Текст книги "Город посреди леса (рукописи, найденные в развалинах) (СИ)"

Автор книги: Дарья Аредова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 35 страниц)

Рыжий командир не в счет. Теперь – не в счет.

Из него получится прекрасный боец. Он будет достойным вожаком, когда придет мой час. Да, я решил не убивать его. Закусить можно было самкой – хоть в ней воли к жизни, что водки в бутылке наутро – не было совсем. А вот рыжий командир слишком хорош, чтобы вот так вот, запросто, разбрасываться его жизнью.

…Если бы не красный дым. Чертов Настоятель! Что на него нашло?!..

Ладно, я должен навестить Лаэрри.

Нэйси

Мы глядели на экран, разинув рты и жадно ловили каждое слово. Все огромное помещение будто померкло, отступили тусклые металлические стены, растворились в мягкой темноте – мы видели только человека в бирюзовой униформе.

А он все продолжал говорить…

– …Советский Союз никогда не желал войны. Но существуют вещи, которые лучше не делать, во имя блага всего человечества. Мы были буквально опьянены новыми открытиями, новыми знаниями, но вместе с тем мы отдавали себе отчет в том, что когда-нибудь наши знания попадут не в те руки. Именно поэтому в случае малейшей угрозы мы уничтожим установку. Но если мы не успеем…

Если вы видите это послание – человечества больше нет. И сейчас, по прошествии веков, вы, мои далекие коллеги из будущего, слушайте меня очень внимательно.

Мы и так слушали очень внимательно. Я бы сказала, предельно внимательно. А толку?! Все равно мы ничегошеньки не понимали! Что за фигня здесь творится?!..

– …Я расскажу вам, как исполнить ваш долг перед Родиной и всем населением нашей планеты Земля.

ЭНИИМПВП имеет автономные генераторы энергии, которые, в случае отсутствия людей по каким-либо причинам, позволят поддерживать работоспособность и уберегут тем самым от катастрофы. И сейчас, когда вы, уважаемые коллеги, стоите на следующем витке континуума, поврежденную машину необходимо отключить. Мы будем стараться связаться с вами через пути Нави, чтобы помочь вам. Отключите машину. В подвалах находятся взрывные устройства. Следующим шагом – уничтожьте институт.

Простите нас.

Прощайте…

Экран вспыхнул ярче и погас насовсем.

Мы снова стояли посреди огромного и темного заброшенного помещения, за стенами которого гудели, шумели, перестукивали многочисленные системы, поддерживающие жизнь таинственной «машины».

– Нэйси, что мы будем делать? – тихий шепот Алисы дрожал и срывался. Да и мне, если честно, было не по себе.

– Как так – что. Отключим эту самую машину. Ты же слышала.

Я огрызалась только потому, что испугалась сама. Я не представляла, как у нас это все получится. Но – надо, так уж надо. Так говорил Дэннер. А Дэннер редко ошибается.

Двери неожиданно разъехались в стороны, медленно, со скрежетом. За ними была влажная холодная тьма, в которой рассеялся луч фонарика. Под ногами еле слышно плескалась вода, слоем гладкого ледяного хрусталя поблескивая над рельсовыми путями.

Наконец, эхо скрежещущих дверей смолкло, но темнота все не унималась – она переливалась, перешептывалась, будто тысячами невнятных голосов, утробно грохотала время от времени, словно где-то далеко бушевала гроза.

Это всего-навсего эхо огромного старого здания, только и всего, твердо сказала себе я, чтобы не трусить как какая-нибудь Алиса. А тварей здесь нет.

Я стиснула зубы и решительно шагнула за порог, представляя себя на месте Дэннера и немедленно по щиколотку утонув в ледяной воде. Но сапоги и так не успели еще после реки окончательно высохнуть.

– Вперед.

Лидия

Оборотень убежал – и тут же в палату ввалилась охрана. Едва не снесли окончательно многострадальную дверь, оружие наизготовку – все из себя. Солдаты, блин. Охраннички раненых и замученных. Где ж они раньше-то были, интересно.

К счастью, Эндра успела обратиться обратно, но датчики у ребят буквально захлебывались визгом, реагируя уже на нее. Дурдом какой-то.

Охранники замерли посередине палаты, растерянно оглядываясь.

– Ну, – наконец, осторожно уточнил один из них. – И где ваш оборотень?

