Текст книги "Юнда. Юдан (СИ)"

Автор книги: Дарья Радиенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

В дверном проеме, прислонившись плечом к косяку и прижимая к груди зафиксированную в лубки руку, стоял Радецки. Инженер орбитальной станции Ар-на-Лафар, сатен.

Альги на его появление не отреагировал, и я искренне порадовался этому факту – о том, что может вытворить это чудовище с неудачной генной модификацией с тем, кто для большинства генетически измененных солдат идентифицировался как враг, я боялся даже представить.

– Вам лучше покинуть рубку, – вежливо попросил я.

Радецки дернул здоровым плечом и, вместо того, чтобы уйти, шагнул ближе, оказавшись между мной и Альги, подался вперед, опираясь худощавыми пальцами на край приборной панели, и уставился в обзорный экран. Я запоздало удивился тому, что кожа его отливает болотной зеленью и покрыта едва заметными чешуйками.

– С нашей стороны Юдан выглядит иначе, – хищно улыбнулся Радецки.

Я хотел было спросить, как Юдан выглядит с их стороны, но не успел – Альги наконец заметил незваного гостя, повернулся всем тяжеловесным корпусом, вперив в сатена тяжелый внимательный взгляд.

– Альги, он уже уходит, – начал было я, но моему напарнику было плевать.

Он потянулся из кресла, чтобы встать на ноги и в том, как он двигался, было что-то чудовищное, запредельно нездешнее, страшное настолько, что мне пришлось сдержаться, чтобы не заорать. В его теле как будто не было костей, оно было как желе, или воск, или густой крем. Оно потеряло форму, став густым подвижным ничем и собралось вновь, когда Альги поднялся на ноги, неловко балансируя и покачиваясь, как фигурка из не полностью застывшего крема с небрежно нарисованным лицом: черными точками глаз, алой полоской рта, пуговкой кремового носа. Потом наваждение прошло – Альги стоял на ногах, оказавшись почти на голову выше Радецки, и смотрел на сатена сверху вниз своим немигающим, невыносимым взглядом.

– Впечатляет, – заметил сатен холодно.

По его змеиному голосу не чувствовалось, что он напуган так, как был напуган я – он только чуть сильнее растягивал гласные униса, как будто с трудом удерживался, чтобы не подменять их звуками своего языка.

– Здесь нельзя находиться посторонним, – сказали динамики голосом, который теперь уже совершенно не ассоциировался с Альги.

– Это правило стоит пересмотреть, – Радецки улыбнулся, облизнув черные губы. – У нас теперь, вроде бы, сотрудничество.

Альги смотрел на него, не мигая. От того, что меня задевал его взгляд, у меня отчетливо начало ломить в висках.

– Радецки, вам лучше уйти, – попросил я снова, уже зная, что сатен не послушается. Я хотел было встать, взять его за плечи и вывести наружу, но не мог двинуть ни одной мышцей. Давление на виски становилось все более невыносимым.

Впервые за долгое время мне стало страшно. Не от того, что Альги может убить змееподобного сатена. От того, что Альги может сделать с ним, если не убить.

С трудом двигая потяжелевшими руками, я вытащил коммуникатор. Чтобы найти личный номер Альмы ушла целая вечность. Еще больше времени потребовалось на то, чтобы набрать сообщение.

"ЧП, – написал я. – Твой брат".

Пальцы не слушались, и я поспешил нажать "отправить" прежде, чем время остановится для меня окончательно.

Альги и Радецки стояли друг напротив друга, сатен рассматривал человека с ленивым любопытством, человек сатена... так не смотрят на живых и не смотрят на мертвых. Так смотрят на точку, не вписывающуюся в заданную систему координат, на разлом в привычной картине мира. Я почти физически чувствовал, как что-то тяжело ворочается в изуродованном мозгу Альги, как он пытается соотнести Радецки... С чем? С кем? Я не знал.

– И много у вас таких чудовищ? – в пустоту поинтересовался Радецки.

В следующее мгновение Альги ударил.

Это не было ударом в полном смысле этого слова – Альги вытянул руку, коротко, рывком, и конечность перестал быть рукой, стала чем-то совершенно иным, то ли щупальцем, то ли просто сгустком материи, похожим на кусок белесого теста, торчащего из рукава футболки. Радецки отшвырнуло в сторону, я не успел заметить, как Альги коснулся его и что именно сделал – отбросил или просто толкнул. Сатен зашипел, по-змеиному высовывая язык, но не пытаясь подняться на ноги, только выставил вперед здоровую, левую руку в нелепой попытке защититься. Альги сделал короткий шаг к нему, тело его вздрагивало, как студень, плавилось, менялось неуловимо, и от этого еще более страшно, как будто переваривало самое себя, становясь чем-то принципиально новым.

