Текст книги "Я еще не жила"
Автор книги: Дарья Торгашова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)
Глава 7
День прибытия выдался пасмурным и дождливым. «Карпатии» пришлось пробиваться сквозь туман. Однако новость о возвращении спасенных стремительно облетела Нью-Йорк, и встречать корабль-спасатель собрались тысячные толпы. Полиция даже выставила на причале заградительные барьеры, за которые пропускали только родственников пассажиров «Титаника»; во избежание беспорядков, все пассажиры были разделены на группы, по фамилиям и по классам. Третий класс выпускали на берег в последнюю очередь.
Вдоль улиц выстроились кэбы, автомобили, кареты скорой помощи. Стало известно, что число жертв крушения составило больше половины пассажиров; но этим чудовищным цифрам до сих пор никто не верил. Многие встречающие ждали с самого утра.
Жених Этель приехал в лимузине – чтобы его гости могли разместиться с комфортом. Он ждал в машине, чтобы не мокнуть зря под дождем. Около восьми вечера, когда стало известно, что пассажиров выпускают на берег, американец выпрыгнул на тротуар, поправив свой котелок.
Это был лощеный смуглый брюнет лет двадцати восьми, в прекрасном сером костюме, с фигурой спортсмена; большие серые глаза его смотрели на мир проницательно, но черты лица были резковаты. Гарри Кэмп обладал привлекательностью, но красавцем его назвать было трудно.
– Дорогая!
Гарри устремился сквозь толпу к воротам под литерой «B», нетерпеливо разыскивая взглядом невесту, – но Этель нигде не было. В первые ужасные мгновения ему казалось, что списки с «Карпатии» передали неверные, и Этель в живых нет. Но вот, наконец, он заметил ее: его Этель стояла рядом с братом под общим большим зонтом, одетая в пальто и серое невзрачное платье.
– Этель, любимая!
– Гарри!..
Этель чуть не выронила дешевую парусиновую сумку, которую держала в руках, и в ее прекрасных карих глазах отразился испуг. Гарри хотел обнять ее, от полноты чувств; но удержался. Они не виделись почти год, с тех пор, как он приезжал к ним в Хэмпшир, – и, конечно, Этель отвыкла. И, вдобавок, для девушки пережить такое потрясение…
– У меня просто камень с души свалился, когда я увидел список фамилий на доске объявлений. Там перед конторой «Уайт стар» на Бродвее настоящее столпотворение, – снова заговорил Гарри: он все еще не позволял себе коснуться ее, но жадно оглядывал с головы до ног. – Ты жива, вы оба живы!
– Да, – Этель кивнула, краснея. – Многим повезло гораздо меньше.
Она отвыкла от резкого американского акцента жениха; и смущалась и робела в его присутствии. Гарри Кэмп, конечно, это понял, и решил поумерить пыл.
– Я надеюсь, ты здорова? – осторожно спросил он.
Тут Хью неожиданно закашлялся. Гарри, который даже не поздоровался с братом Этель, всецело занятый своей невестой, быстро обернулся к нему и нахмурился.
– Хью простудился на «Титанике», – поспешила объяснить Этель. – Он проявил большое мужество, спасал людей… и схватил бронхит в ледяной воде.
– Ах, вот как, – Гарри улыбнулся. – Так значит, мистер Бертрам у нас герой.
Он старался говорить искренне, даже сердечно; но, против воли, в тоне американца прозвучали ревность и досада. Это он должен был быть рядом с Этель в такую минуту, и он должен был спасать свою суженую… и показать ей, на что способен!
– Уверен, сестра очень гордится вами, – произнес Гарри, холодно глядя на Хью.
– Не сомневайтесь, – ответил Хью. – Но я вовсе не герой. Таких, как я, там было много.
Серые глаза американца сузились и сверкнули яростью. Этель почувствовала, что пора спасать положение.