Я вздохнула и уселась поудобнее.

– Убежал, – говорю, – пока вы ползучек считали.

Солдаты растерялись еще больше.

– А датчики?..

Молодежь… м-да.

– Догоняйте! – рявкнул Кондор. – Чего встали?!

Ребят как ветром сдуло. Дверь захлопнулась.

Зато зашевелился Витька.

– Надо… – забормотал он, – надо их найти… Иначе нам всем крышка…

– Кого найти? – уточнила я. Витька не ответил.

Все страньше и страньше, как сказал бы Дэннер, будь он здесь.

Но Дэннера здесь не было. Обрез ушел вместе с ним, Кондор был ранен. И некому нас защитить. Не этим же молоденьким обалдуям…

Мне сделалось страшно, и я непроизвольно обхватила себя за плечи, зачем-то оглядывая палату. Рыжую увезли в реанимацию. Сейчас они поймут, что она инфицированная – и тогда пощады не будет. И никакой Кондор ее не спасет. Ее убьют.

Я повернулась на бок, глотая дурацкие слезы. Каждый раз… каждый раз – одно и то же. Одно и то же… рана за раной, смерть за смертью, потеря за потерей… всегда так было и всегда так будет. Никогда нельзя ни к кому привязываться…

– Ты меня любишь?..

– Нет. Вопрос риторический?

– Нет. А почему? Почему ты никогда и никого не любишь?.. А Нэйси и Лесли?

– Мне они не нужны. Ни они, ни ты, и ни кто-либо другой… Ладно, чего тебя на философию потянуло?

– А они тебя любят…

– И что я должен делать? Выписать им за это премию в размере своего ежемесячного оклада? Вырастут – поумнеют.

– Ты врешь.

– Нет.

– И я тебе не нужна…

– Верно.

– И если меня убьют – ты даже не расстроишься.

– Какая сообразительность.

– Я тебя ненавижу…

– Тогда зачем целуешь?

– Мне холодно.

– Мне тоже. Вот тебе и ответы.

– Холодно?.. Ты только что себя выдал. Вся эта твоя бравада – ложь от первого и до последнего слова. Ты просто не признаешь этого.

– Заткнись и не лезь в душу, там все равно ничего интересного нет.

– Да ну.

– Ну да. Пустота, пыль, паутина и перекати-поле катается. Оно тебе нужно?

– Дэннер, зачем врешь?

– Никогда нельзя ни к кому привязываться, Лидия. Запомни: никогда.

Я тоже врала тебе, Дэннер. Наверное, я тебя все-таки люблю. Тебя настоящего. Ты не был настоящим ни со мной, ни с остальными. А с ней ты – настоящий. Береги ее. Я хочу, чтобы ты оставался настоящим. Чтобы все ими оставались. Такое вот наивное детское желание. Береги ее, больше жизни береги. Она – зеркало, отражающее душу. Если бы не она, мы так бы никогда и не узнали, что в тебе горит живой огонь, и что Джонни – не осколочная граната, которую лучше не дергать, а живой человек. Она – спасение для всех нас.

И может быть даже, она сумеет сделать меня не такой одинокой…

– Ты ревешь, что ли?

– Отвали, Кондор. Может человек пореветь спокойно в собственной кровати, м-м?

Я вздрогнула, когда рука полковника легла на плечо.

– Все будет хорошо, дочка. Они вернутся.

Тоже мне, утешение. Папочка выискался…

– Ты-то откуда знаешь?

– Чувствую.

– А рыжую убьют. Получается, мы зря старались?.. Да?..

– Нет.

– Так убьют ее, Кондор.

– Зря ничего не бывает. Посмотрим.

Волейнар

Дом Лаэрри ничуть не изменился за время моего отсутствия, вот только изменился я. То есть, проще говоря, дополз до него на полусогнутых, почти дохлый.

Она открыла дверь и стояла так, обхватив себя за плечи, и молча, выжидательно глядя на меня. Картина, которая повторяется каждый мой визит.

