Текст книги "Медведь для Маши (СИ)"

Автор книги: Дарья Золотницкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

Глава 7

Маша

Я смотрю на кашу и не знаю, как объяснить, что не положено есть, не прочитав молитву. Но, слава богу, Михаил сам находит решение проблемы. Он интересуется, умею ли я писать, и мне только кивнуть остаётся. Раньше мы с родителями так и общались. Я везде с собой листок бумаги с карандашом носила. А когда из дома убежала, то взять их с собой забыла. Не думала, что с кем-то контактировать придётся.

Михаил протягивает мне блокнот, и я пишу своё имя. А потом и о молитве перед едой сообщаю. Женщина может сама пищу благословить, только в том случае, если мужчины рядом нет. А если есть, то только он должен это делать. Таков божий закон.

Михаил совершенно не умеет молиться, но всё же находит нужные слова. И каша оказывается на удивление вкусной, но у меня абсолютно нет аппетита. Через силу заталкиваю в себя несколько ложек, потому что, в противном случае боюсь, что Михаил сам силком меня накормит.

А потом он ещё раз экскурсию по квартире проводит и уходит. Наконец я остаюсь одна.

Брожу по его жилищу, рассматривая обстановку, и не понимаю, как можно так жить. Квартира холодная и неприветливая. Просто четыре стены, мебель и тряпки на окнах. Даже маленького цветочка на подоконнике нет. Тоскливо и неуютно.

Стою у окна, рассматривая улицу внизу. Люди, словно муравьи – снуют туда-сюда, торопятся куда-то, бегут, не поднимая головы, чтобы посмотреть на небо. А оно красивое…сейчас налитое свинцом, грозное, тяжёлое. Небеса сыплют на людей мелкий снежок, меланхолично заметая улицы.

Мама всегда в честь первого снега пироги с грибами пекла. Обхватываю себя руками, ощущая, как всё тело холодом сковывает. Возникает чувство, что я стала героиней волшебной сказки, превратившись в Снежную Королеву. Нам редко читали в детстве и то, только что батюшка одобрит. На полке стояла пара книг со сказками. Снежная королева была одной из самых любимых.

Меня бьёт крупная дрожь, а глаза вновь наполняются слезами. Забираюсь под одеяло, сворачиваюсь клубочком, но всё никак не могу согреться. Острые льдинки впиваются в кожу, но она почему-то не превращается в ледяной кокон, а напротив – огнём горит. Понимаю, что заболела. И дышать постепенно становится всё труднее. Внутри грудной клетки будто что-то простреливает.

К моменту возвращения Михаила сил уже совершенно не остаётся. Даже руку поднять не получается. Кажется, что она неимоверной тяжестью налита. Что я сама превратилась в нечто тяжёлое, пригвождённое к кровати. Встревоженное лицо мужчины начинает расплываться перед глазами. Я какое-то время ещё пытаюсь проморгаться, но быстро сдаюсь. Сил нет даже на это.

И постепенно совсем уплываю в липкую темноту. Мне то жарко, то холодно. Я пытаюсь скинуть с себя неприятные путы, но не выходит. Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем снова открываю глаза и осмысленно смотрю на Михаила. Сейчас его лицо вижу чётко и знобит меня уже меньше.

– Привет, – улыбается. – Ты как? Что-нибудь болит?

Внимательно прислушиваюсь к себе и отрицательно качаю головой. На удивление это действие даётся мне довольно легко.

– Это хорошо. Но сейчас нам предстоит серьёзный разговор.

И после этого Михаил рассказывает мне о заболевании, о том, что приходил врач и назначил лекарства, и о том, что теперь ему придётся быть моим медбратом, чтобы меня не госпитализировали. А я должна слушаться и не сопротивляться лечению.

Рассказ Михаила приводит меня в ужас. Мало того, что я понимаю, как проходил осмотр, так и ещё и осознание греховности происходящего приходит.

Остервенело мотаю головой, показывая, что не разрешу к себе притрагиваться. Никаких иголок, воткнутых в своё тело, не потерплю.

– Маша, это необходимо. Я же объясняю, что если ты откажешься, то тебя госпитализируют, привяжут к кровати и точно не спросят согласия и уговаривать не будут. Я не хочу заставлять тебя силой. Для меня самого это стресс. Я никогда уколов не делал и боюсь тебе боль причинить. А если ещё и насильно это делать придётся, то совсем нехорошо выходит. Ты подумай. И таблетки врач прописал. Не заставляй меня их силком тебе в горло запихивать.

Задыхаюсь от страха, возмущения и стыда, вцепляясь в одеяло, которое натянула до самого подбородка.

