Текст книги "Лисьи Чары (СИ)"
Автор книги: Дарья Иорданская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)
Глава тринадцатая. Буря
И не бойся, и не плачь, я ненадолго умру,
Ибо дух мой старше, чем сознанье и плоть.
«Башня Rowan»
Пан проснулась от удара в бок, лениво отмахнулась от того негодяя, кто осмелился потревожить ее, и перевернулась на другой бок. В нос ударил запах крови. Быстро открыв глаза, шутовка села. Рядом, дыша с тихим хрипом, беспокойно спал Низу; с другой стороны сидел кошмар, опираясь на землю двумя парами рук, а третью сложив на тощей груди. Пан медленно отодвинулась от него.
– Убирайся!
– И это твоя благодарность? – кошмар картинно всхлипнул. – Если бы не я, ты бы давно уже задохнулась в дыму! И вместо «спасибо», я слышу «убирайся»! Я, между прочим, не просто так тебя разбудил.
Он по-лягушачьи отпрыгнул в сторону, открывая все так же лежащего без сознания Герна. Лицо и руки мага светились мертвенным голубоватым светом. Пан осторожно коснулась рукой холодной и влажной кожи отца.
– Разбуди Низу, – шепнула она, – только осторожнее.
– Я не сплю, – пробормотал оборотень у нее за спиной. – Твои крики, наверное, слышали на том краю земли. Что стряслось?
Он медленно опустился на пол рядом с Герном, разматывая окровавленные бинты. Левая рука беспомощно повисла, пальца едва заметно перебирали воздух, как тонкие струны. Кошмар подсел с другой стороны, заинтересованно заглядывая в лицо мага.
– Как думаете, что с ним? – шепнул он.
– Я не разбираюсь в человеческом колдовстве, – покачал головой лис. – Но Герн жив, это я могу сказать совершенно точно. Он дышит.
– Он совершенно холодный, – ровным голосом сказала Пан.
– Я тоже, – парировал оборотень. – А еще у меня раскалывается голова, ломит кости, и с рук облезает клочьями кожа. Я же не жалуюсь. В Эйбине наверняка есть опытные колдуны, оставь своего отца на их попечение.
– Он умрет прежде, чем я смогу добраться до города!
– Вы как хотите, – втиснулся между ними кошмар, – а я отправляюсь на охоту. Всего хорошего, покойной ночи.
Оборотень и шутовка проводили тварь мрачными взглядами, после чего опять посмотрели друг на друга. Пан не могла не отметить, что лис выглядит очень бледным и изможденным. Только когда в отдалении послышались раскаты грома, и по листве ударили первые капли, он немного оживился. Шутовка погладила руку отца, потом встала и пересела поближе к оборотню.
– Ладно, извини. Я не хотела на тебя кричать, прости. И прекрати, наконец, издеваться над бинтами!
Лис зашвырнул окровавленные тряпки в дальний угол часовни и упал на спину.
– Я сплю. Постарайся больше ни на кого не орать.
Пан фыркнула, поднялась на ноги и вышла на паперть. Дождь все усиливался, постепенно переходя в ливень, и вскоре шутовка сумела умыть лицо и оттереть сажу с рук. Заметно посвежело. Однако в сыром воздухе отчетливее стал слышен запах гари, приносимый легким ветром от замка. Шутовка обернулась к часовне. Создавалось неприятное ощущение, что там лежат два покойника, настолько неподвижен был Низу. Шагнув в темноту, Пан присела рядом с ним. Вымоченным в дождевой воде лоскутом она бережно оттерла кровь и сажу с его лица, побоявшись дотрагиваться до рук.
С каждой минутой поручение короля казалось ей все менее выполнимым. С другой стороны, она ведь выяснила, что тут твориться. Пан оглянулась на тело отца. Нужно всего лишь найти экипаж, который доставит ее и Герна в столицу, где магом займутся гильдейские целители. А сама Пан доложит королю и проделанной работе и сможет спокойно отправиться в настоящий отпуск.
