Текст книги "Непонимание (СИ)"
Автор книги: Дарья Ивлева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)
Забираю у Билла листы и пододвигаю ему фотографии. Радостно хватается за них и, высунув язык, начинает перебирать. Никак не могу понять, прикидывается ли он эдаким милым дурачком или эта непосредственность врожденная? Блин, а мне ведь еще его спрашивать про Тома…. Начнем издалека.
– Ну, что, как дела?
– Ничего, спасибо.
– Как в нашей школе, нравится?
– Пока да.
– А ребята как?
– Неплохие.
Какой-то бессмысленный диалог получается.
– Успел уже с кем-то подружиться?
– Пока нет, присматриваюсь еще.
О, вот хорошая лазейка…
– Могу посоветовать, с кем можно отлично провести время.
Билл улыбнулся.
– Спасибо, но я лучше сам. Может быть, у нас с тобой совсем разные предпочтения.
Это уж точно.
– Ладно, как знаешь. Ну, а так чисто внешне, навскидку, как думаешь, кто больше достоин твоего внимания?
Опять улыбается. Я, что, клоунаду тут ему показываю?
– Густав, ты хочешь про кого-то конкретного узнать?
Правая бровь Билла как-то сама собой выгнулась и поползла на лоб. Что ж он какой проницательный-то оказался… Так, Густав, думай, не подставляй друга, давай, скажи что-нибудь, первое, что придет в голову.
– Э-э-э-э… Да нет, это я просто пытаюсь разговор поддержать.
– А, ну, понятно.
Повисло молчание. Билл шелестел страницами, а я для виду листал распечатки, потому что, пока ждал Билла, уже выбрал из них всю соль. Все же я должен узнать хоть что-то, какую-нибудь ничего не значащую мелочь, ведь Том мне покоя не даст, если я вернусь с пустыми руками. Надо попытаться как-то возобновить разговор, найти хоть какие-то общие интересы, а там, глядишь, и насчет Тома что разузнаю.
Билл, похоже, сжалился надо мной и решил тоже поучаствовать в диалоге.
– Густав, а чем ты занимаешься в свободное время?
– Готовлюсь к занятиям, ищу дополнительные источники информации, иногда можно откопать весьма любопытные факты…
– Нет, Густав, в свободное от школы. Досуг как проводишь?
– Ну, я увлекаюсь робототехникой, люблю повозиться с железом.
Билл поморщился.
– Что? Отлично тренирует мозги.
– Ну, слишком сложно. Все эти микросхемы, проводочки… В этом никакой души нет, одно тупое ковыряние. Есть у тебя какое-нибудь пристрастие, чтобы душа отдыхала? – Да, я состою в интернет-клубе любителей немецкой философии.
Билл вытаращил глаза.
– Ладно. Может, ты спортом увлекаешься?
– По субботам играю в шахматы.
Чего он на меня так смотрит? Между прочим, очень интеллектуальный и полезный для мозгов вид спорта.
– Густав, а у тебя есть девушка? – Медленно проговорил он, глядя на меня.
– Нет.
– Наверное, нравится кто-нибудь.
– Нет вроде.
– Ну, неужели совсем никто? Может, есть кто-то, при виде кого внутри все дрожит и переворачивается? Кто-то такой, какая-нибудь девушка, что интересует больше остальных?
Я задумался, припоминая всех своих знакомых девчонок.
– Нет, такой нет у меня. Мне нравятся умные, начитанные девушки, с которыми можно поговорить, чтобы были схожие с моими интересы. А таких я еще не встречал, все они какие-то легкомысленные, о принцах мечтают… В детстве сказок переслушали.
Билл сидел, уставившись в окно, и отрешенно теребил в пальцах листы. Воспользуюсь ситуацией…
– А у тебя уже есть кто-то на примете?
Парень встрепенулся и быстро заморгал, будто ему в глаз что-то попало. Он поерзал на стуле, а затем начал тихим голосом, можно подумать, выдает мне самую страшную свою тайну.
– Мне нравится один человек в школе. Он приглянулся мне сразу, как только я его увидел. Знаешь…
Ну вот, начинается… Где-то я уже видел подобную улыбку, кричащую: «Я дебил, а в голове у меня пусто».
