Текст книги "Милана Грей: полукровка [СИ]"

Автор книги: Даша Кудрявцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)

Глава 20

– Я конфет принес, – громко прошептал Оливер за ширмой.

– Я тоже пару нашел. Ливи, хочешь? – спросил Фред.

– С вареньем хочу, – прошептала она. Её голос был невероятно прозрачным.

В глаза била белизна и чистота комнаты. Впервые, очнувшись, я не хотела двигаться, хотелось опять заснуть. Как бы я не мечтала, но больничные ширмы не скрывали меня от мыслей и яркого холодного света. Несмотря на близкие голоса, я впервые очнулась наедине с собой, и, казалось, вместе со мной сразу же пробудились мысли. Я винила себя, но никогда бы не поменяла свое решение. Единственное, от чего бы я отказалось, это от нужды выбирать. Я потратила много времени, чтобы представить, что было бы, если я сделала другой выбор, но почти ничего бы не изменилось. Много путей на гору, а вид с горы всё равно одинаковый. У меня было два пути, но на вершине меня ждала одна и та же боль.

Послышался шорох оберток и скрип койки. Пружины громко заскрипели под чьим-то весом.

– А можно и мне?

– С добрым утром, Коннон, – сказала Оливия.

– Милый носик, – съязвил Оливер.

– Спасибо, тебя тоже неплохо раскрасили.

Раздался очередной шелест и хлопок конфеты об пол. Коннон тихо нагнулся за сладостью, заскрипев кроватью. Громкий шелест и сладкое смакование.

Я сжалась клубочком и, не чувствуя тепла тела, накрылась с головой одеялом, заставляя себя снова провалиться в безликий мир сновидений. Легкость и никакой боли в теле. Мне не было страшно умереть. Я жаждала спрятаться.

* * *

У Коннона был сломан нос, и из больницы он сбежал буквально на следующий день. В первый раз, когда я его увидела уже вне больницы, нос у него был ровнее обычного и шикарно смотрелся на бледном лице.

* * *

Фред не был сильно поврежден, но все свое время до выписки брата он проводил в больничной палате. После того случая с Оливером он боялся расставаться с ним надолго, даже медсестра не могла его выкурить из больничного крыла. Фред прятался от мадам Ли под койками, за ширмами, залезал в палату через окно, даже один раз попытался пройти сквозь стену, но у него застряла пятка, и вытаскивали его из стены всей школой.

* * *

– Стойте! – завопил Оливер, когда медсестра протянула руки, чтобы вправить ему сломанный нос.

– Вы же только медсестра. Вы уверены, что умеете чинить нос? – волновался за брата Фред.

– Милана так часто у меня бывает, и каждый раз с новым диагнозом. Я на ней уже весь медицинский справочник натренировала, – ответила медсестра и снова потянулась к сломанному носу.

Я никак не среагировала на её шутку и продолжила без особого интереса наблюдать за происходящим.

Оливер схватил Лилу Ли за руки и с совершенно серьезным, испуганным лицом спросил:

– Вы нос когда-нибудь людям вправляли?

– Так, хватит! – ударила по рукам Оливера медсестра. – На счет три вправляю. Раз, – проговорила она, положив руки на нос Оливеру, и он заойкал. – Я ещё ничего не сделала.

– Да, простите.

Оливер глубоко вдохнул и громко выдохнул. Фред любопытно наблюдал за мадам Ли, сидя прямо напротив неё и Оливера, чтобы удобней было все видеть. Мадам Ли начала считать, и он заинтересованно открыл рот. Не досчитав до трех, медсестра вправила Оливеру нос. После громкого хруста, чуть вскрикнув, Оли схватится за него.

– Убери руку, – приказал брату Фред. – Убери, не видно же. – Оливер послушался. Его глаза выдавали мольбу об оценке. – Боже! – закричал испуганно Фред, и Оливер вздрогнул. – Да он… он… Да он идеальный!

Оливер облегченно выдохнул, даже не ответив брату на издевку. Фред расхохотался над лицом брата, а Оливия потянула Оли за рукав, чтобы он повернулся и дал ей оценить работу мадам Ли. Медсестра довольная собой, прошествовала в каморку.

У Оливера помимо сломанного носа были многочисленные ушибы и ожоги от защиты на двери, в которую он влетел, и выписали его почти самым последним из нас.

* * *

Оливию пару дней не покидала слабость, и хорошее настроение проходило мимо неё.

Она недолго пролежала в больнице, но тот роковой день она запомнит навсегда. Ещё долго при мимолетном упоминании о первом утре нового года она вздрагивала, улыбка пропадала с её лица, а по глазам, казалось, что она снова и снова переживала тот день.

* * *

Даша тяжело восприняла новости о сестре. Она корила себя за все, хоть её никто и не обвинял. Её родители сразу как смогли забрали домой, и больше я её не видела. Перед уездом она дала мне прочесть записку Мисы, которую нашли у неё в кармане. На бумаги нервно плясала темно-фиолетовая волна:

« Прости меня, прости. Я давно решила. Я с самого начала знала, что должна так поступить в этой ситуации. Прости меня, прости, что не сказала раньше, ты бы попыталась меня переубедить. Я всегда слушалась тебя и испугалась, что не смогу пойти против твоих слов и в этот раз. Прости меня, если можешь, прости. Мне очень страшно умирать, но это спасет всех, это отложит освобождения Пожирателя душ хотя бы на время поиска новой Бладмикс. Я хочу, чтобы ты и родители жили без страха. Моя жизнь ничто по сравнению со счастьем моей семьи и всего измерения. Прости меня, прости и попроси за меня у всех прощения. Из-за меня столько людей пострадало, и столько людей были готовы биться за меня… Скажи им спасибо. У меня была великолепная жизнь. Спасибо и прости меня».

