Текст книги "Я еще не жила"
Автор книги: Дарья Торгашова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)
Глава 9
Этель ограничилась минимумом покупок, но наличности ей все равно не хватило. Девушке пришлось телеграфировать отцу, прося выслать еще денег почтовым переводом.
Конечно, первым делом она заверила доктора Бертрама, что с ней и братом все в порядке. Это не вполне соответствовало истине – к Хью пришлось вызывать врача, и он с самого приезда не высовывал носа из своей спальни в их шикарном номере в «Ритц-Карлтоне». Однако до пневмонии дело не дошло, и волновать бедного отца еще больше уж точно не следовало. Он наверняка там в Хэмпшире чуть с ума не сошел, читая новости о «Титанике»…
Отправившись по магазинам на другой день, как и планировала, Этель взяла с собой Кэйтлин и попросила жениха ее сопровождать: вернее, Гарри сам вызвался. Вначале он явно обижался – почти оскорблялся тем, что невеста не уделяет ему должного внимания и как будто совсем не рада встрече. Но потом, когда они медленно ехали в коляске по улицам Нью-Йорка и отовсюду до них долетали разговоры о «Титанике» и «Карпатии», Гарри проникся общим настроением и ощутил большее сочувствие к Этель. В магазине готового платья девушка пожелала выбрать новые наряды приглушенных оттенков, лилового и серого, – в знак солидарности со скорбящими, и жених не стал возражать.
Конечно, он пока что не имел никакого права диктовать ей, как одеваться… но Этель стремилась уже сейчас установить для них обоих границы дозволенного и отстоять свою свободу хотя бы в мелочах. Раздумывая об этом, Этель вдруг вспомнила, что мама завещала ей небольшое наследство, и до сих пор оно сохранялось в неприкосновенности.
Велев отослать два купленных платья и шляпу в картонке к себе в номер, Этель выпила с женихом кофе с пирожным в небольшом уютном кафе. Кэйтлин осталась дожидаться их снаружи в коляске.
– Я уже забыла, что я и сама наполовину американка. Никогда не любила кофе, – со смехом сказала она Гарри, звякнув ложечкой о фарфор. – Придется привыкать, да?
Гарри молчал и смотрел на нее через столик – с непривычной, щемящей нежностью.
– Я только теперь представил себе… представил по настоящему, что ты могла погибнуть. Только угроза смерти заставляет нас по-настоящему ценить то, что дорого, – сказал он.
Этель растерянно улыбнулась.
– Право, я…
Она протянула руку Гарри через стол. Американец долго держал ее в своей, а потом поцеловал.
– Я тебя люблю, – сказал он. Снова сжал ее пальцы своей сильной рукой. – Кажется, я этого еще не говорил! Ведь не говорил?
Этель умилилась и вместе с тем ощутила большую неловкость.
– Не говорил – и, по-моему, еще не время! Конечно, нас считают женихом и невестой, но… это рано.
Этель взглянула на свою левую руку, без всякого кольца.
– Особенно сейчас, Гарри.
Он кивнул. Снова придал своему лицу приличествующее скорбное выражение.
– Я понимаю.
Этель снова подумала, как мало, в сущности, она еще знает этого человека…
Когда они допили кофе, Гарри расплатился, и молодые люди вышли на улицу. Этель взглянула на Кэйтлин, томившуюся на кожаном сиденье экипажа, и горничная робко улыбнулась ей. Этель снова повернулась к Гарри.
– Спасибо тебе большое за все. Но мне кажется, что мы тебя задерживаем. Дальше мы с Кэйтлин справимся сами, правда?
Гарри нахмурился. Конечно, ему это не понравилось; особенно после того, как Этель убедила его снабдить деньгами на расходы самовольно нанятую служанку.
– Разве у тебя нет никаких дел? – настаивала Этель.
– Тебе так не терпится от меня избавиться? – проворчал американец, окидывая недобрым взглядом обеих девушек.
– Ну, Гарри!
