Текст книги "Бывшие. Я тебя отпускаю (СИ)"
Автор книги: Даша Черничная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)
Глава 38
Инга
Чтобы занять мысли, я отправляю Алекса в школу, а после еду в дом, где когда-то жила с отцом.
Когда такси высаживает меня у ворот, я ежусь от мыслей о прошлом. Флешбэками накатывают воспоминания о том, как уезжала отсюда в слезах и соплях, с разрушенной душой и малышом под сердцем.
Из будки ко мне выходят два охранника. Одного я помню – он работает на отца уже лет двадцать. Работал. Второй более молодой и не знаком мне.
– Здравствуй, Инга, – подходит ко мне первый.
– Здравствуйте, дядь Леш, – отвечаю ему, как когда-то.
– Соболезную тебе, девочка, – опускает взгляд.
– Спасибо.
Оборачиваюсь и смотрю на дом. Само строение практически не изменилось, а вот сад разросся.
– В доме кто-то есть? – спрашиваю его.
– Только Зинаида. Это новая управляющая. Осталась она и четыре человека охраны. Рустам оставил нас, чтобы мы приглядывали за домом.
Да. За этим особняком точно нужен глаз да глаз. Я больше чем уверена – там есть чем поживиться.
– Инга, хорошо, что ты приехала. Нам нужно понимать, какова наша дальнейшая судьба. Нам пообещали оплату за этот месяц, а что потом?
– Не переживайте, дядь Леш, я разберусь, – произношу уверенно. Я действительно знаю, что разберусь со всем. Теперь моя жизнь в моих руках. – Вы продолжите получать свою зарплату.
Отвечаю мужчине, и тот улыбается уголками губ.
Прохожу в дом. Ступаю бесшумно благодаря кроссовкам. Прохожусь по комнатам на первом этаже, поднимаюсь на второй. Прежде всего иду в свою комнату – мне интересно, во что превратил ее отец. Библиотека? Тренажерный зал или просто гостевая?
Толкаю дверь и замираю на пороге.
Это словно возвращение в прошлое – здесь все осталось именно так, как было в последний день. Книга, которую я читала, лежит на тумбе у кровати. Фотографии, постеры, все на своих местах. Одежда, которую я решила не забирать, там же.
Все это будто миг, замерший во времени.
Будто отец ждал моего возвращения, поэтому приказал не трогать тут ничего, максимум позволял уборку.
На самом же деле, думаю, все более прозаично – ему попросту было плевать на меня и мою комнату, в доме предостаточно других, свободных.
Сажусь на мягкий крутящийся стул, делаю оборот.
Он знакомо скрипит. Мне бы расплакаться от воспоминаний, но на душе просто горько оттого, как все обернулось.
Отец прожил последние годы в одиночестве, не обзавелся новой семьей, при живой дочери и внуке был одинок. Одиноким и умер. Все греб, греб бабки – и зачем? Он ушел из этого мира без них.
– Ой! – слышу позади себя и круто разворачиваюсь на стуле.
Передо мной женщина лет пятидесяти в униформе:
– Добрый день. Вы Инга, верно? – на ее лице приятная улыбка.
– Да. А вы, я так полагаю, Зинаида? – поднимаюсь и подхожу ближе.
– Да, вы правы. Я работаю в доме вашего отца последние десять лет. Я сразу вас узнала, у Арама Марковича стоит фотография возле кровати.
– И имя мое там написано? – хмыкаю беззлобно.
– Нет, – женщина не тушуется. – Но прислуга очень любит делиться сплетнями друг с другом.
Что ж, неудивительно.
– Вы сейчас здесь одна живете? – спрашиваю у нее.
– Да. Охрана практически не заходит в дом. Да и тихо тут, как в склепе, ловить нечего. Я только порядок поддерживаю и кормлю ребят.
Вижу, что ей хочется спросить.
– Если вы решите остаться и продолжить работать, я буду рада этому. Стабильную оплату труда на прежнем уровне гарантирую.
– Да, буду вам очень признательна, – женщина кивает.
– Тогда подготовьте три комнаты, пожалуйста. Одну на первом этаже, две на втором. Только отцовскую спальню и эту не трогайте, пусть останутся как есть. Я потом подумаю, что делать с ними.
Оглядываю пространство, рассматриваю вещи вокруг меня, как музейные экспонаты.
– Арам Маркович запретил мне тут что-либо менять, даже мебель двигать.
