Текст книги "Милана Грей: полукровка [СИ]"

Автор книги: Даша Кудрявцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

Кто говорил, что в экстренных ситуациях открывается второе дыхание? Какое второе, мне не хватало кислорода для первого!

Поняв, что убежать – не вариант, я завернула в какую-то комнату. Ходить было невыносимо больно. За мной оставались кровавые следы, тогда я, спрятавшись за столбом, повыдергивала большие куски стекла из ног кровь хлынула сильнее. Пришлось разорвать подол платья, перемотала ступни чтобы не оставлять некоторое время алых пятен на полу. Оглядевшись, я поняла, что нахожусь в классе темного волшебства. В кабинет зашел маг, я прижалась к столбу, шевеля губами. «Пожалуйста, пожалуйста…». В спину меня ударил кусок разлетевшегося мраморного столба. Нужно было перемещаться, я ринулась под учительский стол.

– Девчонка, победившая черного мага, – сквозь зубы проговорил мужчина. – Я тебе дал эту славу, я и заберу! – крикнул он и махнул палочкой в сторону стола.

Я вскочила и ослабила удар: «Бэк». Но мне все равно пришлось отбежать. Заклинание ударило в стол, и он, проехавшись, влетел в стену и треснул. Треснул большой, толстый дубовый стол, которому, казалось, ничего не страшно.

– Да пошел ты! – крикнула я и использовала заклинание «Айдам».

Затуманив его зрения на пару минут, я перебежала в кладовку учителя. Из класса донеслись проклятья, а потом крики: «Бомбс», «Бомбс»… Грохот, треск, а потом голова деревянного человека выбила дверь в кладовую. Я шмыгнула к шкафу. Прижимаясь спиной к задней его стороне, затаила дыхание. Стук сердца бил по ушам, он громыхал, я могла поклясться, что маг тоже слышит это частое громкое сердцебиение.

– Ты глупая, – спокойно начал мужчина, медленно шагая по комнатке. Его шаги эхом разлетались по маленькой кладовой. – Жертвуешь собой из-за девчонки, которая все равно не выживет. Если я тебя сейчас не убью, то ты так, долго не проживешь, думая только о других, – слова спокойно лились из его уст. Злость, обычно наполнявшая его голос, исчезла. После каждого предложения он делал паузу и прислушивался. – Хотя, сколько тебе? двенадцать? тринадцать? А ты так отважно борешься. Но очень глупо, необдуманно… Могла бы стать бездушной, ты бы ему понравилась, – его слова били меня словно плетью. Я стиснула зубы, подавляя злость. – А еще больше ему бы понравилась твоя душа.

Во мне все взорвалось, и я почувствовала, как ненависть бежит по венам. Адреналин взбудоражил кровь. Я вылетела из-за шкафа. «Окаменей!» – выкрикнула я, взмахнув палочкой. Маг послушно застыл.

– Бездушные сломали мне всю жизнь, лишили родителей. Я никогда, никогда даже думать об этом не буду! Слышишь?! – кричала я, идя на мага, мечтая выместить всю ненависть на нем.

– Слышу, – уголки его губ поползли вверх. «Откинься», – взмахнул палочкой маг, и я влетела в шкаф, за которым недавно пряталась. – Глупая, не все заклинания так просты, чтобы их можно было так просто украсть.

Я сползла по сломанным полкам на каменный пол. Меня тошнило, а в глазах все закружилось. Только сейчас я заметила, как тут холодно. Бледный дым шел изо рта, которым я глубоко и жадно глотала воздух.

Я встала на карачки. На губах соленый, металлический вкус крови. Маленькая алая капля упала с губ и ударилась о пол, казалось, с такой силой, что я на мгновение оглохла от грохота, рухнула. Холод пола у виска держал меня в сознание. «Откинься!» – крикнул маг, и я снова влетела в изуродованный шкаф, тот затрясся. Спина жутко заболела. Лежа на полу, я видела, словно сквозь туман, как маг идет ко мне. Он оттолкнул ногой мою волшебную палочку и нагнулся надо мной. Я тяжело повернула лицо к нему, его губы растянулись в ухмылке. Он выпрямился и ударил кулаком по шкафу. С оставшихся полок все рухнуло вниз. С грохотом на меня свалились книги, и в ногу вошел кусок деревянной полки, я закричала от боли. «Бомбс!» – крикнул маг, пол подо мной подорвался, я подлетела и перевернулась. Кусок полки задел шкаф и порвал мне кожу, я опять закричала. Слезы застелили и без того мутный взор.

