Текст книги "Любовь без обратного билета (СИ)"

Автор книги: Даша Камелина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

Максим посмотрел на Леру.

– Здесь варили соль новгородские мужики.

Она как-то странно замерла. Максим усмехнулся – понятно, где Лера и где новгородские мужики. Спросил только:

– Ты сказку про Садко читала?

Не глядя на Максима, она всё так же молча помотала головой. Максим повернулся и присел на разбитое судёнышко. И вдруг вспомнил отца. Не того, сердитого и не понимающего, как можно в такое время, окончив журфак, писать о всякой ерунде вроде очередного громкого развода или рассуждений о судьбе России безголосой певички, а другого, воскового, строгого и не сдавшегося, когда его привезли…

– А у тебя родители живы?

Максим чуть вздрогнул и отвернулся. Почувствовала? Или случайно попала? Когда повернулся к ней, на лице снова было почти безразличие.

– Нет. Погибли.

Увидев её взгляд, напряжённо впившийся ему в лицо, поспешил успокоить:

– Мама давно, я ещё пацаном был, а отец… отец недавно, на войне.

И удивлённо приподнял брови, когда услышал:

– На этой?

Помолчав, кивнул:

– На этой.

На пустую стоянку возле маленького ресторанчика на выезде из Старой Руссы они приехали в шестнадцать ноль пять. Пока ехали по Руссе Лера вертела головой так же, как в Торжке. Если бы не дело, приведшее их в эти края, Максим с удовольствием походил бы с ней по городу, который был древнее самого Великого Новгорода. Нашёл бы дом-музей Достоевского и упоминаемый в «Братьях Карамазовых» Воскресенский собор.

– А здесь мы зачем остановились?

В голосе Леры сквозило плохо скрываемое нетерпение. Максим уже всё решил и очень надеялся, что всё получится так, как он планировал. Пожалуй, можно уже ей рассказать.

– Лер, – Максим вздохнул и повернулся к ней. Они всё ещё сидели в машине. – Ты согласна, главное сейчас, это вытащить твою маму из этой лечебницы?

– Ну-у…

И вдруг лицо Леры вытянулось, рот приоткрылся, а в глазах заполыхала уже как-то виденная Максимом ярость. Он быстро обернулся.

На стоянку подъехал чёрный представительский Мерседес с московскими номерами и остановился перпендикулярно его видавшему виды Вранглеру с разрисованными передними дверцами.

Лера задрожала и почти выкрикнула:

– Это твой план?! Сдать меня отцу?

Она схватилась за ручку дверцы, но Максим успел нажать на кнопку блокировки.

– Лера, подожди! Успокойся и выслушай меня.

Не глядя на него, она тяжело дышала. Он подождал, пока её дыхание пришло в норму, и медленно, по слогам произнёс:

– Я ни-ког-да не сдам те-бя от-цу! Ты меня слышишь?

Она посмотрела на него, и он продолжил:

– Ты должна верить мне и не мешать, если хочешь уже сегодня вечером увидеть маму. Веришь?!

Её губы опять побелели, и на лице остались одни глаза. Лера не отвечала минуты три. Но Максим не торопил. Она должна сама прийти к этому. Наконец он увидел разжатые кулачки, Лера ещё немного помолчала и, не глядя на него, кивнула:

– Верю.

Он тоже кивнул:

– Хорошо. Сейчас ты останешься в машине, как только я выйду, нажмёшь вот сюда, – Максим ткнул пальцем на кнопку блокировки дверей, – и будешь ждать меня. Поняла?

– Поняла. А ты куда?

Посмотрев на так и стоявший перед ними Мерседес, Максим снова повернулся к Лере.

– А мне нужно поговорить с твоим отцом.

Посетителей в ресторане было немного. Максим и Дмитрий Сергеевич устроились за дальним столиком, подальше от всех, но даже если бы кто-то и услышал, о чём они говорят, никогда бы не подумал, что это что-то важное. Максим терпеливо подождал, пока Самойлов пытал официанта, какая минеральная вода здесь у них самая дорогая. Получив желаемое, уставился на Корнеева и даже улыбнулся.

– Максим Андреевич, я весь внимание.

Максим тоже улыбнулся.

