Текст книги "Милана Грей: полукровка [СИ]"

Автор книги: Даша Кудрявцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

Глава 6

– Вы обещали все рассказать, – наконец решилась сказать я, убирая сумку на верхнюю полочку, чтобы не смотреть в глаза Джеймсу.

Мистер Логон наблюдал за пробегающими белыми пейзажами, домиками в дали и темным лесом, делая вид, что он не слышит меня.

Сердце как будто сжали со всех сторон. Дышать было на удивление легко, но сами легкие казались наполненными пылью и камнями. Мысли причиняли боль, но я хотела все узнать. «Сейчас я жертва, меня надо жалеть, а не себя, мистер Логон», – подумала я, наблюдая, как он старается закрыться от меня молчанием.

– Вы со мной не разговариваете… – проговорила я. Мне сейчас требовалась его поддержка, а он молчал. После небольшой паузы я продолжила: – Вы же сами сказали, что долго ждали. Почему бы не рассказать сейчас? – тихо спросила я.

Мистер Логон молчал, его взгляд опустился на край окна, и он явно уже давно не рассматривал пейзажи.

От попытки сдержать себя от крика или от слез, от повисшего молчания мне стало жарко.

Я сняла куртку и перчатки, которые купила в городке около школы. Положив вещи рядом на сидение, я взглянула на Джеймса Логона. Он молчал. Он просто игнорировал меня. Я пыталась сдержать дыхание, но оно становилось все чаще. Рука, вцепившаяся в теплую ткань, задрожала, и я сорвалась:

– Да обратите на меня уже внимание! – крикнула я и кинула первое попавшееся в бледное отражение лица учителя на стекле.

Перчатка ударилась, и поползла по стеклу вниз. Мистер Логон смотрел в окно, не реагируя на окружающее. Я закрыла лицо руками, упершись локтями в ноги.

– Пожалуйста, – еле слышно прошептала я перед тем, как сдаться.

– Все не так просто, – спокойно сказал учитель.

Я подняла голову: он все так же смотрел в окно.

– Мне тоже сейчас непросто, – призналась я и повернулась к окну. Говорить о своих чувствах вслух нам сейчас двоим было тяжело.

– Да, прости, – сказал он и посмотрел на меня. Мистер Логон встал, чтобы закрыть дверь в купе. – Я, наверное, начну с самого начала, – он сел и начал рассказ. – Твои родители были знакомы с детства, они жили по соседству, учились в одной средней школе, вместе поступили в высшую школу волшебства, в которой ты сейчас учишься, вместе были зачислены в Б класс. Алиса и Джейсон всегда ходили вместе, у них было много знакомых, но самыми лучшими друзьями они были только друг другу. Джейсон постоянно был на ее стороне, а она на его, хотя он был и не всегда прав. Знаешь, твоя мама была очень добрая и отзывчивая… – Джеймс замолчал на пару секунд, видимо вспоминая маму, какой она была. – Но мне повезло стать их другом, – он улыбнулся то ли от гордости, то ли от воспоминаний. – На 5 курсе, тогда время было смутное, – улыбка сбежала с лица учителя.

– Я задержался в городе и поздно возвращался по главной дороге, через лес, в школу. Я услышал шорох среди деревьев и решил достать волшебную палочку, на всякий случай. В шестнадцать лет я был неуклюжий. Палочка застряла во внутреннем кармане накидки, ну, то есть епанчи, как бы я не старался никак не мог её вытащить, и тогда снял епанчу, – Джеймс прервал рассказ, чтобы спросить, можно ли ему епанчу обзывать накидкой. Я кивнула, и он продолжил: – и не заметил как сзади ко мне подобрались и, прикрыв ладонью рот, утащили в лес. От неожиданности у меня все упало из рук на протоптанную дорогу. Со мной постоянно что-то происходило… – признался он, громко выдыхая. – Маги в черных мантиях держали еще двух учеников, те были младше: девочка, я знал ее, она училась на втором курсе Б класса, а парня не знал, наверно, он был из другого класса.

Джейсон подрался в баре, и возвращался с Алисой еще позднее, чем я в школу. Твои родители наткнулись на мои вещи. Мы были не так далеко в лесу и хорошо слышали их.