– Милана! – послышался голос Оливера в дверях. Громче его слов я слышала свое дыхание, словно находилась в дешевом акваланге под водой на глубине нескольких километров.

– О, защитник, – усмехнулся мужчина.

Он взмахнул палочкой. Я прокляла себя из-за бесполезности. Я не могла пошевелиться и уже почти ничего не видела.

– Не смей поднимать руку на моего брата, урод! «Айдам!» – крикнул Фред, ворвавшийся в комнату.

– Милана, – подлетела ко мне Оливия.

Она дотронулись до меня. Ее руки были ледяными. «Бомбс!» – крикнул Оливер, и послышался звон, треск и громкий хлопок. Что-то тяжелое рухнуло на пол.

– Оливия, достань палочку, – приказал Оливер.

Боль все сильнее и сильнее расходилась по телу, взрывалась в голове и заглушала другие звуки. Сердцебиение, дыхание – все затихло. С пола меня подняли, и я почувствовала тепло через грубую ткань пиджака. В голове произошел последний взрыв, и все исчезло.

Я позволила себе проваливаться во что-то мягкое, обволакивающее. Я как будто очень сильно хотела спать и, вот, наконец, легла в теплую мягкую постель и заснула…

Глава 14

Я очнулась в идеальной тишине, попыталась чем-нибудь пошевелить, чтобы убедиться, что жива, но тело отказывалось меня слушаться. К удивлению, никакой паники. Голова еще была не в состоянии размышлять, так что вместо того, чтобы испугаться, я была спокойна, неестественно спокойна. Первое, что я почувствовала, это то, что на ноги что-то придавливает. Заскрипела дверь, и сразу же тяжесть с ног пропала.

– Нашел? – спросила девушка.

Оливия. Ее голос был сонным и усталым, а еще тихим-тихим. Я потянулась к ней, не руками, а мыслями. Именно она сможет вытащить меня отсюда, из искусственного спокойствия.

– Да, – ответил ей Оливер.

Послышались его шаги и шум чего-то ехавшего, колес… вроде велосипеда. Голоса

Оливера и Оливии были последним, что я слышала перед потерей сознания, и первым, что услышала, приходя в себя. Мне очень хотелось открыть глаза. Я почувствовала, как холодные тоненькие пальчики взяли меня за руку, это дало мне сил, но хватило их только на то, чтобы дернуть рукой.

– Милана, Милана, – звала Оливия, еще крепче сжимая мою руку. Ее голос стал громче.

Я стремилась к ней, и сознание обрело власть над телом. Тело! Мышцы ужасно болели, все болело. Я сразу же распахнула глаза, свет ударил по ним. Я лежала на диване в комнате дяди Джеймса, рядом на стуле сидела Оливия с красными, опухшими глазами. У двери стоял Оливер, его прекрасная белая рубашка и пиджак были в крови.

– Оливер, у тебя кровь, – хрипло прошептала я. Это звучало так жалко и тихо, что я была уверена, он меня не услышал.

– Да-а-а, – протянул он, проводя по засохшим пятнам рукой. – Милана, прости, я должен уйти, а то Фред один не справится, – он стиснул челюсти, провел по мне взглядом и вышел.

– Оливия, – начала тихо я. – Ты так ждала этого бала, а тут… Еще и меня пришлось спасать,

– сказала я, а потом сделала вывод: – Глупая я, одни проблемы со мной.

– Дура ты! – заплакала Оливия. – Мы так за тебя переживали. Мы чуть с ума не сошли.

Когда нам Эван сказал… – подруга шмыгнула носом. По ее щекам, не переставая, текли слезы, а голос дрожал. – А когда мы увидели кровавую дорогу… – Оливия зарыдала сильнее. – Дура ты!

Сорвавшись с места, она упала мне на ноги. От удивления мои глаза широко раскрылись.

Я действительно дура! Я хотела положить ей руку на плечо, как-то утешить, но рука не шевелилась, и мне было очень стыдно.

– Оливия, – только и прошептала я.

Подруга села. Ее изящные ручки были так сильно сжаты в кулаки, что ногти оставляли розовые следы на ладонях. Она стряхнула слезы, и поспешила встать.

