Текст книги "Красавчик Ричи (СИ)"
Автор книги: Дария Новак
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)
– Скайлар Джонсон, "Clockwork Hearts"!!!
Мы все, как один, вскочили со своих сидений и бросились обнимать нашего друга. Затем Скайлар вышел на сцену и толкнул трогательную речь, после чего удалился за кулисы в вип-лаунж давать интервью корреспондентам "Жести". Можно было расслабиться на какое-то время.
Полтора часа спустя всё ещё ничего не происходило. Посмотрев несколько награждений и несколько потрясающих выступлений, я заскучала. Келвин Окленд как раз объявлял лауреатов премии "Лучшее музыкальное видео от новичков", когда Чарли наклонился ко мне:
– Линси, четвёртый ряд слева. Иди.
– Чего? – Я подняла бровь, выразительно уставившись на него.
Чарли закатил глаза:
– Сейчас будет "Лучшее музыкальное видео". Ты должна быть с "Rusty Four".
Я тяжко вздохнула, но на самом деле была рада возможности хоть немного размять ноги и затёкший зад. Я нашла Кайла и его команду как раз, когда на сцену поднялись Джерси Реддинг и Амор Родригес. У меня так сильно вспотели ладони, что мне пришлось поспешно вытереть их о брюки, прежде чем сжать руку Кайла. Парень тоже сидел, как на иголках, пока объявляли номинантов. И я клянусь, что когда Джерси раскрыл конверт и обвёл зал хитрым взглядом, держа паузу, я была уверена, что вот-вот умру от аневризмы.
– Итак, награду за "Лучшее музыкальное видео 2017 года" получают… – я затаила дыхание, крепче сжав руку МакАлистера.
– Группа "Rusty Four" совместно с Линси Киллс за "Танцы с дьяволом"!!!
Шум зала показался мне оглушающим, а когда грянул припев нашей песни, я едва не упала в обморок. Мы впятером поднялись на сцену и по очереди обняли Амор и весельчака Джерси из "Sunny State Bad Boys". Поправив корону, я встала рядом с Кайлом, говорившим свой аксептанс спич*. Он благодарил фанатов за то что голосовали и прочее, и прочее, то же самое, что говорим мы все. Когда все сказали по несколько слов благодарности (ведь мы были сильно ограничены во времени), Кайл во всеуслышание предложил мне локоть:
– Ваше Величество?
– Благодрю вас. – Я чопорно кивнула, беря приятеля под локоть, и под оглушительный шум практически до отказа заполненного стадиона, мы удалились за кулисы – давать интервью.
На своё место я вернулась как раз вовремя – вот-вот должны были объявить номинантов на "Песню года". И, хоть я и была уверена, что никто не даст нам выиграть в одной и той же номинации второй год подряд, надежда у меня всё же была. Ведь если не мы, то либо "Justified", либо "The Hopeless Empire" повезут награду домой.
К моменту объявления восьми номинантов и песен, мне уже даже нравилось сидеть, ёрзая в кресле от волнения. В конце концов "Clockwork Hearts" и так не поедут домой с пустыми руками – Скайлар стал гитаристом года, а я засветилась в клипе года. Это уже был чёртов успех! Но чёрт меня подери, если я не хотела весь хренов мир. Наконец, парень, которого я не знала, произносивший обязательную речь и называвший спонсоров, раскрыл красный конверт.
– Линси, расслабься, это не мы, – шепнул мне Алекс, видя, что я чуть ли не выпрыгиваю из кресла.
– Не мы, – согласилась я, не сводя глаз с конверта на огромном экране, и наклонилась ещё ниже, готовая вскочить.
– Песней года становится… "Приятель, тебе не жить" группы "Sunny State Bad Boys"!!!
И не смотря на то, что я знала, что "Радио "Бессонница" не возьмёт награду, я всё равно расстроилась.
