Текст книги "Я еще не жила"

Автор книги: Дарья Торгашова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

Глава 19

Они поднялись по лестнице незнакомого дома, и египтянка отперла дверь одной из квартир на втором этаже – тут их было две, одна напротив другой. Они вошли: Хью вдохнул слабый запах корицы и мускуса. Амина зажгла бра на стене, и молодой человек окинул взглядом прихожую.

– Хорошая квартира, – произнес он, заметив тисненные золотом обои, паркетный пол, трюмо. Он оказался так взволнован… и уже возбужден тем, что произойдет, что ему почти не было дела до обстановки. Но следовало сказать хоть что-нибудь.

– Чья она? – спросил Хью.

– Моя. Когда я этого захочу, – египтянка улыбнулась ему в зеркале. Властность и робость соединились в этой улыбке, вечный зов жизни и тайна смерти… Амина гибким движением отбросила назад угольно-черные волосы, повела плечами; она проследовала дальше в благоуханный полумрак этих апартаментов, должно быть, в гостиную или в спальню. Хью пошел за египтянкой: он все сильнее желал обладать ею. И хотел сам оказаться в ее власти, испытать все то, что эта древняя жрица могла сотворить с ним.

Амина включила свет в комнате: большой гостиной, где стояли обитая плюшем кушетка, кресла и несколько круглых столиков, похожих на кофейные. Хью приподнял брови, обернувшись к египтянке.

– Так… было принято в мое время в Черной Земле, – объяснила она. – Не люблю сидеть за большим столом. Лучше, когда он только для двоих.

– А разве мы будем есть? – спросил Хью.

– Можем поесть, если ты голоден, – сказала египтянка с легкой усмешкой, почти как раньше. – Но ты ведь ел у своей сестры, разве не так? Мы выпьем молодого вина. И поговорим.

Хью сел на мягкую пружинящую кушетку. Сложил руки на коленях, глядя, как Амина достает из буфета бутылку бургундского вина и два бокала. «Как странствующий рыцарь в гостях у волшебницы», – подумал он.

– Скажи-ка мне, дорогая… – Это слово далось ему с трудом. Но египтянка сразу же среагировала, повернувшись к нему.

– Что?

Она смотрела своими черными как ночь глазами неподвижно и очень значительно. У Хью мурашки побежали по спине, и он почти забыл о пикантности всей ситуации.

– Ты ведь можешь читать чужие мысли, правда? А со мной ты такое проделываешь? Если уж… ты хочешь, чтобы мы связали себя друг с другом подобным образом, думаю, я имею право знать!

Хью вновь расхрабрился, закончив свою речь. А Амина отвернулась к буфету.

– Я могу читать мысли. И мне порой приходится это делать. Но с тобой я никогда не делала этого нарочно.

– Нарочно? – воскликнул Хью.

– Это иногда получается… ненамеренно, когда твое нутро светится, – объяснила египтянка. Она снова повернулась к нему и замерла. – Но я чту тайны твоего сердца и не касаюсь их.

Хью усмехнулся, борясь с неловкостью и не скрывая облегчения.

– Спасибо.

Амина расставила на столике бокалы и бутылку. Потом проворно вернулась к буфету и принесла плитку шоколада. Села рядом, и Хью едва подавил желание обнять ее. Она действовала на него, как подействовала бы близость любой молодой прекрасной женщины в такой обстановке; но намного сильнее… и совершенно особенным образом. Подобных ей существ на свете больше не было, и даже всех своих «подданных» она превосходила. Где же скрывался ее народ?..

– Откупоришь бутылку? – предложила Амина; и Хью вздрогнул.

– Да, конечно. Извини.

Вскочив, он открыл бутылку и разлил вино по бокалам. Амина сделала глоток и зарделась. Она была способна краснеть!

Она отправила в рот кусочек шоколада и облизнула пурпурные губы. А потом, поставив бокал на столик, взглянула на Хью.

– Что же ты не пьешь?

Он смотрел на нее во все глаза и совершенно забыл об этом. Хью быстро поднес бокал к губам и тоже отпил сладкого вина; он вдруг почувствовал, что его «невеста» собирается сделать какое-то признание.

– Меня все в твоем мире считают вдовой, – сказала она. – Но на самом деле… я девственница и всегда была девой.

Хью покраснел, не отрывая глаз от ее лица: ее жгучий взгляд не отпускал его.