– Я пойду скажу, что ты пришла в себя, а то… – Оливия запнулась, – твой дядя волнуется.

Дядя? Откуда она знает, неужели Джеймс сказал? Волноваться уже было поздно.

Я вспомнила про велосипед:

– Велосипед забери.

Оливия остановилась в дверях и развернулась:

– Какой велосипед? – удивленно спросила подруга.

Я посмотрела туда, где недавно стоял Оливер. Велосипед, который он вкатил, оказался инвалидным креслом.

– Никакой, – выдавила из себя я.

Оливия вышла. Я непонимающе смотрела на инвалидное кресло, а потом меня затрясло.

Я схватилась за ноги: на месте, если это так, то зачем кресло?! Ужасные догадки терзали мою голову.

В комнату вошла Оливия, следом за которой влетел Джеймс:

– Я что, зря тебя из зала выталкивал?! – сходу начал упрекать он.

– Давай ты просто скажешь, что я плохая?

– Да, – сказал дядя и, приподняв, обнял меня. – Как ты?

– Согласно 51 статье конституции – я имею право не сообщать о себе никакой информации.

Джеймс вопросительно посмотрел на Оливию, она пожала плечами и сказала:

– Я же говорила, с ней не все в порядке.

Я вздохнула:

– Хорошо я, только все болит.

– Естественно. Столько синяков, ссадин, крови, – сказал дядя, понижая голос. – Я приглашу медсестру.

– Не надо.

Я попыталась встать, чтобы доказать что со мной все в порядке. Мало того, что далось мне это тяжело, так еще, как я только встала, сразу же рухнула обратно на диван. Ступни невыносимо заболи, словно я встала на острые ножи, и они разорвали всю кожу. Раны щипало и жгло.

– Ай, ступня! Две! Ай! – завопила я, чуть ли не плача от адской боли.

– А что ты думала, побегаешь по стеклу, и ничего не будет? – спросил Фред, стоявший в дверях.

– Я походить хотела… – проныла я, часто моргая, надеясь сдержать слезы.

– Теперь пару денечков сможешь максимум ездить, – слабо улыбнулся Фред, подкатывая инвалидное кресло к дивану. В любой ситуации он находил тему для шуток. – Рад тебя видеть живой, малолетка.

– Я тоже тебя рада видеть, – пробубнила я. – Мне бы переодеться, – сказала я, рассматривая разорванное, прилипшее к телу платье.

– Оливия? – позвал Джеймс.

– Да, – отозвалась она. – Милана, я тебе помогу.

Джеймс пересадил меня в кресло, и Оливия выкатила его из комнаты. Меня выводило из себя отсутствие полной самостоятельности. Меня до трясучки бесило, что я не могу сама, на ногах перемещаться.

– Не нравится мне это кресло, – ударила я по подлокотнику.

– Потерпи немного, пару денечков, пока что-нибудь другое не придумаем, – успокаивала меня Оливия.

– Как управлять этой штукой?

– Крутить колеса.

Я крутанула колеса, выезжая из-под рук Оливии. Зависимость от ржавой железяки меня не подбадривала, особенно когда меня кто-то вез. Как назло, лестницу я не могла преодолеть самостоятельно, и мне пришлось остановиться.

– Подожди, я кого-нибудь позову, – сказала Оливия и взлетела по ступеням.

Я позавидовала ей черной завистью. Вскоре подруга вернулась с Денисом и Эриком. Они подняли кресло наверх вместе со мной. Наблюдая за трусящимися ручками Эрика, я могла бы поклясться, что они меня уронят, и я свалюсь с лестницы и сломаю шею. Но обошлось без этого. Злая и расстроенная, я поехала в спальню, через гостиную.

«Простите, спасибо», – вместо меня сказала ребятам Оливия и поспешила за моим разваливающимся «способом перемещения». Она помогла мне въехать через порог в коридор.

– Я ванну налью. Возьми одежду и все что надо в спальне. Только, аккуратней, смотри, чтобы швы не разошлись, – сказала она и упорхнула в ванную комнату. «Швы? Какие ещё швы? Как мне что-то зашивали, я не помнила, да и не чувствовала.

Я въехала в пустую спальню и, взяв вещи, сложила их на колени. Не успела я углубиться в размышления о том, какая же я идиотка в кресле на колесиках, как вернулась Оливия.