– Джентльмены, не кипятитесь! – воскликнула она. Оба молодых человека обернулись к ней, и девушка покраснела. – Гарри, Хью, как вам не стыдно! Мы едва остались живы, и не хватало вам в первую же минуту поссориться!
Гарри опомнился.
– Извини, Этель. Прошу прощения, Хью, – он улыбнулся брату Этель, который все так же непримиримо смотрел на него. Однако Гарри Кэмп снова взял ситуацию под контроль, и ему было приятно сознавать себя самым ответственным из всех троих.
Потом он впервые заметил Кэйтлин, которая стояла позади и не смела напомнить о себе.
– Кто эта девушка, Этель? Ты, кажется, не упоминала, что привезешь с собой горничную?
Этель сделала знак Кэйтлин, и ирландка подошла.
– Позволь представить тебе Кэйтлин О'Брайен – это судовая горничная с «Титаника». Мы познакомились и подружились благодаря этой трагедии. Кэйтлин лишилась брата.
– Очень жаль, – медленно сказал Гарри, рассматривая девушку; его взгляд чуть дольше задержался на ее рыжих волосах. – О'Брайен? Ты хочешь сказать… – он обратился сперва к Этель, но потом поправился и спросил саму Кэйтлин. – Этель предложила вам работать у нас?
– Да, сэр, – почтительно ответила ирландка.
– Я считаю, мы обязаны дать ей место, – горячо сказала Этель.
Гарри кивнул.
– Я не против. Поступай, как считаешь нужным, дорогая. Рад, что сложностей с подбором кандидатуры у нас не возникнет, – американец улыбнулся. А Этель впервые ощутила тяжесть брачных цепей, которыми она скоро будет скована… зависимость, в которую она уже попала от будущего мужа. Пусть даже Гарри Кэмп – ее старый знакомый и удачная партия.
Тут Гарри спохватился, что они все еще стоят в сырости, хотя дождь почти перестал.
– Пройдемте к машине, я отвезу вас в отель. Я забронировал для вас с братом номер в «Ритц-Карлтоне», – сообщил он Этель.
Девушка улыбнулась, преодолевая невольную неприязнь.
– Как мило с твоей стороны!
Хью не стал благодарить Гарри, продолжая сверлить его взглядом. Она уже собиралась напомнить брату, чтобы тот вел себя прилично, – но внезапно всех троих ослепили вспышки фотокамер.
Гарри заслонился рукой.
– Что за бесцеремонность, – процедил он, поняв, что это репортеры снимают жертвы трагедии «Титаника». – Питаются падалью! Как это сказано у Джека Лондона?..
Газетчикам удалось заснять не только толпу одетых кое-как, исхудавших пассажиров с безумными глазами, и рыдающих родственников, безуспешно разыскивающих погибших; в поле их зрения попали несколько женщин в траурных нарядах. Вспышки с треском полыхнули еще, еще. А потом раздался крик: одна из женщин в черном споткнулась и упала, когда ее фотографировали. Ее лицо закрывала плотная креповая вуаль, и она почти ничего не видела перед собой.
– Скоты! – воскликнул Гарри.
Он среагировал быстрее окружающих и бросился поднимать несчастную вдову, которая, должно быть, от потрясения лишилась чувств.
Этель и Хью пытались разглядеть поверх голов людей, что происходит, но их отталкивали назад. А затем Этель услышала вскрик, и узнала голос Гарри!
Потом зазвучал женский голос, произнесший несколько непонятных слов, – похоже, заговорила вдова, пришедшая в чувство; но голос ее был отнюдь не слабым, а глубоким и… покоряющим. Так учатся говорить актрисы, но это удается лишь самым талантливым.
А потом Гарри вернулся к ним; и этот сильный, уверенный человек был совсем не похож на себя. Он был бледен, и нижняя челюсть прыгала. Жених Этель попытался что-то сказать, но только махнул рукой в тугой черной перчатке; и рассмеялся, точно борясь с наваждением.