После двух выступлений и "Человека года" – награждения влиятельного музыкального деятеля за благотворительность (вроде широкой огласки и реальной помощи людям страдающим различными заболеваниями и так далее), пришло время награждать самого горячего парня тусовки. Это была шуточная номинация, не имевшая никакого отношения к музыке. Вместо красивой хромированной статуэтки, наградой служила пластиковая корона, но, тем не менее, было невероятно престижно получить её, и все с огромным нетерпением ждали номинацию. Ричи, как всегда, был в списке претендентов, но впервые за последние годы сдал позиции. Самым горячим парнем тусовки стал Холден Харт – вокалист "The Runaways". А после того как Холден в сверкающей пластиковой короне покинул сцену и зал немного успокоился, пришёл черёд самой престижной награды после "Исполнителя года" – награждали лучший альбом. Мы были заявлены в номинации, поэтому снова беспокойно заёрзали на своих местах.
***
Об Алексе все забыли с того самого момента, как разгорелся скандал на нашей премьере с Rusty Four. Как будто её и вовсе не существовало, поклонники и пресса обсасывали идиотские выдумки о моей большой и неистребимой любви с Красавчиком, ни разу не вспомнив, что он, вообще-то, не свободен. И думая об этом сейчас, стоя под горячим душем, пытаясь отмыть с себя любое воспоминание об этом самом Красавчике, я этого не понимала. Не понимала ни прессу, ни Ричи, ни саму себя.
Я была слишком занята своими чувствами, несбывшимися мечтами и надеждами, чтобы воспринимать её боль и разочарование всерьёз. Она всегда казалась мне просто нелепой, назойливой и ужасно раздражающей куклой. Помехой. Я то и дело заявляла свои права на Ричи, как будто они у меня были. И я ни разу не восприняла Алексу как живого, думающего и чувствующего человека. Я поступала отвратительно по отношению к ней, и совершенно не горжусь этим. Но Красавчик поступал ещё хуже. Ведь они были близки. Он наверняка знал её слабости и страхи, он наверняка… просто знал её. Спал с ней. Держал за руку. И каждый раз предавал, стоило ей только отвернуться. А она прощала его. Неудивительно, что в конечном итоге девчонка сорвалась.
***
– Награду за лучший альбом 2017-го года получают… "Clockwork Hearts" за "Слава/Бесславие"!!!!
Зал взревел. Механически встав с кресла, всё ещё не веря, я машинально обняла Чарли. Это был триумф. Я в самом деле не верила в победу, пока на деревянных ногах шла к сцене, изо всех сил надеясь, что не споткнусь в этих чёртовых туфлях. Рядом со мной плечом к плечу шли мои лучшие друзья. Люди, ставшие моей второй семьёй. От души обняв своего старого приятеля Тони Вайса, и приняв у него статуэтку, я остановилась перед микрофоном, совершенно не зная, что сказать. Я настолько не рассчитывала выиграть в этой номинации, что не заготовила речь. Но, по иронии судьбы, первое слово в любом случае предоставлялось мне, так что я не могла стоять столбом, глядя на заполненный стадион и хлюпая носом от переполнявших меня чувств. Пришлось собраться:
– Привет, ребята! Надеюсь все вы хорошо проводите время. Меня зовут Линси, и я пою в "Clockwork Hearts". – Переборов желание закрыть лицо обеими ладонями и умереть на месте, я только улыбнулась, и продолжила уже более уверенно:
– Я хочу поблагодарить каждого, кто отдал свой голос за нас в этом году. Именно наша фанбаза дала нам шанс построить карьеру и жить тем, что мы любим больше всего на свете – музыкой. Вы сделали возможными наши самые безумные и невыполнимые мечты. Вы дали нам шанс стоять сейчас на этой сцене. Спасибо вам! Спасибо Дилану Розенбергу и Чарли Спеллингу за то, что поверили в меня и дали шанс. Мне – неизвестной девчонке из крошечного городка, с ужасными, прости Господи, записями. Спасибо всем и каждому, кто принимал участие в создании "Слава/Бесславие". Спасибо!
Я отошла от микрофона, уступая слово остальным, и глубоко вздохнула. Мой взгляд зацепился за первые ряды, где сидели "The Hopeless Empire". Ричи сидел на своём месте рядом с Мэттом, но не слушал парня, говорившего что-то прямо ему на ухо. Он смотрел на нас, и я могла бы поклясться, что он улыбался.