Оно вкатила меня в отдельную ванную комнату и вышла. Подъехав к наполненной ванне, от которой шел легкий пар, я расстегнула платье, начала его снимать, но прилипшая ткань отдиралась больно и с кровью. Я стиснула челюсти и, глубоко вдохнув, спросила себя вслух: «Ну и как я его сниму?» – а потом перекинула ноги, держась на трусящихся руках, и залезла в ванну прямо в платье. Вода окрасилась в бледно-красный цвет. Платье было уничтожено: остатки подола едва прикрывали ноги, шов у молнии порвался, однаединственная лямка еле держалась. Я аккуратно, не спеша отлепляя каждый клочок одежды, сняла мокрые, разорванные лохмотья. Попрощавшись с великолепным платьем, я решила осмотреть свои раны. Как только я коснулась ступни, пульсирующей от боли, сразу же обнаружила кучу царапин, отсутствие кожи в некоторых местах и один шов. Моя попытка походить не осталась бесследной: одна из ран слегка кровоточила. Под слоем мокрого бинта, сокрушенно висевшего на икре, был еще один шов, заклеенный большим пластырям, который я намерилась отклеить, несмотря на болезненность процесса. Рана, как мне показалось, была неглубокой, но, когда я напрягала ногу, нитки неприятно тянули

(А когда я столь мерзкое ощущение еще и представляла: рану, зашитую нитками с черной, засохшей на ней кровью…), дотрагиваться даже до пластыря было очень больно. Мой бедный друг – висок был снова зашит. Спина была расцарапана, а свежие синяки покрывали все тело. Я аккуратно смыла оставшуюся засохшую кровь с тела, лица и волос, и полезла на свое долбаное кресло обратно. Только когда я уже оделась, вспомнила про свою волшебную палочку и, спеша, с грохотом выкатила из ванной.

– Оливия, – звала я, катясь по коридору, заглядывая в открытые двери. – Оливия, черт возьми, где ты?! Оливия! Где моя волшебная палочка?

Подруга устало вышла из спальни, достала из кармана черную волшебную палочку и вернула ее мне.

– Я вниз хочу.

– Попроси ребят, – сказала Оливия с полузакрытыми глазами и зевнула.

– Ладно, прости. Я плохая.

– Денис, Эрик, нам бы кресло спустить! – крикнула она.

– Хорошо, – откликнулся из гостиной Денис.

Оливия, тяжело шагая, зашла в спальню и с грохотом плюхнулась на кровать. Ребята с легкостью спустили меня, я поблагодарила их и покатила вдоль коридора.

– Эван? – спросила я, увидев стоявшего у окна парня с костылями. Он обернулся, его лицо было усталым и обеспокоенным.

– Вот, поиграл в героя, – сказал он, грустно улыбнувшись, и постучал костылем по гипсу.

– Да… – протянула я. – Я вот тоже.

Я подъехала к окну и оторопела от изумления, увидев фиолетовый отблеск над вершинами крыш.

– Что с небом?!

– С ним все в порядке, – грустно ответил Эван. – Это купол.

– Купол? – переспросила я.

– Да. Купол, защищающий школу. Никто не может пройти через него, – Эван прервал объяснения, окидывая взором небосклон. – И выйти из-под него тоже, – он громко вздохнул.

– Каникулы отменяются, – подытожила я.

– Каникулы… – протянул тихо Эван. – Учителя не могут связаться с правительством района, да и вообще ни с кем, а темные маги не уходят, их даже больше стало. Они ищут…

Никто не знает, когда мы отсюда выберемся.

Аллея пустовала, пугающая тишина царила по всей школе. Я вздрогнула. Что-то ужасное ждало нас всех, я это чувствовала.

– Где все?

– Кто где: кто помогает медсестре, учителям, ученикам, кто приводит в порядок школу.

Молнией озарила меня мысль, я вспомнила про Дашу и Мису.

– Где Даша, Миса? – испуганно вскрикнула я.

– В палате у медсестры.

Я покатила по коридору так быстро как могла. В главной палате было много народу, но панически оглядев всех, я сразу же нашла затылок Мисы. Еле проехав между озабоченных учеников, наезжая некоторым на ноги неуклюжей коляской, я добралась до конца комнаты и спросила у первокурсницы:

– Миса, где Даша?