Странно это. Смотрю по сторонам:
– Мы все переделаем, но чуть позже.
– Будут еще какие-то распоряжения?
Я прошу Зинаиду приготовить обед, чтобы, когда мы заехали, было чем подкрепиться. Вернуться сюда со своей семьей я намерена через пару дней. Также даю указание нанять еще одну горничную – все-таки дом не маленький, и теперь я намерена жить тут.
В конце концов, имею на это полное право. Дом принадлежит отцу, но я в нем прописана. До сих пор.
Отправляю Зинаиду, а сама иду в кабинет к отцу. Тут мало что изменилось. Раздвигаю книги на полке, открывая доступ к сейфу и набираю знакомую комбинацию цифр, молясь, чтобы она не поменялась.
Тихий щелчок, и тяжелая дверца сейфа открывается.
Я не копаюсь в нем. Не сегодня, по крайней мере. Оцениваю количество денег в сейфе. Да, их дохрена. Отец всегда хранил дома много налички, которая, на мое счастье, не фигурирует в завещании.
Ищу документы на машину и нахожу их. Да, все, как и сказал адвокат: тачка, черная BMW, записана на меня. И не только она. Что это? Привычка из девяностых – не записывать имущество на родственников или акт щедрости?
Я уже не узнаю ответ на этот вопрос.
Выхожу на улицу, спрашиваю у охраны, можно ли пользоваться автомобилями. Меня заверяют, что они новые, им едва ли исполнился год. За ними следят, так что нет смысла переживать за их состояние.
Сажусь за руль и аккуратно выезжаю за ограду.
Вот она какая, моя новая-старая жизнь. С запахом новой кожи и чистоты. С бездушной горечью предстоящей войны со стервятниками.
Глава 39
Инга
– С днем рождения, с днем рождения. С днем рождения, Сашка-а! Поздравляем!
Наблюдать за Никитой и Сашей становится просто невыносимо. Боже, как выпутаться из этого?
Фадеев следит за моим сыном таким взглядом, что хочется лезть на стену.
– Это ведь он, да? – Матильда Адамовна стоит позади меня.
– Он.
– Знает?
– Недавно узнал.
– Что делать собираешься?
Оборачиваюсь к ней и заглядываю в родные глаза. Бабуля была рядом со мной в самые сложные дни. Держала за руку, терпела, когда порой приходилось несладко, но никогда не ругала и не третировала меня за то, что я скинула двух иждивенцев на ее голову.
– Смотреть за всем со стороны.
– Это правильно, – кивает. – Он сам должен разобраться со всем. И с сыном, и со своими чувствами к тебе.
Как по заказу, в этот момент Ник поднимает взгляд и находит меня. Будто проверяет, рядом ли я, а после снова отворачивается к сыну, который общается со своими друзьями.
У Сашки на руках сидит Женька, которая пытается отобрать у него приставку. Он кричит: «Маленький монстр!», а сам смеется.
– Как я оказалась тут? – спрашиваю тихо. – В этой самой точке?
Я имею ввиду очень многое: сына, Никиту и его дочь, моего отца и условие, которое он поставил. Мы переехали в дом отца. Вывезли вещи из квартиры сегодня утром. Никита пока еще не знает об этом, он был на работе. Я хотела сообщить ему сразу, но струсила. Придется ставить его перед фактом: вновь обретенный сын уезжает жить за город.
– И очень хорошо, что оказалась, – задумчиво произносит бабушка.
– Ты забыла, с чего все началось? Забыла, как я пришла к тебе в слезах?
– Я ничего не забыла, – бабушка отвечает серьезно. – Много воды утекло с тех пор, Инга. Вы были молоды, глупы и импульсивны. А он, ко всему прочему, был еще и бараном. Так себе сочетание, – хмыкает. – Пора посмотреть настоящему в глаза.
– Намекаешь на прощение?
– Намекаю на попытку сделать хоть что-то, а не убегать от себя и друг от друга. Тем более тебе нужен Никита, чтобы получить наследство.
– Матильда Адамовна, как вы меркантильны!
– Я еврейская бабка. О чем ты вообще?! – парирует бабуля и улыбается. – Но если серьезно, то пора уже, Инга, решить все вопросы. Если ты не против того, чтобы он общался с сыном, пусть общается, сделай все возможное, чтобы Сашка принял отца. Если ты чувствуешь что-то к Никите, поговори с ним, попытайся разобраться в себе.
