355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Дарья Аредова » Город посреди леса (рукописи, найденные в развалинах) (СИ) » Текст книги (страница 15)
Город посреди леса (рукописи, найденные в развалинах) (СИ)
  • Текст добавлен: 8 октября 2016, 14:35

Текст книги "Город посреди леса (рукописи, найденные в развалинах) (СИ)"


Автор книги: Дарья Аредова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 35 страниц)

– Сюда, – шепнул Дэннер, и я не сразу узнала уже знакомый мост через пропасть. Твари метались и орали, визжали, стрекотали в панике. Позади грохнуло. Сотряслись стены, сыпанул каменной крошкой потолок, в спину ударила мощная раскаленная волна – и мы пролетели метра два, пропахав носом землю.

– Все живы? – Дэннер потряс меня за плечо. Я кивнула, сплевывая сгусток крови из разбитой при падении губы.

– Живы, – сказала Лесли откуда-то сбоку. Свет вдруг мигнул и погас. Город настолько резко погрузился в непроницаемую тьму, что мне даже показалось, будто это я потеряла зрение от удара взрывной волны. За спиной слышались крики в темноте, вокруг хлопали крыльями, обдавая резким ветерком, и визжали летучие твари.

– Вперед! – выдохнул Дэннер – и движение возобновилось.

...Бежали долго. Я чувствовала себя ужасно оттого, что раненому Дэннеру приходилось не только бежать – но и тащить меня на руках. Я чувствовала, что он задыхается и вот-вот свалится на пол. Было очень-очень больно, и я сама не заметила, как снова разревелась и прижалась к нему, уткнувшись носом в шею. От него веяло таким родным, надежным человеческим теплом, способным высушить любые слезы – но я все ревела, ревела, прижимаясь к нему, и мне казалось, будто с каждой минутой становится чуточку легче. Как в далеком детстве, когда я, испытав какое-нибудь несчастье, прижималась вот точно так же к отцу – такому сильному, родному, теплому, способному ото всего защитить и уберечь. И все печали таяли, развеивались невесомой дымкой. Тогда отец был рядом, и он был самым-самым надежным человеком на свете. Так и сейчас – ощущение было точно такое же.

...Вскоре мы, устав окончательно, просто-напросто сползли по стенке.

Уже далеко за пределами подземного города. И долго не могли отдышаться.

Было тихо. Я слышала частое прерывистое дыхание друзей да тихий перестук капель где-то невдалеке. Нэйси выключила фонарь – следовало экономить батарейки – и тоннель погрузился в чернильную темноту. Мне было страшно. До того страшно, что била частая крупная дрожь и казалось, будто темнота давит, и не хватает воздуха. Боль поселилась во всем теле, она пробегала волнами, словно рябь по воде, заставляя вздрагивать и корчиться.

И снова вспыхнуло в памяти – две тысячи восемьдесят шестой год.

Год конца света.

Как же так? Почему? Почему люди это сделали?! Мне хотелось орать, кататься по полу и биться в истерике. Просто в голове не укладывалось, будто сознание из последних сил отказывалось признать, смириться, сдаться, потому что это было для него слишком тяжело. Они все мертвы. И мать, и отец, и товарищи из больницы, в которой я работала – да и самой больницы уже давным-давно нет. Все сгорело, все разрушено и уничтожено. А я сейчас в далеком-далеком будущем, где по лесам бегают мутанты, где все время темно и холодно, а люди даже к соседям в гости не ходят без оружия. Как так получилось, интересно?.. Почему я здесь оказалась?

Мысли побежали дальше. Откуда Артуру-то знать о конце света? Может, это еще и неправда. В самом деле, неувязок очень много. Скажем, как это люди сумели выжить на поверхности Земли – а если это Земля, значит, это и есть все же будущее. Ладно, под землей еще хоть как-то можно было – если напихать побольше запасов. Так это сколько ж лет надо готовиться – да еще и так, чтобы об этом никто не знал. В большом городе. Ну, а город? Почему дома стоят и водопровод работает? Починили? Может быть – за столько-то лет. Только откуда люди спустя такое количество времени... да и сам город попросту не дожил бы. Нет, что-то здесь не так. Определенно.

– Хороша версия, – вслух произнесла я. – Да не вяжется никак. Вы уверены, что это правда?

