Текст книги "Дурак (СИ)"

Автор книги: Дария Беляева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Я падаю на усыпанную иголками землю, но лежать и смотреть в небо у меня времени нет. Зверь хватает Нису, его лапа сжимает ее так, что будь Ниса живая, она бы уже кричала от боли. Я никогда не спрашивал у нее, чувствует ли она боль, но судя по тому, что она не кричит, ее боль явно слабее, чем при жизни.

Я не знаю, чем сражаться с большими и страшными зверями, я никогда с ними не сражался, но я хватаю палку потолще, карабкаюсь по спине существа, и это, из-за его искривленного позвоночника, оказывается довольно легко. Наверное, оно даже приспособлено для верховой езды. Может быть, на Малом Звере путешествует бог Юстиниана. Я цепляюсь за клоками растущий мех, забираюсь на существо и успеваю вставить палку между его зубов, когда оно раскрывает пасть, чтобы, наверное, откусить Нисе голову. Палка толстая, и у меня есть время, чтобы ее тянуть, я заставляю существо шире раскрыть пасть, как какой-то нибудь ветеринар-стоматолог. Над нашими головами разносятся крики умирающих животных, а опаловые глаза существа издают мерцание. Ниса пытается вывернуться из хватки, и когда она дергается, то туманится у меня на глазах. Слишком быстрая, чтобы сохранять очертания. Когда я чувствую, что палка скоро сломается, я кричу:

– Юстиниан! Что делать?! Что с ним делать, оно сейчас убьет Нису!

– Это Зверь моего повелителя! Я не имею права говорить!

В морду зверю его повелителя летят камни, один за другим с совершенно разных сторон. Очередной даже попадает мне в бок. Офеллы не видно, и она все время перемещается. Я безумно ей благодарен, но когда зверь поворачивает голову, чтобы посмотреть, откуда летит камень, его клыки проезжаются по палке, разделяя ее на двое.

– Ниса! – кричит Юстиниан. Но это мало помогает нам троим. Офелла швыряет еще один камень, и существо поворачивается в ее сторону, едва не стряхивая меня. Я чувствую себя на аттракционе, где нужно удержаться верхом на бычке, у которого внутри пружинки. Лапа зверя тянется ко мне, и я знаю, что сейчас он снимет меня, как блоху. Юстиниан стоит, прижав руки к глазам, как маленький мальчик, каким я его когда-то знал. А потом он кричит:

– Глаза! Он чувствует боль в них!

За секунду прежде, чем когтистые пальцы меня коснутся, я втыкаю обломанные концы палок существу в опаловые, безумно красивые глаза. Его пасть раскрывается шире, а оркестр звуков над нами становится еще громче. Я стараюсь воткнуть ему палки в глаза вовсе не потому, что хочу, чтобы зверь умер, а потому, что не хочу, чтобы второй раз умерла Ниса. Лапа, держащая ее расслабляется, отбрасывает ее в дерево, легко, как мячик. Я для зверя, как блоха, и он все-таки меня хватает, как я ни стараюсь сделать больно его глазам. Я пытаюсь пробить их палкой и не могу, от них ощущение, будто они жидкие и твердые одновременно. Наверное, этот зверь сделан так, чтобы случайный парень вроде меня не мог его убить. Когти проходятся по моим ребрам, и это очень больно, но еще больше неприятно, как когда зубной сверлит зубы, только в миллиард раз хуже. Я кричу и думаю: а моя голова тоже будет издавать эти ужасные звуки после моей смерти? Еще один камень, большой и тяжелый, влетает существу в глаз, оно вздрагивает от боли, но глаза остаются целыми. Я решаю тогда смотреть в эти глаза, чтобы увидеть перед смертью то, что красиво. Зверь валит меня на усыпанную иголками землю, что тоже неприятно, и передо мной раскрывается его бесконечная пасть. Я ничего кроме пасти не вижу, такая она большая и глубокая. А потом все сияет фиолетовым, и пасть закрывается за сантиметр от моего горла. Я вижу Юстиниана и его кухонный нож, сияющий ослепительным фиолетовым. Я совершенно не думал, что он спасет меня. Не потому, что Юстиниан плохой, а потому что страх перед богами очень древний и глубокий, и его ничем не выжечь.