Под наивной внешностью Мисы скрывалась умная и героическая душа. Зная, что портал откроет только свежая кровь, она пожертвовала собой. Она всегда бегала за Эваном и

Дашей не потому, что с ней никто не дружил или кто-то заставлял её это делать, а потому что они были единственными, с кем Миса могла не скрывать, кто она, и не чувствовать себя лгуньей. Я понимала, почему она так поступила, но была уверена, что можно было найти другой выход, но уже поздно… Она бы стала замечательной женщиной-магом.

* * *

Я долго восстанавливалась со своей сломанной ногой, неуспевающим нормально зажить виском, сотрясением мозга и ножевым ранением в живот. А рана в душе ещё дольше не заживала.

Я столько думала над своим решением, что вскоре наткнулась на новые вопросы:

«Почему отец не забрал меня из детдома? Почему он, оплакивающий смерть мамы, встал на сторону убийц?» Меня предали, и я чувствовала себя никем. Я не могла злиться на него, и вскоре, просто потеряла доверие к людям. Я вернула свою стену, прикрывающую мои мысли и скрывающую меня от чужих эмоций, я вернула себе длинную челку.

Одиночество, вечные рассуждения губили меня, но я не хотела возвращаться. Наверно, я эгоистка и просто боюсь, что меня предадут или я заставлю себя испытывать уже хорошо знакомую боль. Мне было уютней одной, вдали от чужих взглядов и обвинений.

Второе полугодие пролетело в учебе, в которой я старалась забыться. Кроме Блек Фаста, все учителя меньше спрашивали меня, меньше требовали – жалость меня бесила, и урок

Темного волшебства вскоре стал самым любимом предметом. Свободное время от учебы я заполняла книгами из школьной библиотеки, лишь бы не было времени на причиняющие боль мысли.

Любые праздники я избегала, в том числе и свой день рождения. Мне совершенно не хотелось праздновать тот день, когда я появилась у отца, которого собственноручно убила. Утром 13 апреля у меня поднялась температура, и, хоть она быстро спала, я предпочла провести весь день в пустой школьной больнице. Нераскрытые подарки я свалила в коробку к новогодним безделушкам и задвинула вглубь шкафа.

Глава 21

Поезд, покачиваясь, мчался по бесконечным рельсам. Первый день лета набирал обороты, выталкивая долго не приходившую весну солнечными лучами. А я, наблюдающая через стекло за сменяющимися пейзажами, чувствовала себя медленно угасающей весной. Неловкость в плацкарте сменилась веселым гулом близнецов Вармент, пытавшихся разрядить обстановку. Я слушала песни, играющие во всем вагоне, которые ставила ведущая с очень приятным голосом, заполняющая паузы между треками совершенно глупыми разговорами.

Здешняя природа мне стала родной, красивой и понятной. Меня бесконечно очаровывало поле за окном с нежно голубыми и белыми цветами. Оно напоминало небо, упавшее на землю, по которому разгонял волны свежий ветерок.

Гул утих, когда Оливер и Фред вышли на своей станции (не совсем на своей. Их родители сейчас гостили у каких-то знакомых, так что братьям тоже пришлось отправиться туда).

Оливия взглянула на меня просящим, ждущим взглядом, но я сделала вид, что не заметила его, смотря в окно. Она достала толстый журнал из сумки и оставшуюся дорогу перелистовала острые страницы изящными пальцами. Было бы обидно, если хрупкие пальцы пострадали из-за журнала мод.

На платформе, усеянной встречающими, где меня и Джеймса ждала Лиса, я с Оливией попрощалась холодным «пока», и мы разошлись.

Глава 22

Две недели я корила себя за смерть отца, две недели мне потребовались на то, чтобы понять, что я убила не своего отца, а бездушного – Джеймса Грей.

Следующие месяцы я выпала из жизни, морально умерла. Это время я выкинула из головы, вырезала из памяти, по тому, что в каждой моей мысли жил он, тот, кого я боготворила, тот, кто безжалостно предал меня. Я потеряла доверие к людям, ведь меня продал родной отец, продал за такое… Я не могла его понять, как ни старалась. В грустных фильмах отцы никогда не оставляют дочерей одних, но, видимо, у нас другой конец, и пора перестать сравнивать жизнь с кино.

Я не могла ненавидеть его. Помимо того, что он был бездушным пытавшимся убить моих друзей, чуть не убившим меня, он был моим отцом, подарившим мне жизнь. Я была обязана ему жизнью, и эта благодарность не давала ненависти прописаться в моем сердце. Я всей душой хотела ненавидеть его, но никак не получалось.

В тринадцать лет девочки мечтают о мальчиках, даже не встречаются с ними, а только мечтают, мечтают о маминой косметичке и о красивом платье. В четырнадцать девочки борются с приоритетами, с предрассудками общества, а я давно уже это пережила, и моя война со всем миром превратилась в обычную жизнь. Я в последние месяцы своего тринадцатилетия и в первые месяцы четырнадцатилетия мечтала лишь провалиться сквозь землю, пропасть и боролась только с собой.

Колеса кареты стучали по каменному асфальту. «Я не увижу своих друзей три месяца», – осознала я. Внутри что-то кольнуло. Меня словно водой обдали: я бы погибла, если не друзья. Жалко, что поняла я это не так рано, как хотелось им и в данный момент хотелось мне. Спасибо верящим в меня друзьям, для которых никогда не наступит «поздно». Я поняла самую важную вещь в жизни: я дура, но ради них я готова исправиться.

Оливия Стоун, Оливер и Фред Вармент, спасибо, что вы есть, и не только у меня, а у всего мира.