Текст книги "Леди Арт (СИ)"
Автор книги: Дарья Кей
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 32 страниц)
– Знаете, я долго тогда смеялась, глядя на вашу подпись, Элиад. Ну, ту, на прошении Филиппа, чтобы стать моим секретарём. Ту, которую вы не оставляли, помните?
Филипп побледнел.
– Подпись?! – гневно воскликнул Элиад.
– О да! Идеальная копия! Разумеется, не светилась, как подлинник, но как же искусно была выполнена. В тот день определённо открылся недюжинный талант одного из ваших сыновей!
– Это был не я… – прошептал в ужасе Филипп, умоляюще глядя на отца, а потом, поражённый, обратился к мадам Монтель: – Так вы знали?
– Ну разумеется! – она рассмеялась. – Я узнаю́ настоящую подпись вашего отца, Филипп, как и любого другого человека. Но та… Я оценила смекалку.
Она довольно закивала. Сердце Филиппа стучало как бешенное.
– Но почему тогда?.. – еле выдавил он.
– И вы всё равно дали своё согласие?! – возмущённо перебил Элиад.
– Разумеется! – мадам Монтель всплеснула руками. – Я бы дала согласие и без такой формальности, как ваша подпись, Элиад! – Филипп чуть не поперхнулся. – Удивлена, что никто из тех, кому писал Филипп до меня, не выполнил его просьбы. Возможно, я слишком мягка и слишком потакаю молодым людям, но, будь моя воля, и девочка Арт смогла бы сесть на трон в обход этой дурацкой традиции! Впрочем, я думаю, что сложившийся союз будет полезен обеим сторонам.
Керреллы переглянулись, а мадам Монтель, ещё раз выразив поздравления и пожелав чудесного вечера, удалилась. Филипп следил за тем, как она переговаривается с министром Вейера. Наверно, всем пора было усомниться, в здравом ли уме глава Альянса. Филипп часто находил её решения спорными, а теперь он узнал, что она могла пренебречь законами и правилами только потому, что ей нравился человек. Конечно, это помогло ему в своё время, но его присутствие на собрании на Санарксе никак ни на что не повлияло, никому не навредило и вообще прошло незамеченным. Восхождение на престол девчонки Арт произвело бы совершенно другой эффект.
Впрочем, благодаря Эдварду, всё равно произведёт.
– Я хочу вернуться на остров, – сказал Филипп, поворачиваясь к отцу. – Мы уладили всё, что нужно. Я увидел жест брата. Что-то ещё?
– Нет, – Элиад покачал головой. – Можешь уехать. Тебе передадут документы позднее. И помни, что я могу вызвать тебя в любой момент. И на свадьбе брата – хочешь или не хочешь – ты присутствовать обязан.
– А как же.
Филипп бросил последний взгляд на светящегося от счастья Эдварда и направился к выходу из зала.
Элиад остался. Ему было интересно, что дальше. Хелена могла ни с кем не обсуждать своих решений, хранить всё в тайне и будто бить под дых – её отец действовал так же. Но Гардиан не боялся потом взглянуть в глаза тем, кого обвёл вокруг пальца, и Элиад ждал, что сделает она.
Хелена не спешила. Эдвард, впрочем, тоже. Они поулыбались, посмеялись с бросившимся поздравлять молодняком, а там уже объявили бал, и Элиад не сомневался: таков был план, чтобы избежать формальностей. И если после вальса, во время которого её высочество стреляла глазами, проверяя произведённый эффект, и ослепительно улыбалась, а Эдвард пялился на неё, как ребёнок на свои первые магические фокусы, обручившиеся почтили вниманием мадам Монтель, и та благодушно принесла им свои поздравления, то Элиад ждал.
Милые дети его избегали. Они успели объясниться с Агнесс, и Эдвард не пытался скрыть, как неловко было ему перед матерью: он потирал шею, поправлял волосы и постоянно отводил глаза, пока обе женщины с энтузиазмом общались и наверняка обменивались комплиментами.
Агнесс Хелена должна была понравиться. За ней тянулся шлейф из неприятных слухов, но, в отличие от Анны, она была принцессой, леди, девушкой их круга, понимающей все условности, правила и даже умеющей им следовать. Когда хотела. Какие у Агнесс могли быть возражения? Она могла разве что упрекнуть Эдварда в том, что не поделился сразу.
