Текст книги "Непонимание (СИ)"
Автор книги: Дарья Ивлева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)
– Густав, ты чего? Ау, Земля вызывает Густа!
– А?
– Вернись, говорю на землю. Стоишь, зенки вылупил, трясешься весь. Давай уже меню нам…
Эти двое уже расположились за столом и, хихикая, засовывают за воротник салфетки. Подаю им распечатанные на компьютере и вложенные в папки листы со списком всякой немудреной снеди, взятой с собой из дома. Том едва сдерживает смех, просматривая «меню», а вот Билл умудряется сохранять серьезное и заинтересованное выражение лица.
– Мне, пожалуйста, куриный окорочок в майонезе, салат из фасоли и моркови и томатный соус «Кетчуп».
– Что на десерт?
– Ммм… Потом скажу.
– Вам что? – Поворачиваюсь к Тому, закручивающему край листка.
– Мне то же самое.
Иду к сумке и шарю в ней в поисках «заказанного». Выкладываю салат на тарелке, слыша за спиной воркование Каулитца:
– Билли, предлагаю выпить за чудесное начало нашего вечера.
– С удовольствием…
– У нас есть красное вино и… и… пиво, – говорит Том, заглядывая под стол. – Пиво в трех сортах.
– Я буду вино, – улыбается Билл.
– Хорошо. Гарсон, откройте, пожалуйста! – Морщусь от слова «гарсон» и беру из рук Тома бутылку вина, которую он тайком умыкнул из праздничных запасов отчима. Запоздало приходит мысль, что навыка лихо вынимать пробки у меня нет, но не говорить же об этом… Обертку срываю, поддев ее короткими ногтями только раза с четвертого, пыхтя, впихиваю штопор в пробку, надувая щеки. Парни уже вовсю заняты едой и не обращают на меня особого внимания, разговаривая о каких-то пустячных вещах. Начинаю проворачивать штопор вокруг своей оси, и он, наконец-то, входит в пробку. И не выходит обратно, как я его не дергаю. Собираю все силы и резко тяну еще раз, пробка выскакивает, и несколько красных капель приземляются на белоснежную поверхность скатерти. Прикусываю язык и смотрю на Тома – вроде не заметил, увлеченный выдавливанием половины содержимого бутылки с кетчупом на куру. Быстро придвигаю на пятна блюдо с хлебом и, не подавая виду, разливаю вино в бокалы.
– Наверное, я должен сказать тост. – Каулитц схватил бокал. – Итак, Билли, давай выпьем с тобой за то… ну… за то, что…
– За то, чтобы наше первое свидание было не последним, – вставил Билл, улыбаясь.
– Да, давай за это.
Они чокнулись, Том, не поморщившись, залпом проглотил вино и вгрызся в куриную ножку. Билл медленно цедил, не отводя от него взгляда, и мне это не нравилось – что-то было в его глазах такое… странное…
В подвыпившем состоянии у Тома развязался язык, и он начал шутить, смеяться и все время норовил ухватить Билла за руку. Билл, тоже изрядно подвыпив, перестал жеманно хихикать и громко ржал над хохмами Каулитца, закидывая голову, ел мороженое, роняя его на стол. Я сидел на бревне, доедая салат, и тихо шалел от того, в каком направлении двигалась нить их беседы.
– Билл, а с чего ты решил, что ты би? Вот как ты понял, что тебе и девушки, и парни нравятся?
– Не знаю, оно само решилось… Девушки, они такие милые, такие симпатичные. И парни тоже милые и симпатичные. Я даже не знаю, кто больше мне нравится. Вообще, ученые говорят, что каждый человек по природе своей бисексуален.
– Да? А я считаю, что все это глупости. Я считаю, ты либо нормальный, либо гей. Определиться надо по жизни, ага. А бисексуал, это как… непонятно кто, вообще. Ни рыба, ни мясо.
– Ну, ты не пра-а-ав… И выбор больше, и возможности.
– Не, тогда лучше сразу с трансвеститом. Он в себе и то, и другое совмещает. – Том заржал. – Он это… ол инклюзив! И сиськи есть, и хобот!
– Фу-у, Том! Не смешно! Противно! Все, я больше не хочу об этом разговаривать…
– Ну, все, извини. Может, потанцуем?
– Ну. Не хочу.
– Почему? Музыка не нравится?