– Дмитрий Сергеевич, у нас не так много времени, я бы хотел ещё до темноты уехать отсюда вместе с Лерой и её мамой.

Проигнорировав заходившие желваки Самойлова, достал из кармана флешку и продолжил:

– На этой флешке то, что Лера скопировала из вашей почты, – Максим сделал паузу, – я ничего никуда с неё не копировал, увы, вам придётся просто поверить мне, как и тому, что я больше никогда не вернусь к теме ваших махинаций с госконтрактами. В одном случае. Если сегодня до темноты Лера увидит свою маму.

Глава 9

Кристина очнулась от тяжёлого, липкого сна, будто кто-то вытащил её со дна чёрной, смоляной ямы. Голова гудела, язык прилип к нёбу, в висках стучало тупой навязчивой болью. Веки подрагивали, слипшись, но она заставила себя открыть глаза. Сразу накатила тошнота. Пытаясь избавиться от неё, Кристина повернула голову в сторону и поняла, что лежит на высокой кровати с бортиками. В незнакомой комнате. Вокруг всё было такое белое, что, поморщившись, Кристина крепко сомкнула веки и куда-то провалилась. Долго пыталась собрать мысли во что-то единое, но мозг лишь отдельными вспышками выдавал какие-то глухие сигналы опасности:

– «Что случилось? Где я?»

Сознание возвращалось медленно, словно сквозь толщу мутной, вязкой воды. Веки были такими тяжёлыми, что каждое их подрагивание отдавало в виски. Снова с трудом открыв глаза, Кристина увидела всё ту же картину: белый потолок, белые стены, белое постельное бельё. Сердце упало, потом рванулось в бешеной панике, ударяя по рёбрам, как птица в клетке.

– «Где я?!»

Кристина начала глубоко дышать, пытаясь успокоить сердце, и тут же задохнулась от незнакомых запахов, таивших в себе ещё большую опасность. Приподнялась на локтях, и мир на мгновение поплыл перед глазами. Кристина застонала. Голова кружилась, во рту стоял горький привкус… чего? Перед внутренним взором вдруг замелькали знакомые картинки – вечер, вино, улыбающийся муж… а потом – провал. Внезапно до неё дошло!

Кристину начало трясти.

– «Это кошмар! Это не может быть правдой, где я?!»

Из глаз непроизвольно потекли слёзы.

Вдруг за дверью послышались шаги, и спустя пару секунд она распахнулась. В комнату вошла невысокая женщина, тоже вся в белом, халат, маска, шапочка. Шедший следом мужчина гренадёрского вида остановился в дверях.

– Добрый день, Маргарита Владимировна, вы проснулись, всё в порядке? Как чувствуете себя?

Кристину передёрнуло от этого приторного, фальшиво-заботливого тона: с ней разговаривали так, будто она была неразумным ребёнком.

– Что происходит? Кто вы? – слова получились скомканными из-за пересохшего рта, но женщина прекрасно всё расслышала.

– Меня зовут Элла Аркадьевна, я ваш лечащий доктор… Маргарита Владимировна!

Увидев, что Кристина пытается встать с кровати, она привычным жестом подозвала оставшегося на пороге мужчину. Мгновенно оказавшись возле кровати, тот легко, как пушинку, уложил Кристину обратно и каким-то незаметным для неё, профессиональным движением просунул сначала одну, потом вторую её руку в петли на бортиках, затянул и отошёл.

Кристина онемела. Всё тело покрылось мурашками, от которых снова начало трясти. Женщина тем временем продолжила:

– Маргарита Владимировна, будет лучше, если вы постараетесь успокоиться…

– Не называйте меня так! Я Полежаева Кристина Михайловна, – Кристина сама не поняла, почему произнесла свою девичью фамилию. Голос дрожал, но она из последних сил старалась, чтобы он звучал уверенно и без истерики.

Когда ей было лет тринадцать, она приехала домой на каникулы, и отец настоял, чтобы сотрудник его службы безопасности провёл с ней несколько занятий на случай, если она попадёт в какую-то экстремальную ситуацию, в том числе, если её вдруг похитят. Но сейчас в памяти всплывало только, что ни в коем случае нельзя поддаваться панике и терять самообладание. И не надо провоцировать похитителей на грубость. То, что происходило сейчас, было очень похоже на похищение, только почему эта женщина называет её Маргаритой Владимировной?