– Гарри, что с тобой? Что тебя испугало? – вырвалось у Этель.
– Ничего, – сухо ответил Гарри. Он взял себя в руки. – Не обращай внимания.
Она догадывалась, с кем ее жених только что свел знакомство… и ее саму эта мысль пугала до обморока.
– Пожалуйста, скажи, – Этель подалась к жениху и положила руку на его локоть. – С этой дамой, которой ты помог, было что-то не так?
Гарри медленно повел головой.
– Нет. Это я переволновался, думая о тебе… и неудивительно: который день все газеты кричат, сколько там у вас трупов!
Но Этель не собиралась отставать: видя, что жених неподдельно испуган, она сама осмелела в обращении с ним.
– Скажи, что тебе почудилось. Обещаю, я не буду смеяться, – снова попросила она.
Американец поправил крахмальный воротничок.
– Хорошо. Только пойдемте сперва сядем в автомобиль. Пора нам отсюда убираться.
Они прошли сквозь толпу туда, где их ждал элегантный таксомотор. Человек на переднем сиденье, за спиной у водителя, обернулся и приподнял шляпу.
– Фил Чамберс, мой личный помощник, – представил его Гарри.
Он распахнул перед Этель заднюю дверь.
– Прошу, сюда, дорогая. Хью, садитесь впереди, рядом со мной! А вы… можете сесть рядом с хозяйкой, – обратился он к Кэйтлин, ошеломленной всем происходящим.
– Сюда, не робейте, – Этель улыбнулась горничной, которая, конечно, никогда не каталась в таком роскошном авто.
Женщины поместились сзади, мужчины впереди. Гарри последним захлопнул дверь, и хотел уже подать шоферу знак трогать.
– Погодите!.. Скажи мне все-таки, что ты видел? – поспешно обратилась Этель к жениху.
Гарри явно не хотелось говорить об этом в присутствии посторонних; но он ответил.
– Мне показалось… нет, не так. Когда я приподнял эту даму с земли, я понял, что передо мной молодая, прелестная женщина, – очевидно, иностранка. Она была черноволосая и смуглая. Но на пару секунд мне представилось, что я держу в объятиях разложившийся труп.
Жених Этель принужденно рассмеялся.
– Мерзость! Мне такого даже после попойки не чудилось! Но все быстро прошло. Эта дама поблагодарила меня на своем языке, а потом ее увел какой-то седой джентльмен, ее спутник… Они сели в белый «форд» и уехали.
– И ты даже не спросил, как их зовут? – воскликнула Этель.
– Нет. Что мне за дело? – удивленно ответил Гарри. Он обернулся к невесте. – А разве ты с ними знакома?
Этель покачала головой, надеясь, что выражение лица не выдаст ее.
Отвернувшись, Гарри постучал в стекло застывшему от изумления шоферу. Тот завел мотор, и лимузин мягко взял с места.
Этель больше всего жалела, что сидит сзади и не может подать знак Хью. Но ее брат, конечно, сам не дурак и будет держать язык за зубами столько, сколько нужно…
Когда машина остановилась, Гарри первым вышел и помог выйти Этель. Пока остальные не присоединились к ним, он приобнял девушку, посмотрев в глаза.
– Бедняжка. Представляю себе, как ты измучена, – ласково сказал он.
Этель улыбнулась, ощутив ответную нежность. Ах, если бы только…
– Спасибо тебе за заботу. Нам всем требуется время, чтобы прийти в себя. А Хью нужно не меньше недели провести в покое и лечиться.
Ей вспомнились все читанные в домашней библиотеке медицинские журналы.
– После такого может развиться осложнение на сердце или пневмония…
– Я забыл, что ты у нас доктор, – жених, улыбаясь, поцеловал Этель в висок; и, ощутив, как она напряглась, отпустил. – Конечно, ты права. Пусть Хью поправляется… а я могу тем временем показать тебе Нью-Йорк. Увидишь, как город изменился за эти годы, – предложил он.
