Текст книги "Красавчик Ричи (СИ)"

Автор книги: Дария Новак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

– Ну-ну, что случилось?

Ответить мне не дали четверо парней, которые словно торнадо пронеслись по бекстейджу и едва не сбили нас с ног. Они навалились со всех сторон и каждый норовил погладить меня по голове или хлопнуть по плечу. Я рассмеялась сквозь слёзы и покачала головой, обнимая Чарли ещё крепче:

– Я просто очень счастлива. – И в этот раз я и правда не лгала.

Мы пили шампанское из пластиковых стаканчиков прямо в огромной гримерке «Риверспринга», когда зазвонил мой телефон. Посмотрев на экран, я изо всех сил закатила глаза и стала искать свободный угол, чтобы никому не мешать своим трёпом. Звонил Лавой Уильямс, главный редактор «Тяжеляка», и не ответить ему я просто не имела права. Честно говоря, Лавоя я слегка недолюбливала, и это чувство было абсолютно взаимным. Но он был главой крупного журнала, так что, хоть я устала, и мне не очень-то хотелось с ним разговаривать, найдя место у гримерного столика, я всё же сняла трубку и даже улыбнулась через силу:

– Здравствуй, Лавой.

– Здравствуй, дорогая. Поздравляю со стадионом! – Преувеличенно воодушевлённо сказал он, – как прошло?

– Отлично. Полный зал, отзывчивая публика… здорово. – Я пожала плечами даже не думая о том, что Лавой меня не видит.

– Это ведь твой первый? – С явной ехидной улыбочкой спросил парень, на что я только снова закатила глаза и невозмутимо ответила:

– Как главный акт – да.

– Здорово, поздравляю ещё раз. Линси, извини, что дёргаю тебя в такой день, но мне чертовски нужна твоя помощь. Я тут читаю завтрашнюю ленту, и в ней не хватает одной важнейшей вещи.

– Какой же? – услужливо уточнила я в ответ на его драматичную паузу.

– Твоего комментария на ситуацию с Алексой Денвер.

Я так и не нашла времени прочитать чёртовы новости и в этот самый момент глубоко пожалела об этом. Надо было выкроить хотя бы несколько минут, ведь что бы я сейчас ни сказала – Лавой расценит это как подробный комментарий. Пришлось глубоко вздохнуть и импровизировать:

– Хочешь ещё раз мою прямую речь про её буфера куда-то втиснуть? Не получится, дорогой, я уже не знаю как пошутить. Видимо, уже пошутила всё, что могла. За сим, ситуацию с Алексой Денвер провозглашаю закрытой.

Лавой долго молчал, а потом как-то тихо и даже несколько испуганно спросил:

– Линс, ты рехнулась? У меня диктофон это пишет!

Мне ужасно не понравился его тон. Чёрт, ну почему я не прочитала эти долбаные новости за утренней сигаретой, как всегда делаю?!

– Чёрт, да я понятия не имею, что у неё там за ситуация, и что мне комментировать! Я всего два дня не следила за грёбаными новостями, а тут за это время случился конец света местного пошиба?!

Лавой молчал. Я только ещё раз устало вздохнула, изо всех сил стараясь не наорать на этого чёртового писаку, нагнетающего обстановку:

– Лавой, я только что полтора часа горланила на чёртовом стадионе. Последние несколько дней мне было не до новостей, и уж тем более не до Алексы. Расскажи мне, что случилось.

– Господи, неужели ты действительно не знаешь? – Наконец недоуменно спросил Уильямс.

– Ну, в противном случае, ты бы уже давно получил свой комментарий?

– То есть, Ричи ушёл не к тебе?

– Да нет же, Господи! Я узнала, что он вообще от неё ушёл только сегодня, когда мне об этом рассказал Керри!

– И Керри не сказал про Алексу? Что ж, видимо, он и правда твой друг. На самом деле, это всё ставит жирный крест на этой чёртовой статье. – Лавой так тяжело и так устало вздохнул, что мне даже стало его немного жаль. Совсем чуть-чуть. Тем временем Керри, скорее всего услышав своё имя, уверенно направился ко мне, ловко лавируя между людьми.