А Элиад ждал.
Позднее он сам пригласил жену на танец, и та рассказала, как мила и приветлива её высочество.
– Разумеется, она мила, – сказал Элиад. – Она знает наши приличия и хочет показать себя с лучшей стороны.
– Разве это плохо? Намного приятнее, чем пытаться… – Агнесс цыкнула, не договаривая, но они обменялись понимающими взглядами.
Агнесс пыталась, но привыкнуть к Анне не вышло, и Элиад не мог её за это осуждать. Впрочем, никто не мог.
– Ну неужели ты не доволен, Эль? – спрашивала Агнесс позже, когда они сидели в личной ложе. Элиад всё ещё наблюдал за сыном и его невестой. Через несколько танцев пришлось признать, что они неплохо выглядят вместе. – Твой сын счастлив, девушка отличного происхождения…
– О, замечательного! Королева Санаркса! Практически, – саркастично подметил Элиад.
– Опять ты за своё! Ну, а если б не была она принцессой?
– Если б не была, – Элиад отхлебнул из бокала мутный сливовый сок, – Эдвард бы на ней не женился. Ты забываешь, Агнесс, что счастье не работает, когда ты король. – Он бросил быстрый взгляд на Хелену и вернулся к жене. – Я обязан думать в первую очередь о том, что выгодно для страны.
– Но ты позволил Филиппу жениться на Анне. Я не вижу глубинных смыслов в этом.
– Лучше было пойти на уступку, чем оставить страну без короля. Сразу после войны. Ты знаешь нашего сына: Пирос бы разорвали на лоскутки, пока он решался бы хоть на что-то умное.
– О, Элиад…
Она смотрела на него грустно и осуждающе, и Элиад сжал её ладонь.
– Не вздыхай, Агнесс. Я жив. Пиросу ничего не угрожает. А от Анны, так или иначе, была польза: все реликвии дома.
– Одну скоро увезут! – Агнесс подняла брови, но напряжение её схлынуло, и голос уже веселился.
– Это номинально! – заявил Элиад и, откинувшись на диване, продолжил наблюдать.
Кончился очередной танец, начинался следующий. Элиад скользил взглядом по парам, то и дело возвращаясь к яркому красно-синему пятну. Он пытался угадать, с кем они заговорят на этот раз, но одна мысль – важная, пусть и неожиданная – отвлекала, скреблась о сознание: Агнесс он соврал. Пиросу – как и всему миру – угрожала большая опасность в лице Ариеса Роуэла. К счастью, Джеллиер решил не рисковать и бойкотировать Райдос в этом году, не приглашая нового императора: все опасались его сговора с тем, кого уже окрестили опасным преступником.
Дегнар Старк казался Элиаду тёмной лошадкой. Он держался в тени активного и харизматичного Ариеса, но кто знал, с чего Рейднар назначил приемником именно Старка? Вряд ли они с Артом решили посоревноваться, кто оставит право наследования за самым абсурдным и неожиданным кандидатом. Вероятнее всего, Роуэл просто не хотел прямого наследования. Даже лишённый титула, Ариес имел права на трон по старшинству, а Рейднар не мог не подозревать, что его единственный законный наследник – чистое зло.
Но, может, было в Старке что-то ещё?
* * *
Они подошли позже, когда Элиад остался один: стоял у приоткрытых штор и смотрел в окно, попивая шампанское. Хелена сверкала массивными украшениями и враждебным взглядом, а Эдвард храбрился и изо всех сил делал вид, что не зависит от мнения отца. И ему стоило бы поучиться у невесты, как не кусать губы изнутри, как заставить взгляд не бегать, а высоко поднятый подбородок выглядеть более или менее естественно.
Замечаний Элиад делать не стал и лишь ехидно усмехнулся.
– Да неужели! Вы решили, что я достаточно важная персона, чтобы удостоить меня визитом, молодые люди?
Эдвард на секунду нахмурился, но прозвучал твёрдо:
– Мы не могли не подойти, отец!
– Просто решили оставить вас на десерт, – хмыкнула Хелена, кокетливо взмахивая ресницами.