Она никогда не разговаривает. То есть, с тех пор, как произошла ее трагедия, Лаэрри молчит. Она кажется еще худее на фоне ярко освещенного дверного проема: хрупкая тоненькая фигура в потоке желтого электрического света, которого, в отличие от огня, не боятся волки. Прямая спина, худые руки, короткая косая волна густых темных волос, черное кружево палантина на острых плечах и широкая юбка. Она с этой юбкой напоминала балеринку из шкатулки, вот только у пластмассовой фигурки не может быть таких огромных, таких бездонных карих глаз, такого взгляда, такого отражения чувств, которые, кажется, людишкам испытывать не дано по причине их мелкости и поверхностности. Эти глаза пугали даже меня, да и вся Лаэрри меня пугала – скульптурная неподвижность и бездонный взгляд сумасшедшей.

– Мне нужна помощь, – прохрипел я. – Я принес добычу.

В зубах у меня билась лесная химерка. Маленькая, совсем детеныш. Химерку я выловил из болотца близ города. В городских каналах теперь никто жить не может из-за бирюзовой дряни. Да, мир меняется…

Лаэрри развернулась и молча удалилась в дом, кивнув мне: проходи. Я вошел, пятная кровью ковер.

– Обходи стороной желтые огни, – предостерег я ее. Спустился в подвал. Сил не было, чтобы открыть этот чертов бункер, но Лаэрри не поможет мне, пока я не сделаю дело. Услуга за услугу – закон стаи.

С трудом отвернув вентиль, я обернулся и рысью пробежал длинный и широкий темный коридор с металлическими сводчатыми стенами. Здесь было жутковато и холодно. По окончании коридора меня ждала вторая дверь – еще крепче, чем первая. Открыть ее оказалось не в пример сложнее. Химерка жалобно пищала и отчаянно вырывалась, так, что я с трудом ее удерживал. Чувствует, дура, что ей конец. Я чуть сильнее сжал мелкую шваль зубами, но писк только усилился. Я отчетливо слышал в воплях слово «мамочка». Ну-ну. Жаль, что убить ее сейчас нельзя, она мне мешает открыть дверь. А дохлая – валялась бы себе спокойненько. Я стиснул зубы. Услуга за услугу.

Дверь приоткрылась со скрежетом, будто ее неделю не смазывали. Я ощутил сырость в воздухе, которую не перебивал острый характерный запах.

Она сидела, непривычно забившись в угол и обхватив руками коленки. Если ее сестра была худой, то эта – просто мешок с костями. Тонкая белая кожа, обтягивая высохшие дистрофичные мышцы, напоминала хрупкий сухой пергамент. Я выпустил обреченно притихшую, наконец, химерку, лапой подтолкнул ей и с некоторым усилием обернулся снова.

– Ешь.

Но она помотала головой. Длинные соломенные волосы только что не шелестели при этом по острым плечам, как сухая трава. Девица, опустив свои огромные глазищи, поглядела на химерку, подняла взгляд на меня и снова мотнула башкой, решительно сжав сухие тонкие губы.

Стерва костлявая, еще морду воротит! Да я эту маленькую дрянь полчаса по болотам выслеживал, тащил сюда, сам едва лапы не протянул – а ей деликатесов подавай! Мне тут же захотелось прикончить жалкую белобрысую замарашку – но извольте, нельзя! Пока я кормлю этого бледного кровососа – Лаэрри помогает и мне. Терпи уж ее капризы.

Белобрысая забилась еще глубже в угол, зазвенев цепями. Мне показалось, что ее запястья и лодыжки переломятся пополам от тяжести кандалов, но они как-то держались. Хотя, перетереться они точно должны, уже давно – кандалы-то серебряные. Чистое серебро – та еще пытка. Раны бы кровоточили, но у вампиров кровь не течет, поэтому у нее просто до костей стирались ткани. Больно, должно быть, но она терпит. Привыкла, наверное.

– Ешь! – с нажимом повторил я.

Дура стиснула клыки, плотнее сжав костлявые пальцы.

– Я не буду.

До чего же противный писк. Хуже только химерка, но химерка, благо, уже заткнулась. Прижалась к полу, пригнув все девять головок, и думает, что ее не видно. Дрожит как голодная вяженка.

– Хочешь превратиться в упыря?

Вампирша промолчала, уткнув нос в колени.

– Не буду! – пискнула она.

– Дура.

– Не буду больше убивать!

– Я ж говорю, дура.

…Или серебро проклятущее.

– Не хочу!

– Слушай. – Я уселся на пол. – Ну, что тебе в голову-то ударило? Если ты ее не съешь, я сдохну от ран. Твоя сестра не будет меня лечить.

– Мне-то что, – буркнула она, не поднимая головы.