– Нет, музыка нравится. Просто меня штормит, я тебе все ноги отдавлю. – Билл бросил в Каулитца вишневой косточкой и шумно втянул воздух носом. – Ах… Хорошо, что ты устроил нам свидание на природе, такой воздух чистый, просто чудо.
– Только он совсем не отрезвляет, да? Я вот все пьянее и пьянее становлюсь, хм… – Тому наконец-то удалось взять Билла за руку. – А, может, это и не воздух вовсе… И не вино…
Том потянул на себя Билла и сам стал наклоняться через стол. Мне сразу расхотелось есть, я отложил салат и приготовился зажмуриться, чтобы не видеть, как набравшийся Том будет слюняво целовать парня…
Но на счастье, Том, пытаясь обнять Билла, двинул локтем и попал им прямиком по подсвечнику. Тот столкнул со стола на землю тарелку с хлебом, едва держащуюся на краю, и опрокинулся на залитую вином ткань. Скатерть мгновенно вспыхнула.
Оба отшатнулись и вскочили, голося. Не успел я подбежать, Каулитц схватил почти опустевшую бутылку и вылил остатки вина на огонь, тут же весело вспыхнувший еще ярче.
– Что делаешь, водой надо! – Заорал я.
– В речку ее, в речку! – Завопил Билл, и они на пару выдернули скатерть со стола, вся посуда и еда благополучно отправилась на землю, и фарфоровый сервиз, и бокалы… И я вдобавок, недолго думая, подхватил скатерть с третьего края, мы вместе примчались к берегу и скинули ее в воду.
Пламя давно потухло, а мы втроем все стояли на берегу и смотрели, как скатерть плавает в воде, собирая листья, ряску и маленькие веточки.
– Надо достать, – меланхолично заметил я, думая о том, как быстро я поглупел в компании с этими дебилами, раз перестал соображать в экстремальных ситуациях.
– Блин, мать меня убьет! – Стонал Том, когда мы развернули выловленную ткань, всю грязную от воды и с прожженной дырой на месте вина. Скатерть была очень тонкая, запутавшиеся веточки и листики вытягивали из нее нити, мгновенно образуя стрелки. – Что делать-то, а? Густ, придумай что-нибудь!
– Ее только выбрасывать теперь.
– Не-ет! – Каулитц захныкал. – Все, мне не жить…
– Давай я ее заберу? У меня мама дизайнер, может, придумает что, – сказал Билл.
– А ты можешь?
– Да, конечно.
– Здорово. А она у тебя фарфоровую посуду не клеит, случайно?
– Нет…
– Все, мне хана!
Мы запихнули тяжелую от воды скатерть в пакет, кое-как собрали остатки ужина, я пересчитал все приборы своей матери и вздохнул с облегчением – хоть что-то не пострадало после свидания Тома. На столике, например, осталось обугленное пятно… Было уже поздно и темно, мы складывались почти вслепую.
– Густ, дотащишь сумку до своего дома? Завтра разберем вместе. Мне еще надо Билла отвезти.
– В Магдебург? В одиннадцать вечера на мотоцикле? Еще и под градусом – с ума что ли сошел? Вызовите такси.
– Ну, нет, это слишком дорого. И потом, я не доверяю этим таксистам, кто знает, что за типы там в ночную смену работают.
– Но на мотоцикле ты никуда не поедешь!
– Ребята, спокойно, я уже позвонил сестре, она меня заберет. Только надо на остановку выйти, чтобы она меня нашла.
Мы выкатили мотоцикл на дорогу, поставили рядом сумку и пошли провожать Билла. Стало достаточно прохладно, и я в шелковой рубашке изрядно задубел, а вот остальным, похоже, было все равно, идут, размахивая сцепленными руками, будто летом на пляже. Правильно, напились оба, вот и тепло.
– Жаль, что наше свидание так по-идиотски закончилось, – извиняющимся тоном говорил Том, когда мы уже стояли на остановке, ожидая сестру Билла.
– Да ладно тебе, было весело. Мне все понравилось.
– И скатерть?
– Особенно она. – Билл засмеялся, прижимая к себе пакет и шутливо гладя его.
– А мне нет. Они с этой дурацкой свечой сговорились и не дали нам поцеловаться.
– Правильно сделали. На первом свидании целоваться нельзя…
Я фыркнул. Билл слегка протрезвел и опять стал нести девчачью ерунду.
– А на втором?
– А оно будет?