– Я уже и не знаю, нужен ли мне твой комментарий, честно говоря, – сказал Лавой таким тоном, будто я только что глубоко его оскорбила.

– Ну, раз уж мы всё равно сплетничаем, расскажи в двух словах что там произошло.

– Да что рассказывать! – Расстроенно буркнул Уильямс, – Красавчик махнул ей ручкой и затих, а эта дура не придумала ничего лучше, чем наглотаться таблеток. Повезло, что её Гейб нашёл. Еле откачали.

Лавой продолжил сокрушённо трепаться о своей статье, но я почти не слушала. Медленно оперевшись на столик, я пыталась переварить услышанное. «Наглоталась таблеток» – так сказал Лавой. «Попыталась убить себя» – перефразировала я. Лавой назвал её дурой, мне же очень хотелось назвать её клинической идиоткой. Ведь пережить можно всё, что бы ни случилось, с тем условием, что у тебя всё ещё есть твоя жизнь. Человек приспосабливается, раны заживают, и ничто во всём мире не стоит твоей грёбаной жизни. Ведь ночь сменяется утром, чёрное – белым, и завтра будет новый хренов день, и в этом светлом завтра твоя чёртова жизнь наладится. И это чертовски стоит того чтобы жить.

Лавой продолжал говорить что-то, а я во все глаза смотрела на Керри, тихо прислонившемуся к гримерному столику рядом со мной.

– Лавой, извини, мне нужно идти, – наконец перебила я сокрушавшуюся трубку.

Внезапно реальность обрушилась мне на голову, как огромный мешок с песком. Вокруг веселились люди. Они смеялись, говорили, и радовались, что долгие месяцы тяжелой работы наконец подошли к концу, что вечер удался, что впереди – вся жизнь.

Я выступала на стадионе в то время как Алекса – вечная соперница, девушка, которую я терпеть не могла и которую винила во всех своих бедах, просто человек, такой же, как и я – не хотела больше жить.

– Он сказал тебе, да? – Наконец спросил Керри.

– Вот почему мы так быстро ехали, – я слабо улыбнулась. – Спасибо, что не дал мне узнать утром.

Керри кивнул и, секунду поколебавшись, взял меня за руку.

Дверь в гримерку открылась, пропуская внутрь девушку с огромным букетом подсолнухов.

– Цветы для мисс Киллс, – громко крикнула она и, заметив нас с Керри, стала пробираться через расступавшуюся перед ней толпу. Я обожаю подсолнухи. Они всегда напоминают мне о Солнечном Городе, когда я далеко. И пахнут домом.

Приняв цветы, Керри засуетился в поисках подходящей посудины, а я просто смотрела. Подсолнухи были крупные, жёлтые и очень красивые. Я смотрела на них, и мне хотелось жить. Стянув тесную перчатку, я внимательно осмотрела грязный бинт. Рана саднила от пота и тесноты этой чёртовой перчатки. Я точно знала, что Алекса лежит в Южном Маунт Синае, там же, где и я совсем недавно.

– Как твоя рука, детка? – Спросил Керри, снова садясь рядом.

– Её нужно зашить, – тихо ответила я.

Зашитые раны (самая красивая девчонка на вечеринке)

Люди сходятся, люди расходятся, обижаются, плачут, радуются, смеются. Я чувствую себя каким-то эмоциональным банкротом среди них всех. Люди ходят на работу, разочаровываются, верят во что-то, влюбляются. А я? Тоже влюбляюсь. Всегда не в тех и всегда не вовремя. У людей есть цели, дружба, что-то, чему они отдаются без остатка. Люди живут. А я? Тоже живу, конечно. Или что-то вроде того.

Я не знаю, зачем приехала. Последние полчаса я порываюсь то завести машину и уехать, то открыть дверь и вынырнуть из прохлады салона в летнюю духоту залитой солнцем парковки. И наконец, всё же склоняюсь к последнему.

Мой улыбчивый доктор в круглых очках внимательно осмотрел рану, вколол лидокаин и наложил пять швов. Строго велев мне явиться через четыре дня, он уже собирался встать и уйти, когда я наконец решилась:

– Доктор Сандерс, подождите! – Я вскочила с места, готовая броситься в погоню, но мой лечащий врач и без этого покорно остановился в дверях.