Джейсон умолял Алису не ходить в лес с ним, заставлял её пойти к директору. Но второкурсница укусила за руку мага, который закрывал ей рот, и закричала. Маги бегом потащили нас дальше в лес. Твоя мама, как только услышала крик, сорвалась с места.

Алиса была худенькой, с длинными светлыми волосами, она казалась беззащитной, но у нее был сильный характер, отважный… В общем, твои родители спасли нас. Мы втроем отбивались от черных магов. Вряд ли мы бы победили, если бы не подоспели учителя, позванные младшекурсниками, которых мы заставили убежать.

Я был благодарен Джейсону и Алисе и удивлен их способностям. По сравнению с ними я казался неумехой-первокурсником. После этого случая я в больнице лежал, в школьной, и они приходили ко мне каждый день. Джейсон помогал мне с уроками, которые я пропустил, а Алиса любила читать вслух, она такие замечательные рассказы мне читала… и голос у ней был легкий и приятный. Не знаю, что они во мне нашли, но мы очень сильно сдружились.

Твой отец был очень смелый, но в любовных признаниях он – трус, – губы Джеймса растянулись в ухмылке. – Я помогал ему, как только мог. Да, он с твоей мамой в первый раз поцеловался только в конце 5 курса.

Сразу после школы они поженились, и через два года родилась ты. У них к тому времени уже был свой магазинчик. Я помню, твоя мама часто пекла наивкуснейшие пироги, торты и ставила их при входе в магазин, как бесплатное угощение. Некоторые только ради них и приходили, я не был исключением, ведь обожал ее выпечку, – Джеймс рассмеялся, и я почувствовала, что улыбка коснулась и моих губ, но его лицо резко переменилось, смех затих и уступил место боли. – Одна их бывшая одноклассница предложила им присоединиться к пожирателю душ. Твои родители отказали, и тогда она решила взять их силой, но Джеймс и Алиса хорошо держались, и твой папа лишил одного темного мага пальца, как оказалось потом, он был возлюбленным той девушки-мага. И она решила отомстить, напав на твою маму, использовав заклинание «поджог».

– Ин фаер? – спросила я.

– Да. Откуда ты его знаешь? Его не проходят в школе.

Я поведала Джеймсу все: что, как и когда я видела. Он сказа, что так все и было, что я видела себя, маму, папу и Дину Логон. Пока я все усваивала, Джеймс молчал.

– Стоп! Дина Логон? Логон? – удивилась я. Может, он ошибся…

– Да, – голова Джейсона виновата опустилась. – Дина Логон – моя сестра. После того, как она подписала контракт души, мой отец решил выгнать ее, и она убила его, мою маму, и лишила меня ноги, – Джеймс задрал правую штанину, обнажив деревянный протез. Я раньше не замечала, что у мистера Логона нет ноги или что он хромает, или испытывает неудобства. Джеймс поправил брюки и сжал руку в кулак, и я поняла, что нужно медленно уводить его от темы о его сестре.

– Мама умерла в тот день? – тихо спросила я, удивившись, как у меня хватило сил это сказать.

– Нет. Огонь… эм… изуродовал все тело, лицо и приковал Алису к инвалидной коляске.

От воспоминаний об огне, я невольно начала тереть кольцевую белую полоску на запястье, оставшуюся после ожога. Джеймс посмотрел на меня и кивнул. Я с огромными усилиями убрала руку от ожога.

– Как я оказалась в детдоме?

– Я был в гостях у твоих родителей, играл с тобой, когда вокруг дома зажглось кольцо огня. Пять бездушных напали на нас. Алиса отдала тебя мне, сказала, чтобы я спрятался с тобой во втором измерении, чтобы я тебя спас. Я умолял ее передумать, говорил, что они не справятся вдвоем. Но она объявила условие, против которого я не смог пойти.

«Джеймс, если ты сейчас же не унесешь Милу отсюда и не спрячешься с ней, то я никогда тебе это не прощу», – процитировал он. – Испугался я не слов, а ее серьезного злого голоса и синих глаз, смотрящих в упор. Я отправился к ближайшему порталу и оставил тебя в детдоме, чтобы помочь твоим родителям. Я не думал, что ты останешься там надолго. Прости, Милана, – он поднял на меня глаза, полные раскаянья.