– Растягиваете приятные моменты? Могу понять. Вероятно, мне тоже стоит вас поздравить? – Элиад был спокоен: крутил в пальцах прохладную влажную ножку бокала, переводил взгляд с Хелены на Эдварда и наконец остановился на последнем. – Это, признаться, была большая неожиданность для меня. Жаль, что мне не сообщили раньше. Вероятно, мы могли бы позаботиться и устроить более пышную помолвку, привезти фамильное кольцо…
– Не стоит беспокоиться, ваше величество, – прервала его Хелена и опять улыбнулась, показывая зубы. – Всё и так чудесно, спасибо.
Холодные голубые глаза пронизывали насквозь.
– Что ж, мои поздравления в таком случае.
– Ты не злишься? – вдруг выпалил Эдвард. И они оба посмотрели на него. – Я должен был спросить, наверно. Но решил, что…
– Я не злюсь, – Элиад покачал головой. – Как я уже сказал, это было крайне неожиданно, но, – снова скользнул взглядом по Хелене, – я не могу не одобрить такой выбор.
Она беззвучно рассмеялась и разыграла удивление. Разумеется, ему не на что злиться. Всё играло ему на руку. А у Эдварда словно камень с души упал. Он расслабил плечи, улыбка перестала казаться неловкой и натянутой.
– Спасибо, – выдохнул он и положил ладонь на руку Хелены, которая держалась за его локоть.
– Надеюсь, леди Арт, вы позволите Пиросу заняться подготовкой свадьбы? – учтиво спросил Элиад. – Её величество любит все эти ваши женские украшательства и часто придумывает убранства для балов в замке. Вряд ли она вам об этом рассказывала, но я уверен, сочтёт это за честь и удовольствие.
Эдвард зажёгся этой идеей и закивал. С детства он помнил, как мать руководила подготовками важных торжеств – лично или через помощника, следила за дизайнером и всегда вмешивалась в работу. Никто не мог отказать королеве в правках, и, на его вкус, выходило красиво. Впрочем, Эдвард не особо переживал за убранство бального зала и всю организацию церемонии. Он о них и не думал совсем.
Хелена смотрела на Элиада задумчиво и настороженно, будто искала подвох. Но, видимо, не нашла и протянула:
– Это мило с вашей стороны, ваше величество. Можете обсудить идею с сэром Рейверном.
– Непременно, ваше высочество, – Элиад ухмыльнулся. – Позвольте ещё раз поздравить вас обоих. Я счастлив, что наши королевства, несмотря на многолетнее непонимание, всё же нашли возможность… объединиться.
И, пока Хелена то ли в ужасе, то ли в гневе, поражённая, переваривала его слова, Элиад взял её ладонь и поцеловал. А потом, тепло улыбнувшись сыну и отсалютовав напоследок бокалом шампанского, удалился.
* * *
Когда Хелена предложила уехать с ней на Санаркс, Эдвард тут же согласился. «Да» слетело с языка быстрее, чем он успел об этом «да» подумать, и следующим утром, после завтрака-пикника, где они снова принимали поздравления, они сидели в карете. Эдвард чувствовал себя неловко, бросая взгляды на сэра Рейверна. Тот сосредоточенно смотрел в синернист, но Эдвард знал, что это всё уловка: отец тоже постоянно что-то читал, и это никогда не мешало ему следить за всем, происходящим в салоне.
– Сэр Один к нам не присоединится? – удивился Эдвард, когда карета тронулась.
– Вы хотите ехать в обществе сэра Одина, сэр Керрелл? – насмешливо поинтересовалась Хелена.
– Нет.
– Вот и отлично. Потому что он тоже не хочет ехать с вами в одной карете.
Хелена невесело улыбнулась, и Эдвард не понял, как реагировать на её слова. А ещё его обеспокоило, что она перешла на «вы». Ему казалось, что это слово осталось в прошлом с тех пор, как он сделал ей предложение. Но, может, – Эдвард бросил взгляд в сторону, – это было из-за компании сэра Рейверна? Приличия!
Всю оставшуюся недолгую дорогу Хелена молчала. По её лицу нельзя было понять, о чём она думает, хорошо ли ей. Она выглядела настолько отрешённой и погружённой в себя… Эдвард пытался с ней заговорить, разрядить обстановку, но проваливался в попытках, натыкаясь на односложные ничего не значащие ответы, и становилось ещё более неловко.