Девчушка подняла на меня глаза, ее щеки были мокрые от слез. Я ахнула, и схватилась за подлокотники. У Мисы был ужасный вид: лицо побледнело, и стала хорошо видна голубая вена, не переставая пульсирующая; опухшие, грустные глаза, покрасневшие от слез; покусанные, синие губы; синяки под глазами и трясущиеся, красные от холода руки.

– У медсестры. Ей вытаскивают стекла.

У меня перед глазами промелькнули воспоминания, как Даша едет по полу, собирая осколки и оставляя алый след, я вспомнила ее окровавленное платье, вспомнила, как почти без сознания Эван вел ее подальше от зала.

Я с грохотом въехала инвалидной коляской в дверь каморки медсестры. На двери остался темный след колеса. Уверенная, что Даше там и ей плохо, я стучалась, била в дверь кулаками, но мне никто не открывал. От бессилья у меня полились слезы. Она там, я нужна ей, ей больно!

– Милана, – ахнула Диана, я отвлеклась от невинной двери (точнее, руки от усталости рухнули вниз), обернувшись к черноволосой подруге. – Что с тобой? – спросила она. Его глаза были широко раскрыты, и, разговаривая со мной, она смотрела не в глаза, а на инвалидное кресло.

– По стеклу пробежалась.

Диана облегченно выдохнула и села на койку с белой простыней, на которой стояла аптечка и коробочка с баночками.

– Давай тебе протру раны? Они так быстрее пройдут. Иди сюда.

– Иди, – себе под нос повторила я. – Бегу.

Я поджала губы, посмотрев напоследок на дверь, и подъехала к больничной койке. На все согласна, лишь бы поскорей избавится от этой развалюхи на колесиках. Я подняла правую ногу на кровать, стянула шерстяной носок, Диана протерла ступню ваткой, смоченной в спиртовом растворе чистотела. Раствор имел острый неприятный запах, а еще и жег.

Щипала каждая, даже самая маленькая, ранка. Потом я подняла за штанину левую ногу, сняла носок и получила от Дианы за отклеенный пластырь на икре, который остался валяться в мусорной корзине в ванной. Это не было самой адской болью, которую я испытывала за всю свою жизнь, но я смертельной хваткой вцепилась в холодное колесо инвалидной коляски, чтобы отвлечь себя от желания отдернуть ногу. Диана протерла мне вторую ступню, протерла рану на ноге, потом заклеила новым пластырем и перебинтовала ее заново, так же она протерла мне висок и спину. По мокрым, холодным кляксам на спине пробежали мурашки.

Мрачный день мчался по-сумасшедшему быстро. Я помогала Диане, а потом просто подбадривала всех в палате. Вначале, когда я ездила всем по ногам и врезалась во все, что только можно было, меня преследовала слава неуклюжей, но когда я уже разобралась с этой чертовой тележкой, стала пользоваться хорошей славой. Анекдоты у меня быстро закончились, а вот тем для разговора была куча. Пессимистов было мало, и вскоре дух всей палаты был поднят. Пару раз приходила Оливия, Оливер, Оливер с Фредом, опять Оливия и Оливер, ругались и заставляли пойти отдохнуть, но я категорически отказывалась слечь и признать свою слабость – этого я ни в коем случае не хотела делать. Каждый раз, вспоминая проигранное сражение, я злилась на себя так же, как на первом уроке темного волшебства. Меня раздражала моя же слабость. Но занятость отвлекала меня от пожирающей злости и спасала от глупых мыслей.

Глава 15

На следующий день я решила поговорить с учителем Темного волшебства:

– Мистер Блек Фаст, – позвала я, въезжая за ним в класс.

– Милана Грей, если то, что вы намереваетесь мне сказать, действительно стоит моего внимания, то у вас есть, – учитель отвлекся от сбора раскиданных по столу бумаг на серебряные наручные часы, – семь секунд. Шесть. Пять.

– Я бы хотела вас кое о чем попросить, – сказала я, пропуская его из класса. – Не могли бы вы провести для меня дополнительные занятия на каникулах?

– Эван Прус, где? – спросил учитель у быстро и неуклюже костылявшего старосты «Б» класса.

– У директора, мистер Фаст, – ответил Эван, не останавливаясь (нужно заметить, что он на своих костылях двигался быстрее, чем я на инвалидном кресле).