– Сейчас, – говорит Михаил и уходит. А возвращается с блокнотом и ручкой. – Ты хочешь мне что-то сказать?

Хватаю бумагу и вывожу дрожащими руками:

«Грех!»

– Не грех это, – вздыхает Михаил.

«От нечистого!» – вывожу и смотрю яростно на мужчину.

– И что мне с тобой делать? Я не хочу, чтобы тебе ещё хуже было. У меня ответственность за тебя. Если ты не согласишься на лечение, то придётся отправить тебя в больницу. Маш!

Мотаю головой и закрываюсь одеялом полностью, отворачиваясь к стене. Слышу тяжёлый вздох Михаила и его шаги. Он покинул комнату. И только я немного расслабилась, как он вернулся с тарелкой супа.

– Тебе поесть надо. Молитву над едой я прочёл. Садись и бери ложку.

Смотрю на суп, принюхиваюсь и отодвигаю тарелку.

– Что опять не так? – вздыхает Михаил.

«Пост!» – пишу на листке.

– В жопу! – срывается он, заставляя меня вздрогнуть и попытаться отползти подальше. – Ещё мне этого только не хватало! Ты заболела и тебе необходимо нормально питаться, а не травой этой. В бульоне есть природный антибиотик. Считай это народным средством лечения. Так что, бери ложку в руки и вперёд!

Упрямо сжимаю губы и мотаю головой.

– Ладно, придётся по плохому.

Михаил ставит тарелку на тумбочку, а потом садится рядом со мной на кровать и одним чётким, быстрым движением пересаживает меня на свои колени. Пытаюсь вырваться, но куда там! Он скручивает меня по рукам и ногам, плотно заматывая в одеяло, как маленькую.

– А теперь рот открывай, если не хочешь, чтобы я ещё и клизмы тебе делал.

У меня глаза на лоб лезут.

– А как ты думала? – усмехается этот огромный бородач, подсаживаясь ближе к столу. – Открывай рот.

Я только плотнее губы сжимаю. Он же несерьёзно по поводу клизмы? Человека нельзя так накормить! Или он просто поиздеваться надо мной хочет?

– Быстро! – рявкает Михаил. У него явно закончилось терпение.

Мне страшно, но я не сдаюсь. Тогда он зажимает мне нос, заставляя открыть рот, после чего вливает в меня ложку бульона.

– Глотай, – рычит.

И от страха я глотаю.

– Ну вот, раз уж ты уже разговелась или как там у вас правильно, то теперь и сама справишься.

Он выпускает меня из захвата, вручает ложку в руки и кивает на тарелку.

– Ешь или я весь суп в тебя подобным образом волью. Ты же этого не хочешь?

Мотаю головой, всхлипывая. А потом осторожно начинаю есть. Инстинкт самосохранения снова перебивает всё остальное.

Михаил ждёт, пока я не доем всё до капли, после чего забирает тарелку, удовлетворённо кивая.

– Надеюсь, с уколами и таблетками всё будет без предварительного принуждения, – говорит он, вызывая во мне бурю негодования. А ещё я чувствую страх и беспомощность. Понимаю, что к моему мнению никто здесь прислушиваться не будет и согласия ждать тоже.

Михаил дал это понять, ещё когда раздевал меня, наплевав на протесты с моей стороны.

Хмурюсь и отворачиваюсь к стене.

Глава 8

Михаил

Неприятно было принуждать Машу, но понял, что по-другому у меня накормить её не получится. Надеюсь, она сделала правильные выводы, и уколы у нас пройдут не в таком стрессе. А их уже скоро делать нужно будет. Бросает в холодный пот при одной мысли.

Я беру инструкцию, оставленную Константином Львовичем, внимательно её перечитываю, потом смешиваю антибиотик с лидокаином, выдавливаю пару таблеток из блистера и обречённо топаю к Маше в спальню. Она делает вид, что спит, хотя я заметил, как девушка вздрогнула, когда я зашёл.

– Ну что, Спящая красавица, давай-ка лечиться, – кладу лекарства на тумбочку. – И я знаю, что ты не спишь.

Маша испуганно распахивает глаза и поджимает губы.

– Переворачивайся на живот. Если не будешь дёргаться, то будет не так больно.

Но девушка упрямо остаётся лежать в прежней позе. Хочется издать страдальческий стон, но я сдерживаюсь. Надеялся, что сегодняшний обед заставит её сделать правильные выводы, но, видимо, ошибся. Упрямая.

– Ещё раз прошу по-хорошему, а потом начинаю применять силу, – угрожаю, но стараюсь голос сделать как можно мягче. – Ложись на живот.