Когда все сказали по несколько слов благодарности, мы дружно отправились в вип-лаунж комментировать свою победу "Жести" и всем присутствующим изданиям, после чего пошли фотографироваться к огромному полотну "Жесть – 2017" со статуэтками в руках. Скай то и дело отпускал едкие комментарии в ухо Алекса, переклонившись через меня, и мы то и дело фыркали. Закончив с фотографиями, парни сразу сбежали в гримерку, готовиться к предстоящему выступлению, а я застряла Ником и Шелли – полевыми репортерами бекстейджа. На меня было направлено сразу две камеры, а яркий свет уже начинал раздражать, но ничего с этим поделать я, увы, не могла – нужно было дать так много интервью, как только смогу, чтобы уже утром красоваться во всех возможных изданиях. В конце концов это моя работа.
Шелли влюблёнными глазами посмотрела на мои туфли:
– Линси, туфли – просто произведение искусства, где ты их взяла?
Я фыркнула:
– Это Занотти, детка. Королева я, или кто? – Мы наигранно рассмеялись, а Ник продолжил:
– Мне больше нравится костюм.
– Костюм я стащила у Кайла, – тут же ответила я.
– То есть, эти слухи о вашем романе – правда?
– Нет, ни в коем случае, Ник. Мы с Кайлом – большие приятели, только и всего.
– А как же все эти намёки в "Танцах…"?
– Мы давно хотели спеть вместе, – я пожала плечами, уже собираясь намекнуть, что мне пора, когда Шелли задала очередной вопрос:
– А как насчёт слухов о твоём романе с Красавчиком Ричи?
Я рассмеялась:
– Знаете, я бы дала вам развёрнутый комментарий на эту тему, но мне пора в гримерку – нам через полчаса закрывать всю эту богадельню.
Подмигнув репортерам, я направилась в сторону гримерок, когда Шелли вдруг догнала меня:
– Линси, постой!
Обернувшись, я дежурно улыбнулась девушке. Шелли немного замялась:
– Я насчёт вашего шоу…
– Что-то не так? – Я забеспокоилась, ведь до выступления оставалось всего минут сорок – что угодно могло пойти не так.
– Нет, нет, всё окей, я просто… хороших билетов совсем не осталось, а моя младшая сестра очень хочет сходить, и…
– А, ты про "Риверспринг"! Как твоя фамилия?
– Николсон, – выпалила Шелли и густо покраснела.
Я достала телефон из сумочки и быстро написала Чарли.
– Наш менеджер обо всём позаботится. Сестричке привет! – В конце концов, надо поддерживать наилучшие отношения с журналистами, мало ли что? Я ещё раз дежурно улыбнулась ей, и уже хотела продолжить свой путь до гримерок, но снова не успела, и только изо всех сил закатила глаза, когда услышала за спиной голос Алексы:
– Благородная Линси, которая получает всё!
– Прошу прощения? – мой тон, скорее, говорил: "Иди к чёрту!", но Алексу это не остановило:
– Скажешь, нет? Награды, закрытие церемонии, концерт на грёбаном стадионе…
Я смотрела на неё и не верила, что она – такая же чёртова артистка, как и я – говорит всё это.
– Я добивалась всего этого каторжным трудом, – процедила я, наконец, – думаю, ты, как исполнитель, прекрасно знаешь, что такое каторжный труд, Алекса.
– Ну разумеется, – фыркнула она, – ты получила всё, чего заслуживала. И чего не заслуживала – тоже.
Шелли, всё так же стоявшая рядом и ловившая каждое наше слово, с очень маленькой вероятностью могла и не понять, о чём Алекса говорит. Но я прекрасно поняла, и не собиралась обсуждать Красавчика на глазах у пяти сотен журналистов. Посмотрев по сторонам, я только тяжко вздохнула – на нас, стоящих посреди красного ковра, уже стали обращать внимание. Фотографы и операторы подбирались ближе, и я прекрасно понимала, что этот фарс давно стоит заканчивать. По правде, его не стоило и начинать. Но не сказать ни слова напоследок я просто не могла:
– Алекса, милая, иди поиграй с кем-нибудь. Мамочке нужно закрывать церемонию.
Мне правда не стоило этого говорить. Но когда ты так сильно винишь кого-то в своих личных неудачах, просто невозможно удержаться, и не ткнуть человека носом в свой очевидный успех. Я просто не могла промолчать и оставить последнее слово за ней. Хоть и должна была. И это всё, о чём я успела подумать, прежде чем она вцепилась мне в волосы.