– О чем? – удивился Дэннер, который все еще обнимал меня одной рукой. Я устроилась поудобнее.

– О конце света. Ну, ты, вот, откуда знаешь?

Он пожал плечами.

– Слышал от охотников.

– Охотники могли соврать.

– Могли, разумеется. Но в таком случае, откуда им знать названия ваших городов? – Он вдруг обернулся ко мне, хотя и не видел меня в темноте. Машинально. – Слушай, Ласточка, а ты-то, к слову, откуда тут взялась?

Я открыла, было, рот и поняла, что мне нечего ответить. Вот, совершенно нечего. Ну, в самом деле, не рассказывать же ему про ночной поход до ларька, пруд и бешеную «девятку».

– Вначале появилась рыжая, – ввернула Нэйси. – Затем Странник вернулся из тумана. Затем пришла ты, а теперь охотники нам рассказывают о конце света. Что все это значит?

– Кроме меня и конца света я пока что, странностей из всего, тобою перечисленного, не вижу, – осторожно заметила я.

– А я вижу. Ты не знаешь. Вне пределов города рыжей было взяться просто-напросто неоткуда. Оборотнем она стала совсем недавно – даже сущность свою еще не освоила, а значит – версия с жизнью в лесу отпадает сама собой, – терпеливо растолковал Дэннер. – Странники никогда не возвращаются к месту своей прежней жизни. – Он помолчал немного и добавил:

– У меня такое ощущение, что все это мне снится. Все страньше и страньше.

– Ну вот, опять! – даже подпрыгнула я.

– Что?

– Ты все время цитируешь наши книги.

– Ваши? Да нет же, эти книги в Храме лежат. Только не все их можно прочесть, далеко не все.

– Дэннер, это наши книги. Я все их знаю. А на допросе ты пел песни, которые у нас каждый день по радио крутят, хотя они и старые.

– В самом деле?.. А я их на старых кассетах слышал.

– Да не может такого быть! – едва не заорала я. – Кассеты столько не живут! Пленка размагничивается! А учитывая тот факт, что они даже для нас – прошлый век, и, если верить тому, что это – будущее – здесь просто-напросто неоткуда взяться кассетам!

– Да, но они здесь есть, – мягко повторил Дэннер. – Что я, по-твоему, могу с этим поделать?

Я запуталась окончательно.

Помолчали. Неподалеку кто-то грузно возился и шуршал по камням в темноте.

– Слушай, я не знаю, – сказал Дэннер. – И, если честно, на данный момент меня вообще не интересуют проблемы мироздания. Я спать хочу. – Он помолчал еще немного и прибавил:

– И есть.

– Понимаю. – Я вздохнула. – Пойдемте?

И мы пошли наверх. Домой... Кажется, Город успел стать для меня родным – вместе с Дэннером. Странно?..

Наверное...

Дэннер

Вернулись мы уже под утро. Ох, дорогие товарищи!.. Я никогда и не подозревал, что воздух может быть столь прекрасен. Мы все дышали и дышали – просто стоя на выходе из коллектора, полной грудью, жадно, взахлеб, пока голова не закружилась. Тут я свалился на траву, глядя в серое небо над городом сквозь черное резкое кружево ветвей, лежал вот так на траве, словно ребенок, и все никак не мог наглядеться. Красотища-а... чудо... волшебство! Самый обычный воздух и самое обычное небо. Нэйси и Лесли, наверное, сейчас носились бы и смеялись – если бы так не устали. С полчаса прошло, не меньше, пока мы так радовались жизни. Казалось, будто мы умерли и вот теперь снова вернулись в мир живых людей, снова способны дышать, мыслить и чувствовать – не было больше душной холодной тьмы подземелья, не было тяжести густого стоячего воздуха, будто продиравшегося в легкие с боем сквозь плотную мокрую ткань. Это подумать только – вокруг все видно без света фонаря. Нет, вы не поняли – все видно. То есть, не маленький кусочек стены или потолка – а совсем все.

Ох, ну что за глупость! Маленькие дети, честное слово. Это сейчас мне так кажется. А тогда нам всем казалось, будто мы попали в волшебную сказку. Воздух, свет и свободное пространство. Я и не подумал бы что человек может настолько отвыкнуть от привычной ему обстановки за каких-то три дня.