– Я это знал, – тихо ответил он.

– В Та-Кемет замужество не являлось препятствием для служения богам. Знатные жены бывали жрицами, – произнесла Амина. Она завела за ухо прядь черных распущенных волос и отпила из своего бокала. – Но для того, чтобы прорицать, подобно мне… нужно было отрешиться от всего земного.

– Я… понимаю, – взволнованно отозвался Хью. Он наконец осмелился протянуть руку и отвести волосы с ее шеи, ощутив ее изгиб и тепло гладкой смуглой кожи. Амен-Оту излучала тепло! Что же тогда мешало ей стать совсем живой, где проходила эта грань?..

Она вдруг поднялась с места.

– Пора. Идем.

– И… больше ничего не нужно?

При ее последних словах Хью накрыло волной возбуждения, как в океанский шторм. Но он все же нашел в себе силы задать столь важный вопрос.

– Чтобы заключить брак с тобой, больше ничего не потребуется?

– Соединяясь с женщиной телесно, ты становишься ее мужем. Иное невозможно. Я знаю, – она усмехнулась, – что многие мужчины бегут от своих обязательств. Но твое сердце всегда видит тебя и судит без снисхождения.

– Я не собираюсь бежать от обязательств!.. – Хью возмущенно тряхнул головой. – Но достаточно ли будет нас двоих?

– А кого еще нужно? Священника?

Египтянка остановилась в дверях, глядя на него в упор.

Хью внезапно осознал… хотя это он знал всегда: что союз с Амен-Оту будет погибельным в глазах любой христианской церкви, и в глазах церкви сама она нечисть.

Но если он сейчас отступит – он будет последним трусом. И пути назад нет!

– Идем.

Они взялись за руки и направились в спальню. Там была уже приготовлена кровать, застеленная тонким белым льном. В комнате было совсем темно, но египтянка зажгла ночник в розовом абажуре на прикроватном столике.

Хью снял пиджак и бросил на кресло. Они повернулись друг к другу: Амен-Оту положила руки ему на плечи. Их жар юноша ощущал даже сквозь рубашку.

– Я почти не…

– Не надо ничего говорить. Это я тоже знаю, – прошептала египтянка.

Она погрузила пальцы в его волосы, и их жаждущие губы сблизились. Больше Хью не думал ни о чем. Он помнил, как они отступили к кровати, неловко раздевая друг друга; и руки Хью, все его тело обрели свой собственный разум, чуткость, доселе ему неведомую. Он почти не имел опыта с женщинами – Амен-Оту поняла, что он хотел сказать, и наверняка ей было это известно. Но сейчас он ласкал ее так, будто давно угадывал сокровенные тайны ее гибкого медного тела, будто знал, как она станет отзываться в его руках! Он был очень возбужден, шагнув в этот альков; но теперь юноше казалось, что он может упиваться своей возлюбленной бесконечно…

Она вдруг застонала и поторопила его, прикусив белыми зубками кожу между шеей и плечом.

– Ну же! Возьми меня! Пронзи мое тело и душу!..

Она раскинулась перед ним на простынях и повлекла его к себе… И в этот миг Хью Бертрам вспомнил, что его возлюбленная девственница, несмотря на свою страстность и смелость. Он проник в нее со всей осторожностью; она всхлипнула и обхватила его голову руками, глядя ему в глаза.

– Теперь это… навсегда.

– Да. Навсегда, – он улыбнулся ей, млея от счастья. Амен-Оту приникла к нему, обвив его руками; он погружался в нее, как в жаркую первозданную тьму, материнскую вселенную, начало всех начал. Когда он излился, охваченный пароксизмом блаженства, египтянка содрогнулась и вскрикнула, стиснув его коленями.

Потом они долго лежали рядом, слишком утомленные и взволнованные случившимся, чтобы говорить. Наконец Хью приподнялся и, затаив дыхание, взглянул на свою возлюбленную. Она лежала неподвижно, набросив на себя простыню, и, казалось, заснула.

Хью почувствовал, что озяб: он был весь покрыт испариной. А вот Амина как будто бы не вспотела совсем.

Хью вздрогнул от этой прозаической мысли. Он никогда не ощущал от нее человеческого запаха пота. Хотя кровь… кровь ее он нынче ночью пролил.

