Текст книги "Бывшие. Я тебя отпускаю (СИ)"

Автор книги: Даша Черничная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

– Иногда мне очень тяжело. Но бабушка и сын – мой самый надежный тыл. Не было ни одного дня, когда я пожалела о том, что родила.

Я и сама не замечаю, как по щекам текут слезы.

– Я не злюсь на тебя, отец. И если тебе нужно мое прощение, то оно есть у тебя.

Говорю, говорю. Вспоминаю смешные моменты из детства Сашки. Рассказываю о том, как стала преподавать в художке, о том, как весело нам жить втроем с бабулей.

Ухожу так же тихо, как и пришла.

Возле двери оборачиваюсь и бросаю на отца прощальный взгляд. Теперь точно все.

Домой еду выжатой как лимон. Едва ли не разваливаюсь на части. В квартиру захожу тихо. Сашка спит, и я ложусь рядом с ним. Провожу рукой по его волосам:

– Несмотря ни на что, я всегда буду любить тебя.

А как иначе? Ведь мой ребенок – самое ценное для меня.

Глава 30

Инга

Коротко стучусь в дверь соседей.

– Привет, – открывает Никита.

На нем шорты и домашняя футболка. Волосы взъерошены, половина лица в муке.

– Ого. Вот это да, – коротко смеюсь и протягиваю ему шнур: – А я зашла вернуть адаптер. Спасибо.

Фадеев забирает его.

– Не за что. Если хочешь, можешь оставить взять себе.

– Нет-нет, все в порядке, я купила новый, – быстро машу рукой.

Как назло, мой сломался, и пришлось воспользоваться Никитиным. Ага. Заглянула по-соседски.

– А что ты делаешь, если не секрет?

В ногах Никиты появляется довольная мордашка его дочери:

– А мы с папой готовим сырники! – объявляет радостно.

– Да, – вздыхает Никита, – только этими сырниками можно убивать. Вообще, Разина, это ты во всем виновата! – ругает меня наигранно сурово.– Разбаловала нас, и теперь Жека требует у меня сырники, совершенно не понимаю, как они готовятся.

– Помощь нужна? – улыбаюсь.

– Шутишь? Я в шаге от того, чтобы заказать их из ресторана.

– Из ресторана – зашквар! – торжественно объявляет Женя.

– Женька! – ахаем хором с Никитой.

– А я чего? Так Сашка говорит! Ему можно, а мне нельзя? – надувает губы.

Никита выгибает бровь:

– Жек, ты хоть понимаешь, что это значит?

Девочка демонстративно закатывает глаза:

– Папочка, ну я же взрослая уже!

– Ах, ну раз взрослая, – Никита чешет затылок и переводит взгляд на меня: – Буду благодарен, если ты спасешь меня.

Смеясь, прохожу на кухню, а на ней самый настоящий погром.

– Какой кошмар, – распахиваю глаза. – Хорошо, что все это мыть не мне.

– Эй! А как же помощь!

– Сырники приготовить, – смеюсь. – А не бардак убрать.

Пока Женька возится с игрушками, мы вместе с Никитой делаем сырники. Все это слишком органично и естественно. Настолько, что я невольно теряюсь в своих ощущениях, начиная чувствовать себя как дома.

Потом приходит с тренировки Сашка и присоединяется к нам за ужином. С удовольствием рассказывает, как проходят тренировки, а еще приглашает Никиту, который с недавних пор избавился от гипса, на игру.

Наверное это идеальный момент, чтобы сказать что-то в духе:

– Хей, ребят, а вы в курсе, что вы отец и сын?

Эти мысли отрезвляющие. И чем больше проходит времени, тем сильнее я осознаю, как запуталась во всем.

Когда мы пьем чай, сын начинает активно интересоваться жизнью Фадеева.

– Ник, а ты занимался каким-нибудь спортом? – спрашивает его Алекс.

– Дворовой футбол считается? – хмыкает невесело тот.

Сашка зависает.

– Ну… наверное. Тебя родители ни в какую секцию не водили, что ли?

– Единственные люди, которых они хоть куда-то водили, – это собутыльники. К нам домой. Именно поэтому мы уходили с сестрой на улицу. Она, кстати, тоже играла в футбол.

Я знала, что у Никиты все было непросто с родней, но не не предполагала, что настолько.

– Твои родители алкаши? – понимающе кивает Алекс.

– Саш, – торможу его.

