплое дыхание за перегородкой, отделяющей мою кровать от соседней. В палату входит врач. Полицейский у двери дотрагивается до ее локтя и, когда женщина останавливается, что-то негромко говорит ей.
– Томас?
Она подходит к кровати с блокнотом в руке и строгим выражением на лице.
– Да?
– Я доктор Дженсен. – Она обходит кровать с другой стороны и начинает осматривать мою руку. – Как себя чувствуете?
– Нормально. Как Чарли?
Доктор сжимает мое плечо. Достаточно сильно, чтобы заставить меня скривиться от боли.
– Не знаю. Он в реанимации.
То, что она знает Чарли по имени, должно что-то значить, но голова работает не настолько хорошо, чтобы оценить, хорошо это или плохо.
– Он поправится?
– Об этом пока говорить рано, – не поднимая головы, отвечает доктор Дженсен.
– Когда нам разрешат его увидеть? – спрашивает Пол.
– Давайте не будем спешить. – Она просовывает руку мне под спину и заставляет приподняться. – Больно?
– Нормально.
– А так?
Она надавливает пальцем на ключицу.
– Нормально.
Обследование продолжается. Она ощупывает спину, локоть, запястье и голову. Потом пускает в ход стетоскоп и наконец оставляет меня в покое. Врачи похожи на игроков – всегда ищут верные комбинации. Пациенты для них – игровые автоматы: если достаточно долго выкручивать им руки, то рано или поздно сорвешь джекпот.
– Вам повезло, могло быть хуже. Кости остались целы, но есть повреждения мягких тканей. Вы почувствуете это, когда закончится действие болеутоляющих. Прикладывайте лед по два раза в день в течение недели, а потом придете для повторного осмотра.
От нее пахнет потом и мылом. Я жду, пока она выпишет рецепт, вспоминая, сколько лекарств назначили мне после аварии, но на этот раз дело ограничивается минимумом.
– Там с вами хотят поговорить.
Голос звучит доброжелательно, и я уже представляю, что сейчас увижу Джила или даже маму, которая успела прилететь из Огайо. Мне вдруг становится не по себе – я даже не знаю, сколько времени прошло с тех пор, как меня вытащили из туннеля.
Но лицо посетителя мне незнакомо. Еще одна женщина, только уже не врач и определенно не мама. Плотная, невысокого роста, в черной, плотно обтягивающей бедра юбке и матово-черных чулках. Белая блузка и красный жакет придают ей вид заботливой родительницы, но я заношу ее в категорию университетских администраторов.
Врач и посетительница обмениваются взглядами. Одна уходит, другая входит. Женщина в черных чулках подзывает к себе Пола, негромко спрашивает его о чем-то и, повернувшись, интересуется моим самочувствием. Получив утвердительный кивок, она обращается к полицейскому:
– Закройте, пожалуйста, дверь.
К моему удивлению, он кивает и закрывает дверь. Мы остаемся одни.
Женщина заглядывает за перегородку и подходит к моей кровати.
– Как вы себя чувствуете, Том?
Она садится на освободившийся после Пола стул. У нее пухлые щеки, как у белки, прячущей во рту орехи.
– Не очень хорошо, – осторожно отвечаю я и в подтверждение этих слов поворачиваюсь к женщине перевязанным плечом.
– Вам что-нибудь нужно?
– Нет, спасибо.
– В прошлом месяце здесь лежал мой сын, – рассеянно говорит она, роясь в кармане. – Ему удаляли аппендикс.
Я уже собираюсь спросить, кто она такая, когда гостья вытаскивает из нагрудного кармана что-то вроде кожаного портмоне.
– Том, я детектив Гвинн. Мне бы хотелось поговорить с вами о том, что случилось сегодня.
Она показывает мне значок и убирает его в карман.
– Где Пол?
– С ним разговаривает сейчас детектив Мартин. А я хочу задать несколько вопросов об Уильяме Стайне. Вы его знаете?
– Он умер вчера вечером.
– Его убили. – Она выдерживает многозначительную паузу. – Ваши друзья были с ним знакомы?
– Только Пол. Они работали вместе в институте.
Она достает блокнот.
– Вы знаете Винсента Тафта?
– Немного, – отвечаю я, чувствуя, что тучи сгущаются.
– Вы были сегодня в его офисе?
У меня начинает стучать в висках.
– А что?
– Вы подрались с ним?
– Я бы не назвал это дракой.
Она что-то записывает.
– Были ли вы вчера в художественном музее?
На такой вопрос не очень-то легко ответить. Пол брал в руки письма Стайна, но, кажется, не голыми пальцами. Лиц наших в темноте никто не видел.
– Нет.
Детектив выпячивает губы, как делают некоторые женщины, когда наносят на них помаду. Язык ее жестов мне непонятен. Она роется в папке, достает какой-то листок и протягивает мне. Это фотокопия страницы из регистрационного журнала с нашими подписями. Дата и время тоже указаны.