Ничего не происходит. Интересно, она и с родителями такой же упрямицей была? И почему оказалась в лесу совершенно одна?

С тяжёлым вздохом подхожу к кровати, одним ловким движением хватаю её за запястья, заводя руки над головой и заставляя лечь навытяжку, а потом второй рукой переворачиваю её лицом вниз. Слышу, как Маша возмущённо сопит и пытается брыкаться, но тут же пресекаю все попытки вырваться, садясь на неё верхом и зажимая ногами.

– Ты думала, что я просто так сказал, что силу применю? Пора было бы уже понять, что шутить – это не моё. Я пустыми угрозами не разбрасываюсь.

Начинаю задирать подол сарафана, когда впервые слышу Машин голос. Она мычит и всхлипывает, сама, пугаясь произнесённого звука. Даже замирает ненадолго, облегчая мне задачу.

Тянусь к столу, беру шприц и зубами снимаю колпачок. Скольжу взглядом по распластанному телу, понимая, что мысли начинает уводить в сторону от лечения. Сам себе по морде готов дать отрезвляющую оплеуху. Видимо, напарник прав, и мне действительно следует пар спустить, вызвав к себе женщину.

Только не умею я так. Мне гадко от мысли о том, что я буду размениваться на проститутку. А искать порядочную даму просто нет сил и времени. Да и такая женщина будет требовать постоянных отношений, а я не хочу. Я всегда их избегал.

Втягиваю воздух сквозь зубы, сосредотачиваясь и занося руку для укола. А потом шлепком ввожу иглу, как врач учил. Маша вздрагивает, но не производит новых попыток к освобождению. Мне кажется, ей просто страшно, поэтому она затаилась как маленькая беззащитная мышка.

– Не больно? – интересуюсь, вводя лекарство.

Ответа не удостаиваюсь. Маша меня просто решила игнорировать.

Доделываю укол и даю девушке свободу. Она тут же группируется и отворачивается к стене, подтягивая колени к подбородку.

– Теперь таблетки, – «радую» пациентку. – И давай на этот раз самостоятельно? – произношу с мольбой в голосе.

Протягиваю Маше лекарство и стакан воды.

– Пей.

Она со злобой смотрит на меня, потом переводит взгляд на мою ладонь, хватает таблетки и швыряет их в стену. С тяжёлым вздохом поднимаю, отряхиваю и снова протягиваю их ей.

– Что упало у студента – то упало на газетку, – вспоминаю старую шутку, пытаясь разрядить обстановку. По глазам вижу, что Маша понимает смысл, но веселее ей от этого не становится.

– Ещё одна попытка самостоятельного лечения, после чего я лично запихну таблетки тебе в горло. Так кошечек с собачками лечат. К человеку, я думаю, тоже такой способ применим.

По глазам Маши понимаю, что она обещает мне ампутацию пальцев, если только сунуться посмею. Что же, придётся проигнорировать безмолвную угрозу. Только ещё раз киваю на таблетки в открытой ладони, показывая, что сдаваться не намерен.

Маша поджимает губы и берёт, наконец, лекарство. Быстро закидывает таблетки в рот, запивая их водой.

– Рот открой и покажи, что проглотила, – не намерен так легко поверить в то, что удалось уговорить девушку.

Она зло смотрит на меня, но демонстрирует, что таблетки выпила.

– Вот и умница, – киваю удовлетворённо и чуть не пропускаю стакан, летящий мне в голову.

Уворачиваюсь в последнюю секунду. Да эта девушка – настоящая строптивица! И как она умудрилась такой вырасти в столь суровых условиях, где женщины не смеют мужчине и слова поперёк сказать.

Молча поднимаю стакан, издав смешок. Даже не разбился. Интересно, на каком заводе делали?

– Теперь можешь ложиться спать. Утром лечение повторим. Тебе на завтрак какую кашу сварить: овсяную или манную? А может быть, рисовую?

Но меня игнорируют, отворачиваясь к стене и делая вид, что я пустое место.

– Тогда на свой выбор.

Долго не получается заснуть. Лежу, прислушиваясь к звукам в соседней комнате. Кажется, Маша пару раз крадучись, словно воришка в туалет ходила. Даже смешно. Хотя ей, наверное, совсем смеяться не хочется. Маленький запуганный зайчонок. И что мне с ней делать?

А утром наши мучения повторяются. Нет, завтрак Маша съедает без уговоров и насильственных действий с моей стороны. Я прочитал, что антибиотики нельзя принимать с молоком, поэтому добавил в кашу сухие растительные сливки, за которыми сбегал в круглосуточный магазин. А ещё порезал банан, чтобы было не так пресно.