– Не знаю. У тебя надо спросить.
– Ну, так спроси… Ты же для этого меня пригласил.
Том немного помялся и тихо сказал:
– Билл, ты будешь со мной встречаться?
Билл улыбнулся.
– Конечно, да, Томми…
Он поставил пакет на асфальт и обнял Тома за талию, кладя голову со смявшимися иглами ему на плечо. Том обнял его в ответ и застыл с блаженной улыбкой. Я отвернулся, чувствуя себя пятой собачьей ногой.
Наконец, впереди появилась машина. Она подъехала к нам и остановилась, за рулем сидел парень, а рядом девушка, похожая на Билла, видимо, это и есть сестра. Несмотря на темное время суток, она была в солнечных очках. Билл отлип от Тома, поднял пакет и, шепнув «Пока», забрался на заднее сиденье. Автомобиль развернулся и отчалил.
Мы с Томом пошли обратно к оставленному мотоциклу. Каулитц всю дорогу что-то весело напевал и посвистывал, то и дело подпрыгивая на ходу. А мне же невыносимо хотелось спать, усталость навалилась неимоверная. Обычно в этом время я уже в кровати, хотя в последнее время мой режим нарушается все чаще и чаще. Так и бессонницу заработать недолго.
Надеюсь, на следующее свидание Каулитц пойдет без меня.
Ай! Что такое?
Просыпаюсь от сильного толчка и последующего удара обо что-то твердое и холодное. Разлепляю глаза и обнаруживаю себя лежащим на полу в клубке из одеяла, прижавшись щекой к своему тапку. Начинаю возиться, пытаясь понять, как я здесь оказался, излишней активности в процессе ночного отдыха, да так чтобы с кровати падать, я за собой не замечал.
– Встава-а-ай! – Раздается над ухом рев. Поворачиваю голову и вижу Тома, свесившегося вниз головой с кровати.
– Ну, какого черта, нельзя по-человечески разбудить? Сколько времени вообще? – Возмущаюсь я, поднимаясь с пола.
– Шесть утра, к твоему сведению.
– Шесть утра? Тогда какого хрена ты делаешь в моей комнате? – Таращусь на него, уже заранее ожидая услышать что-нибудь бредовое. – Да я еще сплю в это время, тебе чего надо?
– Мне надо, чтобы ты встал и поехал со мной в Магдебург, – спокойно отвечает он, вытягивая из подушки перья.
– Не рановато ли, а? То тебя к положенному сроку не затащишь в школу, то ты сам подрываешься с петухами. Что-то я раньше не замечал за тобой такого рвения к знаниям.
– Не, Густ, да не в школу! – Том кривится и машет рукой. – Какая школа, блин, пошла она в задницу! Ну, потом-то мы, конечно, пойдем туда, но сначала заедем за Биллом, чтобы он вместе с нами пошел.
Прикидываю в уме, какой крюк нам придется сделать.
– Охренел? Нет, я пас. Пошел вон с моей постели, я собираюсь еще поспать.
– Ну, Густав! Пожалуйста, он просил, чтобы мы заехали!
– Езжай в одиночку! Я не собираюсь ради капризов твоей пассии подрываться и нестись черти куда сломя голову. – Последние слова уже бормочу в подушку, спихнув Тома к краю и устроившись на своем месте. Каулитца это, естественно, не устраивает, и он с новой силой начинает меня трясти.
– Густав, вставай! Я от тебя не отстану!
– Бл*, да отъ*бись ты! Ты же знаешь, куда ехать, вот и поезжай! Я тебе для чего?
– Мне скучно одному.
– Доберешься до Билла, он тебя развлечет.
– Гу-у-у-уст! – В самое ухо. Подскакиваю с твердым намерением огреть занозу подушкой, но он уже стоит у двери. – Вот видишь, ты встал же! Давай одевайся, я тебя внизу жду.
Ну, не сволочь ли?
Всю дорогу я клевал носом и норовил заснуть прямо в лифте, пока мы поднимались на этаж Билла. Дверь после примерно третьего звонка открыла высокая женщина в халате, банном полотенце на голове, с лицом, измазанным какой-то зеленой субстанцией, и двумя огуречными ломтиками вместо глаз. Увидев ее, я сначала подумал, что мне опять снится тот сон, будто меня похитил инопланетный космический корабль, но стоило Тому заговорить с ней, как я понял, что уже проснулся.