Но сын вообще не видит ничего предосудительного в этом вопросе. На удивление Никита не чувствует себя оскорбленным.

– Алкаши, да, Саш. Самые настоящие.

– А где они сейчас? – интересуется.

– Спились, – пожимает плечами Ник. – Умерли давно. Может, оно и к лучшему.

– Хреново, – вздыхает сын.

– Саш! – распахиваю глаза.

– Ну ма!

– Саш, а ты только хоккеем занимался? – спрашивает Никита. – Или что-то еще пробовал?

– В сердце клуб всегда один. ЦСКА непобедим, – сын бьет себя кулаком в грудь.

Ник смеется:

– Ясно. Понятно.

За теплой болтовней неожиданно проходит вечер. Мы уже собираемся уходить, когда к Нику подходит Женька:

– Сашк, а Сашк? А пойдем я покажу тебе котят? Маруся родила вчера, они такие миленькие… хоро-о-ошенькие. В подвале нашего подъезда живут.

Саша громко стонет, но встает:

– Пошли, маленький монстр, покажешь мне своих котят.

– Сань, только недолго, – наставляю его. – А то мы волноваться будем.

– Одна нога здесь, другая там, – подмигивает мне и забирает Женьку.

Мы остаемся один на один с Никитой, и атмосфера ощутимо меняется.

– Я помою посуду, – отвечаю вмиг севшим голосом.

– Нет, я.

Синхронно подаемся к раковине, соприкасаясь плечами. Замираем.

– Инга… – шепчет мне возле виска, и я плавлюсь, как масло на солнце.

– Ник…

Он разворачивает меня к себе и целует. Поцелуй совершенно новый, неизведанный. Никита будто изучает меня, знакомится заново. В этом поцелуе нет сжигающей, необузданной страсти, но есть что-то совершенно новое. Нежность, трепет.

Я превращаюсь в мягкую субстанцию, подаюсь вперед, и Фадеев с готовностью прижимает меня к себе. Запускаю руку ему в отросшие волосы, стягиваю их.

Ник прижимает еще сильнее, увеличивая напор.

– Сашка… Женька…

– Наши дети заняты котятами…

Наши. Боже. Он даже не догадывается как эти слова действуют на меня.

Спирает дыхание, в груди растекается что-то тягуче-болезненное, будто дальше, за этим поцелуем последует одна непроходимая печаль.

Парадокс в том, что я уверена: так и будет.

Слишком много боли было, да и сын…

– Папуль! А мы покормили котят!

Как бильярдные шары, разлетаемся с Никитой в разные углы комнаты. Следом заходит Женька и щебечет о том, какие прекрасные котята родились у Маруси.

Отворачиваюсь от девочки и тру губы. К горлу подкатывают рыдания, но я глушу их. Я мастерски преуспела в этом.

Когда я оборачиваюсь к Никите, на моем лице уже спокойная и легкая улыбка.

– Инга, а Сашка домой пошел, – растерянно произносит Женька.

– И мне пора, – киваю. – Спокойной ночи.

Иду в нашу квартиру на автопилоте. Алекс в душе, и я падаю на диван, бездумно включаю первый попавшийся канал в телевизоре. Смотрю невидящим взглядом.

Глава 31

Никита

Едва с меня снимают гипс и я более-менее могу передвигаться, как делаю то, о чем думал давно.

Утром просыпаюсь с четким планом. Отвожу Женьку в сад, а сам поднимаю старые связи. Воспроизвожу в голове слова своих друзей, которые все это время глушил. Нахожу Леху. Именно он громче всех кричал, как классно было зажигать с Разиной. У бывшей одногруппницы узнаю, где он работает.

Паркуюсь возле банка, прохожу внутрь. Быстро окидываю взглядом персонал и нахожу его. Сидит за столом, явно скучая в отсутствии клиентов.

– Привет, – подхожу вплотную к столу.

Леха поправился, сильно. Он и раньше был толстым, но сейчас просто бесформенный пузырь.

– О-о! Какие люди! Привет, Фадеев. Что, решил снизойти до нас, простых смертных? Я слышал, ты занимаешь высокооплачиваемую должность, чуть ли не правая рука генерального.

– Поговорим? – выгибаю бровь, игнорируя вопросы.

– Ну пошли покурим, что ли, – Леша поднимается, и мы выходим через черный вход на улицу.

– Мне нужны имена всех, с кем у Инги был роман.