– Знаешь, – сказал Эдвард, когда на подъезде к замку за нечастым железным забором показался мраморный парк. – Я тут вспомнил… Как-то Джонатан, мой лучший друг, сказал, что парки на Санарксе просто загляденье. Особенно у замка. Филипп ни о чём подобном не рассказывал…
– Филиппа занимали другие вещи, когда он у нас был, – хмыкнула Хелена, но ту же смягчилась: – Санаркс прекрасен, Эдвард. Не только парки столицы. Надеюсь, тебе здесь понравится. В конце концов, выбора у тебя уже нет. Нельзя быть со мной и не любить мою страну.
Она беззвучно рассмеялась и снова отвернулась к окну, но на губах у неё всё ещё играла улыбка. Эдвард тоже улыбнулся. Он не сомневался, что Санаркс ему понравится. Даже мраморный парк – обитель памяти и скорби – показался ему прекрасным, величественным местом. Сам замок восхищал тем, как совмещал изящество и монументальность; он возвышался над городом, над огромным озером и взирал на всё – не с пренебрежением, покровительственно. Эдвард не успел насладиться красотой парков, холлов и бальных залов, но готовился влюбиться во всё, что ждало его там, за воротами и тяжёлыми дверьми.
Белоснежный замок встретил его взглядом темнеющих окон, блеском золотых окантовок, и очарованный Эдвард на мгновение забыл, как дышать, и совсем не чувствовал следящего за ним внимательного взгляда. Но дверь кареты открыли, и он опомнился – подскочил, вылетел из неё первым и подал Хелене руку.
– Это мило, – сказала она, одобрительно улыбаясь.
– Никогда не поверю, что непривычно.
Хелена пожала плечами и взглядом поманила Эдварда за собой вверх по лестнице. Он вертел головой, оглядывая высокие башни, острые шпили, трепещущие под удивительно голубым небом флаги. И – постоянно – хозяйку этого замка, которая порой тоже смотрела на него, задумчиво, заинтересованно и с неуверенностью, какую он видел прошлым утром. Спрашивать Эдвард не решился.
– Я покажу тебе замок, – сказала Хелена, когда они вошли в просторный, светлый, но кажущийся холодным холл. Под высоким потолком сверкала алмазами многоярусная люстра, а вверх вела широкая мраморная лестница, устланная синей дорожкой с золотистой окантовкой. После широкой площадки лестница делилась надвое, как хвост у сказочной двухвостой русалки, и, выгибаясь в обратную сторону, вела на второй этаж. Эдвард замер на этой площадке, глядя на громадное, занимающее всю стену витражное окно: из разноцветных осколков складывалась фигура могучего белого медведя в сверкающей короне. Тот стоял на задних лапах, выпрямившись во весь рост, и на протянутых лапах держал цветок: его стебель, составленный из кусочков-ромбов, закручивался в спираль, а сам бутон походил на розу, но с острыми лепестками.
– Сколько витражу лет? – спросил поражённый Эдвард.
Хелена, ушедшая выше, обернулась и задумчиво оглядела витраж.
– Очевидно, меньше трёхсот.
– То есть, я прав? Это ведь?.. – Хелена кивнула. – Тогда… Откуда?.. Санаркс ведь…
Она пожала плечами.
– Видимо, Санаркс сделал достаточно, чтобы получить одну из реликвий Росса на сохранение. У Пироса ведь тоже есть своя?
– Конечно! – Эдвард взбежал к Хелене по ступенькам. – Только их никто никогда не видел, реликвии эти. Ты веришь, что они существуют?
– Ну, мы же верим в Ордена.
– Верим, потому что у нас есть доказательства! Документы, оружие, броня, храмы Исполладо. И никаких доказательств, что были реликвии.
– Говорят, королевский сапфир Санаркса – один из лепестков этой розы. – Хелена многозначительно подняла брови и надеялась, что разговор закончен, но Эдвард не успокаивался.
– То есть, ты веришь в них?
– Да какая разница, верю я или нет?! Я думала, мы будем говорить о чём-то… другом.
– О чём?
– Точно не про историческую достоверность стеклянных картинок!
Хелена резко отвернулась и, впившись ногтями себе в локти, свернула с лестницы в длинную галерею, бросив Эдварду короткое: «Пойдём». Он вздохнул, но пошёл следом, и вскоре то, что он видел вокруг, вытеснило и непонимание, и горькое послевкусие от того, как внезапно испортилось её настроение.