– Гарри! – укоризненно воскликнула Этель.
Они совсем позабыли о своих спутниках. Этель быстро подошла к брату, который выбрался из машины, и взяла его под руку. Похоже, у Хью опять начался жар.
– У меня даже платьев нет, не говоря обо всем остальном, – вновь обратилась она к Гарри. – Ты забыл, что весь наш багаж утонул?..
– Забыл, – американец с покаянным видом развел руками. Потом лицо его ожесточилось, в голосе зазвенел металл. – Надо будет содрать с «Уайт стар» кругленькую сумму. Пусть все эти сволочи платят!
– Так мы и сделаем, – сказала Этель.
Потом, когда жених отвернулся, заговорив со своим помощником Чамберсом, она впервые получила возможность перемолвиться словом с Хью.
– Это она.
– Я и без тебя догадался, знаешь ли, – тихо отозвался Хью.
А потом ее брат сказал то, что даже не приходило Этель в голову.
– Она боится солнца. И вообще яркого света – поэтому и прячется. Не знаю, до каких пор это…
Гарри обернулся к ним и одарил улыбкой.
– Ну, где вы там застряли! Этель, идем!
По дороге Гарри еще о чем-то говорил с нею, что-то рассказывал; но Этель уже плохо слушала, от утомления и переживаний у нее путалось в голове. Ей хотелось только поскорее лечь спать.
Гарри увидел ее состояние и остановился, предложив заказать для них с Хью и горничной ужин в номер. Хью, по-видимому, совсем расхворался, так что его это даже не покоробило; хотя Этель видела, что брата все больше тяготит положение бедного родственника, в которое его поставил Гарри Кэмп. Еще столько трудностей предстоит разрешить…
Она взглянула на Кэйтлин и устало улыбнулась.
– Завтра с утра, если Хью не станет хуже, мы с вами пойдем по магазинам. Можете считать, что приступили к своим обязанностям… хотя вам тоже нужно приодеться и купить себе всякие женские мелочи.
– У меня нет ни цента, мисс, – сказала ирландка.
Этель поморщилась при виде страдания на ее лице.
– Я заплачу за себя, а Гарри за вас. А вообще, я уверена – нам всем положена компенсация, особенно вам! И мы ее добьемся!
Этель видела, что Кэйтлин терзает еще множество невысказанных вопросов; и особенно ей не терпится узнать о даме, из-за которой они подняли столько шуму. Но не сейчас, не сегодня.
Все пятеро поднялись наверх; и у дверей номера Бертрамов Гарри остановился.
– Завтра я все утро буду у себя. Отсыпайтесь и постучитесь ко мне сами, как будете готовы.
Он поцеловал в щеку Этель, похлопал по плечу Хью; и покинул брата с сестрой. Этель постояла, глядя, как он уходит; а потом со вздохом повернула медную ручку и ступила в прихожую. Она была рада, что этот бесконечный день закончился.
Глава 8
Она уже понимала многое вокруг себя, и это было мучительно, и жить заново было тоже мучительно, – почти так же, как тот непробудный сон. Когда она родилась вновь?.. Она не знала. Жрице казалось, что память ее тоже истлела, или события прошлой жизни стерлись из нее. Как будто она целиком была творением этого существа, которое выдавало себя за благого бога Черной Земли, – не слишком удачным творением, на котором этот демон пробовал свои силы, вылепив ее, точно Хнум1111
Египетский бог-творец, изображавшийся с головой барана, вылепивший из глины людей и животных.
[Закрыть] на гончарном круге.
Вот только слеплена она была из праха мертвых. Она могла обмануть других, всех этих несчастных смертных и слепых варваров; но саму себя – никогда.