– Здравствуйте, – бодро и звонко сказал Том, будто дошкольник на утреннике. – Мы к Биллу, он нас ждет.
Женщина-пришелец сняла с глаза один кругляшок, отправила его в рот и посторонилась, приглашая нас зайти.
– Прямо по коридору, вторая дверь налево, – сказала она, жуя, и скрылась в глубине квартиры.
– Странно, она даже не спросила нас, кто мы такие и зачем пришли, – недоуменно шепнул Том.
– Наверное, привыкла, что к Биллу всякие подозрительные личности шастают без конца.
Том бросил мне злобный взгляд и пошел искать комнату Билла. Искомая дверь нашлась быстро – глянцевый плакат Мерлина Менсона во весь рост на ней дал нам подсказку. Каулитц постучал.
– Кто там? – Послышался приглушенный голос из-за нее.
– Билли, это я, Том! Мы уже приехали!
– Хорошо! Нет, не входи! – Завизжал Билл, когда Том приоткрыл дверь. – Я скоро сам приду. Иди пока, посиди где-нибудь.
Том пожал плечами и развернулся ко мне. Мы в нерешительности топтались в коридоре, никому не было дела до нас. Мимо прошел длинный черный кот в ошейнике, но и он не обратил на нас внимания, что крайне нетипично для кошек, ведь обычно они обнюхивают все незнакомое, исследуют.
– Пошли что ли, посидим где, – пробормотал друг. Мы двинулись вглубь квартиры, заглядывая в комнаты в поисках временного убежища. Квартира вроде небольшая, обыкновенная, как у всех, а ощущение, будто попали в лабиринт Минотавра. Все из-за огромного количества различных тумбочек, столиков и подставок, коими квартира была просто усеяна. В конце коридора мы наткнулись на подобие гостиной, точнее раньше, возможно, здесь была гостиная, а теперь вся она была перегорожена стеллажами и шкафами, стояли голые и одетые в куски ткани манекены. Мы с Томом присели на небольшой диван кислотного розового цвета в углу и стали ждать Билла.
Обстановка в этой квартире была какой-то будуарно-вычурной и при этом абсолютно лишенной какого-либо порядка, системности и стилевой принадлежности. Билл говорил, что его мать – дизайнер, вот ее дом и производил впечатление захламленной мастерской, а не уютного жилища. Если Билл воспитывался в таком бардаке, то неудивительно, что и в голове у него бардак.
Я с настороженностью разглядывал интерьер комнаты и не сразу заметил, что Каулитц сидит и хихикает в кулак, весь трясясь от сдерживаемого смеха.
– Чего ты?
– Густ… пхи-хи, Густ, смотри… пхи, это ж надо так!
– Что? – Я вытянул шею и увидел то, что так насмешило Тома. На кресле у противоположной стены лежала подушка, а на ней – маленькая лохматая собака, каким-то невменяемым человеком, наряженная в комбинезон в черно-белую клетку. На голове между ушей у нее был завязан розовый бантик, а само животное явно не отличалось интеллектом, с увлечением поедая золотистую пушистую кисточку из каймы, пришитой к подушке.
– Пхи-хи-хи… ой, не могу, помру сейчас… Густ, собаку одели, прикинь! Это что за собака вообще? На пуделя не похоже.
– Болонка. Только стриженная.
– Как ты сказал – болванка? Гы-гы-гы…
– Хватит что ли. Собак никогда не видел? Ты вообще-то в гости к своей даме пришел, веди себя прилично.
– А, да, точно. – Том выпрямился и сложил руки на коленях, но тут же снова прыснул. А мне вот было не смешно, а жалко бедное животное. Куда только Гринпис смотрит? Вымирающие моржи и тигры – это, конечно, важно, да только вот такие несчастные домашние собачки от рук гламурных львиц страдают куда чаще и куда больше, чем киты от рук браконьеров.
– А вот и я! Извините, что так долго, просто не мог же я выйти к вам в чем мать родила.
– Ты, что, был у себя в комнате голышом? – Ухмыльнулся Том, кладя руку на талию Билла, когда тот присел рядом.
– Нет, в смысле – не накрашенным, – ответил тот.
– Ты бываешь не накрашенным? А я думал, что ты и спишь в косметике, – съязвил я, с неодобрением замечая ногти Билла, ползущие по коленке Каулитца.
