Текст книги "Я еще не жила"

Автор книги: Дарья Торгашова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)

Глава 3

Этой ночью она спала без сновидений – или, во всяком случае, их не запомнила. Наутро Этель встала в обычное время, чтобы не пропустить завтрак; однако сказала Хью, что хотела бы провести день в покое.

– К тому же, – с улыбкой прибавила девушка, – если верить твоим словам, у нас еще предостаточно времени на шумные развлечения на этом корабле.

Хью не стал спорить.

– Конечно, Этель, отдыхай. Пора нам сбавить обороты.

Этель с неким ревнивым чувством подумала, что брат без труда найдет себе тут развлечения и дела и без нее; и, уж конечно, в курительных салонах «Титаника» подберется мужское общество на любой вкус.

Когда они вышли из столовой, Этель сразу попрощалась с братом. Она сказала, что, возможно, пойдет в читальню или погуляет по палубе.

Хью одарил ее жизнерадостной улыбкой.

– Я спущусь перед обедом.

Он тут же скрылся. Этель направилась на палубу: некоторое время она прогуливалась, наслаждаясь солнцем и свежим морским ветерком. Потом присела в шезлонг, провожая глазами разряженные пары и группы пассажиров: до нее доносились звуки оживленных разговоров и кокетливый смех дам. Внезапно Этель стало одиноко, она поднялась и ушла.

Этель пошла в читальню, где на днях ее брат сочинял свою заметку о жрице Амона. Как только девушка села за стол, к ней подлетел услужливый стюард.

– Что вам принести, мисс? Желаете почитать что-нибудь конкретное?

Этель пожала плечами. Ей было все равно… только хотелось выбрать для чтения что-нибудь как можно более далекое от египетской тематики. Впрочем, вряд ли в корабельной библиотеке – даже на «Титанике» – найдутся книги вроде «Клеопатры».

– На ваш выбор. Какое-нибудь дамское чтение, – сказала она стюарду.

Тот задумался на миг, а потом улыбнулся.

– Кажется, я знаю, что вам понравится, мисс.

И он принес ей роман известной современной американской писательницы Эдит Уортон – «Обитель радости», повествовавший о грустной судьбе светской барышни, метавшейся между замужеством и свободной бедностью: она так и упустила свою любовь, не найдя в себе сил «выйти за деньги». А другого выбора у молодой женщины в те годы – совсем недавно! – не было.

Против ожидания, книга увлекла Этель, и она просидела в читальне полтора часа. Потом Этель зашла в напоминавшее открытую террасу кафе «Паризьен», где выпила чашечку кофе: какие-то щеголеватые молодые люди с интересом поглядывали на ее столик, но Этель не сделала ни единого поощрительного знака, и они не осмелились приблизиться.

Почувствовав, что такое одиночество ставит ее в пикантное положение, Этель решила вернуться к себе. Может быть, разобрать вещи или черкнуть пару строк в дневник, – Этель вела дневник, но не систематически, а лишь время от времени, когда у нее появлялись мысли, достойные записи. Внезапно ей захотелось отправить радиограмму отцу, в Хэмпшир, – и это пора было сделать, но приходилось подождать возвращения Хью: текст послания следовало продумать вместе.

Спустившись на палубу F на лифте, Этель вошла в каюту и некоторое время бесцельно слонялась по пустой комнате, не зная, за что приняться. Присев на стул, Этель впервые за эти часы вспомнила о мумии… и удивилась, что так долго о ней не думала. Неужели отпустило, и все дело в нервах, как сказал Хью?..

Тут раздался щелчок открываемой двери, и Этель вздрогнула, распрямившись как пружина. Но это оказалась всего лишь горничная – та самая знакомая рыжая девушка-ирландка. Она с улыбкой поздоровалась и положила на кровать стопку белья: ее собственный лифчик, панталоны, черные чулки и сорочку!

– Ваше белье, мисс. Постельное я уже сменила.