Боль была просто ослепляющей. Я была уверена, что когда она наконец решит отпустить, мой скальп останется в её руке. Чёрт возьми, всё произошло в долю секунды, слишком быстро, чтобы я могла сориентироваться и не дать ей испортить мою прическу. И свою реакцию я тоже не смогла сдержать.
С ранних лет я знала, что цепляясь за руку нападающего, ты только раззадоришь его. Ведь человек поймет, что тебе больно, и расценит этот жест, как мольбу о пощаде. А значит, попытается сделать ещё больнее. Я не стала хватать Алексу за руку, нет. Я приняла самое худшее решение из всех возможных: схватившись за её волосы в ответ, я ударила девушку под дых свободной рукой. Потеряв способность вдыхать, Алекса ослабила хватку и согнулась пополам, норовя сползти на красный плюшевый ковер, и сжаться в клубочек. Отовсюду мелькали вспышки, радостный галдеж репортеров, поймавших сенсацию, заглушал звуки из зала, а Алекса, словно в замедленной съёмке, оседала на пол, ловя ртом воздух. Я не могла позволить ей упасть. Как бы сильно ни ненавидела её. Сжав её предплечья, я подошла вплотную, позволив опереться на себя. Алекса вяло брыкалась, но я держала крепко. Уткнувшись лбом в её лоб, я прошипела:
– Уймись, идиотка, и так завтра будем во всех новостях.
И она меня услышала. Обмякнув в моих руках, она пыталась просто дышать, а когда дыхание восстановилось, чуть отстранилась. Я тоже отошла на полшага, не выпуская, впрочем, её рук:
– Всё, успокоилась?
– Я так сильно ненавижу тебя, – Алекса горько поморщилась, и я расценила это как полную капитуляцию, отпустив её.
– Ненавидь потише, сделай одолжение, – вяло отозвалась я. И в следующую секунду щёку словно ошпарило кипятком – Алекса влепила мне пощёчину. Хлесткую и обидную. Такую же, как я сама совсем недавно отвесила Красавчику. И я наконец поняла, почему там, на нашей премьере, Ричи не стал растирать горящую огнём щёку. Он просто не хотел показать, насколько сильно моя пощёчина его задела.
– Мне жаль тебя, Алекса, – выплюнула я, и хотела уже уйти наконец, но снова не ушла. Вскинув голову, я посмотрела ей прямо в глаза. Возможно, впервые в жизни. И не смогла сдвинуться с места.
Летом перед моим выпускным классом, мы с Кэшем придумали новое развлечение – покупали упаковку петард в местном супермаркете, и отправлялись на поиски наиболее привлекательной кучи дерьма (по правде говоря, мы удовлетворялись первой попавшейся, но не прекращали поиски идеала). Кэш, благослови его Господь, отважно стоял в сторонке, пока я с азартом нашпиговывала дерьмо петардами, а затем поджигала. И почти ежедневно мы упражнялись в тщетности – покупали десять петард по двадцать центов за штуку, и пытались взорвать собачье дерьмо, чтобы оно красиво разлетелось во все стороны. Но дерьмо, по одному ему известной прихоти, разлетаться не спешило. Или разлеталось не так эффектно, как нам виделось.
Было тёплое солнечное утро, и мы с Кэшем по обычаю шли в супермаркет за порцией петард. Остановившись в тени под козырьком возле заднего выхода, мы принялись обсуждать план действий, но моё внимание внезапно привлек мохнатый комок, лежащий под бордюром. Совершенно перестав слушать распинавшегося Кэша, я подошла ближе. Под бровкой, прислонившись серой спинкой к теплому бетону, лежала небольшая крыса. Она часто и тяжело дышала, глядя прямо на меня своими чёрными глазками-бусинками. Ей было явно жарко, но она не спешила искать укрытия в подвале или подсобном помещении магазина, а когда я подошла ближе, не сделала ни единой попытки вскочить и убежать. Вместо этого, она чуть поскребла лапкой по асфальту, всё так же неотрывно глядя на меня.
– Каролина, ты слушаешь? – Возмутился Кэш. Встряхнув головой, я хлопнула приятеля по плечу и увлекла за собой в магазин, подальше от неё.