– Если ему надо… – начинаю пылить, но бабушка не дает договорить.
– И все опять вернется на круги своя. Вы не дети малые, а ты не восемнадцатилетняя девочка. Бери судьбу в свои руки. Поговорите, разберитесь. Тем более его дочери нужна мать.
Женечка очень хорошая девочка. Своеобразная, дерзкая, слишком умная для своего возраста, понимающая.
– Он женат, – ищу аргументы.
– Он развелся, – чеканит бабушка. Я резко оборачиваюсь. – Я слышала, как он разговаривал с адвокатом. Сегодня был суд. Ее лишили родительских прав, и они больше не женаты.
А мне ничего не сказал.
– Я не смогу принять чужого ребенка, – выдыхаю.
– Ты уже это сделала.
Да. Сделала.
– Алекс не примет его, когда узнает.
– Как бы ты ни уговаривала себя, но Сашке нужен отец. Он растет. Взрослеет. Мать – это прекрасно. Но фигуру отца невозможно забрать из уравнения и при этом получить верный ответ.
Мой маленький мальчик вырос, и теперь его интересуют совершенно другие темы. Есть вопросы, на которые я не в состоянии ответить, это может сделать только мужчина.
– Я не готова простить.
– Вот, уже больше похоже на правду. У тебя впереди вся жизнь, чтобы испытывать его на прочность, – улыбается.
– Как так получилось, что ты стала болеть за другую команду? – складываю руки на груди.
– Просто посмотрела на вас.
– Вас?
– Вас. На тебя. Него. Сашку и Женю. Всех вместе. Вы не семья, но и не чужие друг другу. Тебе дорога его дочь, а ему был дорог Сашка еще до того, как он узнал правду об отцовстве. Вы проводили время вдвоем с Никитой.
– Мы цапались! – перебиваю ее.
– Как и все пары.
Выдыхаю.
– Просто подумай об этом, Инга. Я не даю тебе инструкцию «как надо», просто не руби сгоряча.
Празднование продолжается. Детвора шумно обсуждает что-то, Женя вертится вокруг Сашки. У моего сына спрашивают шепотом:
– Это твой отец? Крутой!
– Не, – отмахивается Саша и кидает озадаченный взгляд на Никиту. – Это мамин друг.
А сам смотрит на него, разрывая мне душу на куски.
Никита отходит ответить на звонок, мой сын провожает его жадным взглядом. Прикладываю ладони к пылающим щекам. К горлу подкатывает ком. Становится не по себе, и я выхожу на улицу, хватаю ртом свежий весенний воздух.
Прислоняюсь спиной к стене и дышу. Хочется от души проораться, но тут семейное кафе, где сидят счастливые дети. Орать – явно не про это место.
– Инга? – Никита подходит ко мне и накидывает на плечи весеннюю куртку. – Тебе плохо?
– Голова закружилась, – отмахиваюсь.
– Давай я отвезу тебя домой? Тем более тут совсем недалеко, а Матильда Адамовна останется за старшую.
– Спасибо, но мне уже лучше. Правда. И насчет дома, – вытаскиваю из кармана связку ключей, – сегодня утром мы съехали. Спасибо тебе, что позволил нам там пожить.
Он даже денег не взял. Отказался. Перевел всю сумму мне обратно на карту и пригрозил, что, если я кину ее еще раз, вернет в трехкратном размере.
Никита машинально забирает у меня ключи и взвешивает их в руке.
– Значит, это все? – спрашивает подавленно.
– Таков был уговор, – веду плечом.
Никита хмурится, я вижу, как куча эмоций сменяется на его лице.
– Инга, я прошу, не забирай у меня сына. Я хочу наладить с ним отношения. Пожалуйста, не исчезай, – неожиданно хватает меня за руки и сжимает их. – Я не хочу потерять тебя.
– При чем тут я? – голос подводит.
Никита смотрит на меня прожигающим взглядом, перекладывает руку мне на лицо и сжимает подбородок:
– Ты знаешь, при чем, – произносит уверенно. – Ты появилась в моей жизни и изменила ее, изменила меня. Неужели думаешь, что я буду смотреть со стороны, как ты уходишь с нашим сыном, и ничего не сделаю?
Оглаживает скулу, губу. Слишком нежно, даже целомудренно.
– Я не запрещаю тебе общаться с Сашей, – бормочу, пытаясь осознать это все.
– Мне нужны вы оба, как ты не понимаешь? Он и ты. Я уже не смогу без вас. Мы с Женькой не сможем.