– Мне нужно увидеться с Алексой Денвер, – выпалила я на одном дыхании.

Поправив очки, он внимательно посмотрел на меня:

– К мисс Денвер нельзя. Вас нет в списке людей, которых можно к ней пропустить.

Ну конечно, чёртов список и хренова охрана.

– Это касается только журналистов. А я её коллега, – я закатила глаза. Но, увидев, что доброго доктора этим не пронять, только ещё раз вздохнула, и сделала несчастное лицо:

– Мы дружим. Я хотела ехать сюда сразу как узнала, но мы вчера давали концерт, и я даже не успела поговорить с её менеджментом… – я запнулась, не зная, что ещё сказать чтобы пронять его, изо всех сил надеясь, что он не попросит позвонить её менеджеру прямо сейчас, и наконец добавила:

– Я должна увидеть её. Пожалуйста.

Доктор Сандерс только тяжело вздохнул, и не попросил. Мне крайне повезло, что он не в курсе нашей богатой личной жизни. Он провёл меня на «тот самый» охраняемый этаж, и мне не составило труда найти её палату. Гораздо сложнее было заставить себя толкнуть дверь и войти. Алекса лежала на больничной койке и смотрела в окно. Она выглядела настолько маленькой и беспомощной, что у меня сжалось сердце. Её лицо было серого цвета, а руки безжизненно лежали поверх покрывала. Она выглядела так, будто из неё разом выкачали всю жизнь. Алекса чуть повернула голову и смерила меня взглядом потухших глаз. И в её словах я не услышала неприязни. Будто ей было совершенно наплевать:

– А, это ты? Пришла добить меня? Давай, скажи, что мне силикон в голову ударил. Или что там ещё ты любишь обо мне говорить.

Я пожала плечами, и здоровой рукой пристроив увесистую коробку на её прикроватной тумбочке, не ответила, что примерно это обычно и люблю говорить:

– Вообще-то, я принесла тебе кексы. Шоколадные. С шоколадом внутри.

Она сморщила нос:

– Ненавижу шоколад.

– Не ври, только тем и занята, что его топчешь.

– Ничего подобного.

– Ага, расскажи мне. – Я закатила глаза.

Мы помолчали немного. Наконец, Алекса снова посмотрела на меня:

– Зачем?

– Ну, не могла же я вообще ничего не принести? – Я вскинула бровь.

– Зачем ты здесь, я имела в виду, – пожала она плечами.

Я скопировала её жест:

– А что, ты сильно занята?

Мы посмотрели друг на друга в упор, глаза в глаза. Алекса невесело усмехнулась:

– Хочешь поговорить о Ричи?

Не зная толком куда себя деть, я переставила коробку с кексами на стол перед ней, а затем присела на край кровати, и покачала головой:

– Нет, вообще-то хочу поговорить о тебе.

О себе она, очевидно, не хотела говорить. Алекса просто рассматривала меня – свежую, здоровую и красивую, с такой же головой набитой дерьмом, как и у неё. Её взгляд остановился на моей аккуратно забинтованной руке, а затем снова вернулся к лицу. Я только криво и невесело усмехнулась.

– Скажи, ты любила его? – Наконец спросила Алекса.

Я глубоко вздохнула. Что ж, поговорим о Ричи.

– У него талант влюблять в себя глупых женщин. – Я помолчала немного. – Конечно, любила. Вот только мне кажется, что пока мы с тобой дрались за глубокие чувства и переживания, Ричи стоял в очереди за мозгами.

Алекса усмехнулась, кивнула, и внезапно сильно заинтересовалась кексами. Стараясь не смотреть на меня, она сказала:

– Мне казалось, он любит тебя.

Я фыркнула:

– А мне казалось – тебя. Очевидно, мы обе ошибались.

Алекса вдруг подняла голову и, наверное, впервые за то время, что мы знакомы, по-настоящему улыбнулась мне. Устало и очень слабо, но это наверное не так уж важно. Она улыбалась, как будто не было вражды, соперничества и глубокой чистосердечной неприязни. Как будто мы только что познакомились, и она протягивала мне руку для крепкого пожатия. Как будто мы всё ещё могли понравиться друг другу. И я улыбнулась ей в ответ.

