Текст книги "Ширали"
Автор книги: Д'Арси Найленд
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)
На исходе второй недели Маколи, сидя в своей комнате, чистил ботинки, когда вошел Люк Суини с колокольчиком аукциониста в руке.
– Ты куда это нацелился? – спросил Маколи. – Корову что ли надумал купить?
Суини сел возле него с лукавой миной и заговорщицки подмигнул.
– Где же они продаются? – не отставал Маколи, но у Суини не так просто было выведать секрет.
– Ты замечаешь, Мак, какая тут у нас стала твоя девчушка? – спросил он. – Радость так и брызжет из нее.
– Слушай, а за волосы она тебя еще не дерет?
– За волосы? – взвизгнул Суини, приподняв кепку над своей лысиной. – За какие волосы? – Он вдруг прищелкнул пальцами. – Я ведь, знаешь ли, жду не дождусь ветра посильнее.
– Зачем?
– Может, перенесет эту шерсть, – он ткнул себя в грудь, – куда надо, – и он постучал себя по лысине. – Он хлопнул Маколи по колену. – Нужно же когда-нибудь маленько пошутить, – пояснил он, вытирая повлажневшие от смеха глаза.
– А где сейчас Пострел? – спросил Маколи.
– Ну, а как ты думаешь? – Суини картинно взмахнул рукой. – С трех раз отгадаешь?
– Наверно, с Беллой?
Суини кивнул.
– Да эту парочку водой не разольешь. Коровушка полюбила ее, как родную, а твоя малявка тоже привязалась к ней. Ко мне она, конечно, так не пылает, но мы тоже подружились. Слушай! Вот она!
Внизу ликующе и громко запел женский голос. Маколи подумал, что, даже спрятав голову под подушку, он все равно бы его слышал. Оглушительное, необработанное сопрано гремело с вагнеровской необузданностью.
Суини подкрался к двери, предупреждающе поднял палец и затряс колокольчиком что было сил. Пение оборвалось. Суини фыркнул. Довольно неуверенно голос запел опять. Когда он раскатился во всю мощь, Суини вновь зазвонил в колокольчик. Пение прекратилось, и Суини захихикал.
– Ужас, да? Прямо в нос шибает. Он зажал ноздри.
Маколи воздержался от замечаний.
– Каждое утро так. Смесь Карузо и рева воды на плотине.
Маколи кивнул.
– Только так это и можно прекратить, – пояснил Суини. – А ведь, знаешь, любит петь, бедняжка. Я не всегда к ней применяю эти меры. – Он снисходительно махнул рукой. – Бывает, чувствую: мой организм способен выстоять.
Белла начала снова. Негромко, но с вызовом. Пропела несколько тактов. Колокольчик звякнул. Она истошным голосом проревела еще несколько нот. Колокольчик залился пронзительным звоном. Так продолжалось минут пять – Белла пыталась прорваться своими арпеджио, колокольчик тут же отзывался; потом металл и голос загремели в унисон. Иногда Суини не выдерживал и выскакивал с ответными звонками слишком рано, иногда слегка запаздывал.
Наконец, убедившись, что неприятель отступил, Суини прикрыл дверь и снова сел рядом с Маколи.
– Самое забавное: она не знает, кто это звонит. Не знает, где звонят. Она ни разу меня не застукала. Рыщет по всему дому, ищет виновника, а когда я к ней захожу, говорит таким немного чудным голосом: «Тот колокольчик снова звонил, Люк». Я спрашиваю:«Какой колокольчик, дорогая?» «А ты его не слышал?»– говорит она. «Я лежал все время на кровати и никакого колокольчика не слышал», – отвечаю я. Ей уж кажется, что звенит у нее в голове.
– Вот шепну ей пару слов, тогда узнаешь, – сказал Маколи.
Лицо Суини вспыхнуло тревогой.
– Бога ради, не делай этого, Мак. Ты и не сможешь. У тебя жестокости не хватит. Ведь не хочешь же ты, чтобы меня разнесло на куски.
Он счел за благо спрятать поскорее колокольчик и выскользнул из комнаты.
Маколи спустился вниз. В столовой было пусто. Но вдруг раздался голос:
– Папа, смотри.
Он обернулся, да так и застыл. Он едва узнал Пострела. На ней было розовое платьице с белой отделкой, розовые носочки и черные лакированные туфельки. Волосы повязаны большим розовым бантом. Она придерживала платье за края подола и улыбалась, чуть застенчиво. За ней маячила расплывшаяся в безмолвной улыбке физиономия Беллы.