– Как вы попали в библиотеку?
– Пол знает код, – отвечаю я, понимая, что упираться бессмысленно.
– Что вы искали в письменном столе Стайна?
– Не знаю.
Детектив сочувственно смотрит на меня.
– Думаю, вашего друга Пола ожидают очень серьезные неприятности. Гораздо более серьезные, чем вы предполагаете.
Я молчу, надеясь, что она уточнит, но детектив Гвинн только задает очередной вопрос:
– Это ведь ваше имя в журнале регистрации? И вы же напали на доктора Тафта, не так ли?
– Я не…
– Странно, что ваш друг Чарли оказался единственным, кто попытался помочь Стайну.
– Чарли – врач…
– Где находился в это время Пол Харрис? – На какое-то мгновение маска заботливой мамаши исчезает, и ее взгляд становится острым и холодным. – Вам стоит подумать о себе, Том.
Что это, предупреждение или угроза?
– И ваш друг Чарли окажется в одной с вами лодке. Если только выкарабкается. – Снова многозначительная пауза. – Так что лучше расскажите мне правду.
– Я уже рассказал.
– Пол Харрис покинул аудиторию еще до окончания лекции доктора Тафта?
– Да.
– Он знал, где расположен кабинет Уильяма Стайна?
– Да. Они же вместе работали.
– Это его идея – проникнуть в художественный музей?
– У него были ключи. Мы никуда не проникали.
– И это он предложил покопаться в письменном столе Стайна?
Я решаю, что наговорил уже достаточно. Да и не на все вопросы можно ответить однозначно.
– Он убежал от полиции в Маккош-Холле. Почему, Том?
Разве она поймет? Разве захочет понять? Мне уже ясно, к чему клонит детектив Гвинн, но у меня в голове только ее слова о Чарли.
Если только выкарабкается.
– Он прекрасный студент. Таким его все знают. И вдруг – плагиат. Как по-вашему, откуда доктору Тафту стало об этом известно?
Кирпичик за кирпичиком она выстраивает стену между друзьями.
– Уильям Стайн, – говорит детектив, понимая, что больше от меня ничего уже не добиться. – Представляю, как чувствовал себя Пол. Наверное, сильно разозлился?
В дверь стучат. Мы оба поворачиваемся.
– Детектив?
Это тот полицейский, который стоял у входа.
– В чем дело?
– С вами хотят поговорить.
– Кто?
Он смотрит на карточку у себя в руке.
– Декан колледжа.
Гвинн неохотно поднимается со стула.
После ее ухода в палате становится гнетуще тихо. Прождав какое-то время, я сажусь и оглядываюсь. Надо найти одежду. Хватит с меня больниц, а о плече я в состоянии позаботиться сам. Нужно увидеть Чарли, нужно узнать, о чем расспрашивали Пола. Куртка висит на «плечиках». Я начинаю осторожно вставать, и как раз в этот момент дверь открывается, и в комнату входит детектив Гвинн.
– Можете идти, – резко бросает она. – Мы еще свяжемся с вами.
О том, что там произошло, можно только догадываться. Она подает мне свою карточку.
– Но я бы хотела, чтобы вы, Том, обо всем как следует подумали.
Я киваю.
Похоже, на языке у нее вертится что-то еще, но Гвинн лишь кивает на прощание и выходит.
Не успев закрыться, дверь открывается снова. Я замираю – наверное, это сам декан. Но нет – наконец-то знакомая физиономия. Джил пришел и подарки принес. В руке у него то, что мне нужно сейчас больше всего: чистая одежда.
– Как ты?
– Нормально. Что там?
– Мне позвонил Уилл Клей. Рассказал обо всем. Как твое плечо?
– Нормально. Как дела у Чарли? Он сказал что-нибудь?
– Немного.
– И что?
– Сейчас ему уже лучше.
То, как Джил это говорит, мне совсем не нравится.
– Что с ним?
– Ничего, – тяжело отвечает Джил. – Копы с тобой разговаривали?
– Да. И с Полом тоже. Ты его видел?
– В вестибюле. С ним Ричард Кэрри.
Я сползаю с кровати.
– Вот как? Что ему надо?
Джил пожимает плечами и переводит взгляд на поднос с больничной едой.
– Не знаю. Тебе помочь?
– Помочь? С чем?
– Одеться.
Я даже не знаю, шутит он или нет.
– Сам справлюсь.
Он улыбается, наблюдая за тем, как я стягиваю шуршащую одежду.
– Давай навестим Чарли.
Странно, но Джил медлит с ответом.
– В чем дело?
Он явно смущен и в то же время, похоже, злится.
– Мы с ним довольно сильно вчера поссорились.