А потом мы вдруг начали говорить. Обо всём, о чём не решились бы сказать никому другому. Вспоминали то, о чём так сильно хотели забыть. Смеялись. Много смеялись. Алекса вытерла слёзы и снова хихикнула:

– Господи, нам определённо не стоило драться! Я как-то отстала от жизни в последние недели, об этом ещё говорят?

Я только развела руками, не вполне уверенная, что хочу ей говорить, что о драке все давно забыли и теперь говорят исключительно о её поисках смысла жизни. Наконец, пришлось пожать плечами:

– Иногда.

Алекса кивнула и вдруг стала серьёзной:

– Знаешь, он периодически называл меня Сладкой. Именно так я узнавала о том, что он снова был с тобой. – Она покачала головой, с интересом отковыривая шоколадную крошку от кекса. – На той тусовке перед церемонией он дважды назвал меня Каролиной, и я знала, что домой он увезёт тебя. А потом, уже на красной дорожке, я случайно увидела, как он на тебя смотрит. И это стало последней каплей. Не то, что я знала, что вы спите вместе, не тот цирк, который вы устроили на презентации с "Rusty Four", хоть это изрядно попортило мне кровь. А именно этот взгляд. Я просто впервые действительно увидела его лицо, когда он смотрел на тебя.

Я не стала спрашивать, как он смотрел – мне не хотелось знать. Но Алекса неумолимо продолжила:

– Красавчик смотрел так, будто ты была толстой, умильной пандой, жующей бамбук, и улыбался. Держал меня за руку, но на самом деле был в десятке метров от меня – рядом с тобой. А потом ты ещё эту чёртову статуэтку получила! Обошла его во всех номинациях, а он стоял и улыбался, как дурак! Гордился тобой. – Алекса снова покачала головой, так и не подняв на меня глаза. – И я не выдержала. Я так злилась, что меня уже не волновали ни камеры, ни масштабы скандала. Я так сильно тебя ненавидела в тот момент, Господи! За всю чисто человеческую обиду. За то, как больно мне было каждый хренов…

Оборвав себя на полуслове, она махнула рукой, словно это всё уже ничего не значило, и вздохнула:

– Он ушёл в тот же вечер. Завёз меня домой, снял пиджак, забрал свою кожаную куртку и уехал. Ничего не сказал. Ни по поводу драки, ни о том, что больше не вернётся. Но я и без того знала, что не вернётся. Давно знала, – она неловко пожала плечами. – Просто всё равно ждала.

Мы ненадолго замолчали. Наконец я покачала головой и сказала просто чтобы разбить тишину:

– Прости.

Алекса фыркнула и снова откинулась на подушки, заговорщически посмотрев на меня:

– Я, наверное, не должна спрашивать, но мне охренеть как любопытно…

Я вскинула бровь и она закатила глаза:

– Слушай, я очень надолго застряла в этом увеселительном заведении без возможности куда-либо выйти! Имею право на любопытство! Скажи, что ты собираешься делать с тем, что я тебе рассказала?

Я удивлённо глянула на неё:

– Ничего. А что я могу с этим сделать?

– Попробовать начать сначала? – Алекса вскинула бровь.

Я покачала головой и отвернулась:

– Знаешь, когда сильно чего-то хочешь, не можешь перестать думать об этом, бесконечно строишь планы, которые раз за разом проваливаются, ты рано или поздно перегораешь. Понимаешь, что не судьба. Так что, всё что было – уже в прошлом.

– Ты перегорела?

– Нет. Но и думать "что-было-бы-если-бы" – тоже больше не могу. Нужно жить дальше. И тебе тоже.

Я встала и подхватила сумочку, собираясь уходить, но Алекса неожиданно резво вскочила и сильно схватила меня за руку, удерживая на месте:

– Линси, стой, не делай этого.

– Не делать чего?

– Не заканчивай всё так.

Не понимая, что на неё нашло, я опустилась обратно на кровать и, аккуратно отцепив её руку от своего блейзера, уткнулась взглядом в мягкую хлопковую простынь:

– Мне нечего заканчивать. У меня никогда ничего не было.