В смущении и замешательстве молодой человек выбрался из постели и набросил на себя ворсистое блестящее покрывало, которое нашел на стуле возле кровати. Он хотел незаметно удалиться в ванную комнату. Но тут Амина приподнялась на локте.

– Вон там в бельевом шкафу найдешь халат, – она показала рукой. – Я пойду мыться после тебя.

Хью совсем смутился. Чем же еще ее природа отличалась от природы обычных женщин?..

– Тогда иди первая, – галантно предложил он.

– Хорошо.

Египтянка соскользнула с кровати, завернувшись в простыню; двигаясь с осторожностью, как любая молодая женщина после брачной ночи… Она сдернула испачканное белье и свернула в узел.

– Горничная завтра уберет.

Его «супруга» скрылась в ванной комнате, и ее не было довольно долго. Вернулась она, благоухая миндальным маслом, влажные волосы были подобраны кверху. Амина проследовала к бельевому шкафу и, нагнувшись, достала чистую простыню, полотенце и красный сатиновый халат.

– Держи.

Хью надел халат и, перебросив полотенце через плечо, направился в ванную комнату. Все там было новенькое – и эмалированная ванна, и раковина, и сверкающие краны. А главное, ванная была оборудована душем! Хью до сих пор только читал про эту гигиеническую новинку.

На полочке под зеркалом он обнаружил бритву, стакан с зубными щетками и коробку зубного порошка. Не говоря о всевозможных женских кремах и маслах. Как будто Амина давно готовилась к этому событию… или тут все могло быть готово к ее услугам по первому повелению.

Хью стал под душ и начал намыливаться. «Она нуждается в уходе за телом, но при этом у нее не бывает естественных выделений? – против воли подумал он. – Неприятных выделений, которые производит каждый живой организм? Наверное, ей даже не нужно посещать уборную!..»

От этой мысли Хью поскользнулся в душе, отплевываясь от воды. Конечно, на первый взгляд подобное свойство любимой женщины могло показаться счастливым! Но только для Амины Маклир это, скорее всего, означало, что она отдает в окружающую среду нечто гораздо худшее: хаос и смерть…

Хью закончил мыться и, осушившись полотенцем, вернулся в спальню. Как он и ожидал, его египтянка не спала.

– Мне нужно спать не больше трех часов в сутки, – сообщила она. Амина сидела в кровати, одетая в легкую ночную сорочку, по-девичьи обхватив колени руками.

– Ты, конечно, хочешь спать… но давай сперва поговорим.

– Я вовсе не хочу спать, – запротестовал Хью. В самом деле, подобные мысли прогнали всякий сон.

Египтянка ласково улыбнулась. Когда он забрался в кровать, она прижалась к нему, как жена, и теперь Хью обнял ее.

– Ты, может быть, уже жалеешь, – произнесла она после небольшого молчания.

– Нет, ничуть! – воскликнул Хью. Но ощутил предательский холодок между лопатками.

– Я никогда не смогу быть ни настоящей женой, ни матерью. Я неспособна давать жизнь, – продолжала Амина. Она подняла голову и взглянула на него. – Ты молод. Я должна буду тебя отпустить! Но не сейчас!

Хью вдруг осознал, что если он останется жив после войны, про которую Амина все твердила, и найдет себе обычную хорошую девушку… он никогда больше не испытает того, что испытал с нею сейчас.

– Я никогда не пожалею, и не брошу тебя, – горячо произнес он. И понял, что это тоже правда! – Если я выживу на этой проклятой войне… Ты ведь не видела, что со мной случится? – совсем тихо закончил он.

Амина, опустив глаза, медленно покачала головой. А Хью вдруг отчетливо увидел себя с оружием в руках, в форме неизвестной армии… как будто сам получил пророческий дар! Но это видение тотчас исчезло.

Он крепче прижал к себе любимую и поцеловал ее волосы. Она пошевельнулась в его объятиях и блаженно вздохнула. А потом внезапно произнесла:

– Ты должен сейчас уехать в Англию со своим отцом.

Хью сперва не поверил своим ушам: будто она окатила его ледяной водой. А потом молодой человек воскликнул, с отчаянием и яростью:

– Ты говоришь, что я должен уехать… после всего, что было? После этого?..

– Именно после этого!

Амина подалась к нему и умоляюще сжала его руки.

