Текст книги "Я отвечаю за все (СИ)"

Автор книги: Даша Полукарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

Глава 3. Дима

Ночью ей снова было плохо. Бабушка спала крепко, а я слышал. Скорее всего эти кошмары пройдут сами со временем, но почти каждую ночь я слышу, как она просыпается от собственного крика, а потом ее трясет и она долго рыдает в подушку.

В первую ночь я зашел в ее комнату. Я испугался. Она лежала на животе, свесив руку с кровати, ее тело дрожало. При чистом лунном свете рука и лицо, залитое слезами, будто светились.

– Марта, – прошептал я. – Ты в порядке?

Вопрос был глупый, знаю, но я как-то растерялся и совершенно не понимал, что сказать или сделать.

            Она не ответила, но за это ее винить было невозможно. Наконец я додумался принести ей воды и немного ей это, кажется, помогло. Она села и выпила воду, послушно, как маленький ребенок, и вскоре перестала дрожать.

            Но я не знал, как нужно утешать и нужно ли вообще что-то говорить, и так и сидел, как дурак напротив нее. Молчал. Она тоже молчала. Затем легла.

– Не надо было, – прошептала она. – Не делай этого больше.

– Не приносить тебе воды? – я понимал, что несу что-то не то, вероятно, это было нервное.

– Не приходи, если это повторится.

– А это повторяется?

– Каждый раз. – Она вытянулась и уткнулась лицом в потолок. – Просто проходи мимо.

– Но...

– И сейчас тебе лучше уйти.

            Я ушел, конечно, я бы не стал ничего делать против ее воли, и к тому же, я был слишком растерян, чтобы думать самостоятельно и за нее.

            В тот день я впервые, даже впервые с тех пор, как узнал, что она будет жить с нами, осознал, что она другая, что она почти незнакома мне, но так вышло, что мы оказались вместе по одну сторону баррикад, и нравится нам это или нет, нам вместе придется бороться с этим... одиночеством.

            Я ненавижу одиночество. Больше всего на свете. И поэтому, чтобы забыть о том, какими одинокими мы оба по сути являлись, я старался всем и всюду доказывать, что это чувство уж точно не про меня.

            О да, я прекрасно осознавал, почему веду себя так, а не иначе. Но я ничего не мог с собой поделать.

            Даже Дан заметил, что со мной творится что-то не то.

– Ты как-то изменился, – сказал он в первые дни сентября.

– Да нет... а что такое? – я смотрел на него сквозь бликующие стекла солнечных очков и осознавал, что таким образом ему меня не достать.

– Ты весь какой-то слишком... слишком.

            Дан – мой лучший друг. Мы дружили со второго класса, с того самого момента, как я переступил порог нашего класса. Мы только переехали в этот район с мамой, я никого не знал, ни о чем не думал, ничего не хотел и, кажется, скучал по Марте. По той Марте – маленькой шестилетней девочке, от которой сейчас не осталось ничего. Но тогда Данил стал не просто моим соседом по парте и приятелем, он стал опорой. Да, сейчас я могу так сказать.      Тогда он заменил собой Марту и сейчас, когда она вернулась в мою жизнь, все пошло кувырком.

            Но я не мог рассказать даже ему. И я был согласен, что был немного, как он сказал, «слишком». Мы чересчур много веселились на уроках и переменах, зажигая толпу и нарываясь на неприятности с учителями, мы подолгу стояли на крыльце, шатались вместе после школы до позднего вечера. Я старался как можно меньше приходить домой.

            Тетради и учебники были заброшены, учителя ходили за мной хвостом, потому что надвигалась пора олимпиад, на которые меня обычно запихивали едва ли не по всем предметам. А я не хотел ни о чем думать.

            Данил только тяжело вздохнул и включился в мое безумие, создавал антураж нашим розыгрышам, поддерживал самые идиотские мои идеи и подогревал к нашей компании еще больший интерес. Он даже терпел ненавистную ему Селиверстову рядом со мной и, устыдившись своего наплевательского отношения к нашей дружбе, я рассказал ему про Марту.

            Вначале он мне не поверил.