Эдвард оглядывался по сторонам так, словно никогда не видел картин и бюстов. С одной стороны, холлы и коридоры Санаркса подчинялись общей моде: стены двух цветов, ковровые дорожки, обитые подоконники, тонкие окантовки (здесь – часто серебряные или цвета состаренного золота). С другой же, отчего-то всё казалось более элегантным, холодным, но мягким. Кремовые цвета соседствовали с оттенками синего и голубого. Геральдические лилии – с завитками. Те – со строгими линиями. Они искусно переплетались, создавали плавные переходы, но в то же время словно очерчивали границы между частями замка.
В частых нишах прятались цветы, стены занимали портреты людей, в которых Эдвард угадывал бывших правителей Санаркса и других важных исторических личностей. А ещё он тут и там натыкался на медведей. Они были везде! Медведи прятались на картинах. Стояли, одетые в мрамор, по углам и на постаментах. Их можно было заметить в резьбе на картинных рамах, на тиснениях медалей и в узорах гобеленов. Наверно, если сосчитать всех драконов в замке Пироса, их будет в половину меньше. Или Эдвард так к ним привык…
И тут его внимание привлекла стоящая в арке фигура из ярких роз, оплетших маленькую белоснежную колонну. Эдвард остановился.
– Вы точно в них верите, – выдал он, оглядывая неестественно переливающиеся, как разводы на защитных барьерах, цветы.
Так и не поняв на глаз, из чего они сделаны, Эдвард дотронулся до алых лепестков – и бутон разлетелся, оставляя колонну одну. Искры опадали на постамент, а Эдвард стоял с раскрытым ртом, с протянутой рукой и безуспешно соображал, что сделал и как это исправить.
А потом он услышал короткий смешок. Хелену прикрывала рот ладонью, но её глаза смеялись, сколько бы она их не прятала.
– Так и должно быть, – сказала Хелена, пытаясь придать лицу серьёзное выражение. – Она вырастет снова.
– Отлично. – Эдвард засунул руки в карманы. – Но я всё равно лучше не буду ничего трогать.
Он втянул шею в плечи и нахмурился.
– Ты ещё нормально реагируешь. Я устроила отцу истерику, когда в первый раз её сломала.
Хелена улыбнулась: отец тогда успокаивал её, усадив на колени, и по одному велению его руки, роза расцвела снова, обвивая цепким стеблем белую колонну. А Хелена не хотела смотреть, потому что роза уже не та.
– Правда? – удивился Эдвард. Казалось, Хелена пыталась его успокоить.
Она с усмешкой развела руками.
– Какая часть моих слов кажется неубедительной?
– То есть, это местная пугалка?
– Можно и так сказать.
Эдвард оживился, разглядывая колонну со всех сторон, и пытался понять, как она работает.
– И слуги попадались? – спросил он с подозрением.
Хелена кивнула. За десять лет, которые роза жила в замке, из года в год находился кто-то, кто до смерти пугался, когда она рассыпалась. Уборщицы в самом начале не раз убегали от колонны в слезах и жаловались управляющей, что их, наверно, бросят в тюрьму за порчу королевского артефакта.
Эдвард задумчиво потёр подбородок, сделал несколько простых пасов, и из щели на белом мраморе полезли тёмно-зелёные стебли, раскатываясь, как обёрточная бумага, хитро извиваясь, они улеглись на верхушке, и за секунды набухший бутон раскрылся. Но цвести ему было суждено не долго: Эдвард снова ткнул в него пальцем и, глядя на осыпающиеся блёстки, сказал:
– Забавная штука. У нас никогда таких не было. Лет в одиннадцать я пугал служанок сам, выскакивая из-за угла.
– Сейчас ты такого не делаешь? – Хелена изогнула бровь.
– Нет. Сейчас меня проще заметить. Но такая идея мне нравится. Интересно, если я подарю подобное матушке, меня больше никогда не пустят на Пирос или всё-таки поймут?
Эдвард почёсывал затылок, будто интересовался всерьёз, и стрелял глазами на Хелену: ему нравилось видеть её осторожную улыбку. А потом Хелена взглянула Эдварду за плечо и, побледнев, застыла с широко распахнутыми глазами.
Эдвард настороженно обернулся – и почему-то схватился за меч. В начале коридора стоял Один, и вид его – или, скорее, вид Хелены, когда она на него смотрела – настораживал.