– … знаешь, Густав, у него самые невероятные глаза, что я видел, такие глубокие и теплые, такие красивые, словно янтарный жидкий мед. А когда я вижу его на улице днем, то мне кажется, что солнце всегда светит только на него, а солнечные лучики запутываются в его ресничках, и он жмурится, так забавно морща носик…
Ох, вот это я зевнул – аж в ухе заложило. Хорошо, что Билл не заметил этого, он сейчас с такой физиономией сидит, будто кто-то вскрыл ему череп, вынул мозг и унес в неизвестном направлении. Прямо как Том, когда про Билла рассказывает. Так, пора закругляться, у меня скоро шахматы начинаются.
– Очень интересно. Ладно, Билл, давай собираться, созвонимся насчет следующей встречи.
– Хорошо. Только ты никому не рассказывай, ладно? Ну, про то, что я тебе сказал.
– Угу.
Выходим на улицу, прощаюсь с Биллом и направляюсь к автобусной остановке. Итак, что мы имеем? Судя по всему, Билл в кого-то уже успел влюбиться и довольно-таки сильно. Надеюсь, это отрезвит Тома, он смирится и все встанет на свои места. Если нет – его проблемы, помогать ему я больше не намерен, мне не понравилось. Сижу, расспрашиваю, как сплетник какой-то, трачу свое время впустую… Да и вообще, Билл ему не подходит, он слишком любит выделяться – вон каких картинок навыбирал для проекта, кричащие цвета, резкие контрасты, они будут отвлекать все внимание от сути проблемы.
Кстати, я не понял – а как лучи солнца могут запутаться в ресницах? Они же нематериальны!
Наконец-то дошел до дома. Задержался – по дороге домой наткнулся на одну акцию, социологический эксперимент, не мог отказать себе в удовольствии поучаствовать в дегустации разных видов растительного масла. Узнал много нового для себя, пригодится в дальнейшем – буду знать, какое масло брать, а от какого лучше воздержаться.
Протяну ножки, отдохну немного перед секцией шахмат…
Слышу шаги за дверью и стук.
– Густав? Ты дома? Том пришел, хочет тебя видеть!
О, нет, забыл про него…
– Мам, скажи, что я уже ушел!
Дверь распахивается и вваливается довольный Каулитц.
– Ну, конечно, ушел он! Ты предсказуемый, Густ, столько раз эту уловку использовал!
Том с разбегу плюхается на мою кровать прямо в кроссовках.
– Ну?
– Что ну?
– Давай рассказывай, – нетерпеливо ерзает, пододвигаясь ближе. – Ты спросил Билла? Что узнал? Я ему нравлюсь?
– По одному вопросу, пожалуйста.
– Давай уже, выкладывай все подряд!
Я вздохнул, перебирая в памяти наиболее содержательные моменты нашего с Биллом диалога.
– Том, ты уверен, что хочешь это знать?
– Густ, я тебя сейчас наизнанку выверну, если тянуть будешь.
– Ну, я позадавал ему вопросы, он сказал, что ему нравится один человек… но это не ты.
Улыбка сползла с лица Тома.
– Как это не я? С чего ты взял?
– Сделал вывод, исходя из анализа полученной мной информации. Метод логического мышления.
– Да ну, ты пи*дишь!
– Моя логика еще никогда меня не подводила.
Том сполз с кровати и сел, разочарованно протянув:
– А кто тогда ему нравится, если не я?
Я посмотрел на часы – до начала секции оставалось двадцать минут.
– Он что-то говорил… кажется, у этого кого-то сладкие глаза и спутанные ресницы, что-то вроде того.
Я встал и начал собираться, Том вдруг злобно запыхтел и рявкнул, отчего я подпрыгнул на месте.
– Это Бен! Только у него такой сладенький взгляд, как будто он сахарочку обожрался! Бл*, я так и знал – неспроста Билл к нему поперся на днюху! Урод, положил на моего парня свой *банный глаз!
– Потише ори.
– Нет! – Каулитц вскочил и встал посреди комнаты, уперев руки в бока и злобно раздувая ноздри. – Я это так не оставлю, Билл Бена еще не раскусил, надо ему помочь! Я открою ему глаза, покажу, что за сволочь этот Бен! Я ему шары оторву! Да!