Леша давится дымом, тут же краснеет.

– Ты больной, что-ли, Фадеев? У какой Инги?

– Разиной, – одно слово.

– Разиной? – не понимает он. – Что за бред?

– У нее ребенок. Я пытаюсь найти его отца. Возможно, это кто-то из тех, с кем у нее был роман. Ты знаешь что-то об этом?

– Откуда я знаю, с кем она трахалась?

У меня от лица отливает кровь.

– Толстый, ты активно полоскал Ингу последние курсы. Рассказывал о ее бесчисленных романах. Втирал, что сам спал с ней. Может, это вообще твой сын? – злюсь.

– Господь с тобой! – ахает. – Слушай, нахрена тебе все это? Дела давно минувших лет, зачем поднимать пыль? Да и не было у меня с ней ничего, – сдувается.

– Что, прости? – замираю.

Леха прикуривает новую сигарету:

– Слушай, ты помнишь меня в универе? У меня же прыщей разве что на пузе не было. Я носил брекеты и очки. Жирный задрот. Ну какая Разина? Она не смотрела даже на меня.

– То есть… ты хочешь сказать, что врал обо всем?

– Не врал, ну так… приукрасил. Зато на меня хоть девки стали смотреть, когда узнали, что Разина трахалась со мной.

Кажется, даже движение крови останавливается в моем организме.

– Нахрена, Леш?

Толстый психует.

– Слушай, тебе нас не понять! Ты начал тусить с Разиной, мы с пацанами позавидовали. Ну приврали немного.

– Фотографии? – спрашиваю ледяным голосом.

– Какие фото? – хмурится. – А… да фотошоп обычный, Ник. Нафига тебе все это ворошить надо? Ну поржали мы с пацанами немного. Ты нас вообще видел? Толпа задротов. Мы были обречены до тридцатника быть девственниками, а так обрели популярность. От Разиной ведь не убыло ничего. Она же вообще потом уехала, так что ей насрать было, кто там и что говорил за спиной.

Я настолько охуеваю от этого потока сознания, что до меня не сразу доходит истина: Ингу оклеветали самым отвратительным образом. Сделали мерзкие фото. Смеялись над ней. И я не вступился за нее… позволил всему этому случиться. Но самое страшное… она была беременна от меня. И я предложил убить собственного ребенка.

– Никит? – Леха смотрит на меня квадратными глазами, в которых плещется страх.

Не знаю, что он видит на моем лице. Я просто иду на толстого, пока тот не утыкается спиной в стену. Первый удар – в морду. Кровь расплескивается по белой рубашке, течет из носа яркой струей.

Толстый матерится, но я не слышу ничего.

Второй удар в объемный живот.

Бью его туда несколько раз. Не могу остановиться. Я в полнейшем хаосе. Не помню, чтобы кого-то с такой же силой ненавидел.

Останавливаюсь с трудом. Толстый стекает на землю и сплевывает кровь. Матерится, плачет, скулит.

– Ну и гнида ты, Леша. Жирная гнида.

Ухожу. Сажусь в тачку и опускаю взгляд на свои окровавленные руки. Если бы можно было отпиздить самого себя, я бы сделал это.

Какой же я мудак…

Глава 32

Никита

– Этот ребенок не мой. Я тебе не верю. Решай свои проблемы сама. Точка, – говорю я.

– Возможно, прямо сейчас ты делаешь самую большую ошибку в своей жизни.

Я вижу боль в ее глазах. Ее слишком много. У меня есть возможность успокоить Ингу, помочь ей. Просто быть рядом. Но вместо этого я намеренно топлю ее еще сильнее.

– Ошибку сделаешь ты. Если оставишь ребенка.

Сижу в тачке у нашего подъезда и курю. Одну за одной.

Руки стягивает от засохшей крови. Запястье жутко болит. Оно еще не до конца восстановилось после аварии. Но я ни грамма не жалею, что разобрался с Лешкой.

Если бы я мог сделать то же самое с собой – непременно сделал бы. Любое наказание для меня будет недостаточным.

Даже представить боюсь, что пережила Инга. Я не знаю точно, но, судя по тому что я вижу и слышу, отец больше не фигурирует в ее жизни. Она сама разорвала с ним связь или же он выгнал ее? О характере Арама Разина ходят легенды. Это жестокий и тяжелый человек.

Так что меня не удивит, если выяснится, что он выгнал дочь. Если бы только можно было отмотать время вспять, вернуться назад. Я бы ни за что в жизни не отпустил ее.

