Текст книги "Дурак (СИ)"

Автор книги: Дария Беляева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 16 страниц)

Но я хочу быть сильным, я хочу оставить после себя что-то важное, пусть даже никто об этом не узнает. Я не хочу исчезнуть дураком, я хочу исчезнуть дураком, который спас своего папу.

И исчезну. Я поднимаюсь на ноги, чувствую себя необычайно сильным, каким прежде никогда не был. Я стану сосудом для папы. Я стану им, он станет мной. Однажды папа дал мне жизнь, а теперь я дам жизнь ему.

– Ты все равно сделан из звездной пыли, Марциан, как и все в вашей крохотной, смертной Вселенной.

А я качаю головой. Мне не страшно и не нужны утешения. И состою я не из пыли, а из решимости (хотя на самом деле из пыли, а решимость – вообще не материал).

– Ты готов, Марциан? – спрашивает мой бог. – Ты за смертью шел сюда все это время?

Я говорю:

– Нет, я шел, чтобы спасти моего отца.

И у меня все получилось.

– Протяни руку, Марциан. Коснись звезды, и все закончится.

Я думаю, что звезда от меня далеко-далеко, но стрела папиных звезд оказывается очень близко, так что от ее сияния больно глазам, оно проникает в голову, и от него снова становится страшно.

Но папа говорил: страх сопровождает человека всю жизнь, остается действовать несмотря на него.

Я буду действовать, несмотря на страх. Меня утешает то, что все закончится от моего прикосновения к сущности папы, вроде как родной человек, мой отец, рядом.

А если покопаться в самой глубине моих мыслей, наверное, меня и вообще утешает, что все закончится. Каждый из нас немножко хочет посмотреть, что будет дальше. Меня ведет не отчаяние, а любопытство и радость от того, что я умру не напрасно.

Огромное сознание моего бога разбито на куски, и я вернусь на свое место, как часть головоломки. Это не делает смерть менее страшной, но делает ее более правильной.

Я медленно тянусь к звезде, и он не торопит меня, знает, что я сделаю это. Он ведь это и есть я. Наконец, я касаюсь звезды, она острая и твердая, и я ожидаю боли, но боль не приходит, только пустота в груди растет.

Я хочу подумать о маме, папе, сестре, Нисе, Офелле и Юстиниане, и о моей учительнице, обо всех, кто мне дорог. Но успеваю подумать только о том, что я теперь не дурак. И не я.

А потом все растворяется в неудержимой белизне абсолютного света.

Глава 13

Я весь мокрый, и мне холодно, как никогда еще не было. Я открываю глаза и вижу ночное небо, оно снова очень далекое. Звенит ручей, и его говор еще мелодичнее, чем раньше. Я не сразу понимаю, что это потому, что я лежу посередине ручья, в самом его центре, и вода обходит меня. Голове неудобно, камни острые и впиваются в кожу с жадностью, как зубы Нисы.

Я ощупываю себя, ощущаю себя. Я это я, по крайней мере, мне так кажется. Может быть, раствориться среди звезд в сознании моего бога, значит, что тебе вечно будут сниться сны, похожие на твою прошлую жизнь? Вряд ли.

Я щипаю себя, хотя это делать без надобности, и так больно от камней. Я не сплю, я жив.

Когда я сажусь, а сил подняться сразу у меня не хватает, я слышу приглушенные голоса. Мои друзья зовут меня, но до ручья долетает лишь мое имя. Ручей обтекает меня, занятой и громкий, и снова сливается в единый поток у моих ног.

Я смотрю на свое изменчивое отражение в текущей воде и ничего не понимаю. Где я?

Я должен быть моим отцом. Это он должен проснуться сейчас, а не я. Я вглядываюсь в отражение, пытаюсь убедиться в чем-то, хотя и не понимаю, в чем. И хотя вода течет слишком быстро, чтобы я мог увидеть выражение своего лица, это определенно я. Я начинаю рыдать, и голоса моих друзей тонут в шуме воды, которая течет подо мной и воды, которая течет из моих глаз.

А потом я слышу, очень отчетливо, собственный голос:

– Иногда намерение намного интереснее, чем действие.