А я все вставал и вставал, и никак не мог подняться с кресла.

А потом в рубку ворвалась Альма, и время вернулась на круги своя.

Я не знаю, что она сделала, помню только, как сам слетел с кресла, рывком поднял на ноги неподвижно сидящего Радецки и вытолкал его прочь с наблюдательного поста. Оставаться внутри я и сам не мог.

Радецки тяжело дышал, но, к его чести, не пытался ни свалиться в обморок, ни навалиться на меня. Вместо этого сатен тяжело привалился спиной к стене и медленно вытер ладонью вспотевший лоб. Рука у него заметно дрожала. Я хотел сказать ему, что ни разу не видел, что представляет из себя Альги на самом деле, и что ни за что не хотел бы увидеть это вновь. Хотел сказать, что они, сатены, на нашей орбитальной станции должны подчиняться нашим правилам. Что это была преступная халатность, что никто не виноват, что все знают про Альги, что ему просто нужно было меня послушаться, что ничего страшного не случилось...

Я ничего не

сказал – у меня то и дело темнело в глазах, и я боялся, что упаду или расплачусь. Мне все еще было страшно. До крика.

– Я не думал, что так бывает, – с явной неохотой признал Радецки.

Это не было похоже на извинения – просто констатация факта, но я был благодарен ему уже за то, что он не молчал, что нарушил гнетущую тишину, полную нашего перепуганного дыхания.

– Я не знал, – ответил я на вопрос, который не был задан. – Не знал, какой он. Наверное, этого никто не знает.

– Только Син`ешаль, – тихо проговорила неслышно появившаяся на пороге Альма. – А теперь еще вы двое.

Она выглядела усталой и потрепанной, совсем не такой, какой я видел ее днем. Коса растрепалась, и пепельные волосы напоминали пушистое облако вокруг головы, под глазами темнели синяки, а сами глаза были красными от лопнувших венок.

– Вам лучше уйти, – попросила Альма.

Я хотел что-то сказать, извиниться, но она посмотрела так умоляюще, что слова застряли у меня в горле.

Кивнув, я неловко тронул Радецки за плечо. Тот дернулся, как от удара, покосился на Альму и, неохотно отлепившись от стены, попросил:

– Проводи меня в медотсек.

Кажется, на моем лице очень четко проявился ужас от того, что Альги мог что-то сделать с ним, потому что сатен вопросительно приподнял бровь и пояснил:

– Ваш капитан не спешит выделять нам комнаты.

Он шагнул вперед, предоставив мне возможность догонять, и я так и не смог заставить себя спросить, каким оно было – прикосновение Альги.

О приказе Син`ешаля Хирой вспомнил только у своей каюты и в порыве эмоций вдарил кулаком по сенсору.

"Дверь открыта", – написала Тиферет на панели над притолокой.

– Скотина, – с чувством проинформировал станцию Хирой, разобрав надпись с третьего раза – в коктейли Муха явно что-то подмешивал.

"Скотина – это животное, – не осталась в долгу Тиферет. – Я не животное. Я даже не живое существо, значит, по определению не могу быть скотиной".

– С-с... – начал было Хирой, но не смог подобрать слова, которое выражало бы всю гамму его чувств по отношению к разумным орбитальным станциям, но при этом не вызвало бы волну зубодробительных противоречий.

Пилот постоял недолго, балансируя на уплывающем из-под ног полу, с третьей попытки вытащил коммуникатор и тут же забыл, зачем.

– И какого черта я так напился? – мрачно поинтересовался Хирой в пространство.

"Наверно, тебе было грустно, – предположила Тиферет и поинтересовалась: – Ты хочешь поговорить об этом?"

– Всю жизнь мечтал поговорить с чертовой машиной психиатром, которая будет буквами выдавать мне диагноз! – взъярился Хирой, хлопнул ладонью по сенсору, чтобы деактивировать открытый замок и, отчаянно шатаясь, направился в сторону медотсека, как и обещал Син`ешалю.

"Дурак", – написала Тиферет на табло, но пилот этого уже не видел.