Потрясая кулаком, Том с победным гиком вылетел из моей комнаты. И чего он так взбеленился? Ну, влюблен Билл в Бена, ну и что с того? Драться с Беном из-за этого что ли? Каулитц думает, что Билл посмотрит на расквашенную рожу Бена и сразу от него уйдет. Да не будет такого! Вообще, пытаться завоевать занятую девушку – гиблое дело, и даже пытаться не стоит. Максимум, что светит – фингал под глаз. По себе знаю, я однажды заинтересовался одной, но как узнал, что у нее есть парень, – сразу всякий интерес потерял. Зачем мне проблемы? Не-е, мне проблемы не нужны.
Наверное, следует в этом году записаться на ежегодный шахматный турнир среди учеников старших школ. Я сегодня такую гениальную рокировку провел! Несомненно, есть, чем гордиться. Надо себя побаловать – встану завтра на полчасика попозже. Небольшое отклонение от режима мне не повредит, у меня и так все под контролем.
Перед сном решил понежиться в ванной с пенкой. Беру халат, сменное белье, пижаму, плеер. Буду отмокать, я заслужил провести немного времени наедине с собой и своими мыслями. Но перед этим – меры безопасности моего покоя. Отключаю мобильный и убедительно прошу маму не беспокоить меня и отсылать Тома, если тот позвонит к нам домой или опять вздумает притащиться.
Этот засранец изрядно достал меня за прошедшую неделю. Даже если предположить на полном серьезе, что он действительно так влюбился, как утверждает, то… То что? Я довольно умен и сообразителен, что тут скромничать, но такое даже моему уму непостижимо. Насколько мне известно, существуют какие-то гены, определяющие сексуальную ориентацию человека, когда некоторые хромосомы в ДНК мужчины соответствуют женскому ДНК и определяют в дальнейшем «женский» тип поведения и, соответственно, влечение к индивидуумам своего пола. Но если бы Том был геем, по нему было бы всегда это заметно. В общении с парнями у него никогда не было каких-либо трудностей, спокойно ходил с друзьями в сауну и купался на речке голышом – никогда не краснел, не стеснялся и признаков сексуального возбуждения не обнаруживал. А девушки? Том же обожал девушек! Чтобы он не говорил про ту или иную, все равно в каждой находил что-то такое, что заставляло его сворачивать ей вслед шею. Том просто не может быть гомосексуалистом, нельзя вот так просто взять и изменить свою ориентацию с полпинка, нельзя взять и одним махом фактически перечеркнуть свою предыдущую жизнь, свой опыт.
Дурацкий Том с его дурацкими дурачествами. Не дает мне покоя, даже не присутствуя рядом. Все, забыли про него! Закрываю дверь ванной и представляю, как тем самым закрываю дверь в свою голову мыслям. Погружаюсь в горячую воду с пенкой. Ежась от приятного тепла, прислушиваюсь к звукам за дверью. Вроде тихо, отлично… Выуживаю из складок полотенца маленький игрушечный кораблик и пускаю его в плавание по просторному пенному океану. Хорошо-то как, маманя!
Радуюсь, что Том не узнает про кораблик – застремал бы до смерти. А что – у меня тоже могут быть свои слабости! Сам-то он… Лично я вижу одно объяснение возникшей ситуации. Билл нравится Тому потому, что похож внешне на девушку, но в силу своей половой принадлежности не имеет свойственных им физиологических проблем, психических особенностей и эмоциональной нестабильности. Поэтому-то он и привлекает Тома, с ним можно и на футбол сходить и поцеловаться, если закрыть глаза и представить, что это настоящая девчонка. Ни на секунду не поверю, что Каулитц просто взял и влюбился. Что такое любовь вообще? Химическая реакция в мозге, и, как любая другая химическая реакция, она подвержена распаду…
Опять я об этом думаю! Ну, хватит, где там мой плеер? Лучшее средство, чтобы отвлечься – прислушивание аудиозаписи урока английского языка.
«Добрый вечер! Good evening!»
– Гууд ивнинг! – Повторяю я.
«Занятие седьмое. Слушаем и повторяем. Listen and repeat».
– Лисн энд рипит!
«Тема занятия «Любовь в нашей жизни». Love in our life».
– Лав ин ауа лайф… Апч-хи!
Я чихнул, вода в ванне всколыхнулась и выплеснулась на пол.
«All is full of love».
– Ол из фул… черт!.. оф лав!
Я завертел головой по сторонам, ища, чем бы вытереть воду. В поле зрения попало полотенце для ног – единственный возможный вариант.