– Так нечестно! – выпаливаю, и мигом накатывают слезы. – Не используй свою дочку как прикрытие.
– Да-да, Разина. Она любит тебя не меньше, чем ты ее.
Всхлипываю:
– Замолчи, пожалуйста, замолчи.
– Нет, – произносит уверенно. – Кто-то должен это сказать. Инга, я люблю тебя. Женя любит тебя, Сашку. Я люблю своего сына. Твою мать, Инга, все пиздец как запутано, но впервые в жизни я ощущаю себя по-настоящему живым. Я чувствую твои эмоции, вижу, как ты реагируешь на меня. Не ври, что я безразличен тебе.
– Никита, мы не можем быть вместе, это противоестественно, ненормально, и я не готова простить тебя.
– Ты простишь, – он кивает и притягивает меня к себе за талию. – Простишь, детка. Я сделаю все для этого. Об одном прошу: не убегай и не забирай у меня моего сына.
По моим щекам текут слезы, я вижу, как Никита смотрит на меня тяжелым взглядом, будто вся ноша мира лежит на его плечах. Я чувствую, что он хочет изменить это. Верю в то, что он желал бы стать тем, кто облегчит мою жизнь и больше не будет усложнять. Он постарается вернуть ту улыбающуюся девчонку, которая роняла книги в библиотеке. Чтобы дальше без слез и боли, без разочарований.
Я вижу, как ему хочется сказать мне многое, как он подбирает новые слова, но ни одно из них не успевает произнести вслух, потому что за его спиной раздается ломкое:
– Так вот ты какой. Папка.
Никита оборачивается, и мы смотрим на нашего сына.
Сашка глядит на Ника с презрением. И я не могу его винить за это.
– Я боялся, что это ты, – говорит тихо, но твердо. – Черт, как же я боялся этого.
– Саш, – выхожу вперед и пытаюсь успокоить его, – давай поговорим.
– А ты? – Саша переводит взгляд на меня, и я ежусь от злости, которой он пропитан. – Вот так легко возьмешь и простишь?
Я реву, сын разворачивается и убегает, а следом за ним и Никита.
Глава 40
Никита
Сашка несется с такой скоростью, что я едва поспеваю за ним. Лечу чисто на адреналине. Тело после аварии еще не очень хорошо слушается, но я стараюсь вообще не обращать внимания на боль и тяжесть в ногах.
У входа в парк догоняю сына, хватаю за куртку, чтобы не вывернулся.
Держу что есть силы и прижимаю к себе.
Он как звереныш вырывается, сыплет проклятиями и матами. Игнорирую все. Пусть, сейчас он имеет право на любой выход эмоций, даже такой.
Я не знаю, сколько проходит времени, пока мы препираемся. Проходящие мимо люди притормаживают, но как только слышат из уст Сашки «гребаный папаша» и «ненавижу тебя за то, что ты так поступил с матерью», уходят, поняв, что это семейная разборка.
– Все, – прижимаю его к себе изо всех сил. – Все, Саш.
На секунду замираем, и я прикрываю глаза, запоминая момент, когда впервые обнимаю своего сына.
Он устало отталкивает меня и падает на ближайшую лавочку.
– Ненавижу тебя, – бросает мне.
– Знаю, – падаю рядом с ним и пытаюсь отдышаться.
Дури в Сашке – дай бог.
– Где ты, блин, был все это время? – выплевывает вопросы.
– Здесь, – отвечаю на выдохе. – Я ничего не знал о тебе.
Алекс быстро моргает и выпрямляется. Растерянно смотрит себе под ноги и бормочет:
– Мать не могла так поступить со мной.
– Твоя мама не скрывала тебя от меня, если ты подумал об этом, – говорю уже спокойнее.
– Тогда я ни черта не понимаю! – выкрикивает мне в лицо с пеной у рта.
Набираю в легкие воздуха:
– Когда Инга узнала, что беременна, она пришла ко мне и сообщила об этом.
– Значит, ты отправил мою мать на все четыре стороны с ненужным сопляком? – от Сашки искрит.
В силу возраста и темперамента он импульсивен. Уж мне ли не знать, каково это, ведь я сам столько чертовщины натворил по молодости.
– У меня были основания полагать, что ребенок не от меня, – сознаюсь.
– Какие еще нафиг основания? Можешь поговорить со мной нормально, как мужик с мужиком? – скатывается в истерику и размазывает слезы по щекам.