Все эти вещи были не только выстираны в огромной судовой прачечной, но и проглажены под прессом. Этель от души поблагодарила девушку; она дала ей десять шиллингов на чай. А потом, поддавшись порыву, спросила горничную, как ее зовут.

– Кэйтлин, мисс, – Кэйтлин О'Брайен. Вы очень добры.

– Расскажите мне, как вы сюда устроились, – попросила Этель. – Нравится ли вам работа на «Титанике»?

Девушка медлила с ответом; она сделала шаг к двери.

– Ничего страшного, – остановила ее Этель, поняв эти колебания. – Пусть думают, что вы меня причесываете или одеваете!

Она рассмеялась, ощутив внезапную уверенность в своем праве.

– Вам ведь платят за возню с капризными дамами, не правда ли? Сядьте и передохните.

Горничная Кэйтлин успокоилась и улыбнулась, польщенная таким вниманием. Она села напротив Этель, которая почувствовала неподдельный интерес к этому существу из другого мира. Вначале ирландка явно ощущала себя не в своей тарелке, но потом сама увлеклась и разговорилась.

Выяснилось, что она еще моложе, чем подумала Этель, – ей было всего восемнадцать. Она год работала прислугой, но не поладила с хозяевами, а на «Титаник» Кэйтлин устроил брат Патрик, который служил здесь же на судне матросом. У нее остались еще одна замужняя сестра в Белфасте и брат, который работал на верфи «Харленд энд Волфф», где и было построено величайшее судно в мире.

– Все говорят, будто «Титаник» британское судно. Но строили его руки ирландцев! – произнесла Кэйтлин с внезапной гордостью.

Этель улыбнулась.

– Вам тут нравится?

– Это большая честь, служить на «Титанике», – подтвердила девушка. Она тоже улыбнулась. – И некоторые леди и джентльмены очень щедры… совсем как вы, мисс.

Кэйтлин прибавила, что надеется впоследствии устроиться горничной в хороший дом. – Не хочу больше плавать по морям. Нам, женщинам, лучше работается на твердой земле, – доверительно сказала она. А ее брат Патрик мечтал однажды поступить в мореходное училище и получить звание офицера.

– Желаю, чтобы ваши мечты сбылись. Вы этого заслуживаете, – искренне сказала Этель.

Ирландка была очень тронута.

– Бог воздает каждому по трудам его, правда, мисс?..

– Этель. Называйте меня мисс Этель. И… не буду вас больше задерживать.

Кэйтлин встала и, расправив темное форменное платье, ушла, разрумянившись еще больше и сияя улыбкой. Этель сама не знала, почему повела себя так: просто захотелось сказать что-нибудь хорошее этой славной девушке. И ее страшило одиночество… чем дальше, тем сильнее.

Куда же запропастился Хью!

Этель снова подумала о мумии… и вдруг застонала, схватившись за виски: образ Амен-Оту овладел ею сразу, яркий, как боль. И на сей раз Этель увидела не спеленутый труп – а молодую женщину, полную жизни.

Жрица эпохи Эхнатона стояла на балконе египетского дворца или особняка, и ветер пустыни шевелил ее тончайшее платье из белого льна; на ней был синий сложный парик из множества косичек и широкое бисерное ожерелье. Амен-Оту действительно была красива, меднозагорелая, как все египтяне, и с огромными миндалевидными черными глазами. Вот наконец она встретилась взглядом с Этель, и накрашенные губы ее раздвинулись в улыбке. А в глазах читалась непреклонная воля. Наверняка эта женщина владела искусством гипноза…

Амен-Оту что-то прошептала на древнеегипетском языке, но на сей раз Этель ее не поняла. Возможно, только во сне они могли общаться так тесно, что не нуждались в словах…

Этель отпрянула и вынырнула из этого видения, как из воды: она задышала открытым ртом, схватившись за грудь. Такого с ней еще не бывало!