Она очнулась в каюте большого корабля – другого огромного корабля, подобного тому, что утонул. И она была совершенно нагая. Ей не было холодно – удивительно, в этом северном краю! Но сердце у нее снова билось, она дышала, и ощущала прежнюю юную силу и гибкость, как в те дни, когда она танцевала в храме для Амона. И пришел голод. Жрица была очень голодна, но хотелось ей не человеческой пищи – или, вернее сказать, ей хотелось много больше, чем человеческой пищи. Чего она жаждала, она еще не могла сказать; но это уже пугало ее…
Потом отворилась дверь, и вошел мужчина – слуга или раб. Он дико вскрикнул, когда увидел ее; она тоже закричала и прикрылась простыней, которую схватила с кровати. В прежней жизни Амен-Оту часто показывалась слугам обнаженной, ведь они – всего лишь орудия своих господ. Но жрица откуда-то знала, что люди этого времени и этой страны гораздо более стыдливы и всегда прячут свое тело. Она многое знала без объяснений – как будто это знание было вложено ей в сердце при новом сотворении…
Она взмахом руки прогнала слугу, и тот сразу же выскочил за дверь и захлопнул ее. Поискав в комнате, Амен-Оту нашла странный сундук, который закрывался на замок, и вытащила оттуда много странных вещей. Она откуда-то знала, что это женское нижнее платье, и стала одеваться: ее тело действовало само, руки уверенно застегивали застежки и завязывали ленты. Однако она не знала, как называются все эти предметы, и ни слова не могла произнести на языке варваров, среди которых очутилась.
И она не знала, как теперь зовут ее саму! «Амен-Оту» – так звали ее в прежней жизни; «Осирис Амен-Оту» – так следовало величать ее, когда она уйдет на Запад и уподобится Осирису. Но она не уподобилась Осирису, а стала бессловесной рабыней того существа, которое вновь привело ее в этот мир.
– Чего ты хочешь? – прошептала она вслух. – Что означало мое согласие? На что я обрекла себя?..
Ответа она не получила. Но жрица испытала внезапное сильное желание закончить свое облачение, хотя надела на себя уже много одежд. Она открыла шкаф – высокий шкаф в рост человека; и там висело несколько черных платьев. Этот цвет здесь был траурным – в Та-Кемет скорбящие одевались в синее. Та, которая прежде была Амен-Оту, а теперь лишилась и своего тела, и своего имени, откуда-то знала, что она вдова… должна изображать женщину, чей муж недавно умер. Никто даже не подозревал, что она до сих пор девственна.
Хорошо! Эта мысль впервые заставила ее улыбнуться. Это означало, что еще долго мужчины не будут посягать на нее и досаждать ей. Тот варвар, который умер, должно быть, оставил ей богатство, и она долго не будет нуждаться. Но каковы теперь ее нужды?..
Есть! Ей страшно захотелось есть, когда она подумала об этом. Но оставалось ждать, пока не придет слуга. И ей очень хотелось увидеть, какой она стала теперь.
Она в своей первой жизни встречала медные и серебряные зеркала, но отражение в них было смутным и неверным, и человек никогда не знал своего настоящего лица – только другие видели его таким, каков он есть в действительности… Может быть, здешние мастера преуспели больше?
Жрица встала с кровати, на которой сидела, покончив с одеванием; она огляделась и вдруг заметила туалетный столик из красного дерева. Она снова улыбнулась: женщины этого мира, конечно, тоже любили наводить красоту и узнали множество новых способов делать себя прекрасными. И над этим столиком было зеркало – изумительно большое и ясное, из какого-то неведомого стекла!
Затаив дыхание, бывшая Амен-Оту приблизилась к столику и села на табурет перед ним. Она зажмурилась, долго не решаясь взглянуть на себя новую. И наконец решилась.
На нее из зеркала смотрела молодая смуглая, черноволосая и черноглазая женщина. Уже наступил вечер, и комната тонула в сумерках; бывшая Амен-Оту пожалела, что негде взять огня. Но даже без огня она узнала это отражение. И лицом, и телом она почти не отличалась от себя прежней, двадцатилетней, – Амен-Оту вспомнила, что умерла от лихорадки, наколов себе ногу колючкой. И короткие черные волосы с ровной челкой были такие же, как она носила всегда…
Но нет! Кое-что еще изменилось!