Алекса упрямо молчала, поэтому я продолжила:

– Это никогда не было эпичной любовной историей. Я имею в виду, мне-то, конечно, казалось, что это именно она и есть, но на деле… на деле я просто была слепо одержима идеей быть с несвободным парнем. Он всегда спешил к тебе, ты знала? – Я бегло взглянула на неё, но не стала ждать ответа. – Каждый раз я была уверена, что на этот раз он останется со мной. Но он никогда не оставался. В сочельник он приехал сразу после нашего выступления… а следующим утром мы гуляли по городу, играли в снежки и он впервые в жизни взял меня за руку. Я подумала: «Вот оно! Вот, чего нам недоставало!», а он попытался сбежать пока я спала, как делал каждый чёртов раз. Сказал, вы вместе празднуете Рождество. – Я неловко пожала плечами и уже хотела продолжить, когда Алекса резко перебила меня:

– Линси, заткнись. Прекрати себя жалеть и заткнись. Он уходил каждый раз просто потому что не мог остаться.

– В смысле «не мог»?

Она посмотрела на меня так, будто у меня была не одна, а целых две глупых головы:

– Господи, я поверить не могу, что рассказываю тебе. – Глубоко вздохнув, она внимательно изучила потолок, а потом посмотрела мне в глаза:

– Но знаешь, я удивлена, что ты сама не поняла. Я-то думала ты умная. Это у меня ничего не было, Линси.

Алекса смотрела открыто и прямо, так, будто сдавалась окончательно и ей уже было плевать, что будет дальше. И внезапно я и вправду всё поняла. Пазл сложился сам по себе, без моего участия, и я просто рассматривала готовую картинку, ещё не до конца понимая, что чувствую. «Он не мог остаться» – так она сказала, а значит наверняка знала почему. Алекса сказала, что давно знала, что он уйдёт, и что это у неё ничего не было. Я достаточно времени провела в шоу-бизнесе, чтобы в принципе понимать, что услышу дальше. Скорее всего, это отразилось на моем лице чистым, ничем не разбавленным отвращением. Алекса только покачала гловой, и принялась с остервенением расковыривать очередной многострадальный кекс:

– Ты скорее всего в курсе, что и “Justified”, и “The Hopeless Empire” являются собственностью “Restricted Records”. Точнее, нас они подписали в марте позапрошлого года, когда мы ушли от медленно умирающих “Savage Enterprise”. Собственно, тогда о нас и заговорили. Альбомы стали продаваться, клипы стали набирать просмотры и мы наконец смогли начать выступать на приличных площадках.

Алекса замолчала, упрямо не глядя на меня, а я вдруг вспомнила каково это – выкладываться на полную, отдавать всё, а взамен не получать ничего. Я понимала, каким благословением для всей группы было предложение от мейджора. От огромной корпорации, которая обеспечит комфортное существование в дороге, позаботится о рекламе, мерче и вообще – обо всём. Я подобным похвастаться не могла, ведь комфортный автобус и всё остальное мы смогли себе позволить только когда нас уже вовсю крутили по радио (и я точно знаю, что для того чтобы нас включили в прайм-тайм первые пять раз, Дилан заложил свой дом). Но у всего есть своя цена, это я прекрасно понимала и, кажется, Алексе пришлось заплатить сполна. Мне нечего было ответить, поэтому я молчала. Наконец, очевидно, собравшись с мыслями, Алекса продолжила:

– Я никогда не была такой, как ты. Никогда не была своей ни в одной тусовке, не умела сходиться с людьми. Но, каким-то совершенно непостижимым образом, мне удалось найти общий язык с Ричи и так получилось, что мы крепко сдружились.

Когда она наконец посмотрела мне в глаза, я ободряюще улыбнулась ей, меняя тему:

– Как вы познакомились?