У меня тогда не было ничего. Ни денег, ни жилья, но я бы сделал что можно и нельзя, чтобы дать Инге и моему ребенку все. Целый мир. Мою безоговорочную любовь. Я бы был самым счастливым и сделал бы счастливыми их.

Вместо это я растоптал все, что было между нами. Сначала отрекся от нее, когда узнал, чья она дочь, и о ее репутации. Потом с моей подачи ее уволили, ну а после и вовсе верх низости – я предложил ей деньги за секс.

К горлу подкатывает тошнота.

Выкидываю сигарету в окно.

Нужно найти Разину, поговорить с ней, попытаться объясниться. Я плохо понимаю, что скажу. Потому что… ну что такое слова против всего того, что было? Такая маленькая капля, а чтобы наполнить этот сосуд доверия, потребуются годы. Нет, десятилетия.

Надо бы подняться к себе, но я не могу сдвинуться с места. Сижу в заведенной тачке и слепо смотрю перед собой. Хочется нажраться в хлам, но я не могу себе позволить этого.

Из-за пелены воспоминаний едва не пропускаю Ингу. Она идет к подъезду и копается в сумке. Выскакиваю из тачки и перехватываю Ингу за локоть.

Разина взвизгивает и замахивается на меня сумкой, но потом тормозит.

– Боже, Фадеев, ты в себе? Напугал.

Быстро моргает, смотрит на меня внимательно.

– Нет, Инга я не в себе, – говорю честно.

Она хмурится, бледнеет. Ее глаза начинают бегать, дыхание учащается.

– Что случилось, Никита? – видно, что она старается говорить спокойно, но у нее это получается очень плохо.

Нервно провожу пальцами по волосам, взъерошивая их. Руки предательски, ни разу не по-пацански, дрожат.

– Скажи, как ты смогла это пережить? – спрашиваю ее севшим голосом.

Инга прикладывает руку к груди и сжимает ворот куртки, будто пытается себя задушить.

– Пережить что? – с испугом.

Чуть сильнее сжимаю ее локоть.

– Эту потерю, – с силой зажмуриваюсь.

– Какую потерю?! – спрашивает истерично. – Никит, ты можешь по-человечески объяснить, что случилось?

Роняю голову, которая готова вот-вот взорваться от боли. Я слышу, как шумно дышит Инга, как гулко бьется ее сердце. Или это мое?

– Господи! – восклицает она и перехватывает мою руку. – Что у тебя с руками? Ты подрался? С кем?

Поднимаю голову и смотрю в красивые медовые глаза:

– Ты простишь меня когда-нибудь?

Инга пытается вырвать свою руку из моей хватки, хочет отступить. Но я не могу ее отпустить.

– Сегодня я узнал, что все то, чему я верил, – полная хрень, – говорю честно. – Когда мы были молоды, мне рассказывали о тебе так много. Боже… сколько было грязи.

Разина отшатывается, и я отпускаю ее. Растираю лицо руками. В глазах печет, сердце ноет.

– Я был таким мудаком, Инга. Поверил им. Поверил во всю эту грязь. Но что хуже – отправил тебя избавиться от ребенка.

Инга плачет, по ее лицу стекают ручьи слез, и она даже не пытается их стереть.

– Это ведь был мой ребенок, Инга? – спрашиваю сипло. – Да?

– У меня кроме тебя никого не было, Никита, – ее голос будто безжизненный. – Конечно, это твой ребенок.

– Прости меня, Инга, – я знаю, что мои слова не помогут. Ни ей, ни мне. – За то, что предал твою веру, за смерть нашего нерожденного малыша. – Инга всхлипывает и зажимает рот рукой. – За то, что я унижал тебя. За увольнение. Инга, прости. Прости, если сможешь.

Неожиданно Разина одним махом стирает слезы, ее скулы двигаются со злостью:

– Ну вот я простила тебя, Никита. Отказалась от злости. Дальше что, Фадеев?

– Дальше? – спрашиваю ее, не понимая.

– Да. Дальше. Целых тринадцать лет ты варился в собственной ненависти ко мне. Вместо того, чтобы хоть немного подумать, попытаться разобраться, ты разрушил все парой фраз. Так легко и умеючи, будто это ничего не значило для тебя. Ты хоть представляешь, через что я прошла? Травля, смешки, презрение. Ненависть. Твоя. Отца. Одиночество. Если бы не бабушка, я бы, наверное, умерла. Так вот, Никита, у тебя есть мое прощение. По всем фронтам. Ты прощен. – В ее глазах вспыхивает злость. – Продолжишь жить как ни в чем не бывало?