Первым делом пришлось завернуть с отчетом к Кондору, которого на месте не оказалось. Тогда мы отправились по домам.

...Совместными усилиями, активно помогая друг дружке, мы с Ласточкой ухитрились помыться, перевязать раны и привести себя в порядок. Казалось, на большее сил уже не достанет – но тут или открылось пресловутое второе дыхание, или стадия переутомления достигла того предела, когда человек это самое переутомление перестает замечать, или свежий воздух нас оживил. В общем, спать нам резко расхотелось. И тогда я устроил Аретейни на кровати, завернув в одеяло, и хотел, было, отправиться на кухню за алкоголем, но зачем-то задержался у комода. Комод как комод, казенный. А у меня было такое чувство, будто я встретил старого друга. Ласточка завозилась, устраиваясь поудобнее.

– Ну? – с улыбкой обернулся я. – Где обещанный чай?

– В шкафу, вестимо, – не осталась в долгу Ласточка. Я вдруг рассмеялся неизвестно, чему – должно быть, сказалось нервное напряжение. Она вначале изумленно на меня уставилась, затем – рассмеялась следом. Смеялись мы так минут пять без передышки, даже слезы на глазах выступили. Я смахнул их рукавом и обнаружил, что все наши приключения под землей как-то поблекли, отдалились. Будто дочитал до конца страшную и неприятную книгу и теперь возвращаешься в реальный мир. И даже не верилось, что все это происходило на самом деле.

Я все-таки притащил бутылку виски и устроился возле Ласточки.

– Вот тебе вместо чая. За победу!

Она счастливо улыбнулась.

– За победу, Дэннер. Как ты думаешь, наши уже вернулись?

Я протянул ей тарелку с остатками бутербродов.

– Еще бы. Тварей-то не видать. Всех, наверное, перебили.

О погибших вспоминать не хотелось. Тем не менее, следующий тост был посвящен Ласточкой именно им.

И тогда мне казалось, что ничего плохого уже больше быть не может. Есть день, есть вино и самое главное – ее сияющие глаза.

Жить надо все-таки сегодняшним днем. И немного завтрашним. А то жить не захочется вообще.

Мы так и уснули в обнимку, не думая больше ни о чем и просто радуясь тому, что мы дома и все еще живы.

Рассвета из-за закрытых ставен я не видал – но проснулся стандартно в шесть. Вначале долго не мог понять, где я, собственно, нахожусь и что я тут делаю (тот факт, что я, в общем-то, сплю, в расчет не принимается). Сознание возвращалось медленно, и его по всем фронтам теснила боль, решившая, видимо, навалиться с полной силой в спокойной обстановке, что и неудивительно.

Ч-черт... вставать теперь придется с боем. Грело только одно обстоятельство – еще до того, как проснуться окончательно, я уже чувствовал Ласточкину теплую, родную энергию. Она спала, свернувшись калачиком, и тихонько трогательно посапывала. Я не удержался и обнял ее покрепче – но она даже не проснулась. Только заворочалась, пробурчала что-то нечленораздельное и засопела вдвое громче. Бедняжка, тяжело ей пришлось. Ну, ничего, зато теперь она в безопасности.

– Дэннер, не уходи... – глухо донеслось из подушки. Я встрепенулся и приподнялся.

– Что?

– Я ей сказала, чтобы на подоконник поставила, – чуть внятнее втолковала Аретейни. Я едва не рассмеялся в голос. Интересно, что же ей снится?..

А знаете, что? Она здесь, рядом со мной, и сжимает во сне мои пальцы. Вы будете смеяться, но мне впервые по-настоящему захотелось жить. Чтобы быть с ней. Просто быть с ней – мне даже этого будет достаточно для счастья. Чтобы видеть ее каждый день, слышать ее голос, защищать. От чего?.. Ну... от тварей, например. И чтобы она улыбалась почаще. И оставалась со мной.

Всегда...

Кондор.

– Опять ты, – обреченно констатировал я, снимая пистолет с предохранителя. Хватит. Она просила не во сне. А в обращении, интересно, считается?..