– Ну, как тебе твоя дочурка? Прелесть, да?
– Да уж… – Маколи глотнул воздух. – Я… как это? давно уж не видел ее в этаком снаряжении. В платье, то есть. Забыл уже.
Он чувствовал себя неловко, не зная, что еще добавить. Белла явно ждала он него чего-то большего.
– Надеюсь, она не забыла сказать тебе спасибо.
Произнеся эту банальную фразу, он увидел разочарованное лицо Беллы и вышел из комнаты, злясь на себя.
К пятнице третьей недели Маколи закончил работу. Варли ничего не мог ему сразу же предложить, но сказал, что возьмет его в любой момент, когда что-нибудь подвернется, и охотно дал рекомендацию. Кроме того, он дал ему письмо к знакомому подрядчику в Кунамбле и еще одно к владельцу лесопилки в том же городе.
Когда Маколи спросил Беллу, сколько он ей должен, она велела ему заткнуться. Он понимал, что бесполезно спорить и пытаться насильно всучить деньги. Он также понимал, что это не подачка. Оба Суини от души были рады помочь товарищу. Он был тронут, но ему хотелось показать им, что он по-прежнему не отступает от своих принципов. Он сказал, что перешлет им деньги, а если они согласны на некоторое время оставить у себя Постреленка, он заплатит и за ее содержание, когда немного соберется со средствами.
Для Маколи было очень важно иметь право сказать себе:«Я никому и ничем не обязан».
Белла грузно рухнула на ветхий стул, жалобно попискивавший каждый раз, когда она шевели-лась. «Согласны!» – вскрикнула она. Да она всю неделю ходит как больная при одной мысли о разлуке. Дом сразу опустеет, если девочка уедет.
– Я страшно бы по ней скучала, – сказала она, и ее неизменно жизнерадостная физиономия вдруг омрачилась печалью. – Очень я к ней привязалась. Я вообще-то не любительница падать духом, вот и Люки тебе скажет, но я сильно бы переживала. – Она просияла в улыбке. – Пусть живет, сколько ты хочешь, Мак. Пусть хоть насовсем остается. Отдашь ее мне – я возьму.
– Что ж, тогда я смогу кое-что заработать, опять почувствовать себя человеком и что-нибудь решить насчет ее устройства. Я вот думаю, не в интернат ли мне ее определить.
– Еще чего? Такую маленькую?
– Во всяком случае, – сказал он. – Я заберу ее у вас, как только смогу.
– Работенка тебе предстоит между прочим, – вдруг расхохоталась Белла. Приподнявшись, она огляделась и снова плюхнулась на стул. – Я отлично понимаю, Мак, в каком ты положении, и все же не могу себе представить, как это ты с ней расстанешься.
– Да просто… – не задумываясь начал он и замолчал. Он понятия не имел, что ответить. Растерянно забарабанил пальцами по столу.
– Наверно, это будет нелегко, – сказала Белла.
– То есть, как нелегко? Почему?
– Она, может, не захочет у меня остаться.
– Чушь, – сказал Маколи. – Отчего бы ей не захотеть, еще как захочет, вон вы с ней как спелись.
Белла понизила голос.
– Ты ей скажешь?
Маколи вздохнул и принялся сворачивать самокрутку.
– Может, и придется. Но разговор этот я оттяну До последней минуты.
– Когда ты уходишь?
– Да, я думаю, в субботу, к вечеру, когда она ляжет спать.
Маколи поднял взгляд, Белла беззвучно смеялась: ее глаза смеялись, но глядели на него внимательно и испытующе. Ему сделалось не по себе.
– А что? – спросил он с легким раздражением. – Ты считаешь, я плохо придумал?
Она закатилась громким хохотом, раскачиваясь на стуле из стороны в сторону, трясясь. Маколи недоуменно глядел на ее прыгающие щеки, голубые щелки глаз, колышущиеся под платьем телеса; взрывы хохота становились все оглушительней. Он нахмурился – похоже, она сошла с ума.
Наконец она как-то выкарабкалась из стула и встала на ноги.
– Ох, горе ты мое, – пробулькала она, отчаянно размахивая руками. – В гроб ты меня вгонишь. – И, охваченная новым приступом веселья, выкатилась из комнаты.