– А я думаю, что ты слишком много думаешь, Густав, – ответил Билл. – Все мозги себе уже издумал, вторсырье перерабатываешь.
– Мозг – он один, и он не может быть вторсырьем, так как срок его работы при должной заботе и непрерывном умственном развитии может составлять две сотни лет, точно так же, как и прочих человеческих внутренних органов.
Они оба уставились на меня, как на идиота, с неверием и даже каким-то испугом в глазах. Только у Тома взгляд затуманенный был немного, словно подернутый пеленой, как при катаракте или какой другой глазной болезни. Если бы не его, кхм, привязанность к Биллу, я так бы и считал, что выражение «любовь слепа» употребляется в образном значении.
– Я не хочу жить двести лет, – сказал, наконец, Билл. – Я не выдержу двести лет начесывать волосы и наносить макияж. Я и так не высыпаюсь из-за этого каждый день!
– К твоему сведению, Билл, представителям мужского пола, – я выделил интонацией слово «мужского», – вовсе не обязательно делать себе прически и макияж, даже наоборот, подавляющее большинство мужчин и женщин подобное поведение осуждает.
– Ну да, я слышал про то, что мужчина должен быть чуть красивее обезьяны. Ничего не имею против, тем, кто произошел от обезьяны, ничего другого не остается. У тебя вот волосы торчат на макушке и вот эта дрянь в глазах осталась, которая после сна бывает, и мешки под глазами. Но разве это имеет значение для тебя, настоящего мужчины? Твои предки вон вообще блох едят и какашками кидаются.
Том заржал, изображая почесывающуюся обезьяну.
– Между прочим, все люди произошли от обезьян в ходе эволюции, это еще Чарльз Дарвин доказал, – возразил я, ковыряясь в глазу. – Слышал что-нибудь про естественный отбор? И это не тот отбор, когда из кучи маечек самую красивую выбрать нужно, а тот, где выживает сильнейший, а чтобы быть сильным, надо быть умным.
– Тебя послушать, так идеальный человек – это Ганнибал Лектор! Он же обладал огромным уровнем интеллекта и при этом ржал человечину, аж треск за ушами стоял. По тебе – так человек человеку волк, а по мне – так все мы творения Божьи. Лично я создан по образу и подобию Божьему!
– Ну, раз так, значит, Бог – самодовольный выскочка, считающий себя самым лучшим и умным, а всех остальных считающий обезьянами, бросающими вокруг какашки.
– Как ты можешь так говорить о Нем? – Взвизгнул Билл. – Он тебя накажет!
– Сомневаюсь. Я не верю в существование Бога. Я придерживаюсь теории, что Вселенная образовалась в результате Большого Взрыва.
– Эй, парни, похоже, Большой Взрыв сейчас будет у меня в штанах, – Вдруг меня перебил Том. – Билл, где тут у тебя толчок?
– Туалет? Пойдем, покажу. – Билл, тоже вроде слегка растерянный от такого внезапной смены темы разговора, встал и потянул Тома за руку. Вместе они вышли из гостиной, оставив меня в обществе храпящей болонки.
Я успел просидеть в одиночестве минут десять, когда мимо меня из коридора в дальний закуток гостиной прошла сестра Билла. Она снова была в темных очках на пол-лица. Не останавливаясь, она повернула ко мне голову и шла так, наверное, рассматривая меня через стекла. Меня пробрала дрожь – как-то жутко было, идет, молчит, глядит большими черными линзами… Чуть не врезавшись в шкаф, она свернула за него и затихла там. Не квартира, а дурдом, а обитатели ее – психи все до одного. Черта с два я еще когда-нибудь сюда сунусь! Вот только как Тома от дурного влияния этой семейки уберечь? Будет ведь ходить в полотенце, очках и утверждать, что он – творение господа…
– Густав! Пошли! – Слышится из коридора голос Тома. У входной двери замечаю в руках Каулитца большой пакет, в котором что-то шелестит.
– Это что у тебя?
– Скатерть, – отвечает за него Билл. – Мама сказала, что та, которую мы испортили, восстановлению не подлежит, но, к счастью, у нас нашлась точно такая же. Мама Тома ведь еще не пользовалась той скатертью, так что подмены не заметит.
– Это, конечно, очень здорово, только Том, что, будет весь день таскаться с этим пакетом?
– Да ладно, суну в шкафчик и все, – говорит Том.