Всё не клеилось в тот день. Я не уделяла должного внимания собачьему дерьму, чем возмущала подельника до глубины души. Вместо этого, я то и дело возвращалась мыслями к маленькой крысе, лежавшей на парковке. Я могла сколько угодно убеждать себя, что она просто грелась на солнышке и была слишком ленивой чтобы убегать. Я могла говорить себе всё, что угодно, но, чёрт возьми, я видела её глаза.
Распрощавшись с Кэшем гораздо раньше обычного, я, неизвестно зачем, вернулась к супермаркету, и бегом преодолев парковку, остановилась возле заднего выхода. Крыса всё ещё была там. Она так и лежала под бровкой, свернувшись маленьким серым комочком, а её чёрные глаза-бусинки неподвижно застыли, глядя в никуда. Она, конечно же, умерла, ведь в подсобке, где она жила, был разбросан крысиный яд. Ведь крысам не место в супермаркетах. И всё это я знала с самого начала. Я ничем не могла помочь, поэтому и утащила Кэша подальше. Я просто не могла смотреть на неё. Как и любой другой человек, я всю жизнь пыталась не видеть тех вещей, которые никак не могла изменить.
Кстати, наши с Кэшем труды всё-таки увенчались успехом – в супермаркет завезли "особо опасные" большие петарды по пятьдесят центов за штуку. Мы долго решались, ведь теперь на два доллара мы могли приобрести всего четыре петарды. Но, хоть это и не казалось нам надежным, мы всё же рискнули, и были вознаграждены. Возвращаясь домой с ног до головы обляпанные дерьмом, мы были счастливы как никогда. Тем не менее, на повторение подвига мы с приятелем так и не решились.
Я моргнула, сбрасывая наваждение, и вернулась в реальное чёртово время, в котором я всё ещё стояла на красном плюшевом ковре в съехавшей набок короне, окруженная прессой. Мы с Алексой всё так же безмолвно стояли друг против друга, и я поняла, почему мне вдруг вспомнилась трудно умиравшая на замусоренной парковке крыса, о которой я плакала всю ночь в своей комнате. Она смотрела на меня с ужасом, непониманием и мольбой. Точно так же, как на меня сейчас смотрела Алекса. Встряхнув головой, я резко отвернулась.
– С дороги! – Гаркнула репортерам, совершенно неделикатно расталкивая их на своем пути. Я не оборачивалась на Алексу. Я ничем не могла ей помочь.
*acceptance speech. Я понятия не имею, как сказать это по-русски: D
*Арена Роуд находится в Джерси, как, собственно, и "Мидоулендс". На самом деле, стадион назывался Айзод центр, и в 2015 его закрыли. Короче, его просто называют Мидоулендс.
Не стоит беспокойства
"Прекрати думать об этом, Линси", "В дни самых важных событий, люди не вспоминают то, от чего хочется умереть", "Вынь уже наконец палку из задницы, и расслабься". Да, да, я знаю. Через восемнадцать часов я выйду на сцену арены "Риверспринг", и просто не имею права выглядеть не отдохнувшей, осунувшейся и жалкой. Я обязана отдать этому шоу все силы и всю энергию, которая у меня только есть.
Выйдя из душа, я набрасываю на плечи пушистое белое полотенце и тут же пачкаю его сукровицей, сочащейся из ладони. Паршиво быть идиоткой.
Где-то в квартире снова противно пищит телефон, но я даже не думаю о том, что наверное нужно наконец найти его и ответить. Наскоро, морщась от боли, обрабатываю искалеченную руку и криво заматываю чистым бинтом. Главное, чтобы держалось, а на выступлении я буду в перчатках.
Выйдя на балкон, я прикуриваю, и долго выдыхаю такой любимый и привычный дым, невидящим взглядом уставившись на Город, в котором всегда солнечно. Нестерпимо хочется спать, но мне всё ещё нужно подвести итоги. Мне нужно понять на чём я, чёрт возьми, остановилась, чтобы просто сделать шаг вперед. Или хотя бы решиться на него.
***
Стоило мне показаться в гримерке, разговоры немедленно стихли.