– Что бы ты сказал сейчас, Хью, – прошептала Этель. – Что я окончательно рехнулась!

Но видение было слишком ярким, слишком реальным, – никакому воображению такого не создать. Теперь мисс Бертрам почти поверила, что тут действуют потусторонние силы.

Томас Бертрам, как подавляющее большинство медиков, был убежденным материалистом, хотя и верил в Бога-Творца. Формально их семья принадлежала к англиканской церкви, однако доктор Бертрам весьма сомневался в возможности загробной жизни; и, тем паче, никогда не допускал существования духов, бродящих по земле. Хью, пожалуй, имел более гибкие взгляды… но вот только ее брат в силу своего мальчишества – и своей профессии – считал хорошим тоном высмеивать все на свете.

Нет, Хью это не касается, вдруг поняла Этель. По крайней мере, пока!

Неожиданно у нее возникло ясное ощущение, что образ жрицы несет не только угрозу. Амен-Оту что-то пыталась ей сообщить, о чем-то предупредить! В тот час, когда Этель впервые увидела усопшую египтянку и посочувствовала ей, она стала ее… сообщницей, что бы это ни значило.

Этель вскочила, охваченная внезапной жаждой действовать. Она почти выбежала из каюты и, стуча каблуками, поспешила к лестнице, не в силах дожидаться лифта; и лишь когда она очутилась на палубе первого класса, Этель поняла, чего хочет. Она перевела дух и уже спокойно, чинно, придерживая юбку, поднялась на шлюпочную палубу.

Этель направлялась туда, где стоял ящик с мумией. И, еще не дойдя до капитанского мостика, она поняла, что экспоната там больше нет.

Ощущая, как сердце колотится о ребра, Этель подошла к одному из матросов.

– Вы не знаете, где мумия, которая тут прежде находилась? Могу я на нее взглянуть?

– Сожалею, леди, – ответил матрос с ленцой. – Мумию убрали в свободную офицерскую каюту, чтоб ее никто не трогал, и туда входить никому нельзя.

Этель сжала руки в кулаки.

– Совсем никому? А если я попрошу?

– Попробуйте, леди, но это вряд ли.

Этель все же попытала судьбу. Она сама не понимала, отчего так расхрабрилась! Девушка отыскала первого помощника Уильяма Мэрдока и спросила, нельзя ли ей войти в каюту, где экспонат, – с сопровождающим, разумеется, – и взглянуть на мумию хотя бы разок. Это для нее очень важно!

Офицер отказал ей, причем довольно резко: он явно не собирался потворствовать праздному любопытству дам-пассажирок.

Этель молча спустилась на прогулочную палубу и села. Наконец-то она поняла, чего опасалась и в чем хотела убедиться: что мумия на самом деле в офицерской каюте, что она не исчезла, не ожила и не заворожила каким-то образом экипаж «Титаника»! Но если бы у Амен-Оту были такие способности, они бы давно проявились… или тут требовались какие-то исключительные обстоятельства?..

– Вот ты где! А я уже испугался, не свалилась ли ты за борт?

Этель едва не вскрикнула: перед ней стоял Хью.

– Или тебя похитила наша мумия? – улыбаясь, продолжил брат: но в его карих глазах Этель прочла неподдельное беспокойство. Он тоже почуял, что с этой египтянкой что-то не то.

– Почти угадал, – Этель вздохнула и встала. – Я ходила посмотреть на мумию, но ее, оказывается, уже убрали подальше от публики.

– И правильно сделали, – Хью кивнул и взял сестру под руку. – Идем в столовую, там все уже давно обедают.

Этель широко раскрыла глаза.

– Так, получается, я и сигнала к обеду не слышала?..

– Угу. И палуба почти пустая. Вот что значит замечтаться, – подтвердил брат.

По дороге в столовую Этель сказала, что хотела бы отправить весточку папе по беспроволочному телеграфу. – Давай сочиним вместе, – предложила она.