– Да? Ты, помнится, потерял от него ключ, а новый так и не умудрился попросить.
Каулитц задумывается, морща нос. Билл мечтательно вздыхает – ах, да, ему же нравится, когда Том морщит нос. Вот бл*, получается, все те разы, когда Билл рассказывал, что ему кто-то нравится, он имел в виду Тома? Ну, надо же, хоть бы намекнул раз, что ли.
– В твой положу! – Наконец, осенило Тома. – Ты тоже им почти не пользуешься.
Школа от дома Билла находилась сравнительно недалеко, а у нас еще оставалось немного времени до звонка, поэтому мы шли пешком. Лучше бы поехали на чем-нибудь, быстрее бы добрались, а то слушать беспрерывный рассказ Билла о дизайнерских достижениях его родительницы уже, мягко говоря, поднадоело.
– Билл, а почему твоя сестра все время в очках? – Спросил я, когда каким-то чудом возникла маленькая пауза. Да и тему переменить пора.
– Она сделала подтяжку век. Ей они казались слишком тяжелыми.
– Она же вроде и так королевой красоты была.
– Откуда знаешь?
– Ну… Том рассказал, – кивнул я на увлеченного пинанием невесть откуда взявшейся банки из-под энергетика Каулитца, мельтешащего перед глазами туда-сюда.
– Да, она в своем бывшем университете стала королевой красоты. Но ей этого показалось мало, и она решила «совершенствовать» свою внешность. И так увлеклась этим вместо учебы, что ее отчислили. Она и собачку себе купила маленькую, чтобы соответствовать.
– Чему соответствовать?
– Стандартам красоты и моды. Мама ее поддерживает, а я пытался переубедить, но безрезультатно. Она уперлась в свое и не понимает, что кто-то может считать иначе и быть правым. – Билл помолчал, а затем выдал. – Надо вас познакомить, у вас столько общего!
– Что, например?
– Подумай…
Пока я думал, что могло бы быть общего у меня и сестры Билла, все шли молча, лишь только Том гремел своей банкой, старательно изображая крутого футболиста, «обводил» воображаемых противников.
– Томми! Перестань, выброси эту банку! – Не выдержал Билл.
– Ну, Билли, еще немного! Прикольно ведь!
– Ничего прикольного! Выброси, пожалуйста, пока нам замечание не сделали.
Прохожие недовольно смотрели на нас и качали головами.
– Ну, когда сделают, тогда выброшу…
– Том, ну выброси, раздражает ведь!
Каулитц остановился и с улыбкой поглядел на свою надувшуюся зазнобу.
– Ну, выброси сам, раз раздражает.
Билл покосился на банку, придавленную ногой Тома.
– Ну, нет, я не буду трогать этот мусор. А вдруг там зараза какая?
– А мне, значит, можно заразную банку трогать, чтобы выбросить? – Также улыбаясь, продолжил Том.
– Ну… – Замялся Билл. – Пускай Густав тогда…
– Что? – Возмутился я. – Знаешь, Билл, если здесь и есть зараза, то только одна, и она не в банке!
– Густи, я думал, ты о себе лучшего мнения! – Билл показал мне язык в ответ.
– А я уж подумал, что с тобой можно нормально разговаривать. Но, видимо, это у тебя очень редко бывает.
– Ну, хватит, парни, достали уже! – Том перестал улыбаться, поднял банку и бросил в урну. Я пристыжено замолчал.
– Томми? Томми, ты обиделся? – Билл быстро посеменил за ним и заискивающе заныл. – Томми, я больше не буду, правда. Прости, пожалуйста. Я буду хорошим. Прощаешь?
Билл развернул к себе Каулитца и чмокнул прямо в губы. Я поперхнулся своей слюной и закашлялся. Том сначала тоже оторопел, но тут же засиял, как полированные панельки на моем новом нерабочем роботе.
– Конечно, прощаю, Биби, – просипел он.
Тут у Билла вытянулось лицо.
– Как ты меня назвал? – Грозно спросил он. Судя по всему, опять намечается истерика. Каулитц захлопнул рот.
– Биби, – неуверенно повторил он. Билл поднял бровь.
– Мне нравится, – радостно заявил он, и мы с Томом вздохнули с облегчением.
– Я думаю, следует пока что повременить с официальной оглаской ваших отношений, – сказал я на подходе к школе, глядя на руку Тома, вцепившуюся в бедро Билла. Том повернулся ко мне, вопросительно округляя глаза.