– Это тебя Шелли так? – Нашелся Алекс, когда тишина стала уже неприличной. Я только тяжко вздохнула и мотнула головой. Не сейчас, приятель.
Стоит отдать должное Стефани и Николь – без единого слова девушки принялись поправлять макияж и испорченную причёску, едва я тяжело упала в кресло. На всё про всё у них было двадцать минут.
Я успела натянуть мешковатые джинсы, тельняшку, кожаную куртку и тяжёлые ботинки, и уже собиралась спрятать волосы под чёрную шапку, когда в гримерку влетел Чарли с вытаращенными глазами:
– Каролина!!! – Сходу заорал он.
Я сразу поняла о чём пойдёт речь и стала с утроенным рвением помогать Николь заталкивать густую копну моих волос в шапку, одновременно пятясь от разъярённого менеджера:
– Чарли, это не то что ты думаешь!
– Да неужели? – Глаза Чарли выкатились ещё сильнее, и я уже начала переживать, что они сейчас просто выпадут и заскачут по полу, как резиновые мячики.
– Чарли, я всё объясню!
– Да ну?!
– Она первая начала!
Я ожидала бури, но Чарли внезапно сдулся и перестал быть таким устрашающим:
– Кто?
– Николь! – Пискнула я, за что получила взгляд от Николь.
Чарли внимательно посмотрел на нас обеих, а затем тяжело вздохнул:
– Через две минуты и тридцать секунд ты должна сидеть в машине. Всё готово, ребята уже на местах, ждут только тебя. А ты копаешься.
Николь наконец совладала с моими волосами и приколола шапку шпилькой, чтобы не слетела, а затем задала мне направление шлепком по мягкому месту и нахально подмигнула. Оставалось около полутора минут. Я неторопливо вставила наушники, и проверила передатчик на поясе джинсов. Всё было надёжно, я была готова. Голос в наушнике сказал:
– Минута двадцать, все по местам, – я только тяжело вздохнула.
Проходя мимо Чарли, я ударила его по протянутой ладони на удачу, и внезапно он сжал мою руку:
– Постарайся не обжечься, – улыбнулся он.
– Постараюсь, – я улыбнулась, сжав его пальцы в ответ.
Выйдя за дверь гримерки, я побежала к сцене.
– Сорок секунд. Где Линси?
Возле выхода техник проверил крепление передатчика и всучил мне микрофон. После того как он показал мне большой палец, я вступила в практически кромешную тьму на сцене. Где-то в зале возле бара Тим распинался для камеры, объявляя наше выступление, а мои колени мелко дрожали. Стоило мне опуститься на кожаное сидение Понтиака, небрежно оставив одну ногу на сцене, голос в наушнике сказал:
– Пять секунд, – а потом добавил, – удачи, ребята!
А потом всё резко стихло, зажглись софиты, и нас вполне мог бы оглушить рёв переполненного зала.
Восторг от выхода на сцену не сравнить ни с чем – ни с поездкой на новенькой Мазератти, ни с самым умопомрачительным сексом. Это всегда непередаваемо, и хоть все мы давно были прожжёнными, и даже в какой-то степени циничными профессионалами, это так и не стало рутиной. И никогда не станет. Я широко улыбнулась и под четвёртый щелчок метронома мы с Джонни вступили "Не стоит беспокойства".
*
Дождавшись пока Каролина скроется за проходом за кулисы, Чарли стремглав выбежал из гримерки и ринулся в зрительный зал, чтобы не пропустить ни секунды представления. Недели подготовки, зверский недосып, километры вымотанных нервов, прорва денег, вытащенная из бюджета компании, и всё это – ради одного этого вечера.
Декорации были простыми – посреди сцены стоял Trans AM с открытой дверью, в котором сидела Линси, за ним, на возвышении, чтобы его было видно, сидел Кэш. Скайлар приткнулся справа, Алекс и Джонни – слева. За кулисами ждали танцоры. Всё выглядело просто и недорого, как постановка, которой озаботились в последнюю минуту, как будто Жесть – настоящий пустяк. И только команда знала, чего эти несколько минут на самом деле стоили им всем.