– Разве это возможно? – ответ мне не нужен.

– Вот именно, Никит, – кивает, опускает устало голову. – Так что засунь свои извинения куда подальше. И еще. Насчет того ребенка…

Она открывает рот. Закрывает. Хочет что-то сказать, но не может.

– Он.. Он…

У меня звонит телефон. Машинально достаю трубку. На экране номер телефона воспитателя. Я понимаю, что это связано с Женькой. Разговор у нас с Разиной очень важный, но я не могу игнорировать этот вызов. Может, что-то случилось с моей дочерью.

– Инга, прости, мне надо ответить. Это насчет Женьки.

Разина качает головой:

– Хватит просить прощения, – разворачивается и уходит, а я отвечаю на вызов.

И то, что я слышу, повергает меня в шок.

Глава 33

Инга

– Думаю, похороны можно устроить через два дня.

– Угу.

– Если хочешь, я могу взять на себя их организацию.

– Угу.

– Хотя Арам заранее позаботился обо всем, как предчувствовал. Там и организовывать практически нечего.

Выныриваю из оцепенения и поднимаю голову:

– Рустам, не нужно. Я сама все устрою и сообщу тебе дату и место похорон.

Охранник отца невесело усмехается:

– Что, пинком под зад меня выгоняешь?

– Разве выгоняю? – вскидываю удивленно бровь. – Мой отец умер, и я сама позабочусь о нем.

– Да-да, конечно, – кивает быстро. – Просто я думал, что смогу служить тебе. Так же преданно, как твоему отцу.

Растягиваю рот в оскале:

– Неужели? А мне казалось, у псов бывает только один хозяин. Или ты думаешь, я не помню, как по его приказу ты отправил меня за ворота?

– Ты же понимаешь, что я именно исполнял приказ, – вздыхает.

– Я все понимаю, – киваю. – А теперь ты пойми меня. Как я могу доверять человеку, который выставил восемнадцатилетнюю беременную девчонку за дверь?

– Полагаю, никак, – тут же сникает.

– Вот и я так же думаю.

Рустам поджимает губы:

– Что ж. Тогда я, с твоего позволения, откланяюсь. Не забудь сказать мне о времени и месте похорон.

– Всенепременно.

Похороны устраиваю тихие. Не хочу никаких сборищ, но газетчики все равно унюхали, поэтому атакуют меня звонками. Всем интересны подробности, а мне хочется тишины.

На похоронах присутствуют Алекс и бабуля. Стоят по обе руки от меня, словно свита. Никите о похоронах я не сказала ни слова, предпочитая не вмешивать его сюда. Домой едем на такси. Молчим. Они бабушка и сын не заговаривают со мной, а у меня попросту закончились слова.

По правде говоря, я еще не до конца отошла после разговора с Никитой. Уж не знаю, откуда он узнал правду. Но, как ни странно, я понимаю, что мне вообще плевать на этот факт.

Я всегда вела себя правильно, честно. Никогда не прыгала по чужим койкам, не была развязной. Так почему я должна удивляться тому, что эта информация раскрылась?

Пусть удивляется тот, кто соорудил карточный дом и жил в нем несколько лет, уверенный, что это самое лучшее, что можно сделать.

– Давай помянем, Инга? – предлагает бабушка.

Выпиваем по рюмке, не чокаясь. Сашку прошу побыть пока бабушкой. Сама не знаю, куда пойду. Вроде как с арендованной квартирой, как и с ее хозяином, нужно разрывать связь.

Хотя, черт возьми, как это можно сделать, когда у нас общий сын? Теперь скрывать данный факт становится невозможным, так что в ближайшее время нужно открыть Никите правду. Потому что он, очевидно, считает, что я сделала аборт.

Весь день торможу. Подолгу сижу и смотрю в одну точку.

Стала ли болезнь и смерть отца для меня шоком? Да, безусловно. Ведь я наивно полагала, что он чувствует себя прекрасно. Бодр и полон сил. Но жизнь расставляет все по местам.

Отец всегда греб много всего. Фирмы, тендеры, партнеры, сделки, встречи. И, конечно же, бабки, бабки, бабки.