– Почему это?
– Потому что вряд ли закомплексованная и находящаяся в разгаре сексуального и психологического развития школьная общественность оценит ваши сомнительные с социальной, моральной и биологической точки зрения отношения.
– Чего? По-немецки можно?
– Ох, Томми, да он хочет сказать, что ему стремно будет за нас, – встрял Билл, недовольно дуя губы.
– Почему стремно? Густ, почему тебе будет стремно?
– Я не это имел в виду…
– Он просто боится, что его зачморят, что он дружит с геями.
– Билл, бл*, я сам за себя скажу, ладно? Кстати, ты прав, прессинг на почве внезапной смены ориентации Томом будет, но направлен он будет на вас, а не на меня. Том, я хочу сказать, что вас с Биллом будут чморить, а тебя в особенности.
Том растерянно поглазел на здание школы и убрал руку от Билла.
– Томми, да брось ты! Не слушай этого ссыкуна! Никто нас не загнобит, мы сами всех загнобим. Главное, сразу поставить себя так, чтобы никто и не думал к нам сунуться. Какая кому разница, с кем ты гуляешь?
– Том, подумай хорошенько. Кому-то, может, и все равно будет, а большинство по любому будет смеяться. Ты же знаешь, подростки в нашем возрасте очень агрессивны и жестоки, мало того, что вас ждут словесные оскорбления и насмешки, так еще и до физического насилия дойти может. У тебя вон еще после Бена рожа не зажила, представь, что тебе каждый день так драться придется.
Физиономия Каулитца вытянулась, и он осторожно потрогал свою щеку.
– Густав, я тебя умоляю! Про меня уже все всё давно знают, и никто еще не лез. А если и были такие уроды, которые меня тронуть хотели, я их сразу на место ставил! В моей бывшей школе половина народа с расцарапанными мордами ходит!
– Вот видишь, Билл, ты сам себе противоречишь. За что же ты их расцарапал-то? Не просто же так, правильно? Значит, они докапывались, и не один-два человека, а полшколы.
Билл зло запыхтел и топнул ногой.
– И что теперь? Что, я должен до конца жизни шифроваться и бояться, что меня поколотят за то, кто я есть? Уж извините, это не моя прихоть, я таким родился! Это мое, и стыдиться этого – все равно, что стыдиться своей национальности или взглядов на жизнь! – Он повернулся к Тому. – Ты как хочешь, Томми, но я против того, чтобы скрывать наши отношения. Мы имеем на них право!
– Ну… я все же соглашусь с Густом, давай не будем пока торопиться, посмотрим, что как…
Билл всплеснул руками и, развернувшись, быстро пошел к школе со словами:
– Ну, и не подходи тогда ко мне в школе вообще!
– Биби... – жалобно проскулил Том ему вслед.
– Поздравляю с первой ссорой, – усмехнулся я. – Не прошло и суток с того момента, как вы стали встречаться, а уже поругались.
Каулитц вздохнул и поплелся за Биллом в здание, откуда уже слышался звонок на первый урок.
– Ну, как продвигается работа над проектами? – Интересуется биологичка, и я морщусь, вспоминая, сколько работы еще не выполнено. Хотя, судя по лицам одноклассников, у меня еще не самое худшее положение, некоторые, похоже, вообще забыли о задании.
– Нормально, – на разные голоса тянет класс.
– Отлично. Напоминаю, что сдача проектов уже в начале следующего месяца, вам осталось буквально всего ничего. Густав, как продвигается ваша с Биллом работа? Ты помогаешь ему?
– Помогаю, конечно, – пробурчал я, можно даже сказать, сам все делаю вместо него.
– Билл, а как у тебя дела? Тебе все ясно?
– Разумеется, Густав так хорошо все объяснил, что я почти весь проект сделал самостоятельно! – Заявил Билл, задирая голову. Я разинул рот от такой наглости, нос спорить не стал. Посмотрим на защите, кто тут у нас весь проект делал…
– Замечательно! Ну, Рита, а как продвигаются дела у вас с Каулитцем?
Пристроившаяся на первой парте зубрила вздрогнула и, поправив очки, прошепелявила:
– Работа над проектом почти завершена, осталось решить с Томом некоторые незначительные вопросы по презентации.