– Мне ничего не известно об этом, в документах, с которыми вы поступили к нам, вы значитесь, как Седых Маргарита Владимировна.

Одновременно с этими словами Элла Аркадьевна вынула из кармана халата небольшой пластиковый бокс, открыла и достала оттуда что-то похожее на солидную авторучку.

Кристина похолодела.

– Куда – к вам? Вы понимаете, что я не должна здесь находиться, это какая-то ошибка?

– Конечно, конечно, – усмехнувшись, Элла Аркадьевна подошла в кровати, быстро приставила авторучку колпачком к плечу Кристины и нажала на рычажок сбоку. Почувствовав резкую боль от укола, Кристина вскрикнула:

– Что вы делаете?!

И всё-таки не сдержалась, заплакала. Но внезапно голова у неё снова начала кружиться, в этот раз, несмотря ни на что, даже как-то приятно. Сквозь эту круговерть, прежде чем отключиться, Кристина ещё успела расслышать ответ:

– Это всего лишь успокоительное, Маргарита Владимировна, сейчас вам лучше ещё немного поспать…

В следующий раз Кристина очнулась, видимо, вечером. Открыв глаза на несколько секунд, она не зажмурилась, нестерпимый белый цвет вокруг перестал раздражать, стал чуть приглушённым. И состояние в этот раз было немного другое – апатичное и вялое, но какое-то ровное, голова не казалась тяжёлой и как бы отделённой от тела. Наоборот, всё тело казалось одинаково тяжёлым, по ощущениям оно как бы вросло в кровать, и голова тоже. Несколько минут Кристина просто лежала с закрытыми глазами и прислушивалась, к себе, к звукам вокруг. Было тихо, только откуда-то издалека, из-за двери фоном доносился шум, подтверждающий – кто-то где-то есть, Кристина здесь не одна. Она пока не смогла определить, что это был за шум. Но вроде ничего опасного. Пахло чем-то съестным. В животе заурчало, и Кристина захотела встать. Как-то отстранённо вспомнилось про просунутые в петли запястья. Посмотрев на руки, отметила, что они свободны, решила приподняться, но смогла только пошевелить руками, да и это оказалось неимоверно трудной задачей, не получилось даже оторвать их от постели. Тогда Кристина просто осмотрелась.

Та же комната, сумерки, у окна на тумбочке неярко горит аккуратный светильник, напротив кровати дверь… всмотревшись, Кристина подумала, что дверь необычная, не похожа на просто дверь в больничной палате – широкая, массивная и с квадратным окошечком по центру, на уровне глаз. Захотелось подольше задержаться на этой мысли, что-то подсказывало, это не просто так, может быть, это и не больница вовсе, но у Кристины это не получилось. Глаза как бы сами собой снова закрылись. На какое-то время она опять погрузилась в вязкое забытьё. Сквозь него услышала звук открывающейся двери. Кто-то вошёл. Кристина с трудом разлепила веки.

– Добрый вечер, Маргарита Владимировна, как вы себя чувствуете, – мягкий негромкий голос принадлежал, судя по всему, медсестре, молодой блондинке в салатовом брючном костюмчике и в маске такого же цвета, – хотите поужинать?

Девушка подошла к кровати, внимательно посмотрела на Кристину и легко прикоснулась к её запястью, проверяя пульс.

Медленно подняв на неё взгляд, Кристина попыталась открыть рот и что-то произнести, хотя сама не знала, что хотела бы спросить у этой девушки. Вспомнила про Эллу Аркадьевну, про похожий на авторучку шприц, и осторожно кивнула.

Девушка улыбнулась.

– Замечательно, сейчас подойдёт санитарка, она поможет вам умыться и принесёт ужин.

Когда в комнате появилась ещё одна женщина, Кристина успела заметить, что лежит на кровати в какой-то серой пижаме, скорее всего, пижаме, ей так показалось, она видела только свои руки и грудь. Стало противно от осознания того, что её касался кто-то чужой. Одежды Кристины нигде не было видно. Опять подступили слёзы, и ей пришлось зажмуриться, почему-то не хотелось, чтобы они увидели, как она плачет. Кто они такие?! Пока, кроме затянутых в петли рук и болезненного укола, ничего страшного с ней не делали. Даже ужином сейчас накормят. Где она находится?!