Этель вдруг первая обхватила его за шею и заставила наклониться; и так, почти обнимая и щекоча его своими русыми локонами, прошептала на ухо, что они с горничной будут покупать интимные предметы туалета.
Молодой делец рассмеялся и смягчился.
– Что ж, тогда не буду вас смущать, дамы.
Гарри приподнял шляпу и, слегка поклонившись раскрасневшейся Этель, повернулся и пошел прочь, постукивая тростью.
Постояв пару мгновений на тротуаре, Этель решительно подошла к Кэйтлин и забралась в коляску. Сложив руки в новых серых перчатках поверх новенького вышитого ридикюля, велела кэбмену катить дальше по Пятой авеню.
– Я плохо помню город, – сказала она молчавшей Кэйтлин, – в прошлый раз я была здесь в четырнадцать лет, с отцом и братом. А Гарри был тогда уже взрослым человеком, студентом Гарварда… Правда, классическое образование ему мало пригодилось.
Для Кэйтлин все это было сказкой о безоблачной жизни богачей, и она слушала молча и насупленно. Когда Этель замолкла, ирландка вдруг покраснела и произнесла:
– Мисс Этель, а как же компенсация? Вы говорили, что хотите чего-то там добиваться?
– Да. Непременно, – Этель кивнула.
Она стянула с правой руки перчатку и похлопала ею по сиденью между ними. В задумчивости прикусила губу.
– Я полагаю, начать нужно не с этого. Вы помните, еще на «Карпатии» наши дамы собирали средства на помощь нуждающимся? Они назвали это Фондом помощи спасенным. Мы должны выяснить, где собирается их комитет, и обратиться туда.
– Да кто я такая, чтоб меня там послушали, в этом комитете, – Кэйтлин запунцовела. – Им небось никаких денег не хватит на всех бедняков, которые к ним туда набегут!
– Ну, это вряд ли. Помогать будут только тем, кто был в списках спасенных, и их семьям! И, я думаю, многие захотят внести свою лепту, – сказала Этель, вспоминая доброту женщин с «Карпатии». – А счета из магазинов можно оплатить и потом, – прибавила она.
Больше они не говорили об этом. Остановив экипаж у другого, универсального, магазина, обе девушки принялись выбирать себе белье, и даже увлеклись этим; в других отделах Этель приобрела душистое мыло, туалетную воду, кольдкрем1313
Старинная смягчающая мазь для лица и рук на основе миндального масла, воска и спермацета.
[Закрыть] и пудру, маленькие щипцы для завивки, гребни для волос, шпильки и большую коробку гигиенических прокладок. Брату Этель купила бритву, пару рубашек и подтяжки – его размеры она знала назубок.
Кэйтлин неожиданно расплакалась, увидев эти мужские подтяжки; и Этель поняла, что она вспомнила о собственной невозвратимой потере. Обняв ирландку за плечи, Этель поспешила увести ее из магазина.
Когда они вернулись в гостиницу, девушка проведала брата, который ужасно скучал и попенял ей, что она не принесла ему хотя бы газет. Гарри, по-видимому, не было, – а через пять минут в дверь позвонили: мальчик-посыльный принес записку от жениха. Гарри сообщал, что его не будет до вечера.
«Уже почти вечер», – в тревоге подумала Этель.
Ожидая прихода Гарри, она переоделась в одно из купленных платьев, лиловое с отделкой из черных кружев, и заново причесалась с помощью Кэйтлин. И едва успела: Гарри появился на пороге, все в том же сером деловом костюме. Увидев такое преображение невесты, он пришел в восторг.
– Как ты кстати! У меня для тебя маленький подарок, – и американец раскрыл бархатную коробочку для украшений. Взволнованная Этель догадалась, что там может быть. Обручальное кольцо, конечно же: Гарри решил, что для этого самое время!
Колечко было изящным серебряным, с маленьким сапфиром.
– Я понимаю, что для развлечений сейчас не время, – сказал Гарри, посерьезнев. – Но нам пора наконец покончить с неопределенностью. Этель Констанс Бертрам… ты примешь от меня это кольцо?