Маша, судя по выражению на лице, мои старания оценила. Рано радуется. Днём её снова ожидает бульон. Нечего тут со своими постами нервы мне выкручивать. Ослабленному организму нужна нормальная пища. И мне всё равно, что там у неё за причины для отказа. Переживёт её бог, если девчонка супа поест.

Да, тяжко нам будет общий язык находить. Я – прагматик и атеист и она – настолько же религиозная.

– Так, а теперь уколы. Утром по назначению два. Подставляй свою пятую точку и без фокусов давай обойдёмся.

Маша смотрит на меня, как на врага народа. Взгляд затравленной волчицы. Сопит, губы кусает, глаза на мокром месте, но медленно начинает ложиться на живот.

– Умница, – подбадриваю я. – Постараюсь сделать всё быстро. И сарафан свой подними, пожалуйста.

Мог бы и сам, но меня даже после вчерашнего долго потом не отпускало. Я возбудился, блин, и ничего с этим сделать не мог. Меня на эту девушку, как легаша на дичь в стойку выводит. И да, Маша даже спит в своём сарафане. Сегодня же надо сходить и купить для неё какую-нибудь сменную одежду и бельё, что ли…

Маша медленно подол задирает, стараясь ни сантиметра лишнего, моему взгляду не представить. А сама красная, как варёный рак. Я только уши сейчас вижу, которые алеют, но могу представить цвет лица. Даже ноги порозовели. Хоть вслепую укол делай, так меня эта картина заводит.

Вздыхаю и стараюсь сосредоточиться на лечении. Маша едва уловимо вздрагивает, когда иглу ввожу.

– Потерпи несколько дней. Надеюсь, скоро эти экзекуции закончатся, и Константин Львович только таблетки оставит.

Маша стойко выдерживает неприятную процедуру и тут же юбку со злостью одёргивает, как только слышит, что я закончил.

– Сегодня ты была послушной девочкой, – пытаюсь пошутить. – Медведь принесёт тебе леденец на палочке.

Моя шутка остаётся неоценённой, поэтому я со вздохом выхожу за дверь.

Глава 9

Михаил

В магазине долго брожу по рядам с женской одеждой. Блин, как же сложно найти что-то закрытое и скромное в куче модного тряпья! Одни дырки, блёстки и прочий «срам». Уверен, Маша так бы и выразилась, увидев всё это разнообразие разноцветных тряпок. Правда, недавно в моду бесформенные свитера и непонятного вида джинсы вошли. Но выглядят они не лучше, чем дырки со стразами. Ощущение, что одни вещи сняли с проститутки, а другую половину с какого-то бомжа. Что за дичь? Это реально может кому-то нравиться?

Я в своей оперской берлоге совсем от жизни отстал. У меня другой контингент перед глазами, который одевается всегда одинаково – кожанки да джинсы. За редким исключением. А в пути от дома до работы и обратно нет особого желания по сторонам пялиться.

Еле нахожу что-то подходящее. Юбку в пол, несколько кофточек, включая бесформенный свитер. Он Маше до колена будет. Не факт, конечно, что она его наденет. Но выглядеть в этой вещи будет мило и уютно – сто процентов.

Ещё беру спортивный костюм с максимально просторными брюками и несколько комплектов спортивного белья, плюс ночную рубашку – самую длинную, какую только найти удаётся. Другое Маша точно не оценит. Взглядом натыкаюсь на стенд с женскими шарфами и платками и беру несколько, вспоминая, что моя подопечная в свой огромный парашют всё время кутается.

Пакетов получается в итоге прилично, и я со всем этим барахлом заваливаюсь к Маше.

– Вот, – протягиваю ей сумки. – Это тебе. Постарался купить самое скромное из того что было в магазине.

Девушка смотрит на пакеты, не высказывая по поводу подарков никакого энтузиазма.

– В общем, разбирай, а я пошёл обед разогревать, – ставлю покупки на пол.

К моему удивлению, Маша появляется на кухне спустя всего пять минут. Держит в руках спортивный костюм, который кладёт передо мной на стул с таким выражением на лице, по которому сразу понятно, что носить она его отказывается.

– Что не так? – хмурюсь.

– «Брюки», – пишет Маша. – «Женщинам нельзя».

– А теперь я тебе расскажу всё преимущества брюк, и ты сначала подумаешь, стоит ли отказываться.

Маша смотрит с непониманием, хмурит тонкие бровки.