То есть, вообще-то есть чем, потому что Юстиниан легко пробивает глаз существа своим преторианским ножом, и я чувствую запах паленой плоти, доходящий мне до самого горла. Брызги расплавленного опала падают на меня, горячие, как воск капающий со свечи. Юстиниан дергает руку влево, распарывая череп существа легко, как ткань или даже бумагу, и второй раз опал брызгает в темноту, и мгновенно все стихает, головы на соснах захлопывают пасти, и плоть начинает сползать с них, обнажать черепа, как будто жизнь зверя, поддерживала и их. Кровь проливается сверху, как теплый дождь летом.

Юстиниан говорит:

– Не думал, что это будет так просто.

Он весь в крови и улыбается. От темноты и крови его зубы кажутся еще белее. Офелла появляется рядом с ним.

– Дай пять, дорогая?

Она дает Юстиниану пять, но почему-то не по руке, а по лицу.

– Почему так долго?! Они могли умереть!

– Потому что нелегко пойти против личного пушистика моего бога!

Я пытаюсь подняться, мне нужно найти Нису. Мне больно, и я вижу на рубашке длинные борозды от когтей, щедро украшенные кровью.

– Ниса!

Она лежит на земле, ее кости переломаны, и я вижу торчащие ребра, они пробивают живот и грудь, все кости изуродованы, и я почти уверен, что она мертва.

– Ниса! – повторяю я и чувствую, как слезы у меня текут горячие, как кровь. Она открывает глаза, и это кажется мне страшным и радостным одновременно. Только это уже не совсем Ниса. Глаза у нее дикие, голодные, и на секунду я думаю, может Малый Зверь вселился в нее, а потом понимаю, что желтые глаза Нисы горят ее собственным огнем. Она мгновенно оказывается передо мной на коленях, и на секунду мне кажется, что сейчас она расстегнет мне ширинку, потому что ее голод можно перепутать с похотью. Она отрывает кусок моей рубашки, приникает к ранам, и ее язык путешествует по их путям, слизывая кровь. Наверное, сейчас это даже лучше, после укусов Нисы кровь обычно не течет, значит она может ее останавливать. Мне больно и хорошо, я прижимаю ее голову к ранам, смотрю на нее сверху вниз, и вижу, как возвращаются на место кости, их осколки просто падают вниз, как ненужные детали, которые она легко восстановит. Язык Нисы утихомиривает боль, и когда она отстраняется, облизывает губы, я чувствую возбуждение.

– Совершенно неуместная сцена! – говорит Юстиниан. – Это ведь я герой! Я преодолел даже божественные законы!

– Это был не бог! – говорит Офелла. – Или, по крайней мере, не твой бог. Думаю, нас испытывают.

Я ищу на небе звезды, по которым мы ориентируемся. Земля мокрая от крови и отзывается на шаги хлюпаньем. Я вздергиваю Нису на ноги, говорю:

– Спасибо.

– И тебе спасибо. И, кстати, Офелла, тебя я тоже спасибо!

– Не за что, ребята!

– Кто-нибудь будет благодарить меня?

Я говорю:

– Ты спас нам жизни, Юстиниан.

– Я сломал внутренние ограничения.

– В этом и суть, – говорю я. – Внутренние ограничения.

Вот что мой бог больше всего не любит.

– Это было легко, – говорит Юстиниан. Но это ни для кого не легко. Впрочем, для Юстиниана, наверное, и вправду легче, чем для других. Мы идем дальше. Я говорю:

– Наверное, испытают вас всех.

Я нахожу направление, мои звезды, кажется, становятся еще ярче. И хотя бок все еще болит, моя кровь исцелила Нису, потому что ее было много, и я даже рад, что меня оцарапали. Мы идем дальше, и Офелла непрерывно твердит:

– Только бы не я, только бы не я, только бы не я.

– Ты самое невротичное существо во Вселенной, Офелла, ты уже провалила испытание.

Ниса держится поближе ко мне, она почти нежная от сытости.

– Ты что все время недоедала? – спрашиваю я. Она смотрит на меня, глаза у нее большие, блестящие и совсем ночные.

– Я боялась за тебя.

– Чудесная, трогательная сцена, разбавляющая всеобщую напряженность.

– Не разбавляющая, – говорит Офелла. Я говорю:

– Офелла, ты не провалишь испытание.