Один подошёл ближе, не удостоив Эдварда и взглядом, и обратился к Хелене:
– Уделите мне несколько минут, ваше высочество?
Его голос эхом отразился от стен.
Эдвард сильнее вцепился в рукоять, но ему на плечо легла ладонь.
– Не нужно, – прошептала Хелена и сказала уже громче, обращаясь к Одину: – Это что-то важное, сэр Один? Вы можете говорить сейчас, при сэре Керрелле. Вы ведь присутствовали на Джеллиере во время помолвки? Вы должны знать, что это значит.
Её голос был холоден, резок, и от того, как она говорила, Эдварду стало не по себе.
– Это должен быть личный разговор, миледи, – в тон Хелене ответил Один. – Мои дела сэра Керрелла не касаются. По крайней мере, ещё.
– Мне казалось, в прошлый раз вы сказали достаточно.
– Если я пришёл, значит, нет.
Хелена мешкала. Смотрела на Одина в упор, хмурила брови, но молчала.
– Хелен… – Эдвард хотел предложить уйти, не слушать Одина, если не хочется, но Хелена мотнула головой, и он замолчал.
– Ладно, – сказала она и повернулась к Эдварду. – Извини. Это ненадолго. Я распоряжусь, тебе помогут, всё объяснят… Подожди… В холле, наверно. Или в гостиной… – Её взгляд бегал, она взволнованно жестикулировала, не зная, в какую сторону ему указать, и Эдвард снова было открыл рот, чтобы предложить ей остаться с ним, но эта вспышка волнения оборвалась так же резко, как началась. Хелена сжала пальцы в кулаки, тут же разжала их и шагнула к Одину.
– Давайте поговорим.
По его лицу скользнула улыбка. Он протянул руку, Хелена вложила свою ладонь в его и оглянулась. И за секунду до того, как они с Одином исчезли, Эдвард увидел в её глазах страх.
* * *
– И что тебе нужно?! – воскликнула Хелена, отшатнувшись от Одина.
Он смотрел на неё спокойно, без злобы недавней ночи и стоял на расстоянии, хотя обычно их разделяло не больше протянутой руки. Хелена озиралась, ища пути к отступлению. Он перенёс их в оранжерею, просторную, светлую, тут не прижмёшь к стене и в угол загнать не так просто.
– Хочу убедиться, что ты в здравом уме.
Голуби в золотой клетке испуганно заметались. Хлопки крыльев, лязг прутьев, цепей перекладин – шум поднялся и так же неожиданно схлынул.
Хелена скрестила руки на груди.
– Я в порядке. А вот в том, что в порядке ты, я сомневаюсь! Что это было?! Зачем?! Я думала…
Она сжалась и отвернулась от него. Один тяжело вздохнул.
– Я прошу прощения за это. Я был зол.
– Это не просто злость, Один. – Хелена подняла на него глаза. – Мне было страшно. Ты доволен? Ты этого добивался? У тебя получилось. А теперь объясни, почему ты злишься – на меня! – из-за того, что кто-то сделал мне предложение раньше?
– Он не кто-то, – прошипел Один. Его плечи напряглись, казалось, что он может сорваться с места и сделать что угодно. – Он – Керрелл. Мне казалось, ты хочешь стать королевой, а не принести Санаркс в дар Пиросу.
– Я знаю, кто он, и знаю, что делаю, Один! Хватит! Твоя ревность заходит слишком далеко. Я тебе не принадлежу!
– Я пытаюсь тебя защитить!
– От таких телохранителей нужен отдельный телохранитель! – Она смотрела на него во все глаза, такие светлые сейчас, полные отчаяния и сдерживаемых слёз. – Я всё решила, Один. И твоя ревность меня не касается. У тебя был шанс. Столько шансов!.. А теперь я выйду за человека, который… любит меня?
Хелена произнесла это так неуверенно, тихо, моргнула и отвернулась. Голубиная клетка разрывалась от стука и криков, вторящих биению её сердца. А Один в два шага пересёк расстояние между ними. Хелена не двигалась, впивалась ногтями себе в локти, едва дышала. Ладонь Один легла ей на щёку, погладила настолько нежно и мягко, насколько он только мог.
– Если бы я мог, я бы сделал это для тебя, – прошептал он.