Маколи обескураженно смотрел ей вслед, поглаживая подбородок.
В субботу утром он повел Пострела на прогулку. Девочка нарядилась в купленные Беллой обновки и, казалось, была очень довольна собой. Она заглядывала в каждую витрину. Маколи не мешал ей: мысль о том, что они долго уж теперь не будут гулять вместе, смягчала его раздражение.
Переминаясь с ноги на ногу возле очередного магазина, в ожидании пока Пострел потолкует с Губи обо всем, что выставлено на витрине, Маколи увидел идущую по улице женщину. И едва он заметил ее, едва она среди других прохожих промелькнула в поле его зрения, он вздрогнул и снова взглянул на нее. Он едва поверил своим глазам, но в глубине души воспринял эту встречу как естественное продолжение все той же счастливой полосы, которая началась для него в Уолгетте. Казалось, и она была одним из козырей, разом выпавших на его долю.
Он, улыбаясь, преградил ей дорогу и притронулся к своей шляпе:
– Миссис Каллагэн!
Она узнала его почти сразу. Низенькая, толстенькая, круглолицая, в очках и в украшенной вишенками шляпке из черной соломки, она замахала руками, защелкала языком. Маколи усмехнулся. Он отлично помнил все эти ее ухватки. Она как даго*, говорил, бывало, Каллагэн. Свяжи ей руки за спиной, и она онемеет.
*Даго – кличка итальянца, испанца, португальца.
– Нет, не верю, не верю, – восклицала она, во все глаза уставившись на Маколи. – Не верю, и все тут. Ну, как ты, Мак?
Маколи кивнул.
– А уж похожа на тебя!
– Я думаю.
– Копия. Тот же рот. Те же глаза. Просто вылитый ты. Только, конечно, красивей. – Она засмеялась. – Ну, расскажи-ка, как там Мардж?
Он опустил взгляд в землю и не сразу ответил.
– Да толком не знаю. Мы разошлись.
Глаза миссис Каллагэн затуманились.
– Ах, господи, как это грустно.
Он пожал плечами. Чего тут рассусоливать.
– И она по-прежнему в Сиднее?
– Насколько мне известно. – Он решил переменить разговор. – А ты что делаешь в этих краях? В Милли мне сказали, что ты поселилась в Тамуэрте.
– Это верно, – сказала она. – Я тут ухаживаю за своей сестрой. Скоро повезу ее на операцию. А ты был в Милли, так, что ли?
– Ага.
– Про Таба ты, конечно, слышал?
Он кивнул.
– Я был на кладбище, убрал его могилку.
– Спасибо, Мак, ты славный. – Она отвернулась. – Бедный Таб. Знаешь, он держался до конца, хотя, наверно, страшно мучился. Не понимаю, почему именно он должен был умереть. Столько мерзавцев на свете, творят всякие подлости и живут себе. Когда я думаю об этом, я просто удивляюсь, почему хороший человек должен был вдруг вот так умереть.
– Да-а, понять это трудно, – сказал Маколи. – Хоть, я думаю, какая-то причина.
– Один бог знает ее. Ну, ладно, – отогнав грустные мысли, она опять заулыбалась. – Давно ты тут?
– Три недели.
– Вот жалость-то, что не встретила тебя раньше. И как это мы не столкнулись. Я ведь и сама здесь уже целую неделю.
– Хорошо, хоть нынче повидались.
– Я тоже рада. Мне бы хотелось поболтать с тобой как следует, обо всем. Пригласила бы тебя к себе, но ты сам понимаешь: дом не мой, Эми больная, и у меня с ней полно хлопот.
– Да я бы и не смог зайти, – сказал Маколи. – Я ухожу… – Он замолчал и покосился на Пострела. Разинув рот, она глядела по сторонам, но Маколи все-таки понизил голос. – Сегодня вечером я ухожу в Кунамбл.
– А мы едем в понедельник, – сообщила миссис Каллагэн. – Интересно получилось, да? – Она засмеялась. – Так ты непременно загляни ко мне, когда будешь в Тамуэрте.
– С превеликим удовольствием. Ты адрес-то скажи.
Она сказала ему адрес и объяснила, как ее искать, а он пообещал нагрянуть к ней в конце года. Она ответила, что двери для него открыты круглый год, когда б ему ни вздумалось явиться. Обрадованные встречей, повеселевшие, они разошлись.