Он сидел, наполненый горем и страхом. Я положила руку ему на плечо, тем самым говоря, что я простила его, что все хорошо. Я впервые видела мужчину настолько беззащитным. Я впервые видела вечно веселого мистера Логона чуть ли не плачущим от болезненных воспоминаний. Сжав руки еще крепче в кулаки, он продолжил:

– Я сразу вернулся к твоим родителям, но было поздно, – Джеймс замолчал, сел ровно, скинув мою руку, и продолжил, смотря в окно: – Я застал горящий дом, когда твой отец выносил ее мертвое тело. Я впервые видел его плачущим. Он сидел у бездыханного тела и орал во все горло. Джейсон потерял сокровище всей своей жизни, которое он всегда защищал, но сейчас не смог спасти, – Джеймс сделал еще одну паузу, чтобы прийти в себя. Он сжал челюсти так сильно, что они задрожали. Он пытался воздержаться от нарастания боли и слез. Пара глубоких вздохов помогли ему прийти в себя. – В ту ночь я еще не знал, что потерял и его, – Джеймс еще раз глубоко вздохнул. – Твой отец погиб от горя. Он похоронил Алису сам, за домом, точнее, за его обгорелыми остатками. Джейсон провел два дня у могилы, я умолял его переехать ко мне, умолял перестать убиваться, а он молчал, просто молчал. Я умолял его продолжать жить. Я тоже страдал из-за смерти

Алисы, но желание спасти хотя бы Джейсона заставляло меня не показывать ему свою боль, я все время проводил с ним, только вечером уходил, чтобы поспать и приготовить ему поесть, хотя он ничего из мною приготовленного даже не трогал. Каждую ночь я надеялся, что приду к нему, и он согласиться уйти со мной или хотя бы скажет мне слово.

И мое желание сбылось, он заговорил со мной, но не так, как я хотел. Он навел на меня палочку и закричал на меня, что я ничего не понимаю, что он потерял то, чем дышал, что он потерял цель жизни, Алису. Он ударил меня заклинанием, и я потерял сознание. Когда я очнулся, его уже не было, он ушел, я целую неделю приходил туда каждый день, надеясь застать его там, но он просто ушел, сдался, – Джеймс потер лицо. – Потом мне пришлось сбежать из города, спасая свою семью. Я хотел остаться и перебить всех этих тварей, – сквозь зубы проговорил учитель и ударил рукой в мягкую спинку сидения. – В том году я потерял шесть дорогих мне людей: отца, мать, сестру, Алису, Джеймса и тебя.

Прости, что я не забрал тебя сразу. Я не знал, как посмотреть тебе в глаза после того, как не смог спасти твоих родителей. Я не знал, как скажу тебе, что не смог их спасти.

– Вы не виноваты, – прошептала я, но он меня не расслышал.

– Через двенадцать лет, в тот же день, когда я отнес тебя, я сидел в кафе на станции, возле того детдома… Прости меня, что я такой слабый, даже не смог тебе все сказать сразу, наврал с именем, и вообще… – сказал Джеймс.

Я не заметила, когда у меня хлынули слезы, не заметила, когда они намочили щеки. Мы с Джеймсом испытывали одну боль. Я сорвалась с места и обняла мистера Логона.

Мне нужно было все обдумать и успокоиться. Я попросила Мистера Логона взять мои вещи, когда поезд прибудет на станцию, и вышла из купе. Я облокотилась на горизонтальный поручень, прикрепленный вдоль всего вагона. За окном проплывали посеребренные поля, а в моей голове всплывал образ мамы: ее волосы, бледная кожа, хрупкая фигура…

Я не помнила лица отца и перебирала кадры, привидевшиеся мне в столовой, пытаясь уловить хоть какие-то его черты. Но только темный силуэт в тканевом плаще, высокий, широкоплечий. Я пыталась еще что-то вспомнить, но только металась от жуткой сцены к детдомовским стенам. Я испытывала глубокие, теплые чувства к людям, которых совсем недавно ненавидела.