– Вот эта новенькая – твоя сестра?! – со все возрастающим изумлением спросил он, когда мы стояли на перемене в коридоре. На другом конце этажа находился класс девятого «А». Мальчишки и девчонки, бесились, бегали друг за другом, болтали и смеялись. Марта сидела на подоконнике отдельно ото всех и читала очередную книгу.

Она все время читала.

– Но почему?.. – он посмотрел на меня, а я качнул головой.

– Долго рассказывать.

– Вы же не общались раньше... – протянул он все так же растерянно.

– Не особо.

Прищурившись, он смотрел на меня. И тогда я ему рассказал.

Я знал, что он не станет болтать.

Я знал, что если не расскажу ему сейчас, потом будет только хуже.

Я рассказал, потому что мне не с кем было об этом поговорить, и изо дня в день это желание становилось во мне все сильнее.

Он все смотрел на нее, пока я рассказывал, лицо его было абсолютно спокойным. А потом он сказал:

– Как-то не похоже, что она тут с кем-то ладит.

– Она еще не освоилась. Она... не очень-то хотела переходить.

– Ну и оставалась бы в своей школе! – довольно резко заметил он.

– Там ей все напоминало... прошлое.

С того разговора мы больше не разговаривали про Марту. Вообще не разговаривали о том, что я ему рассказал. В конце концов, меня все это затронуло меньше, чем ее.

В темном коридоре, в котором я стоял и слушал, когда выровняется ее дыхание, я понимал, что  ее депрессия, ее сны, ночные слезы, безотрывное чтение книжек, необщительность, враждебность по отношению к одноклассникам и моей компании – все это нужно было как-то менять. Но не сейчас. Не вот так в темноте, когда она не хочет меня видеть, а я стою тут и вслушиваюсь в ее дыхание. Но раз я единственный, кто видит все происходящее с ней, то я единственный, кто может помочь ей все исправить. Я отвечаю за нее и я должен ей помочь.

На следующее утро бабушка спросила:

– Как вам спалось? Какие сны снились?

Она задавала этот вопрос каждое утро, пока готовила нам завтрак. Так было и сегодня. В тарелку один за другим падали тонкие блинчики, и Марта пила свой любимый «Несквик» – детская привычка, над которой я периодически подтрунивал. Я добавил в чай лимон и потянулся за блинчиком.

– Нормально, – ответил я и скосил глаза на Марту.

– Отлично, – сказала она, пожав плечами. – Я не помню, что мне снилось. Я никогда не помню.

Она увидела, что я смотрю на нее, и тут же полезла под стол, доставая книгу. Подержав ее на коленях и так и не раскрыв, она вдруг спросила:

– А мама когда приедет?

Бабушка все так же размеренными движениями кидала блинчики в тарелку, в ее поведении ничего не изменилось. А вот я замер. Меня самого интересовал этот вопрос, но я уже давно научился делать вид, что он меня не интересует.

– Она обещала позвонить, когда освоится на новом месте, – сказала бабушка и вздохнула. – Тяжело ей будет одной с вами. Бедолажные вы, бедолажные.

Она говорила это абсолютно спокойно, как будто о свершившемся факте, который невозможно изменить.

Марта вскинула голову.

– Не будет. Мы уже большие.

Бабушка не заметила, с каким упрямством она это произнесла. Как будто вопреки всему.

***

            Мы уже подходили к школе, когда я сказал:

– Так что ты думаешь про эти выборы президента школы?

Она пожала плечами, пиная листья.

– Да ничего. Не люблю политику.

– Но это может быть очень круто. Собрать команду, придумать свою кампанию, воплотить ее, продумать какие-то перемены в школе...

– Это не моя школа, – довольно резко откликнулась она.

– Уже твоя, – упрямо сказал я и улыбнулся. – Так ты со всеми познакомишься быстро. И она уже не будет тебе казаться такой чужой.

Она посмотрела на меня с подозрением.

– Почему ты вообще спросил меня об этом?

– Просто подумал, что тебе захочется чем-то таким заняться.