Мужик. Разве этот разговор соответствует его возрасту? Именно поэтому я тщательно подбираю слова.
– Я послушал людей, которые оклеветали твою маму. Ей не поверил, поверил этим дебилам.
– Тебе что, сказали, типа, она спит с кем-то еще? – боже, какой же он взрослый.
– Саш, – прокашливаюсь. Как, блять, говорить-то об этом?! – Оставь это нам с твоей мамой, пожалуйста. Я хочу, чтобы ты понял – вина за то, что меня не было в твоей жизни, лежит только на мне. Твоя мама замечательная женщина. Самая лучшая. Но понял я это далеко не сразу. Она не врала тебе, я действительно тогда прогнал ее. Беременную тобой, да. Прошу, всю свою злость вымести на мне, Инга не должна почувствовать ни капли из нее.
– Ну ты и мудак, – шипит.
Киваю.
– Как давно ты знаешь, что я твой… я твой…
Он не может закончить. Ничего. И это мы тоже исправим.
– Я узнал, что ты мой сын, пару дней назад.
– Значит, все, что было до этого, не показательные выступления блудного папаши?
– Нет.
Он больше ничего не спрашивает. Да ему и не нужно. Все, что было интересно, он узнал.
Мы сидим на лавочке, между нами остается расстояние. Молчим, каждый думает о своем. Потихоньку успокаиваемся. Сашка быстро вытирает слезы и отворачивается от меня, смотрит в сторону, но сидит рядом.
– Прости меня, Саш, – говорю твердо.
Сын оборачивается и глядит на меня холодно:
– Это ты у матери прощения проси. За то, что бросил. За то, что предал. За то, что она тянула все сама столько лет. В лепешку расшибалась, на себя забивала, не видела ничего хорошего – за это проси.
Сашка бьет больно, но заслуженно, и я могу только порадоваться тому, что он за Ингу стоит горой. Пусть меня ненавидит, я сам разберусь с этим, но во всей этой ситуации Ингу рикошетом не должно задеть.
– Просил и буду просить еще не раз. А сейчас прошу у тебя, Саш.
Сын смотрит на меня внимательно, а после улыбается кривой, слишком знакомой мне улыбкой, которая не предвещает ничего хорошего.
– Прощаю. А теперь пошел нахрен.
Да, я бы ответил так же.
Сашка встает и идет обратно, но я перехватываю его за руку и дергаю на себя:
– Ненавидь меня, посылай нахрен и рассказывай всем, какой я мудак, но знай: что бы ты ни сделал, я больше никогда не исчезну из твоей жизни.
Он вырывает руку:
– А ты спросил, нужно ли мне это? – спрашивает с вызовом.
– Нет. Потому что мне нужно это, Саша. Мне нужен мой сын.
Он открывает рот, хочет что-то сказать, но ничего не получается. В конце концов разворачивается и быстрым шагом идет обратно. Я иду рядом с ним, шаг в шаг. Он меня не гонит, но и не разговаривает со мной.
Возле кафе стоит Инга, на руках у нее Женька, которая, видно намаявшись, уснула.
Разина смотрит на нас испуганно, но на ее лице появляется облегчение, когда к ней подходит Саша и сухо говорит:
– Все хорошо, мам, – а после отводит глаза, чтобы она не увидела, какие они заплаканные, а потом вообще отходит в сторону и рассматривает витрину магазина, будто там есть что-то очень интересное ему.
Но Инга, конечно же, замечает красные глаза сына.
Я подхожу к ней и забираю спящую Женьку:
– Давай ее сюда, она же тяжелая.
– Женька навпечатлилась и вырубилась, я ничего не могла поделать, – переводит взгляд с Саши на меня и обратно.
– Спасибо тебе, Инга, – говорю тихо.
– Как все прошло?
– Я пока не понял, – поджимаю губы. – Но я хотя бы объяснил ему, кто настоящий злодей в этой истории.
Инга кивает. Не спорит и не переубеждает.
– Никит, мы сейчас уедем в новый дом, – она что-то недоговаривает, но я не требую. Пока. – Дай мне время, я поговорю с ним. Да и Сашке остыть надо.
– Я понимаю, – соглашаюсь. – Пожалуйста, я хочу знать, где вы, я хочу видеться с Сашкой. Вы нужны мне.
Разина тяжело вздыхает:
– Дай нам время. И мне, и ему.
– Инга, я буду звонить. Обещай отвечать, пожалуйста.