«Love has got the power».
– А-а-а… лав хэз гот зэ… пауа! – Перегнувшись через бортик, я попытался дотянуться до полотенца, тем временем вода с моего тела очень бодро капала на пол, добавляя луже объема.
«Love can help us to survive».
– Ага, ну, конечно! Помогает, блин! – Я встал, уперевшись коленом в бортик, чтобы уже достать несчастную тряпку. Но едва я ухватился за нее, мое колено соскользнуло с мокрого края, и я с головой ушел под воду вместе с плеером. Английская говорилка замолкла.
Вынырнув, я стал судорожно отплевываться от мыльной воды, глаза адски щипало. Нащупав кран, я вывернул его до упора и сунул под струю голову, чтобы вымыть пену из глаз. Но на макушку вместо спасительной холодной водички мне полилась горячая, ошпарив затылок и шею. Заорав, я вскочил и ударился головой о душ. Схватившись за мгновенно выросшую шишку, я почувствовал, как по ногам бежит кипяток. Взвыв и запрыгав на месте, я наступил на что-то твердое и острое и снова ухнул в ванну, подбрасывая вверх ноги и проскальзывая по эмалированному дну вниз, подставляя голый зад прямиком под огненную струю…
– Густав, дорогой, что это такое? Ты что здесь натворил? – Вытаращив глаза, визжала мама, когда я, красный, как вареный рак, и раскорячившийся, как выпотрошенная индейка, выполз из ванной, едва придерживая на себе спадающий халат. Из ванной в коридор валил пар и лился поток горячей воды, гордо неся на себе крутящийся вокруг своей оси кораблик.
– Всемирный потоп, – пробормотал я в ответ и пошлепал босыми ногами в свою комнату, с кряхтеньем и жалобными писками переставляя ноги по ступенькам на второй этаж, и слушая ругань и визги матери.
Доковыляв до комнаты, я бросил шмотки на пол и сел пылающей задницей на прохладную поверхность пола. Когда немного очухался, до меня дошло – сижу тут, голый, красный, мокрый – ну, прямо новорожденный младенец, – и все так же зажимаю в руке наглотавшийся воды и не подлежащий восстановлению плеер…
Я взревел и вскочил, хватаясь за телефон и набирая номер Тома. Трубка ответила ненавистным голосом.
– Каулитц!
– Да?
– Козел!!!
Утром, продрав глаза, обнаружил себя в той же скрюченной позе, в которой заснул. А еще обнаружил, что вместо позволенного себе вчера получаса дополнительного сна продрых добрых два часа. Уже десять утра! Все, я уже ничего не успею, день пройдет впустую… Хотя можно, конечно, дать скидку за то, что я пострадавший…
Откидываю одеяло и рассматриваю себя. Кожа на пахе и внутренних сторонах бедер красная и ноет. Дотрагиваюсь – больно. Надо помазать чем-нибудь, где-то в тумбочке у меня был детский крем…
Нежными движениями наношу крем на раздраженную кожу. Ох, холодненький… Аккуратненько мажем, вот так, да… Ничего, что крем жирный и сильно пахнет, зато для пользы дела, жжение утихнет. Хм, а мне даже нравится!
Так, ножки помазали, теперь облегчим существование половых органов. Вот прикосновение холодных пальцев к анальному проходу уже не кажется приятным. Вообще, ситуация не очень-то приглядная, не хочу знать, как смотрюсь со стороны. Слава богу, что никто меня не видит.
– Проснись и пой! – Дверь, судя по силе хлопка о стену, распахнутая пинком, гостеприимно впускает Тома, непривычно бодрого и веселого с утра. От неожиданности и испуга я взвизгиваю и накрываюсь одеялом по самый подбородок. Каулитц шествует к креслу и вальяжно разваливается на нем.
– Ну и чего ты вытаращился? Да, я сегодня в фиолетовом, это мой парадный цвет. Девочки говорят, что этот цвет мне очень идет.
– Я просто удивлен, что ты вылез из кровати в такое время. Обычно по выходным ты спишь до полудня, и тебя не добудишься. – Пытаюсь незаметно вытереть испачканную в креме руку о простыню.
– Просто решил встать пораньше, вспомнил твою любимую поговорку – «Кто рано встает, тому любая дает». А ты чего валяешься?