В медотсеке царили разброд и шатание. По крайней мере, так это выглядело со стороны. Посреди кабинета Александра, это было хорошо видно через двери, чью прозрачность кто-то поставил на сто процентов, стояли сам андроид, Син`ешаль и третий, кого Муха описывал как «мужик в платье с рогами». Капитан сатенов, как догадался Хирой. Он приблизился, предусмотрительно не касаясь дверей, чтобы не среагировали сенсоры, и присмотрелся к сатену.

А в следующую секунду у него потемнело в глазах.

"Паническая атака как реакция на алкоголь, – мрачно подумал Хирой, хлопая кулаком по сенсору двери и картинно вваливаясь внутрь, – это-то мне за что?"

Затуманенным сознанием он еще заметил, как присутствующие в каюте повернулись к нему, а потом сатен метнулся вперед черной тенью, из одного положения в другое, будто не шагая, а летя по воздуху, в нос Хирою шибанул горький запах металла и горелой проводки, и еще какой-то травы, полыни, кажется, а потом его подхвати за плечи, заставив удержаться на ногах.

– Люди хрупкие, а у вас твердые полы, – как сквозь вату услышал пилот чей-то голос с непривычными, нечеловеческими интонациями.

"Никогда больше не пей Мухино варево", – отчетливо подумал Хирой и провалился в спасительную темноту, полную запаха горькой полыни.

В каюте я стянул ботинки и с ногами забрался на кровать. Когда я только появился здесь, Исотр`а пытался доказать мне, что кровать предназначена только для того, чтобы на ней спать, а читать, писать письма и переписываться по ОСКу нужно обязательно сидя за столом. Попробовал бы он сам после двенадцати часов неподвижного сидения делать все вышеупомянутое за столом!

Так что я забрался на кровать с ногами, подключил коммуникатор к Сети, подтянул на колени плоскую доску сенсорного планшета и вывел окно Общевселенской Системы Коммуникаций. Я хотел посмотреть какой-нибудь дурацкий фильм из тех, какими с упорством, достойным иного применения, снабжал меня Эктор, но вместо этого начал писать письмо Джил.

"Привет, Джил, – написал я, хотя она тысячу раз просила меня не начинать письма со слова "привет", чтобы не было ощущения, что мы расстаемся на ночь. У нее было странное представление о времени, у Джил, ей было не важно, как часто мы общаемся, она могла начать писать мне письмо с середины и оборвать его, не закончив, чтобы дописать конец через несколько часов или несколько дней. Ей казалось, что мы все время вместе, даже когда мы не связывались по видеофону месяцами и оставляли в ОСКе только короткие записки "до востребования". Даже сейчас, когда она была на Земле, куда я не мог слетать даже в отпуск, потому что просто не мог спустить на эту землю, как не мог спуститься ни на какую другую землю. – Сегодня мы взяли на борт нагас сатенов".

Я задержал палец на клавиатуре, и по экрану поползла змейка из букв "в" – я не обратил на это внимание. Я пытался вспомнить лицо Джил, ее волосы, мягкие и вьющиеся на кончиках, ее смеющиеся глаза, ее движения, когда она что-то рассказывала... и не мог. Вместо этого я помнил белое заострившееся лицо с ввалившимися скулами и приоткрытыми посиневшими губами, ряд заостренных зубов, закатившиеся глаза и золотые пушистые волосы с прячущимися в них маленькими черными рожками.

Я не помнил лицо моей девушки, потому что перед моими глазами вставало лицо самой красивой женщины, которую я видел когда либо – лицо сатена Ларан.

– Благодарности можешь оставить на потом, маар, – Син`ешаль стоял в маленькой медицинской каюте, напротив сидящего Хаборилла, и сейчас менее, чем когда либо, походил на человека.

– Разве я недостаточно благодарил, маар? – поинтересовался Хаборилл.

В его обращении почти не звучало неприязненности. Сатен качал в руке высокий стакан с прозрачной розоватой жидкостью, но пить не спешил.

– Я задам вопросы и хочу получить ответы. Не спрашивай, что случится с тобой и твоей командной, если я их не получу.

– Не надо мне угрожать, – мягко попросил Хаборилл.

– Это не было угрозой, – не согласился Син`ешаль. – Только предупреждением.

– Я внял, – медленно кивнул сатен, сделал глоток, поморщился, но стакан не отставил. – Если я скажу, что орбитальной станции Ан-на-Лафар больше нет – ты поверишь?

– Только если ты назовешь причину.

– Если я скажу, что причина – Юдан, ты поверишь?

Тишина стала густой и липкой, собралась в щелях, присмотрелась – ну как нарушат, выгонят?