Неясно было только, что же сделает Злотан. Он может выслать в Листерпиг кого-нибудь из засидевшихся в казармах генералов, хотя это категорически не его методы. Но хуже всего, что Злотан вполне может приехать в герцогство сам. Почти все придворные служат на самом деле кому-либо из дядюшек Злотана, так что только одобрят королевское решение сунуться в Листерпиг.
Пан потерла виски. Что, если конечной целью этой ведьмы было именно выманить короля из столицы? По крайней мере, это более-менее логичная версия, хотя она и не объясняет, откуда вдруг взялась неизвестная колдунья-универсал, и что она сделала с Герном. Немного подумав, Пан сняла с шеи защитный чар. Если к Герну применена обыкновенная магия, чар должен будет на нее как-то отреагировать. Впрочем, ничего кроме слабой россыпи искр, говорящей о том, что камень прикасается к живому магу, не было. Хотя, подтверждение того, что отец жив, несказанно обрадовало шутовку. Надев чар обратно, она села, скрестив ноги под юбкой, и сощурилась, надеясь разглядеть следы заклинания.
Не было ничего, кроме слабого голубоватого ореола, окутывающего Герна. Он не походил ни на одно из знакомых Пан заклинаний, и сложно было сказать, что это свечение может означать. Спрашивать Низу было бесполезно, Рискл исчез невесть куда, возможно, просто ушел в деревню. Оставалось только расслабиться и еще немного поспать, тем более что шорох дождя убаюкивал.
Пан легла на пол, положив под голову мешок с травами, вдохнула смесь терпких, сладковатых и пряных ароматов и закрыла глаза. Гроза грохотала совсем рядом, кажется, прямо над головой. Дрожь передавалась камням. А потом налетел ветер. Сон слетел с Пан в мгновение ока, едва только ветер ударил в стену, пытаясь выломать из нее валун. Шутовка вскочила на ноги, перебравшись при этом на изнанку.
Мир разительно изменился. Казалось, пространство не совсем уверено, как же оно должно выглядеть, поэтому оно принимает все возможные формы одновременно. Оскаленная многоглазая морда ветра с ошейником чуть пониже огромной разверстой пасти совсем не казалась здесь удивительной или неуместной. Как и руки, в которые сплетались струи дождя. Вцепившись в ошейник, туча силилась оттащить противника от часовни, но быстрым ударом хвоста сама была отброшена к замку. Ветер предпринял новую атаку на часовню, повалив и без того кренившийся крест. Схватив отца под подмышки, Пан отволокла его к алтарю и запихнула в лаз. По крайней мере здесь на Герна не могло ничего рухнуть. Потом она затрясла Низу.
– Просыпайся!
– Угу, – сказал лис, не раскрывая глаз. – Он передохнул и пришел за нами.
– Вставай! Мы еще успеем…
– Чего это мы успеем? – оборотень приоткрыл один глаза, мрачно покосившись на шутовку. – Ты знаешь еще какое-нибудь заклинание, кроме того несчастного щита? Нет? Ну и славно. Тогда не мешай мне спать.
Он перевернулся на другой бок, после чего быстро откатился в сторону. В то место, где оборотень только что лежал, упал огромный камень с верха стены.
– Ладно, уговорила, – вздохнул лис, – надо что-то придумать. Дай-ка мне сумку и попробуй задержать немного этого красавца.
Пан с сомнением посмотрела на лиса, тем не менее, выбралась на паперть – где, по крайней мере, ничто не могла свалиться на нее сверху – и поставила щит. Теперь удерживать его было не просто сложно, а почти невозможно. Ветер, как огромная, нематериальная, но от этого не менее сильная змея, бил хвостом прямо по шутовке. Щит трещал, внутренней ярости и обиды уже не хватало, и Пан пришлось потянуться к Низу. Оборотень был сосредоточен, и не чувствовал сейчас даже боли. Отголосок злобы шел со стороны Лисьих Нор, но он был слишком слаб, а сама деревня располагалась слишком далеко.
– Поторопись! – простонала шутовка. – Или я убью тебя.
– Сначала вот он убьет тебя, – резонно заметил оборотень. – Когда я скажу «три», ты побежишь от этой несчастной часовни в любом направлении, но как можно дальше. За отца не беспокойся, ход в коридор я закрыл. Еще один люк туда расположен на обрыве над Рыжанкой рядом с колесом мельницы.