Он дрогнул, словно хотел опуститься на колено; но остался стоять, глядя на девушку почти с пугающей страстью и серьезностью.
Этель не могла произнести ни слова. Она долго неподвижно стояла, а потом молча протянула Гарри левую руку. Тот взял ее и медленно надел невесте кольцо на безымянный палец.
Сердце девушки колотилось как сумасшедшее; рука не дрогнула, но в голове не было ни одной связной мысли. А перед внутренним взором неожиданно возник образ Кэйтлин. Кэйтлин, которой она обещала место в своем доме…
А потом Этель взглянула на свою руку, украшенную обручальным кольцом… и вскрикнула:
– Ай!..
– Что с тобой? – переполошился Гарри.
Этель снова вгляделась в кольцо. И с усилием ответила:
– Н-ничего.
Несколько мгновений она совершенно отчетливо видела вместо тонкого серебряного колечка с сапфиром другое – тяжелый зеленый перстень из цельного нефрита со скарабеем. А это могло означать только одно – Амен-Оту по-прежнему может вторгаться в их с Хью разум, не спрашивая дозволения… Скорее всего, воскресшая египтянка до сих пор где-то поблизости. Хотя она могла быть где угодно. Для ментального воздействия расстояния значат мало.
Этель подняла глаза… теперь Гарри неприкрыто, даже нескромно любовался ею.
– До завтра, – сказала мисс Бертрам, сделав над собой усилие.
– До завтра, – Гарри кивнул.
Он пошел к себе; но на полпути вдруг круто повернулся. Молодой человек в два шага преодолел расстояние между ними и, обхватив Этель за талию и другой рукой сжав затылок, поцеловал ее в губы жарким, долгим поцелуем.
Он никогда еще не целовал ее так… это совсем не было неприятно, но головокружительно, возбуждающе и опасно, точно прыжок в глубокое соленое море без купального костюма.
Когда Гарри оторвался от нее, Этель без сил отступила в прихожую, привалившись к зеркальному шкафу.
– Вот теперь… уходи, – выговорила она, задыхаясь. – Пожалуйста.
Гарри поправил воротничок, глядя от нее потемневшим от страсти взглядом.
– Ухожу, – сказал он. Американец удалился. Этель захлопнула за ним дверь, а потом убежала в спальню и бросилась на кровать, зарывшись лицом в подушки.
Кэйтлин никуда не выходила, оставаясь в своей комнатке за стеной; но у нее хватило такта не напоминать о себе.
Этель долго не могла прийти в себя. Конечно, в высшей степени наивно было бы полагать, что ее жених все эти годы не имел дела с женщинами. Наверняка внимания перспективного бизнесмена удостоилась не одна красотка с Бродвея!
Но теперь она не знала, как этот человек завтра поведет себя с нею… не захочет ли поторопить события? Будет ли позволять себе «вольности», как говорили во времена ее матери?..
Этель спала плохо, и видела беспокойные и страстные сны. Утром она гораздо дольше обычного собиралась, откладывая встречу с Гарри. Однако около полудня тот явился сам.
Против ожидания, ее жених был спокоен и собран. Он спросил Этель, как здоровье Хью и каковы ее планы на сегодня. Избегая глядеть ему в глаза, девушка ответила, что Хью поправляется – а сама она хотела бы посетить собрание Комитета спасенных. Вчера она узнала, где и когда те проходят, – светские дамы с жаром взялись за дело, устраивая музыкальные вечера, чаепития и благотворительные распродажи в пользу пострадавших на «Титанике».
Гарри улыбнулся.
– Вместе с Кэйтлин, конечно?
Этель кивнула.
– Тогда пойдем втроем, – предложил американец. Отказаться было бы очень неучтиво, и Этель согласилась. По дороге она немного расслабилась – Гарри держался со своей обычной предупредительностью. Они попали на собрание, где были приняты со всем радушием.