– Чем-то таким... Интересно, то есть это мое вечно угрюмое настроение и дикая популярность среди одноклассников заставила тебя подумать, что выборы президента школы – это вот прям мое?!

Тонкие брови ее насмешливо изогнулись. Она вообще симпатичная девчонка, Марта. Темные волнистые волосы, нос с горбинкой, серые умные глаза, смешливые губы. И ничего, что эти губы в последнее время чаще всего сжаты. Я вдруг поймал себя на мысли, что уже давно не видел ее смеющейся. Очень давно.

– Именно это – твое настроение и популярность, – кивнул я совершенно серьезно. – Марта, я же говорил тебе, что ты обладаешь даром заряжать людей и объединять их. Просто нужно его раскрыть, а не зарывать все глубже.

– Кому нужно? – прямо спросила она. – Дим, если это шутка, то она не очень смешная. Кого я когда объединяла? Кого?!

Она уже почти кричала это.

– Маму и папу, – просто ответил я. – В детстве.

Она остановилась, и я остановился тоже. Мы стояли друг напротив друга и молчали. А мимо проносились долгие годы, выросшие в огромную толстую стену.

– И видишь, что из этого вышло, – наконец заметила она.

– Эй, кого хороним? – произнес рядом знакомый голос, и мы вздрогнули. Это Разлогов остановился, увидев нас.

Марта закатила глаза.

– Доброе утро, бесценный груз...

– Отстань, – бросила она ему, повернулась и пошла в школу.

Мы остались вдвоем на ступеньках.

– Пошли покурим! – крикнул мне, ничуть не смутившийся Данил. Зато смутилась проходящая мимо физичка Зинаида Федоровна.

– Мальчики! – укоризненно проговорила она.

– Да он шутит, Зинаида Федоровна, мы не курим! – заверил я учительницу и отвесил другу подзатыльник. – Клоун, блин!

Физичка ушла, покачивая головой, а я вздохнул.

– Сбрендил?

– Отстань! – бросил он и начал манерно подниматься по ступенькам. Кажется, изображал Марту. Выходило не очень похоже, но смешно.

– Не называй ее так.

– Как?

– Ты знаешь.

– Ну, с тобой не повеселишься, – заныл Данил и сделал, наконец, серьезное лицо.

Когда мы ввалились в класс, там уже собралась почти вся наша банда. Ирка повисла на мне и, я уверен, сделала это не без умысла. Вокруг толпились девчонки, им же тоже надо было постоянно демонстрировать то, что все знали и так.

Непонятно только, зачем.

– Дорогой ты же сядешь со мной? – прошептала Ира, кажется, строя из себя какую-то героиню.

– Дорогой сядет со мной, – протянул Разлогов, повисая на другой моей руке и продолжая изображать, но уже не Марту, а Ирку. – Нам еще контрольную писать.

– Дорогой сядет отдельно от вас, – раздался за нашими спинами голос. Это англичанка шагнула в класс. Кабинет грохнул от смеха.

– Рассаживаемся, достаем листочек и ручку, – отдавала приказания учительница. – «Дорогой» садится за первую парту.

– Это не справедливо, Лариса Евгеньевна, что лучшие сидят с лучшими, – заныл, оценив обстановку Данил.

– Разлогов, не разлагай мне атмосферу, – процедила англичанка, и класс снова снесло лавиной смеха. – Поживее.

Я скривился, но все же прошел на место за первой партой. Там сидела одна Аня Игнатова, которая часто была моим товарищем по несчастью на различных олимпиадах.

– Давненько не виделись, – улыбнулась она.

– Ну почему, я довольно часто вижу твой милый хвост, – пошутил я.

– Но когда-нибудь снова начинается новый учебный год, наступает время олимпиад...

– И кое-кого снова кидают на амбразуру образования, – закончил я.

– Первая парта успокаивается!

Мы переглянулись и замолчали, а в классе воцарялась тишина.