– Боюсь, сегодня не выйдет, – сказал Хью. С него вдруг слетела вся напускная веселость. – К Филлипсу – это радист – не протолкнуться: он работает как проклятый. Богатенькие господа развлекаются, наперебой шлют приветы родственникам.

– И что в этом плохого? – недоуменно спросила Этель.

Брат вдруг оставил ее руку; он взял ее за плечи и повернул к себе.

– Ты знаешь, что согласно новейшим правилам навигации все суда должны предупреждать друг друга по радиотелеграфу о близкой опасности? Я случайно услышал, как офицеры говорили, будто этой весной ледяные поля и айсберги встречаются гораздо южнее обычного. Боюсь, если «Титаник» кто-нибудь предупредит об айсберге, Филлипс просто не заметит этого сообщения в потоке праздной болтовни, – Хью усмехнулся.

У Этель похолодело в животе.

– Ну что ты, – она попыталась улыбнуться. – Уж послание особой важности радист не пропустит! И потом, здесь опытнейшая команда, я уверена, они справятся с любой ситуацией.

Хью промолчал. Они пошли на обед, где подали пять перемен блюд, не считая десерта; однако аппетит у Этель почти пропал, и Хью тоже был не в духе. Потом брат и сестра отправились в читальню, где Хью взял какой-то фантастический роман, а Этель дочитала книгу Эдит Уортон. Концовка оказалась еще трагичнее, чем она ожидала: отчаявшаяся главная героиня отравилась.

Ближе к вечеру они все-таки пошли вдвоем в информационное бюро, и Хью передал в радиорубку их общее послание для отца. Толпа миллионеров, осаждавших единственного радиста, наконец схлынула, и у Бертрамов полегчало на душе.

Время после ужина и до сна Этель провела в своей каюте, переодевшись в удобный шелковый пеньюар, – она писала в дневник и размышляла. Навязчивые мысли больше ее не посещали, и это тоже не могло не радовать.

– Как бы то ни было, сейчас от меня ничего не зависит, – прошептала она, закрывая тетрадь.

Она подумала о Гарри… Гарри, которого отец недолюбливал не только за то, что он американец, но и за то, что он предприниматель. Их покойная мать и его любимая жена была американкой, Гарри Кэмп приходился ей дальним родственником, – но доктор Бертрам говаривал: «Леди среди этой нации встречаются гораздо чаще, чем джентльмены». Однако Этель ценила в своем женихе не только практичность, но и способность к пониманию: он был старше ее на шесть лет, как раз достаточно, чтобы между ними не возникало больших трений. Правда, неизвестно, как их отношения сложатся в дальнейшем… но сейчас она ощутила, что скучает по Гарри.

Этель умылась, разделась и легла в постель: она думала о своем друге, глядя на огонек ночника, пока не заснула.

Глава 4

Та, которая была Амен-Оту, возжигала благовония в пустом храме перед черной статуей бога. Жрица подняла курильницу и преклонила колени: она опять была гибкой как тростник и сильной, как в юности. Она низко опустила голову с коротко подстриженными черными волосами, так что обнажилась шея, – словно для казни…

Потом Амен-Оту встала и выпрямилась, с мольбой подняв голову: извечный покровитель мертвых, шакалообразный Анубис, холодно взирал на нее со своего постамента. Почему боги ее земли еще существовали?.. Жрица не знала, не хотела знать, – но она была счастлива снова ощутить себя живой, хотя бы на миг! Она была готова возносить молитвы любому, кто бы ни возвратил ей это тело!

И она совсем не удивилась, когда услышала голос, исходивший от статуи. Каменный лик божества остался неподвижен – но здесь были возможны любые чудеса.

– Скоро все, кто осквернил тебя, умрут, – а ты будешь жить вновь.

Амен-Оту затаила дыхание.

– Они умрут… чтобы я жила? – спросила она.

