Текст книги "Хороший брат (СИ)"
Автор книги: Даша Черничная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)
Глава 11 Наша Ба
Естественно, дожидаться полудня не стала. Покинула квартиру в семь утра. Поезд уходил в одиннадцать, я могла бы переждать это время в городской квартире, но встречи с Маратом, или, не дай Бог, Ярославом я хотела избежать.
Именно поэтому проснулась в шесть утра и привела себя в порядок. Потом сложила лекарства в рюкзак, подхватила чемодан и отправилась на вокзал на такси. До последнего переживала, что Марат появится на горизонте, но все прошло гладко, и я благополучно села в поезд. Через шесть часов ступила на платформу станции и оглянулась по сторонам.
Бабушка моя жила в небольшом городке. К ее дому можно попасть через небольшой лес. Несколько человек, вышедшие на станции вместе со мной, уже отправились именно туда, и я, ускорив шаг, побежала за ними, держась на расстоянии.
С Ба мы виделись не часто. Она всю жизнь прожила в этой деревеньке и проработала фельдшером на скорой до самой пенсии. Папа вырос здесь, но бывал редко.
Хотя…он и в нашем доме бывал редко.
Я же обожала Ба и само это место и радовалась, когда ребенком родители отправляли меня сюда на лето. Южный город казался мне настоящим, чистым. Я не боялась замарать руки и помогала бабушке с хозяйством, на огороде. А после бежала плескаться в местном море, к которому можно пройти прямо из бабушкиного дома. Странно, но именно в этом месте я чувствовала себя, как дома.
Этот городок далек от курортного, потому что сюда редко приезжают отдыхающие. Последний оплот цивилизации, не затоптанный туристами.
Открыв калитку, я вошла во двор и крикнула:
– Ба! Бабушка!
Никто не ответил, поэтому я зашла в дом.
Жилище Ба по-деревенски классическое и далекое от городского понимания. Мазаная хатка с несколькими комнатами, маленькая кухня и удобства, которых практически не было.
– Татуся! – бабушка вышла из комнаты и, пока я снимала обувь в коридоре, подошла и крепко обняла меня. – Деточка, ты какими судьбами тут? Хоть бы предупредила, а? Я бы пирожочков напекла с капусткой.
– Ба, знаю твои пирожочки! Я после них ни в одни джинсы не влезаю, – я даже смогла выдавить смех.
Уставший, надломленный, как и я.
Бабушка, мудрая женщина, скептически осмотрела мой потерянный и растрепанный внешний вид, цыкнула языком и скомандовала:
– А ну-ка мой руки и за стол! И как ты только дошла сюда, даже ветром не сдуло!
– Я сама кого хочешь сдую! – с вызовом сказала я, но больно урчащий живот поторопил. Я спешно помыла руки и села за стол в ожидании, когда меня покормят.
– А то я не вижу! Ты как тут оказалась? Что-то я машины Андрея не вижу, – бабушка выглянула в окно и направилась к холодильнику.
– Папа в экспедиции, а меня, вот, попутным ветром принесло, – сказала я как можно беспечнее.
– Татуся, не шали. Сердце мое старое и слабое, – бабушка сходу начала давить на больное.
Она достала из холодильника все: борщ отправился греться на плиту, колбаса и сыр оказались передо мной, как и огурцы с помидорами.
– Ба! Ну куда столько? Мне же плохо будет, – я с улыбкой наблюдала за тем, как она суетится на кухне.
– Это мне сейчас плохо будет от твоего вида. Рассказывай.
Ба поставила передо мной тарелку борща, а сама села напротив и уставилась в ожидании рассказа.
– Просто соскучилась. Папа занят, а я решила немного пожить у тебя.
– Чушь собачья! – воскликнула бабушка.
– Ба! – воскликнула я.
– Не бабкай мне тут! Приехала и впариваешь какую-то белиберду! – Бабушка никогда не лезла за словом в карман. – Выкладывай давай и лучше начинай сразу с того места, когда появился мужик.