– Что?! – аж задохнулся я. – Да я ж тебя кормлю, дура!

– Только потому, чтобы моя сестра тебе помогала. Ты сам сказал.

Я зарычал. Химерка, воспользовавшись моментом, ускользнула в щель под дверью – только ее и видели. Теперь точно все пропало.

Я готов был загрызть жалкую вампиршу – но тут произошло немыслимое.

Пол задрожал, раздался оглушительный скрежет из коридора, затем глухой, тяжелый стук, после которого скрежет усилился. Вампирша что-то запищала, но я, не обращая на нее внимания, вылетел за дверь – настолько быстро, насколько позволяли раны. Она сама хотела подохнуть – так пусть и подыхает себе, так лучше, чем от голода.

Моим глазам открылась странная картина: одна из секций противоположной камере стены медленно отъезжала в сторону. Из щели рвался рыжий огненный свет, и в его ореоле, между мной и стеной металась перепуганная насмерть химерка.

Да ну их, мне подыхать неохота.

Не дожидаясь, пока проход окончательно откроется, я рванул назад по коридору.

Аретейни

Я торопливо шагала за Дэннером, не разбирая дороги, и свалилась бы, не тащи он меня за руку, а в нем будто бы маленький такой вечный двигатель завелся. Дыхание сбивалось, но это было неважно. В голове тревожным огоньком билась, вспыхивала, орала единственная мысль – не верю.

Не верю, не верю, не верю!!..

Быть того не может!

И все из-за меня! Снова из-за меня!

Меня охватило мучительное, непреодолимое желание упасть на землю, орать во всю глотку и биться в конвульсиях – одним словом, истерить самым вульгарным, отвратительным и пошлым образом. Правда, я сдерживалась из последних сил, но не очень-то получалось. Тогда я на ходу сунула руку в рот и что есть сил, сжала челюсти, закусывая собственный палец, приглушая рвущийся из груди стон. Тут Дэннер остановился и обернулся.

– Ты чего? – тревожно осведомился он. А мне безумно хотелось броситься в ноги и просить прощения, но душившее меня чувство вины даже этого не позволяло. А Селиванов встряхнул меня за плечи, выдергивая мою руку из моих же зубов. Сильный, блин. – Очнись! В чем дело? Тебя ранили, что ли? Да не молчи ты!

Я отрицательно мотнула головой, не осмеливаясь поднять взгляд. Черт, лучше бы меня уж вообще не было, что ли...

А может, оборотнем быть не так уж плохо?..

Ага. Рассказывай себе сказки, это твое единственное утешение.

– Дэннер…

– Я сам знаю, что я Дэннер. Что с тобой? Ну?

– Дэннер, это… – Тут я ощутила, что ноги меня больше не держат, и плюхнулась-таки на колени. Дэннер кинулся меня поднимать, но я уперлась. – Прости!!

Селиванов окончательно растерялся, похоже. Он даже перестал меня тащить и сам опустился на растресканный асфальт, правда, только на одно колено. От его куртки пахло пылью, лошадью, машинным маслом, дождем и чем там обрабатывают кожаные куртки. Я ощутила, как его руки сжали мои плечи. Голос прозвучал едва различимо.

– Нет. Это я должен просить у тебя прощения.

– Дэннер, нет…

– Да. Из-за моего эгоизма ты едва не распрощалась с жизнью. Я должен был сразу тебе все объяснить. Не успел…

Больше всего на свете хотелось уткнуться ему в плечо и разреветься, но я стиснула зубы и заставила себя смотреть ему в глаза. Взгляд у него ничуть не изменился. По-прежнему спокойный и теплый, будто бы это не ему предстоит застрелиться, чтобы не сделаться нечистью. Неужели я была такой дурой?! Как я могла не замечать этого огня в зеленых глазах, этого безграничного тепла в голосе – а ведь он все это время оберегал и защищал меня, рисковал жизнью. Всеми силами защищал. В конце концов, это он вытащил меня из леса, это он освободил меня от гаджета охотников, это он на руках вынес меня из штаба, стискивал зубы, выдерживая пытки – только чтобы палачи не принялись допрашивать нас с Лесли и Нэйси… И это он целовал меня, отчего-то именовал Ласточкой, признавался в любви. Он поверил мне, и у меня искал тепла, которого ему, наверное, так не доставало всю жизнь – чтобы в ответ получить грубость и оскорбления.