– Пойми, – проговорила она. – Я найду тебя где угодно! Эмброуз Маклир могущественный человек… но он только человек. Если ты покинешь этот берег, он о тебе забудет и не доберется до тебя. А иначе…

– Ясно, – произнес Хью сквозь зубы.

Он помолчал, стискивая простыню.

– Давай лучше спать.

– Хорошо. Погаси ночник, – попросила египтянка.

Хью выключил свет, лег и закрыл глаза. Он думал, что долго не уснет. Но уснул он очень быстро и спал без сновидений.

Утром Хью уже не нашел свою «жену» в постели: Амина встала и умылась раньше него. Если, конечно, ей вправду нужно было так мало спать.

Он обнаружил ее на кухне: она сама варила кофе на керосинке. Хью подошел к Амине сзади и, нежно обняв, поцеловал в шею. Как будто они были обыкновенными счастливыми молодоженами!

– Есть бисквиты и сыр, – сказала египтянка, обернувшись с улыбкой. – Но если тебе нужна более сытная еда…

– Мне хватит.

Они молча поели, сервировав стол в гостиной. А потом Амина начала одеваться с большой поспешностью; и Хью, конечно, не мог отстать. Он приготовился к выходу раньше нее.

– Мы выйдем вместе, и ты отправишься к своему другу. Все будет как обычно.

Хью схватил ее за плечи.

– Но мы еще увидимся в Бойсе? – потребовал он. – Когда?..

– Возможно. В Бойсе или в Нью-Йорке.

Хью улыбнулся. А потом чуть не схватился за голову.

– А как же Нед, что он скажет?

Амина ласково улыбнулась. Уж Неда она наверняка не постеснялась обработать…

– Нед Спаркс ничего не вспомнит. Не тревожься.

Влюбленные вместе покинули квартиру и спустились по лестнице. Когда они вышли из дома и отошли на некоторое расстояние, Хью не удержался и обернулся; и едва не вскрикнул. Никакого дома позади больше не было, только сквер и цветочный павильон.

– Иди туда, – Амина показала вперед. – Через два квартала будет пансион, где живет твой друг. А мне пора.

Хью повернулся к ней, чтобы поцеловать на прощание, успеть что-нибудь спросить… но Амина пропала так же неожиданно, как появилась. В своей привычной манере. Но теперь для них обоих все изменилось навеки!

Хью откинул голову и пошел, готовый объясняться с Недом Спарксом. И ощущая готовность выдержать схватку с кем угодно!

Навсегда. Это было навсегда.

Глава 20

Днем Нед Спаркс работал: он был «вольным художником» в прямом и в переносном смысле – пристроился малевать рекламы для разных мелких предприятий, а в оставшееся время писал акварельные этюды для души. Рассматривая работы друга, Хью мог честно сказать себе, что в Нью-Йорке тот бы не преуспел. И наверняка позднее бросил бы свое увлечение и занялся чем-нибудь более приземленным, но дающим верный кусок хлеба. Но, конечно, Хью никогда не сказал бы этого Неду в лицо.

Расставшись с Аминой, Хью прошел указанные ею два квартала, и действительно увидел пансион: добротный кирпичный дом в конце дубовой аллеи. Хозяйка его миссис Бэйтс, разведенная в далеком прошлом дама, была весьма успешной деловой женщиной. Хью поздоровался со швейцаром в вестибюле – он мог держаться уже почти как обычно, не возбуждая подозрений.

Когда Хью поднялся к Неду, тот был по горло занят в своей студии. Хью пришлось громко постучать два раза; и только после этого из-за двери послышалось:

– Войдите!

Хью вошел, стараясь не шуметь. Он остановился у Неда Спаркса за спиной. Его приятель нанес на прикрепленный к мольберту лист еще несколько штрихов, полюбовался композицией и только после этого обернулся к Хью и широко улыбнулся.

– Привет.

Хью пожал широкую ладонь, перепачканную красками.

– Как тебе это? – спросил Нед.

Хью принял задумчивый вид, глядя на картину. Нед задался целью научиться изображать «контрасты современной действительности», и сейчас упоенно трудился над изображением городской свалки.

– Ты знаешь, если говорить об идейном наполнении – в Нью-Йорке ты мог бы найти свалку куда масштабнее и живописнее, – сказал Хью.

Нед рассмеялся, взъерошив и без того растрепанные каштановые волосы.

– Это точно, и там натурализм прямо-таки шибает в нос! Нет, друг мой, в поисках высшего смысла вовсе ни к чему ехать в такую даль. Приглядись как следует к тому, что тебя окружает каждый день.