Иногда мне казалось, что они его единственный смысл жизни. Хотя, наверное, так и было.

Как бы то ни было, мне надо жить дальше. Нужно искать работу. От денег, которые дал Никита, не осталось ничего. Деньги, которые мне заплатил Степан за работу по организации выставки, лежат на счету нетронутые.

На какое-то время их хватит, но это время пройдет очень быстро.

Весна в самом разгаре. На дворе тепло, мне нужна одежда полегче. Да и не только мне, если на то пошло. Сашка растет с молниеносной скоростью. К лету ему придется полностью обновить гардероб.

Из размышлений меня вырывает звонок телефона:

– Алло.

– Инга Арамовна, приветствую, – голос кажется знакомым, но я не могу вспомнить, где слышала его. – Я представляю интересы своего клиента – Разина Арама Марковича.

– Ваш клиент был похоронен сегодня, – монотонно накручиваю прядь волос на палец.

– Я знаю, Инга Арамовна. Прошу примите мои соболезнования.

– Благодарю. Так зачем вы звоните?

– Я прошу вас подъехать по адресу: улица Кирова, двадцать пять. Это мой офис. Пожалуйста, приезжайте как можно скорее, это нетелефонный разговор.

– По поводу чего разговор?

– Вам лучше подъехать.

– Буду через сорок минут.

– Жду.

Еду по вечерним пробкам, но добираюсь к назначенному времени. Офис абсолютно стандартный. Меня встречает секретарша, проводит в кабинет, на двери которого висит табличка: Архипов Михаил Михайлович. Адвокат.

Что-то смутно знакомое, но я не могу вспомнить, откуда знаю это имя.

До того момента, как открывается дверь и я вижу друга Степана. В этот миг я понимаю, что, возможно, наше с ним знакомство не было случайностью.

Глава 34

Инга

– Приветствую вас, Инга, – стелется Архипов.

– Здравствуйте, Михаил. Полагаю, наше знакомство на открытии галереи Степана было неслучайным? – говорю ледяным тоном.

Я знаю, что сейчас слетятся стервятники, перед которыми нельзя лебезить. Такие люди умеют разговаривать только на языке власти. Не знаю, откуда во мне берется стержень. Я просто вспоминаю, как вел деловые переговоры отец. Безжалостно, не оставляя собеседнику шанса на возражение.

Мужчина, понимая, что я не намерена прикидываться дурочкой, серьезнеет:

– Что ж, не буду врать, мне было интересно познакомиться с дочерью моего клиента.

– Несколько непрофессионально, не находите? – поднимаю бровь и прохожу по кабинету, сажусь на стул, который выдвинул для меня Михаил.

– Возможно, вы правы, – он немного тушуется. – Поймите меня правильно, Инга. Журналисты размещают статьи про самых завидных невест, и там фигурирует ваше имя. Мой клиент составляет завещание, в котором вы упомянуты, а вас в глаза уже больше десяти лет никто не видел.

Шок.

Отец оставил завещание, в котором есть мое имя? Да он же на дух меня не переносил, как он мог оставить мне что-то? И что это? Может, дом или автомобиль?

Я не гордая, согласна на что угодно. Мне нужны деньги, неизвестно, как сложится дальнейшая карьера Сашки, а деньги лишними не бывают.

Держу лицо изо всех сил и не показываю своей заинтересованности.

– В итоге, Михаил, я так и не поняла – эта встреча сугубо ваш интерес и вы хотите разглядеть меня, как животное в зоопарке, или же планируете огласить мне последнюю волю усопшего? – я тверда, как камень.

Спина ровная, взгляд тяжелый.

Архипов теперь уже окончательно подбирается:

– И то и другое, Инга.

– Что ж, тогда можем приступать ко второй части, раз уж свою первую потребность вы удовлетворили, – хмыкаю.

Михаил кивает, оттягивает галстук, садится в массивное кожаное кресло, придвигается к столу и берет кожаную папку с документами.

– Ваш отец, Арам Маркович, незадолго до происшествия подготовил завещание. Согласно его воле, все движимое и недвижимое имущество, в том числе активы, счета, акции – абсолютно все, что было им нажито, он оставляет вам.

Бум!

Взрыв.

Вот тут уже моя выдержка дает сбой, и лицо дергается от нервного тика. Это что же получается, все-все отец завещал мне? Он был не в себе? Я ожидала чего угодно, честно. Того, что он оставит свое состояние партнерам, друзьям, любовницам, коих у отца было немало, но не мне. Черт, да он же ненавидел меня!