Лисица вздохнула, осторожно потянулась, жалобно скрипнула – раны еще болели. Наморщила нос и чихнула, отряхнулась, разбрызгивая дождевую воду, прилегла, положив голову на передние лапы и протянув вдоль бока длинный пушистый хвост. В лисьем обличье ее не трудно было узнать – манеры остались прежние.

А я все еще медлил. Отогнал желание присесть и погладить лисицу меж рыжих ушей. От нее пахло дождем и мокрой шерстью.

Тут вдруг она поднялась, и пригнула голову. Шерсть на холке вздыбилась, хвост хлестнул по полу. Лисица негромко, но угрожающе зарычала, показывая белые клыки и отступая назад.

Я тоже отступил. Ставни громко хлопнули – как только стекло не разлетелось – и в проеме окна появился огромный черно-серый волк. Он грациозно перемахнул подоконник, принеся с собой острый звериный запах. Я вскинул пистолет, но волк сразу кинулся на меня, так что выстрелить я успел, но пуля улетела в пол. Зубы щелкнули в непосредственной близости от моего горла. И вдруг на волка кинулась лисица, издав какой-то воинственный крик, напоминающий одновременно и человеческий боевой клич и лисье тявканье. Волк рыкнул и развернулся, временно оставив меня в покое. Видимо, нужна ему была, все-таки, Эндра. Он откинул ее ударом лапы, и она отлетела, оставив на его шкуре кровавые полосы царапин.

Лисица ударилась спиной и стену, взвизгнула, но тут же снова вскочила. Правда, ее шатало. Волк прыгнул к ней и зарычал. Я вскинул пистолет и выстрелил, но помешала лисица, которая снова кинулась не ко времени. Вот, неугомонная. На какие-то несколько секунд обе твари – волк и лиса – сплелись в клубок, так что я не мог прицелиться, не рискуя пристрелить Эндру. Тяжелым ударом лапы волк прочертил воздух. Этот удар должен был бы перебить лисице хребет, если бы она не отскочила. Но она, к счастью, успела – и тут же обессилено припала на лапы. Волк на какое-то мгновение замер над ней. Мне этого хватило, чтобы вскинуть пистолет вторично и выстрелить. Серебряная пуля прошила воздух. Волк оттолкнулся от пола и прыгнул, подминая меня под себя. Теперь уже мы катались по полу, ни как зверь и человек, а как два зверя. Он опустил тяжелую лапу мне на плечо, не давая поднять оружие – сразу видно, этот не то, что Эндра, осознает себя полностью. Прекрасно знает, что выстрели я в него, тем более, в упор, серебром – и для него все будет кончено. Если рыжая девка все еще хоть немного, но осознавала себя человеком, то этот волк – стопроцентная тварь. Глаза у него тоже были человеческие, только злые, хищно прищуренные. Мелькнула мысль, что, возможно, я его знал когда-то – еще в человеческом обличье. Только мы друг друга уже не сможем вспомнить...

От удара когтистой лапы на плече остались глубокие раны-полосы. Краем глаза я видел, как хлынула кровь, заливая рукав рубахи и пачкая ковер. Показалось, что я расслышал сквозь собственное тяжелое дыхание и рычание волка жалобный девичий полукрик-полустон.

Я почувствовал, что оборотень меня одолевает, и свободной рукой вцепился ему в нос – самое слабое место у животных. Он болезненно рявкнул и отскочил, мотая головой. Я вскочил на ноги. Волк тряхнул головой, присел и, оттолкнувшись, прыгнул на меня.

И тут я вскинул руку и выстрелил. Пуля прошла навылет. Оборотень издал короткий скулеж и тяжело шлепнулся на пол. На столике задрожали стакан и бутылка. Жаль будет, если коньяк опрокинется, как-то отрешенно подумал я. Волк шевельнулся. По ковру расползалось темно-красное пятно. Он приподнялся – сильный – но снова упал, уронив тяжелую голову. Вдруг закинул морду, взвыл. Я на всякий случай, держал его на прицеле.

А оборотень смолк, дернулся, потом как-то вытянулся и затих. Подох.

Я машинально сунул пистолет в кобуру и вытер здоровой рукой пот со лба. Обернулся. Там, куда несколько минут назад отлетела раненая лисица, теперь лежала рыжая девочка. Я поднялся и, шатаясь, подошел к ней. Присел рядом. Рыжая завозилась и подняла голову. Огляделась. После обращения она наверняка ничего не помнила, но тут трудно было не догадаться, что произошло.