Председательствовала здесь одна из пассажирок «Титаника» – миллионерша Маргарет Браун, прозванная «непотопляемой». Она была ирландка, простолюдинка, которую многие считали вульгарной и беспардонной. Однако Этель подумала, что Молли Браун, как все ее звали, обладает не только энергией и волей, но и золотым сердцем. Когда Этель представила комитету Кэйтлин, бедную девушку буквально завалили новыми вещами, которые привозили сочувствующие дамы; правда, денег из кассы Кэйтлин получила всего пятнадцать долларов, но миссис Браун заверила, что в ближайшее время будет принято решение о компенсации – или даже о пособии, которое станут выплачивать жертвам крушения. Как раз сейчас в Нью-Йорке заседала комиссия, всесторонне расматривавшая обстоятельства трагедии; к ответу призвали Брюса Исмея, директора компании «Уайт стар», на которого в эти дни обрушилось всеобщее негодование, и немногих оставшихся в живых членов экипажа. В числе их был неумолимый второй помощник капитана Лайтоллер, печально прославившийся тем, что не позволил сесть в шлюпку ни одному из мужчин.
На улице их троих сразу же атаковали журналисты; и Этель даже дала интервью, описывая пережитое. Их с Гарри засняли для газеты. А Этель думала – что было бы, скажи она правду, известную только ей и Хью…
Потом они с Гарри отправили Кэйтлин в гостиницу, а сами решили пройтись пешком. По дороге Этель привлек букинистический магазин, где ее приятно поразил выбор подержанных книг. Она купила брату «Человека-невидимку» Уэллса – эту повесть ему давно хотелось прочитать целиком.
Расплачиваясь, Этель думала, что их с Хью знакомая в таком же положении, что и герой этой истории, изолированный от окружающих, – но только Амен-Оту наверняка приспосабливалась лучше, чем несчастный Гриффин. Она была умна – жрецы в Древнем Египте были самой образованной прослойкой населения, считая и женщин; и быстро овладела бы знаниями и навыками, доступными в их время простым смертным. И эта египтянка обладала тем, что простым смертным доступно не было…
Себе Этель выбрала сборник рассказов Джека Лондона, любимого писателя Гарри. Конечно, жених оценил ее выбор. Зайдя посидеть в кафе, они завели разговор о литературе: Гарри был умным и начитанным человеком, но Этель до сих пор не замечала, чтобы его взгляды в чем-то отличались от общепринятых.
Попрощавшись с Этель перед дверью в номер, жених снова поцеловал ее в губы – но теперь нежно, так что она испытала только приятное волнение. Этель вернулась к себе; она очень обрадовала своим подарком Хью, который шел на поправку.
На другой день Этель опять отправилась на собрание комитета – на сей раз одна, потому что у Гарри обнаружились срочные дела. Он с утра несколько раз перезванивался с конторой отца. Днем они встретились, и жених предложил ей сходить в театр «Мулен-Руж». У Этель для этого не было ни настроения, ни подходящего наряда; и она поблагодарила и отказалась. Тогда Гарри предложил им втроем поужинать в ресторане отеля.
– Надеюсь, твой братец найдет в себе силы спуститься? Что-то он меня не слишком жалует, – улыбаясь, заметил американец.
Этель заверила, что Хью лучше; и, конечно, он придет.
Хью в самом деле принял приглашение. Однако за ужином он едва соблюдал приличия, отвечая сквозь зубы, когда к нему обращались: казалось, Хью с трудом выносит общество сестриного жениха. Гарри с Этель некоторое время говорили между собой о жизни в Хэмпшире. А потом Гарри неожиданно обратился к Хью, задав ему вопрос.
– Каковы ваши успехи в университете, Хью? Чем планируете заниматься после выпуска?
Вопрос явно застал юношу врасплох. Хью, специализировавшийся в академической филологии, учился с грехом пополам, а такую гуманитарную специальность выбрал в пику отцу. Еще до начала работы в газете брат Этель сменил множество увлечений.
– Я… пока не решил, что буду делать, – наконец ответил Хью, взглянув на Гарри. – Возможно, попробую себя в бизнесе, как вы.
Гарри откинулся на спинку стула; он поднял брови, слегка улыбаясь.