А взгляд так и не изменился.

Убить меня мало!..

Вот так вот всегда и происходит. Как просто ранить человека. Не заметить, не оценить, пройти мимо, и даже не знать, что только что стал убийцей. Как же легко мы не замечаем тех, кто нас действительно любит, чаще всего гоняясь за миражами и глупыми домыслами. Истина всегда незаметна, хоть и лежит на поверхности. Человек слишком увлечен своими миражами для того, чтобы увидеть ее.

Я, не выдержав, приподнялась на коленях, подалась вперед, притянула его к себе и прижала к груди. Дэннер вздрогнул от неожиданности, но сопротивляться не стал. Его рука скользнула по моему плечу, отвечая на объятие – сквозная рана от зубов оборотня затянулась. На ее месте светлел очередной шрам. Трансформация началась. И я всему виной.

Горло перехватило, и я прошептала сквозь душившие слезы:

– Прости меня… прости…

– Я тебя не понимаю. – К моему величайшему удивлению, на этой трагичной ноте Дэннер отстранился и поймал мой взгляд. В глазах у него читалось самое искреннее недоумение. – Что с тобой происходит? Ладно, я понимаю, не поняли друг друга, поругались, – тут я виноват, не спорю, mea culpa! – но сейчас-то что?! И вообще, сейчас не самое время сидеть на дороге. Там нашим помощь нужна.

Мне сделалось немного лучше.

– Вот за это я тебя и люблю. – Я легко встала. Слезы высохли. Дэннер поднялся следом и обернулся.

– Ну-ка, еще раз скажи, – выдал он совершенно будничным тоном, методично отряхивая штаны.

– Что?.. – растерялась я.

– Повтори свою последнюю реплику, – любезно разъяснил Дэннер, невозмутимо поправляя портупею.

– Я люблю тебя…

Селиванов смерил меня очень внимательным взглядом и все так же невозмутимо пообещал:

– Я запомню.

Вот, сволочь!

Дэннер

Откровенно говоря, я не понимал, как мы это все осуществим. Соваться ночью в лес – самое настоящее безумие, есть более гуманные методы суицида. Застрелиться, к примеру. Я невесело усмехнулся – застрелиться мне еще предстояло. Если выживу. Вот такой вот каламбур.

Я остановился посреди дороги, не выпуская Ласточкиной руки. Не хотелось. Теперь, когда она со мной, а жить мне осталось не так уж и долго, я особенно остро ощущал потребность не отпускать ее от себя ни на шаг.

И что теперь делать – убейте, а не скажу. Не знаю.

Скорее всего, Обрез застрял на самой опушке – в лес ему сейчас не пройти. А как туда попали Нэйси и Алиса? У них что, какие-то свои методы?.. Здоровые мужики умирают на раз – а они прошли. Чудеса, да и только.

Может, через мост пройти?.. Обойти с севера, через промзону, а дальше… Тьфу, ты. Промзона, ага. Включи, наконец, мозги, Селиванов.

А время-то идет. Время – это тебе не лошадь, его не остановить.

– Не знаю, – наконец, признал я. – Похоже, шансов у нас нет.

Ласточка призадумалась. Она сосредоточенно сопела и грызла ногти, да чем ей это поможет. Я-то здесь всю жизнь живу, каждую трещину в асфальте знаю – да и то не сообразил.

– Я могу защитить нас на какое-то время… – неуверенно сказала Аретейни. – Отвести глаза…

Я усмехнулся.

– Ты тем же занималась, когда мы впервые встретились?

Она вздохнула.

– Не поможет. Во-первых, не у всех есть глаза, чтобы их отводить.

– Я могу скрыть ауру…

– Надолго?

– Нет, – сникла она.

– То-то и оно. Да к тому же, от нас все равно разит за версту вкусненькой человечинкой. Думай, Ласточка, думай.

– Не знаю.

– Вот именно.

– Должен же быть способ.

– Дай-ка подумать… – издевательски произнес я. Ну, извините! – У тебя нет, случайно, самолета?

– Дэннер!

– Какая жалость. Может, в кармане завалялся? Ты погляди внимательно.

– Если мы будем стоять тут и хамить друг другу, Обрезу это уж точно не поможет, – припечатала Аретейни. Логично, туман меня побери. Я же говорил, нужен отряд. Хотя… много бы нам он дал, отряд этот.