– Милана Грей, вас не устраивает объем знаний, что я даю вам на уроке? – спросил учитель. Он развернулся и пошел за Эваном. – Уж, простите, не думаю, что вы способны изучать по 2–3 заклинания за урок.

Он, широко шагая, шествовал к кабинету директора, а я, отказываясь сдаться даже несмотря на его прямолинейные намеки, спешила за ним.

– Все устраивает, мистер Фаст, – сказала я, быстро прокручивая колеса инвалидной коляски. – Просто я не считаю, что в следующий раз смогу выстоять в сражении с темными магами.

Учитель Темного волшебства резко остановился. Я схватила колеса, останавливая железную рухлядь. Проскользив по ладоням, резиновые шины обожгли руки. Блек Фаст грациозно развернулся. Оглядевшись вокруг, он решительно подошел ко мне.

– Милана Грей, – произнес учитель сквозь зубы. Он склонился над коляской, уперевшись вытянутыми руками в подлокотники, заставив меня убрать с них руки. Я вжалась в спинку кресла, плечи напряглись. Смелости не хватало посмотреть ему в глаза. – При встрече с бездушным вас спасет только везение, а его в нашей школе не преподают. Я советую вам воздержаться от совершения глупостей и, наконец, оценить по достоинству силы бездушных, чего не сделали ваши покойные родители.

Мистер Фаст так резко встал, что коляска зашаталась. Он запахнул явно сшитую не по его размеру епанчу, которая служила ему теплым плащом в холодные зимние и осенние дни.

Его грозный черный силуэт скрылся в тени неосвещенного тусклым светом коридора. Мои руки со всей силой сдавливали ободки колес, а сжатые челюсти дрожали. Его слова ударили в самое яблочко моей слабости. Я выпустила накопившуюся внутри злость на невинную стену, ударив ее со всей силы кулаком. Глубоко дыша, я медленно успокаивалась, позволяя кулаку сползти по холодному камню вниз.

– Милана Грей? – спросил незнакомый голос позади.

Я резко обернулась, опустив руку. В утренних сумерках, облокотившись об стену и скрестив ноги, стоял парень с черными длинными до плеч волосами, серыми глазами, низкими бровями, делающими его взгляд туманным и задумчивым, словно покусанными губами и бледной кожей. На черной в темно-серую полоску футболке блестел серебряный крест на шнурке. В общем, ничем не примечательный ученик высшей школы волшебства, как мне показалось. Не дождавшись ответа, он уверенно направился ко мне:

– Так тебя зовут, да?

– Да, – резко ответила я. Во мне еще все бурлило. – А что, тоже хотите сказать, что мои… – у меня все внутри вздрогнуло, – покойные, – я сглотнула, избавляясь от горького привкуса этого слова, – родители совершили глупость, отказавшись перейти на сторону пожирателя, или что они зря бились за свой выбор? – воскликнула я и, желая избавиться от невоспитанного парня, развернулась и поехала вдоль по коридору в больничное крыло.

– Нет, ни в коем случае, – поспешил за мной он. – Мои родители погибли по похожей причине, – при этой фразе его голос звучал глухо, последнее слово он будто прошептал.

Его беда нашла отклик в моей душе, это и заставило меня остановиться.

– Простите, – попросила я.

По школе гуляла тишина и уныние, они словно холодный ветер пробирали до костей. Я вздрогнула, когда посмотрела в безлюдную глубь коридора, и обняла себя за покрытые мурашками обнаженные руки. Вся эта атмосфера, слова учителя, да еще и этот парень – все портило это утро.

– Ничего, – ответил он, стоя в пяти шагах от меня. – Я, наоборот, хотел помочь.

– Кто вы?

Я его не знала. Он меня заинтересовал, но я недоумевала, зачем ему это. А если честно меня привлекала не его желание помочь, а его горе.

Парень выпрямился, поднял голову и, протянув мне прямую руку вниз ладонью, представился:

– Коннон Гримм, ученик третьего курса «В» класса.

Третий курс, значит, мы виделись. Я быстро начала перебирать в голове уроки, что вел директор. Коннона я вспомнила по его друзьям – девушке с короткими темными волосами и голубогоглазому Мичилу. В одиночку я его никогда не видела, только в компании друзей, но не потому, что они всегда вместе, а потому что он, наверно, очень редко выходит из секции «В» класса или просто я никогда не обращала на него внимания… не знаю.