Амен-Оту прикоснулась к правой щеке: там была лиловая татуировка, изображавшая свернувшуюся змею, – как раз под глазом. Это не слишком уродовало ее, но было весьма заметно…
И сама она в потемках как нельзя больше походила на мертвеца.
Ей захотелось зажечь светильники, озарить всю эту комнату, прогнать демонов! Но она не знала, как это сделать. Она ничего здесь не могла!
Амен-Оту замычала от бессилия, и слезы покатились по ее щекам. Что ее теперь ждет? Почему рыжему богу зла дана такая власть, а светлые боги бездействуют?..
Тут щелкнул хитрый замок на двери, и вошел слуга. Амен-Оту быстро повернулась к нему, не вставая с места: это оказался тот же самый прислужник. Он улыбнулся и что-то почтительно спросил у нее. И жрица сразу же поняла – он спрашивал, почему она сидит здесь в темноте.
А потом слуга надавил на какой-то выступ в стене: загорелась лампа, которая не требовала ни масла, ни фитиля, и свет разлился по всей комнате. Амен-Оту уже устала удивляться здешним чудесам. Эти люди на каждом шагу пользовались магией, о которой в ее времена и не слыхивали!
Амен-Оту поднесла к лицу свои тонкие смуглые руки, желая получше рассмотреть их. Но тут случилось ужасное. Ее плоть стала на глазах таять и тлеть, обнажая кости: боли жрица не испытывала, но в нос ей ударил ее собственный смрад, и она понимала, что может рассыпаться прахом в считанные мгновения. Если только не…
Она вовремя догадалась, в чем дело; и, нажав остатком пальца на тот же выступ в стене, погасила свет. И вслед за этим Амен-Оту услышала истошный вопль прислужника – он увидел, что с ней творится. Должно быть, то же самое происходило на свету с ее лицом!.. Сможет ли она восстановиться обратно, и как быстро?
Но теперь ее занимало другое. Если этот раб сбежит и расскажет обо всем прочим людям на корабле… У него тряслись колени, и он прислонился к стене, глядя на нее в беспредельном ужасе. Когда Амен-Оту двинулась к нему, этот человек всхлипнул от страха и присел, закрыв лицо руками: он что-то пробормотал, должно быть, молился своим богам…
Благие боги Та-Кемет не спасли свою преданную жрицу, Амон не защитил ее – и вряд ли теперь боги этого варвара заступились бы за него. Но Амен-Оту не желала убивать его, хотя могла бы. Она схватила слугу за запястья и силой отвела его руки от лица. А потом положила свои мертвые пальцы ему на виски: и несчастный слуга смотрел на нее зачарованно, как на саму Маат, не смея шевельнуться.
– Ты ничего не видел. Ты ничего не вспомнишь, – произнесла жрица, глядя ему в глаза. Ее сила внушения возросла многократно, она чувствовала это – и теперь убедилась. Слуга содрогнулся, а потом обмяк, как будто заснул; но через несколько мгновений встряхнулся и встал.
Он пошатывался, однако больше не казался испуганным. Он посмотрел на Амен-Оту и слегка поклонился; и жрица улыбнулась. Она не знала – прекрасно ли по-прежнему ее лицо, как при жизни, или теперь стало лицом мертвой. Но этот человек явно больше не видел разницы…
Слуга покинул каюту, и Амен-Оту сразу же подняла руки к лицу, жадно рассматривая их. Кости опять начали покрываться плотью, но это происходило не мгновенно.
Она отважилась посмотреть на себя в зеркало, только когда руки обрели прежний вид. Жрица не знала, сколько прошло времени. В круглое окно светила луна, но ее лучи не были опасны для воскрешенной: и она долго любовалась на свой призрачный лик, которого не видела многие хенти лет.