Ладно. Кто не рискует – тот не алкоголик.

Я вздохнул и продолжил путь, Ласточка поспешила следом.

– Ты что удумал? – уточнила она. Я пожал плечами.

– Ничего. Но, как ты успела крайне своевременно заметить, стоять посреди дороги и пялиться на тучки нам сейчас нерентабельно. По пути чего-нибудь решим.

– Я подумаю, – серьезно пообещала Аретейни. Sancta simplicitas.

Нэйси

Шли мы довольно долго, если учесть, что ноги успели онеметь от холода, а свет фонарика изрядно потускнел, предупреждая нас о разрядке аккумулятора. Собственно, только по этому фонарику мы и могли судить о количестве прошедшего времени – часов у нас не было с собой. Вода расходилась волнами, а дыхание замерзало облачками пара, причудливо искажающимися в синеватом свете фонаря. Стены раздались далеко в стороны, и мы не могли представить размеров помещения, правда, гулкое эхо от плеска воды разносилось очень далеко.

Мы, наверное, слишком устали для того, чтобы не только разговаривать, а вообще, о чем-либо думать, и поэтому просто шли вперед. Просто вперед.

И когда впереди забрезжила неровная клякса тусклого желтого света, мы даже не испугались. Какой там бояться – тут бы сделать следующий шаг – уже подвиг. Дэннер бы не испугался. И я не испугаюсь. Не испугаюсь...

– Нэйси!..

Хриплый шепот Алисы вырвал меня из монотонности движения – шаг-шаг-еще-шаг. И еще один шажок. Вперед...

Да я и сама вижу.

– Поглядим, что там такое.

Алиса кивнула.

– Поглядим.

Шагов через двадцать клякса смутно оформилась в светящийся человеческий силуэт. Но мы не остановились, а продолжали идти вперед. А потом силуэт шевельнулся, сделалось видно черты лица. Перед нами стоял Джонни Обрез.

– Вы знаете, как отключить установку? – спросил он, щуря желтые глаза и затягиваясь желтой сигаретой.

Мы с Алисой дружно замотали головами.

– Я вам покажу, – пообещал Джонни, выпуская вместе со словами желтый дым.

– Благодарю, – брякнула Алиса. Я хотела дернуть ее за руку, но не было сил. А Веррет исчез. Просто растаял в сыром холодном воздухе. Алиса спросила:

– Как он нам покажет, если его нет?

– Не знаю. Ты веришь, что он – это он?

– Нет.

– Кто тогда?

Алиса прищурилась.

– Он не наш, – наконец, тихо произнесла она. – Не из Города.

– Из тумана?

– Нет. Он издалека. Очень издалека.

– Я говорю, из тумана.

Алиса мотнула головой. Волосы у нее отсырели и покрылись легким серебристым налетом инея.

– Нет. Туман – он здесь. Вокруг нас. А он – он дальше.

– Это как так?

– Не знаю.

Я вздохнула.

– Где – дальше?

– Его здесь нет.

– Ясен лес. Ты его видишь? Вот и я не вижу.

– Его и не было.

– А кто же он? Галлюцинация?

– Нет.

Черт их всех разберет...

Ну и ладно.

– Идем дальше.

– Идем.

Мы шли еще некоторое время, и все так же было темно, и никаких желтых призраков не появлялось. Зато вскоре начали встречаться огоньки – с каждым пройденным десятком метров все чаще и чаще.

Я обогнула огонек, но он почему-то не отстал. Я обернулась. Рядом шла Аретейни.

– Вам туда, – протянула она желтую руку в темноту. И исчезла.

Впереди заскрежетало, задвигалось, по воде побежали волны. Вскоре в глаза ударил яркий свет. Не желтый, а обычный, электрический. Мы с Алисой не сговариваясь кинулись вперед, в открывшийся проход, выбрались из воды и, по инерции пробежав еще несколько шагов, резко остановились.

Да, это была она.

Установка.

Я поняла, что ноги меня не держат, и опустилась на каменный пол.

Аретейни

Лес встал перед нами мрачной, угрожающе шелестящей стеной.

Дэннер молча разглядывал шипастые деревья. Я ждала, когда он, наконец, соизволит перестать строить из себя пограничный столб и начнет действовать. Было тихо, и мысль, что совсем недалеко от нас кто-то отчаянно сражается за свою жизнь, казалась странной и ирреально-пугающей.