– Они умрут, потому что им так суждено, – в голосе божества ей послышалась насмешка. – Какое это имеет значение? Они будут повергнуты в прах, как все враги Та-Кемет!

Амен-Оту снова упала на колени и склонила голову, ощутив внезапную слабость перед этим безжалостным существом.

– Так нельзя, – прошептала она, – это не Маат55
  Богиня истины и правосудия в Древнем Египте; слово «маат» также обозначало священный мировой порядок.


[Закрыть]!

– Маат больше не существует. И ты одна достойна ее возродить, когда будет принесена такая великая жертва!

– Я не верю тебе, – прошептала жрица. – Ты – не тот, кем притворяешься, ты говоришь как Сетх, рыжий дух зла!

Шакалоголовый идол рассмеялся.

– Я тот, у кого много лиц и много имен. Я тот, кого ты всегда знала, – но теперь я стал намного могущественнее. Ты умерла, и никогда больше не будешь простой смертной, – но если ты признаешь мою власть, я дарую тебе силы, о которых ты не могла и помыслить!

Амен-Оту больше не была смертной – но она ощутила смертный ужас.

– Ты дух зла, это правда… И я чувствую: за свои благодеяния ты однажды запросишь цену, которую я не в силах буду заплатить!

Шакалоголовый идол молчал, насмехаясь над нею… Жрица простерла руки, и по щекам ее покатились слезы.

– Уже многие хенти66
  Сакральный период для египтян, равный 120 годам.


[Закрыть] я страдаю, – проговорила она. – Я всегда была покорна богам – я постилась, я молилась, я очищала себя для Амона! Я никогда не знала мужчины! А когда я умерла, ни ты и никакой другой бог не судил меня: никто не сказал мне, в чем я повинна!..

Мнимый Анубис еще некоторое время молчал – а потом ответил.

– Та девушка с белой кожей и рыжими глазами – девушка на корабле… Ей столько же лет, сколько было тебе, когда тебя похоронили! Она питает тебя своей жизнью, ты видишь ее глазами, вкушаешь пищу вместе с нею, ступаешь за нею след в след, – ведь это так?

– Да, – прошептала Амен-Оту. – Но это лишь усугубляет мои мучения!

– Я могу сделать так, что через нее ты вернешься к жизни, – откликнулся бог. – Я могу сделать так, что твои мучения прекратятся! Иначе ты будешь страдать бесконечно!

– Да! Да! – закричала она, так громко, что оглушила сама себя.

Потом наступила благословенная тьма.

Очнувшись, жрица поняла, что вновь утратила плоть, утратила способность говорить и двигаться, – и опять ощутила себя бессильным, истерзанным духом. Она была заперта в темной каюте на этом огромном чудесном корабле, и вокруг плескалось бескрайнее море. Но она вспомнила то, что было ей обещано.

Придется ли девушке с корабля умереть, получит ли Амен-Оту ее тело – или она сотворит себе собственное?.. Она не знала, но была согласна ждать. Она уже прождала слишком долго.

Следующий день выдался таким же прекрасным, как и предыдущие. После завтрака Хью и Этель долго гуляли по палубе: вначале они обсуждали свои впечатления от плавания, но этот разговор быстро увял. Тогда Бертрамы заговорили о том, что ждет их в Америке.

Хью строил наполеоновские планы. Он теперь намеревался вовсе бросить свою газету и начать собственный бизнес – возможно, при поддержке будущего мужа сестры! Этель же советовала брату не порывать так резко с прошлым и оставить себе пути для отступления.

В одиннадцать часов капитан Смит провел богослужение в ресторане первого класса для всех желающих: Бертрамы посетили это собрание. После обеда Этель с братом сыграли партию в теннис. А вечером, неожиданно для Этель, Хью пригласил ее во французский ресторан первого класса – его и его сестру позвал за свой столик известный американский художник Фрэнсис Миллет77
  Один из реальных пассажиров «Титаника», известный художник и скульптор, погибший во время крушения.