– Это еще почему?

– Ты умная и сильная, – говорю я. Она проходит мимо, и запах клубники усиливается. Юстиниан вклинивается между мной и Нисой, обнимает нас обоих.

– Спорим, она провалит его, и из-за этого история изменит течение свое уже, надо думать, к следующей пятнице.

Юстиниан утирает кровь чудовища, смотрит на руку, и я понимаю, что его тошнит. Вовсе не от вида крови, Юстиниан ко всем физиологическим жидкостям за свою карьеру художника уже привык, а от осознания, чья это кровь. Офелла, ушедшая вперед, вдруг кричит:

– Ребята!

И я впервые слышу радость в ее голосе, от нее крик Офеллы кажется принадлежащим совсем другой девушке. Мы идем на ее голос и мгновенно из ночи попадаем в яркий день. В ослепительно синем небе я теряю свои звезды, но в первые секунды даже не жалею об этом. Лес продолжается, но теперь он совсем другой, между деревьями, как широкая река струятся стоящие один к одному синие тюльпаны, крохотные птички ныряют в кустарники, срывают сочные ягоды и улетают ввысь. От легкого ветра колыхаются лавандовые моря вдалеке, и слышно, как мелодично жужжат пчелы. Свет ударяется о стволы деревьев, рассеивается, мягким золотом заливая все. Я вижу широкую дорогу, которая постепенно уходит в тень, теряет свою красоту. Офелла стоит посреди тюльпановой реки, раскинув руки. Птицы и бабочки вьются вокруг нее. С бабочек осыпается пыльца, делающая Офеллу блестящей. Их легкие разноцветные крылышки дергаются над ней, будто они специально делятся с Офеллой своим даром.

– Рай из твоих дневничков? – спрашивает Ниса. Она здесь явно чувствует себя неуютно. Вообще-то, наверное, хорошо себя здесь чувствуют только куклы и насекомые.

– Офелла! – говорю я.

– Вам ничто не угрожает, – улыбается она, и улыбка у нее выходит милой и счастливой. – Все в порядке, тут нет страшных зверей.

Даже стволы деревьев здесь просветлели, может потому, что их заливает солнце, а может это и вправду совсем другие деревья, чем те, которые мы проходили до этого. Они высокие, крепкие, с бежевыми стволами и длинными, кудрявыми и толстыми ветвями, похожими на тернии кустарника. Удивительно ровно растут они на протяжении всей дороги. Под ногами у нас валяются драгоценные камни и жемчужины, как будто это никому не нужные кусочки гравия. Ниса поднимает пару и сует себе в карман. На взгляд Юстиниана она отвечает:

– Что? Моя мама любит драгоценности.

– Офелла! – зову я. Она не откликается, и я повторяю ее имя, Офелла меня будто не слышит. Она стоит, осыпаемая пыльцой огромных тропических бабочек с затейливыми рисунками на крыльях. И мне совершенно не хочется отвлекать ее, потому что на лице у нее блуждает счастливая и спокойная улыбка. Наверное, именно таким она видит лес, когда она невидимая. А как это видеть красивым весь мир, даже самые отвратительные его уголки?

Офелла покачивает головой в такт жужжанию пчел, словно оно для нее – музыка. А потом я вижу, как ее ноги в смешных резиновых сапожках отрываются от земли, и она мягко взлетает вверх, как девочка из красивых книжек с золотыми, витыми буквами на обложке. Офелла парит над землей, среди бабочек и птиц, сапоги слетают с ее ног, и она остается только в розоватых гольфах.

– Думаете, ей угрожает опасность? – спрашиваю я.

– Опасность разрыва сердца от милоты, но думаю для этого здесь не хватает котят, – говорит Ниса. Юстиниан толкает ее в бок.

– Тебе ведь тоже нравится, да?

А я вспоминаю, что этот бок еще недавно вспарывали ее ребра. Теперь все нормально, и Ниса задиристо отвечает Юстиниану.

– Нет, не нравится. Это глупо! Меня тошнит от этого места! Если Офелла хочет здесь оставаться, пускай! Мы вернемся за ней на обратном пути!

Ниса отправляется по идеальной, словно начерченной предварительно, светлой дорожке.

– Оставим героиню сказки там, где она должна быть. Пойдем, если это ее испытание, она его не прошла и поддалась искушению! С ней все будет в порядке, просто дальше ей не пройти!