– Откуда ты знаешь? – удивилась я, даже ложка выпала из рук.
– Ты наверное удивишься, но я вообще-то тоже когда-то была молодой. Так что, Татуся, хорош мне тут зубы заговаривать, и начинай.
Смысла врать бабушке я не видела, тем более, что в планах осесть здесь на какое-то время. Да и не привыкла я от нее утаивать секреты.
Моя история параллельно с поеданием борща оказалась короткой. Несколько дней страданий, ведро слез, один мужчина, который меня разочаровал, одна ангина и новое одеяло, которое я оставила в квартире (не пропадать же добру?), и бесчисленное множество моментов отчаяния, а история заняла каких-то десять минут.
Бабушка охала, ахала, потом вынесла вердикт:
– Мужики козлы все-таки. Правильно сделала, что приехала.
– Угу, – кивнула я и отставила пустую тарелку в сторону.
Бабушка тут же пододвинула блюдо с нарезкой, от которой я не стала отказываться. Появился бешеный аппетит, поэтому я с удовольствием ела все, что мне давала Ба.
– Ничего, откормлю тебя!
– Бабушка, я вешу пятьдесят килограмм, согласно ИМТ-калькулятору – это идеальный вес для моего роста.
– Брешет твой калькулятор, чай, батарейку надо менять, – Ба отмахнулась, а я не смогла сдержать искренней улыбки. – Что делать-то дальше будешь?
– Не знаю, Ба. С дипломом экономиста могу устроиться куда угодно, на любое предприятие. Даже помощником руководителя могу пойти.
– Разберемся, – улыбнулась бабушка и полезла за вареньем.
Глава 12 Год спустя
Год спустя
Обычная среднестатистическая жизнь умещается в три коробки.
Вот живет человек, горя не знает. Просыпается, ходит на работу, ругается с соседями, сетует на цены в местном супермаркете. И не догадывается, что все, что после него останется – три гребаные коробки размером 60х40х40 см.
Я сидела на коленях и аккуратно складывала вещи в пресловутые картонки. Как учил папа – шов к шву, аккуратными квадратами сворачивала джинсы. Рукава на футболках убирала внутрь и формировала такие же квадраты правильной формы. Этот короб пойдет на благотворительность. Отдельный короб с обувью отправится туда же, куда и первый – в основном это ботинки и кроссовки, самые удобные и самые практичные.
Книги, журналы, блокноты с наработками, памятные сувениры – это в последнюю коробку, которая отправится на чердак. Там будет покрываться пылью и паутиной несколько лет, пока наконец кто-нибудь не решится подняться за воспоминаниями, больше не причиняющими боль.
В сухом остатке – средства личной гигиены, которая на то и личная, что принадлежит конкретному человеку и пользоваться ею может он один. Дезодоранты, бритвы и прочее покидают пределы ванной комнаты и оседают на дне урны.
Лишь парфюм с легкими нотами свежести и бушующего моря я поставила на свою полочку. Раздвинула несколько баночек духов и посреди батареи женских ароматов расположила один единственный – мужской.
Вряд ли буду открывать его и наслаждаться. Он просто должен там быть, понимаете? Чтобы я могла помнить, что он где-то рядом. Не осязаемо, но близко.
Сегодня я похоронила отца. Он был молод, ему бы радоваться жизни, что, впрочем, он делал всегда. Но у судьбы другие планы. Болезнь пришла внезапно. Без предупреждения ворвалась в нашу жизнь и начала кружить в ней все, что старательно возводилось, холилось и лелеялось годами. Так бывает.
Он сгорел слишком быстро, оставив после себя три коробки.
Моя жизнь уместилась бы и в меньшее. Так уж вышло, что я знаю, сколько места она занимает – один чемодан среднего размера. Именно с ним год назад я приехала к Ба.