Нед был из семьи потомственных фермеров, и его круглое простоватое лицо и коренастая фигура не сразу позволяли разглядеть его интеллигентность.

– Хорошо спалось у сестры? Как тебе ее хоромы?

Хью удалось сохранить невозмутимый вид.

– Этель довольна, это главное.

Они с Недом еще немного поболтали и договорились вечером сходить куда-нибудь – возможно, в парк, покататься на велосипедах, или в синематограф. Хью обещал узнать насчет билетов, и должен был в любом случае вернуться ночевать: они уже условились с хозяйкой. За стол Хью платил отдельно, а плату за проживание они с приятелем должны были располовинить. Потом Нед извинился, сказав, что работа ждет, – он заканчивал рекламный щит для производителя овсяных хлопьев «Рикко перл оутс», с пышным названием, столь характерным для местных фирм-однодневок. И Хью ушел.

Он незаметно вернулся к тому месту, где расстался с Аминой. Своей невенчаной женой. Он задумался, где она может быть сейчас, чем занята, думает ли о нем… он уже тосковал по ней, душой и телом. Она смогла не только утолить его мужскую жажду, жажду женщины… Кем бы она ни была, какой бы ад ее ни породил, она теперь единственная вполне разделяла его мысли и чувства! И Амен-Оту открыла ему ту сторону человеческого существования, о которой, к счастью своему, большинство не подозревало – или не задумывалось, руководствуясь догмами.

В синематографе Хью взял для себя и приятеля пару билетов на вечерний сеанс. Его поразило, что это было что-то историческое, причем «из эпохи фараонов», как гласила афиша. Конечно, он не ждал многого от этих жалких попыток современного человека оживить историю, – но рядом с тем, что ему довелось узреть и испытать, поблекла бы самая искусная имитация…

Он вернулся пообедать в пансион, а потом собирался зайти к сестре, как обещал. Квартира Кэмпов тоже находилась в центре города, рядом с парком.

Поднявшись на второй этаж, он позвонил в дверь: трель новенького электрического звонка разнеслась на весь дом. Открыла Кэйтлин, которая радостно улыбнулась Хью.

– Пожалуйте вашу шляпу, мистер Хью, и разувайтесь. Мисс Этель уже о вас спрашивала, – сказала ирландка.

Она подставила Хью под ноги его собственные домашние туфли. Значительная часть вещей Хью оставалась у Этель, и она неоднократно предлагала брату пожить у нее с мужем до отъезда. Но уж это слуга покорный!

Этель вышла навстречу гостю, одетая в пестрое шелковое кимоно. Японская тематика была теперь в моде. Волосы молодой хозяйки были как-то особенно затейливо уложены; она улыбнулась Хью, но сохранила строгий вид.

Хью внезапно подумал, что его замужняя сестра стала выглядеть на несколько лет старше – почти ровесницей своего солидного супруга.

– Проходи. Сейчас Кэйтлин подаст чай, – сказала Этель. – Ты голоден?

Хью вздрогнул, вспомнив, как совсем недавно эти слова были произнесены другим голосом.

– Нет, благодарю.

Он зашел, приглаживая волосы, и направился в ванную комнату мыть руки. Доктор Бертрам давно привил своим детям эту привычку.

– Гарри дома? – спросил он, вытирая руки полотенцем.

– Нет. Он сегодня будет поздно, – ответила Этель.

Она провела брата в просторную гостиную и усадила в легкое плетеное кресло у камина. Пусть даже сейчас огонь в очаге не горел – из экономии.

Горничная принесла чай с тонко нарезанным лимоном и имбирным печеньем. Некоторое время Этель и Хью пили чай, пользуясь этим приятным предлогом, чтобы не начинать беседу.

А потом Этель вдруг произнесла резким тоном:

– Что на этот раз, Хью? Ты опять встречался с ней?..

Хью взметнул на сестру глаза – и понял, что лгать бесполезно. Тонкий фарфор задрожал в его руках, и молодой человек отставил чашку.

– Да, – глухо сказал он.

Этель медленно одернула рукава кимоно.

– И что же у вас случилось? – произнесла она.

Хью опустил голову; потом снова поднял и взглянул сестре прямо в глаза.

– Мы поженились.