Эта третья женщина, которая появилась в этой комнате с тех пор, как Кристина пришла в себя, молча, но очень профессионально усадила её на кровати, откинув бортик с одной стороны, ввезла из коридора передвижной столик с небольшой раковиной, водой и полотенцем, начала причёсывать ей волосы. Когда Кристина немного привыкла к вертикальному положению и почувствовала, что тело стало лучше слушаться, она жестом предложила дальше делать это самой. Разговаривать почему-то не хотелось. Умывшись, Кристина почувствовала себя намного лучше. И поняла, что очень хочет пить и есть. Посмотрела на санитарку, которая как раз принесла поднос, и запахи от него шли такие, что у Кристины снова закружилась голова. На этот раз от голода. Она спросила у женщины:

– Как вас зовут?

Та тоже мило улыбнулась, как до этого медсестра.

– Мария Петровна. Вам лучше лечь обратно, я поставлю еду вот сюда.

Она подошла к кровати с другой стороны, поставила поднос на узкий столик, привинченный сбоку, который начала разворачивать в сторону Кристины.

– Ложитесь, я уже подняла изголовье, вам будет удобно.

Послушно забравшись обратно в кровать, Кристина сама не ожидала, что так набросится на еду. И даже ни на секунду не задумается, почему тут всё такое вкусное, если держат её здесь против воли. Похищение это или нет, с какой целью, в этом она пока не разобралась. Но что бы ей ни говорили, какими бы чужими именами ни называли, сколько бы раз ни предлагали успокоиться, Кристина не сомневалась в одном: её муж, Самойлов Дмитрий Сергеевич, к этому причастен.

После еды Мария Петровна едва успела помочь Кристине добраться до туалета и вернуться в кровать, как та снова провалилась в сон, то ли лекарства ещё действовали, то ли сытный ужин сделал своё дело.

Утром снова пришла Элла Аркадьевна, за спиной у которой всё так же маячил плечистый медбрат. В этот раз Кристина не предпринимала попытки встать – помнила, чем это кончилось накануне, да и желания особого не было, она всё ещё чувствовала невероятную слабость, шевелиться совершенно не хотелось.

– Маргарита Владимировна, доброе утро, – разговаривала Элла Аркадьевна сейчас сухо, без вчерашней приторной слащавости, – надеюсь, вы поняли, что вам лучше не пытаться диктовать здесь свои условия, в конце концов, задача у нас одна, помочь вам.

Кристина проснулась сегодня рано, по ощущениям, часов в шесть утра, лежала и смотрела, как за окном постепенно занимается новый солнечный день. Думала. Действие лекарств уже почти прекратилось, шевелиться по-прежнему не хотелось, но мысли в голове прыгали, как ненормальные, не останавливаясь ни на чём конкретно, перескакивая с одного на другое.

Она в какой-то клинике, это точно. Еле подсчитала в уме, который день находится здесь – третий, если брать с того вечера, как… вот тут внутри у неё всё начинало заворачиваться в один тугой узел, мешающий дышать, и голова Кристины металась по подушке, пытаясь избавиться от этого наваждения, ну не могло это быть реальностью, никак не могло!

Как же она могла так просчитаться?! Зачем она пожалела его, в первый раз, когда согласилась подождать месяца два с разводом, и во второй позавчера вечером, ведь ей совершенно не хотелось с ним разговаривать!

Да, Диму она не любила, лишь в самом начале, когда только узнала его, Кристине показалось, он мог бы стать тем, кто даст ей в жизни то, чего так не хватало – душевное тепло, заботу о её внутреннем мире, радость от того, что вместе. Отец настаивал на его кандидатуре, убеждал, как только он умел убеждать, властно и будто уже всё решено – лучшего мужа ей не найти, такой человек всю жизнь будет благодарен за вхождение в семью. Кристина в основном молчала, она вообще стала молчаливой с того страшного дня, когда её, ничего толком не понимающую, почти сразу после похорон матери, отправили в Лондон. Хорошо, что Ангелина была рядом, десятилетняя Кристина первый месяц заграницей начинала плакать, даже когда та выходила за покупками.