– Хм… Каулитц? Каулитц! – Том поднял с парты свою распереживавшуюся из-за ссоры с Биллом голову. – Сними кепку! Ну-ка, скажи нам, какая тема у вашего проекта?
Том нахмурился так сильно, что его широкие, как отъевшиеся гусеницы, брови выползли из-под мешочка, в который он заворачивает дреды, и сошлись в одну большую бровищу у переносицы. Рита повернулась к нам и попыталась шепотом подсказать, но из-за брекетов у нее выходило лишь невнятное шипение.
– Понятно все, Каулитц. Учти, просто так я тебе оценку не поставлю. Рита, не позволяй ему отлынивать, а возьмись за него хорошенько.
Ребята вокруг захихикали, Рита смутилась, а Билл возмущенно выпрямился на стуле, разглядывая ботаничку. Том же на увещевания училки не отреагировал, продолжая тоскливо ковырять узор на кепке.
На перемене к нам, по инициативе Тома ждущим невесть куда запропастившегося Билла, спотыкаясь на ровном месте, подошла Рита. Приседая на полусогнутых, она топталась возле нас и открывала рот, как рыба, видимо, пыталась что-то сказать.
– Да, Рита? – Не выдержал, наконец, Том.
– Том, я хотела… я хотела сказать, что… что…
– Ну, что?
– Что… в общем-то, проект готов… нужно встретиться, ну, чтобы ты посмотрел и… и… выступление… и…
– Я понял. Ладно, когда и где, – говорил Том, вертя головой по сторонам.
– Может, се-се-сегодня? – Ну вот, она еще и заикаться начала. – Я как раз все при-принесла…
Том скривился, сегодня он хотел вечером снова встретиться с Биллом.
– Ну, хорошо, сегодня. Только недолго, у меня дела. Блин, придется сказать Биллу, чтобы шел домой без меня, он обидится еще больше…
– Мы можем все вместе после уроков пойти в библиотеку. Нам с Биллом тоже нужно доделать, в прошлый раз не получилось ведь, – сказал я.
Том радостно закивал, оставаться один на один с Ритой ему не хотелось, это понятное дело.
– Тогда сегодня после уроков в библиотеке.
Рита сверкнула железными зубами и отошла. Вовремя, потому что возле нас как раз нарисовался величество Билл.
– Что это за чувырла? – Ревниво спросил он.
– Мы с ней проект делаем. Точнее, она делает его за меня, а представляю его я.
– Хм… Точно? Только учеба и ничего больше?
– Обижаешь, Биби… Чтобы я с такой – да ни в жизни! Она ж страшная!
– Это неважно. Я не хочу, чтобы вокруг тебя ошивались девки. Никакие – ни страшные, ни красивые.
– Ну, я же не могу им запретить хотеть меня. – Том ухмыльнулся. – Что я могу сделать?
– Делай, что хочешь, но чтобы девок рядом с тобой я не видел. И тебя рядом с девками тем более.
– Э-э-э… в смысле – вообще не общаться с девушками?
– Именно.
Каулитц вылупил глаза и беспомощно задергал ногой.
– Билл, ты в своем уме? – Заступился я. – Чем тебе девушки не угодили? Они же вполне безобидные создания.
– Да как же! Знаю я их! Им бы только прибрать к рукам какого-нибудь красавчика, а уж Томми – вообще клад. Я многого наслушался от них, они на все способны. Тем более, раз Томми не хочет, чтобы все знали о нас, то все будут думать, что он одинок, и захотят заполучить его. Они все беспринципные твари!
Вот тебе и бисексуал.
– Чушь какая. Ты просто не хочешь, чтобы Том общался с девушками, потому, что боишься здоровой и объяснимой конкуренции с ними. Какой нормальный парень откажется провести время с красоткой ради того, чтобы провести время с тобой?
– Ничего я не боюсь! – Взвизгнул Билл. – Это мой Томми, мой, и он должен проводить время со мной! Я не хочу, чтобы каждая потаскушка пыталась его закадрить своими прелестями! Это мой парень, мой или ничей!
Я реально напугался – вид разъяренного Билла был устрашающим, а вопли становились все громче. Оглянувшись, я примерил на глаз расстояние до ближайшей швабры, оставленной техничкой, – при случае я должен быстро сориентироваться и огреть ею Билла, если тот вздумает напасть на меня. А Билл все наступал, сжимая кулаки, вооруженные кольцами с массивными налепами на них.