Этель не вскрикнула, не ахнула, как он ожидал; она только очень побледнела и прижала руку к груди. Довольно долго она не произносила ни слова. А потом спросила:

– Как… Как же это вышло?..

– Мы провели вместе ночь. Брачную ночь, – ответил брат.

Глаза его потемнели так, что казались черными, и во всем облике читалось: только попробуй что-нибудь мне сказать. Но Этель не стала на него нападать; и не стала больше задавать никаких вопросов. Она помешала свой остывший чай и мелкими глотками допила его.

– Я, конечно, не ясновидящая… но я давно знала, что рано или поздно это случится.

– Правда?..

Хью воззрился на нее с недоверием и радостью.

Этель кивнула. Потом улыбнулась, хотя в темных глазах улыбки не было.

– Что ж… Как обычно говорят в таких случаях – я желаю тебе счастья.

Хью и Этель посмотрели друг другу в лицо – и вдруг расхохотались так, что выступили слезы. Они вскочили с места и обнялись.

– Спасибо, сестренка. Ты самый понимающий человек, – прошептал Хью.

Они снова сели; и, после неловкой паузы, Хью начал расспрашивать сестру о ее американской жизни – о перспективах Гарри, о том, как они с мужем проводят досуг, какие завели знакомства… К личной жизни самого Хью они больше не возвращались. Оба чувствовали, что это слишком хрупкий и опасный предмет.

Брат и сестра не услышали звонка в дверь: возвращение хозяина дома застало обоих врасплох.

Хью вскочил. Этель быстро встала следом, поправляя волосы. Гарри улыбнулся, переводя взгляд с жены на шурина и обратно.

– Добрый вечер, любимая. Добрый вечер, Хью.

Он помедлил.

– Я вижу, вы отлично проводите время.

Этель покраснела.

– Хью, ты, конечно…

– Нет-нет! Я уже ухожу, – быстро проговорил Хью. – Я обещал Неду встретиться с ним вечером.

– Очень жаль, – произнес Гарри. Но он даже не трудился скрывать свои истинные чувства. – Что ж, всего вам наилучшего.

Этель проводила брата. Хью видел, что ей очень хочется удержать его, о чем-то еще спросить; но она промолчала.

Стук захлопнувшейся двери прозвучал как выстрел. Все!.. Эта часть его жизни отрезана, осознал Хью. Он побрел назад, опустив голову. Ему стало трудно дышать от боли, от невозможности с кем-нибудь поделиться.

И Нед ждал его, чтобы идти в синематограф…

Нед! Вот кто мог бы его выслушать!

Хью замедлил шаг; потом отступил с дороги и задумался.

Не сочтет ли его Нед сумасшедшим или сказочником?.. И даже если его новый друг поверит невероятной истории, Хью может невольно подвергнуть Неда опасности, посвятив в такую тайну.

Но никому неведомо, как все обернется: возможно, именно осведомленность однажды спасет Неду жизнь! Окрыленный, Хью прибавил шагу. Он быстро преодолел расстояние до пансиона и поднялся в студию художника.

– Билетов я не взял. Там идет какая-то чушь, – сказал он, остановившись посреди комнаты.

Хью очень надеялся, что это окажется его последняя ложь Неду Спарксу.

Друг как-то особенно внимательно посмотрел на него.

– Ну ладно. Я так понимаю, что гулять ты тоже не в настроении.

Хью покачал головой.

– Я хотел бы поговорить… рассказать кое-что. Это очень странная история, Нед. Но я надеюсь, что как художник ты сможешь меня понять!

Нед долго не сводил с него зеленовато-карих глаз, в которых появился особенный блеск: он смотрел на Хью, как будто нашел себе новую модель, хотя вообще-то не был портретистом. Потом американец кивнул.

– Как художник я знаю, что хороший вымысел может содержать в себе больше истины, чем так называемая «правда жизни». Это зависит от ракурса! Давай, дружище, рассказывай, что тебя гнетет.

Хью молчал, кусая губу. А Нед поощрил его:

– Это ведь связано с твоей нью-йоркской авантюрой, так?

– Так.

Набравшись решимости, Хью присел на край стола и принялся рассказывать – все с самого начала.

Но долго он не усидел: Хью вскочил и начал расхаживать по захламленной комнате художника, помогая рассказу жестами. Нед слушал его с возрастающим изумлением; несколько раз у американца вырывались взволнованные возгласы и ругательства. Но он ни разу не перебил.