Она невесело засмеялась:

– Так же, как и со всеми остальными – в туре. Мы все тогда только-только начинали. У нас сломался трейлер прямо посреди поля, а они случайно проезжали мимо и помогли нам. Потом оказалось, что мы выступаем вместе. А потом мы несколько недель ездили друг за другом… Я проводила с Ричи даже больше времени, чем со своими ребятами… А потом они стали знаменитыми. – Алекса пожала плечами, как бы подводя итог. – Я не видела его до того самого дня, как нас отправили в тур с “The Hopeless Empire”, но мы очень часто переписывались. Поддерживали отношения или типа того. Поэтому в туре мы, конечно же, снова тусовались вместе. Однажды нас с Красавчиком засняли рядом в баре, и это произвело фуррор. Песни стали продаваться в три раза лучше, всем было интересно, кто такие “Justified”… тогда-то менеджмент и предложил нам «узаконить» отношения. Ни я, ни Ричи не были в то время обременены ничем и никем, и мы решили – почему нет? В конце концов такие контракты не рассчитаны на долгое время, а нас это могло здорово продвинуть. Мы подписали бумаги в сентябре, а в июне уже были свободны. – Она снова пожала плечами, как будто это совсем ничерта не значило.

Я покачала головой и спросила совершенно не то, что хотела:

– Почему ты не разорвала контракт после первого же скандала? После той тусовки у Картера?

Алекса закрыла лицо руками, и невесело рассмеялась:

– Как будто мне бы позволили. Посмотри на себя! Ты была идеальной для этого уравнения. Ты наверное даже не осознаешь, что только сильнее подогрела интерес ко всем нам. Тебе в конце концов это тоже пошло на пользу. – Алекса только покачала головой в ответ на мою вскинутую бровь и продолжила:

– Красавчик не любил меня. Если бы любил, он бы не искал с тобой встреч. Он, как бы это сказать, слишком честный для этого. – Алекса сморщила нос. – А если бы наши отношения были настоящими, но он всё равно полюбил тебя – он бы сам ушёл. Ещё до скандала. Но, всё было так, как было. Отношения были подставными и разорвать их было нельзя, но он хотел тебя слишком сильно и это серьёзно спутало карты нам всем. Как бы он ни пытался избежать скандалов, чтобы сохранить мою репутацию – стоило ему только увидеть тебя, и мозги напрочь отшибало. Тем не менее, Красавчик не хотел тебя впутывать, поэтому старался порвать с тобой любые отношения, ведь на тот момент он действительно был связан по рукам и ногам, и не принадлежал самому себе ни в одном из смыслов.

Она ненадолго замолчала. Я тоже молчала, переваривая информацию. Наконец Алекса фыркнула и покачала головой:

– Я и сама несколько раз крутила интрижки на стороне, просто с менее печально известными личностями. Знаешь, в чём ирония? Мне было совершенно плевать насколько сильно он увлёкся тобой. Единственное, что меня действительно волновало после того скандала у Картера – наши продажи. Ты себе представить не можешь, как сильно они подскочили! Помимо этого, я была слишком занята тем, чтобы не путаться в фактах и событиях нашего любовного треугольника. Мне было не до любви, и уж точно не до любви с моим другом. У меня не так уж много друзей, чтобы так сильно лажать! Но интрижки себя исчерпали, а Ричи был всё время подавлен от необходимости следовать этому чёртову контракту, о котором он уже изо всех сил жалел, и мы с ним, наверное больше от скуки, чем от чего-то ещё, стали спать вместе. Как ты понимаешь, тут-то всё и запуталось окончательно. Если после тусовки у Картера я целовала его только потому что ты была в машине жутко невменяемая и раздражающая, то чуть позже я… Господи, не хочу об этом говорить. – Алекса зажмурилась и покачала головой, горько выплюнув, – Он никогда ничего не обещал мне. Он всегда был предельно честен. Но время шло. Мы вместе тусовались, готовили друг другу ужин, смеялись над какой-то ерундой. Он всегда держал меня за руку, даже когда вокруг никого не было, и… он просто был собой. Да что я рассказываю, ты и так знаешь, какой он. Такого нельзя не полюбить. – Алекса рассмеялась, а я с горечью подумала, что нет, вообще-то не знаю. Я совершенно не знала Красавчика. Я не знала, какой он, когда грустит, не знала, что он любит на ужин… я совершенно ничего не знала о человеке, которого описывала Алекса. А она, тем временем, продолжала:

– Я вбила себе в голову, что это по-настоящему. Что мы останемся вместе и после того, как контракт закончится. Что будем жить долго и счастливо. Но, что бы я там себе ни думала, мы вместе тусовались, держались за руки и трахались, но если бы не этот чёртов контракт, из которого ни один из нас не мог вырваться – он был бы с тобой.