Пан не успела спросить, что же такого собирается сделать оборотень, потому что прозвучало его резкое, похожее на удар хлыста: «Раз. Два. Три!». Сочтя за лучшее послушаться, шутовка бросилась бежать, резко опустив щит. Ветер пронесся над ее головой, взъерошив волосы. Потом прогремел взрыв, не слишком сильной ударной волной в спину поваливший девушку в траву. Пан села, тряся головой. На месте часовни были одни развалины, в воздухе плавали ошметки белого тумана – все, что осталось от ветра. Собираться вместе они не спешили.
Пан, пошатываясь, поднялась на ноги и медленно подошла к развалинам. Поверх камней лежал разорванный напополам ошейник, сделанный, кажется, из того же металла, что и лисий медальон. Низу нигде не было.
«Ход в коридор я закрыл. Еще один люк туда расположен на обрыве над Рыжанкой рядом с колесом мельницы.»
– С-скотина! – всхлипнула Пан, опускаясь на камень.
В воздухе пахло чем-то острым, пряным и едким. Сложно было вообразить, что же так взорвалось, но Пан на ум пришли вдруг загадочные склянки, прихваченные лисом с мельницы. Она уткнулась лицом в колени. Кажется, за прошедшую неделю она, и королевское поручение, конечно, погубили несколько десятков безвинных людей. Процедив: «Ну, ты у меня попляшешь!», Пан принялась оттаскивать камни.
* * *
Лопнула нить. Эйслин попыталась ухватиться за ее кончик, но опоздала. Верный пес сорвался с поводка. Ведьма вскочила на ноги, пнула кресло, разбила несколько склянок, и смогла наконец успокоиться. Сейчас не время для паники.
Откинув крышку шкатулки, она вытащила медное кольцо с полустершейся печатью.
– Найдите их и порвите в клочья. Мне нужны глаза канзары, а все остальное вы можете сожрать, если пожелаете.
Кольцом она взломала сургучную печать на бутыли темного стекла и вытащила пробку.
* * *
С каждым шагом камни становились все тяжелее, хотя крупнее они, вроде бы, не были. Пан упала на колени, подставив лицо дождю. Туча плакала, роняя мелкие холодные капли, которые не способны были сдвинуть с места и паутину. Шутовка уже добралась до алтаря, отвалила плиту и посмотрела на лежащего поперек коридора отца. Плиту она потом вернула на место, потому что для Герна это было самое безопасное место. На рассвете она нашла выпотрошенную сумку, несколько запылившихся бинтов, взлохмаченные пучки трав и раздавленный пузырек. По-прежнему – ни следа лиса. Наконец из-под крошева мелких камней и пыли показался клок рыжей шкуры. Пан, оживившись, с удвоенными усилиями принялась оттаскивать блоки в сторону.
Лис лежал в небольшом углублении, полускрытый краем стены, кажется, не раздавленный. Впрочем, на боку была содрана полоса шкуры, а левая передняя лапа превратилась в кровавое месиво. Стянув юбку, Пан аккуратно переложила на нее оборотня. Он, кажется, не дышал, но оставлять надежды шутовка не собиралась. Тем более, что хотя медальон на ее шее и нагрелся, но кровью истекать он не стал, что Пан сочла добрым знаком. Подняв лиса на руки, шутовка пошатываясь пошла в сторону Лисьих Нор. Это было единственное место, где можно было раздобыть чистую воду, или, что вероятнее – еще одно аутодафе.
Дождь усилился, вместе с тем став мягче. Его струи ласково гладили шутовку по голове, что, впрочем, не особенно помогало нести зверя весом в десяток килограмм. Когда показались первые дома и заблестела Рыжанка, Пан коротко воскликнула и прибавила шагу. Ее уже не напугать было разъяренными крестьянами, она вполне могла, пожалуй, превратить их во что-нибудь по-настоящему отвратительное.