– Спасибо, – немного хрипло сказала Эндра. Голос прозвучал в наступившей тишине как-то неожиданно громко.

Девочка приподнялась и села, прислонившись спиной к стене. Облизнув сухие губы, покосилась на меня.

– Вас перевязать нужно… – сказала она. – У вас рана…

Я только отмахнулся.

Рыжая помолчала еще немного и спросила:

– А вы теперь меня тоже застрелите?

– Помолчи уж, – попросил я.

Эндра кивнула, поерзав, легла и положила голову мне на колени. Я погладил спутанные медные кудряшки.

Нэйси

Я так устала, что уже ничегошеньки не хотелось, и даже с Лесли мы больше не ругались. Просто еле-еле ползли по темным утренним улицам, лениво отбиваясь от ворон и ползучек. Жуки попадались в этом районе реже, но, если уж попадались, то нам приходилось убивать их вдвоем – так мы устали. Благо, на крыс еще не нарвались. Одно радует – в Городе твари мелкие и безобидные, почти все. Ну, разве что, собаки...

Я с трудом заволокла себя на высокое крыльцо и сунула ключ в замок. От моего движения дверь неожиданно подалась и распахнулась.

Я замерла. Тихонько вскрикнула Лесли и задышала часто-часто. Даже рот открыла.

Внутри было тихо.

– Лесли, – прошептала я. – Ты за мной. Заходим осторожно, если кого увидишь – бей сразу. Я услышу и помогу.

Она кивнула. В такие моменты мы забывали все взаимные обиды и недоразумения, как, наверное, и все люди. В такие моменты мы были вместе. Единой командой.

В гостиной горел свет. Я пинком ноги распахнула дверь, тут же спрятавшись за стенку – но стрелять никто не спешил. Тогда я осторожно заглянула в комнату.

Взгляд привычно скользнул по ковру на полу, по старенькому линялому паркету, маминым вазочкам. И остановился.

На диване, закинув ногу на ногу, сидел человек в шляпе, плаще и высоких сапогах. При виде меня человек поднял голову – и я узнала его.

Того, кого когда-то мы с Лесли называли отцом.

У меня горло перехватило. Что он здесь забыл?! Что ему от нас теперь-то надо, спрашивается?! После того, как маму забрал туман – и он ничем не помешал! – а затем бросил нас одних! Совсем одних! Что ему нужно?!

Из-за спины неслышной тенью выскользнула Лесли.

– Ты!.. – прошипела она. – Тварь!

– Точно! – поддержала я, выхватывая оружие. – В тумане людей не бывает!

Я бы его и прикончила на месте, и даже не потому, что он из тумана пришел. Нет, это все же был человек. Как они там выживают, в тумане – черт их разберет, но я-то знаю только одно, и мне этого достаточно. Он нас бросил. Бросил на смерть. Если бы не помощь Дэннера и Лидии...

Уже после этого он – не человек. Он – тварь, пусть и фигурально. И я ему этого никогда не прощу. И нашу мать тоже.

Он как будто заинтересованно поднял взгляд. Глаза у него были болотно-зеленые, небольшие, узкие и блестящие. Это я еще из детства помнила. Тогда оно у меня еще было, детство. Но вот блеск мне показался каким-то нездоровым.

– Ну, все! – не выдержала я. – Я тебя убью, сука! Ты за все ответишь!.. – Я замахнулась и прыгнула вперед, взвизгнул распоротый воздух перед смертельным ударом, Лесли кинулась за мной.

– Постой! – Странник вскинул руку, останавливая меня. Лезвие задрожало у самого его горла, тускло поблескивая сталью. – Я должен тебе кое-что сказать, Нэйси. Я за этим и пришел. Мне нужно с тобой поговорить.

Лесли сзади нетерпеливо завозилась, но продолжала молчать. Я кивнула – пара минут, по сути, ничего не решают, а у каждого есть право на последнее слово, и право это отнимать нельзя – пусть даже и у такого, как он.

– Говори.