Я взглянула ему на руку, но жать не стала.

– Третий курс? Вряд ли вы мне сможете помочь мне, – сказала я и поехала дальше.

– Поверь мне, я изучаю Темное волшебство не первый год, – поспешил за мной он.

Я развернула кресло. Все-таки Коннон меня заинтересовал, а свое нежелание с ним общаться, я свалила на настроение, которое мне испортил Блек Фаст. Эх, почему я так просто всем доверяю? Меня удивляла его настойчивость. Видимо это его сильно интересует.

– Зачем тебе это?

– Как я уже сказал, у меня есть свои причины ненавидеть бездушных.

– Но от меня тут нет никакой помощи.

– Нету, но почему бы не помочь тебе?

– Подозрительно, но я согласна, – сказала я и пожала Коннону руку.

Его очень крепкое рукопожатие и хруст моих пальцев привели меня в удивление. Какойто он странный. Я так думала не потому, что его рука посильнее моей будет, нет, это тут не причем. Все в нем противоречило: он был нелюдим, но смог меня легко уговорить; имел мрачный вид, но у него были, на мой взгляд, совершенно нормальные друзья; он предложил мне безвозмездную помощь, но рукопожатие выдавало его жесткий характер.

– Обсудим? – предложил он, не скрывая самодовольной улыбки.

Коннон пригласил выйти на аллею. Вздрогнув от предвидимого холода, я укуталась в мягкий, упавший с плеч плед и выехала на подтаявший снег, пряча кеды под покрывало.

Мы нашли место, скрытое от ненужных глаз и ушей в полупустой аллее. Коннон облокотился об дерево, скрестил руки и начал говорить так, будто давно уже все придумал:

– Мистер Блек Фаст имеет ко мне некоторое доверие, и я не думаю, что ему понравится то, что я тебе помогаю. Чтобы не возникло слухов и подозрений, я предлагаю тренироваться ночью в саду за школой…

– Но как? – перебила я. Коннон не обратил на это никакого внимания и, перебив, продолжил:

– Хотя, главные ворота закрыты… Нет, я, конечно, знаю как выбраться в сад. Есть одно место. Что у тебя с ногами?

Инвалидное кресло как-то не вписывалось в его план. Не скажу же я ему, собравшемуся меня учить заклинаниям от темных магов, что катаюсь на инвалидной коляске только изза того, что пробежалась по стеклу. Лучше промолчу насчет этого.

– Это ненадолго.

Коннон равнодушно оглядел меня в инвалидной коляске и продолжил:

– Я не хочу брать количеством, возьмем качеством и эффективностью, – сказал он, а потом через выдержанную паузу добавил: – Если ты что-то знаешь или узнаешь, то расскажи мне это.

Он не имел в виду заклинания. «Как мне самой хотелось узнать больше», – подумала я.

Коннон посмотрел мне через плечо и, отпрянув от дерева, попрощался:

– Еще увидимся. Пока, – сказал он и поторопился меня покинуть.

Я обернулась: ко мне шли Оливия, Фред и Оливер. Оливия щурилась, пытаясь разглядеть быстро удаляющегося Коннона.

– Кто это? – спросила она, подойдя. Фред смотрел ему вслед, а Оливер подозрительно рассматривал меня.

– Да там… – протянула я.

– Ладно, – сказала Оливия, взглянув на прячущуюся за стеной тень моего нового знакомого, она перевела на меня взгляд и сообщила: – Тебя медсестра ищет.

В последнее время мне стало казаться, что я плохо знаю свою подругу и, каждый раз ожидая от нее любопытных расспросов, ошибаюсь.

Она взялась за железные ручки и повезла меня в больничное крыло: тут я уже не сопротивлялась и даже не ворчала по этому поводу. Мои мысли были слишком заняты, чтобы сейчас еще и спорить с подругой о том, что я самостоятельно могу добраться куда захочу.

Мы шли по внутреннему коридору, когда услышали громкие возмущенные голоса в кабинете директора. От неловкости мы остановились и переглянулись. Оливия сорвалась с места и отправилась к большим дверям с фениксом.

– Оливия, – тихо позвала я, пытаясь схватить ее за руку. – Ты чего?

– Оливия, нехорошо, – сказал Фред.

– Если вам нравится быть в неведение, то пожалуйста, – ответила подруга и примкнула ухом к двери.