Впрочем, крайних мер не понадобилось, потому что первым к ней кинулся бледный до синевы Рискл. Отфыркиваясь от перешедшего в ливень дождя, он встревожено оглядел шутовку.
– Панце! Ты в порядке?
– Более-менее, – буркнула Пан, покачиваясь.
Рискл подхватил ее, недоуменно глядя на ношу шутовки.
– Помоги мне. Осторожнее! – она бережно передала магу край юбки.
– Это дохлая лисица, – неуверенно заметил Риск, кажется, посчитавший, что девушка не в себе.
– Это мой друг, – огрызнулась шутовка. – Надо послать кого-то к разрушенной часовне. Там на месте алтаря лежит плита, прикрывающая лаз в потайной коридор. В коридоре отец… тело отца…
Рискл окончательно убедился, что дочь его старого друга тронулась умом. Это было неудивительно, учитывая все переживания последних дней, пропажу Герна и страшный пожар. Да и выглядела Пан жутковато: всклокоченная, перемазанная грязью и сажей. Тем не менее он помогал ей нести тушку лиса, бережно поддерживая девушку за талию. Деревенские расступались, пропуская странную процессию.
Решительно свернув в первый же уцелевший дом, Пан положила лиса на пустой стол и наклонилась над умывальником, очищая глаза. Хозяева не рискнули окликнуть девушку, больше всего похожую на покинувшего преисподнюю черта. Они даже протянули ей, с известной долей опаски, полотенце. Вытерев лицо, Пан повторила свое требование принести в деревню отца, и повернулась к столу. Смотреть через границу было больно – от удара о землю все еще немного болела голова. Впрочем, ничего ценного шутовка разглядеть не смогла. Она все еще не могла определить, жив лис, или уже умер. Вспомнились слова оборотня, что он слишком слаб, чтобы оборачиваться. Подавив слезы, Пан потребовала у хозяев теплой воды, бинтов и заживляющих снадобий, поощрив их усердие сначала угрозой королевской расправы, а потом небольшим, но туго набитым кошельком с серебром. Хозяйка дома – пухлая розовощекая блондинка с необычайно серьезными серыми глазами, принесла несколько баночек с мазями, на каждую из которых была наклеена бирка, надписанная аккуратным ровным почерком. В том, что наверняка эти мази готовил Низу, была какая-то горькая ирония.
– Госпожа хочет залечить рану животного? – с сомнением спросила женщина.
– Именно, – рассеяно ответила Пан, пытаясь подступиться к раненому лису. О том, как лечить животных, она имела более, чем смутные представления.
– Умеете это делать? – с еще большим сомнением уточнила женщина. Пан покачала головой. – У моего Джонни есть пес, мальчишка вечно с ним возится. То лапа, то еще что. Я сейчас позову этого сорванца.
Минуту спустя она вернулась с таким же светлым, но совершенно тощим и по-детски угловатым мальчишкой. Огромные глаза Джонни смотрели серьезно и внимательно, как у матери. Бросив короткий взгляд на лиса на столе, мальчик отодвинул шутовку в сторону.
– Бедолага! – пробурчал он. – Где это его так? Мам, я возьму у тебя иголку?
Дальнейшее Пан дослушивать не стала: она попросту рухнула на лавку и закрыла глаза. Она не чувствовала, как хозяйка поднимает ее, отводит за занавеску и укладывает в свою кровать. При этом женщина бормотала что-то сочувственное, что через сон казалось Пан ворчанием отдаленной тучи.
Проснувшись, шутовка ощутила запах супа и знакомый с детства аромат горячего молока: бабушка с отцовской стороны почитала молоко панацеей от всех болезней. Отдернув занавеску, сероглазая хозяйка помогла Пан подняться.
– Вы чудом живы остались, – сказала она, качая головой. – Неужели вы действительно выбрались из горящего замка? А мы-то думали, что злые ведьмы бывают только в сказках.
– Я тоже, – буркнула Пан. – Что с?...
– Ваш друг жив. Никогда не видела оборотней! Джонни теперь прямо распирает от гордости, что он лечил настоящего дууха. В столице, значит, они живут теперь?
– Вроде того, – ошалело пробормотала шутовка.