Кристина не жалела, что вышла замуж за Диму, те воспоминания о счастливом отце, который целый год нянчился с Лерой, как с принцессой, радовался каждому её «агу», несколько лет после его смерти не давали Кристине впадать в полное уныние. Отца она любила. А вот Диму полюбить так и не смогла. Но как же плохо, оказывается, она его знала!

До неё опять донёсся голос Эллы Аркадьевны:

– Если вы будете хорошо себя вести и выполнять все предписания, уверена, месяца через два-три ваше состояние стабилизируется, и вы сможете вернуться к родным.

К родным! Глаза Кристины непроизвольно наполнились слезами. Лера! Что он ей сказал, интересно, какую ложь придумал? Только бы дочь не наделала глупостей, зимой она выглядела такой повзрослевшей, такой самостоятельной, Кристине было так интересно с ней, как с лучшей подругой. И это тоже стало ещё одним из аргументов в пользу развода, о котором Кристина думала всё чаще – скоро Лера, так или иначе, вернётся домой, а Кристине совсем не хотелось, чтобы дочь видела растущее между матерью и отцом отчуждение.

В этот день Кристину свозили на прогулку. Мария Петровна, в кресле. Уколов больше не делали, но таблетки выпить ей всё-таки пришлось – она вспомнила ещё кое-что из наставлений охраны: в такой ситуации не надо никого злить и провоцировать. Наверное, всё-таки убить её не хотят, иначе зачем бы такие сложности, убить можно было и там, в Москве.

На прогулке Кристине понравилось. У них на участке тоже есть деревья, и она редко, но ходила по аккуратно расчищенным дорожкам. Конечно же, чувствовалось, что это не лес, и рядом большой город. А может, она просто это знала. Здесь же от пробивающегося сквозь оживающие ветки солнца Кристина невольно улыбалась – воздух был настолько свеж и напоён ароматами начинающей таять земли, почерневших от влаги ветвей деревьев, этих проснувшихся великанов, тоже тянущихся к солнцу, что ей казалось, всё вокруг тихо перешёптывается с ней…

С прогулки её привезли, почти спящую. Ужин, потом завтрак, и вроде бы снова ужин. Дни потянулись незаметно, похожие один на другой, Кристина в основном находилась в каком-то полусонном состоянии, таком, что через некоторое время не смогла бы точно ответить на вопрос, какой сегодня день недели или дата. Но таких вопросов ей никто не задавал. Только на прогулках замечала, что природа меняется, после ранней весны наступило, скорее всего, апрельское тепло, но дальше Кристина перестала обращать на это внимание.

Однажды в какой-то момент, тоже утром, действие таблеток ослабло настолько, что Кристина побрела в ванную, взяла тюбик с зубной пастой, какой-то ментоловой, зелёной, и прямо пальцем, подолгу вспоминая каждую цифру, вывела в углу, на светло-бежевом ламинате, номер телефона Ангелины. Когда пришла Мария Петровна, Кристина дёрнула её за руку, посмотрела в глаза и перевела взгляд в угол. Когда они вернулись с прогулки, пол был вымыт. На следующее утро в палату вошла другая женщина, и зубную пасту больше в ванной не оставляли.

Часто снилась Лера. Во сне Кристина старалась запомнить черты лица дочери, которые днём, не во сне, никак не получалось чётко представить, почему-то перед глазами постоянно появлялась маленькая девочка, та, какой Лера была лет в пять-шесть. Или это Кристина видела саму себя? Просыпаясь, она чувствовала, что из глаз текут слёзы, но в такие моменты ей казалось, будто всё это происходит не с ней, и это не её слёзы. Что она могла сделать?

Кто-то здесь говорил ей про два-три месяца, тогда это дало Кристине надежду – когда-нибудь всё это закончится. Но пытаясь посчитать, сколько времени прошло с тех пор, как она находится в этом месте, Кристина постоянно сбивалась со счёта. Иногда в ванной смотрела на себя в зеркало. Там отражалось бледное лицо какой-то незнакомки, глубокие морщины прочертили щёки, свели брови, а вокруг глаз залегли тёмные круги. Кормили Кристину по-прежнему очень хорошо, но последнее время у неё совсем не было аппетита, и чаще всего она уже даже не спала, а просто лежала с открытыми глазами, всё глубже и глубже погружаясь в чёрную безнадёжную апатию.