– Я тебе, когда уколы делаю, то приходится юбку до поясницы задирать. Вижу, как тебе неприятно выставлять своё тело напоказ. А в брюках достаточно только чуть резинку с одной стороны приспустить. Для меня будет доступен лишь тот участок, куда необходимо укол сделать.

Маша закусывает губу. Вижу, что терзается противоречивыми мыслями и эмоциями. Колеблется ещё несколько секунд, а потом забирает костюм обратно.

– Разумно, – киваю, возвращаясь к плите. – Приходи есть через пять минут.

Маша скрывается из вида, а потом возвращается в этом самом костюме и новой лёгкой косыночке. Удивительно, но смотрится вполне современно. Через плечо коса лежит, приковывая взгляд. В который раз на ней зависаю. Хочется распустить её, чтобы водопад волос по спине рассыпался. Пропустить бы русые пряди сквозь пальцы…

Поспешно отворачиваюсь к плите и нарочито сосредоточено разливаю суп по тарелкам.

– Надеюсь, сегодня не нужно будет тебя бульоном силком кормить?

Маша поджимает губы и сопит как ёжик. Не нравится, что снова мясной суп предлагаю.

– Слушай, мне побоку твои заморочки. Для меня сейчас главное – это польза еды для твоего организма. Хочу, чтобы ты скорее поправилась. Неужели считаешь, что из-за супа бог тебя накажет? Что за глупость? Нет, я не отрицаю, что за плохие деяния последует наказание свыше. Кто этим заведует – без понятия. Возможно, это просто закон вселенной. В бога я не особо верю, ты уж извини. Убийство, предательство, воровство – это плохие поступки. Но не суп! Понимаешь? Это просто еда.

Фух, впервые такую речь толкнул, аж язык заболел. Зато Маша после моих слов сама ложку взяла и начала есть. Ожидал, что может и в лицо мне этот суп вылить, но нет. И как в этой загадочной девушки могут уживаться такие противоречия? По их вероисповеданию мужчина – второе лицо после бога. Женщины обязаны ему подчиняться. А Маша то стакан в меня запустит, то ещё что-то наподобие вычудит. Девушка-головоломка.

Сначала у меня возникло элементарное желание или попросту порыв – защитить. А теперь хочется её разгадать. Она занимает все мои мысли. Занозой в голове засела, зацепила крепче гарпуна.

– Ты как себя чувствуешь-то? – интересуюсь, когда она пустую тарелку отставляет.

Маша пожимает плечами. Совершенно непонятный ответ.

– Болит что-то?

Мотает головой.

– Тогда что?

Снова пожимает плечами.

– Маш, я взял отпуск на работе, чтобы за тобой присматривать, пока ты болеешь. Но скоро он закончится, и мне придётся выйти на работу. Ты тут одна останешься. Тебе скучно будет. Подумай, чем бы ты могла заняться, и напиши список, чего купить. Хорошо?

Девушка распахивает широко глаза и озадаченно смотрит на меня, а потом спохватывается, хватает кружку с чаем и утыкается в неё взглядом. Вот и что я снова сделал не так?

Маша опять уходит в спальню. Сидит там безвылазно. Изредка, правда, в туалет бегает, стараясь это сделать, не попадаясь мне на глаза. Даже не знаю, как лучше себя вести, как поступить? Оставить её в покое и лишний раз не тревожить или попытаться отвлечь, не бросать Машу в одиночестве?

– Тебе, может, книг принести? Что ты сидишь, уткнувшись взглядом в стену? Так и с ума недолго сойти, – говорю, заглядывая к ней в комнату.

Она молчит и даже жестами не даёт ответ на мой вопрос.

– Или хочешь, приходи в зал. Посмотришь со мной телевизор.

Я сам не любитель, но ради неё включу запылившийся ящик.

На предложение просмотра телевизора Маша мотает головой.

– Тогда книги, – киваю и иду подбирать для неё что-то подходящее.

Бабушка у меня любила читать и библиотеку собрала приличную. Порывшись в бумажном добре, отложил томик Лермонтова, Пушкина и Джейн Остин. По рассказам бабули знаю, что эта зарубежная писательница хоть создавала женские романы, но вроде бы они были довольно целомудренными.

Кладу книги перед Машей, а сам ухожу в зал и всё-таки включаю телевизор, чтобы заполнить тишину. Возможно, и Маше так будет комфортнее. Звуковая завеса хоть немного отгородит её от меня. А может, она соблазнится и всё же выйдет из своей норки, поддавшись любопытству.

Знаю, что в общине телевизоров не было. Да какие телевизоры?! У них и электричества-то не водилось. Вечера коротали за лучинами как встарь. Даже представить такое сложно, живя в современном мире.