– Ты темнишь, маар Хаборилл, – после долгой паузы отозвался Син`ешаль.

– Я темню, – согласился Хаборилл.

Тишина прислушалась: у сатена тяжело, пропуская удары и сбивая ритм, билось сердце.

– Двое суток, – напомнил Син`ешаль. – Чтобы добраться до Юдана с ближайшей из ваших планет вам нужно двое суток. Ты можешь не дожить.

– Тридцать пять часов, – не согласился Хаборилл. – Харманас долетит быстрее, чем за тридцать пять часов, но ты прав – это слишком много. Я попрошу снова: не надо мне угрожать. Мне и моей команде.

Син`ешаль промолчал, так и стоял, костлявой белой статуей, бездумно глядя куда-то между рогами сидящего Хаборилла. Рядом с сатеном анжер не пытался прикидывать человеком и делать вид, что проявляет эмоции, интересуется, что чувствует так, как чувствуют люди.

– На орбитальную станцию Ар-на-Лафар было совершено нападение, – ни к кому конкретно не обращаясь, начал Хаборилл. – Я бы многое отдал за то, чтобы нападали вы – тогда мы хотя бы знали бы, с кем имеем дело. Но то, что уничтожило мою станцию, не имеет ничего общего с вами, нами или людьми. Это принципиально иная форма жизни. И она пришла с Юдана.

– В Карте Колонизации Космоса и всех связанных с ней реестрах Юдан значится безжизненной планетой, – холодно отозвался Син`ешаль, на лице которого не было ни удивления, ни раздражения – ничего.

– Значит, все реестры лгут, – спокойно заметил сатен, и только очень внимательный мог бы заметить, как тяжело дается ему это спокойствие – в жидких, как вылитая в глазницы тушь, глазах сатена бушевал шторм едва сдерживаемого, бесконечного ужаса.

– Пока ты меня не убедил, – заметил анжер.

– Я здесь не потому, что хочу тебя убедить. И я рассказываю тебе это не для того, чтобы заставить тебя поверить мне. Я просто предупреждаю: будь осторожен. Юдан обитаема, и ей больше не нравится то, что мы делаем. Мы все.

– Тебе стоит стать пророком, маар Хаборилл, – заметил Син`ешаль так же без выражения. – У людей, мне рассказывали, были пророки – они ходили по миру и предвещали смерть всего. Причины были разные, но смерть была обязательным фактором. У тебя получилось бы.

– Мы не умрем, маар Син`ешаль, – улыбнулся Хаборилл – улыбка на его некрасивом лице выглядела поистине чудовищно. – С нами случиться кое-что похуже смерти.

Когда эбэл, пройдя системы регистрации, отбыл с Ар-на-Лафар на Салаар-на-куун, где находились топливоперерабатывающие заводы сатенов, ничто не предвещало будущей беды. Был обычный день, за планетой велось бесконечное наблюдение, и не занятые на дежурствах сатены развлекались тем, что пытались заставить маленький нагас совершить подпространственный прыжок на максимальное малое расстояние, используя чистый симбиоз. Ленивый и не предназначенный для выхода на сверхсветовую нагас прыгать отказывался.

Первыми вышли из строя системы слежения и обнаружения, сканеры, зонды, потом начал падать уровень энергии на других системах. Инженеры провели за диагностикой несколько суток, но так и не обнаружили поломки. Энергия падала, но Ар-на-Лафар продолжала функционировать в прежнем режиме, автоматика не сообщала о фатальных потерях энергии, и посылаемый ею на контрольный пункт на Салаар-на-куун сигнал о стабильности наблюдений был исправен, и Хаборилл уверился, что они справятся своими силами. Это было его единственной и фатальной ошибкой. Потому что то, что влезло на станцию, оборвало всю связь, словно в насмешку оставив только один сигнал, тот самый, что шел с Ар-на-Лафар на планету, удостоверяя всех в том, что все спокойно и станция функционирует в штатном режиме. Этот сигнал нельзя ни изменить, ни переправить, он идет напрямую с обзорных щитков, каждую секунду фиксирующих одну единственную вещь: необитаемость Юдана. Если пропадает этот сигнал, на контрольном пункте планеты знают, что орбитальная станция перестала существовать.

Потом начал пропадать экипаж, на втором пропавшем сатене Хаборилл забеспокоился, на пятом – испугался. То, что напало на них, не просто лишало их орбитальной станции, то, что напало на них – убивало. Убивало по-настоящему, жестоко и страшно.