Уже показалась платформа, люди на ней кучковались в маленькие группы по три, два человека, заглядывая в окна проезжающего поезда. Я рассматривала радостные лица встречающих, скучающие лица мужчин с табличками и усталые лица, ожидающие свой поезд. Наткнувшись на лицо светловолосой женщины, мои глаза широко раскрылись.

Мама? Я выгнулась, чтобы убедиться, но она пропала. «Привиделось», – решила я и снова поникла. Быстро я пробежалась глазами по лицам людей, стоявших перед остановившимся поездом, стесняясь признаться себе, что ищу желанные синие глаза.

– Милана, пошли, – сказал стоявший за мной Джеймс.

Все тело дернулась из-за укола реальности. Я даже не слышала, как учитель раскрыл двери купе.

Мы вышли из поезда, и я сразу повернулась в ту сторону, где видела маму. Пробегая по лицам, я только все сильнее и сильнее расстраивалась.

– Мила, – услышала я долгожданный, дрожащий голос и обернулась.

Передо мной стояла мама. Ее длинные волосы были заплетены вокруг головы. Бледную кожу и теплые глаза красиво подчеркивало длинное синие платье. По розовым щекам текли слезы. Мои ноги подкосились, но она поймала меня в теплые объятья. Если я сошла с ума, так пусть так будет всегда. Ради этого я готова, готова лишиться ума. Я прижалась к ее пылающему телу, и готова была простоять так всю жизнь.

– Я так хотела тебя увидеть. Я даже не смогла дома вас дождаться и приехала встретить.

Ты так похожа на Джейсона и Алису. Глаза, волосы … Я совсем забыла, как ты похожа на них.

Мои руки упали, и я испугана попятилась. Улыбка мамы поползла вниз. Она не понимала, в чем дело, как и я. Что она говорит? Может мне только чудится, что это мама? Я потрясла головой, пытаясь выкинуть ее образ из головы, но не получалось. Передо мной стояла испуганная мама, моя мама. Я врезалась в Джеймса и посмотрела на него мокрыми от слез глазами. Мистер Логон расплылся в моих слезах, его улыбка исчезла с лица.

– Милана, – резко развернул меня учитель, и слезы слетели с глаз. – Это Лиса. Она сестра твоей мамы, это не мама, Мила. Они сестры, – успокаивал меня он, держа за плечи, пока из глаз не перестали течь слезы.

Выбравшись из хватки Джеймса, я отошла от него. Я вытерла слезы, мокрые щеки щипали от холода. Я посмотрела на Джеймса, на ма… на Лису.

– Тетя? – спросила я.

– Да, – ответил учитель.

– Мамина сестра?

– Да, близнец.

– Тетя, родная… – перебирала я вслух. – Замечательно! – подвела итог я. – Можно вас обнять?

– Конечно, дорогая, – улыбнулась в ответ тетя Лиса.

С разбегу я обняла ее, и в душе, где-то глубоко, где всегда было пусто и темно, зажегся огонь, может, не такой яркий, как требовалось, но его присутствие грело меня. Объятья были другими: родными, но не мамиными. Я вдохнула цветочный аромат духов тети и отпрянула.

– А мне тоже можно? – усмехнулся Мистер Логон, и подошел к Лисе. Приобняв, он поцеловал ее в подставленную щечку. – Милана, твоя тетя – женщина с которой я поклялся провести всю жизнь в радости и в горе. Я с Лисой познакомился на свадьбе твоих родителей, – обнимая тетю левой рукой, Джеймс взял ее за руку, и я обратила внимание на два одинаковых обручальных кольца.

– Пойдемте, нас ждет карета, – сказала Лиса.

Глава 7

– Лиса, мы выйдем на Дырявой площади. Я хотел кое-куда сводить Милану, – сказал мистер Логон, взглянув в окно.

– Хорошо. Я покушать приготовлю, а то не успела, – призналась тетя, смущенно улыбнувшись мужу.

– И долго ты стояла на платформе?

– Не-е-е, – протянула она, мотая головой. – Часика полтора-два.

Джеймс рассмеялся, и Лиса ему улыбнулась. А я, как дура, сидела напротив и улыбалась всю дорогу, разглядывая их уже как родственников. Как бы сухо это не звучало, но мне нравилось просто сидеть и смотреть, как они привычно обсуждают свои семейные проблемы. Мне казалось, что я часть их семьи, нет, мне просто хотелось быть частью такой замечательной семьи. Так почему бы себе не позволить поиграть в «Дочки-матери» и не насладиться этим?