Глава 10

Они вышли из ресторанчика и на крыльце, не глядя друг на друга, разошлись в разные стороны. Водитель Самойлова, пока хозяина не было, развернулся и подъехал задом почти к самому крыльцу. Вранглер Максима стоял чуть дальше.

Дмитрий Сергеевич, усевшись на заднее сиденье, сделал водителю знак выйти из машины, а сам достал телефон и начал набирать номер Широкова.

Как только тот ответил, почти прокричал в трубку, даже не поздоровавшись:

– Этот мудак хочет забрать Кристину из клиники, ты представляешь?! Ведёт себя так, будто между ними что-то есть…

– Так, Сергеич, не ори, вряд ли они даже знакомы, – не обращая внимания на истеричные нотки в голосе Самойлова, Широков перебил его и продолжил выяснять, – что он предлагает, конкретно?

Самойлов замолчал, на секунду опустил руку с телефоном и глубоко вдохнул, успокаиваясь. Резко выдохнув, снова поднёс телефон к уху и произнёс уже более спокойно, по-деловому:

– Корнеев предлагает фактически обмен: я разрешаю выпустить Кристину из клиники, а он прекращает своё расследование, вообще забывает об этой теме и возвращает мне флешку, на которой всё, что Лера…, – здесь Дмитрий Сергеевич на мгновение замешкался, в каком-то отдалённом уголке сознания отыскав ощущение, что ему неприятно называть то, что сделала Лера, воровством. А как ещё это можно назвать? Вдруг вспомнил: он ведь даже не поинтересовался у Корнеева, где Лера, и всё ли с ней нормально. И стараясь загнать подальше эту мысль, торопливо закончил, – всё, что Лера скопировала в моей почте.

Геннадий Борисович замолчал, обдумывая услышанное. Самойлов тоже молчал. Потом Широков задумчиво спросил:

– И что это за финт такой, как думаешь? На хрен ему вообще надо было начинать, чтобы так легко отказаться от темы?

Дмитрий Сергеевич пожал плечами. Потом сообразил, что Широков этого не видит:

– Не знаю, поэтому и сказал тебе, что между ними что-то есть! Зачем ему бросать всё ради незнакомого человека, а Кристина – красивая женщина, состоятельная, может быть, у неё куча любовников была, и только я не в курсе!

Широков хмыкнул:

– Сергеич, не в ту сторону думаешь! Какая тебе разница, сколько их у неё было, о деле беспокойся! Больше никаких условий не выдвигал?

– Нет, – Дмитрий Сергеевич произнёс это почти на автомате, думая совершенно о другом. Его почему-то сильно зацепила картинка, услужливо дорисованная мозгом: Корнеев, красивый той самой «непричёсанной», мужской красотой, не модельной, а будто выросшей из земли, ветра и тяжёлой работы, своими серо-голубыми, иногда с каким-то свинцовым оттенком глазами пристально смотрит на хрупкую Кристину, заслоняет её от него, Самойлова, пока что, между прочим, законного мужа, своими широкими плечами и легко подхватывает на руки. И картинка эта Дмитрию Сергеевичу была крайне неприятна! Сам он хоть и не раздобрел к своему возрасту, но спортивными статями похвастаться не мог, а пивной животик, откуда-то появившийся с годами, несмотря на то, что пиво не занимало в жизни Дмитрия Сергеевича особо много места, доставлял ему некоторое эстетическое неудобство.

– … так что давай там, соглашайся, только флешку проверь обязательно!

Слова Геннадия Борисовича ворвались в его слух так неожиданно, что он воскликнул:

– Погоди, погоди, то есть ты считаешь, надо соглашаться?!

В трубке на секунду воцарилось молчание, потом Широков прокашлялся:

– Сергеич, а есть другие варианты? Отношения с Кристиной действительно ваше семейное дело, хоть, на мой взгляд, ты зря всё это затеял. Надо было как-то по-другому… но раз уж так всё удачно складывается, этим грех не воспользоваться.