– Да так, захотелось немного побаловать себя, – уклончиво отвечаю я, мысленно уговаривая Тома уйти. – В кои-то веки посплю подольше.
– Брось, Густ, вставай давай. – Том поднимается и подходит к моему письменному столу, берет робота и вертит его в руках. – Вот этот, что ли, робот не работает ни х*я?
– Да, он. Не урони.
Каулитц жмет на кнопку, трясет игрушку, стучит по ней.
– Ну, что ты творишь?
– А что? Вдруг заработает.
– Что за неандертальское мышление – сломать, чтоб заработало?
– Густ, хорош нудить! – Том со стуком поставил робота на место. – Потрудись-ка лучше объяснить, за какие такие заслуги ты меня козлиной сраной обозвал.
– Просто козлом. А обозвал потому, что из-за тебя, козлина сраная, мой вчерашний кайфовый вечер был безнадежно испорчен. – Еложу, и мне под задницу попадается тюбик крема.
– Да ладно? – Каулитц присвистнул. – Что ты говоришь, неужели наш недотрога Густи был с девушкой? Почему же я узнаю последним о таком славном событии?
– Нет, придурок, просто твоя персона настолько проела мне мозг, что я чуть не утонул в ванной, в кипятке с запахом йогурта!
У Тома вытянулось лицо, и он округлил глаза и рот в форме буквы «О».
– Густ, – сказал он, давясь смешком. – Ты что, думал обо мне в ванной? Боже, я польщен!
Я вынул было руку, чтобы хлопнуть себя по лбу в знак того, что кое-кто из присутствующих отличается недюжинной тупостью, но вовремя вспомнил, что руки у меня в креме. Поэтому я ограничился стандартным выражением своего отношения к подобного рода высказываниям Тома, коих было более чем достаточно, – закатил глаза.
– Не обольщайся. Представь себе, я думал, как бы свести вас с Биллом, – съязвил я.
– О, Густав, ты такой милый! – Том картинно прижал руки к груди и часто заморгал. – Позволь мне обнять тебя!
– Нет-нет-нет! – Но Каулитц уже прыгнул на меня сверху, придавив к кровати своим худощавым телом, а заодно и расплющивая нашим обоюдным весом злосчастный тюбик. Послышался характерный звук, и я чувствую, как под моей задницей расплывается лужа холодного липкого крема.
Том поднимает бровь, и его рожа принимает пошлое, хитрое выражение.
– Что это был за звук?
– Где? Я ничего не слышал, – бормочу в ответ, краснея.
– Не *зди, Густи, я этот звук из тысячи узнаю! Это был крем?
– Нет.
– Точно крем!
– Да нет же!
– Зачем тебе крем, Густи?
– Да это кровать скрипнула! – Хриплю я, потому что Каулитц, нависая надо мной, давит на грудь.
– Я знаю – ты играл в карманный бильярд, да?
– Фу, Том, отъ*бись! Не играл я ни во что! Слезь с меня! – Дрыгаю ногами, пытаясь спихнуть засранца.
– Ты наяривал своего дружка, да? Для этого тебе крем нужен был?
Щеки начинают просто пылать от стыда и возмущения. Том обожает всякие пошлости, из его глупого рта они валятся чаще, чем все остальные слова. А я их терпеть не могу и сейчас готов просто провалиться сквозь кровать. Почему Том чаще всего упражняется в этом именно на мне?
– Том, я же сказал, что вчера искупался в кипятке. – Стараюсь говорить спокойно и доходчиво, но заранее знаю, что бесполезно. – Я мазал там кремом, потому что у меня сейчас там все болит, а ты давишь! – Последнее слово я буквально выкрикнул Тому в лицо, потому, действительно, его колено упиралось мне в пах. Том хихикнул и сполз с меня на край кровати.
– Идиот… – Я закопошился, выуживая раздавленный тюбик.
– Густ, ты, что… прямо все свои причиндалы в кипяток засунул?
– Да, взял и засунул! Специально!
– Значит, у тебя теперь яйца вкрутую? – Нет, вы посмотрите на него, сейчас лопнет, весь покраснел, так ему смешна его плоская шутка.
– Теперь еще и всмятку, ты мне там все отдавил. Иди уже отсюда, я встану.