– Тетя Лиса, а у меня есть еще родственники?

– Нет, – тихо ответила Лиса, но, поняв, что это не тот ответ, который я ждала, сказала: – У

Джеймса есть двоюродная сестра, а у нее муж, дочка, которая, кстати, в следующем году будет поступать в твою школу. Я думаю, ты можешь считать их родственниками. Они хорошие, ты им понравишься.

Я ей улыбнулась, но получилось это совсем неискренне. У меня остались только тетя и Джеймс. Замечательно, что у меня хоть кто-то есть. И глупо ныть, ведь совсем недавно я не могла даже мечтать об этом.

– Милана, называй меня Лиса, а то это «тетя» мне не нравится. Звучит так, как будто я старая, – улыбнулась тетя.

– Милана, я тоже хотел бы тебя попросить, за стенами школы называй меня просто

Джеймс, все-таки мы не чужие, – присоединился он.

– Хорошо. Лиса и мист… и Джеймс, – поправила себя я.

Тетю называть по имени я привыкну быстро, так как только недавно познакомилась с ней и еще даже не привыкла называть ее тетей, а вот Джеймса… Его я мистером Логоном называла четыре месяца, и, к тому же, он мой учитель – переучить себя будет непросто.

Пусть это будет ему наказанием за долгое молчание. (Это не было страшным проклятьем, а всего лишь шуточным оправданием.)

Оставшуюся дорогу я все также сидела напротив и рассматривала новоиспеченных тетю и дядю. Родственники – какое замечательное слово. Так все это греет в зимний день. Я согласилась довериться мистеру Логону потому, что было нечего терять. А сейчас я мечтала, чтобы Лиса и Джеймс никогда не покинули меня.

Я плохо помнила родителей, но я помнила любовь к ним. Их нет с нами, но я горжусь ими и люблю их, я им стольким обязана… Я мечтала узнать о них все, все, что они не успели мне поведать. Хотела узнать о проказах папы, о влюбленных взглядах, посвященных маме. Хотелось такой же красивой картинки, как в рекламах или в кино. Но единственные, кто был со мной, это Лиса и Джеймс, замечательная пара, они любят меня, но все-таки они не папа с мамой.

Мы с Джеймсом вышли у уже знакомого мне фонтана. С первой моей встречи с этой площадью мало что изменилось. Дети окружили незамерзающий фонтан. Снежинки трусливо облетали цветную воду и падали на детские ручки. Движение на площади, по сравнению с прошлым разом, уже нельзя было назвать оживленным. Привычные здесь толпы людей спешили спрятаться от холода, только дети подбадривали фонтан смехом, потирая замершие руки в варежках.

Мы свернули в одну из многих узких улочек. Чем дальше мы шли, тем меньше людей нам попадалось, а за оставшиеся полпути нам вообще никто не встретился. Мы уткнулись в высокий деревянный забор: вскинув голову вверх, можно было подумать, что он упирается прямо в серое небо. Джеймс подергал пару шершавых досок и наткнулся на открученную снизу, он отодвинул ее и пропустил меня. Я влезла в дырку, и мои сапоги скрылись в снегу. Из-под снега виднелись горелые доски, еле стоявшие стены, рамы и битое стекло.

– Иди за мной, – сказал мистер Логон, с трудом вылезая из дырки в заборе, и направился к другой стороне участка.

Все тут было пропитано старостью: шум голых деревьев, скрип оторванной ступеньки, висевшей на одном гвозде на лестнице, ведущей вверх, в никуда, даже здешний хозяин – ветер ворчал, как старик.

Мы подошли к надгробной плите. «Алиса Грей», – гласил крупный шрифт на камне. Я стряхнула прилипший к буквам снег, и тогда показались другие буквы: «Мать, жена, друг и замечательный человек».

– Я сразу как вернулся в город, поставил надгробие, – объяснил Джеймс, стряхивая последние снежинки с камня.