– Думаешь, удачно? У нас ведь ещё не все сделки завершены…

Геннадий Борисович его перебил:

– Давай обсудим это при личной встрече, думаю, надо слегка подкорректировать наш план. Да и Кристина, уверен, после трёх месяцев в клинике не бросится сразу в суд, а? На чём там её держали?

И он хохотнул в своей манере. Дмитрия Сергеевича передёрнуло. Всё это время он старательно отгонял от себя мысли о здоровье жены, и во что оно может превратиться после транквилизаторов. Но, договариваясь обо всём с Храмовым, Самойлов подчеркнул – для него главное, чтобы жена отсутствовала некоторое время, а делать её овощем в его планы не входило. И он надеялся, немалые деньги, которые перечислялись за нахождение там Кристины, давали ему основание быть уверенным, что его пожелания будут выполнены в полном объёме. Платил Дмитрий Сергеевич, кстати, из денег, поступающих на счета Кристины, вполне, возможно, как бенефициара, узнать источники поступления у него не получилось. Ещё не хватало свои деньги на это тратить!

Когда Максим вернулся в свою машину, ему показалось, что Лера даже не шелохнулась, пока его не было. Она всё так же напряжённо смотрела вперёд, на автомобиль отца. Дверцу разблокировала только при приближении Максима.

Сев за руль, Максим ободряюще посмотрел на Леру.

– Ждём.

– Чего?

Немного подумав, Максим спокойно улыбнулся и тоже посмотрел на машину Самойлова.

– Как говорится, я сделал твоему отцу предложение, от которого он не сможет отказаться.

Максим перевёл взгляд на Леру.

– Я практически уверен в этом.

Видя, что Лера вот-вот взорвётся, Максим невозмутимо продолжил:

– Я предложил ему обмен: он распоряжается, чтобы твою маму выпустили из клиники, а я отказываюсь от своего расследования. Отдаю ему флешку и забываю об этом деле.

Лера помотала головой и ошеломлённо произнесла:

– Как это?

Максим молча смотрел на неё. Лера тоже молчала. Потом усмехнулась.

– Он обманет!

– В чём?

Она отвернулась.

– Во всём! Не знаю, в чём, но обманет.

И снова посмотрев на Максима, с сомнением спросила:

– А ты откажешься? Для тебя это неважно?

Максим глубоко вздохнул, положил руки на руль и откинулся на спинку. Помолчал. Негромко начал говорить, будто самому себе:

– Понимаешь… что значит важно, неважно? Я занимаюсь этим много лет, многие статьи достигали своей цели, те, которые не срабатывали на максимум, всё равно давали эффект.

Не отрывая головы от спинки кресла, он повернул её, и посмотрел на Леру.

– В самом начале я очень хотел изменить мир. А сейчас понял, мир никогда не изменится, и главное, чтобы он не начал менять тебя. А я что-то последнее время… начал уставать… ещё до того, как узнал, что твой отец провернул с твоей мамой, и мне пришлось принимать такое решение. Видишь ли, всегда наступает момент, когда надо что-то решать, и обычно это происходит именно тогда, когда тебе хуже всего, когда у тебя меньше всего сил.

И Максим негромко рассмеялся:

– Вообще-то, я в отпуск ехал, пока ты мне дверцу не разрисовала!

Лера улыбнулась. Хмыкнув, отвернулась, помолчала. И снова посмотрела на машину отца.

– А папа ругался? Ну, на меня, что я так сделала?

Максим стал серьёзным. Как сказать ей, что отец даже не поинтересовался, здесь ли она? Конечно, он мог увидеть Леру в машине, но не спросить, что с дочерью, как она себя чувствует, этого Максиму было не понять. Ясно, что Самойлов сердится на неё, только ведь…

Но Лере Максим всего этого не сказал:

– Нет, мы с ним о другом разговаривали.

Лера пристально посмотрела на него. И неожиданно сменила тему:

– А у тебя есть дети?

Максим молча помотал головой.

– Никаких? Даже таких, про которых ты, может, и не знаешь?

Максим усмехнулся.

– Думаю, что таких тоже нет. Я бы знал.

– А жена у тебя есть?