Я не вижу, шевелятся ли мои губы, но мне не нужно думать, кто говорит. Я бью рукой по воде, больно ударяюсь о камень.

Он меня обманул, ничего не случилось. Я здесь, а папы нет. Я нащупываю в намокшем кармане холодный ключ. Мне хочется сломать его, но надо вернуть ключ Хильде. Я поднимаюсь и бреду к воротам. Мои друзья прыгают, машут мне, они взволнованные, но радостные.

Они радуются, что я жив. А я хочу, чтобы жив был мой папа. Если даже мой собственный бог обманул меня, я точно дурак. Я выхожу за ворота, закрываю их на ключ, а вокруг меня прыгает Ниса, говорит что-то Юстиниан, спрашивает Офелла. К тому времени, как я снова научаюсь их слушать, они уже волнуются.

– Ты в порядке?

– Мы думали, что ты мертв! Но мы не могли туда попасть!

– Я не думала, – говорит Ниса. – Я бы почувствовала. Я и им говорила, чтобы не переживали.

– Это все Офелла, она слишком любит невротизировать.

Они обнимают меня, теплые и взволнованные, и я радуюсь им, но в то же время мне все еще грустно. Атилия была права. Я дурак и должен был сидеть дома, и помогать маме справиться со всем, и со страной, и с папой.

Нельзя было мечтать, а я мечтал. Нельзя думать, что ты все можешь, а энтропия только растет.

– Марциан? Ничего не получилось?

– Ничего не получилось, – говорю я.

Еще ночь, значит времени прошло не слишком много. Я говорю:

– А вы в меня никогда не верили?

Юстиниан говорит:

– Разумеется, нам казалось, что это сумасбродный план. Но если бы мы в тебя не верили, мы бы не были в этом лесу.

– Мы не были бы в этом лесу, если бы не потерялись, – отвечаю я.

Офелла говорит:

– А мы, оказывается, не потерялись. Прислушайся.

Я сосредотачиваюсь и понимаю, что вокруг правда не тишина глубокого леса. Где-то совсем недалеко раздается шум проезжающих по дороге машин, и мы идем на него. На самом деле лес вовсе не был таким густым, как нам казалось.

– Ты расскажешь нам, что случилось? – мягко спрашивает Ниса. Я киваю. Когда я заканчиваю свой рассказ, они тоже молчат. Через некоторое время Юстиниан говорит:

– Чудовищно. Пожертвовать всем, приготовиться к смерти и остаться в живых. Это, наверное, худшее наказание. Может, твой бог злится на тебя?

– Наш бог не наказывает нас, – говорю я. – Просто он меня обманул. Вот так вот. Все было зря. Простите меня.

Ниса обнимает меня и кажется мне теплее чем обычно, хотя на самом деле она больше не может быть теплой.

– Все будет хорошо. Я с тобой.

– Но я не знаю, что делать.

Она выскакивает передо мной, заглядывает мне в глаза, как я ей заглядывал.

– Мы с тобой обязательно что-нибудь придумаем. Помнишь, ты говорил мне? Мы с тобой всегда будем что-нибудь придумывать.

Я улыбаюсь ей, и все становится чуточку лучше. Офелла дергает меня за рукав.

– Посмотри на меня, Марциан. Когда я увидела тебя, я подумала, что ты умственно отсталый. Но тем не менее, ты один из самых хороших, смелых и сильных людей, которых я когда-либо знала. Ты похож на своего отца, каким я его представляю. И даже несмотря на то, что твой план показался мне идиотским, я хотела тебе помочь. Потому что ты умеешь верить так, что и другим хочется верить. И это самое главное. Если ты придумаешь еще что-нибудь, даже более сумасбродное, я пойду с тобой.

А Юстиниан просто обнимает меня, и это намного важнее, чем все слова, которые он мог бы сказать. И я чувствую, что все это, в любом случае, не зря. Под ногами у нас хрустят ветки, и лес больше не кажется жутким, даже редкие ночные птицы не удивляют нас.

Мы просто идем, усталые и грязные, но я чувствую себя отдохнувшим от того, что сказали мне мои друзья.