– Хорошо, – соглашается устало и уходит, оставляя меня наедине со спящей дочерью.
Которой тоже предстоит объяснить все.
Глава 41
Инга
– Саш, рано или поздно тебе придется это сделать.
– Я не хочу, – закатывает глаза лезет в рюкзак за наушниками.
Сейчас он ожидаемо снова засунет их в уши и будет делать вид, что не слышит меня.
Кладу свою руку поверх его и прошу мягко:
– Поговори со мной.
Сашка замирает, начинает кусать нижнюю губу, а после роняет на пол рюкзак и поднимает на меня уставший взгляд. Его глаза воспалены – мой сын неважно спит, стал плохо есть, скатился по учебе и без всякого интереса ходит на тренировки.
И так на протяжении двух недель. Ему нужно было это время, но пора возвращаться в реальный мир, где есть обязанности и обязательства.
Сын садится в кресло, а я на его кровать.
Саша выбрал себе самую дальнюю спальню, полагаю, неспроста. Неосознанно он хочет отодвинуться и закрыться.
Беру его руку в свою и начинаю перебирать его пальцы.
– Ты так делала, когда я был маленький, – грустно улыбается и говорит, не поднимая взгляда от наших рук.
– Ты всегда будешь для меня маленьким, – произношу тихо, проглатывая ком в горле.
– Эй! – наигранно возмущается он, но сдается и расслабляется.
– Хочешь меня спросить о чем-то? – задаю вопрос.
Сашка снова закусывает губу, смотрит куда угодно, только не на меня.
– Расскажи, как так получилось.
И я рассказываю. Про то, как познакомились, как Никита, не имея денег, ухаживал за мной. Про наши бесхитростные отношения. Признаюсь, что полюбила его, едва он присел рядом со мной в пыльной библиотеке.
Рассказываю, как он прогнал меня, поверив в чушь, а потом отец поставил ультиматум: ребенок или деньги. Объясняю, как сейчас непросто Никите, и говорю, что он хочет наладить отношения с сыном.
– Мам, а ты никогда не жалела, что оставила меня? – спрашивает Сашка тихо.
– Да ты что?! – придвигаюсь на край кровати и притягиваю к себе сына, прижимаю так сильно, как только могу. – Ты самое дорогое, что есть в моей жизни. Никакие деньги не сравнятся с тобой.
– А ты очень хочешь, чтобы я общался с Никитой?
Он не называет его ни отец, ни папа. Только Никита или «мудак, который тебя бросил». Я делаю вид, что не обращаю на это внимания.
– Саш, я просто хочу, чтобы ты попробовал наладить с ним отношения. Может быть, просто поговорить? Провести вместе время? Помнишь, когда мы жили рядом, то постоянно бегали друг к другу и нормально общались. Смотрели фильмы, играли во что-нибудь. Ведь было же хорошо?
– Пока я не узнал, кто он, – парирует сын.
– Ты не хочешь видеть Никиту? – спрашиваю аккуратно.
– Сложно сказать, – Сашка ведет плечом и замолкает.
Видно, что шестеренки в его голове крутятся с невероятной скоростью. Он молчит и молчит, и я уже думаю, что не дождусь признания, но Алекса как прорывает:
– Понимаешь, я всегда хотел узнать об отце. У всех отцы были, а у меня нет. Потом, когда стал старше, все понял: мой отец просто мудак, который кинул тебя беременной, и я возненавидел его автоматически. И вот мы приезжаем сюда, и появляется Никита. Такой весь из себя прикольный. Нормальный. Он учит меня сложным аккордам, я рассказываю ему о хоккее. Он интересуется мной, тем, что мне важно. И маленький монстр тоже классная. Вот я и начал думать – было бы прикольно, если бы вы сошлись и мы стали жить вместе. Ты бы перестала горбатиться на нескольких работах, я бы смог поговорить с ним о том, о чем не могу поговорить с тобой. А потом я захожу на кухню и вижу вас. Расстроенную тебя и взвинченного его. Вспоминаю, как ты говорила, что знала его в прошлом, – и все сходится.
Сашка запускает пальцы себе в волосы и с силой сжимает их. Его глаза снова красные, болезненные, и мое сердце разрывается на куски.
– Знаешь, о чем я тогда подумал? Хоть бы не… хоть бы это был не он! Понимаешь, я хотел отца, да. Но я не хотел бы, чтобы Никита оказался им, потому что тогда мне придется возненавидеть человека, который стал дорог мне.