Или нет?

– Это точно? – спрашиваю сдавленно.

– Да. Но я не договорил, – Михаил немного мнется. – Есть одно условие. Вы сможете вступить в наследство, лишь исполнив волю отца.

– И что же это?

Мне страшно представить, на что был готов отец, чтобы я получила его состояние. У него имелось много причуд, и он любил играть жизнями тех, кто его слабее.

Но то, что на самом деле задумал отец, просто уничтожает меня:

– Вы получите все состояние вашего отца, если выйдите замуж.

Так, это не сложно.

– Чисто гипотетически: за любого мужчину или за конкретного?

– К сожалению, за конкретного.

Заебись… других слов нет.

– И кто же это? Его престарелый друг или партнер? Его сын? Племянник? Сосед? Сын уборщика? – меня несет.

– Отец вашего сына.

Твою мать.

Закрываю глаза и пытаюсь словить дзен. Папа-папа, а обо мне ты подумал? Если человек отказался от собственного ребенка, зачем насильно сводить с ним? Неужели ты сам этого не понимаешь?

– Чисто гипотетически, – я продолжаю, – я могу взять любого мужчину, да хоть вас, – глаза Михаила загораются, – сказать: «Это отец Александра» и выйти за него замуж?

Михаил откашливается и отвечает:

– Чисто гипотетически, ваш отец упомянул в завещании, что должны быть предоставлены результаты ДНК-экспертизы, подтверждающие отцовство. Но…

Клянусь, я вижу, как в глазах Архипова пылает бешеный огонь.

– Но? – выгибаю бровь и подаюсь ближе.

– Есть парочка клиник, где можно сделать подобный анализ так, чтобы результат удовлетворил вас. Если вы понимаете, о чем я.

О, я понимаю, жадный ты сыч.

Киваю, дескать, конечно. Как только, так сразу.

Но Михаил будто бы резко теряет ко мне интерес, опомнившись.

– Я так понимаю, на этом все? Для меня больше не будет никаких новостей?

– Да, Инга. Вы правильно понимаете. Возвращайтесь со свидетельством о заключении брака и ДНК-тестом, подтверждающим, что ваш законный супруг и есть отец вашего сына, и мы начнем процедуру вступления в наследство. Должен напомнить, что доступ к активам у вас появится только через шесть месяцев после смерти отца.

– А если я не выполню последнюю волю отца?

– Тогда все наследство перейдет государству, а дальше… ну, сами понимаете.

Конечно понимаю. Разорвут все заработанное моим отцом и поделят между собой.

Отец-отец. Ты хотя бы фонд благотворительный упомянул, что ли.

– Что насчет дома? Я могу в нем жить?

– Вы прописаны в особняке за городом, также несколько машин оформлены на ваше имя, так что да, можете пользоваться всем этим. Кроме акций, счетов и прочего.

– Ясно, – встаю и пожимаю руку Архипову, который спешно поднимается и прижимается губами к моим пальцам.

Так и хочется одернуть руку, но я держусь из последних сил, быстро прощаюсь и ухожу.

На улице звоню Рустаму и спрашиваю, где ключи от дома. Встречаемся с мужчиной в центре, он отдает ключи, рассказывает, что и где лежит. Сообщает, что персонал дома и охрана по-прежнему там, дорабатывают месяц, и если я хочу и дальше видеть их в особняке, то мне придется платить им из своего кармана.

Киваю.

С этим мне еще предстоит разобраться.

Едва я добираюсь до дома, как вижу знакомый внедорожник, который поджидает меня у подъезда.

– Инга! Подожди! – кричит Веремеенко и спешит ко мне. – Давай поговорим.

Тяжело вздыхаю.

– Степан, я считаю, что нам не о чем разговаривать, – выставляю руку, чтобы мужчина понимал мои намерения.

На удивление Степан не давит на меня и тут же останавливается.

– Поехали поужинаем? Нам есть о чем поговорить, – смотрит на меня пронзительно.

– О чем, Степан? О том, как ты пытался насильно залезть мне под юбку? – складываю руки на груди. – Я никуда с тобой не поеду. Если есть что сказать – говори тут.

Веремеенко шумно выдыхает:

– Ладно. Как знаешь, – весь он как-то подбирается и серьезнеет. – Слышал о твоем отце. Соболезную.