Внезапно ее осенила догадка, почему она была воссоздана в своем прежнем образе – и ни в каком ином! Амен-Оту торжествующе рассмеялась. Дух зла, как бы его ни называли, не был всесилен – он не мог творить нового, он мог только потреблять то, что есть, и искажать творения других. Он воссоздал Амен-Оту по образу и подобию ее собственного Ка, вечного телесного двойника.
Потом она захотела спать. В сне она теперь тоже нуждалась! Амен-Оту сняла с себя верхнее черное платье и легла на кровать. Смежив веки, она крепко заснула, как обычная смертная.
Проснулась она оттого, что лучи солнца щекотали лицо… С криком ужаса жрица вскочила, но это круглое окно ничем не было занавешено. Ей оставалось лишь ждать, пока животворящее солнце не начнет разрушать ее нечестивую плоть.
Однако розовые рассветные лучи скользнули по ее телу, не причинив ей вреда. Немного погодя Амен-Оту осмелилась выглянуть в окно и увидела, что солнце скрылось в облаках: собирался дождь. В Та-Кемет небо почти всегда было ясным, и такой милости она не ожидала.
«Должно быть, солнце для меня губительно, лишь когда сияет в полную силу», – догадалась Амен-Оту. И еще ей нельзя зажигать эти ослепительные волшебные светильники. Если так, она, пожалуй, сможет здесь существовать… но вот только вернется ли к ней жизнь окончательно, или она обречена оставаться полумертвой?
Но мертвым не нужна еда; а Амен-Оту, проснувшись, ощутила лютый голод. Придет ли к ней кто-нибудь, в конце концов?..
В дверь постучались – но это оказался не слуга, а какой-то седой старик. Это был богатый господин, Амен-Оту сразу поняла; и он сел напротив нее на стул, как равный. Однако с нею новый гость заговорил так же почтительно, как давешний раб, которого она сперва напугала своим обличьем, а потом заставила все забыть.
Она по-прежнему не понимала ни слова, однако ей был ясен смысл обращенных к ней сочувственных речей. Старик спрашивал ее, здорова ли она и почему не выходила к общему столу! Возможно, перед нею родственник или друг ее мертвого мужа?..
Глядя на этого человека, Амен-Оту приложила ладонь к губам, потом к сердцу; и печально покачала головой. И этого оказалось достаточно – старик понял, что она лишилась памяти и речи; и даже не слишком удивился этому. Он вскочил со стула и быстро вышел; и вскоре вернулся вместе с другим прислужником, который притащил поднос с едой!
Это было мясо, приготовленное разными способами, белый хлеб и какие-то фрукты в сладком сиропе. При виде человеческой пищи Амен-Оту забыла обо всем. Она принялась жадно запихивать мясо в рот, вначале глотала кусками, почти не жуя; и только потом стала прожевывать, бесконечно наслаждаясь вкусом. Вдруг жрица увидела, как на нее смотрят двое мужчин в комнате, – слуга глядел, как она ест, с отвращением и ужасом, а старый господин с жалостью. Неужели тут принято принимать пищу как-то иначе?..
Старик взял с подноса серебряный нож и еще один забавный предмет, которого она раньше не заметила, вроде маленьких вил, и подал ей. Она стала неловко подцеплять этими вилами мясо и резать ножом, а потом принялась за фрукты, пока не опустошила тарелки.
Но жрица все еще была голодна. Она бы охотно съела еще столько же, но не решалась просить больше. И внезапно задумалась – если она теперь ест, нужно ли ей опорожняться? Есть ли у ее нового тела низменные потребности, и как эти люди будущего справляют нужду?..
Но это она узнает позже. Куда важнее сейчас было выяснить, кто она сама такая, – вернее, за кого ей придется себя выдавать!