Днем, часа в три, Маколи, воспользовавшись тем, что Пострел ушла куда-то с Беллой, принялся укладывать вещи. Вдруг дверь отворилась, и девочка вприпрыжку вбежала в комнату. Встав как вкопанная, она огляделась и нахмурилась. Маколи смутился, но продолжал усердно набивать мешок.
– Мы уходим? – спросила она.
– Мы не уходим, – не погрешив против истины, ответил он.
– Тогда зачем ты это делаешь?
– Что?
– Вот все это?
Она повела вокруг себя рукой. С подозрительным видом направилась к комоду и выдвинула нижний ящик. Наклонив голову к плечу, взглянула снизу вверх на отца.
– А мою одежду почему не взял? – спросила она, возмущенная его небрежностью.
– Видишь ли, – сказал Маколи, – я пока только раскладываю вещи. Сбегай к миссис Суини, посиди у нее. Мне некогда.
Он вытолкал ее из комнаты и запер дверь. Сел на кровать и встряхнул головой. Затем на лице его опять появилось решительное, упрямое выражение и он опять принялся укладывать вещи. Стянул, связал ремнями и бросил его на кровать. Когда он отпер дверь, Пострел стояла у стены, понурившись, с видом растерянной собачонки.
Не обращая на нее внимания, он вышел на веранду. Девочка потащилась за ним. Она ходила за ним по пятам весь день. Маколи начал не на шутку злиться. Какой смысл оттягивать момент? Почему он, черт возьми, не выложил все разом и не покончил с этим делом? Отродясь он так не дурил. Что это на него накатило?
Как обычно, они поужинали вчетвером после столовавшихся у Беллы пансионеров, и за чаем Маколи вел себя непринужденно, беззаботно, словно собирался прожить здесь еще много лет. Ему удалось до некоторой степени рассеять подозрения Пострела. Она уписывала ужин, нагнув голову к тарелке. Лишь по временам исподлобья взглядывала в его сторону – не ушел ли. Маколи продолжала свою политику, стараясь избегать явной лжи. Люк Суини ему в этом не помогал. Белла – тоже. У Маколи создалось впечатление, что она веселится вовсю.
Когда Суини помыл тарелки, а Маколи их вытер, Белла увела Пострела наверх и уложила спать. Девочка ушла послушно, без капризов. Каждый вечер Белла в это время укладывала ее в постель, заботливо подоткнув одеяло.
Маколи решил подождать еще час. Потом поднялся наверх, и, тихо войдя в комнату, снял с кровати свэг. Немного постоял, держа его в руке. Потом нагнулся над кроватью дочки посмотреть, спит ли. Девочка лежала тихо, на спине. Он наклонился еще ниже и вдруг увидел ее глаза, широко раскрытые и осуждающие. Казалось, она ждала, чтобы поймать его с поличным.
– Куда ты уходишь? – вскрикнула она растерянно, с обидой.
В нем вспыхнула досада.
– Тебе пора бы спать.
Она привстала, опершись на локоть.
– Ты совсем уходишь?
– Послушай, – сказал он, вдруг сообразив, как вывернуться, – я ухожу ненадолго…
– Нет.
– Я очень ненадолго ухожу, – он испуганно и торопливо сыпал словами, стремясь убедить ее, прежде чем она разволнуется по-настоящему. – Я скоро вернусь и заберу тебя.
– Я пойду с тобой! – крикнула девочка.
– Миссис Суини…
– Не хочу!
– …присмотрит за тобой. Ты ведь…
– С тобой пойду!
– …любишь миссис Суини.
Она плакала, охваченная ужасом, паникой, она отчаянно умоляла, топя его уговоры в потоке страстных и бессвязных выкриков. Маколи поразила решительность ее протеста. Ее безрассудное упрямство взбесило его.
Он встал.
– Слушай-ка, – крикнул он. – Я не собираюсь тут с тобой валандаться. Велено тебе оставаться и конец.
Он повесил на плечо свэг и двинулся к дверям. Девочка выскочила из постели и попыталась оттащить его назад. Вспыхнув от злости, он бросил свэг на пол, схватил Пострела на руки и крепко шлепнул ее. Потом плюхнул на кровать и рывком накрыл с головой одеялом.
– Лежи тут, – сказал он.
Распахнув пинком дверь, он захлопнул ее за собой и, все еще кипя от гнева, вышел.