– Тебя ничто не настораживает? – неожиданно прозвучал тихий голос Дэннера – я, наверное, успела привыкнуть к его молчанию, и потому невольно вздрогнула.

– Что? – Я и сама знала ответ. Но отчего-то не рискнула произносить его вслух. Дэннер усмехнулся, поправил кобуру на поясе.

– Тихо. Слишком тихо.

Я непроизвольно ухватила его за руку, и он сжал мои пальцы. Этот нехитрый жест придал уверенности – такая теплая надежность человека: все будет хорошо. Я рядом. Жест, единый для всех языков, национальностей и стран. И сделалось значительно легче.

– Почему так?

Зеленые глаза сузились, внимательно изучая деревья.

– Я не знаю. Надо идти.

– Надо, – согласилась я, делая шаг вперед, но Дэннер удержал меня за руку.

– Нет. Ты беги в участок, предупреди наших. А я найду Обреза. Приведешь помощь.

– Опять геройство?! – взъярилась я, разворачиваясь к нему лицом. – Может, хватит?! Будет с тебя, нагеройствовался на всю оставшуюся жизнь!

Дэннер чуть улыбнулся.

– Звучит как хорошая шутка.

Я осеклась. И правда, лучше и не могла сказать в свете сложившейся ситуации. Нечисть на месте пристреливают?.. Как бы ни так. Оборотень там, или не оборотень – я не позволю ему покончить с собой.

Не позволю.

– Возвращайся, – спокойно продолжил Дэннер. – Я для них свой, я не еда. Меня не тронут. То есть, тронут, разумеется, но шансов у меня больше. А ты живая не в пример полезнее, чем убитая.

Я стиснула зубы. И ведь прав, сволочь. Прав!

Где-то в груди поднялась волна отчаянного, яростного упрямства – ну уж нет! Не отпущу! Только не одного в лес, на ночь глядя! любой ценой!

Дэннер даже отшатнулся – настолько, видимо, шибанула моя аура – но тут же ухватил меня за обе руки.

– Аретейни...

– Заткнись! – взвизгнула я, стискивая его пальцы. – Никуда ты один не пойдешь, слышишь! Не пойдешь! – Последнее я орала не надеясь, разумеется, его убедить, скорее, просто от отчаяния, потому что знала: пойдет. Пойдет, и еще как. – И даже думать не смей, понял?! Я не...

– Ласточка!.. Ласточка, послушай меня! Послушай... Это единственный шанс. Пойдем вместе – погибнем оба. Ласточка... я ведь не просто тварь. Я тварь с оружием. Мне практически ничего не грозит. Но защищая тебя, я рискую сам...

Не выдержав, я шагнула вперед и прижалась к нему, изо всех сил вцепившись в воротник форменной косоворотки. Я все это понимала. Разумеется, понимала... Но разве можно вот так вот отпустить его в хищно шелестящую тьму, к опасным монстрам? Можно – развернуться и уйти, зная, что ему грозит смертельная опасность?..

Я не смогу.

Наверное, я слишком слабая просто. Характера у меня нет, вот что...

Дэннер обнял меня – и вдруг принялся целовать мои руки, – сами собой расцепились судорожно сжатые пальцы, – гладить по волосам. Всегда сильный, полный спокойной уверенности, голос его вдруг зазвучал совсем тихо и как-то потерянно.

– Не надо... Ласточка, не стоит... я вернусь, правда, вернусь... я обещаю... не нужно... ты не переживай за меня, я же патрульный, я справлюсь... в конце концов, это моя работа... ты же у меня сильная, Ласточка, зачем ты так?..

У меня.

«У меня»... Вот так вот. А я еще сомневалась... дура!

– Дэннер... – Слезы предательски подступили к горлу, но я изо всех сил стиснула зубы, так, что заныло в висках. Извечная женская пытка, устоявшаяся в веках – отпускать любимого на верную смерть и при этом еще и улыбаться, когда сердце выжигает каленым железом самое мучительное в мире чувство – страх за родного человека. И ждать. Ждать... Шагов на пороге, письма, похоронки. Только ждать, самой превращаться в чистое ожидание, нервы – туго натянутые струны, вот-вот лопнут, и знаешь, что когда-нибудь придет – не смирение, нет – спокойствие. И остается только одно – верить. Смотреть на фотографию, прижимать к сердцу, сдерживая слезы, вопреки всему улыбаться – и верить. Так было всегда, и так будет, пока существует человечество. А ведь оно существует. До сих пор существует. Может, только эта женская вера его и спасает?.. Ведь каждая женщина немного ведьма.