[Закрыть], с которым Хью успел свести знакомство.

Этель вызвала Кэйтлин, и горничная затянула на ней корсет и сделала высокую прическу: по мнению Этель, получилось не хуже, чем в парикмахерской.

– Сегодня морозит, мисс Этель, – улыбаясь, заметила Кэйтлин. – Включить обогреватель?

– Да, пожалуйста, – Этель кивнула.

Переодевшись в открытое вечернее платье, Этель ощутила, что и впрямь заметно похолодало: она набросила на плечи белый палантин. Она вспомнила о ледяных полях, которые вчера упоминал брат; должно быть, «Титаник» наконец оказался во льдах. Когда пришел Хью, Этель постаралась выбросить эту мысль из головы, – что удалось далеко не сразу.

В ресторане, однако, царило беззаботное веселье. От блеска бриллиантов, ароматов духов и дорогих сигар у Этель закружилась голова. И для мужчин вечер начался прекрасно – пожилой американский художник оказался настоящим светским джентльменом, умевшим создавать вокруг себя атмосферу непринужденности. Хью блистал остроумием, а Этель сперва отмалчивалась; но наконец художник втянул ее в спор, задав Этель вопрос, какого она мнения об абстракционизме.

Этель не считала себя большим знатоком искусства, однако об этом новомодном веянии у нее сложилось вполне определенное мнение.

– Человеку свойственно постоянно искать новых форм, и он творит, развиваясь, – сказала девушка. – И человеку свойственно поначалу оправдывать все свои достижения, объявляя их наилучшими. Даже если какой-то путь оказывается тупиковым.

Она зарделась под внимательным и восхищенным взглядом американца.

– Таким мне представляется и абстракционизм. Я никогда не понимала этих нелепых и примитивных изображений – по-моему, это шаг назад в сравнении с реализмом.

– Браво! – воскликнул Миллет. – Стало быть, вы думаете, что к искусству применима теория эволюции Дарвина? Ведь вы, конечно, с ней знакомы? – осторожно уточнил художник.

– Знакома, мистер Миллет, – подтвердила Этель. – И да – по-моему, применима. Как и к человеческой деятельности вообще.

Миллет повернулся к Хью.

– Ваша сестра необыкновенно остроумная и оригинальная особа, Хью, – сказал он. – Почему вы до сих пор прятали ее от нас?

Брат тепло улыбнулся Этель.

– Этель застенчива. И она небольшая любительница света, – ответил он. – Но завтра мы оба снова придем, правда, сестренка?

– Непременно, – обещала Этель.

Но вдруг сердце ее сжало сильнейшее предчувствие беды. Она снова потеряла нить разговора, а мужчины увлеклись беседой и больше не обращались к ней.

Но Хью не задержался за столом: заметив состояние сестры, он тронул ее за локоть и поднялся первым.

– Благодарю вас за прекрасный вечер, мистер Миллет, – сказал он собеседнику. – Но час уже поздний, моя сестра, должно быть, утомилась.

Художник встал и, слегка поклонившись им обоим, галантно поцеловал Этель руку.

– Жажду как можно скорее снова оказаться в вашем обществе, – он улыбнулся, и девушка поняла, что это не пустые слова. – Хью, проводите вашу очаровательную сестру до каюты и возвращайтесь к нам!

Когда Бертрамы спустились на свою палубу, Хью остановился и тихо сказал Этель:

– Я могу не возвращаться. Хочешь, чтобы я остался с тобой?

Этель посмотрела в его обеспокоенное лицо и, улыбнувшись, помотала головой.

– Нет-нет, иди. Не обращай внимания.

Ей вовсе не хотелось раньше времени переполошить остальных… и, к тому же, Этель чувствовала: брат и без этого начеку.

Вернувшись в свою каюту, Этель села и долго сидела, неподвижно глядя перед собой: она ощущала, как все тело сводит от напряжения. Потом девушка разделась и легла в постель; однако белье снимать не стала. И не только потому, что так было теплее, – Этель чувствовала, что этой ночью непременно что-нибудь случится.