Пройдя полмили по дороге, он начал чувствовать угрызения совести. Он был взбаламучен, словно у него сперва переболтали все внутри, а потом пропустили через отжимочный каток. Рука все еще горела. Нехорошо, что он так сильно ударил девочку. Да и вообще, разве можно было так уходить? Иначе, правда, ничего не получалось. Это нужно было сделать. У него не оставалось другого выхода. Но это выход для труса, а с каких пор, черт возьми, он стал трусом? Отродясь им не был. То, что ему требовалось, он всегда брал, не оглядываясь – смотрит кто или нет. Делал, что хотел, и плевал на все. Он собирался сказать дочке, что уходит. Так почему же не сказал? Норовил улизнуть потихоньку, обманом, перевалив на чужие плечи неприятную обязанность все объяснять и успокаивать девочку, когда наутро она обнаружит, что он ушел. Догадывалась ли она о том, что он задумал? Могла ли возникнуть у ребенка такая мысль? Во всяком случае, в ее голосе звучали недоверие и обида. Или он просто вообразил это себе? Струсил и смылся. Но чего он боялся? Раз ему пришлось смываться, то ведь не просто так, он, выходит, чего-то стыдился. А если ему есть чего стыдиться…
Да, но иначе он не смог бы утихомирить девчонку. И ведь не убил же он, не покалечил ее. Все это для ее же пользы. Сейчас ей не понять. Зато позже поймет. И перестанет убиваться.
Пройдя еще немного, он услышал, как она его зовет. Сперва он решил, что ему показалось. Потом оглянулся на темную дорогу, в конце которой светились городские огни.Ему почудилось, что какая-то призрачная фигура – тень, выделившаяся из ночной тени, – движется к нему. Он услышал, как шаркают по шоссе подошвы: туп-туп-туп – шагом, топ-топ-топ – бегом.
Он сбросил свэг под деревом у дороги и сел, прислонившись к стволу.
Торопливый, панический бег. Девчушка на мгновенье появилась, потом исчезла, пробежав вперед. Замедлила шаги, остановилась, прислушалась. Снова кинулась бежать. Подхватив свэг, он двинулся за ней. Впереди на дороге ритмически звенел ее крик: папа – папа – папа…
Он догнал ее только через полмили. Сгорбившись, девочка сидела на дороге. Цепко, требовательно она прильнула к нему, такому сильному, надежному. Она молила не изгонять ее из цитадели, где она чувствует себя как дома, в безопасности.
Маколи стоял молча, ни одним движением не отзываясь на ее отчаянный призыв. Он заметил, что одной рукой она прижимает к себе Губи, в другой держит узелок с одеждой. Уронив все это на землю, она обхватила его ноги.
– Да что это ты? – сказал он.
Его голос прозвучал в тишине как-то странно, и Маколи стало не по себе. Он оттолкнул Пострела Она еще крепче уцепилась за его ноги.
– Какого черта ты сюда притащилась? Я же велел тебе оставаться у миссис Суини.
– Я хочу уйти с тобой.
Отчаянные, истерические рыдания сменились тихим и жалобным всхлипыванием.
– Прекрати этот вой. Слышишь?
Он подождал с минуту.
– Замолчи! – рявкнул он.
– Хорошо.
Его окрик напугал ее. Пострел боялась, что отец ее поколотит. Она рассчитывала обезоружить его слезами. Но, почувствовав его раздражение, поняла, что, если не перестанет плакать, он ее ударит.
Ее покорность вышибла у него почву из-под ног.
– Разве миссис Суини тебя не кормила?
– Очень хорошо кормила.
– Была у тебя там удобная постель? – Он почувствовал, что разговаривает с ней, как со взрослой. – И кошка там у них была, ты ведь играла с ней?
– Да.
– Миссис Суини тебя так баловала, как тебя сроду никто не баловал. Все лучшее доставалось тебе. Я верно говорю?
– Верно.
– Так чего ж ты еще хочешь? Что еще я могу тебе дать?
– Я хочу пойти с тобой.
Он вздохнул, злясь на свое бессилие. Заговорил помягче.
– Слушай, как ты не поймешь? Я ведь тебя не бросил. Просто я хочу найти работу, а потом приеду за тобой.
– Нет!
– Ты поживешь совсем недолго у миссис Суини.
– Нет, нет, нет, нет, нет, нет! – Она и слышать ни о чем не хотела.
Он увидел, что уговоры бесполезны.