Я вспомнила лицо мамы: молодое, веселое. Удушье подкралось к горлу, плакать уже не было сил, и я, попросив у мамы прощения, оставила Джеймса одного. Я подошла к обгорелым стенам дома и оглянулась: снег на могиле придавила красная роза, теплые лепестки обволакивал голубой холод. Я отвернулась и шагнула на обломки, торчащие изпод снега. Смотря под ноги, я вышла в центр и подняла голову. Выцветшие, обожженные обои всплыли в памяти бежевой стеной в гостиной на первом этаже. Потекший, пластмассовый детский стульчик вспыхнул воспоминанием: Я, маленькая девочка, теребила ложку в тарелке с кашей. Разбитая керамическая плитка, блеснула вкусным запахом от маминых пирогов. Я мотала головой, и все вспыхивало воспоминаниями, звуками, криками, картинками, запахами. Голова закружилась и я упала.

– Милана, – подбежал Джеймс, – что с тобой?

– Уйдем отсюда, – сказала я, не открывая глаза из-за страха, что все снова начнет кружиться. – Уйдем.

– Уйдем, уйдем, – испуганно проговорил он, поднимая меня с досок.

Я встала на ноги и раскрыла глаза. Смотря вниз, на обломки, покрытые снегом, я вышла за пределы дома и остановилась:

– Идем? – спросила я, трусливо поднимая взгляд на Джеймса, стоявшего все на том же месте.

– Да, – дядя поспешил ко мне.

Джеймс обнял меня за плечи, и мы пошли к нашим следам у дырки в заборе.

Всю дорогу Джеймс молчал, правда, я и сама не хотела об этом разговаривать. Только у дома, когда мистер Логон позвонил в дверь, я нарушила наше молчание:

– Не говори Лисе.

– Да, хорошо, – неловко ответил он.

Джеймс с Лисой жили на людной улочке, по всей территории которой приютились близко друг к другу домики. Они были совершенно разные, но все не выше двух этажей, правда, у некоторых были небольшие одинокие комнатки на третьем этаже. И ни один домик не был квадратным, все они были странно построены. Криво, неуклюже смотрелись домишки, но очень по-домашнему. Даже разнообразие цветов заставляло удивиться, какие разные люди могут жить по соседству.

Домик Логонов был двухэтажный, второй этаж был чуть меньше первого. Бледно-желтые стены, зеленая черепица, фундамент из красного кирпича, крыльцо со ступенями освещали два фонаря, свисающие с козырька под цвет крыши, белая дверь, белые рамы окон и горшки с цветами. В общем, безвкусный дом, но очень милый.

Лиса открыла дверь, и запах выпечки сразу околдовал меня.

– Милана, что с твоими штанами? – спросила она, пропуская нас в дом.

– Упала, – в общем, я не соврала, просто не договорила.

– Иди переоденься и спускайся кушать, – сказала тетя.

Что-то зазвенело, и Лиса скрылась в кухне.

– Пойдем, покажу твою комнату, – предложил Джеймс, вешая наши куртки на напольную вешалку.

Я поднялась за Джеймсом на второй этаж, он открыл крайнюю дверь и пропустил меня в комнату, оставшись в дверях. Я вошла, и мой взгляд сразу приковала большая кровать с белым балдахином.

– Лиса сама все выбирала. Не знаю, с чего она взяла, что ты любишь сиреневый… – смутился Джеймс.

– Мне нравится, – сказала я, рассматривая бледные сиреневые обои.

– Переодевайся и спускайся. – Джеймс закрыл дверь, оставляя меня одну.

Я оглянулась: комната была совсем не обжита, даже пушистый ковер на полу и три книги в шкафу не могли ничего исправить.

Я сняла джинсы, вместе с мокрым пятном они приобрели и дырку. Найдя в своей сумке другие штаны, надела их. Мокрые и рваные джинсы я повесила на спинку стула у деревянного стола и вышла из комнаты.

Сладкий запах и оживленный разговор привели меня в столовую, где за большим столом сидели Лиса и Джеймс. Как только дверь заскрипела, они замолчали и повернулись ко мне. На столе стояло три тарелки, от еды на которых шел пар.

– Я ничего вкуснее не ела, – заметила я за ужином.