Тела нашла Ларан. Их уже нельзя было узнать – высушенные пустые оболочки с распахнутыми в крике ртами и остекленевшими глазами, в которых застыл ужас. А вокруг них змеями свились цепи – обычные железные цепи со звеньями разной формы, круглыми и толстыми, продолговатыми, треугольными, большие, маленькие – множество разных цепей.

Страшнее всего было бежать, зная, что убежать не удастся – мощности нагаса хватило бы, чтобы добраться до Юдана, но не хватало, чтобы попасть на какую угодно планету сатенов. А на Юдане от этих существ не было никакой защиты. Но еще страшнее было бежать по коридорам к нагасам, потому что цепи были везде. Они заполонили Ар-на-Лафар, путались под ногами, вырывались из стен, хватая всех подряд. Они отрезали путь, зажимали в угол, а чертова станция все передавала и передавала один и тот же сигнал: "Все спокойно, Юдан необитаема, станция функционирует в обычном режиме".

В нагасе почти не было энергии – на взлет и полчаса дороги, не более. Или на взлет и один выстрел. Ларан выстрелила в себя еще в коридоре, сбивая вцепившиеся в грудь сети, она точно знала, куда стрелять, чтобы оставить себя хоть какой-то шанс выжить. Но она единственная из выживших умела водить нагас.

А еще был псевдополиморф Шираи, который сделал то, что во всех научных пособиях признано невозможным – поднял нагас без топлива, за счет своих собственных внутренних ресурсов, на одном только полиморфизме или черт знает, на чем еще. Единственный выстрел, на который хватало энергии, был сделан в Ар-на-Лафар, прерывая сигнал.

Через тридцать восемь часов после начала вторжения, орбитальной станция Ар-на-Лафар превратилась в болтающийся в космосе безжизненный кусок металла.

– Мы орудуем на этой плане тридцать восемь лет, – горько закончил Хаборилл, – а ей потребовалось всего тридцать восемь часов, чтобы поставить нас на место.

Он одним длинным глотком допил лекарство и замер, перекатывая стакан в когтистых пальцах.

– Почему ты так уверен, что это пришло с Юдана? – холодно поинтересовался Син`ешаль.

– Оно живое, маар, – откликнулся Хаборилл. – Оно отвратительно, неправдоподобно живое. Я многое видел, но подобного тому, что убивало нас на Ар-на-Лафар – не видел никогда. Ни у вас, ни у нас, ни тем более у людей нет таких технологий.

– Ты не ответил, – заметил капитан анжеров.

– Мы подвергаем эбэл полному досмотру перед отправлением на Юдан, – жестко проговорил Хаборилл. – Ты знаешь порядки.

В каюте повисла тишина, разряженная от напряжения.

– Ты можешь мне не верить, – добавил сатен после паузы.

– Предположим, я верю, – без выражения отозвался Син`ешаль. – Ты можешь доказать мне, что твоя история правдива? Твой экипаж повторит ее под присягой?

– Под присягой королевской семье анжеров Х`од? – с отчетливой угрозой поинтересовался Хаборилл.

Син`ешаль не ответил, рассеянно глядя куда-то мимо сатена.

– Ты знаешь, что будет, если твоя история – правда? – начал он, и в его сухом голосе не проскользнула ни одна эмоция. – Это не обвинение во лжи, маар, это предположение. Так вот: можешь ли ты предположить, что случится, если окажется, что Юдан не просто обитаемая, но потенциально опасная планета?

– Да, – Хаборилл впервые за время разговора поймал взгляд собеседника, колкий и острый, как приступ головной боли. – И могу тебя заверить – это никому не понравится.

– Неудачно, – заметил Исотр`а, рассматривая неподвижно сидящих в креслах наблюдателей Альму и Альги. – И некрасиво.

– Не надо, Исотр`а, – попросила Альма сорванным голосом.

Она все еще выглядела потрепанной, как будто рыдала последние пару часов – глаза опухшие, губы искусаны, руки дрожат.

– Ты не можешь работать в таком состоянии, я должен поставить кого-нибудь на смену.

– Почему, черт побери, этим занимаешься ты? Какого черта ты вздумал за нас отвечать? – она вскочила, всегда спокойная меланхоличная Альма. Выбившиеся из косы прядки упали на лицо.

Альги медленно повел голову в сторону сестры, будто не уверенный, стоит ли делать движение, или лучше повременить.