– Черт возьми! Свернуть бы тебе шею да кинуть в кусты.
Она снова заплакала. Он молча слушал, ожидая, когда утихнет его гнев.
– Ладно, будет! – прикрикнул он сердито. – Заткнись и не скули.
Она старательно вытерла кулачками глаза. Ее тельце вздрагивало от судорожных всхлипываний, как от икоты. Он не знал, что делать: то ли вернуться в город и объяснить Суини, как все произошло, то ли понадеяться, что они сами догадаются. Он решил вернуться и тут увидел горящие фары машины, которая шла из города.
Маколи сошел с дороги, но автомобиль, поравнявшись с ним, остановился… Это был старый грузовик, водитель которого состоял, казалось, из одной широкополой шляпы. Но вот над ним нависла фигура человека, сидевшего рядом с шофером и Люк Суини спросил:
– Эй, Мак, девочка с тобой?
Едва узнав знакомый голос, Пострел кинулась за спину отца и, как краб, вцепилась ему в брюки. Обезопасившись таким образом, она закричала:
– Уходи, умора, старый хрен. Уходи, мой Люки.
Все эти эпитеты она выпаливала одним духом, как китайское имя.
Маколи подошел к грузовику. Пострел хвостиком потащилась за ним.
– Белл увидела, как она чешет по улице, словно за ней черти гонятся. Я сразу же помчался к Энди, а он никак не мог завести свой драндулет. Мы обшарили весь город.
– Не пойду с тобой! – пронзительно выкрикнула Пострел.
– Заткнись, – сказал Маколи.
Он обошел машину и стал у другого борта.
– Похоже, номер не проходит, Люк, – сказал он.
– Мы можем ее увезти, – сказал Люк Суини. – Через несколько дней поутихнет.
– Я снова удеру, – яростно выкрикнула Пострел.
– Так на чем же порешим-то, Мак?
Маколи притворился, будто размышляет, на самом деле лишь пытаясь скрыть, что так быстро идет на попятный.
– Что ж, я думаю, мы как-нибудь продержимся. Извини, что наделали вам столько хлопот.
– А, какие хлопоты, – отмахнулся Суини. Он прыснул. Лукавая ухмылка расплылась на его лице. – Я тебе наврал, Мак. Мы и не думали шарить по городу. Белл сразу догадалась, куда дунула Пострел. Она послала меня просто, чтобы убедиться, что все в порядке и девчонка догнала тебя. – Он взвизгнул от хохота. – Такие-то дела, Энди. – Подтолкнул локтем шофера и потрепал Маколи по щеке. – Счастливо, охламон. Загляни к нам в гости, прежде чем я влезу в гроб. Не хочу, чтобы гробовщик был последним, с кем я повидаюсь.
Красные, задние огни, все уменьшаясь, уплывали в темноту и, глядя вслед грузовику, Маколи представил себе, как Суини вытирает влажные от смеха глаза и бормочет, что, мол, надо же иногда пошутить человеку. Дохлятина Суини, до краев полный жизни; спутник огромной планеты, которая выкачала из него всю энергию, поглотила его, но без него сгорит дотла и перестанет существовать.
– Вот и уехал, – не удержалась Пострел.
Маколи перевел на нее взгляд.
– С тобой ополоуметь можно. – Он тяжело вздохнул. – Понятия не имею, как с тобой быть.
Она смотрела на него с обидой.
– Ты не должен был бросать меня, – сказал она негодующе.
Они прошли еще две мили, не проронив ни слова. Маколи – потому что раздумывал, Пострел – потому, что не была полностью уверена в своей победе: если бы Маколи вдруг решил повернуть назад, в Уолгетт, она тут же воспротивилась бы.
Затем Маколи сообразил, что им незачем идти дальше. Гораздо удобнее дожидаться здесь рассвета и попутной машины, тем более что с ним Пострел.
Он устроил ночлег на скорую руку: одно одеяло вниз, другое – наверх. Пострел, казалось бы, почувствовала себя увереннее. Она прижалась к нему.
– Пап?
– Не разговаривай со мной. Мне смотреть на тебя тошно.
– Пап, а что случится, если на нас упадет небо?
– Еще чего!
– Все звезды так вдруг и покатятся, да? И всюду костры загорятся, и пожарная команда приедет.
– Заткнись и спи.