– Происходит нечто странное, – негромко и быстро заговорил Странник. – Я думаю, людям нельзя оставаться в Городе. Лес растет... нечисть множится, в небе обнаружены воронки, резко возросло количество и плотность черных облаков... зараженные районы выгорают... – Голос у него был странный, тусклый и бесцветный, ровный, будто не человек говорит, а машина. – Сбилось постоянство пространства и времени, на реке можно наблюдать эффект урагана... предупредите людей, что в городе оставаться опасно. Животные беспокоятся, острова увеличили свою активность...

– Какую активность?! – не выдержала тут я. – Что такое «эффект урагана»?! Я ничегошеньки не понимаю!

А Странник все говорил и говорил, не обращая на меня никакого внимания. Взгляд у него остановился, и как-то остекленел, будто я его уже убила.

– ...Предупредите людей, – завершил он, наконец, свою путанную и непонятную речь – да так и замер. Затем вдруг без единого звука повалился на пол.

Дэннер

Я еще немного побродил по квартире, успел прочесть половину книги, починить развалившийся от старости стол и заскучать окончательно – а Ласточка все спала. По-хорошему, надо бы ее отправить в госпиталь как проснется – все же, досталось ей неплохо. Мало ли, что там с ней...

Ну, а пока что ее бы покормить чем-нибудь. А поскольку ничего съедобного дома не обнаружилось, я отправился к Лидии.

На улице моросил мелкий частый дождик, и этот дождик приятно холодил раны и ожоги, а потому я немного пришел в себя. Остановился под росшей у подъезда и теперь покосившейся после визита подземных тварей, старой яблоней и пришел к выводу, что пешком я буду до завтра добираться. Пришлось выволакивать под дождь казенного гнедого коня Эмпидоклюса (ай да имечко!.. я ему не завидую) – что, в общем, может сойти за жестокое обращение с животными, правда, я знал, что конь после бега согреется. Пока что он недовольно фыркал, ржал, тряс головой, упирался, и вообще, оказывал сопротивление всеми доступными и недоступными способами. Пока я тащил несчастное животное под вынужденный холодный душ с ветряной просушкой, успел разглядеть сквозь кисею мороси человеческую фигурку на мосту. Отсюда и мост, и фигурка казались некоей декорацией, как театре теней. Под мостом проходил старый канал с давно обвалившимися гранитными плитами набережной – в непогоду к воде подобраться довольно затруднительно. А, чего к ней подбираться-то, к грязной воде. Однако фигурка, похоже, думала иначе. Закончив возиться на корточках – я вначале решил, что человек просто завязывает шнурок – фигурка странно-неловко, сцепив руки, перебралась через перила. И только тогда идиот под названием я соблаговолил догадаться в чем, собственно, тут дело.

Твою ж дивизию!.. Ну, откуда в них столько дури?! Ну, вот, откуда?! Адресочек мне можно? И пару кило тротила в нагрузку!

Я мгновенно взлетел в седло, прильнул к горячей вздрагивающей конской шее, изо всех сил пиная животное в бока. Конь от возмущения взвился на кульбит, огласив улицу заливистым ржанием, я взвыл в унисон с ним – а нечего потому что пинаться больной ногой – и резко хлестнул поводьями. Фигурка меж тем исчезла, скользнула тенью вниз – будто и не было ее никогда, будто она мне примерещилась. Я услышал грузный всплеск.

Кто это – знакомый, незнакомый, есть ли у него веские причины для суицида – может, инфицированный, а может, и вообще, морок-ловушка. Я не знал. И раздумывать было некогда. Мы с Эмпидоклюсом неслись бешеным карьером по звонкой брусчатке, и копыта отбивали с каждым прыжком сильное, ритмичное стаккато. Достигнув реки, я свернул и, придержав коня, поехал легкой рысью. Течение тут не очень сильное, далеко не могло отнести. Было темно, я до слез в глазах всматривался в изменчиво-поблескивающее рябью полотно реки. Фонарей на набережной не было, а карманного фонарика я с собой не захватил. Сделалось тихо, только дождь шелестел, сбегая холодными юркими струйками по разгоряченной коже, по бархатным бокам лошади, по шершавым камням. Ощущение было такое, будто бы я вдруг очутился в странном сне – дождь, темнота, плеск волн и исчезнувший, будто в никуда, человек с моста.

Я уж, было, решил, что все, больше мне тут делать нечего – как вдруг мелькнуло, быстро, тут же скрываясь под водой – почти на середине реки.