У нас в школе, как ни странно, слово «ботаник» было не в чести. У нас вообще в принципе не было каких-то ярлыков. Все, на ком они висели, как правило, вешали их на себя сами. Никто не рискнул бы назвать ботаником меня – тут же получил бы в нос, да и потом, я никогда ничего не зубрил, не сидел за книжками, как проклятый, не готовил уроки дольше, чем за тридцать минут все вместе. Мне просто давалось все очень легко. У меня была хорошая память. Я сходу мог запомнить стихотворение, только лишь раз услышанное или увиденное. Я практически сразу понимал все правила, теоремы, законы, мне не нужно было растолковывать их.

Я просто слишком легко шел по жизни и никогда не относился ни к чему слишком серьезно. Серьезность – для зануд или для дураков, которые думают, что только тогда жизнь будет наполнена большим смыслом, когда каждый шаг будет распланирован. Все равно все планы сломаются, как спичечный домик, стоит только загадать их и поверить в них. Я же предпочитал легкость запариванию, ведь оно не помогает жить. Только все усложняет. А еще я обожал загадки, кроссворды, логические задачки. Я любил докапываться до истины, мне интересно было добраться до конца, распутать загадку, как нитяной клубок. Начитавшись, насмотревшись детективов, я искал детективные сюжеты и в жизни и обожал наблюдать за людьми, за их реакцией и за тем, что они тщательно пытаются скрыть.

А то, что все что-то скрывают, было для меня очевидным.

Мы написали контрольную довольно быстро, сдали ее и теперь играли в морской бой прямо под носом англичанки, которая совершенно не видела того, что творится на первой парте, выискивая шпаргалки у других.

Я сбил Анькин корабль, а она в ответ уничтожила сразу три моих. Видимо, я довольно комично изображал тонущего, потому что Анька хихикнула и привлекла к себе внимание Ларисы Евгеньевны. Англичанка, разумеется, тут же обнаружила листки с игрой, бросила их себе на стол и выгнала нас из класса, забрав дневники.

– Я представляю, какая там появится надпись, – почти в полный голос засмеялась Аня, когда мы вышли из класса и за нашими спинами захлопнулась дверь. Выходя, я заметил взгляд Ирки, брошенный нам вслед и молящий взгляд моего приятеля Славика. Разлогов сидел тихо, сосредоточенно исписывая лист английскими словами, – я так и думал, что он играет свой спектакль на публику и потому, что его бесит Селиверстова. Последняя же, кажется, совсем скоро перестанет сдерживать себя и начнет швыряться в меня стульями.

Неизвестно, почему.

Мы скинули свои сумки на один подоконник, а запрыгнули на другой. Анька, болтая ногами, прислонилась спиной к прохладному стеклу.

У нее были светлые волосы, обычно завязанные в хвост или распущенные. Сегодня она сделала специально небрежный пучок, в котором торчала спица в форме карандаша. Она тряхнула рукой, поправляя челку, и на руке звякнули разномастные браслеты.

– Привет, – протянула она, глядя на меня.

– Привет, – ответил я, улыбаясь.

– Только вот в такие моменты и разговариваешь нормально, – пожала она плечами. – Но, к сожалению, мало кто из учителей выгоняет с уроков.

Мы одновременно рассмеялись.

Сколько я ее помнил, она всегда говорила, что думала. Но это было не так, что она несла удобную и неудобную правду там, где ее просят и не просят. Она не произносила пустых слов, она все делала очень искренне. Это сильно подкупало. И я знал, что она не станет болтать попусту, кичиться, как другие девчонки, нашими разговорами, произносить фразы «с особым смыслом» и делать еще что-то не менее глупое.

Поэтому я решился. Да и до звонка оставалось не так много времени.

– Ты сейчас очень занята?

– В данный момент? – уточнила Аня.

– Нет... вообще.

– Да не особо.

– Я хотел тебя попросить, – осторожно сказал я. – Моя сестра – новенькая в школе. Она учится в девятом классе.

Аня кивнула. Я не знал точно, правильно ли я поступаю. И вообще, что точно я произнесу дальше, я тоже не знал.

– Как-то у нее не очень получается с общением. Она скучает по старой школе, у нее депрессия. Я хотел ее чем-то занять. Предложил поучаствовать в школьных выборах, но она отказалась. Я не знаю, что придумать. Ты же девчонка, у вас есть какие-то подходы друг к другу.