– Милана, – обратилась ко мне тетя, взяв дядю Джеймса за руку. – Мы тебя очень любим.

Мы всегда мечтали о такой дочке, как ты, – я не понимала, к чему она ведет. – Мы бы хотели оформить опекунство, – каждая фраза ей давалась нелегко.

– Ты не против? – спросил Джеймс. – У тебя будет фамилия Грей, мы не будем претендовать на место родителей в твоем сердце. Алиса и Джейсон всегда будут твоими родителями, – уговаривал меня Джеймс, сжимая руку жены.

– Ты не против? – теперь спросила Лиса.

Тетя нервно поглаживала Джеймсу руку, они смотрели на меня и ждали. Я давно решила, что хотела ответить, но не могла открыть рта. Мне хотелось этого, сильно хотелось, но я не решалась ответить.

Я упала Лисе на колени.

– Я только об этом и мечтала, – призналась я и подняла голову. По лицу тети текла слеза, скатившись с щеки, она застыла на губах.

– Спасибо, – сказала тетя и улыбнулась еще сильнее, глаза сузились, и по краям показались милые морщинки.

Я встала с колен и обняла стоявшего с распростертыми руками Джеймса. Он обнял меня в ответ и, поцеловав в затылок, прошептал: «Спасибо, дорогая».

После ужины мы с тетей смотрели фотоальбом, из которого она подарила мне фотографию: я, родители, Джеймс и Лиса.

– Девочки, собирайтесь, – прервал нас дядя.

– Куда мы? – спросила я, убирая руки с альбома.

– В суд, – ответила Лиса. – Я уже отнесла все, но они требуют твое присутствие для установления личности. Еще на счет опекунства…

– Я отправил письмо, – сообщил Джеймс.

– А, хорошо. Тогда еще им нужно твое подтверждение.

– Я тогда пойду наверх, приведу себя в порядок, – сказала я и встала с клетчатого дивана.

– Давай, я тоже пойду переоденусь.

Мы с Лисой поднялись наверх и разошлись по комнатам. Я зашила джинсы, надела блузку, убрала волосы. Все таки, не каждый день в суд хожу, оделась поприличней.

Пока мы ждали карету, я смотрела вверх на падающий снег. Казалось, нет никаких проблем, кроме покалывания снежинок.

– Милана, надень капюшон, – сказала Лиса. Я вытащила руки из теплых карманов и натянула капюшон. Он пополз вниз, и мне пришлось опустить голову. – Где твоя шапка? – спросила тетя, натягивая мне капюшон.

– Нету. Я ее еще в прошлом году потеряла, – ответила я, увлеченно смахивая снежинки с челки.

– Холодно, а ты без шапки. Нехорошо, – заметил Джеймс, пряча голые руки в карманы брюк.

Мы сели в подъехавшую карету, Джеймс сунул монеты в руку кучера, и мы тронулись.

Карета привезла нас к высокому зданию с черной, гладкой облицовкой. У дверей стояла охрана, дядя сказал им, что мы по делу Миланы Грей и показал удостоверение. Два здоровяка пропустили нас внутрь.

Мы ждали в коридоре на третьем этаже, пока к нам не вышел мужчина в форме и не пригласил войти. Зал был с высоким потолком, у стены стоял большой полукруглый столкафедра, за которым сидел судья и еще два человека по бокам, звание которых я бессовестно не знала. Мы прошли пустующие лавки для присяжных заседателей, и, после того, как судья в парике разрешил нам сесть, мы заняли свои места за отдельным небольшим столом.

– Мисс Милана Грей, встаньте за трибуну, – приказал мужчина, сидящий справа от судьи.

Я безропотно послушалась. – Вы обязываетесь говорить правду и только правду, на все вопросы отвечать четко. Вы согласны с этим?

– Да.

– Документ – Свидетельство о рождении, восстановлен. Для выдачи, просим вас ответить на пару вопросов, – сказал он.

– Вы подтверждаете, что двенадцать лет жили не в этом измерение? – спросил судья.

– Подтверждаю.

– Не могли бы вы назвать имена ваших родителей?

– Алиса Грей, Джеймс Грей – мои родители, – уверенно ответила я.

– Вы подтверждаете, что вам полных тринадцать лет?