Я спрыгнул на камни – зернистый гранит больно ударил в ладони, ближе к воде он становился скользким и опасным, свалишься – все кости переломаешь. Данное обстоятельство меня изрядно задержало, приходилось осторожничать – хорош был бы спасатель с пробитой головой или, там, вывихнутой рукой, к примеру. Я все же поскользнулся, успел сгруппироваться, приложился спиной и ребрами. Затормозил и – увидел, что свалился к самой воде. А секунды бежали, как песок сквозь пальцы, я почти физически ощущал это скольжение, знал, что каждая из этих стремительных секундочек может означать конец. Хотелось остановить время, задержать – совсем ненадолго, хотя бы на несколько ударов сердца. Мне больше не надо...

А в идеале бы еще и всяких умников отучить в каналы прыгать.

Вода обожгла холодом, я переключился на интуитивное восприятие – это легко, это как в бою. В темноте под водой я бы никого не увидел...

У него была резкая, пульсирующая энергия. Отчаяние и звериный, панический страх. Все вы такие, самоубийцы хреновы, с неожиданной злостью подумал я, выпутываясь из скользких кос водорослей. Как бесценный дар жизни разбазаривать – так это они первые. А перед последним порогом резко начинают хотеть домой к мамочке! Сразу куда-то вся трагичность бренного бытия девается! Дурь из головы вымывается холодненькой водичкой, ага. Еще бы! Лучший вытрезвитель. Здравствуй, парень, это я, твоя смерть. Приглашал? Вот я и пришла в гости. А чего орешь-то?.. Вроде, сам позвал...

За этими размышлениями, которые на самом-то деле, пронеслись в голове молнией, в долю секунды – это описывать долго – я сам не заметил, как алая пульсирующая звезда оказалась совсем близко – может, нас свела река, может, я сам до нее добрался. А пальцы мои сомкнулась на длинных волосах.

Наверное, я все же много крови потерял – плавал-то всего каких-то несколько метров, а сердце уже колошматило так, будто вознамерилось мне ребра переломать и улететь в теплые края, голова кружилась, а руки начали неметь. Я вынырнул, вытаскивая неудавшегося самоубийцу вслед за собой. Конь бродил у противоположного берега. Ого, а я, оказывается, через канал перебрался и не заметил. Самоубийца мой немедленно задергался и закашлялся – видимо, до последнего дыхание таки держал. Вот так всегда и бывает. Что ж, тем лучше. Откачивать не придется.

Он... а точнее, она, подняла лицо – и я узнал Алису.

Девочка с соседней улицы. Все за патрульными наблюдала и пряталась. Тихая, незаметная, неразговорчивая. Вот тебе и признаки. Группа риска. А мне и в голову раньше не приходило.

Увидев мою физиономию, Алиса аж задохнулась – вскрикнуть у нее не получилось по причине нахождения воды в дыхательных путях. Глаза распахнулись в пол-лица. Что ж, я ее очень даже понимаю.

– Не дергайся, – сказал я. Алиса поняла и кивнула. – Держись. Или руки связаны?

Алиса кивнула вторично. Вот, умелец, черт бы ее побрал. Сообразительная, а. Ухитрилась даже руки себе связать. Причем, самостоятельно! И после этого через перила перелезть. Талантище! Я выругался и принялся грести к берегу одной рукой. Алиса кашляла, вода плескалась, дождь шел, конь топтался, а у меня раны при каждом движении дергали, будто их каленым железом прижигают. Интересно, чего эта особо одаренная больше испугалась, смерти или моей обожженной рожи?.. Склоняюсь ко второму. Впрочем, тут и сомневаться нечего.

– И чего тебя сюда понесло?.. – задыхаясь, риторически поинтересовался я. – Жить надоело? Или ты осваиваешь экстремальные виды спорта собственного изобретения?

Алиса молчала.

Молчала она даже тогда, когда я ее вытащил на берег и вытряс из нее остатки воды. Она сидела на земле и ревела, а я больше ничего не спрашивал и – внимание! – даже больше не издевался. Что-что – а жалко все-таки девку.

Я со вздохом стащил с себя куртку, которая минуту назад сильно мешала мне жить – то есть, плавать – а теперь начинала согревать, и накинул ее на Алису. Она вздрогнула и подняла взгляд.