– Мне не кажется, что все так просто, Юстиниан.

Но Юстиниан меня уже не слушает. Он нагоняет Нису, и вместе они тоже похожи на сказочных героев. Я пытаюсь протянуть руку к Офелле, но ее запястье обступают бабочки, и я не могу к ней прикоснутся, крылышки мягко оттесняют мои пальцы от нее. Я остаюсь в поблескивающей пыльце, и следующая моя попытка дотронуться до Офеллы оканчивается точно так же.

– Иди, Марциан, – выдыхает она, улыбка еще раз скользит по ее губам. – Я просто здесь немного побуду, хорошо? Еще немного!

Она говорит, как будто я ее мама и бужу ее, чтобы она шла в школу. Да, и вправду, не будет, наверное, никакой беды, если я оставлю ее здесь ненадолго. Мы ведь вернемся.

Я бегу за Юстинианом и Нисой, они с готовностью принимают меня в свои ряды.

– Я предполагал, что искушение сильнее страха, но не настолько же, – говорит Юстиниан.

Я делаю шаг в сторону сгущающейся темноты, и вдруг куст колючей ежевики с крупными сине-черными ягодами протягивает свою колючую ветку ко мне и хватает так резко, что я падаю.

– А что все окажется не так просто, ты не предполагал? – спрашивает Ниса, но ответа на вопрос не дожидается (это значит, что вопрос риторический), бросается ко мне, пытаясь освободить мою ногу, и ветки тут же обхватывают ее запястье. Вроде как это просто ветки, но они оказываются на редкость прочными. В руке Юстиниана загорается нож, но два раза один и тот же трюк не срабатывает. Лезвие режет колючие ветви, но они отрастают обратно слишком быстро, и очень скоро Юстиниана тоже затягивает в нашу тесную компанию. Мы барахтаемся, как рыбы в сетях, но оказываемся все ближе прижаты друг к другу. Я думаю, что нужно хотя бы ягоду попробовать. Она кажется необыкновенно вкусной и сладкой, как будто в эту ежевику уже добавили сливки. Все наши попытки выбраться остаются безрезультатны, куст опутывает нас по рукам и ногам. Я думаю, что это, по крайней мере, не опасно, пока ветки куста не добираются до моей шеи, когда я и рукой пошевелить не могу.

– Офелла! – кричу я. Юстиниан кричит то же самое, но он умнее меня, поэтому добавляет:

– На помощь!

А потом воздуха кричать уже не остается, потому что колючие стебли надежно стискивают мне горло. В глазах темнеет, но в потрясающем свету остается Офелла, парящая в дали над цветами. Она безмятежна и не обращает на нас совершенно никакого внимания. Ниса кричит дольше нас всех, потому что ей воздух не нужен.

– Офелла! Пожалуйста, Офелла! Ты должна посмотреть на нас! Открой глаза!

Жужжание пчел меня убаюкивает, в какой-то момент оно становится похоже на навязчивую и прекрасную одновременно мелодию из музыкальной шкатулки. Мне сонно и темно, и хочется, чтобы эту шкатулку никогда не закрывали. Офелла в круге света совершенно прекрасна. А потом она вдруг падает, совершенно нелепо, и встает быстро, едва не поскользнувшись снова.

– Ребята!

Она подбегает к нам, садится на колени, сдергивает стебли сначала с моей шеи, потом с шеи Юстиниана.

– Можешь не спешить, – говорит Ниса. Под руками Офеллы стебли не взвиваются снова, они просто рвутся, ломаются, и она ранит руки о колючую ежевику, в которой нет ничего сверхъестественного. Я замечаю, что она плачет. Может быть, она слишком изранила руки.

– Тебе больно?

Офелла утирает слезы рукой, испачканной в крови и соке.

– Они такие красивые! Я не хочу убивать красоту!

– Уничтожение красоты, это тоже искусство, надеюсь ты утешишься таким образом, и не дашь нам умереть.