По его щеке катится слеза, и я снова обнимаю Сашу. Он прячет лицо у меня на шее и плачет. И я плачу вместе с ним, только мысленно. Потому что показывать, насколько мне сложно, нельзя.
– Скажи, уложить в голове все это, мам? – спрашивает сквозь слезы.
– Придет время, и ты разберешься в себе, – произношу уверенно. – Об одном прошу: не гони его. Он хочет все исправить, просто дай ему шанс.
– А ты, мам? – поднимает заплаканное лицо. – Чего хочешь ты? Ты… ты любишь его?
– Все сложно, Саш, – вздыхаю. – Когда-то я любила Никиту, а сейчас мне тоже нелегко перечеркнуть прошлое.
Сын кивает, принимая ответ.
– Может, тогда, я не знаю… погуляем где-нибудь?
Погода в последние дни и вправду радует, чувствуется конец весны. Стало очень много теплых дней.
Только вот Никита ничего не знает о моем отце и о наследстве. Я не хочу, чтобы он знал об этом. Пока. Мне нужно разобраться с формальностями и понять, что делать дальше.
– Рядом с городом неплохой клуб отдыха. Там пруд, можно покататься на лодках, есть веревочный парк. Помню, и беседки были, можно пожарить шашлык. Давай я все разузнаю и предложу Никите?
Вместо ответа Саша кивает, а я целую его в макушку и ухожу.
Сегодня суббота, поэтому все дома. Матильда Адамовна восседает на крылечке и покуривает сигарету, задумчиво выдыхая дым в воздух. Зинаида сидит рядом с ней и что-то рассказывает. Алекс остается в своей комнате, а я иду в кабинет к отцу изучать бумаги.
Тут много всего. Делаю пометку для себя, что нужно встретиться с адвокатом и все обсудить. Бабушка подсуетила мне «своего человека». Серик Михайлович оказался высокооплачиваем адвокатом по бракоразводным процессам и имущественным вопросам, так что он мне очень нужен.
Следом за бумагами идет конверт, из которого высыпаются несколько фотографий. Я с пузом. Тут с коляской. А пару лет назад мы лепили снеговика с Сашкой. Значит, следил.
Я копаюсь во всем этом до вечера, а после звоню Никите и приглашаю их с Женькой на природу. Фадеев в счастливом шоке, потому как он уже две недели пытается пробить наш адрес и приехать, увидеть сына, но я держу оборону.
Договариваемся о встрече на завтра. Все домашние по своим комнатам, готовятся ко сну – и мне пора. Но вместо этого я бреду в свою старую комнату и замираю на пороге, не в силах пройти дальше.
Не жалел ли отец о своем выборе?
Нет. Наверное, нет. Иначе бы искал меня. Сделать это ему бы не составило труда. Выходит, нет. Зачем тогда все оставил как есть?
– Нифига себе! – ахает позади меня Сашка и протискивается в комнату. – Это твоя спальня, да?
– Да. Тут все осталось так, как я помню.
– Дед ждал, что ты вернешься? – он оглядывается ошарашенно, водит глазами по пространству.
– Думаю, нет, – вздыхаю. – Вряд ли бы мне в тридцать лет было комфортно в комнате с плюшевыми единорогами.
– Зачем тогда это все? – спрашивает растерянно.
– Не знаю, Саш, – отвечаю устало. – И спросить теперь не у кого.
Алекс садится на скрипящий стул и делает оборот, прямо как я совсем недавно. С интересом рассматривает спальню, обдумывая что-то.
– Если бы он был жив и искал с тобой встречи, ты бы простила его? – спрашивает, не глядя мне в глаза.
– Да, Саш, – отвечаю честно. – Только вот он не искал меня. Да и не было в этом необходимости – он знал, что я живу в соседнем городе, нужно было просто сесть в автомобиль…
Я разворачиваюсь и ухожу, оставляя сына в моем прошлом. Пусть смотрит. И впитывает.
Глава 42
Никита
– Папа, смотри, уточки! – Женька радостно кричит и показывает пальцем на птиц, которые проплывают по пруду.
– Да, дочка, здорово, – улыбаюсь и перевожу взгляд на Сашу.
Он сидит в беседке и делает вид, что очень увлечен телефоном. Инга посматривает на него искоса, но ничего не говорит.
Я заканчиваю жарить шашлык, Инга раскладывает овощи, поглядывая на то меня, то на сына.