Я молчала несколько минут, пока переваривала информацию, а потом наконец спросила то, о чём хотела спросить изначально:

– Ты сказала, вы были свободны ещё в июне.

– Ага, так и есть.

– Почему тогда…

– Почему тогда он сразу не прибежал? – Она фыркнула, – он обещал пойти со мной на церемонию. Было бы ужасно быть Той-Самой-Мисс-Мне-Не-Нужны-Подушки-Безопасности, которую променяли на Мисс-Слишком-Пьяна-Чтобы-Ходить, не находишь? – Она фыркнула, и мы снова рассмеялись. Было очень странно смеяться вместе с ней над этим, тем не менее я и вправду больше не чувствовала неприязни к ней. На самом деле она мне даже нравилась. Но между нами лежала пропасть по имени Красавчик Ричи. Человек, которого Алекса искренне любила, потому что хорошо знала. И я не могла не задаваться вопросом: а кого же тогда всё это время любила я? Я не узнавала Ричи ни в одной детали рассказа. Ну, разве что в той части, где он с ней спал, потому что ему было грустно. Но я всё ещё помнила, как он поспешно собирался тем Рождественским вечером. Просто чтобы успеть к ней, потому что пообещал. Да, наверное его действительно можно назвать честным человеком. В каком-то смысле. Честным, красивым, невероятно талантливым. И, если я всё-таки решусь использовать всю эту информацию по назначению, пожалуй, мне всё же предстоит узнать, что на самом деле скрывается за его такой привычной и знакомой маской. Я взяла Алексу за руку и чуть сжала её пальцы:

– Зачем ты рассказала мне всё это? Почему ты хотела, чтобы я это знала?

Я ожидала длинного и развернутого ответа, но Алекса только пожала плечами:

– Потому что я хочу, чтобы он был счастлив.

– Но ведь он будет счастлив не с тобой.

– Не со мной.

Я кивнула. Мы всё друг другу сказали, пора было уйти и оставить её в покое, в конце концов нам обеим было о чём подумать. Я ещё раз кивнула и уже собиралась отпустить её руку и встать, но всё же не удержалась:

– Что такое любовь, Алекса?

– Тебе нужно чёткое определение, или как? – Девушка вскинула бровь. Я вскинула бровь в ответ. Наконец Алекса закатила глаза и фыркнула:

– Любовь – это когда ставишь интересы другого человека выше своих.

Я нахмурилась, повторив её ответ про себя, и наконец поняла. Не существует одного чёткого определения любви. Каждый человек любит по-разному, и каждый вкладывает в это понятие что-то своё. Единственная общая черта – ты что-то отдаёшь, но не для того чтобы получать взамен, нет, а просто потому что ты так чувствуешь. Я всё ещё не знала, что я сама вкладываю в понятие любви, но, как мне показалось, сегодня я стала немного ближе к разгадке.

– Я думала, любовь – это чистой воды эгоизм, – наконец сказала я, пожав плечами.

– Да, это само собой разумеется! – Алекса фыркнула и взмахнула рукой, – но в конечном итоге эгоизм так никуда меня и не привел. Подумай об этом. – Она подмигнула, а потом искренне улыбнулась мне. И я улыбнулась в ответ, молчаливо скрепляя наше негласное перемирие.

Когда я встала и поправила чёрный блейзер, она сказала:

– Спасибо, что приехала. Мне нужен был этот разговор.

Я кивнула и направилась к выходу, но в дверях всё же обернулась:

– У тебя есть все шансы стать счастливой, мисс Денвер. Для этого нужно всего лишь жить.

Она махнула рукой и снова фыркнув, улыбнулась:

– Ну да, умереть я всегда успею.

Выходя из больницы я всё ещё улыбалась, чувствуя себя живой как никогда. Всё рано или поздно встанет на свои места, я искренне верила, что так и будет.

Алекса выглядела куда лучше, когда я уходила, и я от всей души желала ей удачи.

Мы не говорили об этом, но я и так прекрасно поняла, зачем она сделала то, что сделала. Ведь мне тоже иногда – редко и немного, совсем чуть-чуть – хочется, чтобы меня спасли.