– Знаю.
– Уже после того, как вы с Полом ушли. Я сказал кое-что, чего говорить не следовало.
Вот почему в комнате было так чисто. Вот почему! Чарли не спал.
– Не важно. Пойдем к нему.
– Он не захочет меня видеть.
– Захочет.
Джил проводит пальцем по носу.
– В любом случае врачи говорят, что его лучше не беспокоить. Я зайду попозже.
Он достает из кармана ключи и идет к двери.
– Если что понадобится, позвони в «Плющ».
Полицейского нет, не видно даже старушки в каталке. Я смотрю вслед Джилу, но он, не оборачиваясь, проходит по коридору и исчезает за углом.
Однажды Чарли рассказал мне о том, как эпидемии прошлых веков влияли на отношения между людьми, как здоровые начинали сторониться больных, а больные бояться здоровых, как родители и дети отказывались садиться вместе за один стол, как переставали функционировать органы власти. «Держись подальше от других и не заразишься», – сказал я, сочувствуя тем, кто подавался в бега. И тогда Чарли посмотрел на меня и произнес фразу, которая, на мой взгляд, не только оправдывает существование врачей, но и применима ко всем, для кого существует такое понятие, как дружба.
«Может быть, но тогда ты и не выздоровеешь».
Чувство, которое я испытал, глядя вслед уходящему Джилу, вернулось через несколько минут, когда, выйдя в вестибюль, я увидел сидящего в одиночестве Пола: мы все разбрелись по своим углам, и дальше будет только хуже. Пол сидит на белом пластиковом стуле, глядя под ноги, и рядом никого. Сколько раз, просыпаясь ночью, я видел его в такой же позе за письменным столом, с карандашом в руке, перед чистым листом бумаги.
Мне хочется спросить его, что там, в дневнике, что он нашел. Даже после всего случившегося я хочу знать, хочу помочь, хочу напомнить о нашем партнерстве, о том, что он не один. Но что-то останавливает меня. Я не должен забывать, что после моего отказа работать над книгой Пол взял весь груз на себя. Я помню, сколько раз он выходил к завтраку с покрасневшими глазами, сколько ночей он продержался на кофе, который мы приносили ему из кафетерия. Жертвы, принесенные им книге Колонны, равнозначны отметинам, которые делает узник на стене камеры, и по сравнению с ними пролитый мною пот – капля. Он хотел партнерства – я отказал ему в этом. И сейчас мне нечего предложить Полу, кроме своей компании.
– Эй! – негромко говорю я, подходя ближе.
– Том…
Он поднимается.
– Ты как?
Пол трет ладонью глаза.
– Нормально.
Он смотрит на мою руку.
– Заживет.
Прежде чем я успеваю рассказать о Джиле, в вестибюле появляется врач с жидкой бородкой.
– Что с Чарли? – спрашивает Пол.
Глядя на доктора, я чувствую себя человеком, стоящим рядом с рельсами, по которым проносится поезд. На нем светло-зеленый халат того же цвета, что и стены больницы, в которой я проходил курс реабилитации. Цвет, от которого сводит скулы и который вызывает ассоциацию с пюре из оливок с лаймом. Тамошний физиотерапевт постоянно твердил, чтобы я перестал смотреть под ноги, что невозможно выучиться ходить, если все время косить глазами вниз. Смотри вперед. Всегда только вперед. И я таращился на зеленые стены.
– Состояние стабильное, – отвечает человек в халате.
Стабильное. Типичное в такого рода заведениях слово. В течение двух дней после того, как врачам удалось остановить кровотечение, я находился в стабильном состоянии. Это всего лишь означало, что я умирал медленнее, чем раньше.
– Мы можем его увидеть? – спрашивает Пол.
– Нет. Чарли еще без сознания.
Пол недоуменно смотрит на него, как будто стабильное и без сознания – понятия взаимоисключающие.
– Но ему ничего не грозит?
На лице доктора профессиональное выражение, сочетающее мягкость с уверенностью.
– Думаю, худшее позади.
Пол неуверенно улыбается и бормочет слова благодарности. Мне не хочется объяснять ему, что имел в виду человек в халате. В операционной моют руки и вытирают полы, готовясь принять очередного пациента. Для них самое худшее позади. Для Чарли все только начинается.
– Слава Богу… – тихо говорит Пол.
Глядя на него, видя облегчение на его лице, я вдруг осознаю, что никогда не верил в то, что Чарли умрет.
Выписка не занимает много времени, нужно всего лишь поставить пару подписей и показать удостоверение. Пол по большей части молчит и лишь бормочет что-то насчет жестокости Тафта. Неуклюже царапая ручкой по бумаге, я чувствую, что декан уже побывала здесь и уладила кое-какие проблемы. Интересно, как ей удалось убедить детективов отпустить нас? Может быть…