Чем больше Офелла рвет стебли, тем темнее вокруг становится, исчезают птицы и бабочки, лопаются ягоды под ее пальцами, затихают пчелы и вянут цветы. Красота вокруг разрушается. Когда последний стебель отпускает меня, Офелла уже плачет навзрыд. Мы встаем, а она остается сидеть, закрывая лицо поцарапанными руками. Сапогов на ней больше нет, и, наверное, они исчезли вместе со всем красивым здесь. Мы тоже исцарапанные, но далеко не такие расстроенные. Я обнимаю ее, и клубничный запах от нее сменяется запахом растерзанной зелени.

– Что же я наделала?

– Ты сделала это ради того, во что веришь, и ради дружбы. Это очень красиво. Правда!

– Ты серьезно? – спрашивает Офелла, и на секунду мне кажется, что она разозлена, но потом она обнимает меня в ответ. Я помогаю ей подняться, и некоторое время мы стоим среди черного леса, полного вянущих цветов и умерших птиц, такого темного и отчаянного. И очень мертвого. Потом нам приходится идти дальше, и Офелла смотрит в землю. Она идет босая, но будто не обращает на это внимания.

– Я не могла вас оставить.

– Да, это было бы неправильным решением, – говорит Ниса.

– Но уничтожение красивого самый страшный грех у нас.

– Как у нас – неподчинение.

Земля у нас под ногами все еще усеяна мертвыми птицами и вянущими цветами. Я снова легко ориентируюсь по звездам, и это дает мне право смотреть только на небо.

– Прилив скорби, – говорит вдруг Ниса. – Мое время. Не переживайте, я покажу вам класс.

В этот момент ночь снова кончается, и над нами восходит палящее солнце, такое жаркое, что от него больно. Я оборачиваюсь к Нисе, чтобы спросить у нее, догадывается ли она, каким будет испытание, но в этот момент я вижу, как земля разверзается у нее под ногами, мягкая, черная, она открывает свои объятия. Я успеваю схватить Нису за руку, но как только она делает шаг вперед, земля снова распадается под ней, и я едва удерживаю ее. Солнце бьет в ее разлагающееся лицо, распухшее, синее, совершенно лишенное красоты. И она ужасно тяжелая, как будто набитая землей, удержать ее сложно. Юстиниан и Офелла тянут меня, чтобы я не свалился с Нисой. Но ноги мои все равно скользят по влажной земле к краю.

– Ниса!

– Марциан! – отвечает она, и я вижу, как лопается и слезает кожа на ее губах. Я держу ее на вытянутой руке, как в танце, не потому что это красиво, а потому что за другую руку меня тянут Юстиниан и Офелла. Мы все неудержимо скользим к краю. В земле копошатся огромные черви.

– Что за мерзость!

– Это части моей богини, Офелла, – кричит Ниса. – Они сожрут меня. И вас, если вы попадете туда! Бегите!

– Это не твоя богиня!

– Даже если и так, я бы на вашем месте не стала туда падать! Не думаю, что вы проснетесь в своих постельках, удивляясь такому ужасному кошмару!

Пропасть позади все ширится, съедает деревья, кустарники, мертвых птиц и цветы, все валится в эту ненасытную пасть. Скоро туда провалится и Ниса. Ее рука скользкая и распухшая, и она совершенно не держится сама.

– Оставьте меня! – кричит Ниса. – Она всемогуща! Она есть все! Она ест все! Она и вас сожрет!

– Ниса, приди в себя, это не по-настоящему!

– Отпусти меня, Марциан!

Ее глаза, глубоко запавшие в глазницы, смотрят со смертным отчаянием.

– Держись, – говорю я. – Пожалуйста.

Нет, я не просто говорю, я умоляю.

– Я обманывала тебя все это время! – кричит Ниса. Она старается перебить грохот падающих деревьев, но получается плохо. От ее крика в меня летят кусочки чего-то липкого, скользкого. Наверное, это ее легкие. Или бронхи.

– Я отвратительная, мертвая тварь!

– Ты – моя подруга! Ты дорога мне! Я не брошу тебя!

– Мы все не бросим, – говорит Офелла.

– Я действительно обманывала тебя, Марциан! Ты – мой донатор!

– Нет, ты это прямо сразу сказала.

Рука у меня невозможно болит от напряжения, и Ниса, кажется, становится все тяжелее.

– Но я не сказала, что я должна убить тебя после завершения срока! Что по нашим законам обряд моего возвращения к жизни завершается твоей смертью!

Я останавливаюсь только на секунду, но от этого Нису тут же тянет вниз.