– Я не знала, что у тебя есть сестра.

– Все так говорят. Она училась в другой школе.

Анька внимательно смотрела на меня, будто пыталась прочитать мои мысли. Наконец, она сказала:

– Но почему я?

– Потому что ты... хороший человек.

Игнатова фыркнула.

– Твои друзья так не думали, когда выгоняли меня из вашей компашки.

– Они не выгоняли, ты же сама ушла, – напомнил я и вздохнул. – Ань, это было сто лет назад. Я знаю, что вы не очень ладили между собой, но сейчас я прошу помочь не им. А мне.

– А как же Ира? Почему ты не попросишь ее?

– Иру она знает, и уже, кажется, настроена против. Она сразу поймет, что это я ее подослал.

– А тут, типа, не сразу. – Она тяжело вздохнула. – Ну она же вроде не мелкая. Может быть, она сама сойдется с одноклассниками.

– Сойтись-то сойдется, не сомневаюсь. Через время точно. Но она забросила все свои увлечения. Ей будто ничто не интересно. Она ходит только в школу и домой. И вообще... – я не стал рассказывать про кошмары и прочее, об этом я не говорил и Данилу.

Анька снова тяжело вздохнула.

– Ну хорошо, ладно. Только... что она вообще любит? Если она ходит только в школу и домой, чем она занимается дома? В интернете сидит?

– Практически нет. Она читает.

– Читает? – легкая улыбка проскользнула по ее губам.

– Безостановочно. – Я подхватил ее улыбку.

– Ты знал, чем меня подкупить... – Она покачала головой. – Ладно, Смотров, уговорил.

– Ты бесценный друг, – заверил я ее.

– Я знаю это.

Мы снова рассмеялись.

Глава 4. Марта

            В моей новой школе все будто бы сговорились. Сначала однокласснички просветили меня свежей идеей по поводу моей кандидатуры на пост президента школы. Одноклассники, имена которых я только-только выучила. Затем подобную же мысль донес до меня Смотров, которому она тоже будто случайно пришла в голову. Последней каплей стала Анна Сергеевна. После разговора с Димой она вдруг резко подобрела, что совершенно не прибавило ей уважения в моих глазах, и стала общаться со мной намного сердечнее, чем прежде. После урока она подозвала меня к себе на разговор и попыталась убедить, что лучший способ влиться в коллектив – заняться какой-нибудь массовой работой. И – вот так совпадение – ей в голову пришла идея, что возможно я могла бы выставить свою кандидатуру на пост президента школы. Ну, или хотя бы могла помочь в этом тем, кто желает выдвинуться от нашего класса.

Я разозлилась. Мне захотелось спросить: не Смотров ли ее натолкнул на подобные мысли? Даже представляю, как он вызывает жалость у моей классухи, рассказывая ей историю «бедной девочки» и предлагая поучаствовать в вытягивании моей скромной персоны из депрессии.

В порыве злости я передала разговор с классной Женьке и Ритке, которые на перемене стояли   за углом школы. Женька при этом курила, а Ритка морщилась, поглядывая на одноклассницу и ее сигарету с неодобрением.

– А что она так суетится? – в свойственной ей грубоватой манере поинтересовалась Женька. – Она особо за новенькими раньше не бегала.

Я глубокомысленно пожала плечами. Что я могла им сказать?

– Может, Димка ее попросил? – предположила я. – Он же звезда школы, его все училки любят.

– Точно, – согласилась Рита. – Видимо, он хочет тебя поддержать и помочь освоиться в новом коллективе.

Женька фыркнула. Они удачно гармонировали между собой – грубоватая Женя и романтичная и немного наивная Рита. Близкими подругами они вроде бы и не были, но и не враждовали. После стольких лет вместе, о какой вражде вообще может идти речь?..

– Ну может тебе и правда попробовать, – предложила Рита. – Мы же тебе тоже об этом говорили, помнишь?

– Помню, но нет, Рит, – честно ответила я. – Это не мое.