На сцене зажглись софиты, освещая каждого участника ярким ореолом света, и в ту же секунду Линси и Джонни вступили. Шоу началось. Чарли улыбнулся настолько гордо и широко, насколько только мог, просто чтобы не заплакать (ведь глаза опасно защипало), когда он вдруг понял: они сделали это.
Знакомство с творчеством Каролины и самой Каролиной было… совершенно обыкновенным. Чарли, искавший перспективные коллективы для в то время мало кому известных “Closet Records”, всегда мечтал создать Прорыв. Сенсацию. А Каролина мечтала написать хит. Настоящий. Чтобы даже через несколько лет, услышав его по радио, люди подпевали. Ей очень хотелось, чтобы её музыка жила.
Поздно вечером Чарли раскапывал завалы имейлов, которые юные таланты успевали понаслать за день. На столе стояла огромная чашка кофе, рядом приткнулись простенький блокнотик и ручка. Почти все имейлы начинались одинаково: «Привет! мы – лучшая группа, которую ты услышишь за всю свою жизнь бла-бла-бла». Он, конечно, честно слушал всех. Некоторых даже записывал в блокнот, чтобы не потерять. Он сидел над этими имейлами уже третий час, а особого продвижения не предвиделось. Тяжело вздохнув и посмотрев на часы, он промотал почту на самое начало, прикидывая сколько всего нужно будет сделать завтра и случайно наткнулся на заглавные буквы: «МНЕ НУЖНЫ ДЕНЬГИ», фыркнув, он нажал на письмо. Судя по письму, девчонка была ещё совсем юной и зелёной, скорее всего с подростковыми прыщами. Что делать с девчонками-исполнителями Чарли плохо понимал, что делать с прыщами понимал ещё хуже. Тяжко вздохнув, усталый менеджер включил единственную запись.
Песня иронично рассказывала о взрослении на седьмой улице, о танцах на столах и прочей совершеннейшей ерунде. На первой минуте Чарли поймал себя на том, что покачивает ногой, на второй уже имитировал барабанные сбивки. Положа руку на сердце, запись была отвратительной и барабаны звучали настолько искусственно, насколько только могут звучать набивные барабаны. Но сам стиль и мотив песни подкупали, а голос у девочки был низкий и приятный. И пользовалась она им довольно неплохо. Неумело – да, но не плохо. На третьей минуте Чарли уже с нетерпением ждал кульминации или отличной развязки на верхнем регистре, и она не заставила себя ждать. Чарли фыркнул: попытавшись взять си на четвёртой октаве, она доехала через кучу ненужных звуков, и тем не менее – взяла её.
Всё ещё не совсем понимая, что будет с ней делать, Чарли написал:
«Привет, Каролина!
Closet Records не занимаются сольными исполнителями. Тем не менее, мне понравилась твоя песня (особенно то, как ты доехала до верхней си), так что ищи музыкантов. Я бы хотел встретиться с тобой как можно скорее, но, к сожалению, смогу уделить тебе немного времени только на следующей неделе. Напиши мне сюда [email protected] чтобы я тебя не потерял.
С уважением,
Чарли Спеллинг
Лучший Менеджер
Closet Records»
Уже тогда, в тот самый момент пока писал этот первый имейл, он чувствовал – это всё к чему-то приведет. На его личный рабочий имейл Каролина ответила только, что понятия не имеет, о какой верхней си идёт речь. Остальное – уже история. И то, с каким трудом и скрипом ей давались уроки вокала, и первый тур, и первый хит. А сейчас они – всё тем же бессменным составом, что и в начале – закрывали «Рок-Грэмми». Чарли всё же создал свою сенсацию.
Тем временем, Джонни уже отсчитал басом первые два квадрата вступления, танцоры окружили «Понтиак» с видимой стороны, а Линси, допев первые четыре строчки, наконец-то, манерно выбралась с водительского сидения. Танцоры тут же сгруппировались вокруг неё, и на восемь ударов метронома всё затихло, давая публике возможность громко поприветствовать Clockwork Hearts ещё раз. Чарли видел на большом мониторе как Линси радостно улыбнулась, а потом огни зажглись ещё ярче, и группа вступила следующий квадрат, на этот раз всем составом. Линси пела такие знакомые строчки, медленно двигаясь вместе с труппой к краю сцены, а Чарли вдруг с улыбкой вспомнил, что она терпеть не может эту песню.