– Вот как? В бизнесе требуются особые качества, и авантюрный склад характера – этого далеко не достаточно. Возможно, бизнес совсем не подходит вам, так же, как и филология.
Хью покраснел до ушей. Ему потребовалось все самообладание, чтобы не выскочить из-за стола; он сдержался, но остаток вечера был безнадежно испорчен. Покончив со своим рыбным филе, Хью сразу же убежал наверх.
А Этель, оставшаяся наедине с женихом, была вне себя от негодования.
– Что ты ему наговорил? – воскликнула она.
– А разве я не прав? – парировал американец так же гневно. Казалось, он только этого и ждал. – Этот мальчишка ведет себя просто возмутительно! Ему давно нужен кто-нибудь, кто объяснил бы ему, что он из себя представляет… и на что может рассчитывать!
– Возможно… мой брат вел себя некрасиво, – согласилась Этель с запинкой. – Но с твоей стороны это был нечестный удар! Если так ведут себя в твоем бизнесе, Хью действительно нечего там делать, – снова не удержалась она.
Гарри усмехнулся.
– Вы оба до сих пор не представляете, чем я занимаюсь.
Этель снова подумала, не сделала ли она роковую ошибку… но взглянула на свое кольцо и промолчала. Она встала из-за стола, стараясь держать себя в руках.
– Я поговорю с Хью, – сказала девушка. – Но ты тоже будь снисходителен. Не забывай, что мой брат нездоров; возможно, душевно он тоже пострадал, – шепотом прибавила она.
Гарри кивнул. Он встал и, обойдя стол, поцеловал ее в щеку.
– Спокойной ночи, дорогая.
Этель заставила себя улыбнуться в ответ; и, повернувшись, покинула зал. Поднимаясь по лестнице, она думала, что Хью действительно очень переменился за эти дни: как пишут в романах, «стал другим человеком». И не в последнюю очередь причиной тому могло быть его чудесное спасение.
На другой день Хью, бледный и серьезный, извинился перед женихом сестры – и Гарри Кэмп, разумеется, великодушно его простил. Они втроем решили, что сядут на поезд до Айдахо, где жила семья Гарри, когда придет перевод из Хэмпшира от доктора Бертрама.
Глава 10
– Миссис Маклир, доброе утро, – голос служанки вырвал ее из сна. Ей теперь хватало трех часов сна, когда она была бесчувственнее трупа; а все остальное ночное время жрица проводила, лежа в постели, чтобы не возбуждать подозрений. Хотя именно в ночные часы ощущала необычайный прилив сил и бодрости.
Сквозь опущенные ресницы Амен-Оту проследила за темным силуэтом служанки, которая направилась к высокому окну.
– Нет… не трогайте, – выговорила она на английском языке, увидев, как девушка собирается раздвинуть занавески. Служанка тут же опустила руки и повернулась к ней.
– Как угодно, мэм.
Девушка слегка присела в знак почтения и быстро вышла. Сейчас она принесет ей «кофе в постель», как это называлось.
Жрица села, оперевшись спиной на подушки, и медленно обвела взглядом комнату. Это был седьмой день после того, как она сошла на берег страны Америки. Мистер Маклир устроил ее в доме одного из своих друзей, и люди здесь относились к ней почтительно и выполняли все, что бы она ни попросила. А у нее это получалось с каждым днем все лучше.
Мистер Маклир в первый же день принес ей очень полезную книгу, которая называлась «словарь». Он принялся учить ее сразу говорить и читать на своем языке, указывая на предметы вокруг себя и тут же прочитывая их названия по книге. В этой спальне было множество всяких вещей, и новоявленная египтянка Амина делала быстрые успехи. Мистер Маклир даже изумлялся ее способностям, и она сама порою им изумлялась: ее новая память была как смола, в которой намертво застревало все, что туда однажды попадало.