Сидя на коленях посреди небольшого домика, в котором мы жили вдвоем с отцом, я складывала квадратами его вещи. Сегодня отвезу эти коробки в церковь. Их дальнейшая судьба мне неизвестна и, положа руку на сердце, не интересна.
В моем окружении не так уж много дорогих сердцу людей. А теперь стало на одного меньше. Так уж вышло, что они все постепенно покидают меня.
Сначала мама, переехавшая из нашей семейной квартиры после развода с отцом.
Потом брат. Злобный старший сводный брат, который растоптал меня, а после еще и высмеял. В «сказке» моей жизни ему была отведена роль прекрасного принца. Правда практически сразу выяснилось, что до принца ему далеко. Он оказался обычным безжалостным колдуном, который возомнил себя вершителем человеческих судеб.
Я доверилась ему, обманулась, а он уничтожил меня, превратил в ничто.
Теперь моя опора и поддержка – отец – оставил меня навсегда.
Я закрыла коробку, откусила зубами ленту широкого скотча и прилепила его на картон, окончательно замуровав вещи отца.
В нашем небольшом домике тихо, даже часы не отвлекали. В небе прокричала чайка, наверняка пикируя вниз и подхватывая из воды неудачливую рыбешку. Мы жили на берегу моря. Отец продал квартиру и купил дом по соседству с Ба. Так мы окончательно отрезали себя от прошлого. Забыли, стерли.
И что теперь делать одной? Не сказать, что в нашем доме очень много места: пара спален, гостиная и кухня с санузлом. Нам хватало. Отец часто отсутствовал, месяцами был в командировках. Я привыкла одна, но не настолько… радикально. Не было страха, лишь полнейшая растерянность и непонимание.
Поднять коробку оказалось очень тяжело, поэтому я встала и начала толкать ее ко входу. Одна, вторая. Третья – самая тяжелая – осталась стоять на месте. Попрошу Петю помочь мне отнести ее на чердак.
Присела на коробки возле входа и набрала в грудь воздуха. Глаза по-прежнему пекло, но слез в них больше не было. На сегодня лимит исчерпан. Надо подняться, обуться и выйти из дома. Загрузить все в багажник машины и увезти отсюда. Навсегда.
Наверное, поэтому сижу без движения. Подсознательно прощаюсь с вещами отца.
Неожиданный громкий стук в дверь вырывает меня из трясины горя и заставляет вздрогнуть. Сегодня я никого не жду. Может прийти Ба, но она никогда не стучит, а просто решительно толкает полотно и бодро врывается в помещение.
Медленно поднимаюсь, берусь за ручку и опускаю ее. Открываю дверь и тяну на себя. Как в замедленной съемке неспешно поднимаю взгляд: модные кроссовки, порванные джинсы, футболка, обтягивающая сильное, поджарое загорелое тело с множеством татуировок. Кажется, их стало как минимум в два раза больше. И теперь вижу ремень гитары, перекинутый через плечо, а потом и светлую макушку.
– Ну, привет, сестренка, – нагло улыбается мой сводный брат, сверкая своими зелеными глазами.
Я сильно зажмурилась. Может, привиделось? Знаю, такое бывает от горя. Открываю глаза и наблюдаю всю ту же уверенную улыбку-ухмылку.
Какого черта московский мажор приехал на мою территорию?!
Не произнеся ни слова, с силой захлопываю дверь перед его носом.
Глава 13 Дверь
– Карасик, я, конечно, догадывался, что ты будешь рада меня видеть, но чтоб настолько… – усмехнулся парень с улицы.
Я щелкнула замком и прислонилась спиной к двери. Теперь точно не войдет. Приложила руку к груди, где бешено билось сердце. Внутри поднималась волна злости. Какого хрена он приехал к моему дому? Вторгся в мое личное безопасное пространство? Я старательно воссоздавала его целый год.
– Катись отсюда! – крикнула зло.
Оттолкнулась от двери и прошла на кухню, набрала полный стакан воды и жадно выпила ее.