Она все же задремала, пригревшись. И вдруг сквозь сон почувствовала толчок и словно бы скрежет. Этель быстро села в постели, тяжело дыша и прислушиваясь к тишине. Она внезапно осознала, что тишина стоит полная, – привычный шум машин прекратился!

Явно происходило что-то неладное. Этель спрыгнула с кровати… и вдруг увидела, что она в каюте не одна.

Напротив нее, одетая в узкое белое платье, стояла египтянка, умершая более трех тысяч лет назад. При свете ночника Этель различала все детали ее внешности: короткие черные волосы – на сей раз жрица была без парика; черные глаза, удлиненные краской и оттененные малахитовой пудрой, покрытые хной ладони, широкий драгоценный воротник и браслеты… Амен-Оту улыбнулась и простерла руки, словно желая обнять Этель.

Девушка в ужасе отпрянула и упала, споткнувшись о ночной столик. Она ощутила, что вокруг нее смыкаются смертельные объятия, словно ее душил зыбучий песок; грудь давило, в глазах стало темно. Этель не знала, как долго пробыла в таком оцепенении, не сознавая ничего; но вдруг раздался резкий стук в дверь, и она очнулась.

– Пожалуйста, откройте!

– Минутку!

Этель быстро поднялась, ощущая неожиданную легкость и прилив сил. Сознание тоже стало удивительно ясным. Накинув пеньюар, она поспешила к двери и отворила ее: на пороге стоял стюард, который с учтивой улыбкой протягивал ей белый спасательный жилет.

– Простите за беспокойство, мисс. Приказ капитана – всем пассажирам надеть спасательные жилеты и подняться на палубу!

– Что случилось? – спросила девушка.

– Ничего страшного, мы немного повредили винт. Но, прошу вас, поднимитесь на палубу и ожидайте там. Только оденьтесь потеплее.

Этель стянула на груди халат. Странно, но теперь она почти не боялась; хотя сознавала, что произошло что-то непоправимое!

– Хорошо, благодарю вас.

Когда ушел стюард, девушка еще несколько мгновений напряженно размышляла. Что бы она ни пережила несколько минут назад, сейчас не до мороков и не до видений! Этель быстро принялась одеваться: она надела шерстяное платье, высокие ботинки, пальто. В карманы сунула паспорт, билет и кошелек. Раздумывала, не взять ли саквояж… но решила, что лишнюю тяжесть таскать не следует. Напоследок вытащила из ящика ночного столика свои часики, кольца и цепочку; и только после этого надела спасательный жилет.

Этель быстрым шагом вышла из каюты: в коридоре уже появились другие взволнованные пассажиры, поднятые с постелей. Этель постучалась в каюту к брату и его соседу: ей никто не ответил, и девушка с облегчением заключила, что оба наверху.

Она поднялась на застекленную палубу A, где уже собралась довольно многочисленная толпа. Было холодно, в небе сияли звезды, необыкновенно яркие и крупные. Ощутив тревогу, Этель завертела головой.

– Хью! Хью, где ты?..

Не получив ответа, Этель принялась искать брата; и лишь спустя долгое время он откликнулся. Хью пробился к ней: он тоже был тепло одет и в спасательном жилете.

– Я заходил к тебе, но ты уже ушла, – взволнованно объяснил он. Взял ее за руку. – Теперь держись рядом, пока нам не скажут, что делать.

– Что происходит, Хью? Ты знаешь?

– Мы столкнулись с айсбергом. Огромным, – сказал брат. Лицо его в таком свете казалось мертвенно бледным, как и у других. – Нижняя палуба засыпана льдом. Один кочегар выскочил к нам, полуослепший от жара и промокший насквозь: он вопил, что топки заливает, – корпус корабля пропороло вдоль всего правого борта, и вода хлещет не переставая!