Ночная темнота не рассеивается, и я понимаю, что ночь будет еще долгой.

– Знаете, я безумно хочу есть, – говорит Юстиниан. – Надеюсь, в Бедламе есть хотя бы продуктовые магазины. Я слышал, тут водится мороженое с шоколадом и беконом.

– Оно и в Городе есть, – говорю я. – Но отсюда пришло.

И мне странно, что потеряв надежду, я все еще могу поддерживать разговор о мороженом. Лес становится все реже и реже, а шум машин все громче. Наконец, мы выходим на дорогу, и где-то перед нами маячат рыжие огни Бедлама. Наверное, за полчаса дойдем. Нужно будет положить ключ Хильде в почтовый ящик, если только они есть в ее подъезде, и взять билеты домой.

Или даже в Анцио, потому что вряд ли я могу чем-то помочь, но могу не мешаться.

Офелла говорит:

– Ничего, скоро дойдем до города.

Наверное, она пытается меня успокоить, и я говорю:

– Конечно! Здорово!

– Тебе уже пора становиться невидимой, – говорит Юстиниан, а Ниса просит их обоих помолчать. И мы идем в сторону туманных золотых огней, разрозненных между множеством деревьев, к городу и лесу, к Бедламу.

Иногда мимо нас проезжают машины и обдают нас ночной пылью. И когда я, наверное, раз в тридцатый думаю, что все было зря, в моем кармане начинает звонить мобильный телефон. Я-то думал, я его потерял, еще он совершенно точно должен был утонуть или разбиться.

Но телефон в порядке, хотя и мокрый, и это, наверное, единственное чудо, которое мне доступно.

На экране слово "мама", и я думаю, что сейчас снова расплачусь, хотя я вообще-то не люблю плакать, потому что слезы неприятные. Я не сразу решаюсь взять трубку, а когда все-таки прикладываю ее к уху, слышу мамино нежное дыхание и ласковый голос.

– Марциан, мой милый, ты в порядке?

– Да, мама.

Я снова слушаю ее дыхание, и связь между нами, которая была и которая стала, кажется еще ощутимее.

– Папа пришел в себя! Папа очнулся!

Голос у нее дрожит от радости так сильно, что сначала я ей даже не верю, а когда верю, то чувствую, словно кто-то разжал тиски, в которых я все это время находился, и теперь можно дышать, двигаться, жить дальше.

– Папа в порядке?!

– Да, Марциан! Он в порядке! Возвращайся домой, милый. Папа еще слабый, но к твоему приезду, я уверена, ему станет намного лучше.

Она снова молчит, а потом шепчет:

– У тебя все получилось?

И я понимаю, она верила мне все это время. Она знает, что это я.

– Я думал, что нет! А на самом деле оказалось, что да! Я думал, что бог меня обманул, но он сделал даже лучше, чем мы договорились! Я люблю тебя!

Ниса хватает меня за руку, у Офеллы светятся глаза, и только Юстиниан насвистывает, как ни в чем не бывало.

– Дай мне хоть слово ему сказать!

Она не отвечает мне, а потом я слышу папу.

– Марциан? – говорит он, и это его голос, его интонации.

– Тебе лучше? – спрашиваю я.

– Намного. Возвращайся домой.

– Я так тебя люблю! Я очень люблю тебя! Я люблю вас всех! Я люблю весь мир! И вообще все люблю! Хотя весь мир, это и есть все.

Тишина в трубке становится неестественной, и это пугает меня, но когда я смотрю на экран, то вижу, что он просто погас. Я думаю, может я себе весь этот разговор выдумал, но выражения лиц моих друзей такие же радостные.

Я говорю:

– Без вас бы у меня никогда ничего не получилось! Спасибо вам! Спасибо большое!

Телефон не включается, он умер героем, позволив мне перед гибелью поговорить с родителями. Ниса говорит:

– Это чудо!

– Дуракам везет, – говорит Юстиниан.

– Ты спас множество жизней! – говорит Офелла.

А я ничего не говорю, потому что я спас своего папу, и это сделало меня таким счастливым, что в словах моя радость не уместится.

Я смотрю на небо, полное глаз моего бога, и моя звезда подмигивает мне.