– Покажи! – Каулитц резко дергает на себя одеяло, я едва успеваю схватить другой край, чтобы удержать. Но крем еще не высох, ткань выскальзывает из жирных пальцев, а я вдобавок проезжаюсь филейной частью по дорожке из крема на простыни, опрокидываясь на спину. Понимаю, что лежу перед лучшим другом, в чем мать родила, да еще и весь перемазанный в белой, липкой жидкости, и, прикрываясь руками, подрываюсь с кровати, хватаю халат и выскакиваю из комнаты. Вслед мне доносится истеричный хохот Тома. Ну, что в этом смешного, не понимаю?!
Когда я кое-как привел себя в порядок и спустился к завтраку, Том уже сидел на кухне и поглощал блинчики, которые испекла моя мама. Завидев меня, он снова захихикал с щеками, набитыми едой, и подмигнул мне. Я показал ему кулак и сел за стол.
По шкале остроты шила в одном месте у Тома сегодня было десять из десяти, увы, заряд тупых подколов и диких шуток у него еще далеко не выработан. А значит – прощай, спокойный, занятой день, и здравствуйте, неловкое положение и стыд за друга. С сожалением в который раз констатирую факт, что у него совершенно отсутствует чувство юмора.
Играет бровями и ухмыляется – жди беды…
– Фрау Шаффер! – Говорит он елейным голосочком. Мама поворачивается от плиты, Том улыбается ей, я напрягаюсь.
– Да, Томми?
– Ваш мальчик стал таким взрослым, – притворно умиляется Каулитц, растягивая гласные. Мама всплескивает руками и бросается меня тискать.
– Да, он такой большой! – Приговаривает она, ероша мне волосы. – Я и не заметила, когда он успел вырасти!
– Все, мам, хватит, – недовольно говорю я, отстраняя ее и приглаживая волосы. Не люблю сантименты, в них нет ни капли полезного эффекта, одно слюнопускание. Но вот мама так не считает.
– Ты мой хороший! – Пищит она и треплет меня за щеку. Мысленно уговариваю себя не раздражаться, но это весьма сложная задача, учитывая веселящегося при этой картине Тома. Он, не сдерживаясь, хихикает и при этом не забывает запихивать в рот блины, перед этим обильно измазывая их в джеме.
Мама, наконец-то, допекла и ушла с кухни. Едва за ней закрылась дверь, как Том вновь завел свою пластинку:
– Густи, да не беспокойся ты так, это абсолютно нормально! Спроси у любого пацана – все этим занимаются, и скажу по секрету, иногда даже я не прочь поработать в кулачок...
– Бл*, да не дрочил я! – Шиплю сквозь зубы, мгновенно вспыхивая. – За*бал! Чего ты приперся опять с утра пораньше?
Каулитц деловито промокает губы салфеткой. Его деланное равнодушие и спокойствие бесят меня еще сильнее.
– Ты идешь сегодня делать проект с Биллом?
– Да. А что?
– Я с тобой иду.
– Ну, вот еще! Только тебя там и не хватало!
– Ты не понял, Густ, это не вопрос и не просьба. Я пойду с тобой, хочу побыть рядом с Биллом…
Ох, представляю, чем все это может кончиться…
– Слушай, я не думаю, что это хорошая идея. Мы будем работать, а ты будешь нас отвлекать, гонять балду и лезть к Биллу.
– Ну, что ты, Густи, я не настолько испорчен, чтобы гонять балду в общественном месте. Балду я предпочитаю гонять у себя в комнате или в ванне, в спокойной обстановке. Хотя и в экстремальной ситуации тоже хорошо, так заводит.
Обессиленно роняю голову – как надоело! Я совсем забыл, что в разговоре с Томом надо тщательно следить за тем, что говоришь, любая мало-мальски двусмысленная фраза вызывает у него приступ сыпания остротами сомнительного качества на сексуальную тему.
– Я раньше все как-то на девушек балду гонял, но в последнее время не прочь погонять балду наедине с Билли… Интересно, а как он это делает? Наверное, в полной темноте, в которой горят его розовые щечки, гладит себя подушечками пальцев и сладко вздыхает…
– Том! – Крикнул я, прерывая поток этой чуши. – А тебе случаем не надо тоже делать проект? Ты же с Ритой в паре, а она, между прочим, очень ответственно к этому относится.
– Не-а, я все предусмотрел. Мы договорились, она делает проект, а я его защищаю, и если я его провалю – буду с ней встречаться.
Я поперхнулся кофе.