Его дыхание дотронулось до волос, спустилось ниже; что-то горячее коснулось виска – и упорхнуло. Вторая рука легла на плечо, поглаживая осторожно, выясняя границы, но сжаться не успела.
– Нет, – выдохнула Хелена и отстранилась. – Нет, я тебе не верю. – Она отошла дальше, чтобы он не успел схватить, и едко, полная обиды и желания зацепить, выплюнула: – Даже если бы попытался, я бы сказала тебе нет.
Вздёрнув подбородок, она заглянула ему в лицо, в момент почерневшее, потерявшее всякую человечность, и, крутанувшись на каблуках, пошла прочь. Спину сверлил злой взгляд, но Хелена не оборачивалась. Сжимала кулаки, впиваясь ногтями в кожу на ладонях – но не оборачивалась.
А голуби в клетке сходили с ума.
* * *
Эдвард ждал в холле на диване, по светло-оливковой обивке которого скакали крошечные красно-сине-зелёные птички. Диван окружали высокие подставки для цветов со стелющимися до пола стеблями. Эдвард играл с одним из них и ждал. Его мучила вина за то, что он не мог помочь, защитить от того, на что она шла сама. Он хотел и смог бы, если б ему только позволили. Но нет, и оставалось только ждать.
Хелена с ним встречаться не хотела. У неё дрожали руки, на щеках, на виске и плечах горели прикосновения Одина. От них хотелось избавиться, смыть поскорее, но пока они выжигали кожу и нервы, и Эдвард бы сразу заметил, что с ней что-то не так.
И он заметил. Подскочил к ней обеспокоенный и спросил:
– Что-то случилось?
– Нет. – Хелена мотнула головой. – Почему ты здесь? Тебе не…
– Да-да, со мной всё в порядке, комната отличная. Что с тобой? – Эдвард протянул руки, чтобы её успокоить, но Хелена снова мотнула головой, мол, не нужно. Ей хотелось исчезнуть, чтобы не отвечать, чтобы не врать и не увиливать. Эдвард был слишком проницательным. – Это Один? – спрашивал он. – Он тебя обидел? Что он сделал?
– Ничего. Я не хочу об этом говорить.
– Я не понимаю. Это серьёзно? Я могу п…
– Послушай, Эдвард, – она прервала его, глядя в сторону, и начала, едва выдавливая слова: – Мы никому ничего не должны, пока брак не узаконен. Мне не стоило торопиться и создавать у тебя неверное впечатление. Всё сложнее, чем кажется, и, если тебе неудобно здесь находиться, ты можешь уехать в любой момент. Это нормально.
Эдвард смотрел на неё и не понимал. Хелена сама предложила поехать с ней, а теперь хотела, чтобы он уехал? Ему казалось, что всё идёт неплохо, пусть и немного неловко. Что могло так сильно и так быстро изменить её мнение?
– Скажи мне, что случилось? – попросил он безнадёжно. – Ты хочешь, чтобы я уехал? Потому что я не хочу. Я хочу находиться здесь, узнать тебя и замок. Но если ты скажешь…
Он осторожно взял её дрожащую руку, опасаясь, что Хелена рассыплется, как волшебный цветок. Она казалась сейчас такой же хрупкой и непредсказуемой. Хелена не поднимала глаз, не отвечала, но и не отстранялась. Она смотрела на их сцепленные руки, переплетённые пальцы и представляла, как тонкие голубоватые линии потянутся от её ладони в его, как исчезнут под кожей, смешаются с венами, запечатлев их связь. И не ясно было: это фантазия или видение.
Дрожь стихала. Глаза снова жгло, а в душу закрадывался ужас, стоило представить огромный замок, полный людей – слуг, охраны, придворных, – но такой пустой и одинокий.
Хелена сжала руку Эдварда.
– Я не хочу… – прошептала почти беззвучно.
А потом покачала головой, разжала его ладонь и ушла, ничего не говоря.
* * *
Парк, облачённый в холодные вечерние цвета, плыл перед глазами. Он был красив – это всё, что мог понимать Эдвард, но общая картинка не собиралась. Он часто отвлекался, терялся в мыслях и не знал, о чём говорить.
Хелена скользила рядом молчаливым призраком. Эдвард любовался ей больше, чем всем, что встречалось в парке. Наверно, будь он нестриженным, неухоженным и состоящим из двух бедных кустиков да разбитой дорожки, Эдвард бы и не заметил.