Амен-Оту взяла толстую потрепанную книгу с ночного столика и, полистав страницы из тонкой «бумаги», вздохнула и отложила словарь. Ах, если бы подобные хранилища знаний существовали в ее время! Какими сокровищами обладали эти варвары, и они даже не знали им цены… Дядя ее мертвого мужа сказал ей, что такую книгу теперь мог приобрести любой бедняк!
Дверь отворилась, и вошла служанка с подносом, полным еды. «Кофе» со сливками и «рогаликами», и еще «овсянка» и «апельсиновый сок». Египтянка улыбнулась.
– Благодарю вас, – сказала она.
Девушка улыбнулась в ответ. Наверное, это была не рабыня, – Амен-Оту не знала, существуют ли еще рабы; и в ее время в домах знати по большей части тоже прислуживали свободные люди, а рабами делали военнопленных, «живых убитых». И, в любом случае, лучше обращаться с прислугой по-доброму.
Амен-Оту принялась есть. Наслаждение от еды было все таким же острым, и она по-прежнему испытывала сильный голод, хотя теперь насыщалась быстрее. И потребности облегчиться у нее за все это время ни разу не возникло. Ей, конечно, пришлось притворяться, будто она это делает, по нескольку раз в день заходя в уборную и спуская воду в «ватерклозете»: еще одно хитроумное приспособление нового времени. К своему облегчению, – и некоторому разочарованию, – жрица поняла, что в окружающих ее вещах нет ничего магического. Это была просто ловкость рук, выдумки ученых людей, которыми мог пользоваться любой – даже самый низший, не обращаясь к богам и не готовя себя к таинству.
На второй день Амен-Оту заставила Мистера Маклира и молодую служанку у себя на глазах спускать воду в уборной, а потом открывать и закрывать «краны» в ванной комнате. Они тогда улыбались, выполняя ее просьбы, – служанка тоже улыбалась, глядя на нее как на глупую дикарку. А Амен-Оту сохранила спокойствие и улыбнулась сама себе, удостоверившись, что ничего чудесного в окружающих предметах нет. Она знала, как легко может вселить во всех этих варваров ужас, – ужас, перед лицом которого самые ученые мудрецы нынешнего времени будут как малые дети…
Покончив с завтраком, она промокнула губы «салфеткой» и встала. Нужно было умыться. Она теперь, кажется, совсем не потела, – или, возможно, это было из-за постоянного холода. Но потребность очищать рот у нее появилась… и женские выделения тоже вернулись. Правда, вряд ли у нее будет идти месячная кровь, – она знала, что кровотечение как-то связано со способностью беременеть, а она теперь вряд ли к этому способна.
Мертвые не могут давать жизнь: даже воскрешенные мертвые. Хотя о таких существах, как она, жрица до сих пор никогда не слыхала!
Вдруг сердце сжала сильнейшая тоска, когда она ощутила свое беспредельное одиночество. Способен ли ее хоть кто-нибудь здесь понять? Сможет ли она хоть кому-нибудь верить?..
Амен-Оту совершила туалет, потом вернулась в комнату, накинув «халат» из блестящей синей ткани. Сейчас нужно будет опять надевать черное платье. Она понимала, что облачение вдовы служит ей защитой, – но это уже начало тяготить ее…
Вновь явилась служанка, чтобы помочь ей одеться и причесаться. На четвертый день Амен-Оту обратила внимание, что никто из женщин здесь не носит коротких волос, как она. И, когда она сказала об этом служанке, та предложила ей «шиньон» – чужие черные волосы, которые прикалывались к затылку и скручивались в узел. С такой прической Амен-Оту совсем не походила на себя прежнюю; однако ей это шло.
Убрав ее волосы, служанка с улыбкой предложила:
– Не желаете ли прогуляться, мадам? Поглядите, какое сегодня солнце!
Амен-Оту содрогнулась.
– Нет.
Задернутые «шторы» защищали ее от безжалостного Ра, как и любая плотная ткань, – она заметила; и разрушение под воздействием света стало происходить медленнее. Позавчера жрица проверила это, когда осталась одна: она высунула руку в окно, которое выходило на большой сад, и принялась считать вслух. Рука истлела до костей, когда она досчитала до десяти. И потом восстановилась через пятьдесят мгновений.