А что мое? Знала ли я это точно? Я обожала читать книги, но профессии «читатель» не существует. Я и так все последнее время с книгами провожу и замечания по поведению у меня тоже только из-за них – вряд ли можно читать еще больше. А когда-то я любила петь. А еще – наблюдать за людьми. Очень много можно узнать о человеке, если просто за ним наблюдать.

Я шла по школе в раздумьях – едва ли не впервые за все время проводя перемену не за книжкой. И вот что удивительно: раньше я считала, что на переменах все только и делают, что болтаются без дела. Устраивают себе длинные выгулы из одного конца коридора в другой, или переписывают домашку. С книжкой я сама чувствовала себя белой вороной, потому что кроме меня с книгой не сидел никто. Но я же сама и плевать хотела на то, что выделяюсь и будто бы назло это делала. Теперь проносящаяся вокруг масса сама собой будто бы организовалась или замедлила свое движение, как в кино. По крайней мере, я вдруг стала различать детали. Как прежде.

Вот мальчишки-восьмиклассники пытаются играть в футбол самодельным бумажным мячом,  один из них внезапно отвлекается на девочку, сидящую на подоконнике, и мяч уводят у него из-под носа. Он вырывается вперед, выхватывает мяч и, наплевав на правила, руками берет мяч и швыряет в девчонок. Те дружно визжат, а та самая девчонка, на которую он смотрел, перехватывает мячик и включается в игру с мальчишками.

Вот девушка в очках выводит длинную тягучую ноту на скрипке, показывая что-то своей подруге, и все звуки на этаже словно приглушаются. Под этот саундтрек шестиклассник внезапно запускает самолетик из бумаги, который, пролетев половину этажа и сделав круг, падает на колени моей однокласснице Женьке, и та, ехидно показывая мальчишке язык, прячет самолетик за пазуху – мол, отбери.

Пока никто их не видит, три мальчика в углу этажа связывают между собой школьные сумки девчонок, расположившихся на скамейке и громко смеющихся. А один старшеклассник сидит в дальнем углу с огромным блокнотом и, судя по всему, что-то в нем рисует, отключившись от окружающего мира.

Все вокруг словно обретает свой смысл, и я внезапно попадаю в этот поток, врезавшись в какого-то школьника. Из меня будто выбили дух – такой сильный пришелся удар. Мальчишка поддержал меня, и только благодаря этому мы оба не упали.

– Прости, я тебя не заметила, – потирая ушибленное плечо и морщась, сказала я.

– Да это я ворон считал, – бросил он быстро. Я взглянула на него и осеклась.

– А я тебя знаю, – вырвалось у меня прежде, чем я успела подумать. Он улыбнулся мне и церемонно подал руку:

– Александр Белов.

– Марта Астрова.

– Красивое имя, – сказал он задумчиво.

– А у тебя знакомое имя, – усмехнулась я. – Кандидат в президенты школы. Видела твою афишу.

– Пока единственный от девятых классов, – усмехнулся он.

– Ну, для тебя же лучше – меньше соперников.

– Да, возможно. Но я за то, чтобы кандидаты были достойными, а в большом количестве, или нет – мне неважно.

Мальчишка был на голову выше меня, темноволосый, речь его была не похожа на речь подростка, да и держал он себя словно принц. Но я не заметила в нем фальши или какого-то подвоха, который так напрягал моего одноклассника Стрелина.

– Почему я тебя раньше не видел? – с подозрением спросил он. – Ты в девятом учишься?

– Да. В девятом «А».

– Новенькая?

Я кивнула.

– И как тебе наша школа?

Я пожала плечами.

– Нормально. Но пока непривычно. И... у нас не проводятся выборы.

– А у нас это периодически случается. Примерно раз в два года, когда уходит старый президент и приходит новый.

– А откуда ты знал, когда начнется вся эта суета? Вы приготовили афишу до того, как объявили о выборах.

– Я знал, что они будут  в этом году осенью. И когда услышал про собрание, понял, что нужно брать быка за рога. – Ответил он так, как будто это был сам собой разумеющийся факт. Он заметил мой удивленный взгляд и тут же пояснил: – Я вхожу в совет с седьмого класса. И думал, что однажды смогу стать президентом.