Чем меньше становился госпиталь в зеркале заднего вида, тем уверенней я себя чувствовала, но уверенности резко поубавилось, когда я вернулась домой. Я больше не знала, что из рассказанного Алексой правда, а что нет. Я не знала, могу ли вообще верить ей после всего этого бардака. Я снова не знала ровным счётом ничего, но я настолько устала, что впервые в жизни меня это вполне устраивало. Я подошла к зеркалу, чтобы умыться и почистить зубы перед сном, и заглянула в свои глаза: всё такие же серые, с синими кругами под тонной косметики, с покрасневшими от недосыпа белками. Внезапно я вспомнила глаза Ричи, которые видела всего несколько дней назад, когда он говорил, что любит меня, а я в ответ смеялась ему в лицо, совершенно не веря. Я так и не поняла тогда, что я в них увидела, но сейчас резко отшатнулась от зеркала и закрыла лицо руками.

Внезапно всё, что я узнала сегодня потеряло всякий смысл и всякую ценность. Мне резко стало неважно, солгала ли мне Алекса, ведь я поняла, что он не лгал. Я поверила каждому его слову, ведь его глаза были зеркальным отражением моих.

Он смотрел с надеждой.

4 месяца спустя

Рождество

– Линси, даже не говори мне, я ненавижу долбаные триплеты! – Скривила нос Алекса.

– В смысле «ненавижу»?! Да это вне закона! Ты не… – вскинулась было я, но меня перебил подошедший из-за спины Керри:

– Что такое «триплеты»?

Мы переглянулись, а потом уставились на него так, будто у него выросла вторая очень глупая голова. Наконец я ответила:

– Которые играются под «раз, два, три», – и для наглядности настучала себе по бедру. – Как вальс. – Пришлось добавить, потому что Керри, очевидно, не врубался.

– Как вот эта, что сейчас играет, – засмеялась Алекса и толкнула меня в плечо.

Керри закатил глаза:

– Как ни подойду, вечно о какой-то скучище трепетесь. – На что мы рассмеялись, и обняв его с обеих сторон, потащили к фуршету.

Как я и говорила – скандалы рано или поздно забываются и всё возвращается на круги своя, и каким-то непостижимым образом Алекса незаметно стала частью этих самых кругов.

Буря не утихала долго. Сначала все жёлтые страницы пестрели громкими заголовками о её госпитализации, это привело к не менее громким заголовкам о том, что Ричи вероломно бросил её ради меня, что, в свою очередь, привело к вольным сочинениям на тему «Линси в буквальном смысле убивает*» и «Почему Линси Киллс такая корова?». Время шло, пресса бушевала, поклонники неодобрительно качали головами, но как бы то ни было, меня никак и ничем нельзя было связать с Красавчиком. Ведь мы так и не поговорили. Мы не виделись и не созванивались ни разу за последние четыре месяца, и я знала о нём только из сводки новостей и чартов, в которых новая песня “The Hopeless Empire” «Пытаюсь дышать» занимала ведущие позиции.

Я просто решила немного отступить. Не бороться. Ведь боролась я достаточно, и ни к чему хорошему меня это не привело. Я решила дать нам немного времени, плюс, мне и правда хотелось оставить всю эту чёртову прошлогоднюю драму в прошлом.

О том, что Алексу наконец-то выписывают я узнала из утренних новостей и сначала не придала этому значения. Мне хотелось проведать её, но я понятия не имела, о чём с ней говорить. Поэтому, благополучно забыв о ней на несколько дней, я полностью погрузилась в работу. Ага. Оставив депрессивные метания и творческий кризис позади, я снова начала писать песни, и мы со Скаем всё-таки начали подготовку материала для следующего альбома, проводя в студии дни и ночи. В один прекрасный (особенно бездарный) день я заехала после работы в супермаркет купить какой-то дряни, и сама не заметила, как часом позже оказалась в Палм Харбор, у двери дома Алексы. Не то чтобы она была сильно рада меня видеть:

– Линси? Ты что здесь делаешь?

– Проснись и пой, засоня, – буркнула я, кидая взгляд на её мятую пижаму и всколоченные волосы, пока неделикатно отодвигала её от двери.