– Не могу. Меня укусил гусь. Мне нужна медицинская помощь, – немного помедлив, сдавленно проговорил он..
Вода фонтаном полилась из носа, из глаз брызнули слезы. Откашлявшись, я вернулась в коридор и через закрытую дверь спросила:
– Какой гусь?
– Белый, – беспечно ответил он из-за двери. – Интересно, а бывают черные? Знаешь, вообще-то, я думал это стая уток. А когда один из них зашипел, кинулся на меня и укусил, я сразу понял – гусь.
Что. За. Бред. Он. Несет???
– Мажор. Ехал бы ты в свою Америку, – фыркнула я и закатила глаза.
– Не могу, я только оттуда. А, ну и меня гусь укусил, не забывай.
Он веселился там что-ли? Что за веселый тон? Его никто не ждал тут так-то.
– Скажи спасибо, что тебе на пути встретился гусь, а не Ба, а то одним укусом бы не отделался, – гусь его не спугнул, может хоть испугается бабушки?
Господи, о чем я думаю?
– Так, Карасик, давай пускай меня, а то придется дверь выносить.
– Заткнись, Ярик, и уматывай отсюда.
Я решительно развернулась и пошла в свою комнату. Сколько мы не виделись с Ярославом? Около года, точно. Какого хрена его принесло сейчас? Вот не виделись и не надо было начинать. У меня аллергия на Туманова.
И тахикардия.
Я взялась за голову, прислонилось спиной к стене и съехала по ней.
Жила спокойно целый год, не вспоминала его. Вру. Вспоминала, конечно. Часто. Даже слишком. В основном, представляла, как опускаю его голову в унитаз и победоносно смеюсь. Или выливаю ему на голову ушат помоев.
А что, ему можно унижать меня, а мне надо подставить вторую щеку? Хренушки. Прошли времена, когда я влюбленным взглядом заглядывала ему в рот. Потом все закончилось слишком быстро и болезненно для меня.
Неожиданно раздался резкий треск, хруст и звук упавшей… двери!
Фурией вылетела в коридор и увидела картину маслом: бедная несчастная дверь лежит на полу и мой названный братец поднимается с нее.
– Сорян, – бросил он мне и начал отряхиваться.
– Т-ты. Ты че? – я вылупила глаза и нервно хватала ртом воздух.
– Капче, – Ярослав перекривил меня и нажал пальцем на нос, как на кнопку.
– Офонарел совсем? – отмахнулась я от его руки. – Ты мне дверь сломал!
– Делов-то, – пожал парень плечами.
Внутри переключился тумблер, поэтому я с яростным криком кинулась на парня и начала по-девичьи лупить его ладошками. Поначалу Яр прикрывался руками, а потом перехватил меня за запястья. Я продолжила избиение уже с помощью ног. Брыкалась как дикий хорек, не меньше. Парень был значительно выше меня, я пыталась причинить ему боль, но, судя по его выражению, максимум вызывала дискомфорт.
В какой-то момент Ярославу надоело это все и он с рыком тряхнул меня, заглянул в глаза и задал важный вопрос:
– Ты не знаешь, у гусей есть бешенство? Мне нужно делать прививку?
Очередной бредовый вопрос немного осадил меня.
– У гусей нет, а вот у меня очень даже! – выплюнула я ему.
– Ну, ты тогда не кусай меня, лады?
Туманов по-прежнему держал меня за запястья, а я прерывисто дышала. Внимательно смотрела ему в глаза – смешинок в них становилось все меньше, пока в конечном итоге они не исчезли полностью, оставляя после себя интерес, вперемешку в чем-то другим. Это было очень похоже на желание, учитывая то, с какой жадностью он окинул меня взглядом от босых ног, коротких шорт и черной широкой футболке, под которой не было белья.
Сканирующий взгляд поднялся выше и зацепился за черную ленту, опоясывающую голову. Я забыла ее снять после сегодняшних похорон. Ярослав рывком притянул меня к себе, и я больно впечаталась носом в его каменную грудь. Он заключил меня в плотное кольцо крепких объятий и сильно сжал.