Она прижалась к его спине, теплая, как собачка. Мурлыкала себе под нос что-то прерывистое. Потом запела со словами, в общем правильно, лишь изредка фальшивя:
То левой ногой притопнет, То притопнет правой… Эх, как танцует лихо, Эх, как танцует браво…
Эх, как танцует лихо, эх, как танцует браво…
Это была старинная песенка переселенцев, которой девочку, наверно, научила Белла.
– Закругляйся, – приказал Маколи, и она послушно замолчала.
Утром, проснувшись, он перевернулся на бок, лицом к девочке. Она спала, заплаканная, с грязными полосками высохших слез на щеках. Он долго разглядывал ее спутанные мягкие волосенки, плотно сомкнутые веки, черные ресницы, крохотный розовый рот, дивясь, насколько же она мала, покорна, беззащитна. Он был тронут. С тревогой и враждебностью подумал он о поджидавших их неведомых опасностях.
Позже, уже в пути, Пострел дала ему понять, что еще не простила его предательство. Как он мог уйти, оставив ее на произвол судьбы – он, отец, на котором для нее свет клином сошелся и которого она так любит – было за пределами ее понимания. Его уход потряс ее до глубины души.
Движимая обидой, она неожиданно сердито на него уставилась и заявила, что он противный старый, гадкий, старый папка.
– Ах, вот как оказывается! – отозвался он. Она смотрела на него с возмущением и укором.
– Никогда больше не делай так. Понял?!
Ее категоричность позабавила его. Он не удержался и спросил:
– Почему? а что ты тогда сделаешь?
– Убегу.
– Ты можешь не найти меня.
Она немного помолчала, потом ответила, торопливо, невнятно:
– Я буду ходить по дороге, по всем дорогам, потому что я знаю, ты всегда ходишь по дорогам, и найду тебя.
– Вчера вечером ты сказала одну вещь, которая мне не понравилась.
– Какую?
– Ты назвала мистера Суини старым хреном. Так нельзя говорить.
– Почему?
– Потому что… не говори так больше, вот и все.
– А миссис Суини говорит так. И ты тоже.
– Я взрослый.
– Это слово только взрослым можно говорить?
– Девочки так не говорят. – Маколи уже не рад был, что затронул эту тему. – Это нехорошее слово.
– Почему?
– Не знаю. Просто так.
– Я смогу его говорить, когда вырасту?
Если ты когда-нибудь вырастешь, жалостливо подумал он. Повеселевшая, она бежала перед ним вприпрыжку. На ней снова был комбинезон, и Маколи не мог не заметить, насколько плотнее он теперь обтягивал ее сзади, да и спереди кое-что прибавилось. Пострел явно набрала вес, ее тело стало упругим, не жирным, а крепким, упругим. Он подумал, что надо будет последить, чтобы девочка опять не похудела. Основа заложена, и если он теперь станет уделять ей хоть немного больше заботы, Пострел запросто поздоровеет еще. Да, хорошо бы сохранить ее хоть в таком виде… Он вдруг поймал себя на этих мыслях и сам удивился.
Ближе к середине дня их догнал полуприцеп и довез до самого Кунамбла. Городок имел сугубо воскресный вид. Маколи не стал там задерживаться. Остановившись на перекрестке, осмотрелся, а затем вышел из города и развел костер на берегу Кастлрей.
Солнце садилось, когда на дороге показалось странное сооружение – человеко-велосипед, проехало мимо их костра, свернуло с дороги и распалось надвое ярдах в сорока от них, на берегу. Маколи с любопытством поглядел, как выглядит это диво в разъединенном виде. Велосипед был так нагружен всяким скарбом, что напоминал мусорную кучу на колесах. Одушевленную часть механизма Маколи в сумерках не сумел хорошо разглядеть, но заметил, что седок лохмат и мешковат, козырек от солнца надвинут у него на самые брови, а брюки заправлены в носки.
Приготовляя чай, Маколи видел, что и велосипедист занят тем же. Он сновал вокруг костра торопливыми и резкими шажками, чуть ли не трусцой. Маколи сразу понял, что это за птица, но понадеялся, что незваный сосед окажется не слишком склочным. В противном случае он вскоре подойдет к их костру, объяснит, что Маколи вторгся в его владения и начнет грозить ему тюрьмой, возможно, добавив при этом, что комиссар полиции его личный друг и губернаторы всех штатов также. Если он окажется скандалистом иного склада, он обвинит Маколи в том, что тот шпионит за ним, или скажет, что потерял пачку табака, а Маколи нашел ее и прячет. Ну, а скандалист еще одного типа, самого паршивого и опасного, подошел бы излить желчь, отыграться за собственные невзгоды; такие норовят затеять драку и поигрывают ножом, подкрепляя им словесные угрозы.