Амен-Оту посмотрела на доброго старика, который остался с ней; она приложила ладонь к сердцу, а потом протянула руку к его губам. И этот господин отлично понял, чего она хочет. Он начал ей все объяснять так подробно, точно она была несмышленым младенцем, – и Амен-Оту слушала, не сводя с собеседника глаз. Она многое понимала без посредства слов; она теперь могла соприкасаться разумом с этим человеком, как недавно сообщалась с той девушкой и ее братом, которые ее пробудили.
Первым делом старик назвал себя: у него было чудное имя, «Мистер Маклир». Он действительно приходился родственником ее мужу – кажется, дядей. Женщина, за которую ее все здесь принимали, была родом из Египта: так теперь называлась Черная Земля. А этот старик и его племянник, ее муж, происходили из страны Британии. Ту египтянку звали Амина: теперь Амен-Оту следовало откликаться на это имя – похоже на ее настоящее имя… Она, ее муж, Джеффри Маклир, и его дядя вместе путешествовали по разным странам, а потом ее супруг внезапно заболел и умер, и она стала вдовой. Теперь Мистер Маклир вез Амину на огромном корабле через океан к себе домой, потому что о ней некому было больше позаботиться.
Амен-Оту, превратившаяся в Амину, ощутила невольную признательность. Она даже поблагодарила старика на своем языке; а он вдруг принялся благодарить ее сам, заявив, что это она спасла его. Когда тонул тот большой корабль, на котором везли ее мумию, многим мужчинам не хватило места в лодках – вперед сажали женщин с детьми; и Мистера Маклира пропустили только потому, что он сопровождал ее, вдову своего племянника.
Амен-Оту не знала, когда этот старик подвергся внушению… и не знала, что произошло с настоящей египтянкой Аминой. Но, скорее всего, та погибла; и у себя на родине ее никто не хватился бы. И очень хорошо, что теперешний покровитель Амен-Оту думал, будто обязан ей жизнью!
Когда Мистер Маклир ушел, Амен-Оту почувствовала себя намного лучше – почти живой; и даже лучше, чем живой. У нее теперь было над чем поразмыслить. Спустя некоторое время после завтрака она поняла, что облегчаться ей теперь не нужно… во всяком случае, пока. Ее тело поглощало без остатка все, что она принимала в себя; и так же быстро и жадно, как пищу, жрица поглощала знания об этом новом мире. Она теперь уверилась, что у нее найдется здесь пристанище, и будет время, чтобы освоиться.
Неожиданно мнимая Амина вспомнила о том, кого она спасла на самом деле, еще будучи развоплощенной, – того золотоволосого юношу по имени Хью, брата девушки Этель. Он стал тонуть и замерзать, и она вытащила его из ледяной воды. Почему она сделала это?.. Она не понимала ясно – возможно, потому, что они трое оказались прочно связаны; и потому, что этот юноша мог ей пригодиться....
И Амен-Оту не беспокоилась о том, где искать его. Она знала, что золотоволосый Хью придет, стоит только ей позвать. Он оказался перед в ней в неоплатном долгу… и она умела убеждать. Перед Амен-Оту склонялись многие, когда она была прорицательницей Амона, и она прославилась и в Уасете1212
Уасет – древнеегипетское название Фив.
[Закрыть], и в Ахетатоне, несмотря на молодость. Теперь же, – она чувствовала это, – мало кто мог бы воспротивиться ее чарам.
Она обратила взгляд к небу за окном, все еще затянутому тучами.
– О Амон сокровенный, о Ра, о Осирис, – прошептала жрица, подняв руки, сжатые в кулаки. – О боги истины, отвратившие от меня свои лики! Это не вы даровали мне эту новую жизнь, но я приму все, что мне предложено. И возьму все, что могу взять!..
Она не знала, когда явится тот, кто может взыскать с нее этот великий долг. И не знала, каковы будут его повеления. Но она постарается приготовиться к встрече.
Когда они с Мистером Маклиром ступили на берег новой страны под названием Америка, небо было все еще пасмурным и дождь не прекращался.