– Отпусти меня! – кричит она. И если бы она могла плакать под солнцем, она бы плакала.

– Я тебя не отпущу! Это правда?

– Да, это правда!

– Но я не собираюсь отпускать тебя, даже если это правда!

Мои ноги приближаются к краю, я неудержимо скольжу вниз.

– Мы погибнем втроем, Марциан! – говорит Офелла. Но она не отпускает меня, и Юстиниан не отпускает. А значит, они не отпускают Нису.

– Ты мой друг, у меня впервые есть друг! Я не хочу тебя убивать! Отпусти меня, Марциан!

Голодный черный рот земли раззявлен под ней.

– Хорошо, – говорю я. – Если ты хочешь этого. Если только ты правда уверена, я тебя отпущу.

– Я правда уверена!

Она смотрит мне в глаза, и я вижу, что ей страшно.

– Ты серьезно, Марциан? – спрашивает Офелла.

– Ты что с ума сошел?!

Мне хватает секунды, в которую они ослабляют хватку, то ли от удивления, то ли потому что ожидают, что сейчас я отпущу Нису, и хотят кинуться к ней. Я вцепляюсь в нее двумя руками и делаю рывок назад настолько сильный и отчаянный, насколько могу. Я скольжу по мокрой земле, еще не понимая, попадем ли мы оба в ее бездну. Я падаю назад, Ниса на меня, и мы даже проезжаемся вместе. Ниса оказывается на мне, и я смотрю на нее. Прозрачно-розовая нитка слюны смешанной с кровью соединяет ее губы. Над нами висит большой шар солнца. Я думаю, что сейчас земля под нами провалится, поэтому я целую Нису. Солнце исчезает, и губы ее из треснувших и ужасно мягких, становятся гладкими и просто мягкими, как у всех девочек.

Поцелуй длится всего секунду, и к тому времени, как я открываю глаза, Ниса уже стоит, отвернувшись.

– Это правда? – спрашиваю я. Вдруг она просто так это сказала, чтобы я ее отпустил? Волновалась за меня.

Ниса на меня не глядит.

– Правда, – отвечает она.

– Мы что-нибудь придумаем, – говорю я. – Мы спасем моего отца, а потом будем думать над этим.

Я поднимаюсь, весь в царапинах, больших и маленьких, в порванной рубашке. Мои друзья выглядят не лучше, и мы не знаем, сколько нам еще идти.

– Эй, Марциан? – говорит Юстиниан с непривычной осторожностью.

– Что?

Юстиниан указывает рукой куда-то вперед, я сверяюсь с небом и понимаю, что и звезды говорят мне смотреть и идти туда. Я вижу перед собой ограду, похожую на кладбищенскую, но еще тоньше и витую, как паутинка. За ней ничего особенного нет, только ручей, в который льет свет луна, и деревья. Лес продолжается, журчит вода. Позолоченная ограда отделяет небольшой его кусок, и получается, что эта часть леса, как картина в рамке. Вовсе не похоже на то, что можно назвать тайным садом. Я подхожу к воротам.

– Мы почти закончили! Скоро мы спасем папу!

– И страну, – говорит Офелла. Она делает шаг ко мне, но наталкивается на невидимую стену. Юстиниан тоже пробует пройти, но и у него не получается (хотя есть мало вещей, которые у Юстиниана не получаются). Ниса долго стоит отвернувшись, потом все-таки тоже хочет подойти к воротам, но даже у нее ничего не выходит, хотя мы связаны.

Юстиниан пожимает плечами.

– Со всей очевидностью мы оказались посреди момента, где герой композиционно должен остаться один. Будь осторожен и храни в сердце нашу дружбу и взаимопомощь. С точки зрения логики сюжета это обеспечит тебе наибольшие шансы на выживание и победу.

Офелла говорит:

– Мы будем тебя ждать. Не переживай, мы никуда не уйдем, ведь мы ночью, в темном лесу и потерялись.

Ниса говорит своим обычным, гнусавым голосом:

– Возвращайся.

Я на секунду пугаюсь, не сразу нащупав ключ, но когда он оказывается у меня в руке, остается только спокойствие.

Ключ идеально подходит к тяжелому навесному замку на воротах и открывает его так быстро и легко, что я не успеваю поймать замок, и он падает к моим ногам.