– Вот, наденьте, госпожа, – хозяйка сунула в руки Пан сверток с одеждой. – Вымойтесь, я воды нагрела. Меня Марта зовут. Мойтесь, одевайтесь, я пока суп с огня сниму.
– Спасибо, Марта, – вставила наконец Пан.
Хозяйка понеслась к очагу, оставив шутовку наедине с дымящейся бадьей. Последний раз Пан удавалось принять ванну в Зеленых Дубках, и то – это была противная, пропахшая рассолом кадушка. Здешняя бадья, очевидно, была предназначена для ванны, и легко была представить, как Марта запихивает в нее упрямящегося сына. Пахло от нее весьма приятно – мылом и какими-то травками.
Пан стянула с себя сорочку и с наслаждением оттерла с усталого тела грязь. Надевая чистое платье, она невольно прикинула, сколько проживет оно. В последнее время ее одежда не задерживалась на этом свете надолго, быстро превращаясь в лохмотья, пригодные только на половые тряпки. Платье Марты было шутовке широко и немного коротковато, но Пан попросту потуже затянула пояс, второе же нашла довольно удобным: юбка не лезла под ноги. Лисий медальон, снова прохладный, свой гильдейский знак и защитный чар она убрала за ворот платья. Волшебный нож пропал, как и фляга, но ужас при мысли о возмездии Леуты вышел каким-то бледным.
Выбравшись из алькова, Пан присела к столу. Перед ней тотчас же появилась миска с супом, дымящаяся кружка и ломоть свежего хлеба. Марта присела напротив, вытирая руки фартуком.
– Кушайте, госпожа, вы бледная такая, худенькая.
До этого времени никому и в голову не приходило назвать Пан «худенькой». Она на всякий случай украдкой оглядела себя, но не нашла, что похудела. Может быть побледнела, это правда. Взгляд Марты, тем не менее, оставался сочувственно-материнским.
– Вы на нас зла не держите, госпожа, за тот случай, – тихо попросила крестьянка. – Мы про ведьму ничего не знали, а во вредоносных чужаков и лис все верят.
– Мы действительно виноваты, – буркнула Пан. – Тот ветер был послан за нами. Но он больше вас не потревожит.
– Вы победили его? – живо спросила Марта, совершенно спокойно отреагировав на «одушевленность» ветра.
Пан невольно вспомнились все те крестьянские предания о Ветрах и о Месяце, которые она всегда считала глупыми баснями.
– Не я, – покачала головой шутовка. – Лис.
Ела она медленно, почти не чувствуя вкуса. Навалилась жуткая усталость, бодрость, появившаяся, стоило вымыться, почти прошла. Болтовню Марты Пан слышала, как через вату.
– Господин Рискл взял телегу и нескольких парней и поехал к часовне за вашим отцом. Раньше заката их, пожалуй, ждать не стоит, в такую-то погоду. А староста с сыновьями отправились в Эйбин за магами. Господин Рискл говорит, надо внимательно изучить замок, что там от него осталось.
Пан медленно закрыла глаза. Ложка с негромким плеском упала в миску с остатками супа.
– Ой, деточка! – тон Марты стал еще ласковее. – Ты ложись, ложись. Время уже позднее, на дворе такой дождь, того и гляди речка наша из берегов выйдет. Иди и поспи, дорогая, тебе сил нужно набраться. Бледненькая такая.
– Я хочу взглянуть на Низу… на лиса, – шепнула Пан.
Марта бережно подхватила ее под локоть и провела в другую комнату. Это, видимо, была родительская спальня: широкая кровать, комод, над ним зеркало и несколько фотографий в темных рамках. На полу в изножии стоял раскрытый чехол с аккордеоном. Марта, порозовев, ногой запихнула его под кровать. Уцепившись обеими руками в спинку кровати, Пан посмотрела на бледное лицо оборотня. Он слабо дышал, но выглядел вполне живым, золотисто-рыжие волосы рассыпались по беленому полотну подушки, поверх одеяла лежали аккуратно перевязанные руки. Пальцы левой слегка дрожали.
– Я посижу тут, – сказала Пан, оглядываясь в поисках стула.
– Нет уж, деточка, – Марта решительно обхватила ее талию. – Иди-ка ты спать. Мой Джонни сейчас все равно с друзьями на рыбалку ушел, ему, видишь ли, дед говорит, что больным рыба полезна. Вот они вчетвером – Джонни мой, Питти, Сара, соплюшка одна, оторва, и этот старый хрыч, пошли на мостки, место у них там прикормленное. Я тебя в его комнате положу, там спится хорошо. В подушки я как раз лаванды и хмеля насыпала. А сама я могу и в общей, за занавесочкой…
Пан позволила увезти себя и уложить под одеяло. Сопротивляться не было сил, и глаза закрылись, стоило голове опуститься на пахнущую лавандой подушку.
* * *
Пальцы пробежались по ее ноге, от щиколотки до колена. От этой холодной щекотки Пан проснулась, попыталась высвободить ногу, но те же – а может другие – руки навалились на нее со всех сторон, придавливая к кровати.
– Кошмар! – крикнула шутовка, но узкая ладонь зажала ей рот.
В темноте ничего нельзя была разглядеть, было только мерзкое ощущение ощупывающих ее рук. Они приценивались, словно прикидывали, с какой стороны удобнее начать рвать тело шутовки. Пан извивалась, но толку от этого было мало. А потом раздался свист, и все пропало. На комоде вспыхнула лампа.
Кошмар сидел на спинке кровати, слегка покачиваясь, и едва слышно свистел, широко раскрыв безгубый рот. Что-то темное и бесформенное юркнуло под кровать. Свесившись вниз головой, кошмар еще некоторое время свистел, а потом легко перепрыгнул Пан на ноги.
– Что, благодарности не последует? Какие вы, право слово, мерзкие – люди.
– А откуда я знаю, что мне есть, за что тебя благодарить? – усомнилась шутовка. Голос со сна был хриплый, горло перехватывало.
– Когда тени раздерут тебя на кусочки, будешь знать, – хихикнул кошмар.
– Что за тени, Шмарик?
– У меня имя есть, – обиделся кошмар. – Я отказываюсь говорить, пока ты не повторишь его две дюжины раз.
– И что же это за имя?
– Кцацррен, – чихнул кошмар.
Пан закашлялась.
– Да я его и один раз не произнесу! Что это за твари?
– Вхмари позвала их вместе с нами. Это – тени. О них не принято говорить вслух. Теням безразлично, кого они рвут на части. На очень мелкие части. Если бы не я, – Кцацррен выпятил тощую грудь, – ты бы уже превратилась в кровавенькое месиво на этих замечательных простынях.
Перепуганная Пан быстро спустила ноги на пол.
– Марта!
– Тени не тронут никого из местных. Вхмари послала их за тобой. Я слышал, как они говорили: «глаза, глаза, ее глаза», – подавшись вперед, кошмар внимательно изучил лицо шутовки. – Я бы на твоем месте поостерегся.
Шутовка завернулась в одеяло и уставилась немигающим взглядом в потолок. Сон как рукой сняло, но усталость осталась, и теперь давила на все тело свинцом. Вес кошмара по сравнению с этой усталостью даже не ощущался.
– Хочешь сделку? – Кцацррен, как кошка, свернулся калачиком у ее ног и опустил круглую, лысую голову девушке на колено.
– И какую же?
– У меня достанет сил защитить тебя и оборотня от теней. Я достаточно силен, чтобы защитить вас от любых жителей иных миров, – «ну конечно!», хмыкнула Пан. – Вы же поможете мне вернуться домой. Вы – всякие оборотни, канзара и прочие – вы все умеете открывать и закрывать двери. Вот и проводите меня домой. В благодарность я не только буду охранять вас, я смогу многое разузнать о Вхмари.
– Как там говорил Низу? «Нас схоал»? – хмыкнула шутовка.
– У нас принято клясться глазами, – очень серьезно сказал кошмар.
– Почему глазами? – удивилась Пан.
– Ты можешь сколько угодно отращивать рук, ног, даже голов. Ты можешь быть лысым и косматым, как буканай. Но глаза тебе даются однажды. В глазах прячется вся наша сила.