– Твоя мечта должна сбыться, – поддержала я его.

– Ну без своей команды я никуда.  Но нам не хватает креативности, новых идей... чего-то такого. Так что если почувствуешь в себе такой потенциал, милости просим к нам, Марта Астрова, – он улыбнулся.

– Я подумаю, Александр Белов, – усмехнулась я.

Мы распрощались почти как лучшие друзья, и я вошла в класс со звонком.

Все-таки иногда приятно провести время не за книгой.

***

            После шестого урока я отправилась в школьную библиотеку. Мне нужно было подумать, а лучшего места сосредоточиться на своих мыслях все равно не было.

Как ни странно, но библиотека в школе была хорошая. Довольно-таки большая, светлая, со множеством книжных стеллажей, а также несколькими столами и стульями.

Заведовала этой сокровищницей худощавая дама, закутанная в шаль. Она смотрела на каждого входящего пристально, будто сканировала на предмет любви к книгам. Я была здесь уже не первый раз и, видимо, оставалась пока вне подозрений. Однако были и те, у кого с дамой возникали внезапные и ничем не оправданные проблемы.

Так было и сегодня.

Я вытащила афишу, блокнот и попыталась сосредоточиться. Мне казалось, что я не умею воображать на пустом месте, мне нужен был какой-то толчок.

Сначала я нарисовала рыцаря в сияющих доспехах. Но рыцарь был слишком высокомерен и казался пародией на самого себя. Да и кого он мог спасать? Только дам?

Затем мне вспомнилась прямая, почти королевская осанка Белова, и я нарисовала принца в камзоле и шляпе с пером. Но принц показался мне слишком сияющим. Такой не будет стремиться рисковать, даже из лучших побуждений. За принцев обычно думают и делают другие.

– Вероника Николаевна, – раздался звонкий девчоночий голос, – мне нужно сдать книги.

– Сделай одолжение, Игнатова! – отчеканила бибилиотекарша. – Я уже внесла тебя в черный список.

– Что?! – Девчонка округлила глаза, сваливая книжки на стойку.

– И не ори, пожалуйста! Это библиотека, вообще-то. Здесь люди работают. – Дама кивнула на меня и на пятиклассника, замершего в углу с какой-то энциклопедией. Кроме нас в библиотеке никого не было.

...Конечно, намного лучше меня рисовал Димка, но его просить – все равно что самой себе откусить локоть. Я смотрела, как девчонка что-то доказывает библиотекарше и у меня в голове закопошилась смутная идея. Не знаю, откуда она взялась, путем каких ассоциаций я додумалась до нее, но что-то явно начало проклевываться.

– Но книги, которая мне нужна, нет в интернете! И где мне теперь ее искать?

– Не знаю. – Дама сложила руки на груди. – Мы не выдаем книги людям, которым наплевать на правила и сроки сдачи.

Она сказала это, как отрезала.

Кипя праведным гневом, девчонка развернулась и направилась к выходу из библиотеки, но затем, словно передумав, прошла между рядами и плюхнулась за соседнюю со мной парту со словами:

– Ну из библиотеки-то меня никто не может выгнать! – она сказала это негромко, но библиотекарь наверняка ее услышала. Она повернула голову в сторону девчонки и поджала губы.

Я вырисовывала человечка на лошади, с прямой спиной, в шлеме и с копьем в руке, оттачивала детали и даже на некоторое время отключилась от наблюдением за девчонкой. Но когда она нарочно громко начала доставать книжки из сумки, я снова на нее посмотрела. Затем перевела взгляд на библиотекаршу. Та разговаривала с каким-то мальчиком, съежившимся под ее внимательным взглядом, и делала вид, что девчонку не замечает.

Несколько секунд борьбы с собой и я посмотрела на девочку, сидящую рядом.

– Слушай, хочешь я возьму тебе книжку, которая тебе нужна, по своему читательскому билету?

От удивления у девчонки из руки выпал пенал. Он шлепнулся на пол и из него по полу покатились ручки.

– Ты что сделаешь?

Я спокойно повторила.

– Но ты же меня совсем не знаешь. А вдруг я книжки рву?