– С Ритой? Ты с Ритой? С этой заумной ботаничкой в очках?
Том прыскает и высовывает язык.
– Она не так уж и безнадежна. Увлекается балетом, макраме и флористикой. Шахматы, жаль только, не любит, ей больше шашки по душе.
– Как замечательно…
– Ну, не будь таким угрюмым, Густи. Рита неплохая девочка, и ее даже можно назвать «ничего так», правда, если сначала снять с нее очки, брекеты и расплести эту стремную крысиную косичку. Ну и почистить кожу на лице, а то, когда я рядом с ней стоял, мне все время казалось, что вот-вот один из ее прыщей прорвется и погребет меня под толстым слоем…
– Заткнись! – Меня передергивает, и я с отвращением смотрю на шоколадный кекс, лежащий передо мной на блюдце. Том покатывается.
– Какой ты! А она от тебя в восторге! Только о тебе и говорит, все уши мне тобой прожужжала.
– Прямо как ты мне своим Биллом.
– Кстати о Билле. Поможешь мне с ним, так и быть, дам Рите твой номер телефона.
– Не вздумай!
Каулитц пожимает плечами и встает, направляясь к двери.
– Том, только попробуй так сделать, и я расскажу Биллу про тебя что-нибудь мерзкое! Уж я найду, что ему рассказать…
Поворачивается и обиженно кривит рот. Да, я тоже иногда могу быть противным!
– Ну ладно, заметано, – нехотя отвечает он.
Выходим в прихожую и обуваемся. Я беру куртку с вешалки и выталкиваю Тома на улицу. На полпути к автобусной остановке он поворачивается и спрашивает:
– А что такое флористика?
Странно, но когда мы приехали в школу, Билл уже сидел в библиотеке и что-то сосредоточенно, высунув язык, писал в толстой тетради с веселыми рисованными песиками на обложке. Завидев его еще у входа, Том как-то по девчачьи пискнул и дернул меня за рукав.
– Ой-ой-ой, вон он, вон он! Густ, посмотри, как я выгляжу? – Том одернул на себе свою фиолетовую майку, в которую бы легко поместилась моя тетя Хильда, между прочим, немалых габаритов дамочка.
– Как всегда.
– Что как всегда?
– Как всегда выглядишь.
– Как всегда выгляжу как?
– Как всегда.
– Густ, блин, ты можешь сказать нормально, как я выгляжу? Хорошо, плохо или сносно?
Я медленно выдохнул через нос и бросил взгляд на Тома.
– Не знаю я, выглядишь как обычно. Ты всегда так выглядишь.
– Как – так?
– Так – как сейчас.
– А сейчас я выгляжу «вау, офигительно» или «оу, чувак, лучше б ты это не надевал»?
– Да откуда я знаю? – Вспылил я. – Я не могу оценить степень твоей привлекательности, не могу! Я нормальный парень, я могу сказать, как выглядит вон та девчонка у стены, а как выглядишь ты, не скажу!
– Почему?
Я взвыл и схватился за свой короткий белобрысый ежик на голове. Том тут же фыркнул и засмеялся, хлопнув меня по плечу.
– Да ладно, остынь, я прикалывался. Я же знаю, что выгляжу круто.
– Я когда-нибудь убью тебя за такие приколы. Они меня бесят!
– Густ, ничего ты не понимаешь. – Каулитц махнул рукой.
– Не понимаю! Объясни наглядно, в каком месте это смешно и весело!
– Ну, тихо, не кипятись. Пойдем к Биллу, он нас уже заждался. Особенно меня…
Том еще раз одернул футболку, сдвинул набок козырек кепки и, выпятив грудь и развернув плечи, шаркая джинсами по полу, направился к столу, где сидел Билл. Я уныло поплелся за ним.
В метре от Билла Том остановился, как вкопанный, и весь подобрался. Развернувшись, он жалобно посмотрел на меня, как щенок на мамкину титьку. Опять приступ беспричинной трусости. Я прошел вперед и хлопнул Билла по плечу.
– Привет, Билл.
– Привет, Густав! – Радостно отозвался Билл, видимо, в бодром расположении духа. – О, Том…
И тут я самолично лицезрел тот самый румянец и опущенные ресницы, которыми мне несколькими днями ранее Том прокомпостировал мозги. Каулитц что-то неразборчиво пробормотал в ответ и совсем не дружелюбно отвернулся от Билла, грохоча на все помещение отодвигаемым стулом, шуршанием своих одежек и сопением.