– Тише!..

Теперь ее охватил настоящий ужас.

– Это значит, что «Титаник» тонет? – прошептала Этель одними губами.

– Похоже, что так, – тоже понизив голос, мрачно ответил Хью. – Вопрос в том, сколько у нас времени.

Замолчав, оба явственно ощутили наклон палубы, – колоссальный пароход накренился на нос, и продолжал погружаться.

А потом вдруг сверху, со шлюпочной палубы, раздался оглушительный рев, так что среди пассажиров едва не началась паника. Хью и Этель, одинаково испуганные, глядели друг на друга, зажав уши. Один из соседей прокричал:

– Не бойтесь, это стравливают пар из котлов!

Гул продолжался довольно долго. А когда он стих, Этель вдруг увидела, что брат смеется. Он толкнул ее локтем в бок, как будто хотел указать на что-то забавное.

– Если все это устроила «она», то «она» явно не учла, что пойдет ко дну вместе с кораблем!

Этель невольно фыркнула. Хотя смешного было мало.

До них донеслись звуки музыки: в холле первого класса оркестр заиграл веселый регтайм88
  Жанр американской музыки, особенно популярный с 1900 по 1918 год.


[Закрыть], чтобы подбодрить пассажиров. Эта музыка так не соответствовала моменту!

А затем они услышали команду первого помощника:

– Пассажиров просят подняться на шлюпочную палубу! Женщинам и детям приготовиться к посадке в шлюпки! Пожалуйста, первыми идут женщины и дети!

– Иди, Этель, – сказал Хью. – Слышишь?

– Нет, Хью!

Этель вспомнила, что шлюпок хватит немногим больше, чем на половину пассажиров.

– Я не могу идти, не убедившись, что с тобой все будет в порядке, – горячо прошептала она.

– Не глупи, сестричка. Ты должна, – настаивал Хью.

Внезапно ее девятнадцатилетний брат показался ей совсем мальчиком; и Этель ощутила сильнейшее, почти материнское желание защитить его. Он так старался держаться мужественно!

Они вместе поднялись на шлюпочную палубу: первую шлюпку уже спускали. Вдруг кто-то возмущенно крикнул, что лодка ушла полупустая и там хватило бы места еще на много человек.

– Ты слышал, Хью?.. И почему не берут мужчин? Это несправедливо! – воскликнула Этель.

– Кажется, с той стороны сажают и мужчин тоже, мисс, – вмешался какой-то пожилой джентльмен. Этель поразило, что этот человек был в парадном костюме и цилиндре, как будто вовсе никуда не спешил – и вот-вот собирался вернуться к карточному столу и бренди.

– Давай, Этель!

Хью подтолкнул ее.

– Мне нужно успеть на ту сторону, ты слышала? Садись поскорее!

Матрос, руководивший посадкой в следующую шлюпку, поторапливал женщин; а Этель все не могла решиться оставить брата. Хью частенько валял дурака и любил распускать перья – но она знала, что Хью до последнего останется джентльменом. Ну а если Амен-Оту действительно причастна к происходящему… мстить ее брату она должна в первую очередь!

– Да что вы там копаетесь, дамочка!..

Потерявший терпение матрос схватил ее за плечи и, в подтащив к борту, буквально зашвырнул в заполненную шлюпку. Этель с криком приземлилась на дно, больно ударившись.

Задрав голову, она увидела Хью. Брат ободряюще кивнул ей. А потом прозвучала команда травить тали99
  Таль – система блоков на судах для поднятия тяжестей.


[Закрыть], и шлюпка стала спускаться в черную ледяную бездну. Она двигалась рывками, ударяясь о борт; и женщины, сидевшие в ней, испуганно закричали, хватаясь друг за друга. Какая-то дама в огромной шляпе со страусиными перьями вцепилась в рукав Этель, бормоча:

– Господи Иисусе!

Когда Этель снова посмотрела вверх, Хью она уже не увидела.