Твою мать.

Накрываю глаза пальцами и растираю их. Под веками страшно печет, до такой силы, что хочется выцарапать их. А ларчик-то просто открывался, да? Ведь я с самого начала знала, что благотворительность Веремеенко неспроста. Теперь понятно, откуда ветер дует.

– Так вот для чего все это было, – произношу вслух.

– О чем ты? – он делает вид, что не понимает.

Надо сказать, очень плохо делает вид.

– Брось, Степан, – я не знаю, откуда во мне берутся силы говорить все это в лицо мужчине. – Твой друг Михаил принес тебе на хвосте информацию о том, что скоро дочь Разина получит в наследство целый Эльдорадо с несметными сокровищами, и ты нашел меня, решил действовать радикально, как только понял, что отец со мной не общается. Да? Думал, сейчас окучишь глупую бабу, а там и до сокровищ недалеко. На это ты рассчитывал, Степан?

А тот даже не думает увиливать:

– Инга, я не врал, когда говорил, что ты нравишься мне. К чему эти представления? Ты взрослая женщина, которой нужен мужчина, чтобы получить наследство. Я тот самый адекватный мужчина, который будет рядом, примет твоего сына и признает в нем своего, воспитает и поможет тебе вести бизнес. Все-таки я в этом понимаю больше твоего, не обессудь.

– Охренеть! – я нервно усмехаюсь. – Да вы с господином Архиповым все спланировали заранее! Ну молодцы, мужики. Вот это я понимаю – бизнесмены.

– Перестать истерить, Инга, – произносит холодно. – Никто не согласится принять твоего сына. Поэтому у тебя и нет мужика. Твой сосед не в счет.

– Почему это? – хмыкаю.

– Во-первых, тебе нужен отец ребенка, а, как я понял, этого человека нет в твоей жизни. Без меня подделать ДНК у тебя не получится – это я тебе гарантирую.

– Что во-вторых? – спрашиваю с вызовом.

Улыбка Веремеенко превращается в оскал:

– А ты пойди и сама спроси у него, почему вариант с вашей женитьбой невозможен, – усмехается зло. – Прямо сейчас пойди.

Отступаю назад, не поворачиваясь спиной. Я знаю, это глупо. Степан не будет нападать на меня средь бела дня.

– Прямо сейчас, Инга, – давит на меня своим взглядом.

– Пошел ты, Степан, – произношу со злостью и открываю дверь подъезда.

В спину мне летит:

– Позвони, когда поймешь, что я единственный твой вариант.

Дверь захлопывается, я спешу наверх. Это глупо, знаю. И что, я возьму и скажу Никите, когда он откроет дверь: «Никита, Сашка – твой сын. Женись на мне, чтобы я имела доступ к счетам отца»? Так? Я боюсь представить, что будет дальше.

Тем не менее я взбегаю на нужный этаж и звоню в дверь. Секунда, вторая. Продумываю, что можно сказать Никите. Зачем я вообще пришла? Но вопрос отметается сам собой, когда дверь мне открывает шикарная блондинка.

– Здравствуйте, – она широко улыбается мне. – Чем я могу вам помочь?

– Я… а… я к Никите, – блею, стоя перед ней.

– Вы к моему мужу?

Мужу?

Господи… Он женат.

Теперь понятно, почему меня так спокойно пропустили в палату к Никите, – у него в паспорте реально есть штамп, что он женат.

– Он сейчас умывает Женьку. Представляете, вылила на себя зеленку, – смеется так легко и искренне. – Вы заходите, я скажу Никите, что к нему пришли.

Отступает назад, в самом деле пропуская меня в квартиру.

– Простите, – бормочу и начинаю пятиться. – Я позже зайду.

Дрожащими руками открываю дверь в арендуемую нами квартиру и сбегаю.

Глава 35

Никита

– Никита Александрович, как хорошо, что вы приехали! – воспитательница Женьки подается ко мне.

Перед тем, как приехать, я более-менее привел себя в порядок и выгляжу взвинченным, но адекватным.

– Елена Владимировна, что происходит?

– Тут женщина, утверждает, что она ваша жена и мама Женечки, а мы ее не видели никогда, сами понимаете. Мы не можем отдать ей Женю. Простите, если оторвали вас от чего-то важного, но у нас инструкции, по-другому мы не могли поступить. Если это действительно мама Женечки, мы приносим свои извинения за то, что отвлекли.