И тут я впервые услышал ее голос.

Голос был тихий и срывающийся.

– Я думала, что вы умерли.

– Я?.. – Я уселся рядом с ней, погладив коня по морде, которой он, было, ткнулся мне в плечо. Причем, в раненое. – Да нет, я живой, как видишь.

Алиса молчала дальше.

– Ты зачем в канал полезла? – поинтересовался я. А она вздрогнула и съежилась, будто я ее ударил. Нет, ну до чего затравленное создание. Я что, на маньяка похож?.. А, ну да, похож. С этим не спорю. В таком случае, второй вопрос – что ж с ней дома-то вытворяли, что она так на людей реагирует?! Во всяком случае, я знаю, что сейчас-то у нее родителей нет. Ну, а раньше?..

– Иди домой, – устало порекомендовал я. – И больше о подобных фокусах даже и не думай. Умереть ты всегда успеешь. – Я повысил голос. – А вот жизнь дается человеку только один раз – и, к слову, не самым легким образом! А будешь еще чудить – в тумане найду. Я бы на твоем месте хотя бы родителей постыдился! Ладно. – Я вытащил нож и, наклонившись, перерезал веревки. – Тебя проводить или сама дойдешь?

Алиса не реагировала. Что ж, пусть девка придет в себя немного. Надеюсь, этого урока ей будет достаточно – да только он тяжеловат, урок-то. Я отвернулся и, за неимением другого занятия, принялся смотреть на тот берег канала. На том берегу, соответственно, ничего особенного не происходило.

До тех пор, пока где-то вдалеке, за черными силуэтами холмов, развалин и деревьев не мелькнул желтый огонек.

Эндра

То, что произошло, мне не удалось толком обдумать. Я почти моментально вырубилась – прямо так, как и сидела, на полу, положив голову Кондору на колени.

Сон был неспокойный. Мне казалось, что меня непременно должны расстрелять, прямо во сне. А еще, что в окно скребется огромный волк, и я очень боялась за полковника – что я не смогу проснуться и ему хоть чем-нибудь помочь. Хотя, это все иллюзия – чем я могу ему помочь… К тому же, рана на спине, хоть и маленькая, но неприятно саднила. Сквозь сон я почувствовала, как Кондор поднял меня на руки и отнес на диван, но проснуться так и не смогла.

Очнулась я чуть позже и совсем от другого. Рану на лопатке обожгло и защипало так, будто на нее плеснули серной кислоты.

– Потерпи, – сказал мне Кондор, положив теплую ладонь на плечо и придавливая обратно, к дивану, чтобы не вертелась. – Обработать нужно.

– А вы?.. – простонала я, терпя изо всех сил. – Вас тоже нужно… перевязать…

– Уже. Не шевелись.

Я честно постаралась не шевелиться. Правда, попыталась сопротивляться, когда полковник взялся накладывать повязку – мне было неудобно, что он со мной возится. Во-первых, сам раненый, а во-вторых, я ему никто, так, девка приблудная, а он еще и обо мне заботится. Хотя по уставу убивать должен… Правда, он так строго меня одернул, что я замолкла. Помочь не могу – так хоть мешать не буду.

Напоследок полковник дал мне хлебнуть коньяку, от чего я закашлялась, и велел:

– Теперь спи.

– А вы? – слабо засопротивлялась я. – Вам негде...

– Спи, я сказал.

Тут я не выдержала и провалилась в глухую, благотворную темноту без сновидений.

Когда проснулась в следующий раз, было уже светло. То есть, в окна проникал жидкий, тусклый серенький свет – здесь такие дни не редки, это я уже поняла. Было пасмурно. Я завозилась и приподнялась.

Трупа оборотня, что ночью лежал на полу, как ни бывало, а Кондор уже сидел за столом – работал.

Кондор

Вот неугомонная девчонка. О себе бы подумала – ей бы спать, да сил набираться. Так нет же – «а вы? вас перевязать надо! вам спать негде!..» Одно слово – ребенок. Хотя, чего я себя-то обманываю? Я бы на ее месте точно так же дергался. Сам-то, вон, первым делом ее на диван переволок. Два сапога пара, черт побери.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю