Текст книги "Лисьи Чары (СИ)"

Автор книги: Дарья Иорданская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

Глава одиннадцатая. Дорога сна

И чтобы забыть, что кровь твоя

Здесь холоднее льда…

Мельница

Пан проснулась в кромешной темноте и с трудом подавила панику. Все в порядке, просто на мельнице нет окон, дверь заперта, а в лампе кончилось масло. Она прислушалась к дыханию спящего оборотня и смогла наконец успокоиться. Через несколько секунд она различила и тихий звук дождя, стучащего по крыше. Осторожно соскользнув с постели, Пан прокралась к двери, чудом не сбив ничего по дороге, и отодвинула щеколду. Дождь шелестел в траве луга, заставляя его пахнуть еще сильнее медом, от капель закипала обычно спокойная Рыжанка. Тучи выглядели вполне дружелюбно.

Опустившись на порог, Пан подперла подбородок обеими руками и погрузилась в мрачные раздумья. Она, очевидно, сошла с ума, потому что ветер пытается убить ее, тучи кажутся дружелюбными, она доверилась дууху, который, как известно, питается наивными юными девушками. Пан оглянулась через плечо в комнату, но ничего не смогла разглядеть в темноте.

Да, есть же еще бумажка, подсунутая мастером Парраном! «Стопа», достопримечательность Лайсена, способная к совмещению реального мира и изнанки…

Пан подскочила, пребольно ударившись локтем о дверной косяк, и метнулась в комнату. Уже секунду спустя она трясла оборотня– исключительно благодаря удаче – за здоровое плечо.

– Низу! Низу! Да проснись же!

– Чего? – пробормотал лис. – Ты жестокая женщина…

– Ты знаешь, что такое «Стопа»?

– Понятия не имею, – зевнул оборотень, попытался отвернуться от шутовки и тут же взвыл от боли, придавив раненое плечо. – Пан! Ты – чудовище!

– Ну, прости, – обиделась шутовка.

– Там на столе где-то свечка валялась, – проворчал лис. – Проклятье! Я с тобой убьюсь, честное слово!

– Если бы не я, ты бы помер еще там, на лужке, – парировала Пан, зажигая свечу.

Держа ее так, чтобы воск не капал на пальцы, шутовка присела на край кровати. Повязки и без ее вмешательства промокли от крови, так что их все равно пришлось бы менять.

– Ох, диктуй, что там с чем смешивать, – проворчала она. – Я с тобой скоро так наловчусь, что в аптекари пойти смогу.

– Ты перетравишь половину вашей столицы, – беззлобно подколол лис. – Что за стопа?

Пан, сосредоточившаяся на составлении лекарства из указанных трав, ответила не сразу. Только подсев к оборотню с чистыми бинтами, которых было, слава Пану, припасено трактирщиком достаточно, и растертым снадобьем, шутовка объяснила:

– Мой учитель подложил мне в сумку листок из какой-то старой книги, судя по шрифту – еще ловровых времен. Там говорится об одной из достопримечательностей Лайсенского герцогства, называющейся «Стопа». Что это такое, я не выяснила, большая часть страницы была залита чернилами, но в уцелевшей написано, что эту «Стопу» по легенде водрузил на холм какой-то сид, и что она соединяет две части мира.

Лис в задумчивости пошевелил пальцами левой руки, которую Пан как раз перевязывала. Это была весьма странная и очень раздражающая привычка.

– Знаешь… Довольно далеко отсюда, почти в центре Листерпига, есть один камушек… ну, в общем, там на нем трое таких как я поместиться. Он чем-то напоминает ступню по форме, так что – может это он? Правда, тут я ничего обещать не могу, в моей семье о нем никогда не говорили.

– Вы всегда жили в Листерпиге? – поинтересовалась Пан.

Низу пожал плечами.

– Большей частью. Когда это было еще возможно, моя семья путешествовала по стране. Но после падения Ловров, когда всех нас заклеймили чуть ли не как дьяволов, стало туго. Тогда мой дед осел здесь неподалеку со своей женой, сестрой и еще какими-то уже весьма дальними родственниками и старательно изображал обыкновенного человека долгие годы. На самом деле, нас значительно больше, чем вы думаете. Хвала предкам, вещиц, способных нас выдать, не так уж много, к тому же вы все эти свои чары храните по домам.

Оборотень ухмыльнулся.

– Будешь каждый разговор выводить на то, какие мы плохие, и я сверну тебе шею, – пообещала шутовка. – Вообще-то, я хотела спросить, не поможет ли кто-нибудь из твоих родственников…

– Они умерли, – спокойно ответил Низу. – Необязательно выражать соболезнования и спрашивать «почему». «Если на двор приходит лиса, на двор приходит смерть».

– Прости, – буркнула Пан, отходя к столу с окровавленными бинтами.

Она старалась не поворачиваться, делая вид, что очень занята делом. Залила бинты ледяной водой, где-то Пан слышала, что так легче отстирать кровь (не то, чтобы она вообще собиралась что-нибудь стирать), к тому же другой не было. Потом повесила на место пучки трав. Когда наконец она обернулась, оказалось, что Низу лежит, удобно устроившись и сложив руки на груди, и внимательно изучает потолок.

– Возможно, о Стопе знает Нариза, – медленно произнес он.

– Твоя какая-то там кузина? – уточнила Пан.

– Она малость сумасшедшая, намерена жизнь положить на то, чтобы сохранить наше племя на этой грешной земле и, к моему величайшему сожалению, отводит мне в своих планах большую роль, – лис поморщился. – Но что-что, а о традициях и преданиях Нариза знает предостаточно.

– Она служит ведьме, – напомнила Пан.

– Это-то и проблема. И потом, я лучше сгорю заживо, чем столкнусь еще раз с этой идиоткой.

Пан фыркнула и взялась за ручку двери.

– Не закрывай, – попросил оборотень. – Дождь благотворно влияет на мои раны.

– Лучше бы он благотворно влиял на твой характер, – пробормотала Пан. – Подвинься.

Свечу шутовка задула, потому что неразумно было оставлять ее горящей – это не относительно безопасный фонарь. В отличие от оборотня Пан не готова была гореть живьем ни при каких обстоятельствах. Устроившись на краю кровати, она натянула на плечи лоскутный плед и тоже уставилась на потолок.

* * *

Она могла бы поспорить, что не уснула, даже не сомкнула глаз. Ну, может только на мгновение, чтобы моргнуть. Нет, она не спала. Кто-то ходил по полу, легонько топая, и под этими мягкими шагами едва слышно поскрипывали половицы. Шаги не походили на обычную по звериному легкую походку Низу. Кто-то шумно задышал у самого ее уха. Пан осторожно приподнялась, пытаясь разглядеть хоть что-то в кромешной темноте. Незнакомец коснулся ее руки тонкими холодными пальцами, похожими на ножки паука. Пан подавила дрожь. Пальца побежали выше, мелко перебирая волоски на коже шутовки, коснулись ее шеи, щеки, виска. Две руки сдавили голову девушки, еще одна зажала ей рот. Между губ текло что-то сладкое, липкое, похожее на кленовый сироп, но несказанно противное. Отстраненно-безразлично Пан сообразила, что это отвар болотного лотоса, сильнейшее снотворное, вызывающее галлюцинации. Кому понадобилось травить ее? Кому-то из придворных Злотана? Скорее всего, королевской фаворитке (интересно, на кой она Злотану сдалась?), этой курице ощипанной Дженнифер.

Стоп! Откуда здесь Дженнифер? Это мельница на реке Рыжанке на окраине Листерпигского герцогства!

Пальцы, лишенные рук, продолжили шарить по ее телу, теперь уже вгоняя в панику, но рот был слеплен сладкой жидкостью намертво. По лицу потек ледяной пот. Пальцы коснулись глаз, и Пан поняла, что сейчас распрощается с ними навсегда. В этой кромешной тьме о слепоте думалось как-то безразлично. Пальцы слегка надавили, нажали посильнее, а потом ладонь с размаху ударила шутовку по щеке.

* * *

Пан дернулась и открыла глаза. Низу перевел дух.

– Ты в порядке?

– А что? – глупо спросила Пан. Во рту было солоно от крови. Подняв руку, она коснулась губ. На пальцах остались красные капли. – Мне снилось…

– На той стороне есть разная дрянь, – мрачно сказал лис. – Обычно она держится далеко от границы, зная, что ее не пропустят, но теперь такой повсюду кавардак.

Совершенно неосознанно Пан вцепилась в его руку, но тут же отпустила.

– Прости. Тварь хотела выдавить мне глаза. Пан-безумец! А что будет, если «плотина» сломается?

Где-то в полутьме лис, видимо, кивнул.

– Ну, все, спать я больше не буду, – мрачно пообещала шутовка.

Глаза, как нарочно, слипались, и перебороть сон было почти невозможно.

– Расскажи что-нибудь? – попросила Пан.

– Лучше ты, – оборотень ехидно хмыкнул. – Это же тебя в сон клонит.

– Ну, не знаю… что?

Лис некоторое время молча ворочался, устраиваясь поудобнее, что с раненым плечом и обожженными руками было непросто. Потом раздался его тихий, мягкий голос:

– Давно хотел спросить: почему ваша магическая гильдия послала сюда твоего отца и этого черного? Из них и разведчики, и бойцы, ты извини меня, как из Наризы – монашка, – и строго добавил. – Без обид.

Пан хмыкнула.

– Это старая история. Еще до моего рождения было. Папочка подвиг совершил и мир спас, по крайней мере, по его словам. Я бы ему тут доверять не стала.

– Ну, мир все еще существует, и земля вертится, – заметил Низу.

– Это точно. Кажется, взбунтовался кто-то из некромантов-недобитков. Гильдия послала тогда троицу самых негодящих магов, потому что вроде как и беда была небольшая, и людей куда-то надо было деть. В общем, послали моего отца, Рискла и еще одну белую, ее звали Эйслин, насколько я помню. Некромант оказался посильнее, чем полагала гильдия, и едва не уничтожил половину графства, где засел, уж не помню, где это было. Но папочка всех победил, за что и получил звание боевого мага и неплохую премию, на которую, если я не ошибаюсь, закатил шикарную свадьбу с моей мамочкой. Боюсь, подвиг был сомнительного толка, но слухи и газетчики сделали свое дело. А поскольку Мартион – нынешний Архимагистр – пришел к власти уже после этой эпики, он мог и не знать обстоятельств. А может, опять решил по дешевому сбыть отца и черного с рук. Мартион – странная личность, и вконец свихнулся на дуухах.

– Приятно знать, что хоть кто-то в нас верит, – фыркнул лис.

– Я тоже в вас верю, – пожала плечами Пан. – А Мартиончик вас еще и поджарить хочет. Кажется, его заветная мечта: анатомический атлас всех возможных нелюдей. Он бы и людей, наверное, препарировал, если бы за это голову не рубили.

– А трупы на что? – удивительно безразличным тоном поинтересовался Низу.

– Трупы, видимо, не так интересно, – неуместно хихикнула Пан. Все еще клонило в сон, отчего настроение портилось, и приближалась истерика. – Так, я сейчас усну или помру.

– Что из себя представляет король? – пришел ей на помощь лис, найдя новую тему для разговора.

– Злот? – Пан задумалась. – Сложно сказать…

– Тут все чуть ли не некролога со дня на день ждут.

– Он болен, болен скорее всего очень серьезно, по крайней мере почти не встает с постели. Да и выглядит, честно сказать – как для похорон. Но ум у него острый, как моренгский клинок. Злотан меня иногда даже пугает.

– Очень странно, что король послал сюда разбираться, ты уж извини, совсем молодую девицу, – Низу попытался не очень удачно смягчить свое замечание. – Пусть и канзару, и опытную, но все-таки…

Пан, однако, не обиделась.

– Он странный. Тут без разговоров. Очень странный. И уж не знаю, почему он мне так доверяет. Когда я появилась при дворе три года назад, просто стажировку тогда проходила по протекции учителя, Злотан сразу же меня заметил и назначил королевской дурой. Честное слово, я не могу до сих пор понять, чем так приглянулась величеству. Зато теперь среди двора слухи ходят – залюбуешься! – шутовка хихикнула. – Большую часть распространяю я, а остальные… едва ли настолько чудовищные предположения приходят в голову, допустим, канцлеру. Скорее всего, у Злота еще и странное чувство юмора.

– Очаровательный правитель, – хмыкнул оборотень.

– У вас есть правитель?

– У нас, в смысле – у лисов, или у нас – нелюдей вообще? – уточнил Низу.

– По любому.

– Во времена Ловров все мы подчинялись единому королю, не делавшему различия на людей и нелюдей. Потом при семействе Божара, вроде как, у нас появился свой вождь, но, честное слово, в глаза его никто не видел.

Опять закончились темы для разговора. Пан почувствовала, как ее веки закрываются.

* * *

– Он убил меня из-за тебя, – укоризненно сказал ребенок.

Он сидел у Пан на груди на корточках, уперев шестипалые ладони ей в ключицы. Дышать было трудно. Шутовка попыталась сбросить с себя это странное создание, но ничего не вышло. Заостренные ногти неглубоко прокололи кожу, и ребенок еще удобнее устроился. Огромные, выпуклые глаза внимательно, жадно изучали лицо шутовки.

– Если бы не он, я бы съел тебя медленно, по кусочку, по капельке.

Из-за спины появились еще две руки – необычайно тонкие, гибкие, и на каждой были по восемь тонких, острых пальцев. Пальцы погладили лицо Пан, зарылись в ее волосы.

– Мои братья и сестры придут за тобой, потому что ты теперь помечена, моя любимая. Я хотел, чтобы твое красивое лицо, твои волосы, твое тело сохранились в своем идеальном виде. Я бы заполнил тебя, я бы стал тобой. Но теперь тебя порвут на части. Это очень больно.

Пан попыталась ответить. Потом она попыталась закричать. Кожа твари расползлась по бокам, между ребер протиснулись еще две руки. Одна зажала девушке рот, вторая безбоязненно взяла двумя пальцами защитный чар, безуспешно постреливающий искрами, а шестью оставшимися погладила грудь шутовки, едва скрытую платьем. Злость пересилила страх, и Пан пообещала сломать пакости челюсть.

Тварь показала зубы, растущие в четыре ряда, нагнула свою морду, уже совсем не похожую на человеческое лицо, к самым глазам Пан, лизнула по векам девушки языком, похожим на плеть-девятихвостку. И внезапно – вывернулась наизнанку. На груди у Пан сидела маленькая девочка, плакала и терла глаза грязными кулачками. Хотелось обнять и приласкать ее, утешить. Воспоминание о чудовищной шестирукой твари медленно таяло, уходя, забываясь. Пан подняла тяжелую руку, чтобы коснуться испачканного лица ребенка.

В этот момент – пальцы шутовки уже почти дотронулись до щеки девочки – ребенок вдруг раскрыл рот и издал чудовищный вопль.

* * *

Пан открыла глаза и встретилась взглядом с Низу. Пламя свечи плясало в его переменчивых – сейчас коричневато-зеленых – глазах. Он целовал ее, обнимая за талию одной рукой. Отшвырнув от себя оборотня, Пан зашипела:

– Я же сказала, не смей!...

– Зато ты пришла в себя, – спокойно ответил оборотень. Его левая рука, лишенная повязки, бессильно лежала на одеяле, по голубому лоскутку растекалось пятно крови.

Несколько секунд лис и шутовка смотрели друг другу в глаза. К Пан вернулся весь ужас, который она испытала. Она подняла руку и посмотрела на аккуратную, причудливую повязку, которую не смогли повредить ни беспокойная ночь, проведенная в борьбе с ветром, ни костер. Медленно прикрыв глаза, Пан ощутила прикосновение тонких пальцев. Чар полыхнул и больно ожег кожу, но без толку. Грудь придавила своей тяжестью тварь. Низу вскочил, схватил шутовку кое-как замотанной рукой за локоть и потянул за собой.

– Ты чего? – оторопев, Пан соскользнула с кровати, едва удержавшись на ногах.

Не отвечая, лис выволок ее на улицу, под дождь. Прохладные капли, бьющие по лицу, привели шутовку в чувство. Она сделала несколько шагов вперед и оказалась среди высокой травы. Сладко пахло медом, терпко и пряно – какими-то незнакомыми травами, наверное, не случайно Петер и Низу приспособили именно это место под свою аптеку. Голова стала ясной и чистой.

Пан повернула голову и посмотрела на лиса. Он стоял, дрожа, и пытался перевязать кисть, но бинт все время выскальзывал из непослушных пальцев.

– Дай я, – Пан осторожно взяла его ладонь. – Зачем тебе вообще понадобилось снимать повязку?

– Я левша, – совершенно непонятно пояснил лис.

– И что? – Пан аккуратно закрепила бинт на запястье и проверила вторую руку оборотня. Там повязка пока держалась. – Я правша, какое это имеет отношение к твоим выкрутасам?

– Для колдовства порой нужны руки, точнее пальцы, – лис выразительно шевельнул пальцами и поморщился от боли. – Я должен извиниться, Пан. Мне действительно надо было привести тебя в чувство, а удары по щекам как-то не очень помогали. Тебя было проще убить, чем разбудить.

Пан вспомнила тяжесть хлипкого тела твари и ее прикосновения, слишком реальные, чтобы быть просто кошмаром. Еще никогда в ее жизни сон не был так ощутим и правдоподобен. Хотелось бы знать, что за твари могут жить на той стороне.

Мои братья и сестры придут за тобой, потому что ты теперь помечена, моя любимая. Да, голос тоже был очень реален. И ничего хорошего он не обещал. Помечена… Пан посмотрела еще раз на повязку на своем запястье. Стоило, наверное, снять ее и изучить укус.

– Эта тварь в Ключах, которая укусила меня, кто это был? – спросила она, не поднимая головы.

Дождь мягко касался ее волос. Пан пришло в голову, что туча необычайно благодушно настроена. Невольно верилось, что у оборотня какие-то свои отношения с бурей. Рука Низу, перемотанная мокрым бинтом, казалась горячей, что, скорее всего, было дурным признаком.

– Перевертыш. Существо, живущее на изнанке.

– Один из тех, кто держится обычно подальше? – уточнила Пан, поднимая голову.

Лис кивнул.

– Он потихоньку просачивается в тело своей жертвы, превращаясь в нее. Если бы я не убил эту тварь, ты бы уже, наверное, превратилась в нее. То есть, внешне бы ты осталась собой, а вот внутренне…

Пан содрогнулась.

– «Я бы съел тебя медленно, по кусочку, по капельке», вот что сказала эта дрянь!

– Какая дрянь?

– Та, что мне приснилась. Или не приснилась. Черти что! Шесть рук и куча мерзких тонких пальцев! – Пан подавила тошноту. – А еще эта тварь пообещала, что ее родичи порвут меня на кусочки.

Низу мягко погладил ее по плечу.

– Перевертыш? Едва ли он сможет до тебя добраться. Во сне, может быть…

– Зачем тогда было будить меня такими радикальными методами? – хмуро поинтересовалась Пан.

– У тебя ожег на груди, – ушел от ответа лис.

– Хватит пялиться на меня! – шутовка опустила глаза. Действительно, ожег, оставленный, скорее всего, чаром. – Камешек пытался защитить меня. Но как-то очень уж вредительски. Перевертыш держал ее в руке, и ничего.

– Чар защищает от магии, – резонно заметил Низу. – А это не совсем магия. Ну что, ты пришла в себя?

– Да, спасибо, – Пан вдохнула сладкий запах луга. – Иди спать, я тут еще похожу.

Заложив пальцы за пояс, она медленно пошла к реке. Лис нагнал ее спустя несколько секунд.

– Я тоже прогуляюсь.

Они шли молча, осторожно раздвигая высокую траву. Земля была необыкновенно ровной, просто не обо что было споткнуться, так что ничто не мешало размышлять. Дойдя до воды, Пан замерла, наблюдая за медленным течением. Потом сорвала травинку и бросила ее в реку. Как оказалось на практике, шутовка ошиблась, и Рыжанка текла вовсе не в ту сторону. Небо медленно светлело, тучи деликатно отодвинулись от востока, позволяя солнцу подняться.

Пан повернула голову и посмотрела на оборотня. Он стоял неподвижно, не сводя взгляда с воды. Профиль у лиса был очень тонкий, и чем-то напомнил одну из любимейших картин Злотана, которую король повесил в своем кабинете. Иногда Пан казалось, что Злотан выбирается из постели только затем, чтобы еще раз посмотреть на портрет. На нем был изображен юноша, чем-то похожий на Низу, но темноволосый, который вот так же спокойно смотрел вниз. Теперь Пан пришла в голову мысль, не был ли человек на портрете оборотнем? В конце концов, писали его еще при Ловрах. А еще ей показалось, что Низу понравился бы Злотану, лис был далеко не так прост, как казалось на первый взгляд, а король всегда любил загадочных и сложных людей.

– Теперь уже ты на меня пялишься, – безразличным тоном сказал лис. – Нравлюсь?

– Вот еще, – хмыкнула Пан. – Я думала, хватит мне твоей шкуры на сумку, или стоит обойтись воротником.

– Лисий воротник к твоим рыжим волосам? Поверь, это будет чудовищно.

Тут Пан вынуждена была согласиться.

– Вот если бы ты был чернобуркой… – мечтательно протянула она, прикрывая глаза. Первый луч солнца ласково коснулся ее век.

– А что, я могу.

– Правда? – Пан заинтересованно изучила его с головы до ног. – Стоп. Ты был рыжим лисом, мышью, той девицей в трактире, сейчас ты какое-то полное недоразумение… Я думала…

Оборотень фыркнул.

– Я тебе что, проклятый? Я могу обернуться кем угодно.

– Ну да? – с сомнением хмыкнула шутовка.

– Это мне напоминает сказочку о коте в сапогах, – покачал головой лис. – Я превращусь в пудинг, и ты меня съешь. Извини, пока придется обойтись без демонстрации.

Он медленно поднял к лицу перевязанные руки. Только сейчас Пан увидела, что он слегка покачивается, явно с трудом держась на ногах. До этого лис успешно скрывал свою слабость.

– Кажется, на изгнание перевертыша я потратил последние силы, – оборотень покачал головой с некоторой укоризной. Пан надеялась, что укоряет он сейчас самого себя.

Дождь закончился, подул холодный ветер, напомнивший о том, что шутовка едва одета и к тому же вымокла насквозь. Почти поднявшееся солнце скрылось за тучей.

– Пошли-ка под крышу, – предложила девушка.

– Я тут еще посижу, только сейчас бревнышко какое найду… – пробормотал лис.

– Подхватишь инфлюэнцию и помрешь, – закончила за него Пан. – И мне придется копать тебе могилу, а я честное слово не представляю, как вас там хоронят.

– Оставляют на съедение птицам, – хихикнул оборотень. – Лисы, знаешь ли, не питаются падалью.

– Очень смешно! – Пан взяла его за локоть. – Ты не объяснишь, где я на тебя столько бинтов найду, а?

– Действительно, лучше вернуться, – покладисто сказал Низу. – Можно ложиться спать, едва ли перевертыш навестит тебя днем.

– И на том спасибо, – проворчала Пан.

На мельнице она первым делом перевязала лиса, досадуя, что это входит у нее в привычку. По крайней мере, бинты легли уже почти профессионально. Еще немного, и ее примут в санитаркой в Королевский благотворительный госпиталь. Потом Пан обшарила все сундуки, надеясь найти хоть какую-нибудь сухую одежду. Обнаружилась только длинная льняная сорочка, украшенная вышивкой, судя по всему – похоронная. По крайней мере, вид у нее был траурный.

– Тебе пойдет, – хмыкнул лис.

Для него слова «приличия» не существовало вовсе: разложив мокрый костюм на лавке, он удобно устроился под одеялом, и Пан теперь то ли злило, то ли возбуждало, что из одежды на нем только бинты. Шутовка с тоской посмотрела на стол и пообещала, что убьет оборотня при первой возможности.

Юркнув под плед, Пан отодвинулась на самый край кровати и закрыла глаза. Сон, как назло, не шел. Оборотень уже давно спал самым наглым образом, еле слышно дыша, а Пан ворочалась с боку на бок, изредка отвлекаясь от мрачных мыслей, чтобы натянуть задравшуюся сорочку на колени.

* * *

– Это он зря, – хихикнул перевертыш. – Что такое день, как не изнанка ночи?

– Я не сплю! – Пан быстро села, поддерживая одеяло.

Перевертыш одним прыжком оказался в изножии кровати и вцепился в спинку всеми своими руками. Кивнул.

– Ты – нет, но вот он спит. Этот самонадеянный оборотень растратил на тебя слишком много сил.

– Убирайся, – посоветовала Пан, убедившаяся, что ей тварь вреда не причинит. Кажется, перевертыш не мог к ней даже приблизиться.

Что не мешало ему зависать над лисом весьма угрожающе. Усевшись оборотню на ноги, тварь снова хихикнула. Она не торопилась, прекрасно понимая, что Пан совершенно бессильна. Если в своих снах шутовка была скована ужасом, то теперь – она просто не могла прикоснуться к чудовищу. Лис заворочался, пытаясь сбросить с себя перевертыша. Тварь хихикнула особенно мерзко, перебралась оборотню на грудь и облизнулась.

– Если подумать, это куда более сладкая добыча.

Слюна упала на щеку оборотня, оставив красноватый ожег. Пан вцепилась в локоть лиса, пытаясь разбудить его, но тщетно.

– Ничего не выйдет, – довольно протянул перевертыш. – Он теперь никогда не проснется.

В этот момент Низу открыл глаза и шепнул:

– Бутылка.

– Что?! – Пан подскочила на месте.

– Он – покойник, – пояснил перевертыш, хотя, в общем-то, его никто не спрашивал.

Лис ничего больше не сказал, и Пан почти готова была поверить, что ей показалось. Впрочем, бутылка в комнате была, даже не одна. На столе стояли склянки с порошками и какими-то жидкостями, на одном из сундуков – пузатая бутыль с этанолом. Поколебавшись, Пан дотянулась до пустой бутылки: высокой, с узким длинным горлышком, заткнутой корковой пробкой с полураскрошившейся сургучной печатью. Низу по-прежнему лежал неподвижно, перевертыш склонялся все ниже, и Пан не могла понять, что же ей делать.

– Пробку вынь, – немного раздраженно шепнул лис, даже не пошевелившись. Можно было подумать, что Пан все это мниться.

Тем не менее, она дернула за пробку, оцарапав пальцы краями печати, и поднесла бутылку к прожорливой твари. Пальцы Низу дрогнули, изобразив на покрывале что-то причудливое. С громким воплем тварь проскользнула в узкое горлышко, и Пан поспешила вернуть пробку на место. Лис медленно открыл глаза.

– Надо же, получилось.

– Ты… Ты не спал!

– Это называется «ловля на живца», – слабо улыбнулся оборотень.

Пан с трудом подавила желание придушить его.

– Пойду, умоюсь, – проворчала она, ставя бутыль на пол. – Может, раздумаю тебя убивать.