– Чарли, я это сделала!!! – Пинком распахнув дверь, девчонка ворвалась в его кабинет. Уже третий день он пытался сподвигнуть её на написание достойной песни, которую можно было бы включить в альбом. У них было восемь отличных песен, но там недоставало второго потенциально взрывного хита, который мог бы закрепить гипотетический успех. Взяв её блокнот, он начал читать и тяжко, обречённо вздохнул:
– Убей часы ворующие время?! Каролина, ты о чём вообще?!
– Нуууу… – к её чести надо сказать, что она даже немного смутилась.
– Это твой хит?
– А разве нет? Ну круто же!
Чарли снова тяжко вздохнул:
– Тебе нужно написать что-то, что пятнадцатилетние девочки будут слушать с замиранием сердца, во весь голос подпевать и танцевать по комнате. А потом тебе нужно чтобы эти самые девочки скупали билеты и мерч.
Каролина не выглядела убеждённой и Чарли терпеливо уточнил:
– Им плевать на часы. Напиши о разбитом сердце.
– Но Чарли! – Девчонка скривилась, – я хочу быть честной в своих песнях!
– Вспомни, как Шон бросил тебя из-за какой-то безмозглой курицы, и будет тебе честность, – Чарли закатил глаза.
– Не Шон, а Льюис, – она скорбно поджала губы в ответ, – и курица, вроде как, давала мне фору.
– Так ещё лучше, – Чарли поднял брови и для пущей убедительности развёл руками.
Она осталась сидеть в его кабинете, продолжив корябать в блокноте, хмурясь и натужно сопя. Чарли успел разобрать имейлы, походить по офису и съесть пончик. Когда он вернулся в кабинет, Каролина всё ещё была там, а блокнот лежал у него на столе. Она обличающе ткнула в него пальцем:
– Всё, готово! Ни строчки не перепишу.
Но переписывать и не надо было. Дочитав текст о каком-то чуваке, который бросил её ради девушки, которая во всём была лучше, Чарли тяжко вздохнул. Хоть Каролина и была явно недовольна творением, это было именно тем, что они в какой-то дальней перспективе смогут продать. Посмотрев на неё, Чарли кивнул:
– Мотив у тебя есть?
Она придумала только припев и наиграла его на своей видавшей виды гитаре, но Чарли и так понял, что «Не стоит беспокойства» однажды станет хитом. И теперь этот самый припев звучал со сцены Мидоулендс арены. Совершенно идиотский текст напевал нестройный многоголосый хор, публика бесновалась, а Линси успешно делала вид, что этот Вилли*, который её бросил, всё ещё имеет хоть какое-то значение.
Момент, который пугал Чарли больше всего, стремительно приближался. В работе с огнем никогда нет никаких гарантий, и хоть вентиляция Мидоулендс сегодня работала на полную катушку, а за кулисами наготове стояла команда пожарников – нельзя было точно сказать, чем всё закончится. Они собирались сжечь чёртову машину на большой сцене, Господи боже! Наверняка же неспроста никто до такого кретинизма не додумывается!
Наконец отгремел второй припев и Скайлар затянул душевное соло. В момент написания музыки, Чарли строго-настрого запретил им делать из этой песни балладу, но на соло они каким-то образом сумели настоять.
Стоило Линси выйти на край сцены, огни потухли, освещая её одну. Под плавные переборы Ская, она заговорила:
– Я бы распродала всё своё барахло и переехала куда-нибудь на край света. Если бы ты поехал со мной, конечно же. Я бы не думала слишком много, готовила, красила ногти и смотрела бы с тобой футбол по вечерам. И все эти охренительно сложные чувства… я бы и с ними разобралась. Если бы только это заставило тебя остаться. Но ты не останешься. Не останешься, – закончила она шёпотом.
Она смотрела прямиком в зал и говорила все те слова, что были записаны и выпущены в свет давным-давно. Она даже говорила тем же тоном, что и на оригинальной записи, на каждом отыгранном концерте. Только теперь Чарли почему-то верил каждому слову. Резко отвернувшись, Линси перебросила микрофон Майку, танцору, и забрала у другого парня канистру с керосином*. И как раз, когда группа вступила припев, начала яростно поливать им машину.