Оливер пожал плечами и подошел к Оливии, но ухо прикладывать не стал. «Блин», – буркнула я и подъехала к ним. За мной последовал Фред.

– Мы не знаем, как долго еще придется сидеть под куполом, – громче обычного говорил раздраженный Блек Фаст, – и как долго он сможет простоять.

– Мы подвергаем опасности всех учеников, надо что-то делать, – на этот раз голос уже был Джеймса.

– Но у нас нет уже другого выбора, – тихо проговорил мистер Волд. Его голос был усталый и туманно доносился до нашей стороны двери.

– Есть… – громко начал учитель Темного волшебства.

– Мы знали, на что подписывались, когда приняли ее в школу, – перебила его мадам Рул.

– Мы обещали. Мы не имеем права бросить ее! Она такая же ученица, как и другие девушки нашей школы.

– Но не за каждой ученицей охотятся бездушные … – напомнил учительнице видоизменения мистер Хангриус. Его слова свистели, словно у него во рту был палиц или его деревянная курительная трубка.

– Мадам Рул права, – вмешался директор. – Мы знали, что это может случиться. Мы ответственны за ее жизнь, жизнь ученицы высшей школы волшебства № 2.

– Она еще и года не проучилась, – грустно сказала Елизавета Греми. – Мы даже не думали, что они обнаружат ее так быстро.

На этих словах я почувствовала на себе чей-то изучающий взгляд и повернула голову назад. Фред смотрел на меня то ли испуганно, то ли удивлено. Я возмущенно помотала головой, догадываясь о причине столь пристального внимания. Я открыла рот, чтобы возразить, но меня отвлекли громкие всхлипы:

– Бедная девочка, – дрожащим голосом промолвила Изабелла Флор. – На ее юные плечи обрушилась такое… – мадам недоговорила и зарыдала.

– Она не глупая, но годы берут свое: неосторожность, наивность, – сказала мадам Греми.

Ее голос переместился после пару четких шагов. Мадам Флор громко высморкалась и чуть притихла.

Мистер Фаст громко цокнул, я могла поклясться, что он еще и закатил глаза. Как жало человека, который не знает сострадания и не уважает чужие чувства. Но не может же быть, что в мире не существует человека, на которого Блек Фасту, даже с таким жестким характером, не наплевать.

– Я знаю многих, кто, узнав, встал бы на ее сторону! – вмешался Эван. По одновременному громкому стуку костылей, я догадалась, что он встал, даже вскочил со стула.

– Молчи, герой! Тебе сломанной ноги мало? – воскликнул Блек Фаст.

– Эван, мы не можем подвергать учеников опасности, – спокойным голосом перефразировал директор слова учителя Темного волшебства.

– Ну, а что тогда делать? – поник Эван. Судя по резкому звуку, изданному чиркнувшими по полу костылями, он сел.

– Будем ждать, – ответил Эльбрус Волд.

– Чего? Чуда? – сорвался Джеймс.

– Мистер Логон, – только и сказал директор.

– Простите, мистер Волд, просто я не хочу, чтобы пострадала она или кто-то еще.

– Будем ждать помощи.

– Мистер Волд, не будем обманывать себя. Министерство ничего не сделало, когда мы сообщили о нападении бездушного на учеников, хоти они знают, что у нас в школе учится Полукровка.

Я покосилась на Оливию, она только примкнула ухом ближе к двери.

– Мы даже не успели им сообщить, – тихо сказала мадам Греми.

– Совет министров в страхе перед бездушными, да что там совет, сама королева в страхе! – вмешался Блек Фаст.

– Дадим им время, – бессильно выдохнув, сказал директор. – Собрание окончено. Всем спасибо.

Оливия и братья Вармент сорвались с мест, но вовремя вспомнили про меня, мало скоростную. Громкие шаги разгневанного учителя Темного волшебства приближались, подкидывая дрова в огонь, который назывался «страх быть замеченными». Фред подхватил коляску за ручки и, громыхая по неровностям каменного пола, повез меня прочь от двери. Мы умчались далеко, за два поворота от коридора, ведущего к роскошным дверям с фениксом, и только потом остановилась. Оливия рухнула на деревянную лавку и, держась рукой за грудь, глубоко дышала. Фред согнулся и пытался восстановить дыхание. Оливер, жадно вдыхая носом воздух, облокотился о стену и сполз по ней на пол.