Выговорившись, Хью сел на свободный стул, свесив руки между колен; ощущая полную опустошенность.

Долгое время оба молчали. Потом Хью спросил:

– Ты ведь не думаешь, что я все это сочинил?

Он поднял глаза: Нед теперь сидел на краю стола, как недавно сам Хью, скрестив руки на груди. Встретившись взглядом с другом, художник качнул головой.

– Не думаю. С таким лицом, как у тебя, не лгут.

Он усмехнулся.

– Существует, конечно, вероятность, что ты сбрендил… но мне так не кажется.

Хью вскинулся.

– Если ты считаешь, что я сбрендил, можешь спросить мою сестру! Кстати, мне давно следовало бы тебя ей представить. Этель тоже видела мою жену и живой, и мертвой… то есть сначала мертвой, а потом живой.

– Я верю, верю!.. Черт, – Нед охлопал свои карманы. – Извини, я закурю.

Он щелкнул зажигалкой и затянулся. Предложил сигарету Хью, но тот отказался: после того, как он сошелся в Нью-Йорке с Аминой Маклир, он совсем потерял охоту курить.

Выбросив окурок в корзину, Нед спросил:

– Что ты теперь будешь делать?

– Я пока не знаю… но, скорее всего, вернусь в Англию. Амина тоже говорит, что так надо.

Нед кивнул: на его побледневшем лице стали видны веснушки.

– Мне будет тебя не хватать.

– Мне тоже.

Хью осознал, что, кажется, впервые за все время пребывания в Америке у него появился друг, которого будет жаль потерять.

– Но ведь переписку никто не отменял, правда? – спросил Нед.

Хью заставил себя улыбнуться.

– Конечно. И… выбирайся ко мне в гости. Я это серьезно.

– Постараюсь, – так же серьезно ответил американец.

Хью кивнул. «Или, может быть, Амина…» – промелькнуло у него в мыслях. Но не следовало загадывать так далеко.

Он снова увиделся со своей египтянкой накануне отъезда, через три дня. Хью пришел к месту их встречи, ощутив ее зов: она ждала там. Они улыбнулись друг другу, и Амина молча повела его в свою заколдованную квартиру.

Она сразу увлекла Хью в спальню. Они исступленно занялись любовью; а потом, едва отдышавшись, еще раз. Это было лучше всего, что Хью Бертрам испытывал в жизни.

Амина полностью отдавалась ему, и он ощущал себя всемогущим; а потом сама забирала над ним полную власть. Она словно всякий раз творила его заново. Очнувшись от любовного обморока, он опять не узнавал себя, ощущая обновленным…

Когда они лежали обнявшись, утолив свою страсть, Амина внезапно произнесла:

– Он грозил убить меня.

Она издала хриплый смешок.

– Я сказала: попытайся! Убить меня смертному очень трудно… даже если меня разорвать в куски, мои члены вновь срастутся. Тогда он начал грозить убить тебя.

– Что ты говоришь?..

Хью только тут осознал, о ком его «жена» говорит и что это значит.

– Молчи!..

Амина приложила горячие пальцы к его губам.

– Я сказала Маклиру, что если он дерзнет тронуть тебя или кого-нибудь из твоей семьи, я обрушу на него мою мощь! Они все служат ему, но повинуются только мне. Однажды ты их увидишь.

– Амина…

– Ты еще не понимаешь, – перебила она его со страстью, сверкнув черными глазами. – Каждому из нас был задан вопрос: хочет ли он жить вновь, сея бесконечные страдания и смерть. И каждый ответил «да». Каждый из нас выбрал сам за себя, и прошел через эти врата один.

Египтянка поцеловала обнаженную грудь Хью, а потом положила голову ему на плечо. Он молча обнял ее, захваченный ужасным смыслом ее слов.

– Но теперь, если паду я, погибнут все мои слуги. Они мои дети, мои братья, мое тело… так же, как ты. И я никогда не оставлю их.

Хью взял ее смуглую руку и несколько раз поцеловал.

– Амина, дорогая моя… То, о чем ты говоришь, пока выше моего понимания! Но я убежден в одном.

Он сжал ее пальцы, ощущая ток крови.

– Верность в конце концов всегда вознаграждается, в этом мире или в ином.

Ее лицо осветилось.

– О да, брат мой, господин мой. В это я тоже верю.