Впрочем, каким бы он ни оказался, он, несомненно, с заскоком.
В неровном свете костра виднелась его сгорбленная, сидящая поодаль от огня фигура. Вскипятив воду в котелке, Маколи вымыл жирные тарелки.Чополос-нул кружки. Он сел неподалеку от костра и, покуривая, раздумывал. Завтра отправится он узнать насчет работы. С подрядчиками, к которым его направил Варли, он не станет терять времени. Если работы у них нет. он прошвырнется по городу и кое-где еще поищет и, если не найдется ничего, сразу же двинется в путь.
О девчонке тоже надо поразмыслить.
– Где сейчас тот человек? – спросила Пострел.
– Какой?
– Да тот, вон там.
В темноте по-прежнему мерцал костер, освещая ближние деревья; красные отблески огня метались по земле. Бродяга же исчез.
– Куда он делся? – любопытствовала девочка.
– Наверно, спать улегся.
– Он ложится рано, как я?
– Не знаю. Укладывайся и молчи.
– Можно, я схожу туда и посмотрю, где он?
– Нет, – рявкнул Маколи. – Держись от него подальше.
Становилось свежо. Маколи, поднявшись, надел пиджак и подбросил толстую валежину в костер. Потом снова сел на бревно, и, задумчиво покуривая, протянул к огню руки.
Внезапно сзади что-то зашелестело, чиркнуло по коре дерева. Маколи резко повернулся. Перед ним стоял тот человек, словно вырос из земли.
– Если к ней прислушаться, она разговаривает, – произнес вместо приветствия незваный гость, ткнув через плечо большим пальцем в сторону реки.
Маколи чувствовал, что этот тип подошел раньше и подслушивал их разговор с Пострелом. Он не испугался, и все же на лбу у него выступила испарина. Уж очень неожиданно возник этот бродяга.
– В другой раз ты так вот по зубам схлопочешь, – сказал Маколи.
– А?
– Чего тебе взбрело в башку подкрадываться? – пояснил свою мысль Маколи.
– Подкрадываться? Всей душой клянусь тебе, приятель, вовсе я не подкрадывался. Разве виноват я. что ноги мои усвоили бесшумность пугливых лесных жителей и тому подобное. Разве не естественно для человека растворяться в ночи и в окружающей его местности, и тому подобное, если человек этот, подобно мне, вечный путник в Стране Чудес Природы?
– Пусть будет по-твоему, – без особой приветливости отозвался Маколи. Только в следующий раз хоть высморкайся. Не то я сперва тебе врежу, а вопросы буду задавать потом.
– Вижу, что я напугал тебя, приятель, и приношу свои извинения. Приближаясь к твоему огню, я намеревался приобрести не врага, а друга.
Незнакомец подошел к костру, и Маколи быстро и внимательно прощупал его взглядом. Он;тоял кулем, словно подвешенный на невидимой бечевке. Верхняя половина туловища была наклонена вперед, как у человека, пригнувшегося к рулю велосипеда, тоже невидимого. У бродяги было подвижное, морщинистое лицо, седоватые брови, крупный нос, один глаз красный: как видно, сосуд лопнул. Он торопливо и бойко сыпал словами, словно спешил поскорее высказать свои мысли на благо человечества, пока оно еще не прекратило своего существования.
– Да, я люблю слушать говор воды, – сказал он, опускаясь на корточки и без церемоний придвигаясь к огню. – Если к реке прислушаться, она разговаривает. Чего только не говорит она, – то убаюкает тебя, то вдруг расскажет этакое, что волосы дыбом поднимутся. А то – смешное что-нибудь и тому подобное. – Он вытащил из костра докрасна раскаленный сучок и, энергично посасывая, торопливо раскуривал большую воронкообразную самокрутку. – Она годами рассказывает свои истории. Никогда не иссякает. Не может она иссякнуть. Если истощаются ее запасы, она пополняет их из Дарлинга или из Баруона*; из самых глубин Юга и отдаленнейших окраин Запада добывает она свои истории и всегда найдет, что рассказать. Она королева рассказчиц, наша Кастлрей.