– Мне жаль, – хрипло проговорил мне в волосы.
Я замерла от неожиданного контакта с парнем и давно забытого тепла его тела. Когда-то давно он давал мне его слишком много. Я хорошо помню, чем все закончилось.
Тогда впервые в жизни отец ради меня вернулся из командировки с другого конца света. А я… мне хотелось забыться, исчезнуть, будто меня никогда не было. Даже коробок не хотелось оставить после себя.
И причиной этому стал он – мой сводный старший брат, так нежно и трепетно обнимающий сейчас. Все это обман, иллюзия, не больше.
Каким-то чудом я просунула руки между наших плотно прижатых тел и решительно оттолкнула.
– Тебе пора, – отступила на два шага и обхватила себя руками, пытаясь вернуть телу тепло.
– Шутишь? – наигранно весело сказал он. – Я проехал полмира, чтобы что? Быть съеденным гусем и отправленным обратно?
– Откуда мне знать, зачем ты приехал? – я пожала плечами как можно спокойнее и попыталась унять бешеное сердцебиение.
– Я приехал в гости. Никогда не был в твоей деревне.
– Это не деревня, а город, вообще-то, – я вскинула бровь.
– Скажи это вон тем гусям, – Туманов аккуратно выглянул из дома и посмотрел на калитку, за которой стая пернатых следила за нами.
Ждали Ярослава, наверное.
– И тебя никто не звал в гости, – я была заведена и решительно настроена выпроводить брата, наглейшим образом ворвавшегося в мою размеренную жизнь.
– А вот это, между прочим, неправда. Твоя мать настоятельно рекомендовала мне приехать сюда, – сказал Яр и наклонился, чтобы поднять дверь.
– Зачем? – удивленно спросила я.
– Творческий кризис хорошо лечится новой обстановкой, – беспечно ответил он, поставил дверь возле проема и стряхнул с джинс невидимые пылинки.
– Так у тебя творческий кризис? – удовлетворенно спросила я и даже улыбку растянула.
– Типа того, – ответил он и обернулся на меня.
Мы испепеляли друг друга взглядами, но подойти никто не решался. Так и осматривали друг друга, пока во дворе не раздался грозный голос Ба:
– Где этот ирод? – Бабушка шла от калитки и испепеляюще смотрела на брата.
Ярослав посмотрел на меня непонимающе, потом снова на бабушку, которая, идя к нам, не переставала выкрикивать ругательства.
– Это по твою душу, – довольная собой сказала я и с улыбкой ждала кары небесной в виде Бабы Капы.
Глава 14 Кто ответит за гусей?
Целый год я слонялся по чужой стране в поисках…
Себя? Высокопарно.
Музы? Лживо.
Счастья? Это настолько приторно, что не может быть про меня.
Я уехал через неделю после Наташи. Как я и хотел, она исчезла из моей жизни. Исчезла, но забрала с собой часть меня. Целый год я пребывал в пограничном состоянии.
Размытой субстанцией существовал день ото дня: работал, знакомился, общался, сближался, расходился, но мыслями всегда был с ней.
Мать Наташи, Алла, сразу сообщила, что девушка перебралась к бабушке. Уже через десять минут я знал ее адрес, точный маршрут и расстояние, которое нужно преодолеть. А также знал все заторы на пути, стоянки по дороге и погоду в ее задрипанном, Богом забытом городе на окраине страны. Хотя его и городом-то можно назвать с натяжкой.
Она променяла свою жизнь в Москве на эту дыру. Из-за меня. Я заставил, вынудил ее уехать. У нее были перспективы, она могла добиться любых высот, но из-за меня перечеркнула свое будущее.
Толку от того, что я знал, как добраться туда? Приеду, и что дальше? Что скажу ей?
Какие слова смогут вернуть меня на год назад и остановить? Больно треснуть подзатыльник и ткнуть носом в грядущую ошибку?