Ну вот, началось, сейчас ему станет ещё хуже. Максим снова посмотрел на Леру.

– Нет, жены у меня тоже нет.

– Почему?

Максим выпрямился на сиденье. Постучал пальцами по рулю. Ждёт ведь, что будешь отвечать? Перед глазами появилось милое девичье лицо, перепачканное разлетевшейся от взрыва землёй, и нежные руки с тонкими прохладными пальчиками, иногда касающимися его кожи, старающиеся как можно туже затянуть бинты на его плече.

Не глядя на Леру, Максим коротко бросил:

– Не успел.

И сжал челюсти, чтобы ничего не вырвалось из груди, когда услышал по-детски безжалостное:

– Её тоже убили? На войне?

Смог только кивнуть.

– На этой?

Резко повернув к Лере голову, всё-таки справился с собой:

– На этой.

И заметив краем глаза, что Самойлов вышел из машины, тут же отвернулся, взялся за ручку дверцы и облегчённо произнёс:

– Так, думаю, сейчас всё решится.

И больше никто не будет раздирать ему душу!

Кристина лежала на постели, безучастно глядя в потолок. Её только что покормили, любимой паровой сёмгой, но даже эта еда не доставила никакого удовольствия. Кристине вообще ничего не хотелось. Сегодня на прогулке она увидела, как Валентина, новая сиделка, которая помогала ей после Марии Петровны, читает какую-то книгу. Попросила дать ей. И поняла, что почти ничего не понимает из написанного. Даже буквы расплывались перед глазами. Кристина очень быстро устала. Валентина предложила почитать ей вслух. Это был какой-то детектив, но примерно со второй страницы Кристине стало казаться, что все герои и то, что они делают, слилось для неё в один однообразный клубок, из которого она никак не может вытащить хоть какую-то ниточку смысла. Тогда на прогулке Кристина задремала.

Сейчас, вспоминая об этом и ловя лёгкие потоки летнего ветерка из окна, Кристина снова закружилась в каком-то водовороте незнакомых образов. Каждый раз, уносясь в нём куда-то, она надеялась увидеть лицо дочери, да, точно, у неё есть дочь, это Кристина никогда не забудет.

Вдруг дверь открылась, и в её палате появилась Элла Аркадьевна. С трудом вырвавшись из этого водоворота, Кристина попыталась сосредоточиться на том, что она ей говорит:

– Маргарита Владимировна, у меня для вас хорошие новости, я посмотрела вашу карточку, мы недавно делали все анализы, они замечательные, думаю, что вы можете отправиться домой, к родным.

Ничего не понимая, Кристина равнодушно смотрела на Эллу Аркадьевну. Какие анализы? Она не помнит ни про какие анализы. К родным? Внутри что-то зашевелилось, какое-то чувство опасности, но Кристина не смогла толком понять, что это за чувство. Тут же увидела, что в комнату вошла Валентина, толкая перед собой кресло, на котором Кристину возили на прогулки. Опять прогулка?

– Маргарита Владимировна, давайте переоденемся, сейчас вам лучше надеть свои вещи.

И Валентина взяла с кресла стопку каких-то смутно знакомых Кристине вещей.

На улице уже сгущались летние сумерки. Кристину почему-то повезли не в сторону парка, а в другую, через заасфальтированную огороженную забором площадку, на которой стояло несколько автомобилей. Сюда они с Валентиной никогда не ездили. Когда они заехали внутрь просторного, ярко освещённого помещения, Кристина занервничала. Куда её везут? Почему-то чувство опасности стало ещё сильнее. Перед глазами замелькали какие-то картинки, вроде бы виденные ею раньше – вечер, вино, улыбка… ей стало тяжело дышать. Этой улыбки она и боялась больше всего на свете, это от неё исходила непонятная опасность! И когда впереди, ближе к дверям, Кристина увидела какого-то мужчину, она испуганно вскрикнула. Мужчина обернулся. И Кристину затрясло, но, скорее, от облегчения – мужчина не улыбался. Да к тому же, когда Валентина поздоровалась с ним, он что-то произнёс в ответ, голос был незнакомый. Пусть, кто угодно, но только не тот, чья улыбка кошмарным видением стояла сейчас у Кристины перед глазами.