– Спасибо, что сказал, – Пан подмигнула. – Клянись.
– Клянусь глазами, – покладисто сказал Кцацррен.
– Отлично, а теперь, спокойной ночи, – Пан натянула одеяло на голову и закрыла глаза.
* * *
Утро оказалось необычайно солнечным. Тучи, видно, окончательно вымотались и улетели куда-то набираться сил. Правда, Пан не особенно расстроилась: высунувшись по пояс, она вдыхала запах свежести. Уже запахло осенью – палой листвой, грибами и яблоками. К тому же с кухни тянуло совершенно великолепно, хлебом и необычайно хорошо приготовленной рыбой. Потянувшись, Пан оделась, кое-как причесала свои непослушные волосы, забрала их в пышный «хвост» и выглянула за дверь. Из-за занавески доносилось бодрое детское сопение, видно Джонни совсем недавно вернулся с ночной рыбалки. Марта крутилась между плитой, на которой уже свистел медный чайник, и зевом печи, из которой пора было доставать хлеб. От предложенной Пан помощи женщина благоразумно отказалась.
– Теперь вы выглядите значительно лучше, – удовлетворенно сказала Марта, подливая шутовке молока в чай. – Вот, что значит хорошенько выспаться. Сейчас покушаете, и совсем румянец на щечки вернется. Отца вашего на рассвете привезли. Говорят, магов из города звать надо, водных, опытных целителей. Господин Рискл сказал, злое, сильное колдовство. Но вы не беспокойтесь, в Эйбине хорошие маги живут. Наверное, не чета столичным, но все ж таки на целое герцогство славятся. Вы кушайте, кушайте!
Пан послушно взяла намазанный толстым слоем масла ломоть хлеба.
– Другу вашему не мешало бы мазей целебных привезти каких. Очень уж сильно у него руки поранены, – продолжила Марта. Говорить она могла, наверное, часами, и воздух у нее в легких никогда не кончался, так что все фразы произносились на одном дыхании. При этом женщина не переставала дружелюбно улыбаться.
– Он придет в себя, сам все надиктует, я попробую сделать, – сказала Пан, прожевав хлеб. – Он травник.
– У нас все целебные мази Петер делал, трактирщик, – Марта покачала головой. – Пропал Петер с того утра. Господин Рискл говорит, его, наверное, ведьма погубила.
Шутовка не стала врать, что все еще может устроиться. Допив чай, она поднялась из-за стола, убедилась, что может стоять твердо, и ее больше не мотает из стороны в сторону от усталости, и вышла в хозяйскую комнату. Осторожно опустившись на край постели, она отбросила с лица оборотня длинные пряди. Во сне лис казался совсем мальчишкой, и не было и следа той энергии, которая обычно била в нем ключом. Повинуясь внезапному порыву – в конце концов, вся жизнь шута один сплошной внезапный порыв – Пан наклонилась и коснулась губами горячего и влажного лба Низу. Веки оборотня дрогнули, и шутовка поспешно выпрямилась. Низу медленно открыл глаза и тут же сощурился от яркого света. Поднявшись, Пан задернула шторы, комната погрузилась в полумрак.
– Ты в порядке? – шепнул лис.
– А ты – идиот, – беззлобно ругнулась Пан. – Хвала Пану, покровителю безумцев, ты – живой идиот.
Взяв со стола кружку с водой, она вновь присела на край кровати. Пока лис пил, с трудом отрывая голову от подушки, шутовка внимательно его изучала. На щеке красовалась длинная царапина, оставленная, скорее всего осколком камня, а одна из прядей на левом виске была косо срезана. Но в общем и целом оборотень был очень даже жив. В серых глазах светилось своеобычное едкое упрямство, сдерживаемое слабостью.
– Спи, – шепнула Пан, аккуратно расправляя одеяло. – Я поговорю с Рисклом и вернусь.
Она медленно, стараясь не потревожить раненого, встала и направилась к двери. Лис пробормотал что-то неразборчивое и закрыл глаза. Пан с улыбкой прикрыла дверь.