– Не за вас, – равнодушно отозвался Исотр`а. – За тебя.

Он протянул девушке коммуникатор с уже открытыми сообщениями.

– Радецки, – пояснил Исотр`а.

– Я знаю, – кивнула Альма, уткнувшись в коммуникатор. Прочла, коснулась сенсорной кнопки, закрывая папку, и вернула устройство анжеру. – Всех не пустят, – уточнила она.

– Всех и не нужно, – согласился Исотр`а. – Достаточно нас с тобой. Радецки уже видел. Он уже отправил сообщение. Я отправлю сейчас. Остаешься ты.

– Информационная блокада? – уточнила Альма, доставая собственный коммуникатор и быстро щелкая сенсорными клавишами.

– Информационная блокада, – согласился Исотр`а. – Хоть химиков подкупай.

– Ты справишься? – уточнила Альма и добавила, по-детски поджав губы: – Я боюсь.

– Я справлюсь, – согласился Исотр`а, изобразив на лице что-то, отдаленно напоминающее улыбку.

Он не боялся.

В комнате Тахико были удобные пандусы и невысокие полки, как раз такие, чтобы все вещи можно было достать, не вставая с кресла. Исотр`а вошел без стука, как входил уже несколько месяцев. Тахико сидела рядом с кроватью, бездумно гладя кончиками пальцев сенсорные клавиши коммуникатора – то ли читала, то ли просто «пила» информацию, как делала это подавляющее большинство времени. На звук разъехавшихся дверей она дернула головой, как будто размыкала невидимые контакты, и только потом улыбнулась, узнав Исотр`у по звуку шагов.

– Прости, что я без приглашения, – ласково извинился Исотр`а, хотя никакого раскаяния не испытывал.

Тахико отмахнулась, отложила коммуникатор и развернула кресло навстречу анжеру. Исотр`а подошел ближе, коротко поцеловал киборга в уголок губ, мысленно поморщившись от резинового вкуса ее кожи и отстранился было, а потом заметил ее глаза. Тахико смотрела так, как умеют смотреть только одурманенные травами шаманы и влюбленные женщины – мягко, пристально, вызывающе сладко. Не испытывающий сексуального влечения Исотр`а подумал, что однажды ему нужно будет по-настоящему перед ней извиниться. Потом, когда все закончится, или сейчас. Время не имело значения, как и сам факт извинений. Исотр`е они были не нужны, Тахико – скоро не будут. Просто так было положено – просить прощения за вещи, которые в любой другой ситуации анжер делать бы не стал. Играть в любовь с человеком, например.

Исотр`а оперся ладонями на плечи Тахико, погладил пальцами чувствительные порты у нее сзади, на шее, потрогал пушистые кончики волос на затылке, а потом мягко поцеловал киборга в губы – по-настоящему, так, как показывают в фильмах с Земли, где поцелуи считаются чем-то большим, чем просто бессмысленное прикосновение губ.

– Мне нужно, чтобы ты кое-что сделала для меня, – прошептал анжер в губы человеческой женщины, которая целовала его исступленно и одновременно робко.

Штекер вошел в порт на ее затылке легко, мягко щелкнул сочленениями, обвивая шею наподобие удавки. Глаза Тахико застыли, а потом потухли – это отключились оптические сенсоры, системы которых были надежно спрятаны где-то мозгу киборга. Исотр`а подсоединил к Тахико портативный компьютер и набрал коды доступа.

Вся информация, поступающая со станции, кроме неизменного неконтролируемого сигнала спокойствия, теперь тщательно отслеживалась, а подозрительные и потенциально опасные сообщения попросту уничтожались.

Исотр`а отстранился, посмотрел в окаменевшее лицо Тахико, пошевелил челюстью, но так не смог придумать, какое выражение лица соответствует моменту. Протянув худую руку, анжер закрыл киборгу слепые теперь глаза.

Он не умел жалеть.

По стенам комнаты, искаженные иллюминаторами, ползли звезды, натыкались на углы и предметы мебели, вздрагивали и ползли дальше. Я лежал, заложив руки за голову, и наблюдал за звездами сквозь ресницы. В голове было гулко и пусто, я изо всех сил прислушивался, но герметичные двери комнаты не пропускали ни единого звука. Автоматизированные системы приглушили свет в коридоре, перевели в спящий режим большую часть техники.

На орбитальной станции Тиферет наступала ночь, и я не хотел загадывать, что принесет каждому из нас завтрашний день.

Часть 1. Над землей. Орбитальная станция Тиферет.