Всем, кроме Женьки, неловко. Инга явно чувствует себя не в своей тарелке, я не знаю, как подступиться к Сашке. А сын… ну он просто закрылся в себе, и все.
– Саш, поможешь мне? – зову его.
– Не-а, – отвечает он, даже не поднимая головы.
Сжимаю зубы.
Я бы вел себя так же. Если не хуже.
Инга смотрит на меня растерянно и открывает рот, чтобы вмешаться, но я качаю головой, останавливая ее.
– Саш, мама занята, а у меня руки в мясе. Принеси, пожалуйста, миску, мне нужно сложить в нее шашлык. Пожалуйста, – стараюсь говорить твердо.
Ноздри Алекса раздуваются, но он все-таки поднимается и берет посуду, приходит ко мне.
– Помоги снять ножом, – уже активнее участвует, не сопротивляясь. – И вот тут. Молодец.
Инга с Женькой едят шашлык с восторгом, Сашка молча, никак не комментирует.
– А тут можно покататься на лодочках? – спрашивает Женька.
– Да, – Инга кивает на небольшой домик на берегу пруда. – Там стоят лодки, все желающие могут на них прокатиться.
– Ух ты! – подпрыгивает Женька и толкает локтем Сашку. – Сань, а покатаешь меня на лодочке?
– Пусть тебя твой папа катает, – бурчит он, бросает короткий взгляд на меня и отворачивается от Женьки.
«Твой папа» он произносит срывающимся голосом, как будто я реально только ее отец, а к нему не имею никакого отношения.
– Ладно, – дочка надувает губки, садится на лавочку, отодвигается от Сашки и принимается вяло ковырять салат.
Алекс ссутуливается, снова закрываясь. Инга переводит встревоженный взгляд на меня. Нахожу ладошку Женьки и нарочито весело ей улыбаюсь:
– Обязательно покатаемся, Жек. Возьмем самую большую лодку, чтобы поместились все.
Секунда. Вторая.
Саша выпрямляется, оборачивается и кладет руку на плечо Женьке:
– Ладно, – вздыхает, примирительно улыбаясь. – Давай покатаемся.
– Ура! – верещит Женька и кидается обнимать Алекса.
Тот замирает на мгновение, а после, будто сдаваясь, обнимает Женьку в ответ.
– Вот и отлично! – нарочито бодро говорит Инга. – Вместе прокатимся.
– Я и сам могу покатать Жеку! – обижается Саша.
– Это небезопасно, – качаю головой. – И надо узнать про жилеты.
– Я че, плавать не умею?! – возмущается Саша, берет за руку Женьку и говорит: – Ладно, вы пока сидите, а мы прогуляемся.
Дети уходят, мы с Ингой провожаем их взглядами. Я подсаживаюсь на лавку и кладу ей на плечи плед, в который Инга тут же кутается.
– Однажды он поймет, – тихо говорит Инга.
– Я знаю, – киваю.
– Ты уверен, что это хорошая идея – отпустить их одних? – с сомнением спрашивает Инга.
Качаю головой.
– Я не уверен ни в чем. Разрешу им плыть вдвоем – плохо, потому что небезопасно. Откажусь в принципе – плохо, потому что буду тираном, запрещающим все ништяки. Настою на том, чтобы плыть всем вместе, – тоже урод, навязывающий свое ненавистное общество. Скажи, как поступить правильно, Инга? Тогда, тринадцать лет назад, я не спрашивал у тебя ничего. Скажи, как мне поступить сейчас, чтобы вы с Сашкой перестали меня ненавидеть?
Инга кусает губу и смотрит своими большущими медовыми глазами:
– Мы с Алексом не… не ненавидим тебя, – вздыхает. – Просто нам нужно время. Ему – особенно.
– А что насчет тебя? – заглядываю ей в лицо.
Инга смотрит на меня пронизывающе. Облизывает губы и опускает взгляд на мои, опять тихо вздыхает.
– Никита, я так запуталась во всем… – поворачивает голову и смотрит на пруд. – Черт!
Выкрикивает так громко, что я дергаюсь.
Подрываемся с ней разом и несемся к берегу, потому что Саша с Женей выплыли почти на середину пруда. Твою мать, и когда они только успели?!
– Сашка, а ну быстро возвращайтесь! – кричит Инга и машет ему рукой.
– Да мы щас, мам! – я даже отсюда вижу, как Саша закатывает глаза.