Но она молчала, и это вводило в уныние. Они не разговаривали с момента, как разошлись днём. Хелена закрылась, хотя, казалось бы, куда сильнее… Ужинали они вместе, в полной тишине и в упадническом настроении, и кусок не лез в горло. Эдвард мечтал хоть ненадолго разрушить стену между ними и потому спонтанно пригласил в парк. «Мне ведь нужно сравнить!» Хелена насмешливо посмотрела на него и… согласилась. Наверно, ему пора было перестать удивляться, что она принимала его предложения.
– Мы можем поговорить о чём-нибудь? – спросил наконец Эдвард. Тишина становилась невыносимой.
– Конечно, – отозвалась Хелена, но на него не посмотрела.
Она провела рукой по прохладным листьям кустов и чему-то грустно улыбнулась. Предлагать темы, видимо, не собралась.
– Ладно. Тогда… – Эдвард задумчиво закатил глаза. – Ты ведь была в той странной комнате? Помнишь, в детстве. Белая, светящаяся…
Хелена кивнула.
– Что ты там видела?
Она остановилась и задумчиво посмотрела в сторону.
– Замок, – сказала она. Коротко, без эмоций. Эдвард было расстроился, но она заговорила дальше: – Ледяной замок. И снег. Везде снег. И… – Горло свело, а перед глазами встала та самая комната. Похожие на соты плиты зажглись – и погасли, погружая зал в непроглядную тьму. А затем её разорвали стены; ледяные, прозрачные, они взмыли ввысь и сомкнулись плотным кольцом. И вниз полетели, переливаясь, прозрачные снежинки.
– Затем была вспышка, и всё закончилось.
Хелена обернулась, и взгляд её был затуманен воспоминаниями. Эдвард смотрел на неё во все глаза, не зная, что и сказать, а затем потёр затылок.
– Это… необычно. Я видел огонь. Только. Ничего конкретного. Я слышал, Филипп видел драконов, тоже ждал картинок, но, видимо, они не для всех.
Хелена пожала плечами и пошла дальше.
Эдвард опустил глаза в землю и пошёл следом, пиная мелкие камушки. Он не понимал, что делать, как себя вести и о чём спрашивать. Она то поддерживала разговор, рассказывала что-то интересное, то вдруг замолкала, замыкалась, будто пересекала невидимую черту, за которой лежали запретные темы. И никто из них не знал, где пролегает эта черта.
– А ты… – вдруг сдавленно спросила Хелена, обнимая себя за плечи. – Ты чувствуешь связь со своей стихией?
– Конечно. – Эдвард непонимающе захлопал глазами. – А что?
– Ничего…
– Нет, постой. – Она остановилась и обернулась, глядя с вызовом, но на лице читались грусть и что-то ещё очень болезненное, личное. – Что тебя беспокоит?
– Ничего.
– Но это ведь неправда. Я пытаюсь понять. Может, я… Помочь могу, в конце концов.
– Не сможешь, Эдвард.
– Конечно, если ты молчишь!
– Что тебе сказать? Что я не чувствую? Не чувствую магию. Знаю, что она есть, но… – Она затрясла головой. – Вот что тебе это даёт?
– Уверен, это поправимо! Давай я… – Он потянулся к её руке, но Хелена дёрнулась, как от огня.
– Не трогай меня.
Эдвард непонимающе нахмурился.
– Почему? Почему ты постоянно защищаешься?
– Прекрати лезть ко мне в душу, и мне нечего будет защищать!
– Но… – Он моргнул. – Что плохого я делаю?! Что плохого в том, что я хочу узнать тебя? Понять, почему тебе плохо?
– Потому что это не важно.
– Важно! Мне важно, понимаешь? И не только это. Мелочи разные. Какой… Какой твой любимый цвет? Что ты любишь пить? О чём думаешь, когда всё идёт наперекосяк? – Он осмотрелся и ткнул пальцем в кусты. – И… Цветы?.. Какие ты любишь цветы? Розы, как по всему замку?
Хелена смерила его недоверчивым взглядом. А Эдвард тяжело дышал, не представляя, как вообще смог выдать такую тираду. Будто всё, что накопилось – даже не за последние два дня, а за полтора года, что он не решался к ней подойти, за полтора года, которые она отталкивала его, – все вопросы, непонятки и мысли взорвались – и вырвались.