Марат пытался. Не сильно. Знал – это бесполезно, потому что, если я что-то задумал, буду переть, как танк.
Я уехал и целый год жил один. Как затворник, закрылся в арендованной квартире. Не прельщали ни заграничные удовольствия, ни фальшивые улыбки. Переваривал, перемалывал каждое слово и каждую эмоцию. Анализировал, делал выводы. Много говорил с матерью, которая давно простила отца и даже начала строить новые отношения.
А потом запутывался и начинал сначала.
Так продолжалось много месяцев, пока я, наконец, просто не разжал руки и выпустил из них все, что душило, перекрывало живительный кислород и катастрофически мешало жить.
Не скажу, что сразу стало легче. Мои ошибки никто не отменял, они никуда не делись и не испарились.
Просто перестал ненавидеть. Я не имел никакого права на ненависть.
Я не обязан любить мать Наташи, или воспылать к ней теплыми чувствами, но я обязан, хотя бы ради своего отца, уважительно относится к ней. Тем более, что она вела себя вполне достойно, никак и никогда себя не скомпрометировала.
Наташа права – люди расходятся, такое случается, и я не маленький мальчик, чтобы болезненно реагировать на развод родителей.
Шел к этой мысли полгода. Следующие шесть месяцев варился в персональном адовом котле, который собственноручно повесил над костром. Метался между желанием броситься к Наташе и воспоминаниями о ее ненавидящем взгляде, который она бросила на прощание.
Не знаю, сколько бы еще времени я решался сделать что-то, пока однажды, среди ночи зазвонил телефон. На экране высветилось имя:«Алла. Жена отца»
– Слушаю? – ответил я хрипло, тут же прокашлялся и сел в кровати, начав растирать глаза.
– Ярик? Прости, я забыла про смену часовых поясов. У тебя ночь, да?
Алла нервничала, голос дрожал и вот-вот был готов сорваться. Меня это напрягло. Значит, что-то случилось, просто так эта женщина никогда не звонила мне.
– Милая, перестань, тебе нельзя нервничать, – послышался позади голос отца.
Совсем недавно я узнал, что жена отца ждет ребенка. Кажется, это стало шоком не только для меня, но и для них.
– Я в порядке, Коль. Принеси мне воды, пожалуйста, – сказала Алла, отправив моего отца подальше.
– Алла, что у вас случилось? – не выдержав, спросил я, возможно грубее, чем хотелось бы.
– Ох, Ярик, – вздохнула женщина и все-таки всхлипнула: – отец Наташи… он… он умер, Ярик. Я ведь сразу заметила ваши взгляды друг на друга. Не знаю, что произошло между вами, и уверена, что тогда, год назад, она уехала из-за тебя. Но, Ярослав, если ты хоть что-то испытываешь к моей дочери, хоть самую малость, то… Она там одна, понимаешь? Практически одна…
– Я понял, понял, Алла, успокойся.
Через час я сидел в аэропорту Майами и бронировал автомобиль в России. Как ни старался успеть на похороны, не получилось. Я опоздал. Потом эти гребаные гуси-утки и дверь, которую я разнес, не рассчитав силу.
И девушка, к которой я испытываю такое количество разнообразных чувств, что не разобрать их суть. Хотя кому это надо вообще? Мне – точно нет.
Знаю, что умираю без нее. Медленно скатываюсь в губительную пропасть. Теперь же тоска, ежедневно раздирающая мое нутро за тысячи километров от нее, исчезла. Меня переполняет щенячья радость просто от того, что вижу ее, могу коснуться, вдохнуть родной, до боли в груди знакомый запах.
Смотрю на Наташу и не могу сдержать улыбку.
Красивая. Господи, какая она красивая.
Действительно светловолосая голубоглазая фея. Наташа набрала несколько килограммов, округлилась в стратегически важных местах. Стала настолько сексуальной, что во рту моментально собралась слюна, а в паху заныло. Шорты аппетитно обтягивают попу, грудь сочная, налита, я даже больно прикусил губу, чтобы остановить поток разыгравшейся фантазии. Все это так идет ей и сочетается идеально.