Нет, я этого просто не выдержу. Сейчас или никогда.

Отчаянное движение, боль в висках, соленые слезы, быстрое прикосновение к губам – теплое дыхание... Все.

Я развернулась и как можно быстрее, чтобы не успеть ни оглянуться, ни вернуться, не разбирая дороги, помчалась в участок.

Дэннер

Сколько раненых в битве крутой,

Сколько их в тесноте медсанбатов

Отнимали у смерти слепой

Люди в белых халатах.

Люди в белых халатах

Отнимали у смерти слепой...

Голос мой слегка прерывался, но это скорее не от волнения, а от нежелания пропустить возможную опасность. Пока что, никто на меня не нападал, но я ведь знаю что наш лес – далеко не самое подходящее место для прогулок. Твари попрятались по кустам – чуяли, сволочи, оборотня. И сидели тихо.

Как-то непривычно это было – сознавать себя самой хищной тварью на свете. Я то и дело непроизвольно оглядывал свои руки, которые, разумеется, ничуть не изменились, прислушивался к собственным ощущениям. Нет, еще не превращаюсь. То есть, превращаюсь, но жажда крови пока что не пробудилась, и это было хорошо. Вот, верну домой Нэйси с Алисой – тогда пусть пробуждается сколько ей угодно. Надо же мне, в конце концов, прикончить Волейнара, или как его там...

Так я и шел по лесу, периодически отстреливаясь от самых отчаянных и мурлыкая песенки. Пристрелил нескольких упырей, пару раз едва не угодил в ловушки и, наконец, вышел к реке.

Здесь деревья подступали к самой воде, полоща длинные черные ветви в бирюзовых волнах. Вода лениво накатывала на берег, тут же отступая обратно, чтобы затем вернуться вновь. Этот вечный танец можно было наблюдать долго, но времени любоваться на красоты постъядерной Природы у меня не было. Завод возвышался впереди, за излучиной реки, темной громадой поднимаясь из леса. Можно было пройти вдоль берега, можно – под сенью деревьев: я знал, что сейчас я в относительной безопасности. Что ж, у оборотней есть свои преимущества, и этого я не мог не признать.

Под сапогами зачавкала раскисшая почва, покрытая бирюзовыми лужицами. Я присел на корточки, черпнул ладонью воды и пригляделся внимательно.

Они были маленькие, очень маленькие. И шустрые. Они носились, словно заведенные, туда-сюда в непрерывном и беспорядочном движении, периодически выпуская в воду бирюзовые облачка. Интересно как... Вода стекала сквозь пальцы и капала на мокрую землю, а маленькие существа оставались на ладони. Мне вдруг сделалось жалко их, и тогда я хорошенько прополоскал руку в луже, но это было бессмысленно – их было слишком много. Откуда они появились? Я не знал. Только понял, что появились они совсем недавно. Может быть, именно им я обязан жизнью – тогда, когда спасал Алису. И Алиса, точно так же как и я, у них в долгу. С тех пор как они появились, в реке больше нет тварей, и вода не растворяет человеческую плоть, словно бумагу. Какие еще тут могут быть версии?

Может быть, права Аретейни. Да скорее всего, именно так и есть. Она права. Мы – дети мертвого мира, убитого нашими предками. Мы – болезнь планеты, паразиты в ее совершенной, гармоничной системе. Мы – как вирус в крови, разрушающий здоровый организм.

Откуда же мы взялись?.. Почему мы так сильно отличаемся от тварей и живших когда-то давно на этой планете животных? Мы похожи на ошибку Природы, мы ущербны по сути своей. У нас нет шерсти для того, чтобы защищаться от непогоды. Нет и хитиновой брони, охранявшей бы хрупкую плоть от механических повреждений. Мы не имеем ни ночного зрения, ни ушей-локаторов чтобы охотиться, не имеем когтей и клыков чтобы обороняться и добывать себе пищу, наконец, нет у нас и хвостов для поддержания равновесия.

Впрочем, у нас ведь есть разум. Но не он ли привел нас к собственной гибели много лет назад? Логично ли называть разумом то, что разрушает?..