Я пожала плечами.

– Ты совсем не похожа на человека, рвущего книги.

И это была правда. Она была похожа на человека, который эти самые книги нежно любит и бережет. Она была умная и живая, со светло-русыми волосами и темными умными глазами.

– И тебе не будет сложно?

– Да что сложного-то? Так что там за книга тебе нужна?

Через десять минут мы вышли из библиотеки, обоюдно решив не замыливать библиотекарше глаза. Она и так смотрела на меня волком, пока я брала у нее книгу.

Книга, кстати, очутилась в сумке у моей новой знакомой.

– Аня, – представилась она. – Аня Игнатова.

– Марта Астрова.

– Астрова? – она почему-то удивилась.

– Да. А что? Глупая фамилия?

– Нет, мне наоборот нравится. – Она покачала головой. – Я занесу тебе книгу через несколько дней. Ты в каком классе учишься?

Мы шли по полупустому коридору и болтали. Вся основная масса учеников уже разбежалась домой. Однако, когда мы вывернули из-за угла, оказалось, что такими были не все.

Откуда ни возьмись появилась уже знакомая мне Ира Селиверстова и преградила нам дорогу. Сначала я подумала, что она прибежала по мою душеньку, но через мгновение с удивлением поняла, что она здесь из-за Ани Игнатовой.

Последняя же посмотрела на подошедшую с удивлением.

– О, так все здесь! – ядовито прокомментировала Ира, удостоив меня лишь намеком на взгляд. Ее черные глаза сверкали. Темные блестящие волосы были скручены в узел на затылке.

– Ну и как ваша утренняя беседа? Удачно прошла? – требовательно спросила она у Ани. – А то ты весь день от меня бегаешь, даже поговорить некогда.

Аня смотрела на нее спокойно.

– Вполне.

– И о чем беседовали?

– О жизни. О Шекспире. Тебе он тоже на контрольной достался?

– Хватит строить из себя дуру.

– Ну что ты... это такое прекрасное занятие, – сказала Анька и неожиданно подмигнула Ире. Кажется, она ее совсем не боялась. А меня, если честно, привел в беспокойство безумный взгляд, которым она смотрела на Игнатову.

– Я хочу знать, о чем вы разговаривали.

– Не волнуйся, не о тебе. – Аня помолчала. – Если тебя что-то не устраивает, ты вполне можешь поговорить об этом со своим парнем, а не со мной. Или ты будешь кидаться на любую девчонку, с которой он заговорит? Тогда плохи твои дела!

– Не учи меня жить! – повысила голос Селиверстова. Пронзила меня презрительным взглядом, повернулась на каблуках и покинула наше замечательное общество. Мы остались в коридоре одни, постояли немного и двинулись дальше.

– Ты небось спрашиваешь себя, что это была за полоумная? – спросила через какое-то время Анька.

– Нет, почему. Я отлично ее знаю. Это девушка моего брата. Ты учишься с ним в одном классе?

– Смотров твой брат? – с любопытством поинтересовалась Аня.

– А что у вас за отношения? – мы не отвечали на вопросы друг друга, но все и так было понятно.

– Нормальные. Обычные. Мы же одноклассники. – Она пожала плечами.

– Да, понятно, – я задумчиво прикусила губу. – То есть ты не бегаешь за ним?

Игнатова рассмеялась, хотя я уже думала, что она разозлится.

– Это совершенно бесполезное занятие. Это же Смотров. Нет, за ним бегают только те, кто его не знают, – как-то странно заявила она. Я с удивлением смотрела на нее, а она добавила: – Его компания меня терпеть не может. Вряд ли они будут рады, если я окажусь среди них. Да и я не горю желанием быть в их числе. А Селиверствой все неймется. Она с прошлого года мечтала с ним встречаться и теперь постоянно боится.

– Что его кто-нибудь уведет?

– Что все это один большой сон.

Она пожала плечами.

Я вдруг подумала, что знаю о своем брате намного меньше, чем Аня Игнатова, да и вообще, чем любой из его друзей. И кажется, меня вдруг стало это напрягать.