– Подтверждаю.

– Я, Юлий Смит, – начал, положив правую руку на сердце, судья, – выдаю вам документ с подтверждением данных о вас: Вы – Милана Грей, рожденная 13 апреля 1997 года в городе Санкт-Стартлайф на улице Новая, дом 23, получаете восстановленный документ 18 декабря 2010 года, – сказал судья и передал документ стоявшему сзади мужчине в форме, который передал его мне.

Судья стукнул молотком, объявив конец дела. Я села за стол. Женщина, сидящая слева от судьи, передала ему какие-то бумаги.

– Мистер и Миссис Логон, пройдите за трибуну, – попросила женщина. Тетя с дядей прошли за трибуну, расширившуюся по волшебству. – Вы обязываетесь говорить правду и только правду, на все вопросы отвечать четко. Вы согласны с этим?

– Да, – ответил Джеймс.

– Да, – повторила Лиса.

– Джеймс Логон, вы подтверждаете свое желание стать опекуном Миланы Грей? – спросил судья.

– Подтверждаю.

– Вы, Лиса Логон, подтверждаете свое желание стать опекуном Миланы Грей?

– Подтверждаю, – уверенно ответила тетя.

– Милана Грей, встаньте, – приказала женщина. И я вскочила со стула, ударившись о стол.

Деловая обстановка мне была чуждой, и расслабиться или хотя бы успокоиться мне не удавалось. Меня преследовало чувство, что я сморожу какую-нибудь глупость в самый неподходящий момент.

– Милана Грей, – обратился ко мне судья, – Так как вы не состоите ни в одном из детских домов, просьба огласить подтверждение вашего согласия, что с сегодняшнего дня, 19 декабря 2010 года, Лиса Грей, ваша тетя, и Джеймс Логон являются вашими опекунами.

– Подтверждаю.

– Все данные о семье Логон были просмотрены, судья дает разрешение на опекунство мисс Миланы Грей. Подтверждение этому вы можете забрать в администрации, предъявив паспорта, – сказала женщина.

Судья стукнул молотком, и мужчина, проводивший нас в зал суда, отвел обратно в коридор.

– Это надо отметить, – предложил Джеймс, потирая руки. Лиса ткнула его локтем в бок. – Тортиком, – объяснил дядя.

Забрав документы, мы отправились домой, где съели пропитавшийся торт, что приготовила Лиса. Джеймс, Лиса приняв душ, отправились в комнату, а я налила себе ванну.

Я сложила вещи на стульчике, и из кармана выпала фотография, подаренная тетей. Я залезла в теплую ванную. За окном была уже ночь, а снег не переставал падать, и я отказывалась ложиться спать. Я рассматривала фото: Лиса с мамой одно лицо, но тетя чуть повыше. Папа высокий, сильный, мама, наверно, всегда чувствовала себя защищенной рядом с ним. Я на фото, да и сейчас, была больше похожа на него, чем на маму. Цвет волос, курносый нос, скулы, губы, густые ресницы, разрез глаз – все его.

Джеймс, обнявший на фото Лису, был особо не красавчиком. Тетя с мамой мне казались идеально красивыми, и если бы я не знала добрый характер Джеймса, то не смогла бы даже догадаться, почему тетя Лиса выбрала его. Брюнет с небрежно разлетевшимися волосами, карие глаза, длинные, тонкие губы, ростом чуть ваши тети. Его костюм был проглажен, без единой пылинки, галстук на тона два темнее рубашки – все в порядки. А папа наоборот: штаны, рубашка, расстегнутая сверху, засученные рукава – он держал меня на руках, а я теребила его волосы. «Папочка», – прошептала я, проводя пальцем по его лицу на фотографии.

Я вытерла мокрые соленые щеки, положила фото на стопку сложенной одежды, нырнула под воду и открыла глаза. Свет ламп переливался по поверхности воды золотом. «Жизнь становится лучше, но от прошлого не убежать», – подумала я и вынырнула. Не только грусть по погибшим родителям преследовала, но и воспоминания о сером городе, в котором я прожила двенадцать лет. Я пыталась сбежать из этого города, но он уже жил во мне. Я заперла его под замок, но он все равно напоминал о себе.