На другой день после этого опыта египтянка узнала, что люди нового времени пользуются часами, точно отсчитывающими время, – гораздо точнее и удобнее водяных. Такие часы из резного дерева стояли на «каминной полке» в ее спальне. Она стала постоянно с ними сверяться – ее зачаровывало движение черных стрелок, отсчитывавших время ее новой жизни. Настоящее священнодействие: хотя эти варвары относились с пренебрежением к часам своей жизни, как и ко многим другим своим богатствам.
Служанка ушла; тогда Амен-Оту села в кресло у кровати и принялась листать словарь. Она порою сильно тосковала, но никогда не скучала, оставшись одна. Этот «английский» язык оказался легким для изучения – хотя в нем обнаружилось очень много новых слов, обозначавших новые вещи, он был гораздо удобнее сирийского и аккадского языков, которые она изучала в прошлой жизни. Возможно, потому, что у этих варваров была такая удобная письменность. Слова, которые изображались не с помощью рисунков или клиньев, а только перестановкой отдельных букв, – до чего просто!..
Ее отвлекло появление Мистера Маклира. Амен-Оту вздрогнула и чуть не уронила книгу с колен.
Старик сел напротив нее на стул и, участливо улыбаясь, погладил свою седую с рыжиной бороду.
– Как ваше здоровье, Амина? – спросил он.
– Хорошо. Благодарю вас, – ответила египтянка, медленно и тщательно выговаривая слова.
Некоторое время ее покровитель изучающе смотрел на нее; и это почему-то ей не понравилось. Амен-Оту попыталась проникнуть в его разум, но встретила глухое препятствие. Смертные тоже могли защищаться от нее – хотя наверняка не сознавали, как они это делают…
Амен-Оту ощутила сильное желание испытать этого человека; и одиночество становилось все непереносимее. Оно было даже хуже, чем одиночество в плену у смерти, потому что тогда время ощущалось совсем иначе.
– Я тоскую, – медленно выговорила она, умоляюще глядя на Мистера Маклира. – Когда я смогу… встречаться с другими людьми?
Мистер Маклир снова ласково улыбнулся. Он взял ее руку и погладил своей сухой морщинистой рукой.
– Бедное дитя. Конечно, вы тоскуете, так далеко от всего привычного, – ответил он. – Мы скоро поедем домой, и там вы познакомитесь с семьей вашего мужа, они помогут вам отвлечься. А когда кончится срок вашего траура, мы будем снова устраивать большие приемы.
Последнего слова египтянка не поняла. Что значит «приемы»? Наверное, празднества, где много людей и много света. Она быстро отвернулась, чтобы не выдать своего страха.
Мистер Маклир понял ее по-своему, приняв это за смущение. Он снова отечески похлопал жрицу по руке, а потом встал и предложил ей прогуляться по саду.
– Вам нужен воздух, – сказал он.
– Не… сейчас. Лучше вечером, – ответила она с запинкой.
Старик, кажется, обрадовался тому, что не придется ее развлекать.
– Как хотите, дорогая.
Она вдруг задумалась о том, чем он занимается, когда выходит от нее. Как вообще мужчины этого времени получают свое богатство?
Мистер Маклир покинул комнату, и Амен-Оту осталась одна со своей книгой. Но читать ей больше не хотелось. Жрица встала и прошлась по спальне, равнодушно трогая предметы, которые до сих пор так восхищали ее.
Она подумала, что Мистер Маклир вовсе не так добр, как сначала показался. У нее появилась догадка, почему он так заботится о ней, о чужеземке. Возможно, ее мертвый муж завещал ей большое богатство, а теперь Мистер Маклир пользовался этим золотом, потому что считал ее полной невеждой!
Ей нужно быть осторожнее и притворяться глупее, чем она есть. И, уж конечно, нельзя показывать старому Мистеру Маклиру, как быстро она учится.