Что ж, попробуем приступить к работе…
Вот уж чего не люблю – так это креатив. Я люблю систему, структуру и порядок, а все эти наклеивания картиночек, разукрашивания красками и фломастерами, поделочки – детская возня. И, тем не менее, оформление проекта Биллу я доверять опасаюсь, если он со своей внешностью такие фокусы проделывает, то чего мне ждать от него на невинной, белоснежной бумаге? Том, как и обещал, сидит спокойно. Относительно. Его нервные елозанья на стуле, тоскливые вздохи и кряхтения, кажется, разносятся по всей библиотеке, будто рев Годзиллы над Нью-Йорком. Странно, что на нас никто не оборачивается, народу мало в воскресенье, звуки слышнее. Даже Билл сидит, как ни в чем не бывало, и старательно мажет фотографии клеем-карандашом, пахнущим почему-то клубникой, хотя я уже не удивляюсь, что даже канцелярские предметы у него благоухают, как губные помады моей матери. А это значит – приторный запах стоит в воздухе так плотно, что хоть топор вешай. Намазывает Билл хорошо, добросовестно, тщательно, зачем-то в несколько слоев… А еще у него трясутся руки, но это, скорее всего, от непривычки, хотя должно быть наоборот – глаза же он как-то красит.
Блин, я, что, один эти поскуливания слышу? Том, будь умницей, не пались так откровенно.
Вот, вроде ничего. Закончил разукрашивать заголовок на ватмане – «Экологические проблемы: дисбаланс процентного состава воздуха». Строго, но со вкусом, никаких завитушек, кренделей и прочих девчачьих примочек, шрифт ровный, печатный, цвет бросается в глаза, но не кричащий, темно-красный. Я доволен своей работой! Осталось дождаться, пока краска высохнет. Понимаю взгляд на Тома…
Не понимаю, Билл слепой и глухой, или он действительно не замечает этого похабного, раздевающего взгляда? Том же сейчас в нем дыру просверлит и не одну! Сидит, подперев голову рукой, и пялится, ничуть не скрываясь, глаза пеленой подернуты, как у торчка какого-нибудь, того гляди слюну изо рта пустит. Сразу вспомнился урок жизненного самоопределения, когда нам с классом учитель показывал фильм про наркоманов. Вот там был один парень, который только что торкнулся и кайфует. Вот у Каулитца сейчас точно такой же видок.
Смотрю на Билла. Тот даже бровью не водит, сидит со своими картинками, волосами занавесился. А Том наклоняется все ближе и ближе, а взгляд все туманней и туманней. Блин, что же делать, надо как-то его осадить. Что-то мне совсем не хочется присутствовать при скандале… Деликатно покашливаю, чтобы привлечь внимание нашего Казановы. Том не реагирует, продолжая поедать Билла глазами. Кашляю еще раз, уже громче. Та же реакция. В астрал, что ли, он ушел? Немного изменяю интонацию, кашляю с нажимом, отчего изо рта вылетают капли слюны и приземляются как раз на почти высохшие буквы слова «состава». Черт, только не это! Беру маленький кусочек бумаги и пытаюсь аккуратно промокнуть каждую каплю, чтобы не осталось следов. Вроде получалось неплохо, но тут кто-то из моих соседей внезапно пинает стол, плакат сдвигается под моим прижатым пальцем – краска смазывается, и у буквы «а» появляется широкий красный хвост.
Несколько секунд тупо сижу и смотрю на испорченный лист ватмана. Плакат почти готов, все картинки наклеены, распечатанный текст тоже нашел свое место. И надпись хороша… была, пока я ее не смазал. По вине Тома! Я уверен, что это его ходули задели ножку стола, пока он сучил ими под ним от своего щенячьего восторга по поводу лицезрения напудренной физиономии Билла. Просто бешенство взяло!
Злобно вскидываюсь на Тома, а он, похоже, даже не заметил ничего. Открыл рот и таращит глаза – еще бы, ведь Билл сидит и тоже смотрит на него, очень по девчачьи наклонив голову вбок, переводит взгляд с одного зрачка Тома на другой и улыбается, ну, просто Мона Лиза, сошедшая с картины гениального художника и ученого Леонардо да Винчи. Как же давно я не был в галерее…