– Это ты мне гусей гоняешь? – спросила женщина лет семидесяти, в соломенной шляпе и смешном халате в яркий подсолнух, важно уперев руки в бока и испепеляя меня взглядом.
– Простите за них, я отбивался, как мог. Нападение было спланировано целой группировкой, – ответил ей спокойно.
– Ты кто таков будешь? – допрос с пристрастием. Осталось лампу мне в рожу засунуть.
– Ярослав, – старался отвечать ей уважительно.
– А-а-а, москвич, значит, пожаловал? – прищурившись и ехидно улыбнувшись, скорее констатировала, чем спросила, она.
– Так точно, – ответил я и даже подобрался.
Ну, приехали, Яр, ты еще честь ей отдай или челом ударь.
– Он уже уезжает, Ба, – спохватилась Наташа и собралась выталкивать меня из небольшого дома, в котором, по всей видимости, жила с отцом.
– Я вообще-то только приехал. И как раз искал место, где можно остановиться.
– Катись калачиком отсюда, Туманов, ясно? Тебе тут не светит ничего! – Наташа пылит, аж рукой закрыться хочется.
А я, придурок, но кайфую от этого. Значит, не прошло у нее ничего. Болит до сих пор, вижу по глазам. И это хорошо. Пускай лучше болит, чем пустота. А боль… я вымолю у нее, заслужу, выстрадаю. Что угодно пусть готовит мне, любые испытания, только пускай не перестает так смотреть. Меня прет от ее эмоций и красоты.
– Татуся, ша! – бабуля – божий подсолнух – авторитетно гаркнула на Наташу, а выровнялся по струнке я.
Опасная женщина. Опасная, но явно авторитетная в этой небольшой, теперь уже чисто женской семье.
– Татуся? – растянувшись в идиотской улыбке, переспросил я. – Какая прелесть.
– Заткнись! – Наташу несет, тормоза давно разнесло к чертям, но бабуля снова включает главную.
– Ты пасынок Аллы? – спрашивает она и я моментально киваю.
Баба, именуемая Капой задумчиво сканирует мои кости, внутренности и ауру, кажись, даже в прошлую жизнь заглянула, а я стою, боясь шелохнуться. Ясно, что от ее решения сейчас зависит моя жизнь. Как она скажет, так Наташа и поступит, поэтому стараюсь не отсвечивать, держу морду кирпичом.
– Значит-ца так. Ты, – бабушка тычет пальцем в меня, – ставишь дверь и идешь за мной, а ты, – снова пальцем в сторону Наташи, – Татуся, валерьянки выпила и выдохнула. И что это за коробки? Миши?
Наташа кивнула, а Баба Капа склонила голову на бок, а потом медленно выдохнула. За напускной серьезностью скрывается обычная женщина, которая сегодня похоронила сына.
Пока я пытался присобачить дверь, Наташа разговаривала с бабушкой и косилась на меня, а я на каждый взгляд лыбился, как идиот. Кое-как водрузив дверь, услышал в спину:
– А теперь, Ярик, красный пряник, а ну-ка давай отнеси коробки на улицу и положи в багажник.
Я тут же подхватил одну коробку и понес ее в сторону старого седана, по всей видимости, принадлежавшего Наташе, а потом пошел за второй. Пока переносил их, Баба Капа проводила беседу с Карасиком. Когда я хотел вернуться в дом, она взяла меня под руку, сунула мне гитару и пожитки, с которыми я сорвался сюда, и сказала:
– Остановишься у меня. Заодно расскажешь свою версию событий.
Умная женщина. Умная, но, вполне возможно, мстительная.
– С удовольствием, – улыбнувшись, ответил я и последовал за ней, бросив тоскливый взгляд на дом, в котором осталась Наташа.