Впервые она пожалела человека, который считался ее супругом…
Но ведь и сама она использовала всех людей вокруг себя, разве нет? Что теперь есть Маат? Или Маат окончательно умерла, и ей нужно искать какую-то новую правду, правду варваров?..
Это было далеко не все, чего она страшилась. Каждый вечер та, которая была Амен-Оту, принималась ждать своего нового повелителя. Того, кто сотворил ее заново! Звался он Сетхом или как-то иначе – он, как и она сама, боялся света истины, и мог бы явиться только ночью…
Но до сих пор этот демон не давал о себе знать. Неужели ждал, пока она не наберет полную силу и не освоится в новой жизни? А может, ждал того «большого приема», о котором говорил Мистер Маклир? Или был занят в другом месте?
Возможно, где-то в других местах были существа, подобные ей, – возможно, этот демон возрождал других из праха мертвых, и желал подчинить себе также и их?..
Она принялась думать о юноше с золотыми волосами, которого спасла. Удивительно: он был светел как солнце, таких людей в ее стране не рождалось и даже рабов такого облика она не встречала, – но Амен-Оту совсем не ощущала угрозы с его стороны. Мысли о нем разгоняли тьму в ее сердце.
И она знала: стоит ей сказать «приди» – и Хью Бертрам придет. Но это рано. Однажды они встретятся; но не сейчас!
– Не сейчас, – прошептала жрица на языке Хью Бертрама. – Но я сниму… этот траур… и ты придешь.
Она медленно улыбнулась сама себе.
Когда Гарри Кэмп и его гости сели на утренний поезд, Этель, конечно, заняла одно купе с горничной, а Хью разместился вдвоем с Гарри. Но ни в одном из помещений разговор не клеился. И скоро Этель перешла в купе к мужчинам: только она вносила оживление в их общество и примиряла их между собой.
Она села рядом с Гарри, и тот инстинктивно хотел приобнять ее, но удержался. Этель стала расспрашивать жениха о его родителях, о том, что делает его брат Теодор, который избрал поприще, далекое от бизнеса, – кажется, серьезно занимался чуть ли не химией.
Гарри охотно отвечал, радуясь такому интересу невесты к его семейным делам. И только потом Этель спохватилась, что они опять забыли о Хью. Ее брат, сидевший на бархатном сиденье напротив, безразлично смотрел в окно; казалось, он пересчитывал бесконечные сосны, мелькавшие мимо.
Этель порывисто встала и, подойдя к брату, села рядом.
– Что с тобой, дорогой? Может, ты еще плохо себя чувствуешь?
Хью молча покачал головой, не глядя на сестру.
– Мы не слишком рано поехали? – тихо допытывалась она, взяв его за руку.
Он вдруг быстро обернулся к ней.
– Давай выйдем в коридор.
Этель взглянула на жениха.
– Ты не против?..
– Пожалуйста, – любезно ответил Гарри.
Надо было отдать им обоим должное: после их размолвки, когда Хью примирился с тем, что сестра приняла предложение Гарри, ее брат и жених честно пытались вести себя друг с другом по-родственному. Пусть у них пока не очень-то получалось.
Хью с Этель вышли в коридор. Брат плотно закрыл дверь и поманил ее в сторону, к окну.
– Я все чаще вижу ее… и во сне, и наяву, – тихо сказал он, подняв глаза на Этель. – Это началось еще в гостинице.
Этель испугалась.
– Она мучает тебя? Преследует?..
Хью медленно покачал головой.
– Я бы не назвал это так. По-моему, как раз наоборот – кто-то мучает и преследует ее! А от меня Амен-Оту ждет помощи.
– Но чем ты мог бы ей помочь? Ты не думал, что это может быть уловка с ее стороны? Посуди сам, – Этель вдруг задумалась о том, что до сих пор не приходило ей в голову. – Амен-Оту ничем не рисковала, когда вытаскивала тебя: ведь она была уже… или все еще мертвой!
Хью улыбнулся.
– Я знаю одно. И меня не разубедишь ни ты, ни кто-либо другой. Однажды она спасла меня, и теперь я должен буду спасти ее, если она попросит.
